Для: Валентин Эккерт
От: 
Название: Глагол «бежать» в настоящем длительном времени
Оригинал: The Verb 'To Run' in Present Continuous Tense by imadra_blue
Разрешение: получено
Персонажи: Андерс/Фенрис, упоминаются ж!Хоук/Изабела
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма
Размер: ~22 000 слов
Саммари: Это история Фенриса, рассказанная «пропущенными сценами» на протяжении всего таймлайна ДА2. Фенрис сбежал из рабства, но даже после того как поселился в Киркволле, он не прекращал бежать. Только теперь он бежал по кругу, окружённый магами.
Примечание: Переводчик заранее извиняется, если не угодил. Опирался на заявку «фендерс, лавхейт и драма с ХЭ». Уж не знаю, сколько тут лав, но хейта предостаточно  Также присутствуют несколько пунктов, перечисленных в «нехотелках», но из песни слов не выкинешь, поэтому надеюсь, что заказчика не сильно сквикнет. читать дальшеЭнд не то чтобы хэппи, но, по крайней мере, никто не умер 
 Акт второй
«Там ты была бы в безопасности. И от других, и от себя. А остальные — в безопасности от тебя».
— А ты точно уверен, что ничего не знаешь о живущем в Клоаке отступнике? — допытывался Каллен, сложив руки на груди. — Который прибыл из Ферелдена?
Фенрис пожал плечами. Его так и подмывало нарисовать Каллену подробную карту прямо до Андерсовой двери, но Андерс был другом Хоук, а Фенрис не был стукачом. Обратись Андерс к магии крови, и Фенрис разделался бы с ним лично.
— Я встречал его пару раз, но где он живет, не знаю. В Клоаке я стараюсь не появляться. Ты ведь в курсе, чем там воняет?
Каллен смотрел на него с подозрением, однако кинул Фенрису мешочек монет.
— Ладно, вот твоя плата. Благодарим тебя за помощь с тем тевинтерским магом, он уже убил двух наших людей.
Фенрис взвесил кошель на ладони.
— Ты вроде обещал сумму побольше.
— Он нужен был нам живым для допроса. Я урезал вознаграждение, поскольку ты притащил только обезглавленный труп, заляпав при этом весь коридор перед моим кабинетом. Куда ты подевал его голову, ради всего святого?
Фенрис не собирался отпускать живьём ни одного работорговца. Это чудовище загоняло в клетки эльфийских сирот, когда Фенрис его обнаружил. Его убийство стало для Фенриса лучшим событием этой недели.
— Закатилась куда-то. Подозреваю, что за одну из клеток. Возможно.
— Чудесно, выходит, на том складе где-то гниёт отрубленная мажья голова? — Каллен помассировал виски. — Меня завалят гневными письмами, я прямо чувствую.
Фенрис повязал кошель на пояс.
— Жаль, что мне не заплатили, чтобы я её поискал.
— Да, вот уж жалость. — Каллен проводил его до двери. — Если всё же выяснишь, где проживает отступник из Клоаки, оповести нас.
Фенрис вышел за порог, как только Каллен открыл дверь.
— Вы мне недостаточно платите, чтобы я таскался по Клоаке и выяснял какие-то там адреса.
Снаружи Бетани отмывала кровь с пола перед кабинетом. Фенрис замер на месте, уставившись на неё. Он не видел её три года. Храмовники уже унесли обезглавленное тело тевинтерского мага, и Бетани стояла на коленях, оттирая кровь с каменных плит. Она намочила щётку в ведре с мыльной водой и подняла глаза. А потом удивлённо моргнула.
— Фенрис!
— Привет.
Фенрис почувствовал за спиной чьё-то присутствие. Обернувшись, он обнаружил, что Каллен стоит прямо позади него. Смотрел храмовник на Бетани, и лицо его было покрасневшим.
— О, Бетани. Они прислали тебя. — Каллен продолжал таращиться. Фенрис знал, как смотрят человеческие мужчины, когда желают чего-то, и на лице Каллена было то самое выражение — вожделения. Мгновение спустя Каллен заметил, что Фенрис прожигает его неприязненным взглядом, и скрылся в своём кабинете, захлопнув дверь.
Вздохнув, Бетани продолжила тереть пол.
— Ты тут порядочно наследил, Фенрис.
Тот рассматривал её. В целом, выглядела Бетани здоровой, и мантия Круга ей шла. Многие храмовники несомненно находили её привлекательной. Рассказы Андерса об ужасах, которым подвергаются маги от рук храмовников, внезапно всплыли в памяти, хотя прежде Фенрис списывал их на Андерсовы преувеличения или откровенную ложь.
— Этот храмовник к тебе пристаёт?
— Кто, сэр Каллен? — Бетани бросила взгляд на дверь. — Он только пялится. Это я могу стерпеть. Меня больше раздражает, что он беспрестанно вызывает меня к себе по каким-то дурацким поручениям: то прибраться, то почистить. Я вообще-то не служанка, знаешь ли. Я теперь учитель.
Фенрис улыбнулся.
— Учитель. Значит, тебе здесь хорошо?
— Неплохо, пожалуй. Не идеально, но и тут есть свои плюсы. Дети, например. Я люблю детей. — Бетани закончила оттирать пол и поднялась.
— Меня радует, что у здешних детей есть ты.
— В самом деле? — Бетани склонила голову набок.
Фенрис неловко потёр шею.
— Что бы ты обо мне ни думала, Бетани, я рад, что у тебя всё хорошо. И извини за то, что тебе пришлось прибираться после меня.
— Ничего страшного. Даже усмирённым нужно иногда отдыхать. А сам-то ты как поживаешь, Фенрис? Хорошо?
— Неплохо, пожалуй, — пожал плечами тот, осознав, что ответил Бетани её же словами. — Справляюсь. Я привык к такой жизни.
Долгое мгновение Бетани изучающе смотрела на него.
— Мне знакомо это чувство. — Она бросила взгляд на дверь кабинета Каллена и, подхватив ведро, пошла прочь по коридору. — До встречи, Фенрис. Если увидишь мою маму, передай ей, чтобы не беспокоилась. У меня всё нормально, и я способна о себе позаботиться.
Фенрис провожал её взглядом. Ему хотелось сказать ей, что ему жаль; что из всех знакомых ему магов она последняя заслуживала подобной участи. Это Мерриль или Андерса должны были запереть в Казематах, но не её. Бетани должна была остаться рядом с сестрой, жить новой жизнью, в роскоши Верхнего Города, вместе с семьёй. Она должна была иметь право носить элегантные платья и принимать ухаживания богатых лордов, способных дать ей всё, что она пожелает. Но стоя посреди Казематов, Фенрис не мог сказать ей ни слова.
Он мог лишь уйти тем же путём, что и пришёл.
«Возможно, из-за глупых подколов».
Хотя у Фенриса не было никаких дел с кунари — за исключением тех дней, когда Хоук требовалась его помощь, — он взял за правило проходить мимо их лагеря всякий раз, как оказывался в порту. Городская Стража сердилась, когда он заглядывал за ворота, но никогда его не останавливала. Время от времени один из часовых кунари у ворот узнавал его и приветствовал кивком. Это всегда приводило стражников в недоумение и, в свою очередь, забавляло Фенриса.
Он присел на оставленные без присмотра ящики и стал наблюдать за прибытием и отплытием кораблей. Потом вытащил бутерброд, купленный в лавке в Верхнем Городе. Бутерброд был с ветчиной. Фенрис помешкал, вспоминая Бетани, но затем принялся за еду.
Как по команде, перед ним внезапно возникла Мерриль и тут же начала трещать, не умолкая.
— О, Фенрис, привет. Здорово тебя здесь встретить. Иногда приятно увидеть знакомое лицо.
Фенрис продолжил есть, отвернувшись от неё. Большинство понимали подобный намёк, но только не Мерриль. Она села рядом и расправила зелёную тунику на коленях, как всегда невосприимчивая к социальному этикету. Неудивительно, что её клан так хотел от неё избавиться.
— Мне кажется, Хоук и Изабела спят друг с другом, — заявила она. Фенрис подавился бутербродом. Мерриль встала и принялась стучать его по спине, пока он не прокашлялся от застрявшего в горле куска ветчины.
— Нужно лучше пережёвывать пищу! — воскликнула Мерриль. — По меньшей мере, тридцать раз, мне всегда так говорила Хранительница. Хотя, я думаю, двадцати хватит. Иногда я позволяю себе и десять, но не рекомендовала бы это дилетантам.
На краткий миг, пока Мерриль поглаживала его по спине, Фенрис пожалел, что не задохнулся насмерть. Он повёл плечами, и Мерриль прекратила его трогать. За последние годы Фенрис научился терпеть боль, не подавая вида. В некотором роде, он её даже приветствовал. Прикосновения сопровождались неизменным теплом, которое даже боль не перебивала. Больно было и при использовании лириумных способностей, но Фенрис не мог позволить себе обходиться без них. Боль приходилось просто переносить, причём Фенрис так и не разобрался, отчего ему было больно. Единственным, кто мог ответить на этот вопрос, был Данариус, а Фенрис лучше вспорет ему глотку, чем станет о чём-то расспрашивать.
— Ты удивлён? — Мерриль моргнула, глядя на него большими зелёными глазами. — А чему тут удивляться? Изабела спит со всеми.
— Но не с Хоук, — просипел Фенрис. Сняв с ремня винный бурдюк, он сделал долгий глоток. Мерриль продолжала таращиться на него. Фенрис со вздохом протянул бурдюк ей. За спасение его от удушья она заслужила немного вина, рассудил он. Только не забыть бы тщательно протереть после неё горлышко.
Мерриль с улыбкой приняла бурдюк и глотнула вина. Несмотря на свой вечный образ глупышки, спиртное она переносила отлично. Должно быть, благодаря влиянию Изабелы.
— Ну, они только начали, но, в некотором смысле, это логично. Они неплохо ладят, обмениваются остроумными шутками и флиртуют с каждым встречным. Это было предсказуемо.
Фенрис вздохнул. И Хоук, и Изабела были привлекательными женщинами, и обе в какой-то момент проявили к нему мимолётный интерес. Как обычно, окончилось это одними заигрываниями. Никому не нужен был порченый товар. Фенрис не мог их винить. Он и сам не был уверен, сможет ли поддерживать нормальные, постоянные отношения. Сама мысль об этом ошеломляла. И всё же Фенрис чувствовал себя до странности уязвлённым, пусть его и не касалась их личная жизнь.
— Как, по-твоему, они это делают?
— Прошу прощения?
Мерриль отдала ему бурдюк.
— Я не очень разбираюсь в том, как две женщины занимаются сексом. Я стащила книгу об этом у Андерса, но потеряла её где-то на рынке. У Изабелы есть только экземпляр про двух мужчин, и там всё так захватывающе! Но мне интересно, как это делают женщины. Если я когда-нибудь решу попробовать, то должна быть во всеоружии. Как думаешь, они используют овощи? Я слышала, что некоторые овощи годятся для секса.
Фенрис вылупился на неё.
— Только вот Изабела, вроде бы, не любит овощи. Она всегда выковыривает их из рагу, как капризный ребёнок. Значит, овощами они, скорее всего, не пользуются. Как думаешь?
— Ты ведь... понимаешь, что я не женщина? — От Мерриль всего можно было ожидать. В конце концов, она три года ходила следом за Хоук и Изабелой, но до сих пор не разобралась, как женщины занимаются сексом. В том, что касалось Мерриль, глупо было опираться на одни предположения.
— Да, разумеется, но ты ведёшь себя так, будто знаешь всё на свете, поэтому я решила спросить. Я, конечно, бывала с мужчинами, но между двумя женщинами всё происходит по-другому, верно? Я пыталась выведать у Андерса, но он сразу же потребовал объяснить, куда я подевала его книгу. Варрик в ответ на мой вопрос смеялся, не переставая. Авелин сказала, что она не самый подходящий человек для подобных вопросов. У Себастьяна я ничего спрашивать не собираюсь. Так что остался один ты. Ты несчастен, груб и угрюм, и я тебе определённо не нравлюсь, но, по крайней мере, ты честен.
Фенрис продолжил таращиться на неё. Будь перед ним любая другая женщина, он бы решил, что его разыгрывают, но Мерриль казалась искренней. Скажи ему кто три года назад, что долийка-маг крови попросит обучить её теории лесбийского секса, Фенрис предложил бы им завязывать с волшебными грибами.
— А почему ты не спросишь Изабелу или Хоук?
— Но это же будет грубо.
Фенрис сжал переносицу.
— Если я расскажу тебе, ты уйдёшь?
— Уйду, если ты того хочешь.
— Хочу.
— Ладно, хорошо. Расскажи, и я пойду покупать себе рыбу на ужин.
Фенрис вздохнул.
— Я не эксперт, но они используют пальцы. Или рот.
— О-о-о. Для чего?
Ситуация быстро становилась более неловкой для Фенриса, чем для Мерриль. Он чувствовал, как краснеет лицо, и поёрзал на ящиках. Мерриль, казалось, вообще обладала иммунитетом к смущению. По крайней мере, в разговорах с Фенрисом. Может, оттого что тот тоже был эльфом? Поколебавшись секунду, он указал на ноги Мерриль.
— Для этого.
— Для бёдер?
— Для того, что между ними.
— Творцы, Фенрис, это называется вагина! Мог бы так и сказать.
Фенрис испытал мимолётное желание столкнуть Мерриль с пирса, но знал, что Хоук его за это по головке не погладит. А Хоук лучше было не злить, это ему было известно не понаслышке.
— Слушай, ты сама меня спросила — я тебе отвечаю. Так что не жалуйся!
— Хорошо, хорошо. Как по-твоему, это похоже на поцелуи в губы?
— На... наверное. — Фенрис был абсолютно уверен, что не должен вести с Мерриль подобных бесед, и уже пожалел, что согласился. Он огляделся, но вокруг некого было молить о помощи.
— А что насчёт языка? Языком при этом пользоваться уместно?
— По моему опыту, язык очень даже поощряется.
— О-о, так у тебя был опыт с двумя женщинами?
Фенрис потёр лицо ладонями.
— Одновременно — нет, но оральный секс работает одинаково: неважно, кто ласкает женщину, если у них есть язык и губы. — Фенрис постарался не вспоминать, когда в последний раз этим занимался. Это был приятный опыт с кухонной эльфийкой, но оттого Фенрис ещё больше пожалел, что не может вспомнить её имени — и что не забрал её с собой. Возможно, её уже вообще нет в живых...
— Верно подмечено! Спасибо, что поделился. — Мерриль спрыгнула с ящика и оглянулась. — Забавно, теперь мне кажется, что я чего-то себя лишаю. Но я рада, что Хоук с Изабелой нашли друг друга. Надеюсь, они будут счастливы.
— То, что они занимаются сексом, не значит, что они будут счастливы. Одно из другого не следует.
— Ну, мне сейчас любой из вариантов подходит. — Мерриль внимательно посмотрела на него. — А тебе, судя по всему, самому не помешает порция секса или счастья. А лучше, и того и другого.
— Только ко мне за этим не обращайся, ведьма.
— О, не беспокойся, Фенрис. Я лучше развлекусь с овощем, чем с таким ворчуном, как ты. К тому же, мужчин я уже испробовала. А теперь прошу меня извинить, я пошла проверять действенность твоих советов! — Мерриль направилась в Нижний Город, очевидно, позабыв о своих планах на рыбу.
— Это были не советы! Я всего лишь отвечал на твои глупые вопросы! Мерриль! Мерриль, не вздумай никому рассказывать, что я делился с тобой советами по сексу, ты слышишь меня?! — кричал Фенрис ей вслед, но вместо ответа получил лишь укоризненный взгляд от мимопроходящего стражника.
Иногда Фенрис был уверен, что Создатель существует и испытывает его.
«Есть вещи похуже рабства».
В большинство дней Фенрис находил в грубом чувстве юмора Изабелы и её помешанности на сексе желанный способ отвлечься от тёмных мыслей, копошащихся в голове. Сегодня, однако, она напомнила ему как раз о тех вещах, о которых он хотел бы забыть. Он всё ещё слышал, как она спрашивает о его обязанностях раба, о том, натирали ли его маслом, находился ли он в доступности своего хозяина. Фенрис присел на корточки у озера и поплескал себе в лицо холодной водой. Если бы он только мог избавиться от этих мыслей мановением руки... Чем больше вопросов задавала Изабела, тем сильнее его кожа покрывалась мурашками от воспоминаний о прикосновениях Данариуса. Эти воспоминания были хуже любой пережитой боли.
Не прошло и часа после вопросов Изабелы, как Андерс, словно чтобы разбередить рану, спросил Фенриса, задумывался ли тот о самоубийстве. Фенрису пришло в голову, уж не услышал ли маг вопросы Изабелы и не хотел ли подвести разговор к логическому концу? В любом случае, своими допытываниями они лишь доказали, как мало понимали его. Фенрис был придатком Данариуса: его телохранителем, его спутником, его экспериментом, его рабом. Он не считал себя отдельной личностью, пока не остался один на Сегероне. Именно в тот момент он мог впервые задуматься о самоубийстве, но так получилось, что именно в тот момент он впервые вкусил свободы.
Фенрис снова поплескал себе в лицо и увидел, что у него дрожат руки. Он сжал их в кулаки.
— Ты в порядке, Фенрис? — Хоук перегнулась через камни, вглядываясь ему в лицо. Вскоре после возвращения с Глубинных Троп она коротко обрезала волосы, словно в знак расставания с сестрой. Такая причёска шла ей. Частичка Фенриса внезапно пожалела, что между ними так и не вспыхнула искра, однако в её зарождающийся роман с Изабелой он вмешиваться не собирался.
Фенрис кашлянул и поднялся.
— Всё нормально. Просто хотел умыться.
— Ясно. — Хоук облокотилась на валун. — Изабела с Андерсом сегодня основательно по тебе проехались. С Изабелой я поговорила, а с Андерсом утруждаться не стала. Ты достаёшь его не меньше, чем он тебя, так что, я считаю, вы с ним квиты. Ну, или скоро сочтётесь.
Фенрис сглотнул, ничего не ответив. Он не мог подобрать слов.
— Слушай, Фенрис, мы с тобой во многом не соглашаемся, но я тебя уважаю. Ты сильный мужчина. Возможно, сильнейший из всех, кого я встречала. Выдержать то, что довелось тебе... пожалуй, никто из нас в полной мере не поймёт, через что тебе пришлось пройти. И это хорошо. Это значит, что мы все свободны.
— Некоторые свободнее других.
— Тоже верно. — Хоук вздохнула. — Что ж, мы уже за пределами города, так что они пока будут держать язык за зубами. Давай выдвигаться. Мне хочется добраться до Рваного Берега к полудню.
Фенрис кивнул и последовал за ней к тому месту, где ждали остальные. Изабела бросила на него робкий взгляд и неловко потёрла шею. На неё сложно было сердиться. Она делала это не со зла: просто была помешана на сексе. Фенрис кивнул ей. Лицо Андерса, однако, было холоднее ферелденской зимы, поэтому Фенрис от него отвернулся.
— Идём, — сказала Хоук. Она повела их вниз по тропе и, как выяснилось, прямо в ловушку, устроенную специально для Фенриса ученицей его бывшего хозяина.
Как ни крути, день выдался ощутимо неудачным.
«Чего магия коснулась, не испортив?»
Гнев всё ещё бурлил в венах Фенриса, подталкивая его в сторону Клоаки. Он уже не чувствовал здешней вони: нос забил запах эльфийской крови из Пещерных Загонов. Он едва ли видел людей, одетых в грязное рваньё и жмущихся к своим маленьким костеркам: в глазах стояли только тевинтерские охотники, поджидающие за каждым углом, притаившиеся в тенях в засаде. Он не слышал, как люди шепчутся о своих насущных проблемах: в ушах звучало только "раб, раб, раб", доносящееся со всех сторон, и насмешки из-за сестры, которой у него, возможно, вовсе не существовало. К тому моменту как Фенрис миновал зажжённый фонарь и ворвался в Андерсову лечебницу, ярость поднялась уже к самому горлу. У неё был вкус желчи.
Андерс был один: сидел за столом, царапая что-то на пергаменте. Когда Фенрис вошёл, он поднялся на ноги, нахмурившись.
— Дай-ка угадаю, тебя снова ранили, и ты пришёл ко мне за лечением. Магия может быть полезной, когда тебя это устраивает, верно?
— Я не ранен, — прошипел Фенрис, обходя Андерса по кругу и сверля его взглядом.
Фенрисово присутствие явно нервировало мага. Он схватил посох и настороженно следил за эльфом. Сейчас здесь не было Хоук, которая могла его защитить, и Андерс это знал.
— Тогда зачем ты здесь? — потребовал он ответа, сжав посох с такой силой, что побелели костяшки.
Зачем? Фенрис и сам не мог толком понять. Его переполняла ненависть. Ему хотелось убивать Адриану снова и снова, но та была уже мертва, а никакого удовлетворения Фенрис не чувствовал. Ничто не могло загладить тот факт, что она пользовалась своим положением ради издевательств над ним. Фенрис был зол, ему хотелось выпустить на кого-то свою злость, но Адриана была мертва, а Данариус — в недосягаемости своего тевинтерского поместья. Ближе всего был Андерс — человек-маг, считавший, что ему подобных безжалостно притесняли. Маг, заявлявший, что одержим духом Справедливости, когда вся жизнь Фенриса была одной большой несправедливостью.
Андерс продолжал допрос.
— Чего ты хочешь? Подраться? Убить меня? Ну вперёд, попытайся. Я буду защищаться до последней капли магии. А если ты победишь, то убьёшь невинного человека, прямо как те маги крови, что убили невинных эльфов сегодня в Пещерных Загонах.
— Невинного? — насмешливо протянул Фенрис. — Ты далеко не невинен, маг. Сколько людей ты убил, чтобы просто добраться до Киркволла? Скольких храмовников погубил за такое вопиющее преступление, как выполнение своей работы? — Последний вопрос явно ошарашил Андерса, и тот ослабил руку с посохом. Фенрис хлопнул ладонями по столешнице, разбросав пергаменты и опрокинув чернильницу, и наклонился вперёд, вторгшись в личное пространство Андерса. — Я знаю, как выглядит убийца, особенно если этот убийца— маг.
— Я, по крайней мере, никогда никому не обещал, что пощажу их, только чтобы нарушить обещание минуту спустя. Убивать людей мечом или подаренными лириумом способностями ничем не лучше, чем магией. На самом деле это даже хуже. Магия, по крайней мере, может исцелять. А мечи созданы только для убийства.
— Исцелять? Ты про свою клинику? — Фенрис выпрямился и раскинул руки. — Кого же ты здесь исцеляешь? Ферелденцы давно уже вернулись домой или укоренились в Киркволле. Они теперь полноправные граждане. Ты им больше не нужен. Три года назад в этом месте было не протолкнуться. Теперь здесь пусто. Никому уже не нужна твоя магия.
Теперь уже Андерс шарахнул руками по столу. Чернильница скатилась с края и разбилась об пол.
— Да что ты об этом знаешь, ублюдок ты невозможный? Ты всегда видишь в магии только плохое, никогда не замечаешь её добра, пока тебя это устраивает! Что-то ты не жалуешься, когда я помогаю тебе сокрушить магией врагов в совместных схватках. И от моей целебной и защитной магии ты никогда не отказывался, насколько я помню. Я не один из магов крови, которые за тобой охотятся!
Фенрис не мог больше его выслушивать. Он схватил Андерса за перьевой воротник и пригвоздил спиной к стене. Он чувствовал, как по телу прокатываются волны порождаемой лириумом силы, с некоторых пор сопровождавшиеся волнами боли. Клейма его засветились, но он замешкал, не решаясь и в самом деле убить Андерса. Если убийство Адрианы, его мучительницы, не принесло удовлетворения, то что ему даст убийство Андерса, который всего-то навсего спорил с ним время от времени?
Глаза Андерса округлились; рука его была по-прежнему вытянута, однако посох упал на пол у стола и остался лежать в недосягаемости. Андерс уставился на Фенриса с негодованием.
— Убьёшь меня, значит? Вот так вот? Просто за то, что я маг? Ты не лучше храмовников, которые усмиряют нас без причины, которые убивают нас за малейшую провинность, которые хватают нас и заталкивают в кладовую, когда нам всего тринадцать, чтобы делать там с нами, что хотят. — Голос Андерса сорвался, и смысл фразы заставил Фенриса похолодеть. Он ощутил, как сила угасает. Андерс сглотнул. — Думаешь, тебе плохо жилось в рабстве? Может, и так. Но ты не единственный, кто страдал от рук тех, кто имеет над тобой власть. Попытайся побороть свои предрассудки и открой уже глаза!
Фенрис тоже сглотнул. Он не особо задумывался о том, как храмовники обращаются с магами в Кругах. Считал, что их строгие меры оправданы. Но такого ни один маг не заслуживал. Однако тот факт, что некоторые храмовники превышали полномочия, не менял того факта, что маги опасны, что они портили всё, чего касались, и что сами злоупотребляли своей силой, в свою очередь третируя других.
— Я мог бы ответить тебе тем же, маг. Моя родина кишит магами, ведущими себя хуже любого храмовника, и то же самое они хотят сотворить с Киркволлом. А ты почему-то считаешь себя жертвой? — Фенриса беспокоило, когда он невольно сравнивал Андерса с Данариусом, но ещё больше его беспокоило, что он невольно сравнивал Андерса с самим собой.
В какой-то разгорячённый момент между ними что-то проскочило — какая-то искра, необъяснимая и невыразимая. Сумасводящее притяжение к Андерсу снова разгорелось в Фенрисе. Он вжал мага в стену ещё сильнее, подступив ближе, словно ведомый внезапным теплом, внезапной вспышкой желания. Фенрис подумал, уж не сошёл ли он с ума, раз его гнев каким-то образом превратился в извращённую похоть, в нерастраченное желание, накопленное за долгие годы — но потом Андерс поцеловал его, и Фенрис осознал, что это чувство взаимно. Андерс обхватил ладонями его лицо и шею, посылая по телу болезненный трепет, но поцелуй его был яростным. Он зарылся пальцами Фенрису в волосы, погладил уши, даря возбуждение и жажду большего. Желание и гнев перемешались, скрутились в спираль, неотличимые друг от друга, и Фенрис вжался в Андерса всем телом.
Тот неожиданно отстранился, и спустя головокружительное мгновение Фенрис обнаружил уже себя прижатым к стене; руки Андерса заскользили по всему его телу. Было больно, но острота чувств заставила Фенриса наконец-то забыть об Адриане и сосредоточиться на настоящем. Ему хотелось, чтобы было больно. Это казалось правильным после всего, что он сделал, тем более если это будет с магом. Он впился пальцами Андерсу в плечи и поцеловал в ответ, млея от ощущения царапающей лицо щетины. Андерс тяжело дышал в поцелуй, и Фенрис бедром чувствовал его возбуждение. Он сжал член Андерса через ткань штанов, наслаждаясь раздавшимся в ответ шипением.
— Чтобы ты знал: я делаю это только потому, что ты невыносимо привлекателен, — прошептал маг, оттаскивая Фенриса от стены и толкая в направлении спальни, и каким-то образом умудряясь не отпускать его при этом. — Нужно снять с тебя доспехи, они колются.
Очевидно, боль заботила Андерса куда больше, чем Фенриса. Когда они ввалились в спальню, он принялся возиться с пряжками на Фенрисовых доспехах. Тот помог ему расстегнуть их, и, как только одежда была скинута, Андерс толкнул его на кровать и забрался сверху. Не сводя глаз с Фенрисова лица, он провёл руками по обнажённой коже, прослеживая рисунок лириумных меток. Фенрис задохнулся одновременно от боли и желания. Андерс замешкал, словно хотел что-то сказать.
— Заткнись, — прорычал Фенрис, хотя маг не произнёс ни слова. Вытянув руки, Фенрис сорвал с Андерса тевинтерское пальто, вырвав при этом несколько перьев из воротника и услышав треск ткани, и с превеликим удовольствием отшвырнул его на пол. А потом сунул руку Андерсу в штаны и сжал его член. Тот был горячим в его ладони, и Фенрис плотно обхватил его пальцами; член полностью затвердел под его прикосновениями. Когда Фенрис мазнул пальцем по мягкой головке, Андерс издал тихий хнык, непроизвольно открывая и закрывая рот.
Он стянул с Фенриса бельё с той же агрессивностью, какую тот проявил к его пальто, и вывернулся из Фенрисовой хватки. Наклонившись, Андерс взял в рот головку его члена и всосал. Фенрис застонал, мгновенно почувствовав восхитительное оцепенение. Он никогда не испытывал желания, будучи один, никогда не прикасался к себе, ему никогда даже не хотелось этого. Ему всегда требовался кто-то другой для получения удовольствия, для подтверждения собственных ощущений. Сейчас наслаждение на миг заглушило боль — но только на миг. В следующее мгновение боль снова оплела его своими путами. Фенрис приподнялся, опершись на локти, и стал наблюдать, как голова Андерса движется вверх-вниз у него между бёдер; длинные светлые волосы занавесили лицо. Зрелище пришлось ему по душе — было такое чувство, будто Фенрис выиграл какой-то спор. Он ахнул, когда Андерс провёл языком по стволу члена, облизал по кругу головку и всосал с такой силой, что Фенрис упал обратно на спину, прикрыв рот ладонью, чтобы не дать Андерсу понять, как ему нравится такое внимание к своему члену. Когда Фенрис уже чувствовал, как поджимаются яйца, Андерс остановился. Как бы Фенрис ни пытался хранить молчание, разочарованного стона ему удержать не удалось. Андерс сел и облизнулся. Вид пробежавшего по широким губам языка вынудил Фенриса приподняться и поцеловать его. Андерс поцеловал в ответ, мучительно приятно скользя ладонями по голой спине Фенриса.
— Я хочу тебя трахнуть, — прошептал он между поцелуями, вновь запуская пальцы Фенрису в волосы и тем самым вызывая ответную дрожь.
— Почему? — спросил тот, проводя ладонями по рукам Андерса. Пальцы его очертили тонкие шрамы на предплечьях. Просьба Фенриса не волновала, а вот мотивацию Андерса он находил потенциально опасной. — Думаешь, что выиграешь таким способом?
Андерс прижался губами к его уху и лизнул вдоль острого кончика, заставляя Фенриса трепетать.
— Насколько я понимаю, если мы оба кончим, то оба останемся в выигрыше. Нет нужды заботиться о репутации. Кто, по-твоему, вообще нам поверит?
Фенрис ущипнул его за сосок.
— Только если у тебя найдётся масло.
— Ауч! — Андерс схватил Фенриса за запястье и отвёл его руку от своей груди. Он внимательно вгляделся ему в лицо, едва шевеля губами, словно не решался сказать что-то. Фенрису вдруг подумалось, уж не собирается ли Андерс вновь поднять вопросы Изабелы о натирании рабов маслом, и напрягся, впившись ногтями ему в руки. Андерс поморщился и отстранился, чтобы выудить из прикроватного ящика маленький бутылёк. Подняв руку, он встряхнул его, позволив Фенрису убедиться, что внутри действительно масло. Спустя мгновение Фенрис расслабился, осознав, что Андерс в кои-то веки не хватается за возможность поиздеваться над его уязвимостью.
Андерс вновь толкнул его на кровать, и Фенрис лёг на подушки, настороженно наблюдая за ним. Тщательно смазанные пальцы скользнули по внутренней стороне бедра, по мошонке и игриво подразнили анус. При этом Андерс не сводил с Фенриса пристального, пылкого взгляда. Фенрис сохранял невозмутимый вид, не желая дарить магу удовольствие от понимания, что ему это нравится. Однако, когда тот ввёл пальцы внутрь, Фенрис не сдержал шипения. Андерс нежно растягивал его, положив вторую руку на увитый лириумом живот и прижимая Фенриса к постели. Тот откинулся головой на подушки; боль проникала всё глубже и глубже, пока Андерс не нашёл нужную точку, и тогда к боли снова добавилось наслаждение. Фенрис закрыл глаза, наконец-то расслабляясь.
— Больно? — прошептал Андерс, вновь нависая над ним.
Фенрис поднял голову и поцеловал его, затыкая. Он провёл ладонями вниз по широкой груди Андерса, любуясь гладкой кожей с заманчивой порослью волос, растущих только у людей и гномов. Для человека Андерс был чересчур худым. Можно даже сказать, слабым. Очередной обман магов, потому что прикосновения его были сильными — и жадными. Когда Фенрис обхватил его ногами за пояс, Андерс вошёл в него одним быстрым толчком. Фенрис ахнул от неожиданности, однако вскоре его с головой захватили ритмичные движения Андерсовых бёдер, обжигающее чувство трения, обоюдоострый меч прикосновений. Близость с другим человеком — но не с тем, кому можно доверять. Удовольствие всякий раз, когда Андерс входил под нужным углом — и боль от каждого прикосновения к лириумной вязи на коже. Свобода быть с кем-то по собственной воле и выбору — но понимание, что между ними не было никаких чувств. Фенрису хотелось кричать, настолько это было невыносимо, но он давился звуками, не желая, чтобы Андерс услышал. Он хотел этого всего — и боли, и наслаждения. Это было лучшее, что он когда-либо чувствовал. Здесь и сейчас он сам выбрал эти ощущения, а не позволил кому-то наполнить себя чувствами, как подвернувшийся под руку пустой сосуд.
Давление и жар нарастали в Фенрисе, усиливаясь с каждым толчком Андерса. Всё, что он слышал, — это стоны нависшего над ним Андерса, вжимающего его в матрас, шепчущего его имя снова и снова. Фенрис схватился за его плечи, впившись пальцами в бледную кожу, и, подтянувшись, укусил Андерса в изгиб шеи и плеча. Укусил сильно, до крови. Андерс закричал и кончил, вдавив Фенриса в стену, наполнив его своим семенем. Животом он прижимался, скользил по ноющему члену Фенриса, и тот кончил следом за ним, выгнувшись всем телом. Настолько мощный оргазм, испытанный впервые за многие годы, лишил его чувств.
Очнулся Фенрис резко — удивившись тому, что вообще уснул и проспал, по-видимому, не один час. Кончил он с такой силой, как никогда не кончал прежде. Андерс спал рядом, на животе, прижавшись к Фенрису сбоку и закинув на него руку, а светловолосую голову пристроив ему на плечо. Фенрис чувствовал, что всё тело ноет и саднит, как после жёсткого обращения. Испытанное удовольствие давно испарилось, осталась только боль от чрезмерных прикосновений. Фенрис опустил взгляд на своё тело, ожидая увидеть один большой воспалённый синяк, однако выглядело всё как обычно — за исключением засохшей спермы повсюду и спящего рядом человека. Фенрис выполз из-под него и, перекатившись, сел. Взгляд его упал на снятое с Андерса тевинтерское пальто на полу, и руки Фенриса задрожали. Он ведь мог выбрать кого угодно, а выбрал мага, одевавшегося, как его бывший хозяин.
Андерс поднял голову, сонно заморгал и нахмурился, глядя, как Фенрис копается в куче одежды в поисках своей.
— Тебе необязательно уходить. Я тебя не выгоняю. — Голос его звучал странно, словно ему тоже было больно.
Фенрис выудил свои доспехи и принялся одеваться.
— Я сам себя выгоняю.
— Я сделал тебе больно? — Андерс сел, прикрывшись одеялом, будто внезапно вспомнил о скромности. — Я не мог понять. Тебе хотя бы было приятно?
Фенрис помедлил, затем прикрепил на место наплечники.
— Ответ на оба твоих вопроса — да, причём одновременно. — Он убрал меч за спину и направился к двери. Андерс был целителем. Он мог знать способ унять боль, но Фенрис не хотел просить об этом. Ему хотелось упиваться этим саднящим чувством. Оно принадлежало ему и было полностью заслуженным.
— Но как? Я ведь не был с тобой груб. Если кто и был груб, то ты сам.
— Мои лириумные метки... — Фенрис сделал вдох, открывая дверь, — болят, когда к ним прикасаются.
Андерс моргнул, и на лице его появилось выражение ужаса.
— Тогда... тогда как ты это выдержал?
— Не знаю, маг. А как ты выдерживаешь быть одержимым? — Пожав плечами, Фенрис вышел за дверь, затолкав подальше мысль о том, почему он решил переспать с этим самым одержимым.
Когда Фенрис бросил последний взгляд за спину, закрывая дверь, Андерс сидел, притянув колени к груди и понурив голову.
«"Я контролирую его". Так ты говорил?»
Без Бетани прогулки на Расколотую Гору казались невероятно унылыми. Пока Хоук беседовала с долийцами, Фенрису оставалось завести разговор либо с Андерсом, либо с Мерриль. Фенрис выбрал молчание, но когда он проходил мимо валуна, на который взобрался Андерс, тот его окликнул.
Фенрис вздохнул.
— Чего тебе, маг? — Он мог сходу придумать, по меньшей мере, двадцать тем, которые не желал с ним обсуждать, но был уверен, что Андерс поднимет хотя бы одну из них.
Тот хмуро глядел на него сверху вниз. Он стоял, скрестив руки на груди, и волосы его ерошил ветер.
— Ты сказал, что я не могу контролировать Справедливость.
— И ты намерен со мной спорить даже после того, как чуть не убил ту девушку? Она была магом, как и ты. Я-то думал, это откроет тебе глаза.
— А почему тебя вообще волнует, убил я её или нет? Она же была магом.
Фенрис снова вздохнул. Порой он ненавидел собственную правоту. Вскинув голову, он уставился на Андерса с такой же неприязнью.
— Хочешь верь, хочешь не верь, но я не поощряю убийство невинных людей, неважно, маги они или нет.
— Но ты одобрил то, что Хоук отправила её в Круг.
— В Круге о ней позаботится Бетани. Там ей безопаснее всего.
— Именно там ей угрожал тот сбрендивший храмовник!
— Этот храмовник мёртв. Его убил ты. Точнее, Справедливость. Прямо перед тем, как попытался убить девушку за то, что та назвала его демоном, — презрительно усмехнулся Фенрис. — Как я вижу, единственная разница между демоном и Справедливостью в чувстве собственной непогрешимости последнего. Так что я не отказываюсь от своих слов. Ты не можешь его контролировать. Ты это уже доказал.
— А знаешь, что не можешь контролировать ты? — Андерс так крепко сжал свои скрещённые руки, что его тевинтерское пальто натянулось на плечах. — Ты не контролируешь свой гнев, Фенрис. Если бы мог, то не оказался бы в Клоаке после того, как убил ту ученицу магистра. В моей постели.
Фенрис хрустнул шеей и перекатил плечами, всеми силами стараясь подавить новую волну охватившего его гнева. Андерс явно пытался вывести его из себя, но Фенрис не доставит ему такой радости.
— По крайней мере, мой гнев принадлежит одному мне. Контролирую и не контролирую я его сам. И он вполне заслуженный.
Андерс потрясённо дёрнул головой.
— Заслуженный? А мой гнев, по-твоему, не заслужен?
— И чем же юная девочка-магесса заслужила твой гнев?
Андерс сглотнул — его кадык дёрнулся вверх-вниз, — прежде чем ответить:
— А чем я заслужил твой? Что я тебе сделал? Ты обращаешься со мной как с ничтожеством, но всё равно пришёл ко мне. И кончил для меня. — Последняя фраза мгновенно заставила Фенриса пожалеть о том, что он позволил Андерсу себя трахнуть. Нужно было догадаться, что маг использует это против него.
— Думаешь, это сделало тебя особенным? — произнёс Фенрис самым холодным тоном, на который был способен. — Я кончал не с одним магом. И некоторые были ещё одержимее и отвратительнее тебя.
Сказав это, Фенрис тут же понял, что обнажил перед Андерсом слишком многое, раскрыл куда больше своего прошлого, чем намеревался — но не мог сдержаться. Слова сами вылетели изо рта с намерением причинить столько же боли, сколько обнажили.
К чести Андерса, он не произнёс ни слова, когда Фенрис развернулся и зашагал прочь.
«Я, по крайней мере, не заключал сделки с демоном, чтобы узнать о своём прошлом. У тебя была нормальная жизнь. Была семья. А ты всё бросила, чтобы гоняться за призраками. У нас с тобой нет ничего общего. Даже не ищи».
Когда Мерриль повернула к эльфинажу, зажав в маленьких ладонях свой новый эльфийский инструмент, Фенрис последовал за ней, оставив позади Андерса и Хоук. Вскоре Мерриль его заметила и, остановившись на ведущих к эльфинажу ступенях, моргнула, глядя на Фенриса.
— Обычно ты не желаешь иметь со мной дел.
— И это по-прежнему так. Однако Хоук совершила ошибку, отдав тебе эту вещь. — Фенрис покачал головой. — Твоё зеркало опасно, и оно сделало тебя опасной для других. Один из-за тебя уже погиб. Ты глупа, если думаешь, что, починив его, всё исправишь.
Мерриль прижала клинок к груди, словно защищая.
— Ты часто предостерегаешь других Фенрис, однако сам редко внимаешь предупреждениям. Как, наверное, грустно быть тобой — эльфом, у которого не осталось ничего, кроме человека, который прежде тобой владел, а теперь хочет твоей смерти. Я постараюсь не забыть это, когда ты в следующий раз вздумаешь мне грубить.
— А что осталось у тебя, ведьма? — Фенрис сделал шаг к ней, но Мерриль не отступила. Маг крови или нет, но в некотором смысле Мерриль была сильнее Андерса, который слишком заметно вздрагивал. — Собственный клан тебя боится. Для них ты — чудовище страшнее того зверя, с которым мы сражались в пещерах. Ты говорила, что магией крови очистила осколок зеркала от скверны, но как скверна может очистить скверну? Даже твоя Хранительница считает это зеркало угрозой, а ты продолжаешь за него цепляться, хотя оно уже дорого тебе обошлось.
Мерриль сделала вдох и отвернулась.
— Они оценят Элувиан по достоинству, когда я закончу над ним работать. Вы все оцените. Это часть нашего прошлого. И твоего тоже, пусть ты его и не хочешь. — Она снова повернулась и рассматривала его с серьёзным выражением, но ясными глазами. — А ты должен хотеть его, Фенрис. Как у раба твоё прошлое полно лишь боли и страданий. Но как у эльфа оно величественнее, чем мы можем вообразить. Представь, что найдёшь в прошлом нечто такое, что заставит тебя гордиться.
Фенрис покачал головой.
— Матерью Данариуса была эльфийка. Это видно по его ушам. И несмотря на то, что она была рабыней, пока Данариус её не освободил, он похоронил её рядом со своим отцом-магистром, а труп человеческой женщины, жены своего отца, выбросил с утренним мусором. Данариус тоже был очарован эльфийской историей. С помощью магии крови он не единожды использовал эльфийские артефакты. Многие эльфы умерли или жалели, что не умерли, после того как он поэкспериментировал на них с этими артефактами. Вот тебе наше великое наследие в действии.
Мерриль едва не плакала, и Фенрис продолжил наседать, сам не понимая, отчего его заботила её глупость. Его злило, что у Мерриль когда-то было всё: клан, семья, цель, — а она вышвырнула это в окошко, променяв на демонов и бессмысленную ерунду.
— Разве ты не видишь? — спросил он уже мягче. — Проблема в том, что прошлому нет дела до настоящего.
— Тогда почему же ты не можешь отпустить его, Фенрис? Я, по крайней мере, пытаюсь использовать прошлое во благо, не важно, что другие в меня не верят. Но ты? Ты просто позволяешь прошлому поедать тебя живьём. — С этими словами Мерриль развернулась на пятках и стала спускаться по лестнице, оставив Фенриса одиноко стоять на вершине ступеней.
Постояв немного, Фенрис направился в Верхний Город, чувствуя себя странно опустошённым.
«Тебе что-то нужно, Андерс?»
— За Хоук! Защитницу Киркволла! — снова выкрикнул Варрик. Посетители «Висельника» одобрительно загудели, и Фенрис воспользовался шансом улизнуть. Он уже достаточно выпил, чтобы в голове возник туман и границы окружающего мира смазались по краям. Именно до такой степени Фенрис предпочитал напиваться — ни больше, ни меньше.
Снаружи город был всё ещё наполовину в руинах после атаки кунари. Большинство пожаров потушили, и баррикады наконец-то убрали. Тела погибших были возвращены семьям — все, за исключением кунари. Последние пару дней Киркволл был занят своими собственными мертвецами, и ни у кого не было времени избавляться от трупов кунари. На лестнице в Верхний Город Фенрис миновал один из таких трупов, окровавленный и покрытый белым пеплом. Ему вспомнились Воины Тумана, наносившие на себя белую краску, чтобы слиться с туманом, и как они выглядели после его расправы над ними по приказу Данариуса. Они ничем не отличались от этого кунари. Фенрису подумалось, уж не он ли убил его, но этого ему было никогда не узнать.
Он встал на колени рядом с телом и прижал ладонь ко лбу кунари, игнорируя запах гнили и разложения.
— Shok ebasit hissra. Meraad astaarit, meraad itwasit, aban aqun. Maraas shokra. Anaan esaam Qun, — произнёс он, вознося в честь павшего воина кунарийскую Заупокойную Молитву. Он был недостоин вознести подобную молитву в честь Воинов Тумана, но не думал, что оскорбит ею незнакомого кунари, который, вполне возможно, сошёлся с ним в битве.
Поднявшись, Фенрис осознал, что всё это время Андерс стоял внизу лестницы, наблюдая за ним.
— Что это значит? — спросил он. Его карие глаза казались ещё темнее в ночном сумраке. Все городские фонари погасли во время битвы.
— Тебе всё равно не понять. — Фенрис развернулся и направился к поместью. Трудно было думать об этом поместье как о своём, даже при том что оно давно уже не принадлежало прошлому владельцу. Тот оказался слишком труслив, чтобы явиться и потребовать свою собственность обратно — прямо как Данариус. Подходя к двери, Фенрис осознал, что Андерс идёт следом.
Любопытствуя, побежит ли тот за ним, Фенрис стрелой метнулся внутрь дома. Это место гнило на глазах: стены, пол и потолок разваливались всё больше с каждым годом. Фенрису было плевать. Это был не его дом. Это было лишь временное убежище, где он дожидался Данариуса. По-видимому, даже теперь тот по-прежнему управлял его жизнью.
Андерс не стучал, но, выглянув за дверь, Фенрис увидел его стоящим на пороге. Фенрис открыл дверь шире и отошёл в сторону, пропуская его. Поколебавшись несколько секунд, Андерс вошёл и огляделся.
— Милое местечко. Особенно паутина.
Фенрис закрыл дверь и оглядел его с ног до головы. Пальто Андерса порвалось и обуглилось с одного края, у накидки не хватало перьев, а волосы выбились из хвоста. Никто из них не спал с самой атаки, однако в Андерсе изнеможение читалось в открытую.
— По сравнению со стоками, в которых живёшь ты, это место должно казаться тебе не хуже поместья Хоук, ежедневно вычищаемого её благодарной эльфийской служанкой. — Фенрис не потрудился скрыть горечь в голосе, которую всё ещё чувствовал от того факта, что Хоук наняла Орану. Никакое количество золота не могло изменить самосознание раба: Орана жила, чтобы служить и угождать Хоук, так же как до этого служила и угождала Адриане. Она едва ли замечала деньги, что ей платили.
— Действительно. Здесь, по крайней мере, лучше пахнет. И меньше плесени. — Андерс пристально посмотрел на него. — А как выглядит спальня? В том же состоянии, с тем же запахом?
— Спальня? — вскинул бровь Фенрис. — Ты за этим сюда пришёл?
Андерс отвернулся.
— Да. Подумал, может, ты в том же настроении, что и я.
— Это в каком же? Пьян? Не выспался? Валюсь с ног от усталости? Избит? Возбуждён? Доведён до отчаяния?
— Я уйду, если желаешь, — пожал плечами Андерс.
— Чего именно ты от меня хочешь, маг?
Андерс ответил, притянув Фенриса к себе и поцеловав. Возможно, всему виной были Фенрисово изнурение и опьянение, но привычный инстинкт оттолкнуть любого, кто к нему прикоснётся, изменил ему. Андерс целовал мокро, влажно — возможно, даже нежно. Его широкие губы были мягкими, с привкусом дешёвого эля из «Висельника». Фенрис закрыл глаза и ответил на поцелуй; кожу обожгла знакомая боль-удовольствие, как только Андерс скользнул ладонями по увитой лириумом шее и погрузил пальцы ему в волосы. Когда он отстранился, Фенрис почувствовал разочарование.
— Если отведёшь меня в свою спальню, то я тебе кое-что подарю. Сам сделал, — прошептал Андерс, несмотря на то, что в доме они были абсолютно одни.
Фенрис отступил на шаг.
— Мне не нужны от тебя подарки, маг.
— Если тебя это утешит, мой подарок в некотором роде эгоистичный.
Как бы подозрительно это ни звучало, Андерс не казался враждебно настроенным, каким бывал обычно. Чувствуя невольное любопытство, Фенрис направился в спальню и, оглянувшись, убедился, что Андерс последовал за ним. Когда Фенрис вошёл в комнату, Андерс замер на пороге и огляделся. Спальня была единственной частью поместья, которую Фенрис старался держать в чистоте. Хотя нельзя сказать, что тут всё было вычищено до блеска. Андерс продолжал стоять в дверях, поэтому Фенрис потянул его к себе за ремень, однако Андерс отстранился и вытащил из кармана пальто сосуд из синего стекла с широким горлышком. Фенрис посмотрел на него, перевёл взгляд на Андерса и поднял бровь в немом вопросе.
— Не ожидаю, что ты доверишься мне настолько, чтобы молча нанести её, но это болеутоляющая мазь. Ты сказал, твои татуировки болят, когда к ним прикасаются. — Андерс отвинтил крышку. — Это должно помочь. И не только с болью. — Он поднял бутылёк, демонстрируя. Внутри был белый крем, ничем не напоминающий ту прозрачно-зелёную слизь, которую использовала эльфийка с кухни и которая на короткое время убивала в Фенрисе всю чувствительность.
Он глядел на Андерса изучающе.
— Зачем ты утруждаешь себя этим?
— Я не хочу делать тебе больно. — Лицо мага ничего не выражало, оставаясь таким же бесстрастным, как у Варрика на середине спора. — Магия может помогать и исцелять, знаешь ли.
— Знаю.
— Порой я в этом сомневаюсь. — Андерс окунул палец в сосуд и, поколебавшись мгновение, провёл им по меткам на горле Фенриса. Тот ему позволил, гадая, подействует ли его волшебная мазь. Прикосновение вызвало распространившееся по коже лёгкое покалывание — но не боль. Через несколько секунд покалывание превратилось в приятное тепло.
— Действует? — прошептал Андерс, наклоняясь ближе. Он некрепко обхватил ладонью шею Фенриса, водя большим пальцем по меткам. Фенрис мог с лёгкостью представить, как Андерс сжимает руку и душит его. Судя по лицу Андерса, он подумал о том же. И всё же прикосновение дарило тепло, и впервые со времени побега кто-то касался Фенриса, не причиняя ему боли.
Андерс отстранился.
— Если снимешь одежду, я нанесу мазь на другие места, — многозначительно поднял он бровь.
Фенрис отвёл глаза, но принялся расстегивать доспехи. Пока он с глухим звяканьем сбрасывал на пол деталь за деталью, Андерс теснил его спиной вперёд к кровати. По пути он тоже раздевался, и вскоре к Фенрисовым доспехам на полу присоединилось ненавистное ему тевинтерское пальто. Пока Андерс снимал остальное, Фенрис наблюдал за ним, любуясь тем, как ткань скользила по его коже. За исключением исполосованных рук, кожа у Андерса была нетронутой, незапятнанной, по-прежнему безупречной, по-прежнему его. Фенрис этому завидовал.
Андерс окунул пальцы в мазь и пробежал ими по голой груди Фенриса. Тёплые волны удовольствия окатили Фенриса, и он не стал сопротивляться, когда Андерс опрокинул его на постель. Хотя прикосновение простыни к обнажённой спине было болезненным, Андерс быстро отвлёк его тем, что скользнул на постель рядом и размазал бальзам по животу.
— Красивые, — прошептал он, очерчивая пальцами завитки татуировок и даря только тепло.
— Пусть их вытравят у тебя на коже, и если выживешь, тогда и скажешь мне, насколько они красивые, — ответил Фенрис без привычной злобы. Тёплые руки, проводящие по бокам, не оставляли место раздражению. Чем больше Андерс его касался, тем больше Фенрису этого хотелось.
Андерс наклонился вперёд, втирая мазь ему в руки.
— Справедливо, — прошептал он. Вид у него был почти сонным, хотя взгляд оставался пристальным. Фенрис ответил таким же взглядом. Он затих, внезапно осознав, почему люди стремились к близости. Близость замыкала тебя в настоящем, в происходящем, позволяя ненадолго отринуть прошлое.
Тепло от мази со временем усилилось, сделав Фенриса более чувствительным, но без боли. Малейшее прикосновение — даже лёгкое, случайное касание сидящего сбоку Андерса — заставляло желать большего. Когда Андерс склонился над ним, скользя намазанными ладонями по ногам Фенриса, настойчиво кружа пальцами по каждому дюйму кожи, Фенрису было трудно сосредоточиться на чём-то и оставалось только лежать пластом и впитывать тепло. Чувствовалось это как нарастающий жар, который ощущаешь внизу живота перед тем, как кончить, но разлитый по всему телу, где его коснулась мазь. Фенрис едва подавил стон удовольствия, когда Андерс поцеловал его в живот.
Когда он, однако, попытался перекатить Фенриса, тот схватил его за запястье. Его внезапно встревожила собственная степень опьянения чужими прикосновениями.
— Что тебе с этого, маг? — спросил он, стараясь мыслить ясно, перебороть удовольствие, которое излучала каждая тронутая Андерсом частичка его тела.
— Выражение твоего лица, — улыбнулся тот и наклонился, отнюдь не нежно целуя Фенриса в губы. Высвободив своё запястье, Андерс большим пальцем растёр мазь по его расчерченному лириумом подбородку. — Похоже, тебе всё-таки нравится моя магия. — Он потянул Фенриса вверх, на себя, и усадил себе на колени.
Фенрис задрожал, когда намазанные руки Андерса скользнули по спине и плечам. Тепло расслабляло мышцы, о напряжении которых он даже не подозревал.
— Менее одержимым ты от этого не становишься, — прошептал Фенрис, практически распластавшись на Андерсе.
Тот поцеловал его в намазанное горло; ладони его массировали Фенрису лопатки, пальцы очерчивали контуры татуировок. Фенрису было так хорошо, что он уже практически готов был кончить, хотя Андерс ещё ни разу не коснулся его члена. Наверное, вот что называли экстазом.
— Но это значит, тебе нравится то, что предлагает одержимый, ведь так?
— Так вот ради чего ты это делаешь? Ради собственного мелочного удовольствия? Это ничего не меняет.
— Разве?
Не дав Фенрису шанса ответить, Андерс обхватил ладонями его ягодицы, размазывая по ним бальзам и ещё больше затаскивая Фенриса на себя. Он вновь поцеловал его, легонько прикусив нижнюю губу. Благодаря маленькой вспышке боли скользящие по коже тёплые руки Андерса каким-то образом показались ещё приятнее.
— Должен признать, я ожидал, что ты будешь более агрессивен в постели, — прошептал Андерс, лаская губами левое ухо Фенриса. Как и большинство людей, его, видимо, завораживали эльфийские уши. — А на самом деле ты похож на одного из тех котов, что шипят и царапают всех, кто подходит к ним близко, но принимаются урчать, как только возьмёшь их на руки и начнёшь гладить.
Фенрис раздражённо поёрзал, и Андерс втянул воздух сквозь зубы, вцепившись в его задницу. Спустя мгновение Фенрис понял, что бедром задел его возбуждённый член. Что ж, по крайней мере, Андерс имел с этого не только мелочное удовольствие. Фенрис снова пошевелил бедром, небрежно потершись о член Андерса, и испытал собственное мелочное удовольствие, когда с губ мага сорвался тихий стон.
Андерс вновь окунул пальцы в практически опустевший сосуд и, заведя руку Фенрису за спину, провёл пальцами между его ягодиц, подразнив вход.
— Ты позволишь мне снова взять тебя? — прошептал он Фенрису на ухо, кружа пальцем по чувствительным мышцам. Вопрос заставил Фенриса трепетать в предвкушении — но чересчур сильно. Он отказывался хотеть того, чего хочет Андерс. Он не должен желать его, это и так уже зашло слишком далеко.
— Не в этот раз, маг. — Фенрис снова переместился, вжимаясь в бёдра Андерса и задевая его член своим. Это единственный способ завладеть контролем над ситуацией, который пришёл ему в голову. Фенрису недоставало силы воли отказаться от прикосновений Андерса, особенно с учётом этой треклятой мази, которой — Фенрис был уверен — ему будет не хватать, но он, по крайней мере, мог отказать Андерсу в просьбе.
Андерс застонал и стиснул Фенрисовы бёдра.
— Ладно, буду довольствоваться тем, что имею, — прошептал он на удивление сговорчиво. Зачерпнув ещё мази, он опустил руку между их телами и размазал мазь по обоим членам. Пальцы его словно покрывало огненное заклинание — если бы такое заклинание могло доставлять удовольствие. Фенрис зашипел, застигнутый врасплох интенсивностью ощущений. Бальзам будто бы впитывался внутрь, собирался в очаг жара, нарастающий в его животе. Фенрис обхватил Андерса за плечи, чтобы не упасть, впившись ногтями в гладкую, нетронутую кожу, и опрокинул его на спину, прижав к просевшему, комковатому матрасу. Андерс крякнул от неожиданности, но улыбнулся и стиснул Фенриса за пояс, побуждая двигаться.
Фенрис наклонился вперёд и вжался в Андерса бёдрами, упиваясь видом лежащего под ним мага: золотистые волосы рассыпались вокруг головы, глаза полуприкрыты, красивая кожа блестит от пота. Фенрис закрыл глаза и упёрся руками Андерсу в плечи для равновесия, пока их члены тёрлись друг о друга. Жар и удовольствие вытеснили из головы все мысли, каждый толчок бёдрами приносил острое наслаждение. До чего же странно: тот факт, что Андерс был с ним, касался его, доставлял Фенрису всепоглощающее чувство удовлетворения. Движения его стали рваными, беспорядочными, жар переполнил до краёв, напряжение нарастало, пока Фенрису не стало казаться, что он вот-вот лопнет. Но только когда Андерс приподнялся и поцеловал его в подбородок, Фенрис наконец-то выгнулся всем телом и кончил с такой мощью, словно готов был выплеснуть им на животы всё своё существо. Вся остававшаяся энергия вытекла из него вместе с семенем, и Фенрис, вялый и ослабевший, переживал прокатывающиеся по телу отголоски оргазма. Открыв глаза, он прошептал, тяжело дыша и чуть ли не извиняясь: «Я не могу». Андерс был тем ещё ублюдком, но всё же он заслуживал разрядки.
По-видимому, Андерс его понял, поскольку обхватил Фенриса за плечи и, перекатившись, подмял под себя. Лицо его было раскрасневшимся; он начал грубо тереться своим членом о бедро Фенриса. Фенрис поглаживал его по рукам, обводил пальцами тонкие шрамы, подстраиваясь под беспорядочные толчки Андерса, слушая его прерывистое дыхание. Он смотрел, как Андерс кончает спустя несколько рваных движений бёдрами, задрожав при этом, словно от боли. Веки Андерса затрепетали и опустились, и он притянул Фенриса к себе, крепко обнимая, пока горячая сперма выплёскивалась им на животы, смешиваясь с Фенрисовой. Лёжа в объятиях тяжело дышащего Андерса, Фенрис заметил на его плечах красные следы, которые завтра наверняка превратятся в синяки. Осознав, что оставил на Андерсе свои метки, Фенрис почувствовал некое торжество.
Даже скатившись набок, Андерс продолжал обнимать его, крепко обвив руками. Фенрис не знал, что и думать — и ещё больше растерялся, когда Андерс принялся сонно водить носом по его шее. Это опасно напоминало любовные ласки, особенно когда Андерс пропустил его волосы сквозь пальцы и что-то неразборчиво прошептал ему на ухо. Фенрис отодвинулся от него. Засыпающий Андерс выглядел одновременно развратным взрослым и невинным ребёнком; грудь его равномерно вздымалась и опускалась, блестящая кожа порозовела в тех местах, где Фенрис к нему прижимался, на плечах его красовались следы Фенрисовых ногтей, живот покрывала сперма вперемешку с белой мазью — Фенрис не мог отличить одно от другого. Опустевший сосуд лежал на постели. Фенрис перевёл взгляд на своё тело и обнаружил, что тоже блестит от пота, семени и мази — но при этом у него ничего не болело. Сколько бы к нему ни прикасались этим вечером, чувствовал он один лишь экстаз. Не ощущалось ни острого саднения, ни ноющей ломоты — только остаточный жар. Не было боли, способной напомнить ему, что он позволил одержимому к себе прикасаться; не было зуда, способного напомнить, что Андерс был магом, как и тот, кто его поработил; не было жжения, способного напомнить, насколько Андерс на самом деле опасен.
Эта мысль заставила его похолодеть. Фенрис выпутался из Андерсовых объятий и отстранился, когда Андерс зашевелился и потянулся к нему.
— Пойду смою со своего тела тебя и твою мазь, маг. Ты пока тоже мог бы привести себя в порядок. — Встав, Фенрис направился в огороженную купальную часть комнаты.
Андерс молчал, пока Фенрис заходил за деревянную ширму, которой лично окружил ванну. Наполняя ванну водой, он слышал, как маг одевается. Судя по отсутствию плеска, Андерс не воспользовался стоящей на прикроватной тумбочке чашей для умывания, чтобы смыть с себя их общую сперму, а решил пойти домой прямо так. Странный выбор. К тому времени как Фенрис опустился в горячую воду, Андерс прошаркал к выходу и закрыл за собой дверь.
Хотя Фенрис не ощущал боли, даже когда вода полностью смыла мазь, он всё же чувствовал какую-то надрывность.
Продолжение следует
|
 |
-
-
02.01.2016 в 00:30И очень вхарактерно. Очень кинкануло Фенрисово самоощущение в «первый раз» (простите за банальность), вот с этой вот его болью и всем, что за ней стоит.
Удивительно правильный внутриканонный фендерс, просто удивительно.
Спасибо.