Подарок для Русалки Милюли

воскресенье, 01 января 2012

16:21

все записи пользователя в сообществе Orlesian warden

Подарок для Русалка Милюля

Задание:
а) Авторский фик
б) Персонажи: Архитектор, Йован, Орсино, Корифей, Квентин
пейринги: Архитектор/Амелл, Квентин/Ревка, Йован/Амелл, Орсино/Бетани
в) все на усмотрение исполнителя)
г) без слэша в любых его проявлениях

Название: «Сердце с сердцем рядом»
Автор: Сакура-химэ
Форма: мини, 2170 слов
Пейринг/Персонажи: Квентин/Ревка
Категория: PG
Жанр: романтика, флафф
Рейтинг: гет
Примечание: Автор знает, что фанон, но навеяно

Примерно через час Ревка поняла, что заблудилась. Совсем.
Выходить в Нижний город ей не разрешали. Представительницам благородного семейства Амелл делать в сомнительных районах нечего, даже если очень хочется и даже если сбежала из дома, и сейчас Ревка начинала подозревать, что в этом постулате имелся некий смысл. Она всего-навсего хотела посмотреть на ярмарку, но, видно, свернула не туда – а переулочков и закоулков в Нижнем городе было столько, что поди не заблудись. На нее смотрели, нехорошо так смотрели – нарядное платье сильно привлекало внимание, и она уже понимала, что, если в ближайшее время не выберется, может не выбраться вообще. Оставалась надежда, что улицы выведут ее куда-нибудь, где более людно, и там будет патруль городской стражи – стражники ведь должны помочь одной из Амелл? – или что она случайно выберется сама. Но как Ревка ни старалась попасть туда, где виднелись кварталы, взбирающиеся вверх, улочки поворачивали вспять, сменялись все более и более темными и грязными закоулками, а она все больше и больше теряла надежду.
Когда Ревке перегородили дорогу трое сомнительных типов, она даже не очень удивилась – осталась только усталая обреченность. Метнулась было назад – куда там; на выходе из переулка стояли еще двое. Если бы она выросла здесь, наверняка знала бы какие-нибудь отнорочки… хотя и сейчас можно было рискнуть, терять-то все равно нечего.
Ревка попятилась к стене. Если окажется, что во-он то удобное окно открыто, она может успеть влезть и сбежать…
Не успела. Пятеро подозрительных личностей одновременно захрипели и осели на мостовую. Из-за спин тех, кто загораживал выход, шагнул молодой мужчина, одетый в мантию с символами Круга. Левой рукой он придерживал одновременно посох и легкий короткий нож, правой зажимал рассеченное запястье. И если Ревка хоть что-то понимала, это его не в бою ранили, это была магия крови, про которую ей в детстве рассказывали страшные сказки.
– Испугались, а? – весело спросил он.
У него был сильный орлесианский акцент, очень милый.
– Вовсе нет.
– Ну что ж, тогда вы удивительно смелая, потому что лично я испугался. Надеюсь, вы не расскажете обо мне страже? Я был бы очень признателен. А я взамен могу проводить вас до… – он на мгновение замолчал, – до лестниц в кварталы Верхнего города. Вы, кажется, заблудились.
Ревка растерялась. Ей смутно казалось, что этот человек может оказаться пострашнее тех пятерых, от которых он только что ее спас.
– Я… ну хорошо. Обещаю, что не скажу страже.
Терять-то все равно уже нечего.
Незнакомец широко улыбнулся и подал ей руку.
– Идемте, прекрасная сударыня. И позвольте по дороге развлечь вас удивительной историей…
Повесть о Черном Лисе Ревка любила с детства, но никогда еще не слышала ее с такими пикантными подробностями, в которые детей обычно не посвящают. Незнакомец еще и рассказывал так увлекательно, что она вскоре забыла о том, какой он подозрительный, странный и вообще темная личность.
– Ну все. Вам, моя прекрасная сударыня, вперед по улице и свернуть в первый же переулок, попадете на рынок и там уже спросите. А я туда не пойду, уж простите. Не хочу раздражать стражу.
– Постойте, а вы кто такой?
– О, я страшный и ужасный маг крови. Мое имя вам все равно ничего не скажет, так что позвольте остаться таинственным незнакомцем. Счастливого пути, и постарайтесь больше не гулять по Нижнему городу.
Он поклонился и ушел. Ревка хотела посмотреть, куда, но он, в отличие от нее, Нижний город знал прекрасно. Свернул за угол и будто растаял в воздухе: то ли спустился в Клоаку, то ли проник в чей-то частный дом. Она с запозданием сообразила, что всю дорогу незнакомец отвлекал ее от возможных расспросов, а насчет страшного и ужасного мага крови действительно не шутил.
Ох и влетит же ей теперь дома… Все будут жутко ругаться, одной младшей кузине и можно будет рассказать – Леандра магов совершенно не боится.
На рынке Ревка наконец наткнулась на патруль стражи, и одного, отчаянно краснеющего юношу в доспехах не по размеру, отрядили провожать ее до дома. По крайней мере оставалась надежда, что в его присутствии родители не будут ругаться так уж громко.
Надежда не оправдалась. Отец ледяным тоном сказал, что очень, очень разочарован, что на прием к де Копьи Ревка не идет и остается сидеть наказанная в своей комнате. Жаль, конечно, Ревка очень соскучилась по кузине Леандре, – зато не надо было общаться с теми же братьями де Копьи или Дульси де Айлис.
Но настроиться на вечер с книгами не удалось. Вскоре после того, как родители ушли, в комнату вбежала раскрасневшаяся Дори и протянула Ревке изрядно помятый букет.
– Сударыня, тут вам цветы передали! Какой-то незнакомый сударь! Сказал, от кого-то страшного и ужасного.
Он ее нашел! Но как, она же не представлялась, как у него это вышло?
– Дори, а больше ничего не просили передать?
Служанка замотала головой.
– Не-а. Цветы-то возьмете?
– Да, давай.
Это были белые лилии, потерявшие, впрочем, форму от того, что ими трясли в воздухе, но все еще живые. Ревка никогда не любила лилии – из-за сладковатого запаха, будто мертвечиной несет, – но букет взяла и в вазу поставила.
И будь что будет.
***

– Милая, это Проспер де Монфор. Проспер, это наша Ревка.
Молодой орлеец в вышитом дублете церемонно поклонился и поцеловал ей руку.
– Сударыня, я совершенно очарован.
Ему было лет двадцать с небольшим, а на лбу уже появились залысины. И нос слишком длинный. И никогда еще орлесианский акцент не казался Ревке таким отвратительным.
Это был, конечно, не первый «подходящий молодой человек», приглашенный в дом. До герцога Проспера был граф Гийом, младшенький из семейства де Копьи, который весь вечер мямлил, не отрывая взгляда от пола, что-то о том, как оный вечер прекрасен, еще раньше – братья Сатрес, которые за всю жизнь не прочитали ни одной книжки, еще раньше – Энджел Аренберг, который жил по соседству с кузиной Леандрой и, как она рассказывала шепотом, имел привычку расхаживать голышом перед окнами. Мама вбила себе в голову, что Ревке в ее девятнадцать давно пора быть замужем, а раз она сама не хочет, так ее надо выдать, срочно, сейчас же, немедленно. Ревка писала кузине Леандре длинные письма, полные отчаяния, та отвечала через раз и туманно намекала, что у нее самой проблемы по той же части – тоже грозят срочным замужеством. И скорее всего, с кем-то таким же унылым, как этот Проспер.
Он, впрочем, считал себя неотразимым. Выпятив грудь колесом и выставив подбородок вперед, он принялся рассказывать ей об охоте, о том, что собственными глазами видел, как дракон загрыз виверна, потом перешел к бесчисленным подвигам своих предков, но Ревка уже умирала от скуки. Как воспитанная девушка, она кивала и поддакивала в нужных местах, Проспер еще больше раздувался от гордости и переходил к еще более и более нудным рассказам. Ревка воображала, как с потолка откручивается люстра и падает на просперову голову, как из ниоткуда вылезает демон и откусывает ему голову, как он скачет по обрыву и срывается в пропасть… Это все было приятно, но, к сожалению, совершенно неосуществимо. Ревка даже подумала, что Энджел Аренберг и то лучше. Не считая эксгибиционистских наклонностей, конечно.
Герцог де Монфор изволил отбыть поздно вечером, обслюнявив ей руку и кланяясь так низко, что разглядел, наверное, всю пыль в темной прихожей, разметенную по углам. Ревка выдохнула с облегчением; все, все, больше она этого индюка надутого не увидит.
– Солнышко, можно с тобой поговорить?
Голос у мамы был неуверенный. Отец за ее спиной смотрел сердито и отчего-то грустно.
– Конечно. Обещайте только, что этот де Монфор больше не будет ходить к нам домой.
– Солнышко, об этом мы и хотели с тобой поговорить. Мы уже решили и почти обо всем договорились. Ты выйдешь за него замуж. Это самая подходящая партия, и твой дед был бы очень счастлив.
– Нет.
– Солнышко, твой дед считает, что пора, и герцога де Монфора выбрал он.
Ревка представила, что ей предстоит всю жизнь провести с де Монфором, уехать в Орлей к драконам, вивернам и полному отчаяния сыру – нет, так нельзя, невозможно же!
– Нет, мам, я не стану. Я просто за него не выйду, и все.
Плакать было глупо и стыдно, не сейчас, не при родителях, но слезы подступали, аж горло перехватывало – и она убежала в свою комнату. Заперлась – родители стучались, требовали открыть, потом подсылали Дори, – но видеть никого не хотелось.
Полночи она безнадежно проплакала, потом решила, что все еще, в общем-то, поправимо, потому что где-то в библиотеке точно была книга о ядах. А Проспер, лежащий, к примеру, в спальне, стонущий и страдающий, устраивал ее куда как больше Проспера, неумолчно болтающего о себе, любимом.
Вытащив из-под подушки любимый роман, она зажгла побольше свечей, устроилась у стола – спать все равно не хотелось, – и тут в окно постучали. Ревка вздрогнула, резко обернулась – на подоконнике стоял он. Страшный и ужасный, тот, которого полчаса видела, а потом два года забыть не могла, стоял и улыбался.
Она метнулась открывать – как он забрался-то, стена же? хотя камень раскрошился, если очень захочется, то можно, наверное, – а он, вместо того, чтоб войти, подхватил ее и поставил рядом с собой.
– Моя прекрасная смелая сударыня Амелл. Я вас похищаю. Вы согласны похититься? Я ведь лучше герцога де Монфора?
– Откуда вы знаете про де Монфора?
– Расскажу, если согласны похититься сию же минуту.
– Согласна. И… вы можете называть меня Ревка.
– Хорошо, тогда вы называйте меня Квентин, держитесь крепче и ничего не бойтесь.
***

Это были безумно счастливые два месяца. Киркволльская осень холодная и дождливая, но им обоим казалось, что светит летнее солнце, что море теплое и свежее и даже в Клоаке пахнет не то что очень пакостно. Квентин приходил раз или два в неделю – Ревка оставляла окно открытым, – они убегали и гуляли вдвоем ночь напролет. Подготовка к свадьбе с де Монфором шла так медленно, что Ревка иногда надеялась: он и вовсе о ней забудет и найдет себе какую-нибудь орлейку – какая ему разница, с кем быть, – а ей найдут кого-нибудь еще.
Сегодня Квентин пришел перед самым рассветом, разбудил ее и позвал выбраться за город.
И это было невероятно. Квентин водил ее по Клоаке, они спускались еще ниже, в пещеры, и там было темно и сыро, а казалось – солнечно и воздушно, а потом ход вывернул в скалы, наверх, и они стояли на самом пороге пещеры – вверху и внизу были только вода, камни, небо и солнце, встающее из моря. Квентин встал на самый край и раскинул руки, будто ловя солнечный свет, а Ревка тянула его назад и кричала, что он сумасшедший.
– Я не сумасшедший, я просто здесь и с тобой!
Отсюда весь Киркволл был как на ладони: сверкающий Верхний город, тусклый Нижний, окна Клоаки, видные отсюда как темные пятна в скалах, и жутковатые башни Казематов, встающие из воды. В их сторону Квентин старался не смотреть. Как он оттуда каждый раз уходит, он тоже никогда не рассказывал – объяснил однажды, что это не только его тайна и лучше ей тайной и оставаться. Ревка не настаивала.
А потом они лежали рядом, на расстеленном плаще Квентина, среди поздних, отцветающих белых лилий, под осенним солнцем, и все было хорошо.
– Любовь моя, давай убежим? Я так больше не могу. Я уйду из Круга, договорюсь, а если нет – пусть себе ловят, я смогу защитить и тебя, и себя. Мы могли бы убежать куда-нибудь – в Амарантайн, в Ферелден… неважно, просто подальше. Ревка, ты останешься со мной?
– Я…
То, что сказал Квентин, неожиданным не было. Вот только все равно прозвучало как гром среди ясного неба. Ревка не знала, как ответить, как объяснить, чтоб Квентин понял. Что ей сказать? Что она Амелл и не может просто так сбежать с магом-отступником? Что он не сможет уйти из Круга? Что у знатной девушки и отступника не может быть нормального будущего?
И еще – слишком уж хорошо она могла представить, что тогда будет. Стоит ей сказать «Да» и пойти хоть на край света, хоть в Тевинтер, хоть куда, как ей-то будет хорошо, но здесь останется пустой холодный дом, плачущая по ночам мама, отец, переставший выходить на улицу, оборванная родословная и счастье, купленное в обмен на чужое одиночество и боль.
Лицо Квентина разом будто бы выцвело.
– А. Понимаю. Пойдем, я отведу тебя домой.
Всю обратную дорогу они молчали. Он стискивал ее руку, сильно, до боли, и все замедлял и замедлял шаг.
День клонился к вечеру. Внимания на них никто не обращал – Квентин вел Ревку переулками, ни разу не наткнувшись на стражу, а случайные прохожие в Нижнем городе их не замечали.
Квентин остановился возле широкой лестницы – там, наверху, была рыночная площадь Верхнего города, и уже скоро опустят решетку на ночь. Сколько там оставалось – полчаса, двадцать минут?
– Вряд ли тебя выдадут за этого де Монфора. Он чужого ребенка воспитывать не станет.
Ревка вздрогнула.
– Почему ты думаешь, что…
– Чувствую. Это будет девочка.
Они еще помолчали. Квентин гладил ее по руке. Пальцы у него были очень холодные.
– Прости, что я не могу остаться с тобой.
– Я не могу на тебя сердиться. Знаешь, я вернусь в Казематы, наверное… Не знаю, как будет дальше, но я постараюсь выбираться к тебе и нашей дочке. Как только получится. Хорошо?
– Хорошо. Ох, Квентин, как бы я хотела…
– Я знаю, любовь моя. Я что-нибудь придумаю. Мы будем вместе. Я на что угодно пойду, обещаю, веришь?
– Верю.
Из переулков полз туман, липкий и холодный. Квентин выпустил ее руки.
– Я… пойду, наверное?
– Да. Да, конечно.
Ревка побежала по лестнице, чувствуя, что он стоит и смотрит. Оборачиваться она не стала.
Наверное, сейчас поднимется страшный скандал, с криками и со слезами, потому что ее весь день не было и потому что она не станет скрывать. И вряд ли кто-то, кроме кузины, поддержит ее.
Но еще недолго, всю дорогу от площади до дома можно было думать о Квентине и о том, что скоро будет жить и радоваться маленькая девочка, с такими же, как у него, серыми глазами.