Для Papa-demon

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Papa-demon От:  Aihito Название: «С добрым утром» Персонажи: Мииран/Фейнриэль Категория: джен Жанр: общий Рейтинг: PG-13 Размер: (719 х 1000) ссылка на галерею автора

@темы: слэш, Мииран, Фейнриэль, джен, Secret Santa 2015/2016

---

Для Tigraniya

[Weisshaupt Fortress]

Для:  tigraniya От: Название: «Черепки» Пейринг/Персонажи: Варрик Тетрас, Инквизитор Кадаш, Варрик/ж!Хоук; упоминается Варрик/Бьянка Категория: дженогет Жанр: общий Рейтинг: Размер: драббл. 788 слов сюда Далеко за полночь Эйнар Кадаш, возвращаясь (очень уставшим) из таверны через тронный зал в покои, с удивлением заметил Варрика, одиноко сидящего в углу, за рабочим столом. Тетрас держал в руках письмо с печатью дома Бьянки и выглядел не то расстроенным, не то озадаченным. — П-плохие новости? — не подходя близко, окликнул Кадаш. Кто знает, захочет ли Тетрас откровенничать без кружки эля на столе и касается ли это Кадаша вообще. Варрик поднял на товарища задумчивый взгляд и молчал довольно долго, тоже, видимо, соображая, что ответить. — Нет, — в конце концов выдохнул он и потряс листком, — письмо от Бьянки. И замолчал снова, глядя на Эйнара. Гном понял, что Варрику хочется обсудить детали, но он не знает, с чего начать — редкое у словоохотливого наземника состояние. Инквизитор подошёл к столу, и Варрик с облегчением кивнул на кресло напротив. — Похоже, мне надо выпить, — пожаловался он и полез под стол за бутылкой. Разлил по кружкам густое ривейнское вино, непонятно откуда добытое. Кадаш принюхался к напитку, оценил сладкий терпкий дух, исходящий от почти чёрной жидкости, поблёскивающей при свете факелов в колодце кружки. Стукнулись глиняными боками, опили. Варрик прижал бумагу ладонью и скосился на Инквизитора: — Понимаешь, Эйнар, какое дело. Слухи, странные слухи достигли ушей Бьянки. В некоторых местах говорят, что вместо Страуда ты оставил в Тени монну Хоук. Кадаш аж поперхнулся сладким вином, и пока вытирал рот и щетину от липкой жидкости, недоумённо таращился на Варрика. — Т-ты ж её видел после А-адаманта, — недоумевал Эйнар, приходя в себя. — Вы п-простились перед отъездом. — Да, да, — Тетрас отмахнулся, — понятное дело, что слухи просто ошибка. Дело немножко в другом. Он выразительно посмотрел на Инквизитора, словно сомневаясь, стоит ли дальше говорить с ним на эту тему. — Н-не пойму тогда, чем т-ты встревожен? — Кадаш вернул кружку на стол и подвинул её ближе к кувшину. Варрик потёр лицо руками, собираясь с мыслями. Налил по второй. Стукнулись боками. — Бьянка шлёт мне соболезнования, — вдруг произнёс он. — Будто я похоронил Хоук. — Н-ну, это понятно, — пожал плечами Инквизитор, отхлёбывая из кружки. — Учитывая с-слухи. Тетрас снова внимательно посмотрел на товарища, будто подталкивая его самостоятельно произнести то, что не мог сказать сам. Кадаш, бестолковый в делах касающихся женской логики, взгляд выдержал стойко, молча. Варрик вздохнул тяжело, помотал головой. — Понимаешь, такие соболезнования шлют, когда хоронишь кого-то близкого. — Н-ну, так вы друзья были, сколько лет в-вместе, — рассудил Кадаш. — Да, друзья. Варрик как-то съёжился в своём кресле, вертел в руках кружку и, казало, снова замолчал надолго. — Я тоже так думал, — наконец продолжил он, когда веки Эйнара стали моргать куда медленнее, чем минуту назад. — М? — поинтересовался Инквизитор. — Я всегда любил Бьянку, — отчитался, в очевидном для всех, Варрик. — Страсти, споры, ссоры. Невозможность отношений, нормальных, я имею в виду. Это всё возбуждает. Цепляет и не отпускает, понимаешь? Кадаш медленно и важно кивнул и отхлебнул ещё вина. — А Хоук, она всегда была рядом, с тех пор, как мы познакомились. Варрик взглянул в письмо, перечитал что-то, нахмурившись. — С ней всегда было просто, с Хоук, — пояснил он. — Марион поддержит в трудные моменты, Марион прикроет в драке, Марион выпьет с тобой в хорошие дни. С ней можно было поговорить всегда. Всегда, понимаешь? Кадаш быстро закивал. — У нас многое было, тяжёлые бои с серьёзными ранениями, но я никогда не думал, что могу её потерять. Тетрас сам казался потерянным в этот момент, в огромном каменном кресле за массивным столом где-то на вершине мира. — Я слишком твёрдо уверовал, что Хоук будет рядом, — растерянно произнёс он. — А мне выражают соболезнования в её смерти. — Это ужасно, — пробормотал Кадаш. Варрик, казалось, не услышал его, сосредоточившись на своих мыслях. Вскочил из кресла, зашагал туда-сюда вдоль длинного стола. — Я жил в уверенности, что люблю Бьянку. И я её люблю, по своему, да. Но читаю, перечитываю письмо и понимаю, что если она мне больше никогда не напишет, если я никогда больше не получу от неё ни весточки, в моей жизни ровным счётом ничего не изменится. Может, даже, я иногда вспомню о ней, в перерывах между делами и подумаю, как весело мы проводили время когда-то и снова займусь делами, Кадаш. Инквизитор подобрался в кресле, моргая. — Но Хоук! Я счастлив одним тем, что она жива. Мне не нужны встречи тайком, не нужны шифрованные переписки. Мне нужно знать, что она жива. Достаточно того, то она жива где-то там и я тоже могу дышать, Кадаш. — Варрик рухнул в кресло и уткнулся лицом в ладони. Голос теперь его звучал глухо. — Получается, я все эти годы писал, мудрствуя, про чужие души, а свою так и не разглядел. Кадаш выронил глиняную кружку из расслабившейся ладони, глина, ударившись о ковёр на каменном полу Скайхолда, треснула и осыпалась крупными черепками. Инквизитор недовольно поморщился во сне, но проснуться не соизволил. Варрик, ладонями вытер влажные глаза, наблюдая картину в кресле напротив, и тихо засмеялся.

@темы: гет, м!Хоук, Варрик, джен, м!Кадаш, Secret Santa 2015/2016

---

Для KiraStain

[Weisshaupt Fortress]

Для: KiraStain От: Название: «О беде неотправленных писем» Пейринг: Фенрис/ф!Хоук Категория: Гет Жанр: Романтика Рейтинг: PG-13 Размер: мини (1024 слова) Комментарий автора: Оно пришло спонтанно и само. Надеюсь, заказчику придётся по душе. х) Описание: Фенрис очень не любит, когда Хоук не ставит его в известность о действительно важных вещах. Хоук умела выбирать места для ночёвок. Научилась за годы путешествий. Места тихие, удобные для обороны в случае чего, такие, чтобы сложно было заметить палатку и костёр (который тушился перед отходом ко сну). А её мабари был приучен не лаять при появлении чужих, а тихо предупреждать, а потом всё так же тихо атаковать, если не остановят. Именно поэтому спала Защитница Киркволла пусть и чутко, но достаточно спокойно. Что, впрочем, не мешало ей проснуться сразу же, услышав рядом с палаткой едва уловимое рычание. То самое, каким пёс предупреждал о вторжении на территорию лагеря. Принимать на перекрёст двух кинжалов удар двуручного меча – далеко не самая лучшая идея. Хоук-то справилась с этим вполне нормально, уведя тяжёлое лезвие в сторону и перейдя в атаку почти сразу же, а кто-нибудь другой на её месте мог бы и не успеть. И уже валялся бы на траве рассечённым напополам трупом. Стоило, однако, клинку проехаться по знакомой до боли чёрной броне, как женщина мгновенно отказалась от идеи продолжать атаковать и теперь только закрывалась и уходила от ударов. Проклятье. Тот, кто явился к ней, на её памяти был разъярён до такого состояния один единственный раз, и тогда Хоук пришлось потратить очень много времени и сил на то, чтобы его успокоить. Сейчас оставалось только не попадать под клинок – сам ведь, если ранит, потом чуть с ума не сойдёт – и ждать, когда её оппонент спустит основную злость. В тот момент, когда, впечатав Хоук в скальную стену, новоприбывший сжал когтистыми пальцами её шею, женщина не удержалась от весёлой, пусть и усталой улыбки – беловолосый эльф её даже немного загонял уже. — Я тоже рада тебя видеть, Фенрис. В зелёных глазах напротив читалось всё, начиная от серьёзности и заканчивая откровенным желанием убивать, но только не радость. Понятно, что Защитницу Киркволла он убивать не станет, но как раз эта-то невозможность выпустить злость в простом и понятном действии сулила совсем другие проблемы. — Не ожидала увидеть тебя здесь, если честно, — улыбка женщины стала немного кривоватой. Фенрис так и молчал, только пальцы на горле Хоук сжались немного сильнее, так, что один из когтей перчатки оставил не особо глубокую, но неприятную царапину. Эльф зацепился за неё взглядом и словно бы задумался. Защитница начала злиться сама. Боль-то не смущала, её вообще почти не было, а вот молчание раздражало. — Долго ты ещё собираешься молчать? — … — Фенрис! Ты нашёл меня для того, чтобы глубокомысленно молчать? Тогда молчи где-нибудь в другом месте, потому что… — Ты не написала. Хоук, уже собравшаяся было выдать эльфу гневную тираду о том, что она думает о таком красноречивом и глубокомысленном молчании, выстроившая в мыслях примерную схему этой самой тирады, запнулась, теперь сама уже молча глядя мужчине в глаза. — Ты не написала, что едешь в Вейсхаупт. — Я… — Ты не написала по возвращению из Тени. Я узнал об этом от Варрика, не от тебя. Фенрис говорил ровным, спокойным голосом, и это пугало куда больше, чем если бы он кричал и ругался, как с ним порой случалось. Вместо этого он звучал тихо и так холодно, что по спине холодок пробежал. Вместе с неприятными мурашками. А от взгляда и подавно. —И о том, что ты отправилась к Стражам, я тоже узнал от Варрика. — Я не… — Почему ты не написала? Хоук невольно сглотнула. Отвести взгляд от зелёных глаз было невозможно. — У меня было слишком много… — Дел? У тебя было. Слишком. Много. Дел? И женщина поняла: вот сейчас будет взрыв. Они разругались в хлам. Они орали так, что наверняка распугали всех, кроме привычного к ссорам хозяев мабари, птиц и животных в радиусе километра. Если бы кто-то искал кого-то из них, то можно было бы просто идти на голос и подойти запредельно близко: в запале ссоры, кажется, ни Хоук, ни Фенрис не заметили бы. До того момента, как их не попытались бы убить. Просто потому, что на тот момент были готовы убить друг друга самостоятельно, и никому не позволили бы себе помешать. В какой-то момент Защитницу отпустило. Голос к тому моменту уже охрип, а ругаться начало надоедать. А потом и вовсе стало обидно. Потому что… Какого архидемона они, только встретившись, тратят время на такие глупости. Фенрис, увидев тень этой самой обиды на лице женщины, запнулся, явно получив совсем не то, что ожидал. Ожидал он ещё некоторого количества сопротивления. И, как сама Хоук недавно, запнулся, просто глядя глаза в глаза. Потом нахмурился и отвёл взгляд в сторону. — Я за тебя волновался. — Я знаю, — примиряюще кивнула Хоук. Затем слабо улыбнулась уголками губ. — Прости, что не написала. Я собиралась отправить тебе письмо, когда доеду до Вейсхаупта. Рассказать обо всём сразу. Строчила его всю дорогу… могу показать даже. Фенрис, помедлив, кивнул. Разжечь костёр было не сложно, тем более – на тёплых углях. Вытащив из вещмешка толстую стопку пергамента, Защитница, мгновение помедлив, протянула её эльфу. И устроилась напротив него, подперев подбородок кулаками и с лёгкой улыбкой глядя на Фенриса. На то, как едва заметно, уловимо только для неё, знавшей его до мелочей, менялось покрытое лириумными метками лицо, как чуть расширялись зрачки. Хоук видела, как он периодически возвращаться к уже прочитанным строкам, вновь пробегая по ним глазами, и ей было интересно, какие именно куски удостоились того, чтобы быть перечитанными. Письмо он ей не вернул. Вместо этого сунул его в одну из поясных сумок, а затем, поднявшись, обошёл костёр. Присел рядом, коснулся кончиками пальцев щеки женщины, мягко заставляя её чуть отклонить голову и вновь вглядываясь в оставленную им же самим царапину. Хоук молчала. — Я хочу убить тебя каждый раз, как ты пропадаешь из моего поля зрения. — Я знаю, — она не сдержала короткого смешка, но с места не сдвинулась. Фенрис медленно скользнул пальцами по царапине, а затем обхватил женщину рукой за плечи и притянул к себе, уткнувшись носом в макушку. От неё пахло костром, дождём и чем-то неуловимым, но привычным настолько, что что-то в груди ёкнуло. — Не делай так больше. — Не буду. — Нет, будешь. Я тебя знаю. Поэтому ты просто больше никуда не поедешь без меня. — Договорились. Хоук обняла его в ответ, прикрыв глаза, и, кажется, впервые с момента падения в Тень смогла выдохнуть спокойно. Узел где-то под сердцем развязался, позволяя расслабиться. — Я соскучилась по тебе. — Я знаю. Отстранившись, Фенрис вновь вперил в лицо Защитницы внимательный взгляд, и на его собственном лице впервые за вечер появилась улыбка. Хоук осознала, что скучала куда сильнее, чем думала. — Это взаимно. — Я знаю, — улыбка женщины стала шире, объятия эльфа – крепче. — И я действительно рада тебя видеть. ссылка на ficbook

@темы: гет, Фенрис, м!Хоук, Secret Santa 2015/2016

---

Для Зака Лайфстримыча

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Зак Лайфстримыч От:  Масонская ложечка Название: «Чужаки» Бета: Анонимный доброжелатель Пейринг: Дориан/м!Адаар Категория: слэш Жанр: повседневность, романс Рейтинг: PG-13 (за физическое повреждение :new3 Размер: мини (~1600 слов) Комментарий автора: Всего Вам самого прекрасного в Новом Году ^^ Он слушал, как ночь постепенно становится гуще. Мысли всё медленнее скреблись в чужих усталых головах, а эмоции притуплялись, пока в конце концов их сознание не соскальзывало в сон, — а туда Коул за ними уже не следовал. Отпускал с облегчением, и с ночи как будто снимали очередной полупрозрачный покров. Сдёрнешь их все — и обнаружится что-то тёмное и густое. Но представить, что это, не получалось: Коул всё время кого-то слышал. Ночи он любил больше, чем дни, а пустынные места больше, чем многолюдные. Чем меньше людей, тем глубже их чувствуешь. Чем меньше людей, тем проще им помогать. «Куда сунулась, и зачем мне всё это, вот ведь дура тупая, сидела бы на жопе... Один такой шарик в меня — и спалил бы, ррраз — и ничего не останется». Страх, одиночество, страх. Днём на них напали разбойники, и один маг действительно едва её не спалил. Коул продолжал слушать, хотя и так знал: Сэра справится. Свой страх она умела превращать в злость, злость — в воодушевление, и всё это — так быстро, что у Коула начинала кружиться голова. «Как следует надерем им задницу». Картинка в голове: Сэра с молниеносной скоростью кладет на тетиву всё новые и новые стрелы, и каждая попадает в цель, враги повсюду — стонут и падают. «А там и до главного ихнего доберемся». Картинка: Сэра даёт Корифею хорошего пинка, и тот летит, смешно кувыркаясь в воздухе. Коул улыбается. «Всех победим». Картинка: Сэра гладит Дагну по щеке и медленно целует в губы. Коул краснеет и мысленно отодвигается, переставая её слышать. Мысли Сэры скачут так непредсказуемо, что Коул вечно не успевает. Они все мёртвые. Лица перекошенные, у одного глаз вытек — кровавый пузырь сползает по щеке, у другого — все пальцы переломаны с чудовищной добросовестностью, у третьего одежда пропитана собственной кровью. Воздух пропитан кровью. Перед глазами снова красный туман — уже от отчаяния, не от гнева. Он теперь опасен, и доверять ему больше нельзя. Таким не доверяют. Таких ликвидируют. Ликвидировать себя. Нет, подождать главных. Не тебе решать, и так уже решил достаточно. Они заслужили. Не все. Не вспоминай, что именно они сделали, а то снова накатит. Держи себя за руки — и не сорвёшься. Просто сиди и жди. Коул беззвучно подходит к нему со спины. Днём Железный Бык всё равно бы услышал, но сейчас — не его вахта, а Коул умеет быть очень-очень тихим. К тому же, сейчас Быку очень плохо. «Быки, — шепчет ему на ухо Коул. Тряхнув головой, тот поудобнее устраивается у костра. — Крэм. Скорняжка. Хмурик». Мысли Железного Быка тяжёлые, но быстрые. Помедлив несколько секунд, он послушно начинает вспоминать, как они попали в засаду, но отбились. И ни единой царапины ни на ком не было. Теперь можно отойти от костра. Коул передёрнулся: мысли Железного Быка всегда были такими... настоящими, что его самого почти тошнило от запаха крови. Чтобы успокоиться, Коул лег на траву и принялся смотреть на небо. Темные клочья облаков, сверху — прозрачная сероватая дымка, мерцают кое-где звезды, а над всем этим — густая прохладная тьма. Немного напоминает Тень. Ее он почти не вспоминал — всегда было слишком много голосов вокруг. Но сейчас вспомнил — там было легче. Голосов мало, так что голова никогда не кружится. И помогать проще: в Тени он мог сделать гораздо больше. Там всё чёткое и понятное, а здесь сложно. Он торопливо встал, заставляя мысли сменить русло. Собственные эмоции пугали его куда больше чужих: Коул не имел ни малейшего понятия, как с ними справиться. «Сделать бы что-то такое для себя», — появилась у него мысль, но развить её не получилось. — Не спится? Дориан двигался отнюдь не бесшумно, но Коул не заметил его приближения. Дух улыбнулся: Дориан ему нравился. Много всего, но зато так просто помочь. Бывает просто. — «Все понимают, что я не справляюсь, — воодушевлённо начал Коул. — Подведу всех, как и всегда подвожу». — Не надо, — поморщился Дориан. — Ты думаешь неправильное, — возразил Коул. — Ты имеешь в виду, что неправильно так думать? — терпеливо переспросил Дориан. — Или что это неправда? — Это неправда, — Коул растерянно моргнул. — Поэтому неправильно так думать. — Наверно, — вздохнул Дориан. — Хотелось бы, чтобы так. В некоторые дни Коулу было сложно. Он так явственно ощущал, что не принадлежит к этому миру, не понимает людей и их запутанные, кусачие мысли, не разбирает переплетённые сложные эмоции. Каждый кусочек по отдельности означал что-то понятное, но, сливаясь в разноцветный поток, они утрачивали смысл. А иногда было по-другому. Сложное только казалось таким, а приглядишься получше — простое. Склонив голову, так что лицо закрыли широкие поля шляпы, Коул улыбнулся. — «Научили куче вещей, а толку никакого. Не было бы метки — я бы хоть не понимал, что теряю. А так — понятно же, что нельзя к нему лезть, так что заткнуться сейчас же и прекратить сопли распускать!» Дориан недоверчиво поднял бровь. — Ты уверен, что он это обо мне? *** Ему говорили, что постоянно чувствовать себя не на своем месте — признак гордыни. Он даже соглашался, но легче не становилось. В школах, которые он менял одну за другой, Дориану казалось, что все вокруг как будто иностранцы, и логика действий у них своя, особенная, и думают они по-другому. Потом было время с Алексиусом и ощущение, что у них в лаборатории — свой мир, а вокруг — другой. Было неплохо. Только вот следом оказалось, что и в их маленьком мире Дориан — чужой. Теперь Дориан старался не думать о таких вещах, но когда ты тевинтерский маг в Ферелдене, это непросто. А еще сложнее, если у Инквизитора, которого ты поддерживаешь, рога и серая кожа. Историями о таких, как Адаар, у него дома детей пугают. А взрослых такие, как Адаар, убивают. Быстро и безжалостно. Их ноздри раздуваются от запаха крови, глаза мутнеют, а изо рта вырывается боевой клич, больше всего похожий на рёв дикого зверя. Откуда Дориан знает? Он видел сам. Разрыв был недалеко от деревни, так что закрывать его надо было срочно. Адаар шел молча, погруженный в себя, сберегая силы. А когда перед ними нарисовались первые демоны — словно превратился в другое существо. Придя в движение, его посох ни на секунду не останавливался. Заклинания так и сыпались — Адаар предпочитал те, что разрывают противника на куски, или поджигают его, или сваривают заживо. Как будто чем больше криков — тем лучше. А когда схватка закончилась, Адаар просто отёр кровь с лица, пару раз тряхнул башкой — и стал нормальным. И спросил: «Куда теперь?» — Получается, не все они бешеные, — сидя в трактире спустя несколько дней, Варрик озвучил им очевидное. — Я тоже раньше думал, что им лишь бы вопить погромче и убивать побольше. Но наш не такой. — Не такой, — нехотя признал Бык. — Хотя и сложно поверить, конечно. Дориан начал перечислять: — Каждый день он по несколько часов проводит над книгами. Жозефина учит его этикету. С Лелианой они тоже что-то подолгу обсуждают. — И это явно приносит плоды, — подтвердил Варрик. — Он сумел заставить себя уважать, — заключил Железный Бык. Дориан кивнул. «Уважать» было, конечно, не совсем то слово. Дориан интересовался Инквизитором. Интересовался так сильно, что ночами долго не мог уснуть, ворочаясь и представляя себе... всякое. Или чувствовал себя одиноким, если в течение дня ему не удавалось повидаться с Адааром. В иные дни Дориана раздражал собственный интерес, и тогда он с горьким удовольствием напоминал себе: этот тот самый бешеный кунари, у которого во время битвы глаза стекленеют. Помогало ненадолго. Дориан знал, что борьба с собственными желаниями для него, мягко говоря, представляет некоторую сложность. Он хотел сблизиться с Адааром — и попробовал. — Вы столько времени проводите в библиотеке, Инквизитор. Хотел спросить... — Вы удивлены, что я умею читать? — Может, нам как-нибудь выпить вместе? — У меня много дел. — Как тебе удается творить заклинания практически беспрерывно? — Я не умею объяснять то, что делаю. В конце концов, пришлось принять: некоторые люди бывают просто не заинтересованы. Он переживёт, конечно, — подумаешь, и не такое переживал. Только вот какими все-таки чужими кажутся ему Скайхолд, и Ферелден, и мир. *** Собственные шаги звучали в темноте зловеще и одиноко. Была очередь Адаара сторожить — он настоял, что будет делать подобные вещи наравне со всеми, и за это люди стали доверять ему еще больше. Дориан подошёл к нему, стараясь придумать, что сейчас скажет. Обычно такой проблемы не было — но обычно на каждое его замечание и не отвечали холодной стеной недоверия. *** Адаар понимал, что не справляется. А еще понимал, что справиться было в принципе невозможно, но это не слишком его утешало. Ничего не могло подождать. «Люди умирают каждый день, не хватает даже самого необходимого». «Эти разбойники терроризируют несколько деревень». «Красный лириум...» «Одержимые...» «Демоны....» «Делом доказать....» «Укрепить авторитет Инквизиции...» В конце концов он решил начать с разрывов. У него метка — он закрывает разрывы. Всё просто, как в те дни, когда он был простым наёмником. В те благословенные дни. В схватку он теперь бросался радостно, словно нырял в прохладную воду: не думать ни о чем, кроме выживания. Сделать что-то простое и понятное. Убить демонов. Закрыть разрыв. Постепенно он начал осознавать: ад, в котором он теперь существовал, для большинства нормальных людей и был жизнью. Они постоянно чувствовали ответственность за что-то, принимали решения, думали. Он тоже пытался научиться так. И знал, что все равно им чужой. Всем им. *** — Как ты тут? Дориан встал перед ним, мешая неспешно мерить шагами один и тот же участок поляны. Адаар хотел, как обычно, ответить что-то простое и грубое, чтобы Дориан помнил, с кем имеет дело. Но ночь впереди была такая длинная — а ему еще предстояло составить список того, чем он пожертвует завтра. Список тех, кого не успеет спасти. Проблем, которые ему не решить. В последнее время Адаар сделался мастером в составлении списков. — Отвратительно, — честно ответил он. — Не поверишь, — улыбнулся Дориан. — У меня точно такая же проблема. Они присели на траву рядом друг с другом. *** «Он понимает. И он вовсе не считает, что я не справляюсь». Всё ещё хочется прекратить разговор и уйти, потому что — так будет намного проще. Но одновременно так хорошо — давно ведь так не было. «Так, придумать следующую фразу! Срочно придумать следующую фразу!» «Нормальные у него глаза, ничего бешеного». Внутри что-то замирает в предвкушении, но выглядеть слишком счастливым нельзя. Таких, как этот, главное не спугнуть. Улыбнувшись, Коул отошёл от них подальше. Свернулся калачиком прямо на траве, чтобы попробовать уснуть, как человек. Когда-нибудь у него должно было получиться.

@темы: слэш, м!Адаар, Secret Santa 2015/2016, Дориан

---

Для Mor-Rigan

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Mor-Rigan От:  balsana Название: «Шпион» Пейринг:Дориан/Каллен Категория: пре-слэш Жанр: немножечко детектива, капелька hurt/comfort Рейтинг: PG-13 Размер: мини (3465 слов) Комментарий автора: автор честно старался остаться в рамках характеров, но возможны допущения. Командор Инквизиции сэр Каллен Стентон Резерфорд был разбужен странными звуками, доносившимися с внутреннего двора крепости. Слышались крики, и в одном из голосов он узнал голос Кассандры. Окончательно сбросив с себя липкий сон, Каллен надел лежащий тут же на стуле камзол и поспешил вниз, чтобы узнать, что же опять приключилось. Пока он спускался по широкой каменной лестнице, ведущей из Тронного Зала во двор, ему навстречу спешили напуганные придворные дамы и Вивьен, которая, проходя мимо, презрительно прошипела: — Дориан сбежал. Каллен замер, не дойдя до конца несколько ступеней. Внизу, у входа в таверну «Приют Вестника», Кассандра рвала и метала, ей вторил Варрик, а Сэра грязно ругалась, присовокупляя к имени тевинтерского мага разные неприличные эпитеты, позаимствованные, несомненно, в самых темных переулках Вал Руайо. Было ясно, что маленький отряд вне себя. — Командор Резерфорд! — гаркнула Кассандра при виде Каллена и быстрым шагом направилась к нему. — Этот ублюдочный маг дезертировал прямо с поля боя! — Хоп — и нету! — поддержала Сэра. — Как долбанный мыльный пузырь — чпок! Свалил с концами! Каллен поискал глазами Инквизитора, но та как в воду канула. Уже начал собираться народ, предвкушая жареные подробности, и командору пришлось воззвать к порядку. — Леди Кассандра, прошу за мной. А вы, — он бросил предостерегающий взгляд на Сэру и Варрика, — постарайтесь молчать, пока мы… не выясним что-нибудь. — Я говорила, я с самого начала говорила, что он мне не нравится. — Кассандра мерила шагами комнату, ее доспехи под стать настроению хозяйки раздражённо скрипели при каждом шаге. — Но Инквизитор настояла на том, чтобы пригласить его в Убежище. И вот результат! Тевинтерская гадюка! — Стоит ли так бушевать, Кассандра, — ласково произнесла Жозефина. — Может статься, мы все только выиграем от этого. — Выиграем?! Ну уж нет! — Кассандра с грохотом опустила затянутый в тяжёлую перчатку кулак на стол. — Если он направился к родственникам, то, будьте покойны, он непременно разболтает им все. У него язык без костей. Надо было прикончить гада ещё в тогда, в рэдклиффской церкви, — тут она обратила взгляд на только что вошедшую Тревелиан. — Почему ты не послушала меня? — Я понимаю твоё разочарование, Кассандра, — со странным спокойствием в голосе ответила на обвинение Инквизитор. — Будем надеяться, Дориан все-таки славный малый и не станет вредить нам. — Вы что, сговорились? — в сердцах воскликнула Искательница, от души дав пинка ножке стола, отчего фигурки на карте Тедаса подпрыгнули. — Негодяй сбежал, а вы все тут разглагольствуете о якобы выгоде для Инквизиции. Да он же сдаст нас всех с потрохами, и ещё поднесёт им все наши планы на блюдечке, ешь — не хочу. Не удивлюсь, если завтра я обнаружу в ставке командования какого-нибудь тевинтерского засранца с файерболом… А вот вы, командор, что скажете? — обратилась она к молчаливо стоявшему у стены Каллену. — Тоже броситесь оправдывать колдуна? — Я… Говоря по правде, мне сказать нечего. В конце концов, меня не было там, когда все произошло, — нахмурился Каллен. — Но поступок Дориана оправданий не имеет. В армии дезертирство карается смертью. Это было действительно все, что он сейчас мог сказать. Произошедшее не очень укладывалось у него в голове. Несмотря на тяжёлый характер и вздорный нрав, Дориан, тем не менее, выказывал недюжинную смекалку и делал толковые замечания, когда советники обсуждали предстоящие операции. И потом, в последнее время у них с Тревельян завязалась настоящая дружба, и тот факт, что Павус так легко наплевал на это, беспокоил командора едва ли не больше, чем предательство интересов Инквизиции. Он сам почти привык к Дориану, к его язвительным шуткам, и, когда удавалось урвать час-другой среди каждодневных забот, любил играть с ним в шахматы. Дориан играл цепко, и, несмотря на то, что ему редко удавалось обставить Каллена, выигрывать у него было настоящим удовольствием — соперником Дориан был непростым и частенько заставлял командора крепко подумать, прежде чем сделать следующий ход. К слову сказать, тевинтерец предпочитал играть только с Калленом, со смехом отказываясь от предложений Тревельян («Душа моя, я съем тебя с потрохами после третьего, ну хорошо, пятого хода!») и прочих желающих. Время от времени он заявлялся в башню командующего армией, впрочем, почтительно испрашивая разрешения войти, хотя Каллену и чудились каждый раз насмешливые нотки в его голосе, и говорил: «Как насчёт небольшого сражения, командор?». Дориан как будто специально выбирал момент, когда у Каллена не толпились вестовые или советники, и никакие дела не требовали его безотлагательного участия. Они спускались вниз, в сады, Дориан расставлял на доске фигуры, и два, а то и три часа для них обоих не существовало ничего, кроме черно-белого поля сражения и деревянных, фигурок. Поначалу Каллен, исполненный недоверия ко всем, кто умеет создавать огонь или молнии из ничего, подозревал мага в жульничестве, но со временем понял, что шахматы для него являются таким же отдыхом от каждодневных занятий, как и для командора. Каллен не раз ловил себя на том, что заворожённо следит за ловкими, не по-мужски изящными руками Павуса: за тем, как он лёгким движением направляет в бой свою конницу или как в предчувствии близкого проигрыша сцепляет пальцы, поднося их к губам, и напряжённо вглядывается в доску, ища выход из, в общем-то, уже заведомо безвыходной ситуации. Кстати говоря, Каллен втайне наслаждался тем, что хотя бы иногда может торжествовать над Дорианом: обыкновенно маг побеждал его в словесной дуэли метким язвительным замечанием, и немногословному Каллену, привыкшему доказывать свою правоту скорее мечом, нежели словом, не раз доводилось чувствовать себя поверженным. А какой же военачальник любит проигрывать?.. Впрочем, теперь надлежало забыть обо всем этом, и поскорее: предатели не достойны даже тёплых воспоминаний. -несколько месяцев спустя- В Монт-де-Гласе устраивался пышный приём. Инквизиция была в числе специально приглашённых гостей. После того, как её представители оказали небольшую услугу императрице Селине, почти каждый знатный род Орлея был рад залучить их на любое свое мало-мальски важное мероприятие. На празднество в огромное поместье маркиза Жозефина, поразмыслив, решила отправить Каллена и Лелиану. Командор упирался как мог, не желая снова изображать жеребца на выданье на потеху орлесианской публике, но леди Монтилье все-таки настояла на своём. «У Инквизиции должно быть красивое мужественное лицо», — пропела она после горячей отповеди Каллена и, не без помощи Лелианы, в конце концов, одержала победу над возражениями командора Резерфорда. Изрядно подустав от необходимости улыбаться всем и вся, а равно выслушивать двоякие комплименты по поводу его внешности и чина, Каллен был рад первой же возможности сбежать подальше от людского сборища. Все эти велеречивые люди в масках, закрывающих пол-лица, изрядно бесили командора, привыкшего сражаться на поле боя, а не отпускать ядовитые шуточки в толпе разодетых дворян. Подковёрные интриги никогда ему не давались, и он почувствовал облегчение, когда леди посол великодушно согласилась продолжить общение без него. Каллен, укрывшись в библиотеке от навязчивого внимания дам, мирно созерцал тёмные корешки книг с позолоченными буквами, как вдруг он услышал голос, от которого у него все похолодело внутри: — Любезный друг, а не хотите ли составить мне компанию? — Бархатный, тягучий голос Дориана Павуса сложно было не узнать. — Что если нам продолжить наш разговор в саду? В Тевинтере, знаете ли, очень интересуется вашим мнением по вопросу… На этом фраза оборвалась — Дориан и его спутник покинули библиотеку. Руки командора невольно сжались в кулаки. Так вот куда исчез маг! Сбежал на свою родину, в Тевинтер, и теперь наверняка прислуживает Алексиусу, подсказывая, каков будет следующий шаг Инквизиции… Подлый шпион, продажный колдун. Внутри Каллена медленно закипала ярость. Отчаянно захотелось найти Дориана, взять его за грудки и встряхнуть пару раз, а затем призвать к ответу по всем правилам. Командор не сомневался, что Павус начнёт вилять, когда он произнесёт свою обвинительную речь, но для этого на поясе Каллена имелся меч, служивший веским аргументом и в более сложных ситуациях. Каллен вышел на террасу и, опершись на позолоченную балюстраду, оглядел сад в поисках Павуса, но ему на глаза попалась только парочка, уединившаяся на скамье в укромном уголке у фонтана. Каллен тихонько фыркнул: свободные нравы Орлея не вызывали у него ничего, кроме презрительного недоумения. Впрочем, Дориана нигде не было видно, и командор спустился вниз, надеясь побродить по саду и отыскать мага. Начинание увенчалось успехом спустя всего несколько минут блуждания в зелёном лабиринте: Каллен услышал приглушенные голоса, в одном из которых узнал мягкую, чуть гортанную речь тевинтерского мага. Командор как раз собирался громко заявить о себе и потребовать у Дориана объяснить свое исчезновение тогда, во время боя, но слова, которые он услышал, заставили его замереть на месте, затаив дыхание: — Сдавайтесь, маркиз. — В голосе Павуса слышалось веселье. — У вас нет никаких шансов. Проклятый нарцисс играл с кем-то в шахматы! — Черт вас возьми, Дориан, где вы научились так играть? — Лицо Каллена вытянулось, когда он понял, что отвечает магу хозяин поместья собственной персоной. — Вы обставили меня в каких-то пять ходов! — О, у меня были лучшие учителя в этом деле! — усмехнулся Дориан. — Один несговорчивый храмовник научил меня этому приёму. — Вот как? — заинтересованно спросил маркиз. — Думаю, мой дорогой друг, вы тоже со своей стороны преподали ему пару уроков. Уж я наслышан о ваших талантах, если дело касается красивых мужчин, да ещё облачённых в сияющие доспехи. Сознайтесь, удалось вам пробить брешь в его латах? — Вопрос времени, ваша светлость. Думаю, со временем мне покорится и этот бастион. Каллен задохнулся от возмущения: наглый чародей зашёл слишком далеко. Командор даже не мог толком определить, что же в большей степени вызвало его негодование: то, что Дориан явно флиртует с потенциальным врагом Инквизиции или же самоуверенное заявление Павуса насчёт «бастиона»… В негодовании командор сделал шаг вперёд, отчего латы предательски скрипнули, и в ту же секунду Дориан быстро сказал: — Уходите, скорее. Послышался торопливый звук шагов по мелкому гравию парковой дорожки, и по шипящему звуку зарождающегося огненного шара Каллен определил, что Дориан приготовился отразить возможную атаку. Что ж, тем лучше, во всяком случае, он не будет нападать из-за спины, словно какой-то вор. Каллен обогнул высокую зелёную изгородь и посмотрел Дориану прямо в глаза. Несколько секунд маг ошарашенно смотрел на Каллена, а потом расхохотался. В ответ Каллен достал из ножен меч и угрожающе произнёс: — Я требую объяснений, Дориан, и ты мне их дашь. А потом я отправлю тебя в Скайхолд, и пусть Инквизитор сама решит, как поступить с предателем. Мы верили в тебя, она верила в тебя, а ты поступил, как негодяй. Впрочем, что ещё можно ждать от мага, — последнее слово Каллен постарался произнести как можно презрительнее. — Ты заслуживаешь смерти. Павус, все ещё усмехаясь, отступил на шаг, тем не менее держа посох перед собой так, чтобы командор не вздумал предпринимать никаких действий: — Какая проникновенная речь, командор. Я тронут, что вы волновались обо мне. Впрочем, у меня нет времени на трепетное объяснение с вами, поэтому прошу меня простить. Взмах посохом — и проклятый колдун растворился в воздухе, будто его и не было. От злости, от невозможности что-либо сделать, Каллен вдруг с яростью, которой давно не испытывал с тех самых пор, как перестал принимать лириум, одним движением опрокинул ни в чем не повинный шахматный стол, так что тонкая мраморная столешница с жалобным звуком раскололась, а изящные фигуры рассыпались по дорожке. — Проклятый маг! — в сердцах прорычал Каллен в темноту. *** Перины в лучшей гостинице Монт-де-Гласа были самыми мягкими на свете, простыни — самыми прохладными, а орлесианское вино приятно кружило голову, но Каллена все равно мучили привычные кошмары. Он ворочался, силясь выбраться из их липких пут, и проснулся в тот самый момент, когда его рука приземлилась аккурат на оставленный на прикроватном столике стакан воды. Осколки вонзились в ладонь, и от резкой боли командор наконец-то проснулся, тяжело дыша и пытаясь сбросить с себя остатки жуткого сна. — Как я посмотрю, вы все ещё плохо спите, командор. Этот голос заставил руку Каллена метнуться к рукояти меча, стоявшего тут же у кровати. Пальцы сомкнулись на рукоятке, окончательно вернув командору Резерфорду связь с реальностью: — Ты!.. — Мне показалось, что там, в саду, наш разговор остался незаконченным… Раз уж вы разыскали меня, не могу же я исчезнуть просто так. — Ты уж исчез однажды, и в тот раз ты не затруднил себя объяснениями! — рявкнул Каллен, вставая. — Кому ты продался? Маркизу? Алексиусу? А может, Корифею? Если бы командор не был настолько взбешён, он бы заметил, что взгляд Дориана, минуту назад бывший насмешливым, стал жёстким и серым, как скала, на которой стоял Скайхолд. Его губы превратились в тонкую линию, руки сжались в кулаки, а костяшки пальцев побелели. — Изволите бросаться обвинениями, командор Резерфорд? Вместо ответа Каллен сделал выпад, но Дориан успел буквально из ниоткуда выхватить миниатюрный кинжал из тех, что маги носят с собой для самообороны, и успел увернуться от смертоносного меча командора. Лезвие скользнуло по стене, оставив уродливую зазубрину на гладком белом мраморе. Новый замах — и Дориан снова отскочил, попытавшись достать Каллена кинжалом, впрочем, не слишком удачно: Дориан был хитёр, но Каллен был куда опытнее, если речь шла о рукопашной. Уверенным ловким движением он перехватил руку мага, вывернул запястье, так что кинжал с негромким звоном упал на ковёр, и приставил меч к горлу Павуса. Ярость клокотала у самой поверхности, грозясь выплеснуться наружу, и один Создатель знал, чего только стоило Каллену удержаться от того, чтобы не перерезать магу глотку. Однако пестуемая самодисциплина в процессе борьбы с лириумной зависимостью дала о себе знать, и командор продолжал удерживать Дориана прижатым к стене, даже не оцарапав его остро отточенным лезвием. Однако выяснилось, что маг вовсе и не думал испытывать страх — его взгляд был спокоен и даже чуть насмешлив. Каллен поймал себя на мысли, что невольно восхищается Дорианом: тот демонстрировал поразительное хладнокровие перед лицом неминуемой смерти. Громкий стук его сердца, который Каллен ощущал через тонкую ткань туники, был вызван скорее внезапным нападением, нежели волнением или испугом; лёгкая испарина выступила на лбу после короткой борьбы. На обнажённом смуглом плече виднелась лёгкая царапина — Каллен всё-таки слегка задел его кончиком меча. Впервые в жизни командор находился так близко к тевинтерскому магу: не считая времяпрепровождения за шахматной доской, они никогда не были близкими друзьями, и только время от времени у них случались язвительные пикировки, в результате которых Дориан частенько заявлял, что такой солдафон, как командор Резерфорд, не может вызывать ничего, кроме сочувствия. Внезапно Каллен с некоторой долей смущения осознал, что в данный момент он почти всем телом прижимается к Дориану. «Чтобы не дать подонку и малейшей возможности пошевелиться!» — услужливо шепнуло в голове, но ощущения говорили об обратном: то ли недавняя схватка взбудоражила кровь и заставила её быстрее мчаться по венам, то ли выпитое на приёме вино было тому причиной, но Каллен вдруг понял, что если тотчас же не принять меры, то он непременно станет объектом сальных шуточек мага, а вместе с ним и всей Инквизиции, да что там, всего Тедаса — штаны из кожи тонкой выделки едва могли бы скрыть настроение их обладателя. Командор поспешил сделать шаг назад, впрочем, не отнимая руки с мечом от горла своего противника. Подняв взгляд, он встретился с темными глазами Павуса, в глубине которых вдруг полыхнуло что-то. Уголок губ под щегольскими черными усами медленно пополз вверх. — Хотел бы прирезать меня, но обострённое чувство справедливости мешает? — тихо произнёс Дориан с едва уловимым сарказмом. — Или то, что находится у тебя в штанах? Неужели все эти храмовничьи штучки так и не смогли совладать с твоей пылкой натурой? — Замолчи, — сквозь зубы бросил Каллен, готовый провалиться сквозь землю. Ситуация играла с ним злую шутку. Он хотел призвать дезертира к ответу, а тот сам поставил его в неловкое положение. — Если ты уберёшь эту штуку от моей глотки, я, так и быть, выдам тебе тайну, за которой ты так гоняешься. Хмуро посмотрев на мага, Каллен убрал меч в ножны. Дориан с ухмылкой поправил съехавший на бок камзол и пригладил волосы, порядком растрепавшиеся во время схватки. Проверил, цел ли посох, а затем прислонил его к стене, в общем, делал вид, будто ничего не случилось, и он просто заглянул на огонёк к старому товарищу. — Выкладывай, — буркнул командор и сел на кровать. — Хотелось бы начать с того, что именно за этим я сюда и шёл, но чуть не лишился жизни, — Дориан не мог упустить случая в очередной раз поддеть Резерфорда. — И это награда за мою верность Инквизиции! — Ты дезертировал. — Я выполнял особо секретное поручение нашей главной мастерицы по части интриг, — парировал маг, принявшись расхаживать по комнате. — Лелиана решила, что в Орлее я принесу больше пользы, чем сидя за стенами Скайхолда. Как раз вчера состоялся довольно важный приём, на котором мне было поручено закрутить лёгкую интрижку с маркизом, чтобы… хотя об этом ты лучше расспроси Лелиану, а то вдруг она тоже начнёт угрожать моей драгоценной персоне, если я сболтну тебе лишнего, но с ней это будет не так… м-м-м… весело. Так вот, чтобы придать моей миссии ещё большей секретности, Лелиана решила обставить все так, будто бы я смылся в разгар боя. Понятное дело, Инквизитор и Жозефина в курсе, но остальные, я полагаю, не особо обрадовались, когда я исчез в неизвестном направлении. — Кассандра была вне себя. — Не сомневаюсь! — Дориан расхохотался. — Она уже соорудила во дворе моё чучело, чтобы протыкать меня на каждой тренировке? Иногда мне жаль, что она женщина… Так о чем это я? Ах, да! Я добрался в Минратос и, используя связи Жозефины, а также некоторые свои старые знакомства, приступил к выполнению задания. И все шло хорошо, пока отважный командор Резерфорд, — быстрый насмешливый взгляд в сторону Каллена, — все не испортил своим эффектным появлением на приёме. — Я понятия не имел о твоей миссии, — вздохнул Каллен и поморщился. — Все-таки Жозефине стоило бы предупредить меня. — Жози слишком занята разборками с Домом Отдохновения, чтобы думать сейчас о подобных мелочах. Деньги, знаешь ли, многое решают в нашем зыбком мире. Поэтому, храмовником больше, храмовником меньше… — Дориан! — Ничего личного, командор, ничего личного, — Дориан бросил быстрый взгляд на кровоточащую ладонь Каллена, и в его голосе послышались нотки участия, — Больно? — Царапина, — отмахнулся Каллен, сжимая руку в кулак. — Дай-ка я все-таки посмотрю. Вы, вояки, вечно преуменьшаете свои повреждения, а потом они мешают вам жить. Но, конечно, лучше стоически терпеть неудобства, чем залечивать раны сразу, так романтичнее. Не дожидаясь приглашения, Дориан уселся на кровать рядом с командором, и взял его руку в свои. Почувствовав прикосновение мага, Каллен непроизвольно вздрогнул, но отстраняться не стал. Так же ловко, как он переставлял на доске шахматные фигуры, Дориан пробежался пальцами по его ладони, ища следы мелких осколков. Удовлетворившись их отсутствием, он извлёк парочку оставшихся довольно больших кусков, плеснул на руку воды из графина, чтобы промыть рану, а затем бесцеремонно оторвал полоску ткани от простыни и перевязал Каллену ладонь. — Как говорила моя кормилица, надо ещё поцеловать, чтобы быстрее заживало, — усмехнулся маг себе в усы, — но, боюсь, ты не оценишь. Каллен почувствовал, что краснеет, потому что воображение услужливо подсунуло ему эту картину, но сразу же вслед за этим ему вспомнился насмешливый и слишком фривольный разговор мага с маркизом в зелёном лабиринте, и слова сами сорвались с его губ: — Я слышал, о чем вы говорили с маркизом. Скажи, ты действительно рассматриваешь меня… в этом качестве? — Создатель… — выдохнул Дориан, отворачиваясь. Помолчав несколько секунд, он снова заговорил, и в голосе его слышался обычный сарказм, но что-то заставило Каллена насторожиться: — Надо сказать Жози, чтобы дала тебе несколько уроков по искусству плетения интриг и заключения союзов со всякими… нечистоплотными людьми. Тогда ты бы знал, что для некоторых… э-э-э… мужчин определённого рода ты будешь интересен только при наличии всяческих пикантных, а то и грязных подробностей. Не все любят прямоту и честность, командор, а у вас и того и другого хоть отбавляй… можно по шрамам пересчитать все те разы, когда ты отстаивал свои убеждения. Взгляд Дориана скользнул по обнажённой груди Каллена, по его лицу и буквально на мгновение задержался на губах. Командору немедленно сделалось не по себе, но маг уже отвёл глаза и теперь смотрел в окно, улыбаясь чему-то. — То есть все это было единственно для того, чтобы завлечь маркиза. Дориан снова повернулся к Каллену. Тот смотрел на мага внимательным, пристальным взглядом и, казалось, чего-то ждал. Дориан вздохнул и с улыбкой произнёс: — Какой ответ ты хочешь получить? Серьёзно, что ты ожидаешь услышать? Я же знаю тебя, Каллен, и знаю, что последнее, чего ты хотел бы — это чтобы я хотел тебя. Ты же командор Инквизиции, близкий друг Тревелиан, и интрижка с магом вроде меня не добавит тебе популярности в рядах твоих солдат. Да и вообще, я слишком одиозная личность, чтобы наши имена произносили вместе. «Командор Резерфорд и его неожиданное увлечение из Тевинтера». Отдаёт запашком, тебе не кажется? И перестань смотреть на меня таким взглядом, а не то мне действительно захочется сделать что-нибудь этакое. Каллен стушевался и, прежде чем снова заговорить, откашлялся. — Ты... будь осторожен. Такие шпионы как ты пригодятся нам в Орлее. А я поговорю с Лелианой, она все-таки была не права, не посвятив меня в ваши планы. — Благодарю, — Дориан встал. — Тогда до встречи, командор Резерфорд. Надеюсь, мне удастся возвратиться целым и относительно невредимым. Шрамы, безусловно, украшают мужчину, но я лучше надену пару колец подороже. Каллен поднялся вслед за ним, чтобы проводить мага к выходу. Помедлив у дверей, Дориан вдруг усмехнулся, шагнул к Каллену и прижал его всем телом к покрытой гобеленом стене. Сухие тёплые губы коснулись левого уха командора. — Я все-таки рассчитываю вернуться поскорее, а не то, боюсь, вы зачахнете без моего остроумия в этом каменном мешке под названием Скайхолд. И надеюсь, что Лелиана, наконец, умерит свои аппетиты по захвату мира…но знаешь, — Калленово ухо обдало горячим дыханием, от чего по спине командора пронеслась стайка мурашек, — если ты каждый раз в гневе будешь припечатывать меня к стене, размахивая мечом, я, пожалуй, соглашусь на все её безумные предложения.

@темы: слэш, Каллен, Secret Santa 2015/2016, Дориан

---

Для Rii-sempra

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Rii-sempra От:  Гнева Название: «Хуже горькой редьки» Пейринг: Дориан Павус/ж!Тревельян Категория: гет Жанр: юмор, возможно ООС Рейтинг: PG Размер: драббл (410 слов) Эвелин чувствовала себя раздавленной, плакалось от обиды легко: — Как ты мог, Дориан, как ты посмел так со мной поступить? Ты обещал, клялся, что это не повторится! Павус стоял у постели мрачный, покусывал губу и в глаза жене смотреть не мог. Конечно, он чувствовал себя виноватым, но теперь уже поздно было что-то делать или оправдываться. Он её обманул и уже не первый раз. — Ты же обещал. У меня нет сил, — Эвелин закрыла лицо ладонью и зарыдала. – Сколько это будет продолжаться, Павус? Мне надо было сидеть в Киркволле и не слушать твои стенания по кристаллу, что тебе одиноко и нужна поддержка. Тевинтерец затеребил поседевшие усы. — Я доверяла тебе! – Показательно-образцовый всхлип и нос Тревельян скрылся за вышитым платком, а прищуренные глаза с презрением сверлили мужа, пока миледи с упоением сморкалась. Дориан рассчитавший, что невесомый платочек в любом случае до него не долетит, остался стоять спокойно. — Приехала к другу, — Вестница осмотрела результат и скомкала ткань в кулаке, — товарища по оружию поддержать по-человечески. А ты меня споил вкусненьким вином, — угрюмо продолжила она, — и женился. — Папа был бы рад, — вздохнул Павус. — Конечно, — взвилась Тревельян, подскакивая на кровати, — рад! Сыночек взялся за ум, сыночек продолжил род! Знала бы я, что ты мне устроишь, сбежала бы на первом корабле! Павус опустил голову, стараясь не смотреть в глаза разъярённой супруге. — Я разведусь с тобой, — прорыдала жена, — ты меня использовал! На его попытку возразить замахала рукой и снова уткнулась в платочек. — Ты как мальчишка, Павус, словно безответственный ребёнок. Когда приезжает твоя мать? – прогнусила она оттуда. — Уже завтра. — Дориан чуть повернулся к Тревельян. — Ты ей сама скажешь? — Разумеется, с превеликим удовольствием, она будет счастлива! – Тревельян швырнула в Павуса подвернувшейся думочкой, недокинула и зарыдала ещё отчаянней. — Хорошо, — тихо согласился маг, подбирая подушку. Эвелин выскользнула из постели и прошла к кроватке, в которой спал младенец, убедиться, что они его не разбудили. Павус-самый-младший сопел, раздувая ноздри в точности, как его отец, когда сердился. — Ненавижу тебя, Дориан, — отвернувшись от кроватки, прошипела Тревельян, — убила бы, сам знаешь. — Я понимаю, дорогая. — Дорогая? – взвилась Тревельян и тут же осеклась. — Гнусный тип, плохой тевинтерец! И, выставив пальцы малопривлекательными крючками, направилась к Павусу, явно царапать лицо. — Тебе виноград или редьки? – быстро спросил Дориан, пятясь. Эвелин притормозила. — Редьки, опять, — обиженно произнесла она. – С мёдом и сыром. Дориан постарался не представлять сложносочинённый вкус блюда. — Я пойду, дорогая? – Он сделал ещё шажочек в сторону двери. — За редькой? Эвелин вытерла глаза ладонью и кивнула. Дориан Павус хотел дочку и останавливаться не собирался, даже после третьего пацана, зародившегося в плодовитом чреве Тревельян.

@темы: гет, ж!Тревельян, Secret Santa 2015/2016, Дориан

---

Для Rii-sempra

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Rii-sempra От: Название: «Лев, фенёк и Дориан Павус» Пейринг: ж!Лавеллан | Дориан Павус (одностороннее), Каллен Категория: гет Жанр: UST, hurt/comfort Рейтинг: PG Размер: мини (1145 слов) Дориан Павус, несносный тевинтерец, в любое помещение заходил так, словно это был торжественный выход «на бис» на лучших театральных подмостках Орлея. Дверь ещё распахивалась, а Лавеллан уже видела чистое сияние любви к собственной персоне, исходящее от мага. Следом за сиянием вплывало облако упоительных ароматов различных притирок и масел, которыми пользовался альтус, и сердце долийки, любившей вкусные запахи, начинало смягчаться и окончательно таяло при виде серых глаз тевинтерца, в окружении черных пушистых ресниц. Вестница Андрасте улыбалась, первые слова мага её ушей достигали волшебной неразборчивой музыкой, и лишь многозначительно покашливание Кассандры, возвращало эльфийку в чувство реальности. Лавеллан никогда не испытывала ничего подобного. Ей нравились некоторые эльфы из её клана и кланов, с которыми она пересекалась в лесах, но даже представить не могла, что только от одного вида, страшно сказать – шема, будут подкашиваться коленки, лезть в голову милые фривольные глупости, а щеки полыхать от смущения. Впервые в жизни долийка сожалела о том, что не родилась магом, ведь тогда ей можно было бы проводить с тевинтерцем больше времени, под предлогом обучения их специфической магии. Дориан же был очарован сразу. Он любил все красивое, его тянуло к изящному, а сочетание в эльфийке этих качеств с примитивной грубостью долийской охотницы, он нашёл весьма пикантным, исключительно гармоничным и заслуживающим внимания. Поначалу воспринимать Павуса всерьёз не получалось. Тевинтерец манерничал, язвил окружающим, и только попав с ним в будущее, Лавеллан оценила его мастерство, как мага, и доброту, как человека. Маг старательно прятал свое мягкое шемленское нутро от окружающих, но заметив один раз, долийка уже не могла не видеть, что даже за резкими словами в сторону бывшего учителя и покровителя стоит больше заботы и уважения, чем ненависти. За его меткими подколками – неожиданная деликатность человека, никогда не унижающего других и любящего посмеяться над собой. И ещё заметила, как он не подпускал к себе никого достаточно близко, отстранялся от малейшего движения в его сторону, холодел и замыкался в себе, если внимание к его персоне становилось слишком интимным. Варрик, как-то вскользь упомянул, что тевинтерец, скорее всего, предпочитает мужское общество, но и от мужского внимания обсуждаемый уклонялся с грацией буффало на просторах Ферелдена. Но когда Лавеллан замерзала в горах, из последний сил шагая в метели, думалось ей о том, что теплолюбивому тевинтерцу, вечно жалующемуся на замёрзшие и промоченные ноги, сейчас, наверное, совсем невыносимо. Силы предательски оставили её на самом подходе к лагерю, стоило лишь увидеть костры вдали. Колени подогнулись, и эльфийка осела в снег, опустошённая, не в силах пошевелиться. Она закрыла глаза и слушала кожей, как на веках оседают пушистые хлопья. Даже голос Кассандры не заставил её вздрогнуть, Лавеллан засыпала, проваливаясь в чёрную пустоту. Запах миндаля и персика. Так далеко, словно из другой жизни. — Кассандра, осторожно, дай мне посмотреть. Голос, удивительно спокойный и уверенный, но с едва звенящей ноткой тревоги. Лавеллан никогда не слышала Дориана, говорящего серьёзным тоном. — Она жива, остальное поправимо. — Снова этот голос и запах миндаля становится сильнее, настойчивей. Для персика уже слишком холодно. Лавеллан начинает бить дрожь, и она понимает, что магия пытается согреть её изнутри, возможно, даже магия крови. Её трясёт сильнее, озноб и жар смешиваются в крови. — Всё, иди вперёд, Кассандра, приготовь спальник. Кассандра охает по своему обыкновению и Лавеллан чувствует, как касаются щеки жёсткие пальцы Искательницы. Очень легко, но даже это причиняет неожиданную боль. Вестницу подхватывают, берут удобно, прижимая к груди, и тогда она открывает глаза. Павус, вышагивая по колено в снегу, опускает взгляд: — Напугала ты нас, фенёк, — говорит он и вокруг глаз складываются ласковые морщинки. Ничего чудеснее Лавеллан в своей жизни не видела. Конечно, она влюбилась, ничего другого и не могло случиться. Прояснил всё отец Дориана, так некстати появившийся в их жизни. Лавеллан впервые в жизни плакала, уткнувшись лбом в коленки, заперев дверь в свои покои в башне Скайхолда. Плакала не навзрыд, а тихонечко подвывая, горько, словно вся её жизнь в этом воплощении разом потеряла смысл, оказалась недоразумением, досадной ошибкой богов. Они оба отшутились в тот момент, когда Инквизитор, якобы в шутку, призналась тевинтерцу в разбитом сердце, но каждый знал, что не шутит, а лишь старается смягчить боль от происходящего с ними. Павус уже собрал свои вещи в дорожный мешок, но сидя на кровати, в ночи, при свете свечного огарка, понял, что уехать не сможет. Никто так и не узнал о метаниях мага, утром появившегося в библиотеке, как ни в чем не бывало. Равно как и проплакавшая всю ночь Лавеллан утром тренировалась с Сэрой в лихой стрельбе из лука на задворках таверны. Вот и сейчас долийка вначале учуяла запах миндаля, а потом услышала тихие шаги за спиной. Тевинтерец зашёл попрощаться к Инквизитору, победившему Корифея и сбежавшему с праздника в свою честь. Его больше ничего не держало в Скайхолде, Лавеллан осознала это неожиданно ясно. Она зябко повела плечами, всё ещё не решаясь обернуться, сделав вид, что любуется рассветом и не слышит вошедшего. К её изумлению, Павус, подошедший вплотную, обнял её сзади за плечи: — Обещай, фенёк, что будешь писать мне как можно чаще, — обжёг острое ухо Лавеллан своим дыханием маг. Эльфийка замерла, не зная, что думать, что вообще можно сказать в ответ. — Мне важно знать, что меня любят. – Прошептал Дориан, прислоняясь щекой к макушке долийки. – Эгоистично с моей стороны, правда? Лавеллан накрыла его руки ладонями. — Это не твоя вина, что мне больно, — чуть помедлив, ответила она. Павус вздохнул. — Если тебя расстроил кто-то другой, я его убью, — попытался пошутить он, но сдулся. – Могу я тебя попросить? Лавеллан кивнула. Павус осторожно развернул её к себе и кончиками пальцев поднял лицо эльфийки, чтоб встретиться с ней глазами: — Когда я уеду, позаботься о Каллене. Лавеллан судорожно сглотнула и глаза её непроизвольно расширились: неужели вот она, причина, по которой Дориан не удостоил её своим вниманием? Вернее – он. Каллен. Как она раньше не поняла, ведь генерал и маг столько времени проводили вместе, за королевами, за вином в таверне, за картами и беседами в кабинете генерала. Дориан улыбнулся, наблюдая за выражением лица Вестницы. — Наш Лев очень деликатный и стеснительный человек, — продолжил он, — он смущается навязывать своё общество, так что когда я уеду, то совершенно затоскует, и обрастёт шерстью не только на воротнике, а везде, одичав в своём кабинете, если не водить его на прогулки. Лавеллан нахмурилась. — К тому же это едва ли не единственный мужчина, которого можно считать столь же прекрасным, как я, — не сдержался Павус. – И этот прекрасный во всех отношениях экземпляр, к моему сожалению, вздыхает по не менее прекрасной эльфийке, а не по совершенно потрясающему мне. Павус многозначительно посмотрел в глаза девушке, смутно начавшей подозревать, что затеял тевинтерец. Дориан кивнул, подтверждая, что она не ошиблась, читая по выразительному лицу Лавеллан все, что сейчас происходило в её душе. — Я совершенно лишнее звено в этой цепи, — улыбнулся он, — нелепое, случайное звено. Тебе достаточно было просто внимательно посмотреть на своего генерала, хотя бы раз, чтоб сердце твоё отвернулось от невозможного и было счастливо. Лавеллан зажмурилась и заплакала, неожиданно для себя. Павус отстранился от неё, не опустив руки от лица эльфийки: — Обычно так и бывает, — прошептал он, — разбитые сердца вначале и много любви потом, в которую не сразу веришь. Вестница так и не нашла, что ему сказать, наблюдая, как тевинтерец скрывается на лестнице.

@темы: Каллен, гет, ж!Лавеллан, Secret Santa 2015/2016, Дориан

---

Для Масонской ложечки

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Масонская ложечка От:  Green Irving Название: «Небытие» Автор: Пейринг: Сэра, мельком – Инквизитор, Солас, Коул Категория: джен Жанр: драма, повседневность Рейтинг: PG-13 Размер: мини (1 123 слова) Предупреждение: основывается на фанатской теории о том, что Сэра – аватара Андруил. Или что-то вроде того. Ворнинг! Нецензурная лексика! Пожалуй, больше чем угробищная магия, сыплющиеся с неба демонюки и пустой взгляд одного из них, прямо под боком, Сэру испугало надгробие. В конце концов, демонские страховидлы только так дохли от стрел, маги хреново справлялись с бомбами, а за Коула отвечал Инквизитор – и это устраивало более-менее. А вот камень – а вот хрен что с ним сделаешь, с камнем. Сэра пнула его, но только нога заболела. Она взвыла, прыгая на одной, и помотала головой на вопросительный взгляд Инквизитора – «не спрашивай». Не спрашивай, мать твою, иди куда шел, пора уже пристрелить этого местного говнюка, устроившего всем в Адаманте веселую жизнь. А это – просто кошмар в кошмарном царстве, просто надгробие среди надгробий. И надпись: «Небытие». Ее личный страх. Он стал точкой отсчета. Нет, если подумать, она боялась многого. Демонов, магов, тюрьмы, голода. Смертей товарищей. Взгляда Лелианы, застукавшей ее ночью в воронятне. Того, что стрелы закончатся. А «небытие» – и слово-то дурацкое, кто придумал?.. «Маги, наверное, – думала Сэра, выпуская стрелу в мишень. – Или зазнайки типа нашей Жозефины, только не такие лапочки». Сэра стреляла и вместо чучела видела их. Безумных магов. Скотских дворянчиков. Ублюдочных венаторей. Красных чудищ с камнями вместо рук. Вдруг вместо чучела оказалось тело, и стрела прошила его насквозь, тяжелая и длинная, – совсем не ее. Золотая. Кровь брызнула, и, хотя брызги никак не могли долететь до Сэры, она инстинктивно отшатнулась, чувствуя на руках и лице что-то отвратительно липкое. Сэра зажмурилась, затрясла головой. Когда открыла глаза, увидела – лишь чучело. Показалось. Взялось откуда-то – знать бы, откуда. А пострелять после бутылки красного было не лучшей идеей, видимо. Хотя раньше всегда удавалось. «Гребаные маги, – бормотала Сэра, закутавшись в два одеяла и чей-то плащ – валялся без дела в таверне. – Это все из-за них. Магичат и магичат, Инквизитор им башню построил, сидят там и ржут, небось... Натаскать им ящериц в кровати. Или крысу дохлую подсунуть, чтоб воняло. Или...» На перечислении возможных способов досадить магам ей удалось уснуть. Солас болтал что-то эльфятское, как обычно, кивал на небо, важный, как гусь, лысина блестела на солнце, хотелось постучать пальцем, как ножиком по яйцу – Сэра видела, знатнюки так делают за завтраком. Снег тоже блестел, и камни блестели – некрасивые даже издали, красные и жуткие, со спрятанными голосами. Клятый Эмприз бесил до одури, хотелось то ругаться, то выть – Сэра предпочитала первое. Солас предложил взглянуть на небо, а она по дурости купилась. Башка заболела так, будто гвозди ей забивали. Маг сраный. – Что ты видела? – спросил он с подозрительной внимательностью. – Ничего я не видела, – буркнула Сэра, – хрень зеленую. Эй, Инквизитор! Когда ты уже заштопаешь это дурацкое небо? Не говорить же, что там на секунду – на маленькую-маленькую секундочку, – ей примерещилось, как здания рушатся, и люди гибнут, и снова руки по локти в крови, и жертвы вдруг не вдалеке, как привыкла, а тут, рядом, и смотрят ей в глаза. На крохотную секундочку. Вдруг ставшую долгой-долгой. Проклятая магия. – Это все ты, да? Ты и твоя обожаемая магия-шмагия? – рассвирепела она вечером, в лагере, после долгих попыток уснуть. Ей хотелось бы думать, что это все маг. Что он тут сидит и отыгрывается и за ящериц в постели, и за стянутый пирог, и за издевки. – Я не виноват в том, что ты видишь то, что должна видеть, – после недолгого молчания, сказал он. – Завеса разорвана, и многие начинают... – Я не начинаю! – Твои стрелы поют громче, – голос раздался за спиной, и Сэра развернулась от костра, хватаясь за склянку на поясе. Дохлая, дохлая мерзость смотрела на нее своими пустыми глазищами и тянула руки, чтобы дотронуться. – Твои стрелы поют громче, но не надо бояться. Это наоборот, это не то, это не оно. Небытие – это когда тебя не было, но ты была и ты есть. Ты просто спишь, но просыпаться сложно. Сэра коротко взвыла и убежала в свою палатку. Ей бы хотелось быть далеко, в городе, рядом с Дженни. Ей бы хотелось быть в прошлом, где все было просто и понятно. Не бок о бок с Инквизитором и двумя его самыми придурочными спутниками. Но народ есть народ, напоминала себе Сэра. И ему туго, и раз уж она тут может что-то изменить, вернуть как было, вернуть свое «просто и понятно» – то отворачиваться никак нельзя. Утром Сэра смотрела на Брешь, сколько смогла выдержать. А потом запустила в нее камнем. Кошмар вернулся, когда не ждали. Она не ждала, никто не ждал. Даже Инквизитор. Все ждали кунари, войны, в худшем случае. Да еще прикидывали, что делать со всей этой Инквизицией. И Инквизитор – напоследок, видимо, – снова потянул ее за собой в Тень. А она пошла, хотя внутри кошки скреблись и погано выли. Пошла, потому что они с Инквизитором – друганы, а она не какой-нибудь Солас, чтоб кидать братишку, разобидевшись из-за какой-то дурацкой сферы. И небытие предстало во всей своей красе. И хотелось злиться – вроде из-за самих этих эльфятских развалин и идиотских призраков, обращающихся к ней на своей эльфьей тарабарщине. Вроде. А вроде и нет. Пели стрелы, и пела она. Внутри. Хохотала, как безумная, чужим голосом, а после трясла головой и хваталась за руку Инквизитора, обжигалась меткой, и Инквизитор бледнел лицом, но не отталкивал – этого хватало. Ей просто надо было за кого-то схватиться, вспомнить, что вот она, здесь, живая, ни в каком «небытие», а здесь, простая и понятная Сэра. – Ну что, подкинул тебе твой Солас последнюю задачку? – спросила она много позже. Рыжая Дженни из Инквизитора выходила так себе, но он старался. А когда он старается – это Сэра знала, – все получается. Вот вообще все. – Задачку, – хмыкнул Инквизитор, который был уже не Инквизитор, а Рыжая Дженни Максвелл. Так себе имечко – и Сэра каждый раз гоготала, не могла удержаться. Денерим внизу лежал, как на ладошке или на блюдечке. Инквизиции, – которая уже не Инквизиция, а так, – нужно было что-то здесь, и Сэра не вникала. Просто помогала. Инквизитор уже сносно держался на скате крыши и даже смеялся – смешно смеялся, так, что хотелось повторять за ним. Болтал, что они тут как два героя в ночи, и Сэра поддакивала – неплохо быть героем, как ни крути. Это она – после Инквизиции, – уже знала наверняка. – Херня эта в небе осталась, – сказала Сэра. – Шрам. Знаешь, ну, как если одеяло старое залатать. А потом все равно по нитке распустится. Понимаешь? – Твое объяснение мне нравится больше, знаешь. А то все – катастрофа, уничтожение мира, рухнувшая Завеса... – Ну и я про то, – согласилась Сэра. – Только, ну, ты знаешь... Только свистни – я им этих стрел напихаю во все места. И ее убью. – Кого? – Эту, – Сэра поморщилась. – Которая во мне. Которая поет и кричит. Которая боится... этого... небытия. Ну, ты понял? Судя по лицу, ничегошеньки он не понял. Ну и не надо. Ей главное было – сказать. Так, для себя. И для нее – возвращайся, если хочешь, мерзкая ты тварь. Плохо будет. Тебе. Инквизитор сделал вид, что все-таки понял, – кивнул важно и серьезно. Забыл, с кем он? Раскрыл рот для ответа, да только поскользнулся невовремя, и Сэра, смеясь и ругаясь, принялась затаскивать его на конек крыши. Плохо будет. Точно будет – не отвертишься. Но и она будет в этом «плохо», а значит, стрелы еще пригодятся. А пока – просто достаточно смеяться.

@темы: Сэра, джен, Солас (Фен'Харел), Secret Santa 2015/2016, Коул

---

Для Noordkrone

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Noordkrone От:  Валентин Эккерт Название: «Обещания и надежды» Пейринг: м!Хоук/Орсино Категория: слэш Жанр: драма, hurt/comfort Рейтинг: R Размер: мини (2261 слово) Предупреждения: лёгкое AU (согласно заявке) Краткое содержание: Если присутствие рядом весьма оригинального человека скрашивает твоё отчаяние, рано или поздно отчаяние может ослабеть. Если этот человек ещё и собирается разделаться с твоим гипотетическим безумием — оно, скорее всего, так и останется гипотетическим. Или «О том, как повезло Первому Чародею Казематов». Хоук вваливается с шумом и не самыми хорошими вестями — «ваши маги спелись с храмовниками и устроили нехилый заговор», и Орсино действительно жалеет, что попросил у него помощи. Хотя... Кто знает, чем бы всё обернулось. Кто знает... Видимо, испытываемая им тоска как-то отражается на его лице, потому что Хоук комкает разговор на середине, оборачивается к своим и бурчит: — Выметайтесь, а? На однозначный приказ спутники Хоука реагируют с разной степенью недовольства, но всё же выходят из кабинета. Хоук коротко хмыкает и закрывает за ними дверь. Орсино смотрит куда-то сквозь него и мимоходом думает, что Защитник распоряжается здесь, как у себя дома. И ещё мелькает мысль, что ради сохранения осколков собственной репутации стоило бы и возразить, и даже вежливо возмутиться. Но... день в Казематах только начался, а уже успел вымотать Первого Чародея до той степени, что он лишь вяло наблюдает за тем, как Хоук подходит — в один широкий шаг — к его столу и упирается в него кулаками. Орсино задирает подбородок. Безумно велико желание опуститься на стул и смотреть на Хоука снизу вверх, но он уверен, что не может себе этого позволить. И продолжает стоять, как аршин проглотил, вскинув голову, словно упрямый подросток. Глупо. Похоже, глупо настолько, что это видно: Хоук негромко усмехается: — Пожалели б вы себя, Первый Чародей. — Вы предлагаете мне непозволительную роскошь, Защитник, — бормочет он в ответ и всё-таки садится за стол, словно взгляд Хоука давит ему на плечи. Хотя, если продолжать думать метафорами, что Орсино умеет и иногда даже любит, то действительно давит. А Хоук перегибается через его стол и сжимает плечо. У него не руки — у него горячие, твердые и иногда невыносимо тяжёлые лапищи неведомого зверя. Зверя, парадоксально сочетающего в себе безграничный уют и чудовищную опасность. Зверя, вызывающего одновременно желание уткнуться носом в его шерсть и желание уйти подальше, причём с максимальной осторожностью, чтобы не вызывать непредсказуемых реакций. Невозможный, слепленный из противоречий человек. Человек, который просто однажды схватил за руку, прижал к себе — и остановился, вопросительно подняв бровь и так же вопросительно ухмыляясь. Человек, на которого среагировали тело и разум. Чего с Орсино не случалось уже... некоторое время. Человек, которому недели спустя Орсино позволял прижимать себя к стенке, вдавив колено между ног. Позволял с жаром целовать. Позволял кусать в шею. Таких больше нет. И не было, и вряд ли будет. Уж точно не в жизни Орсино. — Я принёс тебе вести, о которых ты просил меня, — тихо говорит Хоук. — Будь моя воля — не приносил бы. Но ты... — Не нужно, — чтобы прервать его, Орсино требуется какое-то невероятное усилие. — Мне необходимо знать о таких вещах. Хоук со вздохом чуть сильнее сжимает его плечо и выпрямляется. Делает шаг назад, продолжая смотреть Первому Чародею в лицо. И коротко кивает: — Я зайду, когда ты управишься с делами и прочим бардаком. Когда за ним закрывается дверь, Орсино ловит себя на мысли: «Надеюсь, что ты не опоздаешь». *** В Лотеринге у многих соседей были куры. И цыплята, конечно. Хоук ещё хорошо помнит, как чья-то кошка загрызла чужого цыплёнка, и две соседки скандал устроили на полдеревни, с яркой демонстрацией мёртвого пернатого. Зрелище было отвратительным. Потому и запомнилось. Особенно цыплячьи косточки. Ну и теперь, когда Хоук сжимает железной хваткой запястья Орсино, память неизменно подбрасывает ему ассоциацию с теми самыми косточками. Или когда обнимает, прижимая к себе тощую сутуловатую фигуру в мантии, которая визуально прибавляет Орсино веса, но стоит её снять, или стоит его коснуться, как иллюзия трещит по швам. Или когда раздевает его, скользит губами и пальцами по безобразно выпирающим рёбрам и позвонкам... хотя нет. В такие моменты подобные воспоминания логично и закономерно улетучиваются. Орсино откидывает голову назад, Хоуку на плечо, и буквально подставляет ухо, но Хоук не спешит ни вылизывать его, ни кусать. Некуда торопиться, в общем-то: слишком поздний час, а тишина в Казематах обычная, совсем не такая, какая наводила бы на подозрения и нагоняла бы тревогу и ощущение того, что с минуты на минуту грянет. «Ты трахаешься с эльфом на много лет старше тебя», — мог бы сказать ему кто-нибудь, если бы хоть одна душа о них знала. Есть такое в характере многих: любовь к никому не нужной констатации очевидных фактов. «И чего?» — ответил бы он. И ведь ничего. Какая тут, в конце концов, разница. «Ты трахаешься с отчаявшейся личностью, лелеющей безнадёжность собственной жизни и своего дела», — иногда говорит он сам себе, и от этих мыслей хочется то рычать, то выть. Вместо этого он стискивает Орсино в объятиях, садится с ним на его же кровать, сам двигаясь ближе к стене, и широко раскидывает ноги, усаживая любовника меж бёдер. И медленно, аккуратно выцеловывает позвонки, чуть задерживаясь на острейшем седьмом шейном. Можно врать себе, что титул — просто титул. Можно врать себе, что титул имеет отношение только к городу и кунарийской осаде три года назад. Можно врать себе, что титул — громкое слово, ни к чему его не обязывающее. «Защити его», — бьётся в висках. Изо дня в день. В совсем тяжёлых случаях — из часа в час. Хоук с тихим рыком разворачивается, падая спиной на простыни и устраивая Орсино верхом. Тот напряжён и при этом спокоен, слабый свет, бьющий в окно, даёт рассмотреть его лицо, даже милостиво позволяет разглядеть под толщей вечной сдержанности предвкушение, и Хоуку привычно рвёт крышу. ...Раскачивая его на себе, разбиваясь на куски от каждого плавно-скользящего движения Орсино на его члене, Хоук не может перестать гладить его спину, грудь, живот. И нельзя назвать эти поглаживания лаской. Скорее уж — движениями, мать их, защищающими. С оттенком обещания. Хоук сам не знает, обещания чего. В Киркволле снова грядёт, Орсино непременно окажется в самом центре заварухи, и единственное, на что может надеяться Хоук — так это на то, что будет в этот момент с ним рядом. Даже если Орсино его не позовёт. Тем более — если не позовёт. *** В этот день документы особенно не читаются, бюджет Круга особенно не подсчитывается, и кипа претензий со всех сторон — от своих к храмовникам, и от храмовников ко всем сразу — особенно не листается. Поэтому, когда грохает дверь кабинета, и на пороге возникает сосредоточенный и хмурый Хоук, Орсино искренне рад. Он по привычке поднимается навстречу и совсем не удивляется, когда заперший дверь Защитник решительно вытягивает его из-за стола и почти роняет в кресло. Но то, как Хоук опускается на пол около него, бесцеремонно хватает за ноги и перекидывает их через себя, через свои колени, становится для Орсино полной неожиданностью. Он даже издаёт какой-то возглас, впрочем, Хоук вполне привычно его игнорирует. Тяжёлая горячая рука чуть задирает мантию, скользит по лодыжке, по икре и ложится на бедро. И, вопреки ожиданиям Орсино, остаётся там лежать — не сжимает собственнически, не поглаживает едва-едва, заставляя тело реагировать соответственно — просто лежит, посылая волны тепла. А чуть позже, когда Орсино уже всерьёз подумывает, не спросить ли напрямую, что это значит, Хоук вдруг тихо вздыхает, убирает руку и обнимает его худые коленки, опуская на них голову. И Орсино замирает, словно ничего более необычного с ним не происходило за всю его не самую короткую жизнь. Впрочем, уткнувшийся ему в ноги Защитник, от которого он никогда не ждал ничего подобного, вполне вписывается в категорию излишне странных вещей. Руки становится некуда деть, и поэтому Орсино подчиняется рефлексу, велевшему опустить ладонь Хоуку на затылок. И вплетает пальцы в его вихры, потому что сейчас этот нехитрый поступок кажется до невозможности нужным и правильным. Словно то, что он перебирает Хоуку волосы — действие, нынче необходимое им обоим для полной веры в иллюзию душевного спокойствия. Ему не хочется никаких ассоциаций, не хочется анализировать ощущения, не хочется даже удовлетворять слабое любопытство: какое у Хоука сейчас выражение лица? Смотрит ли он прямо перед собой, или довольно жмурится, или полуприкрыл глаза, принимая ласки Орсино, как должное и как нечто абсолютно обыденное? Орсино слегка интересно — но и только. Потому что, в целом, нет никакой разницы, как сейчас выглядит Хоук. И Орсино просто закрывает глаза сам, откидывается на спинку кресла и продолжает неторопливо ерошить густую чёрную шевелюру. К нему приходит какое-то старое, почти забытое чувство. Вроде бы оно зовётся ощущением уюта. Даже странно. ...Голову Хоук поднимает нескоро. Сколько точно прошло времени, Орсино не представляет: так и просидел с закрытыми глазами, с рукой в чужих волосах. — Я ещё приду, — говорит Хоук и коротко целует его ногу чуть выше колена. Горячее дыхание чувствуется даже через ткань. Вопрос: «Что это было, и зачем оно было именно так?» ещё почти час не даёт Орсино ни покоя, ни притронуться к делам. *** Хоук несётся по лестницам и переулкам Нижнего города, и движут им, пожалуй, только азарт и злоба. И бесконечное «успеть!». Орсино хрупок, но не слаб, и силу его очень хорошо видно, когда он ругается с Мередит. Силу эту почти можно пощупать. И Хоук отчего-то испытывает непонятную гордость. Да тебе-то что гордиться, это не ты его таким сделал, он всегда таким был, он гнулся, гнулся и гнулся, но разве ломался когда-нибудь? ...От взрыва Хоук глохнет. Глохнет и слепнет, потому что смотреть не на кого. «Мира не будет», — шепчет сбоку Андерс, и Хоуку хочется одновременно расхохотаться, вмазать ему в зубы и сказать, что он согласен: не будет. Ничего уже не будет. Был шанс на компромисс. Был шанс хотя бы ненадолго оттянуть кульминацию всеобщего безумия. Да что уж теперь. Но Право Уничтожения? «Защити его!»... — Вы Защитник Киркволла, — рявкает Мередит. — Исполняйте свой долг, или... На угрозы Хоуку плевать. Ему вообще уже на всё плевать, кроме напряжённо застывшей рядом тощей фигуры. Если раньше его не волновали их конфликты, если раньше он просто позволял себе бывать с ним... нет, быть с ним, старательно игнорируя угрозы, скандалы и всё, мало-мальски имеющее отношение к выбору, на чью сторону встать, то сейчас у него нет никаких сомнений. Народ вокруг сильно мешает. Больше всего на свете Хоуку сейчас хочется сгрести Орсино в охапку, а потом задвинуть за спину и достать оружие, зло ухмыляясь Мередит в лицо. Но приходится бросить сквозь зубы: — Я не дам ей... перебить вас всех. И понять по вспышке в светло-зелёных глазах, что его запинку отметили, поняли правильно и оценили. Никаких «зачем?», никаких «почему?», никаких вопросов самому себе: «Чувства, Хоук?» — с должной долей издёвки. Всё проще некуда. Он вспоминает Авелин много лет назад, на разбитой дороге из Лотеринга, в холодной ярости кричащую: «Ты им не достанешься, пока я жива!», и ни с того ни с сего криво улыбается ей — сейчас, конечно, чудовищно недовольной. — Я должен вернуться в Казематы, — выдыхает Орсино. Хоук с трудом переводит на него взгляд. Он спокоен и абсолютно прям. На ум приходят глупые и банальные мысли о внутреннем стержне, и Хоук гонит их прочь. — Приходите туда, как только сможете. Хочется схватить его за рукав и никуда не отпускать. — Останься в живых, пожалуйста, — с нажимом цедит сквозь зубы Хоук. Так тихо, как только может. Орсино удивлённо распахивает глаза. И, помедлив, кивает. Едва заметно. Парадоксально, но становится легче. Я тебе уже пообещал. А ты вернул обещание. Только попробуй, сдохни мне там... — Как меня задолбали эти маги и храмовники, — с чувством говорит Варрик. Да, друг. Не тебя одного. *** Битва Первому Чародею даётся тяжело. Ученики и соратники — те люди, терять которых невыносимо. Он направлял их, он помогал им так, как только мог, и куда сильнее, чем ему позволяли, он не спал ночами, гадая, что ещё более гадкое могут устроить те, кто призван их защищать, и как ещё ему предстоит извернуться в продолжении этой бесконечной, выматывающей и едва ли кому-то нужной борьбы — а теперь может только стоять и смотреть на их тела. Ему кажется, что пол под ногами качается. Трупов храмовников куда больше, и значит это лишь то, что рыцари сильно, очень сильно превосходят их числом. Хоук, которого, похоже, битва почти не вымотала, срывает с пояса какой-то пузырёк и одним махом заглатывает. Хоук. Хоук, который тепло и крепко обнимал, который брал и ласкал его, заставляя на короткое время забыть даже о вечном кошмаре его жизни, Хоук, которому Орсино зачем-то пообещал выжить. Безмолвно, но всё же пообещал. В этом нет ни малейшего смысла. Они погибнут. Так или иначе. И скоро. Умирать не страшно — он довольно долго живёт на свете, чтобы его пугали подобные глупости. Но умирать оклеветанным, голословно и несправедливо обвинённым в применении запретной магии — а Мередит победит, и так будет — отчаянно не хочется. Орсино закрывает глаза и снимает с пояса кинжал. «Если она хочет магии крови, я дам ей магию крови», — думает он. Судя по каким-то звукам, думает вслух. Он слишком сосредоточен на том, чтобы вспомнить записи Квентина, он слишком сосредоточен на том, чтобы не дрожала рука, и оттого не сразу понимает, почему нет ни боли, ни волны силы изнутри — или она не должна идти изнутри?.. Что-то лязгает и скрежещет. Кажется, металл по камню. Сильный удар по лицу заставляет волей-неволей открыть глаза. Хоук, от которого веет дикой яростью, железной хваткой держит его за левую руку повыше локтя. Вокруг замерли его люди. Кинжала нет. Левая ладонь Хоука кровоточит. — Ты. Грёбаный. Идиот, — чеканит Хоук. Волны гнева, идущие от него, кажутся осязаемыми, неопасными и в данный момент необходимыми. — Только попробуй. Только попытайся ещё раз. Посмотри! Посмотри, скольких мы перебили! Может, их и больше, но мы же сильны, мать твою, Орсино, ты Первый Чародей или кто?! Его начинает трясти, пальцы на плече Орсино смыкаются ещё сильнее, но тот даже не морщится. Пол понемногу перестаёт качаться. Новый взгляд на храмовничьи тела приносит мысль: «Мы ведь справились. Возможно, мы и дальше справимся?». Орсино открывает рот, сам не зная, зачем — объяснения, оправдания, извинения, уверения неизвестно в чём кажутся нелепыми. — Потом поговорим, — рявкает Хоук, слизывая кровь с ладони. — Посох возьми и дерись, кретин остроухий! Оскорбление заставляет Орсино чуть-чуть улыбнуться. И он поднимает посох, готовый атаковать. Хоук рядом пахнет теплом и чем-то забытым. Похоже, что надеждой. ссылка на ficbook

@темы: слэш, м!Хоук, Орсино, Secret Santa 2015/2016

---

Secret Santa 2015/2016

[Weisshaupt Fortress]

Дорогие друзья! Сердечно поздравляем вас с Новым годом, желаем вам всего самого лучшего и надеемся, что все ваши мечты сбудутся, вдохновение никогда не покинет и всегда будет хватать времени и настроения творить, обсуждать и придумывать новое! С Новым годом, друзья! С новым счастьем! Список опубликованных подарков по заказчикам: Для Aihito, мини «Ветер Рваного берега» (слэш, упоминается гет, AU, романс, R, Мииран/Фейнриэль, Атенриль, Густав) Для Anarore Kriptih, мини «Сказка на ночь» (джен, повседневность, ангст, романс долийцы, PG-13, Махариэль, Тамлен, Мерриль, Эландрин/Адалена) Для Astera Orey, мини «Самсон» (джен, PG-13, Самсон, Кальперния, Корифей) Для Aurus, арт «В пути» (слеш, романс, PG-13, м!Хоук/Фенрис) Для Aurus, арт «Танец» (слеш, PG-13, Дориан/м!Лавеллан) Для AWU, мини «Интрига по-гномьи» (джен, психология, G, м!Эдукан) Для: AWU, драббл «Письма другому будущему» (джен, гет, G, Анора/Вигеланн Кусланд) Для: AWU, мини «Леди нашего города» (гет, modern-AU, G, Анора/Вигеланн Кусланд) Для balsana, мини «Письма из Орлея» (гет, юмор, R, Каллен/ж!Тревельян) Для bettelgeyze, мини «Долг верить. Долг исполнять» (джен, экшен, кроссовер с «The Witcher», R, оригинальные) Для bettelgeyze, коллаж «My Dear, чаю?» (джен, G, Вивиен | Мередит) Для Boogiepop, миди «Бальзам для рогов» (гет, джен, драма, R, Железный Бык/ж!Адаар, папа-Адаар, мама-Адаар, Варрик, Крэм, Сэра) Для Boogiepop, перевод мини «Сомневаешься — спроси дракона» (гет, романтика, устоявшиеся отношения, легкий ангст, PG-13, Фенрис/ж!Хоук) Для Boogiepop, мини «Сложности понимания» (гет, романс, юмор, PG-13, Зевран/ф!Амелл) Для clemans_mm, мини «Морские волки» (гет, AU, hurt/comfort, приключения, R, Фенрис/Изабела, фоном немного ф!Хоук/Андерс) Для clemans_mm, мини «Служение» (джен, гет, ангст, PG-13, Абелас|ж!Лавеллан) Для clemans_mm, мини «Пробуждение», (гет, романс, R, м!Хоук/Таллис) Для edelweisse, мини «Фиана» (джен, сказка, G, оригинальные) Для Emberiza, миди «Я верю в чудо, что привело меня к тебе» (гет, романтика, флафф, ангст PG-13Каллен/ж!Тревельян) Для Gaala, мини «Смысл жизни» (джен, G, Абелас и мир) Для Gaala, мини «Свобода» (джен, экшен, hurt/comfort, PG-13, Абелас,Эмалиен, мельком остальные члены клана Хавена, Маханон Лавеллан и Солас Для Джейкенсон, мини «А что вы хотели от…», (занавесочная история, юмор, PG-13, м!Хоук/Каллен, Фендерс за кадром слэш) Для ginger_vitriol, мини «Виды Неварры» (джен, экшн, юмор, PG-13, Серебрянка, ОМП-морталитаси) Для Gloralyn, мини «Неправильный мужчина» (гет, романтика, G, Алистер/ж!Махариэль) Для Green Irving , мини «Правда» (джен, AU, драма, религиозное помешательство, PG-13, м!Лавеллан) Для KiraStain, мини «Ничего плохого не случится» (гет, романс, драма, PG-13, Каллен/ж!Лавеллан, Варрик, Дориан) Для KiraStain, мини «О беде неотправленных писем» (гет, романтика, PG-13, Фенрис/ж!Хоук) Для Just__Nobody, арт «Омела» (фемслеш, романс, PG-13, ж!Адаар/Жозефина) Для KirioSanjouin мини «Сияющий красным» (слеш, ангст, дарк, PG-13, м!Хоук/Фенрис) Для Laetans member, мини «Завтра будет лишь только хуже» (джен, POV, драма, R, ОЖП-магесса) Для Lienin, мини «Увлекательное занятие!» (гет, романс, R, Фенрис/ж!Хоук) Для Loreley Lee, миди «Свадьба длиною в Мор» (гет, агнст, hurt/comfort, даркфик бодро перетекающий в юмор, R, ж!Табрис/Неларос) Для LenaSt «Воспитательный момент» (гет, мини, романтика, юмор, NC-17, Блэкволл (Том Ренье)/ж!Тревельян) Для LenaSt, мини «Грань» (гет, ангст, романс, R, Блэкволл/ж!Тревельян) Для MacLean, драббл «Проклятие, а не порок» (гет, ангст, инцест, R, Карвер Хоук/ж!Хоук) Для MacLean, мини «Плачь, детка, плачь» (джен, юмор, PG-13, Карвер Хоук, ж!Хоук) Для MacLean мини (джен, фемслэш, занавесочная история, G, Селина/Бриала) Для MacLean, драббл «Я стану большим» (гет, ангст, PG-13, Солас/ж!Лавеллан Для MariSie, мини «Как (не)кунари признаются в любви» (фемслэш, романс, G, ж!Адаар/Кассандра) Для Mor-Rigan, мини «Шпион» (детектив, слэш, детектив, hurt/comfort, PG-13, Дориан/Каллен) Для  Morwgh, мини «Венадаль» (дженофем, G, оригинальные) Для Morwgh мини «Ирвинг бы гордился», (джен, слеш, юмор, PG-13, м!Амелл, м!Сурана, мимо также пробегали Алистер и Зевран) Для Nagi Frost, мини «О том, что было и есть» (гет, фем, романс, ангст, PG-13, Галиан/Кассандра, ж!Хоук/Изабела) Для Noordkrone, мини «Обещания и надежды» (слэш, драма, hurt/comfort, R, м!Хоук/Орсино) Для Orlesian warden, арт «Всегда на страже» (джен, G, Орлейский страж) Для Papa-demon, арт «С добрым утром» (джен, PG-13, Мииран/Фейнриэль) Для Rena Sobokuna, арт «Защитник» (карта Таро, G, Элиза Хоук) Для Rena Sobokuna, мини «Слова любви» (гет, романс, флафф, юмор, R, Зевран/ж!Махариэль) Для Rii-sempra, мини «Первый Дент» (джен, занавесочная история, G, ж!Махариэль/Зевран фоном) Для Rii-sempra, мини «Взросление» (гет, романс, hurt/comfort, PG-13, Дориан/ф!Лавеллан) Для Rii-sempra мини «Хуже горькой редьки» (гет, юмор, возможно ООС, PG , Дориан Павус/ж!Тревельян) Для Rii-sempra мини «Лев, фенёк и Дориан Павус» (гет, UST, hurt/comfort, PG, ж!Лавеллан | Дориан Павус (одностороннее), Каллен) Для $corpicora, арт «Передышка» (гет, G, Зевран/ж!Кусланд) Для SistemK, мини «Рыцарь», (джен, приключения, юмор, G, Каллен Стентон Резерфорд) Для SistemK мини «Раздолбай» (джен, юмор, стеб, G, м!Тревельян/мозг ближайшего окружения Для SistemK мини «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих»(джен, юмор, PG-13, м!Тревельян-маг/Тедас) Для Sky Smoker, мини «Перевернутая императрица» (гет, драма, психология, трагедия, R, ж!Тревельян, Каллен) Для ShiRouge, арт «Postcards from Kirkwall» (джен, G, Мерриль, ж!Хоук) Для Somniary, мини «Сильное звено» (джен, ангст, драма, повседневность, R, сопартийцы DA2) Для Toy_Soldier, мини «Влажная уборка, алкоголь и другие неприятности»(слэш, юмор, романс, R, м!Хоук/Фенрис) Для Toy_Soldier , мини (сборник драбблов) «Долгий путь... домой?» (гет, слеш, романс, юмор, R, Варрик/Кассандра, Инквизитор/Дориан (фоном)) Для tigraniya, мини «Сумасшедшие» (гет, романс, юмор, PG-13, Алистер/Морриган, Варрик/ж!Хоук, Железный Бык/ж!Лавеллан, Дориан, Кассандра) Для tigraniya, мини «Необычная» (гет, PG, Натаниэль\жХоук) Для tigraniya, джен «Черепки» (дженогет, G, Варрик Тетрас, Инквизитор Кадаш, Варрик/ж!Хоук; упоминается Варрик/Бьянка) Для Volchitsa-Assassin, мини «Тихий омут» (гет, романс, драма, G, Андерс/Бетани) Для wolvenstorm, арт «Перманентное слияние» (гет, эротика, R, ж!Махариэль/Зевран Аранай) Для wolvenstorm, арт «Деперсонализация» (джен, G, ж!Лавеллан|ж!Адаар) Для wolvenstorm, арт «Её демоны» (джен, G, Мерриль) Для wolvesarenotdogs aka Эlиs, мини «Вызов» (гет, романтика, юмор, повседневность, PG, ж!Хоук/Фенрис) Для yennefe, мини «Ведьма» (пре-фемслэш, юст, PG-13, Лелиана/Морриган, Лелиана/ж!Амелл) Для yisandra, мини «Одно из двух» (преслэш, суровая романтика, экшн, ust, юмор, R, Железный Бык/Дориан/м!Адаар) Для Аларис, мини «Две жизни спустя» (слеш, missing scenes, PG-13, м!Сурана/Каллен) Для Аларис, сборник стихов «Колесом» (джен, PG-13, Логэйн Мак Тир, Мэрик, Роуэн, Анора, Лелиана) Для Анонима, мини «Шансы» (слэш, романс, PG-13, Фенрис/Андерс,фоном на Хоук/Изабела) Для Анонима, мини «Поговорим?», (джен, общий, AU, G, фра Дженитиви, Кассандра, Лелиана, Солас, Варрик, Каллен, Корифей) Для Антропоморфная Персонификация, перевод мини б\н (гет, романтика, устоявшиеся отношения, PG-13, Фенрис/ж!Хоук) Для Батори, арт «Огни большого города» (портрет, R, ж!Хоук, modern-AU) Для Валентин Эккерт, перевод мини «Валюта Киркволла» (джен, слеш, PG-13, Карвер, м!Хоук, Мииран) Для Валентин Эккерт, перевод драббла «Просьба» (джен, G, Орсино, Мередит) Для Валентин Эккерт, перевод макси «Глагол «бежать» в настоящем длительном времени» (драма, NC-17, Андерс/Фенрис, упоминаются ж!Хоук/Изабела) Для Валентин Эккерт, мини «Служебный роман»(слэш, романс, Pg-13, Логейн/м!Сурана, м!Кусланд|Натаниэль) Для Веда, арт «Light in the dark» (арт, джен, G, ж!Лавеллан) Для Веда, мини «Мгновения» ( гет, общий, PG-13, Солас/ж!Лавеллан) Для Гнева, арт «Личный трофей» (гет, романс, G, ж!Тревельян/Железный Бык) Для двуручный меч Форлорна, мини «Осколки Тедаса» (джен, драма, ангст, повседневность, G, Блэкволл, разведчица Для Джейкенсон, мини «Всё, что нужно» (слэш,  драма, романс,  PG-13, Каллен/м!Хоук) Для джу;, мини «Не теряйся больше» (слеш, романс, R, м!Хоук/Фенрис) Для -доставляется к пиву, мини «Невеста в кровавом уборе» (гет, романс с налётом драмы, PG-13, Неларос/ф!Табрис) Для -доставляется к пиву, арт «Диалог» (джен, общий, G, Кассандра Пентагаст|Варрик Тетрас) Для Зак Лайфстримыч, мини «Зелёное безумие» (слеш, ангст, романс, PG-13, м!Адаар/Дориан) Для Зак Лайфстримыч, мини «Чужаки» (слэш, повседневность, романс, PG-13, Дориан/м!Адаар) Для Йаррис, мини «Стереотипы» (гет, юмор, PG-13, м!Амелл/ожп, Натаниэль Хоу) Для Кротик мой любимый, мини «По образу и подобию нашему» (джен, кроссовер, PG, Фокс, Стопервая, Эвелин Тревельян, Бык) Для Кротик мой любимый, мини «Волчица». (гет, ангст, R, Рендон Хоу | Элеонора Кусланд, фоном Брайс\Элеонора) Для Кузя-кот, мини «Остров на воде» (джен, приключения, экшн, Pg-13, м!Хоук, Изабелла, Фенрис, Варрик, Мерриль) Для Лиэс., арт «Мономания» (джен, G, Андерс|Справедливость) Для Манако, арт «Дела подождут» (фемслеш, G, Селина/Бриала) Для Масонская ложечка, мини «Небытие» (джен, драма, повседневность, PG-13, Сэра, Инквизитор, Солас, Коул) Для Морфей_де_Кореллон, миди «Серая полоса» (гет, модерн!АУ, детектив, R, Алистер/Морриган, фоном - Натаниэль/Веланна) Для Мэй_Чен, мини «Согласно инструкции» (слэш, ангст, PG-13, Самсон/Каллен) Для Мэй_Чен, миди «Зимние неожиданности» (слэш, юмор, флафф, PG-13, м!Хоук/Фенрис, Варрик, Изабела, Андерс, Мерриль) Для Падуб остролистый, перевод миди «Сквозь бури и штормы» (слеш, hurt/comfort, ангст, романс, G, Хоук/Фенрис, м!Тревельян/Дориан, Варрик, Солас и Коул) Для Раэлла, мини «День Рождения близнецов» (джен, флафф, юмор, G, Карвер, Гаррет и Бетани Хоуки) Для Раэлла мини «Лжец» (джен, гет, PG-13, Натаниэль/Веланна, Андерс, м!Сурана) Для Русалка Милюля, миди «Песнь Красоты» (джен, ангст, G, Архитектор, Солона Амелл) Для Русалка Милюля, мини «Новый Специальный выпуск Вестника «Распутная вдова» (гет, AU, R, Имшаэль/фем!Тревельян, Блэкволл/Кальперния, Кассандра/Самсон, Дагна/Мэддокс, Каллен/Корифей) Для Тайсин, мини «Нуждающийся», (слеш, ангст, романс, R, Алистер/Зевран, фоном - м!Кусланд/Морриган, Зевран/ м!Кусланд) Для Тайсин, миди «А ведь ему просто не поверили» (слэш, приключения, романс, NC-17, Алистер/Зевран, Айдан Кусланд (разбойник)/Лелиана(фоном), мабари) Для Ханна Нираи, мини «Алион» (джен, драма, PG-13, kid!elf!Инквизитор, Кассандра, Солас, Лелиана, Варрик) Для Эльдатиэр, арт «Минутка покоя» (гет, флафф, G, м!Кадаш/Хардинг)

запись создана: 01.01.2016 в 00:26

@темы: орг, Secret Santa 2015/2016

---

Для Morwgh

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Morwgh От: Название: «Венадаль» Категория: дженофем Персонажи: оригинальные Жанр: общий Рейтинг: G Размер: мини (~ 1900 слов) Ночь была темной и беззвёздной, а костёр трещал непривычно громко, словно там не сухие ветки, а кости ломались, так что Мавен ни капли не удивилась, когда одна из разведчиц вместо баек, набравшихся у нее за время работы на Инквизицию, решила рассказать историю, которой пугали детей в её эльфинаже. История, впрочем, не складывалась, потому что Лита, вечно перескакивающая с одного на другое, в жизни хорошей рассказчицей не была. — Я вот тут подумала, что на самом деле наши страшилки не так уж и разнообразны, — протянула она, — а мораль доброй половины из них сводится к тому, что непослушных детишек ожидает мучительная смерть. Или потеря конечностей. Или немота. Или… Ну, вы поняли смысл. Ещё, конечно же, есть истории о духах, всегда готовых соблазнить ребёнка на какое-нибудь ужасающее злодеяние, они, удостоверившись, что дитя испорчено злом, решают, что того непременно надо убить. Или лишить конечностей. Или вырвать язык. Или… Но ах, ты ведь не большая любительница таких историй, Мавен, так что я как-то даже и не знаю, о чем рассказать. Мавен хотела было успокоить её, что все в порядке и соблазняющих духов она теперь боится меньше, чем диких зверей и огромной бреши в небе, но Лита уже болтала про что-то другое, не слишком ей интересное, не сейчас, когда Самаль сжала её руку своими безумно горячими ладонями. В последнее время она чувствовала себя хорошо дольше обычного, так что Мавен даже позволила себе думать, что любимая почти здорова. Жаль, что она ошиблась. — …может подтвердить, да, Мавен? Эй-эй, ты же знала эту девочку, которую ещё забрали в тот же год, что и тебя, в Круг? Не то чтобы эльфийка, прослушав половину разговора, все ещё понимала, о чем её спрашивает Лита, но все же предпочла кивнуть. — Во-о-о-т, обычно я рассказываю версию, которую услышала от тётки отца. Подруга её невестки работала в приюте и, забегая вперёд, работы этой не пережила. И да, я знаю, что источник не очень-то впечатляющий, но так как сегодня с нами Мавен, все просто обязаны поверить, что я не выдумываю. Мавен эту девчонку на «А» лучше всех знала. Девчонку из эльфинажа на «А»? Арилин? Арнан? — Аметин? — уточнила Мавен. — Ну, если ты говоришь «забрали». — Да! Все-таки повезло же, что вы с Самаль наткнулись именно на наш лагерь, я никак не могла её имя вспомнить. Очень повезло. Нормальные разведчики заставили бы убраться за милю от их стоянки, но Лита умудрилась её спустя десять лет узнать, так что у них с Самаль было безопасное место для ночёвки и бесплатная еда. — Ну так вот, большинство детей учат быть настолько хорошими, и добрыми, и храбрыми, и сильными, насколько это возможно. Но не детей в эльфинаже. Потому что ты всегда должен знать свое место, чтобы быть в безопасности. И если ты будешь слишком хорош, слишком искусен, слишком заметен, то обязательно навлечёшь на себя беду. В основном потому, что получишь от людей, но ещё ты можешь понравиться духам Венадаль, и они захотят помочь тебе, и я не знаю, что из этого хуже. Аметин же была прелесть какой хорошенькой: соломенные волосы, огромные глазищи, цвет ещё то ли серый, то ли голубой, но очень интересный. У неё и мама слыла красавицей, так что было в кого, да и дело даже не совсем во внешности, я просто так говорю, чтобы все поняли. В общем, Иона, та, которая ещё её мама, которая ещё красавица, работала на какую-то благородную леди, а леди в ней души не чаяла, и я не уверена, что хорошо помню, но вроде бы даже назначила своей фрейлиной. М-м-м… Кстати, у всех благородных есть фрейлины, или только у королев с императрицами? Потому что если не у всех, то не фрейлиной, а чем-то вроде того. В любом случае жили они очень неплохо, у Аметин всегда были такие симпатичные платьица, такие яркие атласные ленточки, мы ещё с ней демонстративно не играли, говоря, что нельзя такие вещи пачкать. На мгновение Лита запнулась, вспомнив, видимо, что с Мавен они тоже не играли, потому она с Аметин и подружилась. — Ну, дело даже не только в зависти было, — в итоге продолжила она. — Не надо так смотреть, будто сами жестокими детьми не были, просто мать учила Аметин каким-то основам этикета, и с ней было о-о-очень тяжело разговаривать. Выругаешься и чувствуешь себя необразованным отребьем. Нет, не то чтобы плохо быть необразованным отребьем, но ведь чувствовать, чувствовать-то — совсем другое дело! Ну и однажды с матерью этого прелестного дитя случилось то, что случается с большинством эльфийских слуг: её убили во время лордовых разборок. Аметин отреагировала на это более чем странно. Ну, то есть сначала она долго и громко ревела, а потом вдруг снова стала миленькой, такой, что аж зубы сводило, весёленькой и постоянно твердила: «Ах, когда же мамочка вернётся, ах, я бы показала ей историю, которую написала на прошлой неделе, ах, Лита, ты такая вредина, не говори такие ужасные вещи». Даже когда её в приют поместили, она была уверена, что мама её жива и вот-вот приедет её забрать. Все, конечно, думали, что она это от горя и скоро поправится, но потом стало ясно, что тут замешаны духи. То есть, понимаете, она была уверена, что разговаривала с матерью не так давно, и, если бы кому-нибудь было до нее дело, её бы обязательно спасли, но дела не было, а духам, обитающим в Венадаль, она нравилась, и они решили избавить милого ребёнка от страданий по матери. Поэтому сводили с ума, нашёптывая, что с той ничего не случилось. Но, хотя смерть матери печалила Аметин сильнее всего, были у нее и другие причины для того, чтобы не быть счастливой. Как и у любого ребёнка, понимаете? Только вот духи не очень-то хорошо различают всякие полутона, ты либо светишься счастьем, либо страдаешь, и по их меркам она страдала. И они решили ей помочь. Помните, я рассказывала про платьица? Так вот, разумеется, в приюте её одежда выделялась ещё сильнее, так что одна из работниц отобрала её и выдала ей другую. Только это не помогло, потому что она всё равно раздражала детей этим своим: «Мама приедет и обязательно меня заберёт, заберёт, вот увидите, обязательно заберёт». И духи решили помочь ей в очередной раз: однажды утром все, кто населял приют, пропали. Несколько детей и работников просто испарились. Никаких останков, ну, если какие-то и были, то этого не было достаточно, чтобы объяснить, куда все они делись. И, если кому-нибудь здесь интересно, почему никто не посчитал странным то, что выжила одна только Аметин, я повторюсь: никому на самом деле не было дела ни до неё, ни до приюта. Мы в эльфинаже помогаем друг другу, но ты можешь рассчитывать на помощь, только пока живёшь не слишком плохо. Пока можешь дать что-то взамен. Загадочная пропажа людей, которых она успела хорошо узнать, не сделала Аметин счастливее, к тому же у нее больше не было места, куда она могла бы пойти, не было никого, кто мог бы о ней заботиться. Только Венадаль и его духи, так что однажды, когда она ревела рядом с «народным деревом», да, мы не от нечего делать дали Венадаль это название, они решили её забрать. Некоторые говорят, что именно так он и разрастается: кости выбранных становятся частью корней, плоть — ствола, а кожа превращается в кору. Кровь их обагряет листья по осени. И в тёмные ночи, как эта, ветви похожи на тонкие руки, а шелест листьев звучит как шёпот. Мораль: если ты будешь достаточно хорошеньким и грустным, Венадаль обязательно возьмёт тебя к себе. Никакой встречи с Создателем или там Фалон'Дином, только бесконечное, монотонное, мучительное и не заполненное ничем существование. И у меня ужасно пересохло в горле, так что это конец. Может, кто-то расскажет что-нибудь ещё? — Мавен? — один из разведчиков рассмеялся. — Вас действительно этим пугают? — Да, — она кивнула. Без Аметин, разумеется, в каждом эльфинаже есть десяток историй про тех, кого поглотил их Венадаль. — Я даже слышала про то, как кричат духи, если дерево оказывается охвачено огнём. Звучит не страшно, но найти плачущего ребёнка в эльфинаже практически невозможно — никому в здравом уме не хочется, чтобы его так пожалели. Впрочем, не хочу показаться невежливой, но мне и Самаль завтра отправляться в Редклифф, нам надо выспаться. — Ну нет уж, Мавен, — тон у Литы был где-то между приказывающим и просящим, — вон Дэни ещё не рассказал свою обещанную про Киркволл. Кодовое название «О чем забыл написать Варрик в своей занимательнейшей книжке». А кто, кроме вас, способен прокомментировать её достоверность? Киркволл. Замечательно. Сырые подвалы и залитые кровью улицы. Интересно, им когда-нибудь дадут уже от него сбежать? Молодой мужчина, наверное, это был Дэни, смущённо, не отводя взгляда от костра, начал говорить: — Да нечего там рассказывать. Ну, был маг, ну крови, ну расчленял людей, я уже вообще не рад, что вызвался. Я просто хотел сказать, ну, вот он, ну, дураком не был. Он, когда свою любовь по кусочкам собирал, он знал, ну, что делает. Он до этого уже сделал одного такого. Оживил труп, собранный по кусочкам. Только, ну, был осторожен. Не трогал благородных женщин. Матерей Защитниц всяких. Брал того, кто попадётся. А в Киркволле же беженцев тогда было немерено. Да и эльфов. Таких вот людей ещё, которые пропадут, и никто не заметит. Вот. Собрал значит, оживил, а потом понял, что труп-то ману из него не сосёт. Только поздно уже было. Тот его огрел чем-то по голове. Наверное. Точно не знаю чем, просто он сумел сбежать, а маг, ну, остаться в живых. Разгадка простая — демон. Давно рядом то ли с магом, то ли с одной из его жертв был, вот и вселился быстренько в свободное тело. Только у мага же сумасшествие было. Он все хотел себе идеальную женщину собрать. Вот демону это и передалось. В Киркволле много рассказов о его жертвах. Причём монстр не убивал особо, ну, если ему рука или нога была нужна. С головой-то и телом оно посложнее. Вроде даже магией обладал, потому что раны у людей залечены были. Но только представьте, проснулся ты в переулке однажды. Ни боли, ничего, хочешь встать, а понимаешь, что ног нет. И случаев действительно много. Но, видимо, из жителей Клоаки идеального тела не соберёшь. — Я ничего такого не слышала, — сказала Мавен, заметив, что на неё пристально смотрят. — Хотя в Клоаке-то и жила, но расчленить меня никто не пытался. Возможно, все дело в том, что я недостаточно идеальна? Самаль рассмеялась, а потом сказала: — И я. Про мага слышала, про демона — нет. Лита вздохнула. — Жаль. Я вот так и знала, что Дэни всё врёт. Дэни, хотя это казалось невозможным минуту назад, смутился ещё сильнее. — В последнее время все затихло, это Хоук, наверное, прикончила монстра! — выпалил он. — Я и не отрицаю. Мы были так заняты игрой в прятки с храмовниками и всем этим правом уничтожения, которое из-за дружка Хоук и случилось, что могли и прослушать очередную байку об её славной победе. И, Лита, а теперь-то спать можно? Глаза ужасно слипаются. Оказалось, что можно. *** — Слушай, а эта история с Аметин правда? — спросила Самаль по пути в Редклиф. Мавен рассмеялась. — Ну, разумеется нет. В приюте действительно все пропали, тем не менее никакой Венадаль мою подругу к себе не забирал. Аметин просто понравилась какой-то богатой женщине, и та взяла её под свою опеку. Мы тогда полдня прорыдали перед расставанием. Сейчас уже плохо помню, но она ещё жаловалась, что та её каким-то глупым именем звать хочет. Салли, Сара, Сэра — что-то такое вот. Впрочем, неважно, — добавила она гораздо более серьёзным тоном, — намного важнее то, что я, конечно, рада, что тебе не понравилось ничего в Лите, мы все-таки выросли вместе, и это было бы как-то жутко, только ты уже очень давно не выглядишь здоровой, Самаль. Самаль пожала плечами, мол, всё в порядке, и Мавен взяла её за руку. Ткань её куртки была плотной, но Авен знала, проведи она рукой чуть выше, пальцы её пройдутся по буграм шрамов и темным нитям, соединяющим все ещё не идеально подходящую любимой кисть с предплечьем.

@темы: фемслэш, джен, Secret Santa 2015/2016, оригинальные

---

Для Валентина Эккерта

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Валентин Эккерт От: Название: «Валюта Киркволла» Оригинал: Currency in Kirkwall by spicyshimmy Персонажи: Карвер, Гаррет, Мииран (с одним крошечным упоминанием Мииран/Гаррет) Рейтинг: PG-13 Размер: ~2500 слов Жанр: джен с каплей слэша Саммари: По заявке с кинкмема: Карвер проваливает задание, а м!Хоук принимает наказание на себя. Первый год Хоуков в Киркволле глазами Карвера. И если Мииран заставляет их вкалывать до седьмого пота, гоняет из Нижнего Города в Верхний и обратно, словно тренирует личных рабов; если он вынуждает их до заката ждать в порту загадочного груза, который так и не прибывает, или преследовать каких-то надуманных врагов до самой Расколотой Горы, и всё это без прибавки к жалованью — то только потому, что Карвер сам выбрал работать на Миирана и должен принять эту ношу и делать вид, что его всё устраивает. Гаррет хочет работать на Атенриль, так как, по непонятной причине, находит её привлекательной. «Чарующая», — так он её называет. «Грубая», — отвечает Карвер, поскольку это правда. Но Карвер выбирает Миирана, потому что тот — не эльфийка, стреляющая в его брата своими миндалевидными глазками, и впервые в жизни брат его слушается. — Будь по-твоему, — вздыхает Гаррет. А вот Авелин не разделяет их выбор. Но она и не обязана. Она ведь не Хоук. * * * После такого Карвер просто обязан полюбить эту работу. Возможно, поэтому Гаррет так быстро сдался. И если Мииран заставляет их вкалывать до седьмого пота, гоняет из Нижнего Города в Верхний и обратно, словно тренирует личных рабов; если он вынуждает их до заката ждать в порту загадочного груза, который так и не прибывает, или преследовать каких-то надуманных врагов до самой Расколотой Горы, и всё это без прибавки к жалованью — то только потому, что Карвер сам выбрал работать на Миирана и должен принять эту ношу и делать вид, что его всё устраивает. «Молодчина, Карвер», — думает он, подозревая, что Гаррет с самого начала знал, что так получится, потому и не возражал. В этом весь его брат. Никогда не хочет брать вину на себя. По утрам он всегда встаёт прежде, чем Карвер успевает продрать глаза. Проснувшись, тот видит, как Гаррет надевает сапоги в темноте. В их лачуге нет окон, и серый рассветный сумрак не стелется по половицам, предостерегая об опасных ржавых гвоздях. Когда Гаррет зажигает в ладони слабый огонёк и поднимает над головой, чтобы причесаться, Карвер валит его на постель, шипя: «Не делай так!» и «Кого ты вообще пытаешься впечатлить?» * * * У всех «Кровавых Клинков» есть татуировки. Однажды вечером в пивной — такой убогой, что не дотягивает даже до отвратительного «Висельника», — Мииран расшнуровывает жакет и демонстрирует свою. — У Карвера тоже есть татуировка, — говорит Гаррет. — Так ведь, Карвер? Он может заставить её лаять и всё такое. Карвер не впервые видит брата таким пьяным, таким до смерти уставшим и валящимся с ног. И не впервые ненавидит его за это. Но такое в первый раз случается в Киркволле, когда Хартия и Общество только начинают интересоваться им — духом возмездия, что сжигает ремешки их кошельков глухой ночью прямо через ткань и исчезает с добычей бесследно. Пока что бесследно. Может и найдутся люди, думает Карвер, которые готовы есть, пить и искренне веселиться в заведении подобного рода, в таком зловещем городе, однако сам он нацепляет улыбку, только чтобы доказать, что Мииран и «Кровавые Клинки» были правильным выбором. * * * Никто из долбанных отступников в семье Хоуков не понимает, когда пора отступить назад и позволить человеку с мечом сделать всю грязную работу. Место мага — позади строя. Они хрупкие создания: даже те, которые отличаются широкими плечами, мозолистыми ладонями и невыносимой бородой на лице. Члены Хартии довольно быстры для гномов. Общество обычно быстрее, но производит меньшее впечатление. Больше всего Карвер ненавидит удары в спину; клубы дыма и остающееся после них скользкое масло; ловушки, расцветающие горячим пламенем в воздухе, когда чья-нибудь неуклюжая нога задевает натянутую перемычку. После Гаррет всегда имеет наглость в первую очередь исцелять Карвера, будто думает, что брат всё ещё верит в его неуязвимость. Но эти дни давно в прошлом. Теперь, когда Гаррет выпрямляется в полный рост, то едва достаёт макушкой Карверу до подбородка. — Я не дурак, — бурчит Карвер, отпихивая его локтем в живот. Гаррет улыбается до ушей — устало, но так самоуверенно — и вытирает гномью кровь с лица. — Правда? А я-то думал! В отместку Карвер хватает его за руку и выворачивает с такой силой, чтобы заставить брата вскрикнуть, заставить увидеть — или, по крайней мере, почувствовать, — разорванную плоть и мышцы на его собственной лопатке, в которую по рукоять воткнули кинжал. Может, Карвер когда-то и был юн, но он никогда не был слеп. * * * Бегать по поручениям наёмников, убеждает себя Карвер, это то же самое, что бегать по поручениям лейтенанта в армии. Или убегать от порождений тьмы — до самого дома, поджав хвост, как побитый мабари. Он тогда ожидал, что Гаррет первым скажет что-нибудь, озвучит сходство, нацепит самодовольный вид, положив руку на голову своего благородного пса. Но, пока мать рыдала от облегчения, брат просто стоял позади неё, сложив руки на груди и убрав подальше посох — будто от магии можно было с лёгкостью отказаться! Карвер должен разбираться в наёмничестве лучше Гаррета, ведь ему уже знакомы люди Миирана, их грубые руки и ещё более грубая речь, их жестокие шутки и скрип их промасленных кожаных доспехов. Они должны были оказаться хуже, чем мужчины, которых он знал и с которыми воевал бок о бок, но, так или иначе, все они — наёмники, призванные на дело, в которое не верят, и некоторые нечище других на руку: всегда готовы припрятать самоцвет или лириумную жилу, умыкая добычу кусок за куском. Но Гаррет замечает все их грязные махинации, подцепляет их кошельки остриём своего посоха и требует вернуть недостачу, которую первым делом подметит острый глаз Миирана. — Друзей ты таким образом не заведёшь, это точно, — бормочет Карвер, потому что знает таких людей и знает, куда ведёт эта дорога. — И лишних денег тоже не заработаю, — соглашается Гаррет. — Зато обрету кучу врагов, а это, говорят, здешняя валюта. Киркволлская. * * * Время от времени они вступают в гонку с людьми Атенриль за каким-нибудь заманчивым сундуком или шкатулкой, полной писем с несломанными орлесианскими печатями. Гаррет никогда не проигрывает. Других подгоняет азарт, они становятся жадными до поживы — но только не брат Карвера. Он не такой, как все. — Это мой особый талант, — говорит он Миирану, передавая секретные документы, и тот хлопает его по спине, встряхивает за плечи, называет молодчиной — и всё это с одобрительной плотоядной ухмылкой на лице, которое давно просит тщательного бритья. * * * Проходит шесть месяцев, и они уже на полпути к цели; «Наполовину закончили», — говорит Гаррет, и в походке его появляется лёгкость под стать весенней поре. Но Карвер видит лишь то, что они наполовину совершили за всё это время: каждый вскрытый замок и разбитое окно, каждый зарубцованный шрам на месте прежней гладкой кожи. Гаррету лучше удаётся притворяться. Карвер полагает, что это ради матери, но однажды ночью, основательно напившись после задания, Гаррет наклоняется к брату и признаётся, обдавая вонючим от пива дыханием: это всё ради Гамлена. — У него зад полыхает, — говорит Гаррет, — при мысли о том, что мы ни капельки не страдаем. * * * Гаррет учится взламывать замки — единственный маг, который этим заморачивается, потому что не любит работать в команде с остальными. Иногда они берут с собой Авелин, но с ней трудно: она вечно нависает над ними, как огр, и хмурится прямо как мать. Нежелание вовлекать её в подобное — это единственное, в чём Карвер и Гаррет соглашаются. — Когда дело касается следованию правилам, — замечает Гаррет, — она ещё ужаснее тебя. Карвер никогда не считал правильным тот факт, что люди, подчиняющиеся закону, а не своим эгоистичным прихотям, извлекают пользу из такого подхода, однако Гаррет — лучший пример того, почему так происходит. Для него каждый день — праздник, и, к добру ли к худу ли, но все жители Нижнего Города, встречающиеся ему на пути, знают его по имени. — Шлюхи в этом районе тоже знамениты, — язвит Гамлен, покачиваясь на месте и опираясь на столик для писем, чтобы не упасть. Карвер сдерживается только потому, что замечает, как мабари тоже ощетинил полосатую шерсть. Брату хватит и одного сторожевого пса. * * * Они берутся за работу, которую обходят стороной все остальные. Так происходит день ото дня. Как только Гаррет узнаёт о задании, за которое никто не желает браться, глаза его загораются: тёмно-карие, цвета тёплого виски. И вскоре Карвер обнаруживает себя с братом на карачках в стоках, в засаде на опасных контрабандистов, которые оказались достаточно умны — и глупы, — чтобы обманывать Миирана, урезая его часть выручки. Большинство людей избегают неприятностей, но только не Хоуки. Они просто таятся в тенях, поджидая, пока неприятность подойдёт ближе. А потом обрушивают на неё огненный дождь. Карвер привык уклоняться от каждой обжигающей вспышки. Он недостаточно быстр, чтобы предупредить вражеский удар в спину, но достаточно быстр, чтобы танцевать посреди вызванного братом огненного шторма. Пламя пляшет оранжевыми отблесками вдоль лезвия меча, до самой зазубренной рукояти, и опаляет носы его сапог, воротник его куртки, короткие волоски на затылке. Лицо и голова Карвера легко поддаются огню, и Гаррет это знает. Однажды Карверу под ногу подвернётся камень, и он пропустит чей-нибудь выпад, взмах, удар эфесом. А Гаррет обязательно высмеет его за это. Как будто не видит, что Карвер немного занят битвой. * * * Проходит ещё два месяца, и значит, они отработали уже восемь: осталось чуть меньше четырёх месяцев их первого года в Киркволле. Карвер не припоминает, чтобы они прежде задерживались в каком-либо городе настолько, что люди успевали выучить их имена, а при встрече подмигивали, кивали или просто награждали приветственным «Хоук». У него никогда не было рутины, которую он мог назвать своей; самое ранее его воспоминание — как он ютится в тесноте фургона вместе с Бетани и мечтает, чтобы та прекратила плакать и дала ему поспать. Но приближается его девятнадцатилетие, мысль о котором Карвер хочет похоронить глубоко внутри, утыкаясь по ночам в изгиб локтя, — и на этот раз он не будет справлять его в тесном трюме корабля, или спрятавшись в караване торговцев, или в чьём-нибудь хлеву, не создавая шума, чтобы не вызвать проблем. Он становится слишком взрослым для дней рождений. Они пройдут через это, если не будут лишний раз высовываться. Именно так было в ферелденской армии, а Карвер знает, что был хорошим солдатом, что бы там ни говорила Авелин. Эта стратегия работала до самого Остагара. У армии порождений тьмы есть дурная привычка хоронить даже самые продуманные планы под шестифутовым слоем земли. Именно там в конце оказался король, да и большинство Серых Стражей тоже. Всегда находится что-то — огр, двигающийся чересчур быстро для своих размеров, сигнальный огонь, оставшийся без ответа — что проходит мимо Карвера, чего он не в силах предотвратить. Ему остаётся только ожидать удара — так же, как он, задыхаясь на ветру и дожде, ожидал подмоги, которая не пришла. Никто не объявлял войну в Киркволле, но погребальные костры ещё никогда не казались Карверу такими высокими. * * * «Кровавые Клинки» недолюбливают Гаррета. Карвер знал, что так будет: видел это с той же ясностью, что и атаку мабари на горизонте в Остагаре. Его брат портит всем прибыль, отказываясь красть у Миирана, а его оголённые плечи лишают остальных шанса привлечь внимание дам из пивной. Те предпочитают Гаррета, несмотря на — или благодаря — кровавому мазку поперёк переносицы. Эта шутка будет вечной; особенно после того как Гэв пожаловался, что маги вечно остаются чистенькими. Они не похожи на Карвера, который за столько лет научился жить в тени Гаррета. А Гаррет не понимает, что солдаты и наёмники любят тех, кто обламывает им кайф, так же «сильно», как и показушников. — Думает, что он лучше нас, — бормочет один из наёмников, темноволосый мужчина с жирным обрубком плоти вместо левого уха. — Ну ничего, мы ему скоро покажем. У людей слишком много причин любить Гаррета, вот почему остальные его так ненавидят. Карвер сжимает меч с такой силой, что хрустят разбитые костяшки. Жить с отступниками — значит вечно ждать чего-то: что проходящий храмовник постучит в их дверь, или что дядя Гамлен однажды осознает, что за сдачу магов в Казематы полагается неплохое вознаграждение. Этот болтун — просто ещё один идиот в длинной череде наёмников, у которых Гаррет Хоук сидит в печёнках. Но Карвер понимает, что сам выбрал для них такую жизнь, и ему отвечать, если с братом что-то случится до конца года. * * * Рано или поздно этому суждено случиться. Таков закон средних чисел — или закон невезения. В то утро они ссорятся за завтраком. Не важно из-за чего: сладкого чая Гаррета или Карверовой манеры пить молоко. Может, всему виной последний кусок чёрствого хлеба или просто брошенный через стол взгляд. Кто-то говорит «что?», кто-то пинает другого в голень или в колено. Карвер помнит лишь тон Гарретова голоса, его сведённые брови, как будто брат думает, что имеет на это право. «Веди себя прилично за столом, Карвер, в самом деле, у собаки манеры лучше, чем у тебя!» — и Карвер отправляется на долгую прогулку короткими переулками, где даже леди Элеганта не утруждается помахать ему, раз рядом с Карвером нет брата. Этой ночью им предстоит работа, но Карвер обнаруживает себя по горло в паучьих сетях и паучьей слизи, прорубающимся сквозь одно из киркволлских гнёзд. А когда добирается до места встречи, Гаррет там, но товара нет. Работа окончилась, не начавшись, и все деньги исчезли. Гаррет стоит, привалившись к скользкой коричневой стене, и перебрасывает файерболл из руки в руку. Огонь не настолько близко, чтобы подпалить ему бороду, но лицо его выглядит точь-в-точь как отцовское в свете костра, когда тот отказывался рассказывать детям о времени, проведённом в Городе Цепей. «Наконец-то ты объявился», — мысленно имитирует Карвер голос Гаррета, однако голос звучит наполовину отцовским, словно Карвер опоздал к ужину и заставил маму волноваться, а единственное наказание для него — это родительское молчание, длящееся весь вечер. Но в этот раз Мииран поджидает их на выходе из Клоаки, в вонючем смоге Нижнего Города, вместе со своими мальчиками — мальчики Миирана, так они себя называют, будто не желая становиться мужчинами, чтобы не брать на себя лишнюю ответственность, — и Гаррет тушит файерболл с улыбкой, способной развеять любые тени, и говорит совсем не то, что ожидал услышать Карвер: — Пожалуй, я сам сообщу Миирану плохие новости. Мне всегда было интересно, зачем такому человеку, как он, куча орлейских писем. Он ведь их даже прочитать не сможет. * * * Гаррет основательно опаивает Миирана, прежде чем во всём признаться; вскоре они уже вместе смеются о старых добрых днях, которые Гаррет даже не застал, пока Карвер, склонившись над вонючей пивной кружкой, пытается сдержать тошноту. На вкус выпивка хуже пепла, кружившегося в воздухе Лотеринга, или капель крови, брызнувшей тебе на губы из смертельной раны другого солдата. — Мне нужно отлить, — говорит Гаррет, пошатываясь, и врезается в Миирана на пути к выходу. Тот хлопает Карвера по плечу тёплой шершавой ладонью, заляпанной копотью и жиром, и выходит вслед за Гарретом через заднюю дверь трактира. Карвер ждёт их возвращения посреди потной толпы, где каждая вонючая отрыжка раздражает его не меньше взрывов хохота — ведь здесь слишком много людей, которые считают, что если притвориться, будто всё нормально, то всё так и будет. Ривейнские налётчики отмечают успешное убийство, подавальщица ожидает компенсации за свои услуги, а наверху в одной из комнат кто-то заглушает криками все разговоры и крушит мебель. Пламя в камине нещадно шпарит, и рубашка у Карвера подмышками промокает от пота. Что-то они задерживаются. Карвер остался единственным трезвым в этой части города в этот час, а его брат пропал на задворках трактира, сполна расплачиваясь Миирану за все Карверовы маленькие ошибки. * * * Карвер застаёт лишь окончание. Холодный портовый воздух бьет в лицо, когда он выходит через чёрный ход. Они, должно быть, почти закончили — но тут Карвер слышит тихие стоны Миирана и шорох его кожаной куртки о стену; он видит очертания плеч Гаррета, когда тот опускает голову; его локоть согнут под таким углом, что становится понятно: его рука в штанах другого мужчины. Мииран слишком пьян, чтобы заметить прячущегося в тенях Карвера, но когда он уходит, а Гаррет проводит рукой — другой рукой — по своим волосам, Карвер понимает, что его брат вовсе не пьян. Он вообще не был пьян. — Я не в первый раз это делаю, — равнодушно пожимает плечами Гаррет, и Карвер думает: «А будет ли когда-нибудь последний?»

@темы: слэш, гет, м!Хоук, Карвер, Мииран, джен, Secret Santa 2015/2016

---

Для Валентина Эккерта

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Валентин Эккерт От:  Кузя-кот Название: «Просьба» Оригинал: Request by TerinAngel Персонажи: Орсино, Мередит Рейтинг: G Жанр: джен Размер: драббл Саммари: У храмовников есть влияние. У магов — информация. И горе тому врагу, кто вынудит их работать сообща для достижения одной цели. Таймлайн: до событий ДА2. Примечание: автор считает, что в начале своей карьеры Мередит вполне могла придерживаться более либеральных взглядов, чем под конец игры. Присутствует расхождение с каноном, поскольку писалось до выхода МТ2. Орсино многое повидал за своё время в должности Первого Чародея, но хорошего — ничтожно мало. По официальным данным он был самым молодым Первым Чародеем, и это означало, что он выступал защитником, но не значило, что к его мнению прислушивались. Оставалось надеяться, что Создатель поймёт его откровенный скептицизм по отношению ко всей ситуации. — Вы просите слишком многого от меня и моих подопечных, сэр Мередит. — Та, к её чести, даже не дрогнула. Орсино, однако, это не впечатлило. — Признаю, что ваши наблюдения касательно положения в Круге... верны. — Орсино подавил в себе волну бессильной ярости. Он едва ли исправит перебои с питанием, суровые ограничения и издевательства, если сам окажется в клетке. Или где похуже. — Но, в связи с этим, спешу указать, что я, в силу своей должности, не способен помочь вам, особенно если все ваши умозаключения сводятся к «возможно». Как бы мне ни претило текущее положение вещей, маги Казематов не могут позволить себе потерять опору. Эта трижды проклятая женщина имела наглость закатить глаза и фыркнуть, будто дворянка из Верхнего Города, которую не устроила цена побрякушек. О, как же Орсино хотелось треснуть её по голове своим посохом. Но нападение на храмовницу — последнее, с чем ему хотелось сейчас разбираться. Даже если этой храмовнице хватило безумия — или глупости — ворваться к нему в кабинет и потребовать его содействия в смещении текущего Рыцаря-капитана. — Я бы сказала, что вы не в состоянии игнорировать моё предложение ещё больше, Первый Чародей. — Должность Орсино прозвучала с откровенной насмешкой, от которой у него дёрнулись пальцы. — Казематы разваливаются на глазах, и страдают от этого не только ваши маги. Учитывая, что они имеют для вас первостепенное значение, я прощаю вашу неспособность увидеть масштаб проблемы в целом. — Сэр Мередит начала беспокойно вышагивать перед столом, напомнив Орсино огромную хищную кошку, о которой он однажды читал. Тигр, если он правильно помнил название. Храмовница держалась в точности как могла бы та кошка: сжатая в пружину сила, вспыльчивый нрав, и всё это под прикрытием смертоносной грации и вводящей в заблуждение красоты. — Маги страдают от пренебрежения и насилия, — продолжила она. — По статистике, вам и вашим собратьям практически ничего не позволяют, урезая рацион и время. Это неприемлемо. Тренировки, Истязания, обучение: всё это должно практиковаться и выполняться до конца. А ваше текущее распределение едва покрывает долю того, что необходимо для нормального функционирования Круга! — прорычала она, развернувшись на пятках: хищник, загнанный в угол. — Храмовники, в свою очередь, пали жертвой собственных пороков: праздности, жадности, чревоугодия. Мы становимся всё ленивей, пренебрегаем нашими обязанностями. Мы отнимаем у вас возможность функционировать, забираем её себе и делам вид, что всё поровну! А дальше распускаемся ещё больше, и всё превращается в замкнутый круг! — Мередит резко остановилась, шарахнув кулаком по столу так, что опрокинула несколько стопок бумаги. — Этот круг порочен для обеих сторон, Первый Чародей! Он должен прерваться! — Ваши слова для меня не новость, — рявкнул Орсино, в конце концов не сдержавшись. — Что именно вы хотите, чтобы я сделал, сэр Мередит? Единственные, кто обладают властью сделать выговор или сместить с должности вашего Рыцаря-капитана — это Рыцарь-командор и Владычица Церкви. Надеюсь, вы понимаете, что я не в том положении, чтобы подавать прошение кому-либо из них! — Орсино увидел, как глаза Мередит блеснули, а зубы сжались. А потом он понял. Взгляд его остался таким же неприязненным, но в душе он хохотал. Очевидно, даже такая храмовница, как Мередит, была не без греха. Если бы ещё она смогла переступить свою немалую гордость... вот это бы Орсино впечатлило. — Возможно, — наконец прошипела Мередит, вытягивая из себя каждое слово клещами, — что прошение от уважаемого члена Ордена будет обладать достаточным весом, чтобы принести желаемый результат. — Губы её сжались в тонкую нитку, и Орсино молча скрестил руки на груди. — Однако, обвинения, изложенные в петиции, должны быть... чрезвычайными. И доказать их я не могу. Но можете вы. — Мередит выпрямилась и скрестила руки, подражая Орсино. — Вот моё предложение, Первый Чародей: предоставьте мне неоспоримые доказательства виновности Рыцаря-капитана, и я подам прошение о его отставке вместо вас. Орсино поднялся и, обойдя стол, встал перед Мередит. — А откуда мне знать, что ты говоришь правду, храмовница? — Тебе этого никак не узнать, маг. Несколько секунд висела напряжённая тишина, но, в конечном счете, Орсино кивнул. — Хорошо. Я добуду вам доказательства, сэр Мередит. Приходите за ними в конце недели. — С этими словами Орсино прошагал к двери своего кабинета, открыл её и сделал многозначительный жест «после вас». Он едва сдержал усмешку при виде опешившей Мередит. Неважно, что её ошарашило: согласие Орсино или тот факт, что ему хватило наглости выставить её из кабинета, — выражение её лица было бесценным. На полпути к выходу Мередит замешкалась, с подозрением покосившись на Орсино. — Вы выглядите чересчур уверенным. Тот весело хмыкнул. — Вы приходите ко мне с просьбой о помощи, а заручившись моим обещанием, начинаете сомневаться в том, что я её окажу? — Орсино легонько подтолкнул храмовницу к выходу. — Будьте уверены, сэр Мередит. — И он закрыл дверь у неё перед лицом. А услышав оскорблённые восклицания из коридора, наконец-то позволил себе изумлённо рассмеяться. Это, решил Орсино, будет интересно. Если Мередит удастся её затея, она станет первым храмовником, сумевшим его впечатлить.

@темы: Орсино, Мередит, джен, Secret Santa 2015/2016

---

Для AWU

[Weisshaupt Fortress]

Для:  AWU От:  Laetans member Название: «Письма другому будущему» Пейринг: Анора/Вигеланн Кусланд Категория: джен, гет Жанр: общий Рейтинг: G Размер: драббл, ~350 слов Комментарий автора: С Новым годом! — Ваше величество! — торопливо дышит Эрлина. — Вам тут письмо принесли! Из-за её уха выбивается прядка, но камеристка лишь быстро подаёт письмо Аноре, забыв подобающе поправить неброско-ухоженную причёску: нужно бежать и собирать самые необходимые вещи. Весь двор выезжает загодя, едва узнав про направление в буквальном смысле архидемоновой орды. Аноре хочется потянуться за ножом для писем, но его уже куда-то убрали. Естественно, она знала, чья это печать, но что-то побуждало её хоть на секунду отвлечься от сборов и напряжённо-собранного волнения. Но даже ухоженные пальцы неаккуратно порвали конверт, пытаясь понять, чего же от нее понадобилось написавшему. Край листа все же надорвался, но буквально тройка строчек была отлично видна. "Моя невеста, я бы хотел, чтобы сборы не помешали вам сесть и подумать, насколько сильно вы хотите будущей свадьбы. Лично я очень желаю, чтобы в случае победы вы хоть немного позабыли все неприятные моменты замужества, ибо я не хотел бы совершать тех же ошибок, что кто-либо до меня." Сухо и ясно. А ведь все Собрания Земель он и лишнего взгляда себе не позволил! Анора никогда не думала рисковать своей репутацией и благоразумно скормила послание затухающему камину. Пламя голодно взвилось, уничтожая такие неважные и мелочные замечания. Что с таких зароков быть хорошим и не доставляющим хлопот мужем? Сейчас они лишь пыль, труха. Как и то, чем запросто может стать её дворец, стоит только армии задержаться. *** Недели после свадьбы угасали в прошлом, словно отзвук от колокола главного собора столицы. Так же ясно и размеренно собиралась королевская чета на ужин под этот звон на лиги вокруг, едва касавшийся грани слышимости в личных покоях. И точно так же выражал свою приветливость Вигеланн. Анора признавала, что она все-таки искренняя, эта уважительно-подчёркнутая вежливость. В ней и в самом деле видели ту, кого должны были видеть. Главную. Достойную. Королеву. Такой, какой её в ослепительно-белом наряде (совершенство!) должен был запомнить весь Денерим. И какой её наедине с собой, надеясь на свой всегда тонкий для чужих глаз и ушей слух, видел довольно улыбающийся король. Только желала ли Анора это принять? Название: «Леди нашего города» Пейринг: Анора/Вигеланн Кусланд Категория: джен, гет Жанр: общий Рейтинг: G Размер: мини, ~800 слов Комментарий автора: С Новым годом! У нее во владении десяток акций от торговых центров, но каждый раз они неизменно приходят сюда. Глянцевое сияние витрин, блеск каждого камешка, лампочки и стразы: будто их специально готовятся встречать как на ковровой дорожке для наград. Но это он — лицо столичного города, герой и восстановивший свою репутацию спортсмен, а серые кардиналы — Анора с отцом. Точнее, не выходившая в свет уже месяц Анора, стоило только серебристой окантовке гроба скрыться в огне крематория, а урне с прахом — оказаться в нише охранявшегося в первую неделю (позор не забыли и вандалы!) склепа. И вот сейчас, она стремится чуть вперёд, постукивая по кристально вымытой плитке кремовыми туфлями. Прямая (поставленная балетмейстерами в детстве осанка!) спина, приподнятая с чувством собственного достоинства (на деле — несгибаемая после таких выходов свет болью) голова, даже сумочку держит как на уроке светских манер. Цык-цолк, цынк-цок! Еще Вигел, как просит он звать себя дома Анору, знает, как болят ее ноги от натертых этими украшенными позолотой на набойках туфлей, и как тяжело быть самим воплощением истинной леди. Цок-цок, цок-цолк! Но сейчас, она едва ли ласково принимает его ладонь, но Кусланд надеется, что не только ради того чтобы не упасть у всех на глазах (он по привычке подмечает их задолго до того как успевает коротко нахмуриться Анора чужому и извечному шлейфу внимания к ним). Ведь сейчас ей нехорошо. Сейчас она рада его заботе. Сейчас, приходя за любимым вино, подаваемым им в специальной комнатке ресторана, она выдерживает это внимание, пытаясь от слабости (как хорошо, она не знает, каково не иметь времени на проживание личного горя!) не упасть. Цок-щелк, цолк-щелк! Негласная королева мегаполиса, сплетни о которой мусолили по всему городу, просит у Вигеланна платок. Даже плачет она не при нем, поправляя бриллианты на пальцах. — Анора, — отодвигает пустые бокалы Вигеланн, — я хочу тебе кое-что показать. И в кои-то веки она ему верит. *** Тут тихо, даже вороний оклик последних из стаи не касается этого на вид старого пустыря. Наверное, Кусланд сам как тот ворон: тихо передвигается по снегу, оборачиваясь на неё, как на состайницу, хоть он, антрацитовая голова да смуглолицый, уж больно высок, чтобы считали одного поля ягодой (не отбиться от сплетен про "неродного сына" для Аноры. Диковат в движении, как кочевники-хасинды, если верить тому, чему обучали Мак Тир. Но насколько он плавен в танце и стремителен на каждом соревновании, столь же хорош он своим прошлым и состоянием, которое не без помощи брака сумел вернуть. Но завораживает Анору неизменно угольно поблёскивающие глаза. "Словно антиванцы с ривейнскими пиратами в роду были" — недовольна женщина той беспечностью, с которой проявляет любопытство к его повадкам. По сути, таким же приятным и обаятельным на вид был и Кайлан. К счастью для себя, её муж того не знает. До метелей ещё месяц, но мимо так и не решившейся даже всхлипнуть украдкой пассажирки уже опускались на шоссе тысячи снежинок. Даже после свадьбы, искренне заботливых переписок в "Фейсбуке", подарков, ей не верится, что тот, кто везёт её сюда, никому не расскажет о смявшем её в клочки горе. Хлопает дверь сизого BMW, выходящей Аноре с самым искренним уважением подают руку. Анора в душе удивляется и в то же время с приличествующей всем своим манерам улыбкой принимает такую устаревше-приятную помощь: по льду она всё же передвигается в дизайнерских лаковых сапогах со шпильками. Муж в который раз пытается приплатить её личной ассистентке, чтобы та подложила ей удобную пару сапог в багажник. Эрлина вежливо кивает и так же вежливо оставляет коробку с новой обувью возле крыльца. На ладони руководительницы — снег. Хрустко крошится корочка от белого, точно глазурь на кексе, снега на кирпичах. Вместо округлой и снежной оболочки для руин - следы хрупкой руки, несильно смявших ее в крошащийся снежок раскрашенными знаменитой дизайнеркой ногтями. Автограф спецгостьи — городская легенда, тысячная байка, которую завистливо травят модницы про хозяйку компании. И хозяйку она заставляет лишь сдержанно хмыкать, как и предвечерний холод вокруг. Ведь "Леди себе не позволяют кричать и громко возмущаться", как вбивали ей в голову на уроках этикета. Может, за это её ценит Кусланд?.. — Зачем ты меня сюда привёл? — спрашивает Анора. — Здесь был наш особняк. Я никогда не думал, что захочу здесь побывать не один. Но ты... Анора сдержанно поджимает губы. Отец умер, искупив своей смертью на войне всё совершённое. Видеть следы от разрушений от его помощника — не лучшая мысль примирить её со случившимся. Он же не хочет её обвинить? — Нет, — умиротворённо обнимает её Вигеланн, — мои раны словно скрыты многолетним снегом. Но он растает, наше фамильное наследство отстроят и по возможности восстановят. Прогулку вдоль ограды приходится отменить — скользко, но махровые снежинки на причёске Аноры все равно радуют взгляд — Я не требую, - добавляет он. — Но надеюсь, что однажды так залечишь свои душевные раны и ты. Анора всегда хочет показать окружающим, как совершенна. Вот только... — Спасибо. Я не думала, что ты о них помнишь. — Забота её мужа подчёркнуто ненавязчива, но всё больше ей необходима. Снег на волосах Мак Тир похож на белую тиару. Вечером она впервые со дня свадьбы засыпает возле Вигеланна сама, кладя голову на смуглое плечо, забыв захлопнуть планшет на коленях.

@темы: Анора, гет, м!Кусланд, Secret Santa 2015/2016

---

Для ginger_vitriol

[Weisshaupt Fortress]

Для:  ginger_vitriol От:  Green Irving Название: «Виды Неварры» Автор: Пейринг: Серебрянка, ОМП-морталитаси Категория: джен Жанр: экшн, совсем чуть-чуть сомнительного юмора Рейтинг: PG-13 Размер: мини (2386 слов) Позже Серебрянка никак не могла понять – это зима пришла в Неварру столь стремительно, за каких-то пару дней, пока она собирала слухи и подыскивала способ пробраться во дворец; или же она сама промчалась на перекладных так быстро, проструилась и протекла, как обязывало имя, через земли и сезоны, в великий город, где время внезапно замерло. Время оказалось накрепко запечатано здесь, в толстых стенах, в старых камнях, в сковавшем реку льду, в высившемся над Неваррой Некрополе. На какой-то промежуток – небольшой, разумеется, – эта зима и этот покой оглушили ее. Потом она рассмотрела людей, и иллюзия пропала. Люди были... ну, как везде. Не то чтобы Серебрянка представляла, какими они должны быть – люди Неварры. Она знала лишь двух уроженок этой страны, и теперь мысленно делила всех на Искательниц Кассандр Пентагаст и чародеек Сидони. Это было легко. Смелые, порывистые, с гордо поднятыми головами – первые, дворяне. Те, что скрывали лица под темными капюшонами – вторые, морталитаси. Остальные были просто «остальными» и не представляли ценности для ищейки Инквизиции. Сквозь пустые места между узорами первого инея на стеклах она смотрела на зимний – «охотничий», как говорили здесь, – бал. На яркое представление, где разодетые танцоры выхватывали мечи и сабли, угрожая «дракону» – сооружению из палок, платков и спрятавшихся под ними людей. Ею двигало не любопытство – Серебрянка ждала и думала. Ждала – когда бал кончится. Это значило бы, что и дворец готов уснуть. Думала – потому что это полезно, думать. Возможно, последним она сильно увлеклась – слишком сильно для простой убийцы, – но происходящее за стеклом ее заворожило. Неваррцы играли в охоту на дракона, и это, пусть хранило лишь отблеск настоящих охот, выглядело внушительно и немного страшно. Когда голова «дракона» – золоченый стилизованным череп на шесте, – в последнем рывке метнулась вперед, к хозяину торжества, Серебрянка вздрогнула. Против воли она прикинула, насколько просто танцору подобраться к любому из дворян и вонзить тому нож в горло. Но дальше был только смех и восторги... Она отвернулась и быстро зашагала к площади. Задержалась бы еще дольше – ее бы заметили. А так она осталась всего лишь бедной девушкой, заглядевшейся на чужое богатство. Серебрянке это нравилось. Она точно знала, что дорогое оружие часто выглядит непритязательно. Но Неварра... Неварра все равно заставляла ее нервничать. Стражники не смотрели на нее, как и должно было быть. Горожане скользили взглядом и шли мимо. Но город – он видел. Серебрянка, выученная с детства быть быстрой, смертоносной и очень осторожной, не могла это игнорировать. Взгляд в затылок, тяжелый и неподвижный ровно до того момента, как решишь оглянуться. Она осматривалась – и видела лишь стены и статуи. Да выше и дальше, за чертой города, – огромный Некрополь. Серебрянка закрыла глаза. Раз зрение ее подводит, стоит полагаться на слух. Склонив голову и для виду обхватив плечи руками – ей и вправду было холодно, но не настолько, – она сделала еще несколько шагов, обтирая плечом стену дома на узкой старой улочке. Скрип снега под ногами, шаги и колеса повозок, окрики торговцев и болтовня людей – не то. Звуки тут тоже не подходили. Значит, полагаемся на нюх и чутье. Мороз приглушал обычные городские запахи – нечистот, конского навоза и людского пота, – оттого Серебрянка могла легко уловить нечто новое... Нечто, сопровождавшее ее весь вечер. Запах Неварры? По памяти – Серебрянка проходила здесь раньше, – она дошла до моста с торговцами. К непонятному, смутному запаху примешались другие – специй, жареных каштанов, горячего вина и крепкого чая. И внезапно это помогло. Здесь, на мосту, – Серебрянка открыла глаза, – пахло жизнью. Лавочники показушно сетовали на холод и расхваливали свои чаи, горожане протягивали руки к жаровнями и принимали дымящиеся чашки, смеялись, обжигая небо, и указывали вниз, на смельчаков, катающихся на коньках по льду. Здесь пахло жизнью. За Серебрянкой же следила смерть. Запах был сладковатым и затхлым, да еще... Серебрянка безотчетно повела головой, прислушиваясь, вспоминая... Вспомнила. Здесь пахло подсолнухами. Уверенно развернувшись, она быстро, почти бегом двинулась за горожанином, который, подтвердив ее догадки, прекратил любоваться видами города и стремительно зашагал с моста дальше, к улицам, где легко затеряться. Но он скрылся. Он оказался немного быстрее нее, но это не испугало. Серебрянка знала цену не только себе – она понимала, чего могут стоить и многие другие. Например, морталитаси. Знакомство с Сидони позволило Серебрянке вычеркнуть из памяти несколько стереотипов – так, она не стала называть их про себя ужасными культистами, – но одно оставалось точным. Они – маги. Где один из них – там много. И они зачем-то следили за ней. Поразмыслив, Серебрянка решила, что во враги их записывать рано. Да и цель у нее была другой. Венатори, под чье влияние попал король Маркус, потеснили советников-морталитаси, а значит, противник и у них, и у Инквизиции один. А слежка... Что ж, хозяин должен быть уверен, что оружие остро заточено и готово к бою. Вместо дворца ей захотелось пробраться в Некрополь. На те жуткие службы, где прислужники смерти представляли предков потомкам. В буквальном смысле – черепа и кости смотрели на живых. Кажется, она видела записи о подобном, когда разбирала бумаги леди Тайного канцлера, готовясь к поездке... Но она пробралась во дворец – свою миссию она помнила. И она была почти уверена, что в тишине спящего замка она услышит... Шаг – чтобы уйти в нишу и переждать запоздавшего, зевающего слугу. Еще шаг, чтобы выйти из укрытия, – точно в другое, за высокую вазу. Подождать совсем чуть-чуть, ожидая почти не скрывающегося... знакомого? В воздухе пахло подсолнухами. Морталитаси впали в немилость с появлением венатори и их эмиссара, но во дворце по-прежнему ходили со спокойствием хозяев. – Мы боялись, что вы будете здесь, – с тихим вздохом сказал маг вазе. Серебрянка выпрямилась, готовая напасть. – Что вы задумали? Почти белые в лунном свете, падающем в окно, глаза смотрели на нее спокойно и внимательно. Дальше по коридору послышались шаги. Маг протянул ей руку. Не дождавшись ответа, взял под локоть и повел прямо навстречу стражнику. Кивнул, столкнувшись с ним взглядом. Серебрянка удивленно вскинула брови, когда стражник прошел мимо. – Допустим, стражу вы смогли бы обмануть и без меня, – негромко произнес морталитаси. – Но что собирались сделать с венатори? – Пробраться в комнату, – ответила Серебрянка, подумав. – Убить во сне. Быстро. Чисто. Я убивала магов раньше, – невозмутимость мага и та легкость, с которой он заморочил голову стражнику, заставила ее оправдываться. – Здесь, – с непередаваемой интонацией, смесью театральной драматичности и холодной иронии, сказал маг. – В Неварре. – Здесь. Во дворце. Как и в сотнях других дворцов. – Сотнях?.. Серебрянка прикусила язык. – Инквизиция столь самоуверенна, – в голосе засквозило раздражение. – Вы правда считали, что мы не знаем о влиянии венатори на нашего благословенного короля? Вы действительно думали, что мы не пытались решить проблему самостоятельно? Или Левая рука покойной ныне Верховной Жрицы просто такого высокого мнения о своих ассасинах? – Откуда вы все это знаете? Маг остановился у окна. Некрополь не был виден из этого дворцового крыла, но и не требовалось – его печать читалась везде в городе. Теперь Серебрянка это понимала. И ответ ей уже не требовался, но маг все-таки сказал: – Это наш город. Здесь мы знаем все. Он перевел на нее взгляд. Все такой же спокойный, но уже отстраненный. Она в его понимании уже должна была уходить, решив, что ничего не сможет сделать там, где оказались бессильны морталитаси. – Инквизиции нет дела ни до кого, кроме Инквизиции и ее врагов, – терпеливо начал маг. – Но вам стоит знать, что у короля Маркуса много противников. Как много противников и у нас, тех, кто всегда стоял рядом с его троном. – Вероятно, одно следует из другого. – Вероятно. – Так, когда венатори убьют ночью во дворце, они обвинят вас, – продолжила Серебрянка. – Даже если король придет в себя быстро и вернет вам статус, многие могут пострадать в беспорядках. Дворяне скажут, что терпеть служителей – это одно, но стоять бок о бок с хладнокровными убийцами – совсем другое. Взгляд мага стал почти осмысленным. – У вас есть знакомые среди... нас? – Только один. И с Сидони Серебрянка никогда не общалась близко. – И как долго вы в Неварре? – Два дня. И провела их, главным образом, рассматривая город. И... он ей понравился. Кощунством казалось разрушать его – его порядок, медленное течение времени, традиции... Среди которых, так вышло, значились и морталитаси рядом с королевским троном. Но маг не спросил о причинах, и это Серебрянке тоже понравилось. Он тоже привык думать больше, чем говорить. Думать и действовать. Он развернулся к окну рядом с ней, сложив руки на груди. Помолчав немного, спросил просто: – Есть предложения? И Серебрянка резко, отрывисто кивнула. – Мы убьем дракона, – сказала она. – Как в сказках. *** «Как в ваших красивых героичных сказках, – думала она после. – Как в ваших красивых героичных сказках, которые, так вышло, совсем не сказки». И сказка не сказка, и охота не охота. Мысли Серебрянки путались, чего не случалось на ее памяти уже долгое-долгое время. Путались и ноги – танцор из нее был отвратный. Впрочем, ее партия была самой простой: главное – держать шест с головой «дракона» и не мешать остальным. Сказка не сказка, и дракон не дракон, а змея. Сквозь прорези в полотнище она иногда видела свою цель – Виреллиуса, эмиссара венатори. Тот стоял близко к королю, по правую руку от трона. Раньше – Серебрянка знала от Фотиса, – там стояли морталитаси. Тогда, лишь раз в беседе, он проявил ревность и злость. Она же не чувствовала... Она врала себе – она пыталась не чувствовать ничего, но чувствовала азарт. Ведь они на охоте. Ведь они – убивают дракона. ...Ладно, змею. С последними звуками музыки Серебрянка метнулась вперед, но не остановилась, «пронзенная» мечом, а прыгнула к трону. Виреллиус не закричал – зашипел. Будто вместо с кровью выходила из него не жизнь, а просто воздух и, быть может, то самое злое тевинтерское колдовство, которым пугают детей. Серебрянка уколола дважды, второй раз – для верности, уже повалив тело на пол. Спустя миг ушла от удара подскочившего стражника и оглушительно чихнула от бросившегося в ноздри запаха подсолнухов. Стража двигалась и гости реагировали – чуть медленнее, чем стоило бы. И морталитаси стояли показательно далеко от трона, но превосходно выполняли свою часть плана. И она сбежала, быстрая, как ртуть. Как всегда, и даже – совсем немного, – быстрее, чем обычно. *** Укутавшись потеплее – она снова была бедной горожанкой в старой неприметной одежде, – Серебрянка стояла на мосту, разглядывая катающихся по льду детей. В первый раз здесь появившись, она простояла так же очень долго, мечтая прокатиться вместе с ними. Но тогда надо было думать над убийством, а не над собственным далеким детством. Теперь же – ничего не мешало просто наслаждаться видом и предвкушать, как после она все-таки встанет на лед и попробует вспомнить прошлое. Бегать ее учили – быстро и по любой поверхности, – но льда не попадалось уже давно. Пара свободных часов у нее есть, и неизвестно когда доведется еще побывать в Неварре, в конце концов. Если только не... – Спасибо, – выдохнула она в холодный воздух, вдыхая знакомый уже запах. – Король уже походит на самого себя, – сказал Фотис из-за спины. – Лидия и Терис рядом с ним, как прежде. Морталитаси. – Я поняла. Неловкое касание заставило ее обернуться. Мимолетная гримаса – «только не делай замечаний» – принять чашку с дымящимся чаем. На плече у Фотиса висело что-то, завернутое в ткань, и это, как и чай, несколько разрушало мрачный образ. Однако никто не подавал вида, будто присутствие морталитаси здесь – нечто необычное, и Серебрянка напомнила себе, что здесь и впрямь нет ничего странного. Просто служитель смерти. Просто смерть рядом с жизнью. Просто тень над великим городом. Запах подсолнухов среди зимы. Абсолютно ничего странного. Для Неварры. – А вы – орлесианка? – будто прочитав ее мысли, спросил маг. И пояснил. – Эта страсть к представлениям... – Сказал житель страны, где все до сих пор охотятся на драконов в своих домах. Он усмехнулся. – Это... другое. Это символ. – Сегодня все было достаточно символично. – Мне тоже понравилось, – согласился Фотис. Так спокойно, будто они говорили о погоде. Или о чем принято говорить в высоком обществе. Серебрянка толком не знала, но вряд ли об убийстве и раскрытии заговора говорят так просто. – Вас будут искать все равно, – таким же тоном продолжил морталитаси. – Убийцы во дворце – даже с учетом самого благоприятного для Неварры исхода, это все-таки слишком тревожно. Стражники уже допрашивают каждого на воротах. Серебрянка не ответила – допивала чай и не понимала, что тут такого. – Я знаю, вы сможете избежать погони, – маг ответил за нее, с легким раздражением. Не привык, чтобы его беседу не поддерживали?.. Серебрянка отнеслась к остаткам чая со всей внимательностью, пальцами выуживая ягоду шиповника. – Но все равно... – Вы воспользовались моментом? – она достала-таки ягоду, подняла голову и взглянула на него в упор. – Убрали еще нескольких, тех, кто допустил во дворец венатори? Морталитаси не ответил, глядя то на нее, то на мокрую ягоду в ее пальцах. «Видимо, нарушила какие-то правила», – решила Серебрянка про себя. Наконец, Фотис кивнул. И молча протянул ей снятый с плеча сверток. – Коньки, – сдержанно, как обычно, пояснил он, кивая на замерзшую реку. – На случай, если вы решите уходить не через ворота. Что было бы лучшим... – А если нет? – перебила Серебрянка. Морталитаси едва слышно вздохнул, но все-таки спокойствие было нарушено. Серебрянка чувствовала себя так, будто расшатывает огромный тяжелый камень. Из тех, из которых сделан Некрополь и вообще Неварра. С морталитаси не разговаривают так, но с ними и не вступают в сговор... Наверное. Не чужаки, по крайней мере. – Если нет, то считайте это подарком, – раздраженно, как никогда напоминая обычного человека, ответил Фотис. – Славной Инквизиции от великой Неварры. – Спасибо, – со всей душевностью поблагодарила Серебрянка, принимая коньки и отдавая магу пустую чашку и вытащенную ягоду шиповника заодно. Фотис, замешкавшись на секунду, выбросил и то, и другое, чем вызвал недовольный окрик торговца. Под тяжелым взглядом тот, впрочем, быстро затих и подобрал свою посуду самостоятельно. – Вас же послали убедиться, что я уйду? – спросила Серебрянка. – Зачем вам чужаки, которые так быстро и легко проникли во дворец и все ваши... традиции... Точно ведь? Вы же не собирались меня убить или, – она кивнула на торговца чаем, – отравить? – Конечно, нет! – возмутился маг. – Мы чтим законы гостеприимства, и мы... – он перевел дыхание, возвращая себе самообладание. – Просто – нет. Всего лишь убедиться, что вы покинете город. Но мы всегда рады будем видеть вас в Неварре. Летом. Или осенью. Здесь очень красиво осенью. Серебрянка посмотрела на лед. – У меня есть немного времени, и я не уверена, что когда-нибудь снова здесь окажусь. Учитывая мою службу, мне бы совсем этого не хотелось. – Мне тоже. – Поэтому... Она протянула ему ладонь и кивнула в сторону реки. Фотис ничего не понял. – Поймите, – старательно подбирая слова, начала Серебрянка, – я видела ваш прекрасный город и замечательных людей, даже присутствовала во дворце и в полной мере насладилась традиционным балом и охотой на так называемого дракона... – И вы думаете, что вид морталитаси, советника его величества короля Маркуса... катающегося на коньках... будет достойным завершением вашего знакомства с Неваррой? Маг воззрился на нее со всей доступной скептичностью. Серебрянка радостно закивала. Она хотела лишь предложить подождать ее немного, но Фотис мыслил шире. – Изумительные виды Неварры, – вспомнила она слова из «В поисках знания» брата Дженитиви. Фотис прикрыл ладонью глаза на несколько секунд. – Ладно, – чопорно одернув рукава, возвестил он, поднимая глаза. – Тогда нам нужна еще одна пара коньков. Серебрянка пошла следом, искренне надеясь, что он не решит отбирать их у детей с помощью советничьего влияния и чародейского взгляда. Но «изумительные виды Неварры» она точно запомнит. Надолго.

@темы: Серебрянка, джен, Secret Santa 2015/2016, оригинальные

---

Для Rena Sobokuna

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Rena Sobokuna От:  Джейкенсон Название: «Защитник» Персонаж: Элиза Хоук Категория: Фанарт Рейтинг: General Техника: Цифровая графика

@темы: арт, м!Хоук, джен, Secret Santa 2015/2016

---

Для Rena Sobokuna

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Rena Sobokuna От:  $corpicora Название: «Слова любви» Автор: Пейринг: Зевран/ж!Махариэль Категория: гет Жанр: романс, флафф, юмор Рейтинг: R Размер: мини, 1184 слова Комментарий автора: Возможно, отношения между эльфами развиваются слишком быстро, но иначе и не может быть, когда рядом такое «ходячее обаяние». С тех пор, как Лина Махариэль приняла Зеврана в отряд, он искал возможность отблагодарить её. Но и чудный расслабляющий массаж, и букет полевых цветов, и даже предложение прогуляться под луной, были ею беспощадно отвергнуты. — Мой милый Страж, признайся, ты всё ещё сердита на меня? — спросил Ворон в очередное неудавшееся утро. Лина пожала плечами, оглядывая охапку Лечебного корня, притащенную эльфом к её палатке с непонятной целью, и вздохнула: — Нет, я не сержусь на тебя, Зевран. В этот раз, твой дар, по крайней мере, полезен для отряда. Но я не понимаю, отчего ты не оставишь своих попыток испортить мне день? — Испортить? — на лице эльфа появилось растерянное выражение. — Я не думал, что мои попытки выказать тебе благодарность производят такой эффект. Это всего лишь жест доброй воли. — Замечательно, но можно выражать свою волю не на ночь глядя, и не ранним утром, когда все ещё спят. — Но, мой Страж, как же мы тогда останемся с тобой наедине? Похоже, эта мысль не на шутку озадачила Махариэль, потому что она странно посмотрела на Ворона. — Но для чего нам быть наедине? — на полном серьёзе спросила она. Зевран, не ожидавший подвоха, на миг лишился дара речи. — Для чего? Но как же, слова любви и верности лучше произносить в тишине и лишь наедине с тем, кому они предназначены. Я просто хотел отблагодарить тебя за то, что ты спасла мою жизнь, наполнила смыслом. Ты, мой милый Страж, теперь центр моей новой вселенной, мы связаны клятвой и поверь, я не предам тебя никогда… — Ворон медленно и мягко взял руку Лины в свои, и поцеловал прелестные пальчики. Для Махариэль открылся целый новый дивный мир впечатлений и ощущений. Никогда она не думала, что этот плоскоухий сможет так взволновать её. Долийка посмотрела в искренние глаза эльфа и кончики её ушей покраснели. — Так… ты считаешь, что мы связаны? Но при чём здесь слова любви? — Только слепой не заметит, что ты красива, мой Страж. — Зевран улыбнулся, видя, что Лина не спешит вырывать рук. Улыбка вышла лукавой. — Эти строгие карие глаза, прекрасные длинные волосы цвета коры дуба, в тебе есть что-то таинственное и неприступное, и в то же время, как же мне хотелось бы обладать всем этим… Эльф умолк, наблюдая, как долийка краснеет всё больше. — Ты хотел бы иметь карие глаза? — явно не поняла (или сделала вид) Лина, но её пылающие румянцем щёки выдавали её. — Я хотел бы, мой милый Страж, стать твоим проводником в страну блаженства, быть твоим верным телохранителем, твоим объектом увлечения, твоими звёздами в час ночной, или солнцем днём. Ради тебя я готов выучить древний язык эльфов, за тобой я пойду в огонь и воду, и даже Порождения тьмы не пугают меня так, как разлука с тобой… Ворон вновь умолк, глядя в прекрасные карие глаза Лины. Они были похожи на два глубоких колодца с прозрачно-зеленоватой водой лесных ручьёв и ободком цвета коры деревьев. А внутри зияла бездна. Зеврану показалось, что он тонет в этих глазах. — Значит, я тебе нравлюсь? И ты готов таскать за мной мой аравель, принести мне шкуру волка, чтобы доказать, что ты достойный охотник, и, в конце концов, объединить наши судьбы пред ликами богов? — Махариэль посмотрела на Зеврана так, словно впервые видела его. Конечно, слова эльфа затронули в ней какие-то струны, но Лина была долийкой, и это обязывало. А вот на лице Зеврана появилась растерянность. Страж ему, конечно же, нравилась, но таскать за ней аравели и объединять судьбы, было пока как-то не с руки. Да и волков поблизости не было. — Давай для начала остановимся на том, что ты мне нравишься, мой милый Страж. — Ворон обезоруживающе улыбнулся. — Ты так говоришь, лишь чтобы отвязаться от обязательств, — долийка всё-таки выпростала руку из цепких пальцев эльфа, — а меж тем, именно они … — Вовсе нет! — прервал Лину эльф, осторожно обнимая её за плечи. — Я готов взять на себя обязательства будить тебя по утрам, греть твою постель по ночам, делать потрясающий массаж, которому научился… очень давно, помимо прочего я обязуюсь быть приятным собеседником, ласковым любовником, утешающим и заботливым, бдительным стражем твоего покоя, ну и конечно, тихой и неизбежной смертью для твоих врагов. Это тоже важно. От прикосновения эльфа Лина вздрогнула, и приятные мурашки пробежались по спине. — Ты хочешь сказать… — начала она, но остановилась, когда Ворон поднёс палец к её губам. — Позволь, я объясню тебе, мой милый Страж. Я — Антиванский Ворон, или был им когда-то, а нас воспитывали строго. Но со стороны морали делались большие поблажки. Чтобы подобраться к жертве, нам приходилось иной раз соблазнять и обманывать, прилагать все усилия, чтобы выглядеть привлекательно в её глазах. Уверяю тебя, я не создан для длительных отношений, но даже лишь одна ночь, которую мы проведём вместе, заставит тебя забыть обо всём. В этом можешь быть уверена. Похоже, эльф был убеждён в своём неотразимом обаянии, но Лина не была бы собой, если бы позволила себе так легко сдаться ему в плен. Хотя стоило признать, что прикосновения Ворона пробуждали в ней что-то первозданное и дикое. — Что же, в таком случае я поверю тебе. Но тебе придётся постараться убедить меня. — Я сделаю всё, что ты захочешь, мой милый Страж, — едва не промурлыкал антиванец. Улыбка Зеврана была победной. — Валласлин. У нас такие узоры на лицах носят те, кто стал взрослым. Те же, у кого нет валласлина считаются детьми, недостойными вмешиваться во взрослые дела. Я хочу увидеть, как твоё лицо преображается… Лицо Ворона и впрямь преображалось на глазах. От удивления и изумления брови поползли вверх, эльф пытался что-то возразить, но даже не мог подобрать слов. Нет, ему нравились узоры на лице стража, но делать себе такие же он вовсе не хотел. К тому же, у него уже была своя татуировка. — Видишь ли, мой милый страж, я совершенно не против, но у меня уже есть… — Зевран хотел показать на татуировку, но услышал смех, и в следующую минуту его щеки коснулись губы Лины. — Поверил. — Её глаза были так близко, в них сияли искорки озорства. Ворон понял, что игра подходит к концу и проигрывает он. Что же, в таком случае это надо сделать достойно. — Хочешь, я покажу тебе все свои татуировки? А ты — покажи мне свои. Лина улыбнулась, разглядывая лицо Зеврана. — Ты все их видел. А вот на твои я и впрямь бы посмотрела. — Уверен, у тебя тоже хватает секретов… Поцелуй объединил их мысли, руки сплелись в неразрывную связь, а телам стало тесно в одежде. От неё захотелось избавиться и немедленно. Благо, палатка Лины оказалась недалеко… Страсть закипела в венах, вырвалась наружу огненным драконом, жаром, перехватившим дыхание. Капельки пота покрыли два обнажённых тела, соединённых в одно, живущих в одном ритме. Сердца бились в унисон, и валласлин Лины встречался с татуировкой Зеврана, смуглое тело которого покрывали и другие татуировки, порой в неожиданных местах. Лина проводила по ним пальцами, ласкала, целовала, прижималась к горячему телу Ворона, а он изучал её изгибы, добирался до самых потаённых мест, и тогда палатку наполняли упоительные стоны. Когда же они насытились друг другом, и пламенная страсть уступила место сладкой истоме, неожиданно услышали эльфы чьи-то шаги и вежливое покашливание. — Проклятье, нас кто-то слышал, — заволновалась Лина и попыталась подняться. Но Зевран мягко уложил её на место и, поднеся палец к губам, выглянул из палатки. Увидевший его Алистер сначала удивился не в меру, затем, заметив, что эльф не одет, покраснел, побледнел, попытался что-то сказать, но передумал и удалился. Бегом. Довольный произведённым эффектом, Ворон вернулся в палатку. — Так на чём мы остановились, мой милый Страж?..

@темы: Зевран, гет, ж!Махариэль, Secret Santa 2015/2016

---

Для wolvesarenotdogs aka Эlиs

[Weisshaupt Fortress]

Для:  wolvesarenotdogs Автор:  Rii-sempra Название: «Вызов» Пейринг/Персонажи: ф!Хоук/Фенрис Категория: гет Жанр: романтика, юмор, повседневность Рейтинг: PG Размер: 3800 слов Примечание: Хоук - магесса, но акцент на этом не делается С Новым годом! Компания Мариан Хоук была завсегдатаем «Висельника». Уютная обстановка и сильный алкоголь всегда способствовали развитию дружеских бесед и появлению различных споров. Как повелось, каждую встречу Мариан спорила с Варриком, что она сможет что-то сделать, а гном каждый раз не верил и расплачивался за свою недоверчивость золотыми монетами, которые потом с легкостью отбивал с продажи книг, в которых описывал, как Воительница Мариан исполняет его вызовы. Порой тема спора доходила до абсурда, и уже сама Мариан не думала, что сможет это сделать, но, будучи леди честолюбивой, она выпивала залпом кружку эля и принимала вызов. Голыми руками в одиночку одолеть гигантского паука? Подумаешь! Выгулять в садах наместника Пушка? Раз плюнуть! Заявиться в «Розу» с ордером на обыск частных комнат? Проще быть не может! Ограбить шайку пиратов в порту? Слишком легко! Доселе самым трудным вызовом было «прочитать все манифесты Андерса», но и с этим Мариан справилась. — И что, ты правда-правда все прочитала? — спросил Варрик, прищурившись. — И пересказать сможешь? — Конечно! Андерс уже послушал мое краткое изложение, он подтвердит, — ответила с ехидной улыбкой Мариан и указала на мага. Тот кивнул. — Но не думаю, что ты захочешь сейчас слушать, что написано в его ста сорока трех манифестах, я права? — Создатель, нет, спасибо! — усмехнулся Варрик. — Ну что, дружище, сколько я тебе задолжал? — Пятнадцать золотых, дорогуша, — напомнила гному Изабелла. Варрик, скрепя сердце, вытащил из-за пазухи кошелек, отсчитал пятнадцать монет и передал их Хоук. Та довольно погрузила их в свой карман. — Ну что ж, тогда сегодня выпивка за мой счет? — улыбаясь, предложила Мариан. — Эльф, а ну-ка закажи по такому случаю себе самое дорогое вино «Висельника»! — посоветовал Варрик. — Вряд ли даже самое лучшее вино «Висельника» сравнится по вкусовым качествам с самым дешевым вином из магазинов Антивы, — равнодушно ответил Фенрис. — Хо-хо, вот с кем ты точно не уживешься, Хоук, так это с нашим мрачным эльфом! — Мистер мрачный эльф навряд ли сам пробовал вино из магазинов Антивы, он просто хочет выглядеть солиднее, — сказала Мариан, глядя на Фенриса. — К твоему сведению, я достаточно хорошо разбираюсь в вине, чтобы заявлять подобное. — Интересно, откуда? Воровал у хозяина, пока тот спал? — Ты сейчас ходишь по острому лезвию, Хоук, — прошипел Фенрис. — Неужели я снова задела твою подпирающую небосвод самооценку? Прости, я случайно! — Ребята, ребята, успокойтесь, — поспешил прервать потенциальную склоку Варрик. — У меня появилась отличная идея! Если вы проживете под одной крышей минимум три дня, не поубиваете друг друга и не сбежите, то я заплачу каждому по сорок золотых. Фенрис и Мариан, застывшие друг напротив друга, устремили взоры на гнома, явно пытаясь понять, насколько выгодным является это предложение. — С чего такая щедрость, Варрик? — удивленно спросила Изабелла. — Может, лучше я поживу с Хоук или с Фенрисом, а ты заплатишь мне хотя бы тридцать? — Нет, Ривейнка, так совершенно не интересно. А вот за этими двумя я бы понаблюдал. — Маловата плата за такие страдания, — вынес свой вердикт Фенрис и откинулся на стуле, сложив руки на груди. — Повышаю денежную ставку до пятидесяти золотых и принимаю вызов! — выкрикнула Мариан, ударив по столу кулаком. — Эльф, что скажешь? — обратился к Фенрису Варрик. — Слово за тобой. — Я не в восторге от этой затеи. И под какой крышей мы будем жить? В ее дом я и ногой не ступлю. И уж прости, Варрик, даже пятьдесят золотых не исправят положение. Мариан поднялась из-за стола, подошла к эльфу. Она положила руку на стол и нависла прямо над ним. — Что, мое скромное жилище для тебя недостаточно набито трупами и не смердит? Ах да, еще крыша не протекает, нет крыс, сухо и тепло. Видишь, мы еще не начали, а ты уже везде видишь проблемы! Варрик прав, ты и дня не сможешь повести со мной в моем доме. А он-то думал, что ты достаточно смел для этого, да, Варрик? Гном поспешно кивнул в ответ, заинтересованно наблюдая за происходящим, а Фенрис уже смотрел на Мариан исподлобья, и этот взгляд не предвещал ничего хорошего. — Хорошо. Нет, серьезно, я принимаю вызов. Но если первой сдашься ты, то ты заплатишь мне компенсацию в двойном размере и самолично проведешь ремонт в моем особняке, — прошипел Фенрис. — Не в твоем особняке, а в особняке Д… — Это уже детали! — прервал Мариан Варрик. — Ну что, по рукам? Начинаем с завтрашнего дня! Варрик соединил руки Хоук и Фенриса в рукопожатии, явно довольный собой. И ему даже было не жаль распрощаться с половиной накопленных денег, лишь бы стать свидетелем выполнения этого спора. Возможно, новая книга станет бестселлером! — Добром это не кончится, — подытожил Андерс, когда вызов был официально принят Хоук. «А я думала, что я еще достаточно трезвая, чтобы не принимать таких решений», — подумала Мариан, потирая лоб. Она только что поняла, на что подписалась. *** Отношения Мариан и Фенриса трудно было назвать доброжелательными. Скорее, это было взаимное стремление показать друг другу, у кого в огороде трава зеленее. И уже с утра первого дня градус напряженности подскочил еще выше, когда Фенрис пришел в дом Хоук с восходом солнца. — Еще раньше ты прийти не смог? — сонным голосом пробурчала Мариан, спускаясь по лестнице. — Бодан, надо было оставить его сидеть под дверью, вот зачем ты открыл? — Не слушая оправдания и извинения гнома, она, вздохнув, продолжила: — Ладно, покажи гостю его комнату. — А я уж думал, что ты запрешь меня где-нибудь в подвале и будешь держать там три дня, — хмыкнул Фенрис, следуя за Боданом, а Мариан ударила себя по лбу, прошептав: «Почему я сама об этом не подумала?!» Хоук этой ночью удалось поспать меньше четырех часов, и потому она отправилась в свою комнату, посоветовав Бодану получше приглядывать за гостем, чтобы он ничего не стащил и не сломал. Когда Мариан, спустя несколько часов сна, спустилась в гостиную, Фенрис сидел у камина и чесал брюхо Пушку. Она обратила внимание, что он держит ноги поближе к камину. «Ему холодно?» Мариан присела к небольшому шкафчику у лестницы и что-то достала из него. — Эй, Фенрис, — позвала эльфа Хоук. — Надень. Встретив его непонимающий взгляд, она пояснила: — Домашние тапочки. Здесь полы холодные. — Ты же знаешь, что я не ношу обувь, — ответил он равнодушно, проигнорировав ее просьбу. — Ага, а еще не снимаешь свои когтистые перчатки в помещении. Ни манер, ни уважения к хозяйке дома! — усмехнулась Хоук. — Твоему псу больше нравится, когда я чешу его в перчатках. — Пушок, — обратилась Мариан к псу, взяв в руки его морду и потрепав по макушке, — ты меня подставляешь! — И как можно было дать боевому мабари такую идиотскую кличку? Хоук не ответила, а состроила недовольную гримасу и показала Фенрису язык, после чего поднялась обратно к себе. С балкона она бросила взгляд вниз и заметила, что тапочки эльф все же надел, недоверчиво разглядывая их. *** — Что это ты делаешь? — поинтересовалась Хоук, глядя на Фенриса, рыскавшего по полке с книгами на втором этаже. — Ищешь себе ночное чтиво? — Что-то вроде того, — буркнул он в ответ. — Может быть, помочь? — спросила она и поднялась вверх по лестнице. — Ты сегодня подозрительно вежливая. — Просто ты не даешь мне поводов тебя подколоть. — Мариан встала рядом с ним и посмотрела на стопку отложенных на столе книг. — Что тебя интересует? Она стала перебирать книги и наблюдала среди них в основном атласы, истории в картинках, сборники с произведениями искусства и просто книги с обилием иллюстраций. Фенрис же в этот момент отвернулся от нее обратно к полке, бегая пальцем по корешкам книг вразнобой. — Я так понимаю, ты не хочешь утруждать себя чтением перед сном, поэтому решил заняться изучением карты Тедаса и картин художников Орлея? Культурно развиваемся, значит. Ну, что ж, могу посоветовать тебе одну книгу, в ней очень хорошо описаны обычаи разных культур и народов. — Мариан повернулась к шкафу и заскользила по полкам глазами. — Вот, кажется, та, в зеленой обложке в углу. Какой там автор написан? — обратилась она к эльфу, но тот промолчал. — Фенрис, кажется, я задала вопрос. Она высоко, я не вижу отсюда. — Я не знаю, — коротко ответил он. — У тебя проблемы со зрением? — спросила Хоук, подняв одну бровь. — Нет. — Тогда в чем проблема? — Мариан развернулась к нему всем телом и уперла руки в бока. — Фе-е-енрис? Не игнорируй мои вопросы, пожалуйста! — настаивала она, пытаясь заглянуть в глаза отвернувшемуся эльфу. — Я не умею читать, — тихо проговорил Фенрис. — Что-что? Я не расслышала, — перепросила Мариан, сдерживая смешок, хотя на самом деле прекрасно уловила каждое слово. — Я. Не умею. Читать. Ясно?! — прорычал он, резко развернувшись. Хоук показалось, что его лириумные отметины слегка сверкнули. — Ладно-ладно, прости. — Мариан тут же растеряла свой веселый настрой и вытолкнула из головы пару вертевшихся на языке шуток по этому поводу. — Как же ты жил все это время? — Рабу это умение незачем, — отрезал Фенрис, снял пару верхних книг из стопки и направился вниз. — Погоди-ка, куда это ты? — с недоумением спросила Мариан. — В свою комнату, это ведь очевидно. Хоук цокнула языком и вытащила из кармана халата небольшую палочку. Она подошла к лампаде, висевшей справа от книжного шкафа, и подожгла эту палочку, после чего перенесла огонь на толстую свечу, стоявшую на столе. — Поднимайся обратно, сейчас будем тебя учить буквам, — сказала она и легким движением руки потушила палочку. Фенрис глядел на нее с искренним недоумением и долго не решался последовать ее приказу, но в конце концов решил, что ему нечего терять. В любом случае, ему здесь торчать еще два дня. Мариан тем временем достала с полки старую потертую книгу и несколько листов бумаги с пером из ящика стола. — Почему ты зажгла огонь так, а не с помощью магии? — спросил Фенрис, усаживаясь в кресло. Хоук подмигнула. — Слишком просто! К тому же, с палочками получается как-то уютнее, по-домашнему так. — Она присела на стул рядом. — Ладно, с чего бы начать? Смотри, — Фенрис внимательно взглянул на нее, — ты ведь умеешь говорить. Говорим мы предложениями, а они состоят из слов. Слова состоят из слогов, а они — из букв, и с них-то мы и начнем… *** Следующим утром Мариан сразу направилась на второй этаж кабинета. Почему-то она не сомневалась, что найдет Фенриса там. И правда — он, окруженный книгами и исписанными вечером листами, спал, уронив голову на стол. Хоук улыбнулась, подумав, какой Фенрис старательный ученик. Свеча догорела за ночь, и Мариан аккуратно взяла подсвечник со стола, чтобы отнести Бодану для очистки от воска. Взгляд ее ненамеренно зацепился за лицо спящего эльфа. «Создатель, если бы этот парень не был кровожадиной и лириумным маньяком, я бы даже назвала его милым», — подумала она и сразу же отругала себя за подобные мысли. Бодан встретил ее с обычными утренними приветствиями и сообщил, что около часа назад заходил Варик Тетрас. Мариан поблагодарила его и, позавтракав вкусными блинчиками Ораны, отправилась в «Висельник». Варрик, в отличие от Бодана, встретил ее пристальным взглядом и принялся осматривать, выискивая следы царапин и синяков. — Варрик, ты переигрываешь, — со вздохом сказала Хоук. Гном усмехнулся. — Так значит, все проходит гладко? Я ожидал криков, скандалов и побоев, а вы там по ночам вместе изучением литературы занимаетесь, — с довольной ухмылкой заметил Варрик. — Ох, Бодану точно достанется за его излишнюю разговорчивость. — Я слышала то, что слышала? — Голос Изабеллы прозвучал рядом с ухом Хоук. Пиратка хохотнула. — Книжки читаете, значит, ночью? — повторила она и присела за столик. — Это не то, о чем вы думаете, — сказала Мариан, нахмурившись. — Я тоже рассчитывала, что он устроит мне погром и будет раздражать ежесекундно, но, должна признать, ведет он себя довольно скромно. Да и мне самой не хочется над ним издеваться. — Очень странно… — выразил свое мнение Варрик, записывая что-то в блокнот. — И подозрительно, — с улыбкой продолжила Изабелла. — Золотце, а ты, часом, не… — Создатель, нет! Что бы ты сейчас ни хотела сказать, Изабелла, нет! — Нет? А я ведь хотела спросить, не изволишь ли ты сейчас заказать нам выпивки, — сказала Изабелла, сделав грустную мордашку. — Вот тебе золотой, закажи, что хочешь, — вставая из-за стола, ответила Мариан и бросила на стол монетку. — Мне пора. Когда Хоук скрылась из виду за дверями таверны, а Изабелле принесли ее виски, она, наконец, произнесла: — Кажется, твоя новая книга будет слащавым чтивом для девочек. Варрик отложил блокнот и посмотрел на пиратку, потирая руки. — А по-моему, здесь намечается бурный любовный роман. *** Когда Мариан вернулась, Бодан сообщил ей, что Фенрис сейчас завтракает, и она отправилась в столовую. Эльф разглядывал блинчики, не решаясь сделать надрез. Когда он заметил Мариан, то бросил короткое приветствие и вернулся к изучению блинчиков. — Нравятся? — спросила она, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Да. Никогда не пробовал такое блюдо. — Надо же, неужели тебя никогда не кормили блинчиками? — Может, и кормили когда-то раньше, до Данариуса, но я не помню этого. — Эльф нахмурился и, наконец, отрезал кусочек от блинчика. — Их ведь приготовила та девушка? Орана, кажется. Что, все же решила завести себе рабыню? — Ну что ты говоришь, я ведь еще тогда тебе сказала, что буду платить ей, — отмахнулась Мариан и закусила губу. Она ведь еще ни разу не выплачивала Оране жалованье. Она и не просила. — Добавь лучше джема, так вкуснее! Обрадовавшись возможности сменить тему разговора, Хоук достала из верхнего шкафа банку апельсинового джема и обильно смазала блинчик Фенриса. — То, что ты утром куда-то уходила, можно считать побегом? — вдруг спросил Фенрис. — Не дождешься, эльф, я всего лишь отчитывалась перед Варриком. Продержимся в таком же духе еще полтора дня — и сможем утяжелить кошельки Варриковыми деньгами. Снова воцарилось молчание. Мариан уже собралась уходить, подумав, что Фенрис сейчас не в настроении разговаривать, когда он сказал: — Удивительно. Я думал, что вырву тебе сердце после первых двух часов в этом доме. — О, можно, я буду считать это комплиментом? — с улыбкой ответила Хоук. — Странно, что ты не сделал этого раньше, пока мы путешествовали вместе и даже ночевали в соседних палатках. — И правда, странно. Фенрис улыбнулся. Мариан впервые видела у него улыбку. Обычно он ходит либо с маской равнодушного спокойствия, либо хмурится. Оказывается, улыбается он очень соблазнительно. — Это твоя обычная улыбка или ты сейчас со мной заигрываешь? — спросила Мариан, слишком поздно поняв, что сейчас заигрывает сама. Эльф пожал плечами и отправил в рот последний кусочек блинов. — Спасибо за завтрак, было очень вкусно. Надо бы взять у Ораны рецепт. — Неужто ты занимаешься домашними делами? — А ты думала, я шутил, когда говорил про балет «Ежедневная уборка»? — Н-но ведь ты сам тогда сказал Варрику, что это… Фенрис снова пожал плечами и вышел из-за стола, а затем и из столовой, а Мариан с улыбкой, приподняв бровь, смотрела ему вслед. *** Хоук, выйдя из своей комнаты, чтобы снова позаниматься чтением с Фенрисом в кабинете, наткнулась на него рядом с покоями Лиандры. Он стоял, опираясь на перила лестницы, и смотрел на дверь, словно она ему могла о чем-то сказать. — Я ничего не меняла в этой комнате с тех пор, как мамы не стало, — сказала Мариан, подойдя ближе. — Не думаю, что у меня когда-либо хватит духу хотя бы зайти туда. Фенрис пристально посмотрел на нее. — Она была хорошим человеком. — Спасибо. Она была лучше, чем я. Лучше, чем любой из нас. — Я… сожалею, — произнес эльф и легко коснулся плеча Хоук. На этот раз он был без перчаток. — Тогда ко мне пришел лишь Гамлен и Авелин. А я не могла заставить себя выйти из дома около недели. Не то, чтобы я вас винила, но… Я ожидала больше поддержки. — Ты вправе винить нас. Но, поверь, мы просто не знали, чем можем тебе помочь. С такими вещами люди обычно должны разобраться в одиночку. — После небольшой паузы, он добавил: — Время лечит. — Лечит? Возможно, но из памяти это не сотрется. Я всегда буду знать, что именно я не успела ее спасти. Из-за меня она погибла. — Хоук с трудом сглотнула подступивший к горлу комок и начала часто моргать, чтобы не расплакаться. Только не перед ним. Только не сейчас. — О ней останутся только светлые воспоминания. Это лучше, чем совсем не помнить своих близких, поверь. Мариан медленно кивнула и отвернулась, обхватив себя руками. — Я помню, что она сказала тебе напоследок. Я думаю, она не хотела бы, чтобы ты винила себя. — Спасибо, Фенрис. Но я не могу. Этот груз со мной останется до конца жизни. Мама, брат, сестра… Из всей нашей семьи… выжила я одна. Фенрис не знал, что еще он мог сказать, поэтому просто обнял ее. Она не плакала. Она держалась. Лиандра была права — Мариан стала сильной. Ради них всех. Он погладил ее по волосам, не отдавая себе отчета в действиях, а она положила руки ему на грудь. Хоук давно не чувствовала человеческого тепла так близко… И отпускать Фенриса ей не хотелось. Почему она всегда его недолюбливала? Что ее в нем раздражало? Сейчас она не могла вспомнить ни единственной причины ненавидеть его. Или просто не хотела. *** Утро третьего дня началось для Мариан после полудня, так как вечерние занятия с Фенрисом переросли в ночные. Эльф явно делал успехи и продолжал изучение слов даже после того, как она ушла спать. Бодан объявил, что Фенрис покинул имение два часа назад, но не сообщил, куда направляется. Мариан несколько удивилась, но мысль о побеге сразу показалась ей абсурдной. Поэтому она проследовала в столовую, где Орана уже подала завтрак. На этот раз она приготовила яичницу с овощами. — Понравился Фенрису завтрак, Орана? — поинтересовалась Мариан, приступая к еде. — Не знаю, миледи, но он съел все, — ответила та, поклонившись. — Орана… — начала Хоук нерешительно. — А какое жалование ты бы себе хотела? Вопрос явно привел служанку в недоумение, и она попыталась отказаться, но Мариан была непреклонна, и Орана обещала подумать над этим. Фенрис так и не появлялся, и Хоук решила принять ванну. Как-никак, свободного времени для продолжительных водных процедур у нее обычно было не много, а заняться сейчас ей все равно было нечем. Бодан нагрел воду, и вскоре чугунная ванна была готова для купания Хоук. Нежась в теплой, но не обжигающей воде, Мариан предавалась мыслям о происходящем. Голова была полна вопросов касательно поведения эльфа и вопросов касательно поведения ее самой. Создатель, она ведь дала волю чувствам прямо перед ним! Да еще и чуть не расплакалась у Фенриса на груди. И что он теперь о ней думает? Наверняка ее образ твердого и несгибаемого лидера трещит по швам. Хотя почему ее стало волновать мнение эльфа? Она что-то упустила момент, когда начала смотреть на него не просто как на иногда выводящего ее из себя соратника. Она открыла для себя нового Фенриса. Раньше она видела только его мрачную оболочку, но, проведя с ним эти два дня под одной крышей, она начала замечать его другую сторону, его настоящего, не спрятанного за возведенными им самим непреступными стенами. Мариан перевернулась в ванной на живот, сложила руки на бортике и опустила голову на них. В ее чувствах теперь царит такая неразбериха, какой не было с ее первой влюбленности в соседского паренька в Лотеринге. И к чему это она о нем вспомнила? Раздался стук в дверь, а затем сразу же, не дожидаясь приглашения, в комнату вошел Фенрис. Мариан, запаниковав, рефлекторно использовала «кулак Создателя», и бедного эльфа пригвоздило к полу. — Задница Андрасте, Фенрис, здесь ванная, люди моются, моются голыми! Нужно ждать, пока тебе разрешат войти! — протараторила Хоук, заматывая себя в полотенце. Фенрис же, оставаясь на полу, посмотрел на нее своим фирменным убийственным взглядом исподлобья. Мариан только что поняла, насколько влипла. Теперь он будет ненавидеть ее еще сильнее. Он до сих пор не забыл случая, когда она не рассчитала силы заклинания и его задело взрывной волной от огненного шара. Теперь свалить все на суматоху битвы не получится. — Фенрис? Фенрис, не смотри так, прошу тебя, — взмолилась Мариан и вылезла из ванной. Ступать босыми мокрыми ногами по холодному камню было очень неприятно, но она дошла до эльфа и подала ему руку, помогая подняться. — Никаких комментариев? — спросила она. — Здесь комментарии будут излишни, — отрезал Фенрис. — Это был рефлекс! — попыталась оправдаться Мариан. — Тут вообще ты виноват, что зашел к даме, когда та не одета. — Бодан не уточнил этого, он просто сказал, что ты здесь. — Снова Бодан. Нет, клянусь, когда-нибудь я задам ему трепку! — Пойдем, — сказал Фенрис. Мариан поблагодарила Создателя за то, что он больше не хмурился. — А куда? Можно мне одеться? Или что-то срочное? Эльф ответил, что подождет за дверью, и Мариан принялась приводить себя в порядок. Когда она была готова, Фенрис повел ее в столовую, где ее взору открылся накрытый белой скатертью стол, на котором красовалась корзинка фруктов, бутылка вина с двумя бокалами и закуски. — Это… это мы будем какой-то праздник отмечать? — недоверчиво спросила Хоук. — Нет, просто я решил отблагодарить тебя за занятия и за теплый прием. Должен признать, что твой дом гораздо уютнее, чем я думал. И ты была права, зажигание свечей от лампады действительно создает домашнюю атмосферу. Они проследовали за стол и сели друг напротив друга. — Все это очень мило, спасибо, Фенрис. — Мариан разлила вино по бокалам. — Только не бей бутылки о стены в моем доме, хорошо? Эльф усмехнулся. — За целые стены и прекрасных хозяек? — предложил он тост. — Ты мне льстишь. Они приподняли бокалы, чокаясь, и опустошили их. Мариан потянулась к фруктам. — И что же, это ты все сам приобрел? — Фрукты я попросил купил Орану, а за вином ходил с утра в свой особняк. — Формально, это ведь особняк… — Данариуса. Я знаю, — прервал ее Фенрис. Мариан стало немного неловко из-за того, что снова напомнила ему об этом, но сия фраза была у нее чем-то настолько же рефлекторным, как и применение «кулака Создателя» на Фенриса. Но он улыбался, и это было странно. — Ты, наверно, не представляешь, каких трудов мне стоило найти целую бутылку в его погребах. — Охотно верю, что это было нелегко. Ты ведь наверняка там погром устроил еще в первый день твоего переезда туда. — Не стану отрицать. Зато теперь ты можешь попробовать настоящее антиванское вино. Мариан снова стало не по себе. Ей сразу вспомнилась их перепалка в «Висельнике» два дня назад. Конечно, он пробовал антиванское вино. Конечно, Данариус хранил его у себя в погребе. Конечно, Фенрис разбирается в вине. — Прости. Мне сейчас… немного стыдно, — тихо сказала Мариан, отводя глаза. — Немного? — Хорошо, не немного. Я прощу прощения за то, что усомнилась в твоих познаниях, и вообще за все, чем могла тебя задеть. — Хоук отважилась посмотреть на него. — Наверно, мне просто нравилось дразнить тебя. — И ты меня прости, если я чем-то обижал тебя, а я наверняка обижал, — ответил Фенрис, улыбнувшись. — По такому случаю предлагаю следующий тост: за примирение. — Но ведь ты понимаешь, что я все равно буду над тобой подшучивать? — сказав это, Хоук хитро прищурилась. — Но ведь и ты понимаешь, что я не стану это молча сносить? Они засмеялись и выпили вино из бокалов. Незаметно наступил вечер, Орана подала ужин. Для Мариан время летело быстро, и в тот же момент тянулось непостижимо долго. Она незаметно ловила все движения Фенриса, каждую его улыбку и коварный взгляд зеленых глаз. А улыбался он в этот вечер много. Они говорили обо всем на свете: вспоминали их задания, обсуждали, как Фенрису везет в азартных играх, смеялись над неловкостью Авелин и Донником. Фенрис даже рассказал немного о своем прошлом. Раньше у них не заходили разговоры об этом. Мариан открыла для себя много нового и пожалела, что была так суха с эльфом и не пыталась наладить отношения. Интересно, а Варрик изначально планировал такой исход или это получилось случайно? Впрочем, какая теперь разница. Вино уже кончилось, а ночь только началась. — А ведь знаешь… Мы договаривались с Варриком провести вместе три дня, а не три ночи, — сказала Мариан. — Может, прогуляемся до «Висельника»? Ночью так красиво. Изаодно заберем наш выигрыш. О, и я сравню «вкусовые качества антиванского вина с самым дорогим вином таверны», — передразнила она Фенриса. Он охотно принял предложение. Они вышли из дома Хоук и направились к выходу в Нижний город. Фенрис взял Мариан за руку. — Мне кажется, мы во всех отношениях остались в выигрыше, ты так не считаешь? — Я думаю, ты совершенно прав, — ответила Хоук с улыбкой и сильнее сжала руку Фенриса. Когда они отошли на некоторое расстояние, из кустов высунулся гном. Тот самый гном, который задолжал этим двоим сто золотых. Он держал в руке блокнот и активно что-то писал, иногда зачеркивая. — К демонам вызов, это будет бестселлер!

@темы: гет, Фенрис, м!Хоук, Secret Santa 2015/2016

---

Для yennefe

[Weisshaupt Fortress]

Для:  yennefe От:  yisandra Название: «Ведьма» Автор: Пейринг: Лелиана/Морриган, Лелиана/ф!Амелл Категория: пре-фемслэш Жанр: юст Рейтинг: PG Размер: мини, 1000 слов Морриган худа и жилиста, с маленькой грудью, которая не становится больше из-за того, что выставлена напоказ, и маленькими глазами, которые изуродовали бы любое лицо, если бы ни странный цвет и обильный макияж. Она совсем не должна казаться красивой. Не должна казаться желанной. Мужчин ещё можно понять — они создания простые и легко покупаются на любую достаточно яркую фальшивку. Стоит поманить их плавной походкой и приятным голосом, искушённым взором — они поверят, что женщина перед ними заслуживает всего возможного внимания. Но Лелиана куда опытней, и её не проведёшь так просто. Это Солона красива, Солона желанна — маленькая, с округлой фигурой, с нежными боками и мягким животиком, с грудью, которой так приятно заполнить ладони. Ласковая, сладкая, верная Солона, с которой Лелиане было совсем легко найти общий язык. Заботливая Солона. Такая не предаст, преследуя свои интересы, и никуда не сбежит. В отличие от Морриган. Морриган расставляет свою юрту в стороне от общего костра и, кажется, ничуть этим не тяготится. Её одежда оборвана, ветер холодит голый живот, но она держится прямо и оглядывается вокруг так, словно мир принадлежит ей. «Ведьма», — думает Лелиана, и это совсем не спокойные мысли. Совсем не безразличные. Морриган говорит с Солоной, плетёт сеть из насмешки и мнимой уязвимости своим протяжным голосом, щурит жёлтые звериные глаза. Её взгляд поверх круглого плечика Амелл мимолётен. Лелиана хотела бы не ловить этот взгляд. Она бы так хотела ревновать или ненавидеть. Это было бы куда проще. *** Она замирает на миг, словно давая себя рассмотреть — вес перенесён на одну ногу, зрительно подчёркивая изгиб бедра и удлиняя талию. Хотя ей в этом нет никакой необходимости. Она и так прекрасна. И, вероятно, ещё прекрасней без одежды. Об этом Лелиана может только догадываться. Вряд ли Морриган повелась бы на предложения помочь ей с одеванием. В отличие от Солоны. — Сёстры Церкви так не красятся, — говорит Лелиана мстительно. — Кажется, ты перепутала с борделем. Смой поскорее. Может быть, что-то не так с её взглядом или тоном, потому что вместо того, чтобы съязвить (разумеется, на тему Лелианы и борделей, жриц и борделей, андрастианства и продажной любви), Морриган лишь медленно цедит: — Что ж, надеюсь, у Амелл есть время на твои придирки. Если её разделают на части, пока я смываю краску с лица, глупо получится. Лелиана знает, что Морриган презирает мужчин за то, как легко ими управлять обещанием удовольствия. Она никогда не задумывалась, как та относится к женщинам. Они ведь тоже легко управляемы, правда, немного иначе. Мысль не самая приятная. Лелиана не хочет быть слабой, она навсегда покончила с той порой, когда позволяла вертеть собой другой женщине. По крайней мере, сама она в это верит. *** «Почему я всегда влюбляюсь в тех, от кого одни неприятности?» — спрашивает себя Лелиана в ночь после боя за Денерим, когда измученная Солона засыпает, сопя ей в бок и закинув перевязанную руку поверх чужих бёдер. Морриган ушла на закате. Она не скрывала, что, получив желаемое, собирается просто исчезнуть. Ведьма. Вряд ли они когда-то увидятся снова. 2. — Будь предельно осторожен с этой женщиной, — говорит Лелиана Инквизитору. — Она крайне опасна. От неё можно ждать всего. Ведьма ходит по мраморным полам Зимнего дворца, шурша пурпурным подолом придворного платья, эффектная и приковывающая взгляды, щурит обильно подведённые пурпуром жёлтые глаза, улыбается пурпурными губами и, кажется, отлично чувствует себя в Игре. Из-под подола выглядывают удобные кожаные сапоги опытного странника. Морриган ступает по мраморным полам с мягкостью кошки и самоуверенной властностью истинной императрицы. Лелиана не уверена, хочет ли натравить на неё Инквизитора или же просто выцарапать себе глаза. Когда прошлое нагоняет тебя, нет ничего хуже, чем вдруг обнаружить, что что-то в тебе, — что-то, что ты давно считал мёртвым, похороненным и забытым — живо и как раз очнулось от долгого сна. *** Походный костюм ведьмы похож на тот, что она носила тогда, десять лет назад, лишь немного скромнее. Ведьма обустроилась рядом со скромной часовней Андрасте, в такой же маленькой келье. Лелиана наблюдает за ней день и ночь глазами своих агентов, слуг и чернокрылок. Кажется, с возрастом Морриган стала умнее и мягче. Немного — но это заметно. Особенно, когда она разговаривает с сыном. Сын. У неё есть сын. Прошло так много времени, нет уже Солоны, нет Джустинии, нет в живых отца этого ребёнка, да и та девочка, которой была когда-то Лелиана, мертва. А Морриган всё смотрит вокруг с пренебрежением, заботясь лишь о собственных скрытых и непонятных планах. Даже единственный отпрыск зачат ею не случайно и не ради продолжения рода, а для этих самых планов, в блеске тёмного ритуала. Самая настоящая ведьма. Лелиана говорит себе, что слишком стара и цинична для каких-то чувств по этому поводу. Плохо то, что с некоторых пор она совсем не ощущает себя старой и временами почти не ощущает себя циничной. *** Лелиана приходит в общую часовню в саду, чтобы побыть одной. У неё наверху не бывает ночи — агенты сменяют друг друга, чернокрылки уносят и приносят сообщения, и даже у лика Пророчицы невозможно уединиться. А в саду по ночам едва ли кто-то бывает. Морриган стоит у подножья статуи, среди гаснущих церковных свечей и смотрит в лицо Андрасте. Лелиана безмолвно и недвижно замирает в дверях, становится тенью. Отсюда ей виден только тёмный силуэт живой женщины, глядящей на каменную, только напряжённая поза, какой она не припомнит у Морриган — по крайней мере, когда она знает, что за ней наблюдают. Кулаки сжаты, словно она спорит с кем-то невидимым или существующим только в её мыслях, словно ведёт тяжёлый разговор с тем, кто не желает её понять. Наконец Морриган делает шаг назад, поворачивается, чтобы уйти — и замечает Лелиану. Миг, когда она осознаёт, что кто-то видел её беззащитно подставившей спину краток, но Лелиане приятно поймать даже мимолётное его отражение в чужом лице. — Пришла помолиться? — едкость в голосе ведьмы словно ослаблена, разбавлена, звучит как бы по привычке. — Что ж, не буду мешать. Развлекайся. — Сегодня это популярное место для молитвы, как я погляжу, — парирует Лелиана. — Мне ни к чему заступничество давным-давно мёртвой женщины. — Что же ты тут делала? Оценивала искусство резчика? — Резчика? О нет. Скорее задавалась вопросами из разряда вечных, — в умирающем свечном свете видна зыбкая злая улыбка. — Например, почему в месте вашего поклонения такой бардак. Она проходит мимо, невольно задевая Лелиану плечом, и та не смотрит вслед. Поднимает руку, касаясь места случайного соприкосновения, потом встряхивается и поднимает валяющийся в углу брошенный канделябр и поправляет лавки. Никакого настроения молиться или размышлять не осталось, словно Морриган отравила сам воздух своим ядом. — Ведьма, — вздыхает Лелиана и садится на покосившуюся лавку. Каменная Андрасте смотрит на неё с безмятежной печалью и словно руки протягивает для утешения, в котором Лелиана, конечно же, вовсе не нуждается.

@темы: фемслэш, Лелиана, Морриган, ж!Амелл, Secret Santa 2015/2016

---

Для Валентина Эккерта, часть третья

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Валентин Эккерт От:  Кузя-кот Название: Глагол «бежать» в настоящем длительном времени Оригинал: The Verb 'To Run' in Present Continuous Tense by imadra_blue Разрешение: получено Персонажи: Андерс/Фенрис, упоминаются ж!Хоук/Изабела Рейтинг: NC-17 Жанр: драма Размер: ~22 000 слов Саммари: Это история Фенриса, рассказанная «пропущенными сценами» на протяжении всего таймлайна ДА2. Фенрис сбежал из рабства, но даже после того как поселился в Киркволле, он не прекращал бежать. Только теперь он бежал по кругу, окружённый магами. Примечание: Переводчик заранее извиняется, если не угодил. Опирался на заявку «фендерс, лавхейт и драма с ХЭ». Уж не знаю, сколько тут лав, но хейта предостаточно Также присутствуют несколько пунктов, перечисленных в «нехотелках», но из песни слов не выкинешь, поэтому надеюсь, что заказчика не сильно сквикнет. Энд не то чтобы хэппи, но, по крайней мере, никто не умер Акт третий «Я думал, что, узнав о прошлом, найду своё место. Но я ошибся. Магия осквернила и это тоже. Мне уже ничего не вернуть. Я один». Фенрис сглупил, погнавшись за призраком своей сестры Вараньи. Та продала его Данариусу, одновременно приоткрыв дверь в его прошлое и поджёгши её у него на глазах. Убийство Данариуса не принесло Фенрису удовлетворения, которого он так жаждал, а встреча с сестрой не подарила семьи, которой желал. Он готов был дать ей всё, что имел, но она хотела только того, что мог дать Данариус. Фенрис оказался для неё недостаточно хорош. Она называла его Лито, но это имя для него уже мало что значило. Сбежав из Киркволла, она забрала Лито с собой, оставив одного Фенриса. Ничего не изменилось. Его прошлое умерло вместе с Данариусом, а будущего у него по-прежнему не было. Он был заперт в ловушке настоящего. Возможно, он это заслужил. Сделав глубокий вдох, Фенрис вошёл в «Висельник». Он оглядел зал, однако кровь уже вытерли, а трупы утащили, как всегда бывало после заварушек, в которые их втягивала Хоук все эти годы. Авелин проследила за тем, чтобы не поднялась суматоха и всё провернули тихо. По просьбе Фенриса она пообещала, что Стража сожжёт тела и развеет пепел над компостной кучей. Именно там и заслуживал покоиться Данариус — вместе с остальным мусором. Но при всём при этом Фенрис ощущал себя пустым, уставившись на то место, где убил бывшего хозяина. Было такое чувство, словно внутри него ширилась зияющая дыра, а кожа болела даже без прикосновений. Без Данариуса в своей жизни — несмотря на его удалённость в последние годы — у Фенриса не осталось никого, кого бы действительно заботило, жив он или мёртв. Отчасти он даже жалел об убийстве Данариуса, и понимание этого заставило его хватать ртом воздух, будто в удушье. — Ты в порядке, эльф? — спросил подошедший сзади Варрик. Он терпеливо ждал, пока Фенрис выровняет дыхание. Когда тот выпрямился, Варрик отвернулся, увидев его дрожащие руки. — Знаешь, я рад, что ты не убил свою сестру. Фенрис напрягся и сглотнул. — Отчего это, гном? Ты убил собственного брата за предательство. — Да. И именно поэтому я рад, что ты не совершил подобного. — Вздохнув, Варрик уставился на место гибели Данариуса. — Ты тоже будешь этому рад. Однажды. — Неужели? Я ведь её не простил. — И это тоже однажды изменится. Волшебное место это «однажды»: там многое меняется, особенно взгляд на вещи. — Варрик повернулся к нему; глаза его глядели проницательно. — Ты не настолько одинок, как думаешь. Осмелюсь сказать, Авелин тебя терпит — по крайней мере, в умеренных дозах, — и Донник всегда не против твоей компании в еженедельной партии в «алмазный ромб». Мерриль относится к тебе не настолько неприязненно, как ты к ней. Ты сводишь Хоук с ума, но она по-прежнему на тебя полагается. Себастьян не оставляет попыток обратить тебя в веру: думаю, это означает, что ты ему нравишься. Изабеле ты определённо нравишься: по фривольным причинам, скорее всего, но хоть что-то. Так что у тебя ещё всё нормально. И, возможно, Андерс тебе не друг, но это не останавливает его от посещения украдкой твоего поместья на подозрительно регулярной основе, а? Фенрис сузил глаза. Он пытался держать это в тайне сколько возможно, но Варрик продолжал лезть в личную жизнь всех и каждого. Фенрис сжал руки в кулаки, ожидая ехидного комментария от гнома. Варрик успокаивающе поднял ладони. — Я никого не осуждаю. У меня однажды тоже была интрижка с женщиной, которая меня ненавидела. Но я обязан предупредить, что ничем хорошим это не кончилось, а в доказательство у меня остались шрамы. — И всё, что ты тут наговорил, должно помочь мне почувствовать себя лучше? — Не-а. — Варрик опустил руки. — Ты не хочешь чувствовать себя лучше, правда ведь? По крайней мере, пока что. Удачи тебе с поиском этого самого «пока что», эльф. Оно где-то рядом с «однажды». Фенрис проводил взглядом вальяжно удалявшегося Варрика и развернулся к выходу, стараясь не смотреть на то место, где умер Данариус. «Будем надеяться, что жертва той, кто так сильно тебя любила, не пропадёт понапрасну». Фенрис промчался мимо Хоук, насквозь мокрый от эльфийской крови. Тело ломило от того, сколько раз ему пришлось активировать свои способности, отбиваясь от разъярённых эльфов. Хоук с выпученными глазами плелась вниз по тропе с Расколотой Горы. Андерс шёл рядом с ней, понурив голову. Оба были залиты кровью не меньше Фенриса. Тот был уверен, что Хоук разрешила бы ситуацию мирно, умей она правильно общаться с эльфами, но не собирался упрекать её в том, в чём была виновата одна Мерриль. Долийский клан никогда не напал бы на них, если бы не её полнейшая безмозглость. Мерриль ковыляла впереди на заплетающихся ногах, обхватив себя за плечи. Она дрожала, как пугливая галла в эльфийском загоне, насквозь пропитанная кровью своего народа. — Они мертвы, они все мертвы, что я натворила, они все мертвы, — причитала она. — Да, мертвы, все до единого! — рявкнул Фенрис по приближении, оставляя на тропе позади кровавые следы своих ног. — И это ты погубила их своей глупостью! Мерриль обхватила руками голову. — Нет, нет, нет, не говори так! — Больше тебе этого никто не скажет, потому что твой клан, твоя семья мертвы! — Фенрис схватил её за плечи и развернул лицом к долийскому лагерю, где они только что перебили всех эльфов до единого. Ни один не избежал расправы: они все атаковали Хоук, Фенриса, Андерса и Мерриль с яростью берсерков. Чтобы спастись, Фенрису и остальным пришлось пробивать себе путь сквозь бесчисленные волны эльфов, решительно настроенных отомстить за смерть своей Хранительницы. Их не волновало, что та превратилась в одержимую, лишь бы уберечь Мерриль от зеркала. Хоук моргнула и сфокусировала взгляд на них. — Фенрис, прекрати. — Нет, не прекращу. Смотри, ведьма, смотри, что тебе принесла твоя магия крови, и твои демоны, и твоя одержимость давным-давно мёртвым прошлым. — Фенрис обвёл руками кровавые следы, тянувшиеся от лагеря, и эльфийские трупы. — Я говорил тебе. Я предупреждал тебя. Тебя все предупреждали. У тебя было всё, о чём только мог желать любой раб: свобода, семья, любовь. А теперь это всё мертво. Ты их всех убила. Когда Мерриль разрыдалась, Фенрис протянул к ней свои окровавленные руки. Вид блестящей на доспехах долийской крови вызвал у него приступ тошноты. За свою жизнь он убил многих — как раб Данариуса и как наёмник, — однако ни одна смерть не покоробила его так, как убийство представителей своего народа. Народа, справедливо желавшего отомстить за гибель своего лидера. Фенрис убил их, чтобы защитить собственную шкуру и шкуру Мерриль, и именно это привело его в бешенство. Он убил свободных эльфов, чтобы защитить мага крови. Спустя некоторое время Мерриль перестала плакать. Она уставилась на Фенриса, и лицо её заливали кровь и слезы, а большие глаза были тёмными и пустыми. — Полагаю, теперь мы поменялись местами. Ты нашёл семью и отказался от неё, а у меня ничего не осталось. — Не смей говорить со мной о семье, ведьма. Ты заслуживаешь смерти за все жизни, что пустила под откос! — Так почему же ты не убьёшь меня? — глухо спросила Мерриль. — Я чудовище. Маг крови. Всё то, что ты ненавидишь. Мгновение Фенрису хотелось так и поступить, но на его руках уже было слишком много эльфийской крови. Ему претила мысль запачкаться ещё больше, пусть даже кровью малефикара. — Если я убью тебя сейчас, значит, зря умертвил всех этих эльфов. Вот почему. Фенрис прошёл мимо неё и зашагал в сторону Киркволла, стараясь не думать о том, насколько он стал похожим на Мерриль. «Докажи это себе. Всё равно больше никого не убедишь». Андерс теперь носил чёрное. На еженедельную партию в «алмазный ромб», которые Фенрис с некоторых пор начал устраивать в своём поместье, Андерс явился в новом чёрном пальто. Оно походило на его прошлое тевинтерское, но выглядело более похоронным. Возможно, это было уместно, учитывая, что город с каждым днём всё больше напоминал пороховую бочку. Киркволл оправился от ущерба, нанесённого вторжением кунари, однако Фенрис видел, что творится под бинтами на городских ранах. Храмовники сломили подпольное сопротивление магов, но маги крови в последнее время таились буквально за каждым углом. Жестокость храмовников не являлась действенным решением, но что ещё им оставалось? Киркволл сходил с ума, а от безумия не было лекарства. От одержимости, впрочем, тоже, что дал понять Андерс после своих туманных просьб о помощи, когда вначале умолял Хоук собрать ингредиенты для зелья, а потом — отвлечь внимание Владычицы Церкви. Что бы маг ни задумал, Фенрис был уверен, что добра это не сулило, пусть Андерс и не разглагольствовал о правах и свободах, как раньше. Когда раздавали карты, Андерс выглядел холодным и сдержанным. Он не всегда приходил на еженедельные игры: Фенрис никогда по-настоящему не приглашал его, Андерс просто являлся за компанию с остальными. Но сегодня он пришёл один и не был настроен на разговоры — ни с кем, даже с Варриком. Изабела наклонилась к Фенрису, чтобы спросить, что с Андерсом такое, но Фенрис лишь пожал плечами. Его возмутило, что Изабела спросила именно его: значит, она о них знала. Уж не Варрик ли ей сказал? Хотя, может, она сама догадалась. Как бы то ни было, Фенрису это не понравилось. Игра прошла как обычно. Фенрис позорно проиграл. Донник выиграл кругленькую сумму, и Фенрису стало интересно, одобрит ли Авелин деньги мужа, если те заработаны азартными играми. Донник даже выглядел застенчиво, собирая выигрыш с громко возмущавшихся Варрика и Изабелы. Единственным утешением для Фенриса стал тот факт, что Андерс, как обычно, проиграл больше него. Хотя самого Андерса, похоже, это не волновало. Когда все разбрелись по домам, Андерс остался — он всегда так делал, когда хотел секса. Фенрис взял одну из початых бутылок вина, оставленных Изабелой, и понёс её в спальню, ожидая, что Андерс последует за ним. — Неплохой наряд, — прокомментировал Фенрис, когда они подошли к комнате. Он сделал глоток вина и нашёл его слишком кислым. Изабела славилась любовью к дешёвому алкоголю. Андерс сжал зубы и окинул Фенриса внимательным взглядом. Фенрис вздохнул. Он должен радоваться тому, что маг хранил молчание. В последнее время практически любая его фраза выводила Фенриса из себя. Андерса мало что заботило, кроме как всеобщее признание, что храмовники за эти три года зашли слишком далеко. При этом он продолжал игнорировать тот факт, что маги тоже зашли слишком далеко и число малефикаров и одержимых росло не по дням, а по часам. Единственные моменты, когда Фенрис мог его терпеть — это во время секса, но сегодняшней ночью Андерс, одетый в своё новое пальто, смотрел на Фенриса без всякого, казалось бы, интереса. — Ждёшь особого приглашения? — Фенрис принялся расстёгивать броню. Выражение лица Андерса оставалось сдержанным и серьёзным. — Я не принёс мазь. Она закончилась. Фенрис хрустнул шеей, разминая позвонки. — Это неважно. — Без мази вновь будет больно, но ему было всё равно. Сейчас, когда воспоминания о смерти Данариуса, предательстве Вараньи, убийстве долийского клана подступили слишком близко, физическая боль была неважна. Напротив, Фенрис её даже приветствовал. — Разве тебе не будет больно без мази? Фенрис пожал плечами и, закончив раздеваться, голым сел на кровать. Он уставился на Андерса, задаваясь вопросом, почему тот одет по-другому, почему так странно себя ведёт. Но спрашивать он не собирался, иначе Андерс мог принять его интерес за участие. А правила их отношений не позволяли проявлять участие или заботу. Это был просто секс. Андерс сам это подтвердил, когда после расправы над Данариусом заявил, что они с Фенрисом не друзья. Даже воспоминание об этом кольнуло что-то внутри, но Фенрис до сих пор не знал, как ответить. Он не ожидал, что слова Андерса причинят ему боль. Андерс поймал его запястье и сжал. Знакомое жжение разлилось по коже, и Фенрис уставился на него снизу вверх. — Хочешь, чтобы я сделал тебе больно? — яростно прошипел Андерс. — Хочешь, чтобы я швырнул тебя на постель и отымел до крови? Может, тебя ещё к кровати привязать? Отхлестать плетью? Может, тебе наоборот нравится, когда маги с тобой жестоки? Может, на самом деле ты снова хочешь быть рабом? Фенрис смотрел на Андерса с кровати, и его трясло, колотило от гнева. Сильнее любого меча, глубже любого драконьего когтя его задело то, что в словах мага была доля правды. Когда Андерс предположил о его желании вновь стать рабом, знакомое чувство тоски по Данариусу обернулось пылким гневом, разлившимся по венам. Фенрис прыгнул на Андерса. Сказать, что Фенрис хотел его убить, означало признать, что он в тот момент способен был соображать. Но это было не так: его ярость была слепой, бездумной. Лириум засветился, однако, когда Фенрис уже подносил руку к горлу Андерса, сам не зная, чего больше хочет: придушить его или вырвать трахею, — силы подвели его, и свечение погасло. Андерс сцепился с ним, и они покатились по полу, телом к телу. Фенрис до сих пор не понимал, каким образом его гнев так быстро превращался в страсть, но, тем не менее, это случилось снова. Он прижал Андерса к полу, неистово целуя, кусая его губы, срывая с него новое чёрное пальто и царапая ногтями обнажённую грудь. Андерс целовал в ответ так же яростно и водил руками по спине Фенриса, с силой нажимая на все лириумные метки, словно желал отплатить ему болью за боль. Фенрис зашипел, чувствуя, как жжение проникает всё глубже и глубже под кожу — в саму кровь. Когда Андерс схватил его за волосы, оттянул голову и поменял их местами, пришпилив Фенриса к полу, тот ему позволил. Он хотел этого, и это было больно, как должно было быть всегда, когда на нём лежал маг, водящий ладонями по изрезанному лириумом телу и собирающийся его трахнуть. Фенрис не был свободен. Он никогда не будет свободен. Он просто не умел быть свободным. Все, что он знал — это жизнь с Данариусом, и какая-то нездоровая часть него хотела вернуть это время назад, лишь бы больше не быть одиноким. Но Фенрис не мог позволить себе желать подобного. Он обязан был выжечь из себя эти мысли так же, как их выжигал лириум, когда к нему прикасались. Андерс обернул ладонь вокруг его горла и сжал с такой силой, что Фенрису пришлось хватать ртом воздух. — Я так тебя ненавижу, — прошептал маг. Порывшись в кармане пальто, он выудил одну из склянок с маслом, которые всегда имел при себе, посещая поместье. Пока Андерс откупоривал пробку, Фенрис запустил руку ему в штаны. Он обхватил рукой твердеющий член, обвёл пальцем мягкую головку и сжал ствол так же сильно, как Андерс сжимал его горло. А потом ещё сильнее. Андерс вскрикнул и рванул его руку прочь, а затем нырнул своей вниз, к Фенрисовым ягодицам, и проник в него скользкими пальцами. Растягивал он Фенриса нещадно. Болело везде, но Фенрис был по-прежнему возбуждён, и член его сочился смазкой. Он понимал, что если не сбросит с себя Андерса, тот может задушить его насмерть, и эта мысль почему-то доставила Фенрису больше удовольствия, чем убийство Данариуса. Когда Андерс раздвинул ему ноги, Фенрис бёдрами притянул его ближе. Андерс сжал его за бока и вошёл внутрь так резко, будто намеревался порвать Фенриса надвое; при этом продолжая шептать, как он его ненавидит. Фенрису, неспособному выдавить ни звука, оставалось лишь задыхаться. Андерс всё крепче стискивал его горло, вдавливая Фенриса в холодные каменные плиты с каждым яростным толчком. Он так крепко прижимался к нему всем телом, что Фенрису казалось, будто его с головой охватило пламя: это было так же мучительно, как в тот раз, когда на его коже выводили лириумные узоры. Он был уверен, что позже будет кровоточить, и его это полностью устраивало. Андерс с каждым движением задевал нужную точку внутри него, а свободной рукой дрочил ноющий член Фенриса, посылая искры смешанного с болью удовольствия. Фенрис продолжал задыхаться; в глазах его начало темнеть, пожирая мир по краям, напряжение в мошонке нарастало: он уже был на грани оргазма. Фенрис впился ногтями Андерсу в плечи и с силой провёл вниз по спине, чувствуя, как раздирается плоть под его пальцами, оставляя царапины на гладкой, чистой коже Андерса, убеждаясь, что тот тоже будет кровоточить. Андерс закричал и кончил так бурно, что всем весом опёрся на свою руку на горле Фенриса, едва не придушив его насмерть. Вторая его рука продолжала бешено двигаться по члену Фенриса, яростно сжимая. Когда Фенрис кончил, агония и экстаз наполнили всё его существо, и он отключился — сам не зная, от избытка чувств или от невозможности вдохнуть. Какое-то время он лежал на полу, голый, покрытый собственной спермой, а когда очнулся, Андерс сидел рядом, спиной к нему. Он вновь накинул своё чёрное пальто, и плечи его тряслись так сильно, что дрожали перья на воротнике. Чувствуя пустоту и холод без лежащего сверху Андерса, Фенрис продолжил наблюдать за ним. Он хотел было коснуться его, но, едва протянув руку, тут же отвёл её. Между ними не было места утешению. Андерс был ядом, а Фенрис и так уже был достаточно отравлен. Если Фенрис его утешит, это будет равносильно тому, что Андерс наденет на него ошейник? — Я не таким хотел сделать наш последний раз, — произнёс Андерс сдавленным голосом, будто плакал. Фенрис глубоко вдохнул, и истерзанное горло болезненно заныло. — Последний раз? — просипел он. — Я специально не приготовил мазь. Думал, без неё ты мне откажешь. — Андерс выпрямил спину и вытер лицо; он уже не дрожал. — Я не могу сюда возвращаться. У тебя нет того, что мне нужно, а я больше не хочу давать тебе то, что ты хочешь. Фенрис, нахмурив брови, смотрел, как Андерс встаёт, по-прежнему не поворачиваясь, расправляет пальто и идёт к выходу. Фенрис чувствовал, что должен сказать что-нибудь, но понятия не имел что. Он осознал, что хочет, чтобы Андерс остался. Сколько бы он ни отталкивал его от себя после секса, когда то же самое сделал Андерс, Фенрису стало необъяснимо больно где-то глубоко под рёбрами. Чувство было такое, словно внутри него расширялась бездна. Фенрис думал, что причиной этой зияющей дыры стала смерть Данариуса, но, возможно, она лишь обнажила уже существовавшее? Данариус ни разу не пытался сблизиться с ним так, как это делал Андерс. И Данариуса уж точно не волновало, больно Фенрису или нет. Фенрис никогда не принимал ласку и заботу Андерса, но, лишившись их, почувствовал себя уязвлённым. У двери Андерс задержался, всё так же не оборачиваясь. — Почему бы тебе не найти себе храмовника, который будет тебя трахать с этого дня, Фенрис? Зная, как они предпочитают обращаться с магами, я уверен, они с радостью поиграют с тобой в раба и господина. После его ухода Фенрис свернулся клубком на полу и пролежал так остаток ночи. Впервые за всё время, что себя помнил, он ощущал не столько гнев, сколько пустоту. «Может быть, пора отказаться от ненависти. Это яд, а я продолжаю глотать его. Винить в этом некого. В том, что я с собой сделал, виноват лишь я сам». Фенрис не знал, как быть с неопределённостью. Даже после бегства от Данариуса он был уверен в том, что его ждёт. Он знал, что однажды Данариус явится за ним, и всё закончится. И всё действительно закончилось, однако это был не конец. Прошлое покинуло его вместе с Вараньей, оставив ему только пустое настоящее и неопределённое будущее. Фенрис не знал, как превратить эту неопределённость в нечто стоящее. Возможно, потому он и пришёл в эльфинаж, чтобы взглянуть на венадаль, Народное Дерево. Дерево его народа. Огромный венадаль вытянулся к темнеющему небу, изогнутый, с трудом распустившийся, но, тем не менее, ярко украшенный местными эльфами. И всё-таки, никто давно уже не знал, что означает это дерево. Как и Фенрис давно уже не знал, что означает то или иное в его жизни. — Ты снова явился глумиться надо мной, как тогда, после смерти Хранительницы? — спросила Мерриль, выходя из-за дерева. Голос её звучал устало и глухо. На фоне зажжённых свечей и красочных декораций она выглядела бледнее обычного. Фенрис продолжил рассматривать венадаль. — Нет. — Знаешь, я разбила Элувиан. От него ничего не осталось. — Тем лучше для тебя. Мерриль села на древесный корень и подняла на Фенриса измученный взгляд. Под глазами её залегли тёмные круги, но, несмотря на это, она по-прежнему выглядела невероятно юной. Фенрис никогда раньше этого не замечал. — Просто подумала, тебе будет интересно узнать, что смерть моей Хранительницы, моего клана не была напрасной. Элувиан уничтожен, а демон мёртв. Как и мой клан. — Она с трудом сглотнула и уставилась на свои голые ступни. — Как и человек, которого я когда-то звал хозяином. На долгое время между ними повисла тишина, пока Мерриль не подняла голову. — Надеюсь, я не рассержу тебя, но… я просто обязана спросить. Ты скучаешь по своему хозяину, Фенрис? Тебе когда-нибудь его не хватало? Фенрис закрыл глаза. Андерс оставил ему синяки и кровоподтёки, и хотя прошло уже три дня с их последнего раза, Фенрис до сих пор чувствовал его руки на своей саднящей коже. Его метки теперь ныли круглые сутки, даже без прикосновений, будто оплакивая отсутствие Андерса. Каким бы опустошённым Фенрис себя ни ощущал без постоянного присутствия Андерса, он понял, что жестокие слова мага странным образом помогли ему раскрыть глаза — больше, чем разговор с Хоук об эмоциях. — Данариуса? Я… да. — Снова открыв глаза, Фенрис внимательно посмотрел на Мерриль. Он не видел смысла врать ей. Данариус был мёртв, её клан был мёртв, а в смерти заключалась правда: та правда, понять которую способен только другой эльф. — Хозяин или нет, но он был моим домом. Долгое время он был единственным, что я знал, единственным, что имело для меня значение. Как бы я его ни ненавидел, каким он бы он ни был злым, я не могу вычеркнуть тот факт, что он — моё прошлое, часть того, кем я являюсь. Моя неспособность с этим смириться лишь помогала ему удерживать меня в цепях все эти годы. Я должен признать то, как именно он поработил меня, прежде чем смогу быть свободным. — Ты теперь действительно свободен, Фенрис? — Возможно. Свобода — это то, чему приходится учиться. Только будущее покажет, насколько я свободен на самом деле. А ты, Мерриль? Мерриль подняла взгляд на венадаль. — Я была свободной, но потом сама сковала себя судьбой, оставившей меня без клана. Я не знаю, есть ли у меня будущее. Мне кажется, что прошлое забрало его у меня. — Быть может, прошлое забрало у тебя лишь уверенность в будущем. А уверенность в будущем — удел рабов. Ты теперь свободна. Значит, твоё будущее такое же неопределённое, как и моё. Мерриль снова пристально посмотрела на него, а потом отвернулась, вытирая глаза. — Ma serannas, Фенрис. Фенрис в достаточной мере владел эльфийским, чтобы понять, что Мерриль его поблагодарила. Он кивнул ей и развернулся. — Ir abelas. — С этими словами Фенрис зашагал по лестнице обратно в Нижний Город. Он не соврал: он и правда сожалел о её потере. «Он хочет умереть. Убей его и покончи с этим». Хоук пощадила Андерса. Он уничтожил Церковь с сотней невинных людей, Владычицу Церкви, пытавшуюся поддерживать порядок в городе, и всякую надежду для магов Тедаса на мирную жизнь. Теперь киркволлские храмовники убивали находившихся у них под стражей магов. Многие уже погибли этой ночью, и ещё больше погибнет. Улицы Киркволла затопит кровь — и магия крови. Но Хоук всё равно пощадила Андерса. Себастьян покинул их, поклявшись вернуться и разрушить Киркволл до основания за то, что Андерс остался жив. Владычица Церкви заменила ему мать после гибели семьи. А теперь ещё больше народу погибнет из-за Андерса. Хоук повела всех к Казематам, намереваясь защищать Бетани и остальных магов от храмовников, жаждущих расправы за совершённое Андерсом преступление. Андерс ковылял следом за группой; карие глаза его были распахнуты, а руки дрожали. Он как будто ожидал смерти. И вполне оправданно: может, сделанное сегодня и было совершено во имя справедливости, но справедливости не принесло. — Фенрис… — позвал он. Оглянувшись, Фенрис увидел, что Андерс тянется к нему, и отшатнулся. Крики вдалеке привлекли его внимание. Должно быть, Хоук впереди вступила в схватку с храмовниками. Фенрис снова оглянулся на Андерса, впервые видя в нём не опасного мага, а бледного жалкого человека, дрожащего под его взглядом. Фенрис осознал, что искал близости с Андерсом, потому что тот казался знакомым. Вот только напоминал ему Андерс не Данариуса, а самого себя. Но Андерс проиграл свою внутреннюю борьбу. В то время как Фенрис отчаянно, медленно выкарабкивался из бездны ненависти, в которой потерял себя, Андерс нырнул туда с головой. И Фенрис неожиданно понял, почему Хоук пощадила его. Она сделала это не из милосердия: милосердием было бы убить его. Это было его наказание. Андерс безмолвно пошевелил губами, прежде чем заговорить. — Ты, наверное, так меня ненавидишь. — Голос его дрожал. — Нет, Андерс, — ответил Фенрис, назвав его по имени. — Я никогда тебя не ненавидел. Как можно ненавидеть такого глупца? — Он сплюнул Андерсу под ноги. — Эльфы в Тевинтере уже тысячу лет находятся у магов в рабстве, а ты искал справедливости только ради того, чтобы стравить магов и храмовников и вынудить их убивать друг друга? Неудачный выбор, человек. Фенрис развернулся и побежал, оставив ошарашенного Андерса стоять посреди улицы. Завернув за угол, Фенрис присоединился к Хоук в битве с храмовниками, атаковавшими кучку магов. Каким-то непостижимым образом он теперь защищал магов, которых опасался большую часть своей жизни. Но это было его решение, сделанное по собственной воле, даже если он не был уверен в его правильности. Фенрис утешал себя мыслью, что его решения никогда не будут хуже Андерсовых. «Вот он я, готов защищать магов в безнадёжной битве. В странные места ты меня заводишь, Хоук». Близился час финальной схватки. Они собрались в сердце Казематов, ожидая, пока храмовники прорвутся внутрь. Фенрис переступал с ноги на ногу, дожидаясь команды к атаке. Толпящиеся вокруг маги шептались о надежде и свободе, и Фенрис не мог не вспоминать, как когда-то рабы шептались о том же. Маги не были рабами, но свобода многое значила для Фенриса. А помочь кому-то, пусть даже магам, обрести свободу, было стоящим делом. Когда Хоук отошла поговорить с Андерсом, к Фенрису приблизилась Бетани. Её сине-зелёная мантия несла на себе следы битвы: она была порвана вдоль правой ноги, запятнана кровью, прожжена на подоле огненным заклинанием. Бетани сжала в руках посох и изучающе посмотрела на Фенриса, прежде чем заговорить: — Признаю, я удивлена, что ты согласился защищать нас, Фенрис. Ты последний, кого я ожидала здесь увидеть. Я думала, Себ… — Она отвернулась, осекшись. Её всегда очаровывал Себастьян, прекрасный принц с красивыми речами, но тот сбежал, разъярённый решением Хоук пощадить Андерса. Если он вернется, то уже с армией, и его не будет волновать, погибнет ли Бетани в пылу битвы. — Мне жаль, — сказал ей Фенрис. Искренне. Он понимал её реакцию. Пусть даже они с Андерсом не были друзьями, Фенрис буквально ощутил удар под дых, обнаружив, что человек, с которым он спал последние три года, только что совершил массовое убийство. Он вздохнул, видя, как Бетани отводит взгляд, и решил сменить тему. — Тебе идёт эта мантия. Красивый цвет, он тебе подходит. Бетани изумлённо уставилась на него, а потом улыбнулась, хоть улыбка и не достигла глаз. — Моя мантия испорчена, Фенрис. — Тем не менее. — Фенрис бросил взгляд на Андерса на другом конце зала и отвернулся, пока тот не заметил. — Что ты будешь делать, когда всё окончится, Бетани? — Если мы не погибнем, ты хочешь сказать? Не знаю. Правда не знаю. Наверное, помогать сестре. И снова убегать от храмовников, которые теперь будут в десять раз злее, чем прежде. — Твоя сестра о тебе позаботится, — пообещал Фенрис. Он часто расходился с Хоук во мнениях, но всегда уважал её и её преданность семье. Бетани улыбнулась. — Она рассказала мне о твоей сестре. Ты собираешься просто отпустить её вот так? — Варанья меня предала. — Да, но она всё ещё твоя сестра. Фенрис вгляделся в её лицо. Бетани по-прежнему так искренне заботилась о других. И сейчас он был на её стороне, защищал магов вместе с ней, и Бетани готова была биться до конца, а в глазах её была всё та же доброта эльфийки с тевинтерской кухни. Бетани была живым доказательством того, что не все маги такие же злые, как Данариус, и такие же слабые, как Андерс. Когда Фенрис искал свою сестру, то невольно желал, чтобы она оказалась похожей на Бетани. — Я ещё не решил, что буду делать, — сказал он. — Но меня это не очень беспокоит. Храмовники превосходят нас числом, и если Себастьян успеет вернуться с армией, то мы все наверняка погибнем. — А ты оптимист. Продолжай в том же духе, — покачала головой Бетани. — Ты выживешь. Выживать — это в твоей природе. Фенрис пожал плечами. — Найди свою сестру, Фенрис. Поговори с ней. Мы с моим братом-близнецом часто ссорились и дрались. Есть вещи, которые я ему говорила… слова, которые рада бы забрать назад, но уже не могу, потому что он мёртв. Я бы что угодно отдала, лишь бы вернуть его. Быть может, с твоей сестрой всё обстоит иначе, но, мне кажется, она чувствует то же самое. — А мне кажется, ты о ней слишком высокого мнения. — Когда ты о ком-то высокого мнения, Фенрис, то можешь удивиться, насколько люди стремятся оправдать твои ожидания. А когда ты ни во что их не ставишь, им не к чему и стремиться. — Бетани оглянулась на остальных магов. — Полагаю, именно поэтому мы сейчас здесь. Фенрис снова перевёл взгляд на Андерса: тот уставился в никуда, с осунувшимся лицом и потемневшими глазами. — Ты правда так считаешь? — Да. Я думаю, что каждому из нас необходим тот, кто будет в нас верить. — Бетани тоже посмотрела на Андерса. — Никто никогда не верил в Андерса. Мне почти его жаль. Почти. Фенрис опустил глаза в пол. Он всё ещё не знал, как относиться к поступку Андерса и к самому Андерсу. И понял, что никогда этого не знал, даже не задумывался. Когда он откладывал в сторону недоверие и ненависть к магам, все его чувства к Андерсу становились белым шумом. Фенрис так долго заглушал их, что уже не мог их определить. — Не умирай в одиночку, Фенрис. И не будь одиноким, если есть возможность быть с кем-то. — Бетани поцеловала его в щеку и пошла обратно к сестре. Фенрис осознал, что снова смотрит на Андерса. «Na via lerno Victoria. Только выжившие познают вкус победы». Фенрис первым ушёл после того, как храмовники были сражены, а маги — освобождены из Казематов. Пока Хоук с Изабелой пытались определить их место в новом мире, созданном Андерсом, все стали расходиться. Для Фенриса там ничего не осталось и, независимо от его чувств, ничто не связывало его с другими. Что бы ни удерживало их вместе, Андерс разрушил это своим поступком. Фенрис не считал слово «дружба» подходящим для описания своих отношений с остальными: они были его союзниками, но никто из них не остановил его и не предложил пойти с ним. Фенрис не был частью их жизней. Один только Андерс последовал за ним — на расстоянии. На нём был изодранный чёрный плащ с надвинутым на глаза капюшоном, но Фенрис узнал его посох, его походку, само его присутствие. Фенрис не считал, как долго длится его путешествие. Дни сменялись, а он продолжал шагать по дороге, ведущей от холмов Вольной Марки в Виммаркские Горы, мимо Расколотой Горы — к Уилдервейлу. Он лучше многих знал, что лежит к северу, но не заострял на этом внимание, позволив ногам нести его, куда им вздумается, и заперев все мысли и чувства под замок. Кожа его болела как никогда, и Фенрис задавался вопросом, перестанет ли когда-нибудь лириум причинять ему боль. Быть может, это значило, что его силы однажды подведут его, как в тот раз, когда он попытался ударить Андерса? Интересно, сможет ли Андерсова мазь по-прежнему снять боль, как раньше. В конце концов, Фенрис решил, что это неважно. Он продолжит терпеть её, если придётся. Если ценой свободы была боль, он с радостью её заплатит. Эта боль принадлежала ему, и никто не заберёт её, пока Фенрис этого не позволит. Андерс продолжал идти следом, всё ещё на расстоянии. В конечном счёте, Фенрис почувствовал, что готов встретиться с ним лицом к лицу. Отыскав ровное место на каменистой горной тропе, он сел и принялся ждать, положив меч на колени. Через час к его стоянке притащился Андерс. Капюшон его был сброшен, и ветер трепал светлые волосы. Глаза его округлились, и он замер при виде поджидавшего его Фенриса. — Зачем ты здесь, маг? — спросил Фенрис, барабаня пальцами по широкому лезвию меча. Андерс изучающе смотрел на него; взгляд его карих глаз казался ещё глубже обычного. — Зачем ты здесь, Фенрис? Фенрису потребовалось несколько секунд, чтобы найтись с ответом: последние дни он пытался об этом не думать. — Я собираюсь найти сестру. Я не знаю, куда она направилась, но первым делом поищу в Тевинтере. Андерс подступил на шаг ближе. — Значит, пойдёшь один? Фенрис взял меч в руку и встал. Он оглядел Андерса с ног до головы, однако тот выглядел так же, как и всегда. — После всего, что ты сделал, ты ещё надеешься, что я возьму тебя с собой? — Нет. — Андерс понурил голову. — Я надеялся, что ты подаришь мне справедливую расплату. Так что если не хочешь брать меня с собой, убей меня, Фенрис. Сделай то, чего не смогла сделать Хоук. Отомсти за всех погибших в Киркволле. Отруби мне голову, как любому другому одержимому. — Почему ты пришёл за этим ко мне? — Тлеющие искры гнева, закопанные под слоем пепла в его душе, наконец начали разгораться, и Фенрис замахнулся мечом. — Я тебе не судья и не палач! Почему ты пришёл ко мне?! Андерс ответил тихо, не поднимая головы: — Потому что я хотел быть тем магом, который покажет тебе, что не все мы плохие. Я хотел доказать тебе, что я сильный. Я хотел исцелить своей магией все твои раны. Я так сильно хотел стать этим магом, но не сумел. Я не хороший и не сильный, а ты каким-то образом спас себя сам. Может, ты и прав в том, что я выбрал бороться не с той несправедливостью, но это единственная несправедливость, которую я знал. И если мне суждено исправить то, что я натворил, то я чувствую, что для этого обязан пойти с тобой. Я чувствую, что это будет… — Он помедлил мгновение и поднял голову, встречая взгляд Фенриса. — …высшей справедливостью. Фенрис смотрел на него. Двенадцать лет назад он так же занёс меч над головой Данариуса, но не смог убить его тогда. Ему не хватило сил. Но сейчас Андерс, другой маг, одержимый, человек, ставший причиной гибели сотен, стоял перед ним и просил того же, чего просил тогда Данариус: чтобы Фенрис пошёл с ним. Поколебавшись, Андерс опустился на колени, не прерывая зрительного контакта, и запрокинул голову, обнажая белое горло. Он глубоко вздохнул. — Я хотел, чтобы ты полюбил меня, Фенрис. Я хотел быть достойным твоей любви. Но так и не стал. Так покончи с этим. Если этого не сделала Хоук, то должен сделать ты. И тут Фенрис понял, что, в отличие от Данариуса, Андерс не просил Фенриса пойти с ним. Он просил позволить ему пойти с Фенрисом. И, в отличие от Данариуса, Андерс добровольно встал на колени. Обнажил горло и молил о смерти. — Ты жаждешь наказания за то, что совершил, — прошипел Фенрис. Андерс поморщился. — Всё вышло намного хуже, чем я представлял. Я развязал войну. Теперь всё изменится, и я в это верю, но не знаю, смогу ли я с этим жить. — Тем лучше. Неуверенность в своём будущем означает свободу. — Фенрис опустил меч. Он опустил его не потому, что не мог убить Андерса, а потому что мог и сделал выбор не убивать его. Они с Андерсом действительно были во многом схожи, как однажды сказал Варрик. Они оба позволили гневу и ненависти накапливаться в душе и портить им жизни. Фенрис вложил меч в ножны, глядя на Андерса: на то, как ветер ерошил тонкие светлые волосы, на то, как его кожа казалась по-прежнему идеально гладкой. Фенрис мазнул пальцем по его щеке и отступил, удивлённый тем, что всё ещё желал его прикосновений. В конечном итоге он решил пощадить Андерса. Спустя пару секунд Андерс моргнул, очевидно, осознав, что Фенрис не собирается его убивать. — Значит, я могу пойти с тобой? — прошептал он, касаясь своей щеки в том месте, где её коснулся Фенрис. — Ты свободный человек, Андерс. Решай сам, — ответил Фенрис и помог ему подняться на ноги. END.

Акт первый || Акт второй || Акт третий

@темы: слэш, фемслэш, Андерс, Изабела, Фенрис, м!Хоук, Secret Santa 2015/2016