Для: Аноним №2
От: Rena Sobokuna
Название: «Всё хорошо, Кадан»
Пейринг: Бык/ж!Тревелиан
Категория: гет
Жанр: романтика, ангст, hurt/comfort
Рейтинг: R
Размер: мини (1700 слов)
Предупреждение: нехронологическое повествование
Комментарий автора: Я очень надеюсь, что смогла попасть в характер леди Тревелиан... С Новым годом Вас, дорогой заказчик!
Бык просыпается из-за того, что ему в бок врезается локоть. Не то чтобы это было так больно… Вот только за последние месяцы стало слишком привычно. В плохом смысле. … Тревелиан ворочается рядом с ним, путаясь в одеяле и пытаясь отмахнуться от кошмаров обрубком левой руки.
Когда Валери в прямом смысле вывалилась из элувиана — бледная, словно сама Смерть, с глазами, горящими лихорадочным блеском, — Бык едва успел её поймать, не дав рухнуть на каменный пол старых руин. И не выпускал из рук до того самого момента, как они вернулись в Халамширал.
Тогда она умудрилась переключить внимание, отвлечься от произошедшего… там, вернуться на Совет и закончить то, ради чего изначально планировался весь этот треклятый съезд. Кажется, в ту минуту Бык был восхищён ею больше, чем когда бы то ни было раньше.
Вот только Валери — его Кадан. И он знает её лучше, чем кто бы то ни было другой. А потому в тот момент, когда они остались-таки наедине, опустившиеся плечи, потухший и почти что беспомощный взгляд не вызывали удивления. Только понимание и сочувствие. Ставшее привычным за два с лишним года желание защитить. Ну или хотя бы помочь.
Хотя тут мало чем поможешь-то.
Бык будит её тихим «Всё хорошо, Кадан» и прикосновением к локтю. Было время, когда, проснувшись от её нервного копошения и сдавленных, жалобных почти стонов — рассеявшаяся в пыль рука, пропавшая вместе с Соласом Метка, они продолжали пытать Тревелиан несмотря ни на что, — Бык с трудом сдерживался, чтобы не начать трясти её, обхватив ладонями за плечи, трясти почти грубо, пытаясь как можно скорее вырвать из объятий проклятых кошмаров и фантомных болей.
Оказалось, что так только хуже.
Поэтому сейчас он не торопится, будит Валери медленно, осторожными, тепло-знакомыми ей прикосновениями, не повышая голоса и становясь скорее маяком, к которому стоит идти, чем тем, кто насильно вторгается в пространство сна и грубо вырывает оттуда.
Даром, что её всё ещё хочется трясти за плечи так сильно, как только возможно.
Видеть Инквизитора — уже экс-Инквизитора — подавленной было… непривычно. Какие бы проблемы не сваливались раньше им всем на головы, Валери всегда могла взять себя в руки, достать из тайника неиссякаемые, кажется, запасы оптимизма и поделиться ими с окружающими, давая силы на то, чтобы продолжать идти вперёд — ровно до момента, когда уже всем не станет понятно, что всё не так плохо, как кажется.
Сама Валери об этом знала.
Поэтому — улыбалась. Общалась. Строила планы. Еле заметно сжимая в пальцах тёмную ткань плаща, который теперь почти не снимала. Плаща, прикрывавшего левую руку.
То, что от неё осталось.
По-началу Валери отказывалась снимать этот плащ, свою новую линию защиты, даже при Быке. И ему пришлось потратить уйму времени на то, чтобы суметь донести до своей Кадан, что её травма — не что-то постыдное. Или уродливое.
Или делающее её слабее.
С последним было особенно сложно. И, если совсем честно, Быку казалось, что с этим он так и не справился до конца.
Тревелиан открывает глаза, щурится, даром, что света в комнате толком и нет. Небольшая комнатушка (куда меньше, чем инквизиторские покои в уже покинутом Скайхолде) освещается исключительно с трудом пробивающейся сквозь тучи и стекло луной, но только проснувшейся Валери и этого достаточно для того, чтобы возникло стойкое желание закрыть глаза.
Она и закрывает — но по совсем другой причине: видит обеспокоенность на лице склонившегося над ней Быка, понимает, что это случилось снова, и с усталым вздохом откидывается на подушки, с силой проводя ладонью по лицу, словно пытаясь снять с себя остатки сна.
— Прости, что разбудила.
— Ничего страшного, Кадан, — кажется, он улыбается. И — Валери точно знает — говорит подобное не для того, чтобы просто её успокоить. Даром, что, по его мнению, извиняться тут не за что.
Их отношение к данному вопросу стабильно разное, но спорить нет ни желания, ни сил.
Тревелиан лежит, так и не открывая глаз. Подавляя желание натянуть одеяло на культю на левой руке.
Она пыталась тренироваться. Получалось плохо. Причём не просто плохо, а из рук вон плохо.
Пожалуй, теперь это выражение обрело особый смысл…
От предложенной Сэрой идеи протеза с арбалетом Валери отмахнулась — она не стрелок, нет, она привыкла работать на близкой дистанции, клинками, которые словно бы продолжение её самой, её ладоней, её пальцев. Как можно воспринимать подобным образом стрелу?
Поэтому протез был другим. Дагна конструировала его долго, извела не одну кипу бумаги на чертежи, засиживалась допоздна за расчётами и идеями.
И у миледи Тревелиан появилась сложная конструкция для левой руки, позволявшая закрепить в ней привычный кинжал.
Но на самом деле от привычного не осталось и следа.
— Опять?
Бык бы не спрашивал, если бы не знал: это одна из тех редких ситуаций, когда Валери нужно выговориться. Когда она сама хочет выговориться.
Несмотря на то, что её кошмары не отличаются оригинальностью. Несмотря на то, что она не скажет ничего нового. Ей это нужно.
Поэтому Бык спрашивает.
Поэтому Тревелиан кривит губы, закрывая глаза ладонью, и слабо кивает.
И рассказывает. О демонах, ухмыляющихся из зелёного ничего. Об уходящем в элювиан Соласе. О невыносимой, нестерпимой боли. О Метке, горящей в сознании, выжигающей разум, мысли и чувства.
... Валери пыталась тренироваться. Однако даже обычное соломенное чучело оказалось для неё слишком серьёзным противником — при ударе кинжал в протезе вёл себя непривычно, ощущения в целом слишком были непривычными и слишком неправильными для того, чтобы всё получалось так, как должно.
С каждой неудачей Тревелиан только закусывала губу, хмурилась и пробовала снова.
Через какое-то время, обходя запреты лекарей, начала превышать норму тренировок, занимаясь глубоким вечером и ночью — так, чтобы как можно меньше людей могли видеть слабость бывшего Инквизитора.
Так, чтобы можно было не тратить сил хотя бы на то, чтобы сдерживать злые слёзы, которые не хотелось показывать никому.
Бык никогда бы не сказал ей, что видел эти самые слёзы. И далеко не один раз…
Голос Валери постепенно сходит на нет, дыхание становится ровнее, она уже не прячет глаза под ладонью — смотрит спокойно и серьёзно. В уголках глаз давно пролегли морщинки, их очень хочется разгладить кончиком пальца, но вместо этого Бык просто улыбается тихо, слабо. Такую улыбку от него видела только его Кадан.
Ей хорошо бы поспать без кошмаров, просто без сновидений — завтра предстоит много дел. Они оба прекрасно это понимают — как и то, что просто так Тревелиан не уснёт.
Но попытка не пытка: Бык заваливается на спину, отводит руку приглашающе — так, что Валери может удобно устроиться у него в объятиях, положив голову на мерно вздымающуюся от дыхания грудь и хотя бы попытавшись расслабиться.
Позволив себе утонуть в ощущении безопасности.
… Бык не знает, сколько проходит времени между моментом, когда он и сам закрывает глаза, задрёмывая, и моментом, когда его кожи легко касаются прохладные губы. Но это и не так важно. Куда важнее сам факт.
Пауза секунд в пять — и ещё одно прикосновение.
Губы самого Быка растягиваются в улыбке.
— Как пожелаешь, Кадан.
Они достаточно часто прибегают к подобному способу утомить Тревелиан до состояния, в котором возможен сон без сновидений. И всегда — по её желанию.
Сейчас она это желание проявила во всей красе, и Бык проводит широко раскрытой ладонью вдоль её позвоночника — жестом почти собственническим, но оттого не менее мягким. Пальцы свободной руки впутывает в тёмно-рыжие пряди — он сам распустил тугой пучок нынешним вечером, — легко, осторожно тянет за волосы, почти прося Валери поднять лицо, а затем — давит на затылок, приближая к себе и целуя.
С потерей руки сложнее стали не только битвы. Сложнее стала вся привычная жизнь, складывавшаяся не только из бытия суровым Инквизитором. Какие-то абсолютно естественные движения, вроде того, чтобы поправить выбившуюся из причёски ткань, застегнуть сапоги, даже просто одеться — даже эти простые вещи внезапно оказались такими сложными, что — Бык видел — иногда Валери хотелось просто сесть и разрыдаться, точно маленькой девочке.
Разумеется, она себе этого не позволяла.
Она даже за помощью позволила себе обратиться далеко не сразу.
Впрочем, на деле ей даже просить не пришлось — в тот момент, когда она решилась, Бык уже понял всё сам. Молча шагнул ближе и забрал у Валери из рук гребень, осторожно касаясь спутавшихся за ночь волос. Так, словно бы это было само собой разумеющимся.
Хотя, почему «словно бы»?
Не отрываясь от её губ, Бык мягко, осторожно переворачивает их обоих, и теперь снова нависает над Тревелиан сверху. Большой, тёплый. За ним так удобно прятаться, пусть Валери никогда и не говорила, что ей это нужно.
Она не из тех, кто прячется.
Но само осознание возможности уже даёт так много…
Бык скользит губами вниз, по шее, чуть прикусывает кожу у самого плеча, очерчивает кончиком языка ямочку между ключиц. Чуть улыбается, ощущая, как у его Кадан снова чуть сбивается дыхание — на этот раз уже не от страха, совсем не от него, и, право слово, такой вариант куда лучше.
Поцелуи соскальзывают на левое плечо, Валери тихо смеётся от лёгкой щекотки, а затем замирает, когда прикосновения губ Быка спускаются ниже её локтя.
— Не трогай её!
— Кадан…
— Я сказала, не трогай!
Её голос звенит от напряжения, вцепившиеся в жёсткое плечо пальцы мелко дрожат, и Бык понимает — ещё немного, и она снова закроется, запрётся от него на все замки.
Дрожат не только пальцы — дрожат и плечи, и дыхание, и искусанные до ссадин губы.
— Не трогай…
Он касается губами культи — всё так же осторожно и мягко, — и Валери не отстраняется. Не дёргается даже. Только вздыхает очень, очень тихо.
Широкая ладонь Быка накрывает её грудь, но основное внимание всё ещё на левой руке.
На том, что осталось от неё, точнее.
Бык всё ещё старается лишний раз доказать ей, что не считает свою Кадан увечной, или слабой, или уродливой из-за того, что… что случилось.
Когда Валери решилась на близость впервые с произошедшего по ту сторону элювиана, ей было откровенно некомфортно. Она жалась и хмурилась, ей было больно и неудобно. Бык с трудом довёл её до финала.
Она постоянно пыталась спрятать обрубок левой руки.
Её сложно было за это винить.
Сейчас, сидя на коленях Быка, двигая бёдрами в такт, закрыв глаза и запрокинув голову, упираясь ладонью ему в плечо, Валери не испытывает ни неловкости, ни панического желания спрятаться. Ей хорошо. Ей тепло. Даже жарко.
Ей не хочется закрываться.
И в тот момент, когда она слышит тихое «Ты так прекрасна, Кадан», у неё ни на секунду не возникает сомнений в правоте сжимающего её в объятиях мужчины Ни на долю мгновения.
Она верит.
Припухшие от поцелуев губы расплываются в улыбке — тёплой и благодарной. И когда Валери тихо стонет, впиваясь ногтями в серую кожу, когда Бык сжимает её бёдра крепче, глухо рыча, словно бы в ответ, когда они снова устраиваются на кровати и Тревелиан сворачивается клубочком в родных руках — ей всё не хочется прятаться.
И, чувствуя, зная это, Бык тоже улыбается.
Трудов ушло много, но в итоге он ведь добился своего...
@темы: гет, Железный Бык, ж!Тревельян, Secret Santa 2016/2017
-
-
02.01.2017 в 17:12-
-
02.01.2017 в 20:19Безмерно радостно знать, что подарок пришёлся по душе. С наступившим Вас!
-
-
03.01.2017 в 11:34-
-
03.01.2017 в 17:19