Для: Somniary
Автор:
Название: Утопия
Пейринг: Андерс-центрик. Намёк на Фенрис/ж!Хоук
Категория: джен
Жанр: драма, психология, философия, вкрапления ангста. Частичное АУ от канона.
Рейтинг: PG
Размер: мини, 2105 слов
Примечание: писала на заявку про день сурка, но то ли невнимательно прочитала саму заявку, то ли еще что... Получился суррогат заявки и моего собственного воображения.
«Прежде всего, думать невозможное,
Сжигать наши золотые клетки,
Отваживаться на утопию до конца.
Только сумасшедшие заставляют нас двигаться вперед...»
(c) Mozart L'Opera Rock – "Penser l'impossible"
Сжигать наши золотые клетки,
Отваживаться на утопию до конца.
Только сумасшедшие заставляют нас двигаться вперед...»
(c) Mozart L'Opera Rock – "Penser l'impossible"
До последнего Андерс искренне считает, что с ним всё в порядке, пока по окончанию битвы не валится на труп порождения Тьмы посреди Глубинных Троп. Мерриль, зачищающая острый наконечник посоха лоскутами ткани от багровой липкой слизи, сначала непонимающе поднимает прозрачные зелёные глаза, затем издаёт короткий тревожный возглас и бросается на помощь, на бегу убирая оружие за спину.
Андерс приходит в сознание раньше, чем она подбегает: опираясь о дрожащие выставленные перед собой руки, задыхаясь от смрада гниющих трупов и зловония осквернённого гномьего кладбища поблизости, он с благодарностью опирается о подставленное Себастьяном плечо и утирает крупный пот, катящийся со лба.
— Самостоятельно идти сможешь? — коротко спрашивает Себастьян, и Андерс с томящимся стыдом признаёт себе, что не сможет — уж до того сильно подгибались колени, — и медленно качает головой. — Мерриль, забери у него посох, — командует Себастьян, пригибается, взваливая Андерса себе на плечо, и тащит в сторону открытого каменного плата, открывающего вид на красочное, редкой красоты золотистое озеро из лавы, тягучим водопадом льющейся с острых уступов.
— Что с тобой, Андерс? — Мерриль осторожно опускает посох на плиты, приседает рядом, подбирая под себя босые ступни. — Скверна даёт о себе знать?
Андерс давит в себе усталый вздох. Быть может, и не стоило рассказывать компаньонам Хоук о ритуалах Серой Стражи. В частности, о крови порождений Тьмы, разливающей по внутренностям яд.
— Скверна… о, нет, Мерриль, это вовсе не скверна. — Он улыбается, дрожащими ледяными пальцами расстёгивая тугой ворот мантии и нащупывая за пазухой вдвое сложенный платок. — Кажется, я начинаю понемногу сдавать как целитель, раз не могу излечить даже себя.
— О, так ты болен? Раз так, имеет ли смысл ходить с нами по Глубинным Тропам, если ты бесполезен?
— Да-а, Мерриль, — выразительно тянет Себастьян, усмехается по-доброму, оглаживая Мерриль по слипшимся от демонской слизи волосам. — Тактичность и дипломатия тебе совершенно не свойственны. Могу я дать тебе совет быть несколько аккуратнее в суждениях?
— Напротив, её манера заботиться прямо, без приукрашено сложных, отвлекающих внимание фраз, крайне мила, — возражает с коротким смешком Андерс. Звон в ушах, мелкий, раздражающий, точно комариный писк, практически исчезает, растворяется в шуме капели и дробящихся в звучное эхо голосах. — Мерриль очаровательна в своей юной непосредственности, и последнее, что я хотел бы увидеть в своей жизни, — взросление нашей очаровательной спутницы. Не беспокойся обо мне, дорогая. То, что происходит со мной, не скверна и не болезнь, а переутомление; я дурно сплю в последнее время. Впредь буду осторожнее.
— Галантен как всегда, — Себастьян поднимается с колен, поправляет изрядно опустевший колчан, протягивая руку Мерриль, а затем Андерсу. — Хоук нашла бы лишний повод опустить шутку.
— К слову о Хоук: а где она? Где Авелин со своим отрядом? Где Фенрис?
— Ушли вперёд, к развилке путей. Судя по всему, мы их уже не нагоним, а потому предлагаю отправиться наверх и дождаться их там.
Андерс кивает, туже затягивает кожаные крепления посоха и, поддерживаемый под локоть сердобольной Мерриль, медленно бредёт вслед за Себастьяном, едва переставляя налившиеся свинцовой тяжестью ноги.
***
Резкие ночные порывы ветра хлещут Андерса по щекам, проникают под тонкую мантию, накинутую прямо на обнаженное тело, леденят босые ступни.
Андерс упрямо прорывается вперёд, через толпы праздного народа, сквозь ощетинившуюся секирами стражу и плотно сомкнутые ряды его товарищей и помощников из клиники, полукругом отделявшие люд от туманных очертаний знакомых фигур, одна из которых на коленях замерла подле церемониального камня святых, а другая же заносила над его смирённой головой меч.
— Что здесь происходит? За что порицают того человека, почему прилюдно и на площади? — свистящим полушёпотом спрашивает Андерс у пожилой прачки в мятом белом переднике, лицом похожей на печеное в костре яблоко. Андерс оглаживает собственное горло, саднящее от тошнотворных запахов гари и паленой плоти, разлившихся в ночной прохладе, и пытается пройти вперёд, заглянуть за плечи чужих.
— Казнить будут. Так и надо этому паршивому малефикару, — отвечает прачка, утирая слёзы тыльной стороной ладони. — Он разрушил церковь; преподобные братья и сестры, мать-настоятельница и ещё с полсотни невинного народу, возносившего молитвы Создателю, погребены под обломками. А ведь там была моя дочь!… Мой зять!... Мой внук!... Чёрт бы побрал этого проклятого мага! — она рыдает, прячет красное, сморщенное лицо в ладонях.
Андерс её словно не слышит: толпа вдруг расступается, позволяя прорваться на десяток небольших шагов вглубь, и маг замечает уставшую Хоук, едва заметно поддерживаемую Изабеллой под локоть, а подле них, с безучастными, потухшими глазами… бледную тень самого себя, над чьей головой был занесён обнажённый клинок. Себастьян, стоящий поодаль, так не похожий на себя, с чужими яркими голубыми глазами и заострившимися чертами лица, даёт одному из стражников знак наотмашь, и светлая голова катится вниз по ступеням…
Андерс хочет закричать, но голос перехватывает, хочет рвануться вперёд, но ноги немеют, и он падает навзничь, захлёбываясь от всеобщей ненависти и боли, пронзившей всё его тело.
Толпа сметает его под подошвами сапог, неистово воет проклятия магам, и Андерс, из последних сил тянущийся к Хоук, к Изабелле, к собственной мёртвой голове с застывшей улыбкой на белых устах, опрокидывается на спину и только сейчас замечает раскинувшиеся над городом алые кровавые небеса в обрамлении тёмных угольных облаков.
Андерс просыпается рывком, отбрасывая одеяло в сторону, тяжело дышит в собственные согнутые колени. Он не знает, сколько времени проходит с момента его пробуждения, пока служанка-эльфийка, Адриана, не заходит в спальню и осторожно не тормошит его за плечо.
— Андерс, клинику пора открывать, — говорит Адриана сдержано, и Андерс не глядя перехватывает её за запястье, притягивая к себе на постель. Адриана сердитой кошкой выворачивается из его рук. — Что, снова кошмары?
— Снова… — вздыхает Андерс. — Снова — не то слово. Кажется, спать по часу-два входит у меня в привычку. Адриана, любезная, принеси мне таз тёплой воды.
Помощница пожимает плечами, уходит, долго шуршит за занавеской и после выглядывает, бросая Андерсу на постель заштопанную чистую рубаху.
— Вода готова. Не забудь позавтракать, а я пока схожу на рынок за травами.
Андерс, чувствуя подступающую тошноту, лишь досадливо отмахивается, встаёт с постели и охает: всё его тело нещадно ломит, будто после боя с полчищем порождений Тьмы. Он медленно проходит за занавеску к обшитому камнем углу, сбрасывает ночную рубашку, местами влажную от пота и слёз, и ладонями, обрамлёнными пульсирующей лечебной энергией, проводит по свежим синякам на груди. В отражении воды в тазу ему вновь чудится отрубленная голова, и Андерс болезненно жмурится, отворачивается, с брезгливостью перемещая руку на шею — аккурат на свежий, неровно опоясывающий кожу шрам.
***
Хоук замечает его поникшее состояние первой: отставляет кружку с медовухой и коротким взглядом спрашивает, всё ли в порядке. Андерс безмятежно улыбается ей в ответ, пряча тревоги внутрь, в самые тёмные глубины души, и с тоской понимает, что скоро у него не останется сил обманывать даже наивную добрую Мерриль, щебечущую Варрику долийскую легенду. Сейчас же действительно всё в порядке, и так и будет, покуда Андерс сможет так же солнечно и лживо улыбаться уставшими, почти мёртвыми глазами.
Он принимает приглашение в полуночный отряд патрулирования города, дабы не вызвать лишних подозрений, и тем самым допускает роковую ошибку — во время стычки с разбойниками в порту Андерс полностью теряет контроль над собственным сознанием и Справедливостью.
Он стонет, ощущая, как постепенно возвращаются чувства — ночная прохлада обнимает разгорячённое битвой тело, руки снова становятся подвижными, чресла полностью подвластны каждому движению. Андерс привстаёт, морщится от резкой боли в налитой свинцовой тяжестью голове — и обмирает, едва сдерживая рвущийся из груди крик. Залитая кровью площадь была похожа на сметённый Мором Лотеринг: крошево камня повсюду, множество трупов, поломанных, точно куклы… и алое-алое небо над высоким шпилем Церкви. Андерс облегчённо выдыхает — и белокаменная Церковь на миг ярко вспыхивает, окружённая жидким маревом золотистого света и взрывается мелкими осколками. Камень иссекает Андерсу лицо, столбом взвивается пыль, и Андерс с криком просыпается в постели подле жарко натопленного камина. Он стонет коротко, пытается выпутаться из одеяла, но неожиданно сильные руки ухватывают Андерса за плечи и без нежности вдавливают в перину.
— Фенрис, осторожнее, пожалуйста, — слышится со стороны голос Хоук, звучавший глухо, словно сквозь толщу воды. — Как ты себя чувствуешь, Андерс? Признаться, ты изрядно нас испугал.
— Ты слишком нянчишься с этим магом, Хоук. Особенно после того, что он натворил.— С раздражением говорит Фенрис. Тяжесть, придавливающая Андерса к постели, исчезает, и он судорожно кашляет.
— Что произошло, Хоук? — Андерс не узнаёт свой голос. — Где я?
— Ты в моём поместье. Я сама точно не знаю, что случилось. Просто в один момент все заметили, что Справедливость сражается вместо тебя. А потом ты посреди битвы осел на землю и пришёл в сознание только сейчас.
— О, вот оно как… спасибо тебе, Хоук. — Андерс трёт глаза, непривычно сухие, точно сдобренные речным песком, проводит ладонями по лицу, снимая липкую паутину кошмарного сна, и кончиками пальцев натыкается на мелкие свежие порезы вдоль скул. Он думает, что останутся шрамы.
— Оставайся на ночь, Андерс, — говорит Хоук мягко, и Андерса переполняет жгучая благодарность. Того, что к этой благодарности примешивается безответное чувство любви, он мудро изгоняет из мыслей.
Андерс улыбается — настолько искренне и мягко, насколько способен ещё улыбаться — и переводит взгляд в потолок. На мгновение ему чудится алое небо из сна.
— Его искала Адриана, сказала, что клиника вновь переполнена людьми. Я думаю, что Андерс просто не сможет остаться, — едко замечает Фенрис, и Андерс с пылом хватается за этот почти надуманный предлог. Он совершенно не желает видеть Хоук в объятиях другого.
Он скомкано прощается с Хоук, кивает Фенрису и выходит за порог, подставляя лицо ночной прохладе.
Свежий сентябрьский ветер приносит далеко не первые мысли о самоубийстве, но попытка, совершённая позднее под утро после кошмаров, не приносит никакого результата — рана затягивается раньше, чем маленькая деревянная кадка хотя бы на пятую часть наполняется горячей кровью. Андерс дрожащей рукой бинтует изувеченное рубцами запястье и, обнажённый, долго сидит на каменном полу подле зеркала: за последний месяц на теле остаётся девятнадцатый шрам, сотворенный его рукой.
…Сколько же шрамов осталось на изувеченной душе, Андерс предпочитает не думать.
***
Хоук мягко, но решительно отстраняет Андерса от походов на тропы и патрулирования, и Андерс, поначалу злившийся из-за злых насмешек Фенриса о собственной беспомощности, позже понимает, что это было лучшим решением — так у него появляется время, чтобы подготовиться к будущему перевороту.
Мысли о том, что скоро магам будет дарована свобода, пусть даже ценой его жизни, приносят сладкое, томящее грудь волнение, и даже кровавые сны ужасают не больше обычного. Омрачает лишь одно: Андерс знает, как Хоук, будучи мятежным, непокорным храмовникам магом, отчаянно стремится к невозможному перемирию. Попытка поговорить об этом оборачивается провалом: Андерс сидит у неё в поместье, до белых пальцев сжимая край стола, и уже даже не слушает про будущую наполненную любовью утопию.
«Не будет этой утопии! Не будет равенства! Не будет мира! Не будет ни свободы, ни счастья, ни перемирия между магами и их гонителями, Хоук, победу кровавым боем обретёт лишь одна сторона!», — отчаянно хочет сказать он. Но не говорит, молча рассматривая на свет рубиновое вино в тонком прозрачном стекле бутыли. Будущая «утопия», добытая Хоук, лежит в промасленном свёртке у Андерса на коленях, содержится в ингредиентах якобы для зелья, а на деле — для самодельной бомбы замедленного действия, которая завтра вознесёт обломки Церкви к синим небесам.
Прошлой ночью во сне Церковь взвивается каменной пылью вместе с Хоук и её братом, приносящими исповедь преподобной матери. Изабелла кричала проклятья, вырываясь из рук Авелин, Мерриль утирала безостановочно катящиеся по щекам слёзы, а Себастьян… в этот раз именно Себастьян держал обнажённый молниеобразный клинок у того-Андерса-из-Тени, ударяя почти без замаха выверенным скупым движением в спину. Шрам безобразным цветком расцвёл утром меж лопаток, похожий на развороченную лилию, потерявшую несколько лепестков.
— Хоук, послушай. — Тихо вздыхает Андерс, решительно поднимаясь из кресла. — Послушай… — и замолкает, понимая, что не сможет сказать правду, жгущую язык. Да и что говорить? Хоук не откажется от своих идей так же, как и Андерс — от своих. — Не подходи завтра к Церкви, хорошо? И Карверу скажи, чтобы не подходил. Проходи причастие на площади.
Хоук смотрит удивлённо, пытается возразить, но Андерс жестом велит ей молчать. Хоук вздыхает, проводит ладонью по своим волосам.
— Ты ведь придёшь завтра? — спрашивает она. Андерс едва заметно усмехается, кивает и подаёт руку на прощание. Пальцы у Хоук ледяные, и Андерс позволяет себе слабость поцеловать их, прежде чем раствориться в темноте Верхнего города.
Сегодняшняя ночь, наполненная голосами умерших, впервые за несколько лун приносит свободу от кошмаров. Андерсу снятся храмовники из Круга, снятся сэр Ланселап и Серый Страж-Коммандер, погибший несколько лет назад на Глубинных Тропах. Снится размытый образ матери, тепло её рук. Снится Карл, уходящий вдаль за черту Мира Мёртвых, и Андерс наконец просыпается — не рывком, а плавно, точно всплывая с тёмной глубины на поверхность.
Он долго лежит в постели, пряча мокрое от слёз лицо в сгибе локтя, прежде чем подняться, затем проходит за занавеску и сбрасывает ночную рубашку. Его кожа бела и чиста от шрамов, а запястья, освобождённые от бинтов, шелковистые, гладкие на ощупь, точно пятнадцать лет назад до прибытия в Круг.
Андерс наскоро ополаскивается водой из таза, одевается и опускается на колени в молитвенном углу спальни, сжимая в ладонях истрёпанный молитвенник, залитый кровью порождений Тьмы, и долго шепча слова искупления Андрасте, пока Адриана не тормошит его за плечо и не велит собираться на причастие. Андерс усмехается краем губ, позволяя вести себя в Верхний город. Он видит издали Хоук, Авелин, Изабеллу — машет им из толпы, улыбается и поднимает глаза в сторону преподобной матери, стоящей на балконе Церкви.
До взрыва остаётся ещё полчаса.
@темы: Андерс, гет, Фенрис, м!Хоук, джен, Secret Santa 2014/2015
-
-
02.01.2015 в 17:14Очаровательно! Спасибо, дорогой Санта!
-
-
03.01.2015 в 18:53