Для Валентина Эккерта, часть вторая

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Валентин Эккерт От: Название: Глагол «бежать» в настоящем длительном времени Оригинал: The Verb 'To Run' in Present Continuous Tense by imadra_blue Разрешение: получено Персонажи: Андерс/Фенрис, упоминаются ж!Хоук/Изабела Рейтинг: NC-17 Жанр: драма Размер: ~22 000 слов Саммари: Это история Фенриса, рассказанная «пропущенными сценами» на протяжении всего таймлайна ДА2. Фенрис сбежал из рабства, но даже после того как поселился в Киркволле, он не прекращал бежать. Только теперь он бежал по кругу, окружённый магами. Примечание: Переводчик заранее извиняется, если не угодил. Опирался на заявку «фендерс, лавхейт и драма с ХЭ». Уж не знаю, сколько тут лав, но хейта предостаточно Также присутствуют несколько пунктов, перечисленных в «нехотелках», но из песни слов не выкинешь, поэтому надеюсь, что заказчика не сильно сквикнет. Энд не то чтобы хэппи, но, по крайней мере, никто не умер Акт второй «Там ты была бы в безопасности. И от других, и от себя. А остальные — в безопасности от тебя». — А ты точно уверен, что ничего не знаешь о живущем в Клоаке отступнике? — допытывался Каллен, сложив руки на груди. — Который прибыл из Ферелдена? Фенрис пожал плечами. Его так и подмывало нарисовать Каллену подробную карту прямо до Андерсовой двери, но Андерс был другом Хоук, а Фенрис не был стукачом. Обратись Андерс к магии крови, и Фенрис разделался бы с ним лично. — Я встречал его пару раз, но где он живет, не знаю. В Клоаке я стараюсь не появляться. Ты ведь в курсе, чем там воняет? Каллен смотрел на него с подозрением, однако кинул Фенрису мешочек монет. — Ладно, вот твоя плата. Благодарим тебя за помощь с тем тевинтерским магом, он уже убил двух наших людей. Фенрис взвесил кошель на ладони. — Ты вроде обещал сумму побольше. — Он нужен был нам живым для допроса. Я урезал вознаграждение, поскольку ты притащил только обезглавленный труп, заляпав при этом весь коридор перед моим кабинетом. Куда ты подевал его голову, ради всего святого? Фенрис не собирался отпускать живьём ни одного работорговца. Это чудовище загоняло в клетки эльфийских сирот, когда Фенрис его обнаружил. Его убийство стало для Фенриса лучшим событием этой недели. — Закатилась куда-то. Подозреваю, что за одну из клеток. Возможно. — Чудесно, выходит, на том складе где-то гниёт отрубленная мажья голова? — Каллен помассировал виски. — Меня завалят гневными письмами, я прямо чувствую. Фенрис повязал кошель на пояс. — Жаль, что мне не заплатили, чтобы я её поискал. — Да, вот уж жалость. — Каллен проводил его до двери. — Если всё же выяснишь, где проживает отступник из Клоаки, оповести нас. Фенрис вышел за порог, как только Каллен открыл дверь. — Вы мне недостаточно платите, чтобы я таскался по Клоаке и выяснял какие-то там адреса. Снаружи Бетани отмывала кровь с пола перед кабинетом. Фенрис замер на месте, уставившись на неё. Он не видел её три года. Храмовники уже унесли обезглавленное тело тевинтерского мага, и Бетани стояла на коленях, оттирая кровь с каменных плит. Она намочила щётку в ведре с мыльной водой и подняла глаза. А потом удивлённо моргнула. — Фенрис! — Привет. Фенрис почувствовал за спиной чьё-то присутствие. Обернувшись, он обнаружил, что Каллен стоит прямо позади него. Смотрел храмовник на Бетани, и лицо его было покрасневшим. — О, Бетани. Они прислали тебя. — Каллен продолжал таращиться. Фенрис знал, как смотрят человеческие мужчины, когда желают чего-то, и на лице Каллена было то самое выражение — вожделения. Мгновение спустя Каллен заметил, что Фенрис прожигает его неприязненным взглядом, и скрылся в своём кабинете, захлопнув дверь. Вздохнув, Бетани продолжила тереть пол. — Ты тут порядочно наследил, Фенрис. Тот рассматривал её. В целом, выглядела Бетани здоровой, и мантия Круга ей шла. Многие храмовники несомненно находили её привлекательной. Рассказы Андерса об ужасах, которым подвергаются маги от рук храмовников, внезапно всплыли в памяти, хотя прежде Фенрис списывал их на Андерсовы преувеличения или откровенную ложь. — Этот храмовник к тебе пристаёт? — Кто, сэр Каллен? — Бетани бросила взгляд на дверь. — Он только пялится. Это я могу стерпеть. Меня больше раздражает, что он беспрестанно вызывает меня к себе по каким-то дурацким поручениям: то прибраться, то почистить. Я вообще-то не служанка, знаешь ли. Я теперь учитель. Фенрис улыбнулся. — Учитель. Значит, тебе здесь хорошо? — Неплохо, пожалуй. Не идеально, но и тут есть свои плюсы. Дети, например. Я люблю детей. — Бетани закончила оттирать пол и поднялась. — Меня радует, что у здешних детей есть ты. — В самом деле? — Бетани склонила голову набок. Фенрис неловко потёр шею. — Что бы ты обо мне ни думала, Бетани, я рад, что у тебя всё хорошо. И извини за то, что тебе пришлось прибираться после меня. — Ничего страшного. Даже усмирённым нужно иногда отдыхать. А сам-то ты как поживаешь, Фенрис? Хорошо? — Неплохо, пожалуй, — пожал плечами тот, осознав, что ответил Бетани её же словами. — Справляюсь. Я привык к такой жизни. Долгое мгновение Бетани изучающе смотрела на него. — Мне знакомо это чувство. — Она бросила взгляд на дверь кабинета Каллена и, подхватив ведро, пошла прочь по коридору. — До встречи, Фенрис. Если увидишь мою маму, передай ей, чтобы не беспокоилась. У меня всё нормально, и я способна о себе позаботиться. Фенрис провожал её взглядом. Ему хотелось сказать ей, что ему жаль; что из всех знакомых ему магов она последняя заслуживала подобной участи. Это Мерриль или Андерса должны были запереть в Казематах, но не её. Бетани должна была остаться рядом с сестрой, жить новой жизнью, в роскоши Верхнего Города, вместе с семьёй. Она должна была иметь право носить элегантные платья и принимать ухаживания богатых лордов, способных дать ей всё, что она пожелает. Но стоя посреди Казематов, Фенрис не мог сказать ей ни слова. Он мог лишь уйти тем же путём, что и пришёл. «Возможно, из-за глупых подколов». Хотя у Фенриса не было никаких дел с кунари — за исключением тех дней, когда Хоук требовалась его помощь, — он взял за правило проходить мимо их лагеря всякий раз, как оказывался в порту. Городская Стража сердилась, когда он заглядывал за ворота, но никогда его не останавливала. Время от времени один из часовых кунари у ворот узнавал его и приветствовал кивком. Это всегда приводило стражников в недоумение и, в свою очередь, забавляло Фенриса. Он присел на оставленные без присмотра ящики и стал наблюдать за прибытием и отплытием кораблей. Потом вытащил бутерброд, купленный в лавке в Верхнем Городе. Бутерброд был с ветчиной. Фенрис помешкал, вспоминая Бетани, но затем принялся за еду. Как по команде, перед ним внезапно возникла Мерриль и тут же начала трещать, не умолкая. — О, Фенрис, привет. Здорово тебя здесь встретить. Иногда приятно увидеть знакомое лицо. Фенрис продолжил есть, отвернувшись от неё. Большинство понимали подобный намёк, но только не Мерриль. Она села рядом и расправила зелёную тунику на коленях, как всегда невосприимчивая к социальному этикету. Неудивительно, что её клан так хотел от неё избавиться. — Мне кажется, Хоук и Изабела спят друг с другом, — заявила она. Фенрис подавился бутербродом. Мерриль встала и принялась стучать его по спине, пока он не прокашлялся от застрявшего в горле куска ветчины. — Нужно лучше пережёвывать пищу! — воскликнула Мерриль. — По меньшей мере, тридцать раз, мне всегда так говорила Хранительница. Хотя, я думаю, двадцати хватит. Иногда я позволяю себе и десять, но не рекомендовала бы это дилетантам. На краткий миг, пока Мерриль поглаживала его по спине, Фенрис пожалел, что не задохнулся насмерть. Он повёл плечами, и Мерриль прекратила его трогать. За последние годы Фенрис научился терпеть боль, не подавая вида. В некотором роде, он её даже приветствовал. Прикосновения сопровождались неизменным теплом, которое даже боль не перебивала. Больно было и при использовании лириумных способностей, но Фенрис не мог позволить себе обходиться без них. Боль приходилось просто переносить, причём Фенрис так и не разобрался, отчего ему было больно. Единственным, кто мог ответить на этот вопрос, был Данариус, а Фенрис лучше вспорет ему глотку, чем станет о чём-то расспрашивать. — Ты удивлён? — Мерриль моргнула, глядя на него большими зелёными глазами. — А чему тут удивляться? Изабела спит со всеми. — Но не с Хоук, — просипел Фенрис. Сняв с ремня винный бурдюк, он сделал долгий глоток. Мерриль продолжала таращиться на него. Фенрис со вздохом протянул бурдюк ей. За спасение его от удушья она заслужила немного вина, рассудил он. Только не забыть бы тщательно протереть после неё горлышко. Мерриль с улыбкой приняла бурдюк и глотнула вина. Несмотря на свой вечный образ глупышки, спиртное она переносила отлично. Должно быть, благодаря влиянию Изабелы. — Ну, они только начали, но, в некотором смысле, это логично. Они неплохо ладят, обмениваются остроумными шутками и флиртуют с каждым встречным. Это было предсказуемо. Фенрис вздохнул. И Хоук, и Изабела были привлекательными женщинами, и обе в какой-то момент проявили к нему мимолётный интерес. Как обычно, окончилось это одними заигрываниями. Никому не нужен был порченый товар. Фенрис не мог их винить. Он и сам не был уверен, сможет ли поддерживать нормальные, постоянные отношения. Сама мысль об этом ошеломляла. И всё же Фенрис чувствовал себя до странности уязвлённым, пусть его и не касалась их личная жизнь. — Как, по-твоему, они это делают? — Прошу прощения? Мерриль отдала ему бурдюк. — Я не очень разбираюсь в том, как две женщины занимаются сексом. Я стащила книгу об этом у Андерса, но потеряла её где-то на рынке. У Изабелы есть только экземпляр про двух мужчин, и там всё так захватывающе! Но мне интересно, как это делают женщины. Если я когда-нибудь решу попробовать, то должна быть во всеоружии. Как думаешь, они используют овощи? Я слышала, что некоторые овощи годятся для секса. Фенрис вылупился на неё. — Только вот Изабела, вроде бы, не любит овощи. Она всегда выковыривает их из рагу, как капризный ребёнок. Значит, овощами они, скорее всего, не пользуются. Как думаешь? — Ты ведь... понимаешь, что я не женщина? — От Мерриль всего можно было ожидать. В конце концов, она три года ходила следом за Хоук и Изабелой, но до сих пор не разобралась, как женщины занимаются сексом. В том, что касалось Мерриль, глупо было опираться на одни предположения. — Да, разумеется, но ты ведёшь себя так, будто знаешь всё на свете, поэтому я решила спросить. Я, конечно, бывала с мужчинами, но между двумя женщинами всё происходит по-другому, верно? Я пыталась выведать у Андерса, но он сразу же потребовал объяснить, куда я подевала его книгу. Варрик в ответ на мой вопрос смеялся, не переставая. Авелин сказала, что она не самый подходящий человек для подобных вопросов. У Себастьяна я ничего спрашивать не собираюсь. Так что остался один ты. Ты несчастен, груб и угрюм, и я тебе определённо не нравлюсь, но, по крайней мере, ты честен. Фенрис продолжил таращиться на неё. Будь перед ним любая другая женщина, он бы решил, что его разыгрывают, но Мерриль казалась искренней. Скажи ему кто три года назад, что долийка-маг крови попросит обучить её теории лесбийского секса, Фенрис предложил бы им завязывать с волшебными грибами. — А почему ты не спросишь Изабелу или Хоук? — Но это же будет грубо. Фенрис сжал переносицу. — Если я расскажу тебе, ты уйдёшь? — Уйду, если ты того хочешь. — Хочу. — Ладно, хорошо. Расскажи, и я пойду покупать себе рыбу на ужин. Фенрис вздохнул. — Я не эксперт, но они используют пальцы. Или рот. — О-о-о. Для чего? Ситуация быстро становилась более неловкой для Фенриса, чем для Мерриль. Он чувствовал, как краснеет лицо, и поёрзал на ящиках. Мерриль, казалось, вообще обладала иммунитетом к смущению. По крайней мере, в разговорах с Фенрисом. Может, оттого что тот тоже был эльфом? Поколебавшись секунду, он указал на ноги Мерриль. — Для этого. — Для бёдер? — Для того, что между ними. — Творцы, Фенрис, это называется вагина! Мог бы так и сказать. Фенрис испытал мимолётное желание столкнуть Мерриль с пирса, но знал, что Хоук его за это по головке не погладит. А Хоук лучше было не злить, это ему было известно не понаслышке. — Слушай, ты сама меня спросила — я тебе отвечаю. Так что не жалуйся! — Хорошо, хорошо. Как по-твоему, это похоже на поцелуи в губы? — На... наверное. — Фенрис был абсолютно уверен, что не должен вести с Мерриль подобных бесед, и уже пожалел, что согласился. Он огляделся, но вокруг некого было молить о помощи. — А что насчёт языка? Языком при этом пользоваться уместно? — По моему опыту, язык очень даже поощряется. — О-о, так у тебя был опыт с двумя женщинами? Фенрис потёр лицо ладонями. — Одновременно — нет, но оральный секс работает одинаково: неважно, кто ласкает женщину, если у них есть язык и губы. — Фенрис постарался не вспоминать, когда в последний раз этим занимался. Это был приятный опыт с кухонной эльфийкой, но оттого Фенрис ещё больше пожалел, что не может вспомнить её имени — и что не забрал её с собой. Возможно, её уже вообще нет в живых... — Верно подмечено! Спасибо, что поделился. — Мерриль спрыгнула с ящика и оглянулась. — Забавно, теперь мне кажется, что я чего-то себя лишаю. Но я рада, что Хоук с Изабелой нашли друг друга. Надеюсь, они будут счастливы. — То, что они занимаются сексом, не значит, что они будут счастливы. Одно из другого не следует. — Ну, мне сейчас любой из вариантов подходит. — Мерриль внимательно посмотрела на него. — А тебе, судя по всему, самому не помешает порция секса или счастья. А лучше, и того и другого. — Только ко мне за этим не обращайся, ведьма. — О, не беспокойся, Фенрис. Я лучше развлекусь с овощем, чем с таким ворчуном, как ты. К тому же, мужчин я уже испробовала. А теперь прошу меня извинить, я пошла проверять действенность твоих советов! — Мерриль направилась в Нижний Город, очевидно, позабыв о своих планах на рыбу. — Это были не советы! Я всего лишь отвечал на твои глупые вопросы! Мерриль! Мерриль, не вздумай никому рассказывать, что я делился с тобой советами по сексу, ты слышишь меня?! — кричал Фенрис ей вслед, но вместо ответа получил лишь укоризненный взгляд от мимопроходящего стражника. Иногда Фенрис был уверен, что Создатель существует и испытывает его. «Есть вещи похуже рабства». В большинство дней Фенрис находил в грубом чувстве юмора Изабелы и её помешанности на сексе желанный способ отвлечься от тёмных мыслей, копошащихся в голове. Сегодня, однако, она напомнила ему как раз о тех вещах, о которых он хотел бы забыть. Он всё ещё слышал, как она спрашивает о его обязанностях раба, о том, натирали ли его маслом, находился ли он в доступности своего хозяина. Фенрис присел на корточки у озера и поплескал себе в лицо холодной водой. Если бы он только мог избавиться от этих мыслей мановением руки... Чем больше вопросов задавала Изабела, тем сильнее его кожа покрывалась мурашками от воспоминаний о прикосновениях Данариуса. Эти воспоминания были хуже любой пережитой боли. Не прошло и часа после вопросов Изабелы, как Андерс, словно чтобы разбередить рану, спросил Фенриса, задумывался ли тот о самоубийстве. Фенрису пришло в голову, уж не услышал ли маг вопросы Изабелы и не хотел ли подвести разговор к логическому концу? В любом случае, своими допытываниями они лишь доказали, как мало понимали его. Фенрис был придатком Данариуса: его телохранителем, его спутником, его экспериментом, его рабом. Он не считал себя отдельной личностью, пока не остался один на Сегероне. Именно в тот момент он мог впервые задуматься о самоубийстве, но так получилось, что именно в тот момент он впервые вкусил свободы. Фенрис снова поплескал себе в лицо и увидел, что у него дрожат руки. Он сжал их в кулаки. — Ты в порядке, Фенрис? — Хоук перегнулась через камни, вглядываясь ему в лицо. Вскоре после возвращения с Глубинных Троп она коротко обрезала волосы, словно в знак расставания с сестрой. Такая причёска шла ей. Частичка Фенриса внезапно пожалела, что между ними так и не вспыхнула искра, однако в её зарождающийся роман с Изабелой он вмешиваться не собирался. Фенрис кашлянул и поднялся. — Всё нормально. Просто хотел умыться. — Ясно. — Хоук облокотилась на валун. — Изабела с Андерсом сегодня основательно по тебе проехались. С Изабелой я поговорила, а с Андерсом утруждаться не стала. Ты достаёшь его не меньше, чем он тебя, так что, я считаю, вы с ним квиты. Ну, или скоро сочтётесь. Фенрис сглотнул, ничего не ответив. Он не мог подобрать слов. — Слушай, Фенрис, мы с тобой во многом не соглашаемся, но я тебя уважаю. Ты сильный мужчина. Возможно, сильнейший из всех, кого я встречала. Выдержать то, что довелось тебе... пожалуй, никто из нас в полной мере не поймёт, через что тебе пришлось пройти. И это хорошо. Это значит, что мы все свободны. — Некоторые свободнее других. — Тоже верно. — Хоук вздохнула. — Что ж, мы уже за пределами города, так что они пока будут держать язык за зубами. Давай выдвигаться. Мне хочется добраться до Рваного Берега к полудню. Фенрис кивнул и последовал за ней к тому месту, где ждали остальные. Изабела бросила на него робкий взгляд и неловко потёрла шею. На неё сложно было сердиться. Она делала это не со зла: просто была помешана на сексе. Фенрис кивнул ей. Лицо Андерса, однако, было холоднее ферелденской зимы, поэтому Фенрис от него отвернулся. — Идём, — сказала Хоук. Она повела их вниз по тропе и, как выяснилось, прямо в ловушку, устроенную специально для Фенриса ученицей его бывшего хозяина. Как ни крути, день выдался ощутимо неудачным. «Чего магия коснулась, не испортив?» Гнев всё ещё бурлил в венах Фенриса, подталкивая его в сторону Клоаки. Он уже не чувствовал здешней вони: нос забил запах эльфийской крови из Пещерных Загонов. Он едва ли видел людей, одетых в грязное рваньё и жмущихся к своим маленьким костеркам: в глазах стояли только тевинтерские охотники, поджидающие за каждым углом, притаившиеся в тенях в засаде. Он не слышал, как люди шепчутся о своих насущных проблемах: в ушах звучало только "раб, раб, раб", доносящееся со всех сторон, и насмешки из-за сестры, которой у него, возможно, вовсе не существовало. К тому моменту как Фенрис миновал зажжённый фонарь и ворвался в Андерсову лечебницу, ярость поднялась уже к самому горлу. У неё был вкус желчи. Андерс был один: сидел за столом, царапая что-то на пергаменте. Когда Фенрис вошёл, он поднялся на ноги, нахмурившись. — Дай-ка угадаю, тебя снова ранили, и ты пришёл ко мне за лечением. Магия может быть полезной, когда тебя это устраивает, верно? — Я не ранен, — прошипел Фенрис, обходя Андерса по кругу и сверля его взглядом. Фенрисово присутствие явно нервировало мага. Он схватил посох и настороженно следил за эльфом. Сейчас здесь не было Хоук, которая могла его защитить, и Андерс это знал. — Тогда зачем ты здесь? — потребовал он ответа, сжав посох с такой силой, что побелели костяшки. Зачем? Фенрис и сам не мог толком понять. Его переполняла ненависть. Ему хотелось убивать Адриану снова и снова, но та была уже мертва, а никакого удовлетворения Фенрис не чувствовал. Ничто не могло загладить тот факт, что она пользовалась своим положением ради издевательств над ним. Фенрис был зол, ему хотелось выпустить на кого-то свою злость, но Адриана была мертва, а Данариус — в недосягаемости своего тевинтерского поместья. Ближе всего был Андерс — человек-маг, считавший, что ему подобных безжалостно притесняли. Маг, заявлявший, что одержим духом Справедливости, когда вся жизнь Фенриса была одной большой несправедливостью. Андерс продолжал допрос. — Чего ты хочешь? Подраться? Убить меня? Ну вперёд, попытайся. Я буду защищаться до последней капли магии. А если ты победишь, то убьёшь невинного человека, прямо как те маги крови, что убили невинных эльфов сегодня в Пещерных Загонах. — Невинного? — насмешливо протянул Фенрис. — Ты далеко не невинен, маг. Сколько людей ты убил, чтобы просто добраться до Киркволла? Скольких храмовников погубил за такое вопиющее преступление, как выполнение своей работы? — Последний вопрос явно ошарашил Андерса, и тот ослабил руку с посохом. Фенрис хлопнул ладонями по столешнице, разбросав пергаменты и опрокинув чернильницу, и наклонился вперёд, вторгшись в личное пространство Андерса. — Я знаю, как выглядит убийца, особенно если этот убийца— маг. — Я, по крайней мере, никогда никому не обещал, что пощажу их, только чтобы нарушить обещание минуту спустя. Убивать людей мечом или подаренными лириумом способностями ничем не лучше, чем магией. На самом деле это даже хуже. Магия, по крайней мере, может исцелять. А мечи созданы только для убийства. — Исцелять? Ты про свою клинику? — Фенрис выпрямился и раскинул руки. — Кого же ты здесь исцеляешь? Ферелденцы давно уже вернулись домой или укоренились в Киркволле. Они теперь полноправные граждане. Ты им больше не нужен. Три года назад в этом месте было не протолкнуться. Теперь здесь пусто. Никому уже не нужна твоя магия. Теперь уже Андерс шарахнул руками по столу. Чернильница скатилась с края и разбилась об пол. — Да что ты об этом знаешь, ублюдок ты невозможный? Ты всегда видишь в магии только плохое, никогда не замечаешь её добра, пока тебя это устраивает! Что-то ты не жалуешься, когда я помогаю тебе сокрушить магией врагов в совместных схватках. И от моей целебной и защитной магии ты никогда не отказывался, насколько я помню. Я не один из магов крови, которые за тобой охотятся! Фенрис не мог больше его выслушивать. Он схватил Андерса за перьевой воротник и пригвоздил спиной к стене. Он чувствовал, как по телу прокатываются волны порождаемой лириумом силы, с некоторых пор сопровождавшиеся волнами боли. Клейма его засветились, но он замешкал, не решаясь и в самом деле убить Андерса. Если убийство Адрианы, его мучительницы, не принесло удовлетворения, то что ему даст убийство Андерса, который всего-то навсего спорил с ним время от времени? Глаза Андерса округлились; рука его была по-прежнему вытянута, однако посох упал на пол у стола и остался лежать в недосягаемости. Андерс уставился на Фенриса с негодованием. — Убьёшь меня, значит? Вот так вот? Просто за то, что я маг? Ты не лучше храмовников, которые усмиряют нас без причины, которые убивают нас за малейшую провинность, которые хватают нас и заталкивают в кладовую, когда нам всего тринадцать, чтобы делать там с нами, что хотят. — Голос Андерса сорвался, и смысл фразы заставил Фенриса похолодеть. Он ощутил, как сила угасает. Андерс сглотнул. — Думаешь, тебе плохо жилось в рабстве? Может, и так. Но ты не единственный, кто страдал от рук тех, кто имеет над тобой власть. Попытайся побороть свои предрассудки и открой уже глаза! Фенрис тоже сглотнул. Он не особо задумывался о том, как храмовники обращаются с магами в Кругах. Считал, что их строгие меры оправданы. Но такого ни один маг не заслуживал. Однако тот факт, что некоторые храмовники превышали полномочия, не менял того факта, что маги опасны, что они портили всё, чего касались, и что сами злоупотребляли своей силой, в свою очередь третируя других. — Я мог бы ответить тебе тем же, маг. Моя родина кишит магами, ведущими себя хуже любого храмовника, и то же самое они хотят сотворить с Киркволлом. А ты почему-то считаешь себя жертвой? — Фенриса беспокоило, когда он невольно сравнивал Андерса с Данариусом, но ещё больше его беспокоило, что он невольно сравнивал Андерса с самим собой. В какой-то разгорячённый момент между ними что-то проскочило — какая-то искра, необъяснимая и невыразимая. Сумасводящее притяжение к Андерсу снова разгорелось в Фенрисе. Он вжал мага в стену ещё сильнее, подступив ближе, словно ведомый внезапным теплом, внезапной вспышкой желания. Фенрис подумал, уж не сошёл ли он с ума, раз его гнев каким-то образом превратился в извращённую похоть, в нерастраченное желание, накопленное за долгие годы — но потом Андерс поцеловал его, и Фенрис осознал, что это чувство взаимно. Андерс обхватил ладонями его лицо и шею, посылая по телу болезненный трепет, но поцелуй его был яростным. Он зарылся пальцами Фенрису в волосы, погладил уши, даря возбуждение и жажду большего. Желание и гнев перемешались, скрутились в спираль, неотличимые друг от друга, и Фенрис вжался в Андерса всем телом. Тот неожиданно отстранился, и спустя головокружительное мгновение Фенрис обнаружил уже себя прижатым к стене; руки Андерса заскользили по всему его телу. Было больно, но острота чувств заставила Фенриса наконец-то забыть об Адриане и сосредоточиться на настоящем. Ему хотелось, чтобы было больно. Это казалось правильным после всего, что он сделал, тем более если это будет с магом. Он впился пальцами Андерсу в плечи и поцеловал в ответ, млея от ощущения царапающей лицо щетины. Андерс тяжело дышал в поцелуй, и Фенрис бедром чувствовал его возбуждение. Он сжал член Андерса через ткань штанов, наслаждаясь раздавшимся в ответ шипением. — Чтобы ты знал: я делаю это только потому, что ты невыносимо привлекателен, — прошептал маг, оттаскивая Фенриса от стены и толкая в направлении спальни, и каким-то образом умудряясь не отпускать его при этом. — Нужно снять с тебя доспехи, они колются. Очевидно, боль заботила Андерса куда больше, чем Фенриса. Когда они ввалились в спальню, он принялся возиться с пряжками на Фенрисовых доспехах. Тот помог ему расстегнуть их, и, как только одежда была скинута, Андерс толкнул его на кровать и забрался сверху. Не сводя глаз с Фенрисова лица, он провёл руками по обнажённой коже, прослеживая рисунок лириумных меток. Фенрис задохнулся одновременно от боли и желания. Андерс замешкал, словно хотел что-то сказать. — Заткнись, — прорычал Фенрис, хотя маг не произнёс ни слова. Вытянув руки, Фенрис сорвал с Андерса тевинтерское пальто, вырвав при этом несколько перьев из воротника и услышав треск ткани, и с превеликим удовольствием отшвырнул его на пол. А потом сунул руку Андерсу в штаны и сжал его член. Тот был горячим в его ладони, и Фенрис плотно обхватил его пальцами; член полностью затвердел под его прикосновениями. Когда Фенрис мазнул пальцем по мягкой головке, Андерс издал тихий хнык, непроизвольно открывая и закрывая рот. Он стянул с Фенриса бельё с той же агрессивностью, какую тот проявил к его пальто, и вывернулся из Фенрисовой хватки. Наклонившись, Андерс взял в рот головку его члена и всосал. Фенрис застонал, мгновенно почувствовав восхитительное оцепенение. Он никогда не испытывал желания, будучи один, никогда не прикасался к себе, ему никогда даже не хотелось этого. Ему всегда требовался кто-то другой для получения удовольствия, для подтверждения собственных ощущений. Сейчас наслаждение на миг заглушило боль — но только на миг. В следующее мгновение боль снова оплела его своими путами. Фенрис приподнялся, опершись на локти, и стал наблюдать, как голова Андерса движется вверх-вниз у него между бёдер; длинные светлые волосы занавесили лицо. Зрелище пришлось ему по душе — было такое чувство, будто Фенрис выиграл какой-то спор. Он ахнул, когда Андерс провёл языком по стволу члена, облизал по кругу головку и всосал с такой силой, что Фенрис упал обратно на спину, прикрыв рот ладонью, чтобы не дать Андерсу понять, как ему нравится такое внимание к своему члену. Когда Фенрис уже чувствовал, как поджимаются яйца, Андерс остановился. Как бы Фенрис ни пытался хранить молчание, разочарованного стона ему удержать не удалось. Андерс сел и облизнулся. Вид пробежавшего по широким губам языка вынудил Фенриса приподняться и поцеловать его. Андерс поцеловал в ответ, мучительно приятно скользя ладонями по голой спине Фенриса. — Я хочу тебя трахнуть, — прошептал он между поцелуями, вновь запуская пальцы Фенрису в волосы и тем самым вызывая ответную дрожь. — Почему? — спросил тот, проводя ладонями по рукам Андерса. Пальцы его очертили тонкие шрамы на предплечьях. Просьба Фенриса не волновала, а вот мотивацию Андерса он находил потенциально опасной. — Думаешь, что выиграешь таким способом? Андерс прижался губами к его уху и лизнул вдоль острого кончика, заставляя Фенриса трепетать. — Насколько я понимаю, если мы оба кончим, то оба останемся в выигрыше. Нет нужды заботиться о репутации. Кто, по-твоему, вообще нам поверит? Фенрис ущипнул его за сосок. — Только если у тебя найдётся масло. — Ауч! — Андерс схватил Фенриса за запястье и отвёл его руку от своей груди. Он внимательно вгляделся ему в лицо, едва шевеля губами, словно не решался сказать что-то. Фенрису вдруг подумалось, уж не собирается ли Андерс вновь поднять вопросы Изабелы о натирании рабов маслом, и напрягся, впившись ногтями ему в руки. Андерс поморщился и отстранился, чтобы выудить из прикроватного ящика маленький бутылёк. Подняв руку, он встряхнул его, позволив Фенрису убедиться, что внутри действительно масло. Спустя мгновение Фенрис расслабился, осознав, что Андерс в кои-то веки не хватается за возможность поиздеваться над его уязвимостью. Андерс вновь толкнул его на кровать, и Фенрис лёг на подушки, настороженно наблюдая за ним. Тщательно смазанные пальцы скользнули по внутренней стороне бедра, по мошонке и игриво подразнили анус. При этом Андерс не сводил с Фенриса пристального, пылкого взгляда. Фенрис сохранял невозмутимый вид, не желая дарить магу удовольствие от понимания, что ему это нравится. Однако, когда тот ввёл пальцы внутрь, Фенрис не сдержал шипения. Андерс нежно растягивал его, положив вторую руку на увитый лириумом живот и прижимая Фенриса к постели. Тот откинулся головой на подушки; боль проникала всё глубже и глубже, пока Андерс не нашёл нужную точку, и тогда к боли снова добавилось наслаждение. Фенрис закрыл глаза, наконец-то расслабляясь. — Больно? — прошептал Андерс, вновь нависая над ним. Фенрис поднял голову и поцеловал его, затыкая. Он провёл ладонями вниз по широкой груди Андерса, любуясь гладкой кожей с заманчивой порослью волос, растущих только у людей и гномов. Для человека Андерс был чересчур худым. Можно даже сказать, слабым. Очередной обман магов, потому что прикосновения его были сильными — и жадными. Когда Фенрис обхватил его ногами за пояс, Андерс вошёл в него одним быстрым толчком. Фенрис ахнул от неожиданности, однако вскоре его с головой захватили ритмичные движения Андерсовых бёдер, обжигающее чувство трения, обоюдоострый меч прикосновений. Близость с другим человеком — но не с тем, кому можно доверять. Удовольствие всякий раз, когда Андерс входил под нужным углом — и боль от каждого прикосновения к лириумной вязи на коже. Свобода быть с кем-то по собственной воле и выбору — но понимание, что между ними не было никаких чувств. Фенрису хотелось кричать, настолько это было невыносимо, но он давился звуками, не желая, чтобы Андерс услышал. Он хотел этого всего — и боли, и наслаждения. Это было лучшее, что он когда-либо чувствовал. Здесь и сейчас он сам выбрал эти ощущения, а не позволил кому-то наполнить себя чувствами, как подвернувшийся под руку пустой сосуд. Давление и жар нарастали в Фенрисе, усиливаясь с каждым толчком Андерса. Всё, что он слышал, — это стоны нависшего над ним Андерса, вжимающего его в матрас, шепчущего его имя снова и снова. Фенрис схватился за его плечи, впившись пальцами в бледную кожу, и, подтянувшись, укусил Андерса в изгиб шеи и плеча. Укусил сильно, до крови. Андерс закричал и кончил, вдавив Фенриса в стену, наполнив его своим семенем. Животом он прижимался, скользил по ноющему члену Фенриса, и тот кончил следом за ним, выгнувшись всем телом. Настолько мощный оргазм, испытанный впервые за многие годы, лишил его чувств. Очнулся Фенрис резко — удивившись тому, что вообще уснул и проспал, по-видимому, не один час. Кончил он с такой силой, как никогда не кончал прежде. Андерс спал рядом, на животе, прижавшись к Фенрису сбоку и закинув на него руку, а светловолосую голову пристроив ему на плечо. Фенрис чувствовал, что всё тело ноет и саднит, как после жёсткого обращения. Испытанное удовольствие давно испарилось, осталась только боль от чрезмерных прикосновений. Фенрис опустил взгляд на своё тело, ожидая увидеть один большой воспалённый синяк, однако выглядело всё как обычно — за исключением засохшей спермы повсюду и спящего рядом человека. Фенрис выполз из-под него и, перекатившись, сел. Взгляд его упал на снятое с Андерса тевинтерское пальто на полу, и руки Фенриса задрожали. Он ведь мог выбрать кого угодно, а выбрал мага, одевавшегося, как его бывший хозяин. Андерс поднял голову, сонно заморгал и нахмурился, глядя, как Фенрис копается в куче одежды в поисках своей. — Тебе необязательно уходить. Я тебя не выгоняю. — Голос его звучал странно, словно ему тоже было больно. Фенрис выудил свои доспехи и принялся одеваться. — Я сам себя выгоняю. — Я сделал тебе больно? — Андерс сел, прикрывшись одеялом, будто внезапно вспомнил о скромности. — Я не мог понять. Тебе хотя бы было приятно? Фенрис помедлил, затем прикрепил на место наплечники. — Ответ на оба твоих вопроса — да, причём одновременно. — Он убрал меч за спину и направился к двери. Андерс был целителем. Он мог знать способ унять боль, но Фенрис не хотел просить об этом. Ему хотелось упиваться этим саднящим чувством. Оно принадлежало ему и было полностью заслуженным. — Но как? Я ведь не был с тобой груб. Если кто и был груб, то ты сам. — Мои лириумные метки... — Фенрис сделал вдох, открывая дверь, — болят, когда к ним прикасаются. Андерс моргнул, и на лице его появилось выражение ужаса. — Тогда... тогда как ты это выдержал? — Не знаю, маг. А как ты выдерживаешь быть одержимым? — Пожав плечами, Фенрис вышел за дверь, затолкав подальше мысль о том, почему он решил переспать с этим самым одержимым. Когда Фенрис бросил последний взгляд за спину, закрывая дверь, Андерс сидел, притянув колени к груди и понурив голову. «"Я контролирую его". Так ты говорил?» Без Бетани прогулки на Расколотую Гору казались невероятно унылыми. Пока Хоук беседовала с долийцами, Фенрису оставалось завести разговор либо с Андерсом, либо с Мерриль. Фенрис выбрал молчание, но когда он проходил мимо валуна, на который взобрался Андерс, тот его окликнул. Фенрис вздохнул. — Чего тебе, маг? — Он мог сходу придумать, по меньшей мере, двадцать тем, которые не желал с ним обсуждать, но был уверен, что Андерс поднимет хотя бы одну из них. Тот хмуро глядел на него сверху вниз. Он стоял, скрестив руки на груди, и волосы его ерошил ветер. — Ты сказал, что я не могу контролировать Справедливость. — И ты намерен со мной спорить даже после того, как чуть не убил ту девушку? Она была магом, как и ты. Я-то думал, это откроет тебе глаза. — А почему тебя вообще волнует, убил я её или нет? Она же была магом. Фенрис снова вздохнул. Порой он ненавидел собственную правоту. Вскинув голову, он уставился на Андерса с такой же неприязнью. — Хочешь верь, хочешь не верь, но я не поощряю убийство невинных людей, неважно, маги они или нет. — Но ты одобрил то, что Хоук отправила её в Круг. — В Круге о ней позаботится Бетани. Там ей безопаснее всего. — Именно там ей угрожал тот сбрендивший храмовник! — Этот храмовник мёртв. Его убил ты. Точнее, Справедливость. Прямо перед тем, как попытался убить девушку за то, что та назвала его демоном, — презрительно усмехнулся Фенрис. — Как я вижу, единственная разница между демоном и Справедливостью в чувстве собственной непогрешимости последнего. Так что я не отказываюсь от своих слов. Ты не можешь его контролировать. Ты это уже доказал. — А знаешь, что не можешь контролировать ты? — Андерс так крепко сжал свои скрещённые руки, что его тевинтерское пальто натянулось на плечах. — Ты не контролируешь свой гнев, Фенрис. Если бы мог, то не оказался бы в Клоаке после того, как убил ту ученицу магистра. В моей постели. Фенрис хрустнул шеей и перекатил плечами, всеми силами стараясь подавить новую волну охватившего его гнева. Андерс явно пытался вывести его из себя, но Фенрис не доставит ему такой радости. — По крайней мере, мой гнев принадлежит одному мне. Контролирую и не контролирую я его сам. И он вполне заслуженный. Андерс потрясённо дёрнул головой. — Заслуженный? А мой гнев, по-твоему, не заслужен? — И чем же юная девочка-магесса заслужила твой гнев? Андерс сглотнул — его кадык дёрнулся вверх-вниз, — прежде чем ответить: — А чем я заслужил твой? Что я тебе сделал? Ты обращаешься со мной как с ничтожеством, но всё равно пришёл ко мне. И кончил для меня. — Последняя фраза мгновенно заставила Фенриса пожалеть о том, что он позволил Андерсу себя трахнуть. Нужно было догадаться, что маг использует это против него. — Думаешь, это сделало тебя особенным? — произнёс Фенрис самым холодным тоном, на который был способен. — Я кончал не с одним магом. И некоторые были ещё одержимее и отвратительнее тебя. Сказав это, Фенрис тут же понял, что обнажил перед Андерсом слишком многое, раскрыл куда больше своего прошлого, чем намеревался — но не мог сдержаться. Слова сами вылетели изо рта с намерением причинить столько же боли, сколько обнажили. К чести Андерса, он не произнёс ни слова, когда Фенрис развернулся и зашагал прочь. «Я, по крайней мере, не заключал сделки с демоном, чтобы узнать о своём прошлом. У тебя была нормальная жизнь. Была семья. А ты всё бросила, чтобы гоняться за призраками. У нас с тобой нет ничего общего. Даже не ищи». Когда Мерриль повернула к эльфинажу, зажав в маленьких ладонях свой новый эльфийский инструмент, Фенрис последовал за ней, оставив позади Андерса и Хоук. Вскоре Мерриль его заметила и, остановившись на ведущих к эльфинажу ступенях, моргнула, глядя на Фенриса. — Обычно ты не желаешь иметь со мной дел. — И это по-прежнему так. Однако Хоук совершила ошибку, отдав тебе эту вещь. — Фенрис покачал головой. — Твоё зеркало опасно, и оно сделало тебя опасной для других. Один из-за тебя уже погиб. Ты глупа, если думаешь, что, починив его, всё исправишь. Мерриль прижала клинок к груди, словно защищая. — Ты часто предостерегаешь других Фенрис, однако сам редко внимаешь предупреждениям. Как, наверное, грустно быть тобой — эльфом, у которого не осталось ничего, кроме человека, который прежде тобой владел, а теперь хочет твоей смерти. Я постараюсь не забыть это, когда ты в следующий раз вздумаешь мне грубить. — А что осталось у тебя, ведьма? — Фенрис сделал шаг к ней, но Мерриль не отступила. Маг крови или нет, но в некотором смысле Мерриль была сильнее Андерса, который слишком заметно вздрагивал. — Собственный клан тебя боится. Для них ты — чудовище страшнее того зверя, с которым мы сражались в пещерах. Ты говорила, что магией крови очистила осколок зеркала от скверны, но как скверна может очистить скверну? Даже твоя Хранительница считает это зеркало угрозой, а ты продолжаешь за него цепляться, хотя оно уже дорого тебе обошлось. Мерриль сделала вдох и отвернулась. — Они оценят Элувиан по достоинству, когда я закончу над ним работать. Вы все оцените. Это часть нашего прошлого. И твоего тоже, пусть ты его и не хочешь. — Она снова повернулась и рассматривала его с серьёзным выражением, но ясными глазами. — А ты должен хотеть его, Фенрис. Как у раба твоё прошлое полно лишь боли и страданий. Но как у эльфа оно величественнее, чем мы можем вообразить. Представь, что найдёшь в прошлом нечто такое, что заставит тебя гордиться. Фенрис покачал головой. — Матерью Данариуса была эльфийка. Это видно по его ушам. И несмотря на то, что она была рабыней, пока Данариус её не освободил, он похоронил её рядом со своим отцом-магистром, а труп человеческой женщины, жены своего отца, выбросил с утренним мусором. Данариус тоже был очарован эльфийской историей. С помощью магии крови он не единожды использовал эльфийские артефакты. Многие эльфы умерли или жалели, что не умерли, после того как он поэкспериментировал на них с этими артефактами. Вот тебе наше великое наследие в действии. Мерриль едва не плакала, и Фенрис продолжил наседать, сам не понимая, отчего его заботила её глупость. Его злило, что у Мерриль когда-то было всё: клан, семья, цель, — а она вышвырнула это в окошко, променяв на демонов и бессмысленную ерунду. — Разве ты не видишь? — спросил он уже мягче. — Проблема в том, что прошлому нет дела до настоящего. — Тогда почему же ты не можешь отпустить его, Фенрис? Я, по крайней мере, пытаюсь использовать прошлое во благо, не важно, что другие в меня не верят. Но ты? Ты просто позволяешь прошлому поедать тебя живьём. — С этими словами Мерриль развернулась на пятках и стала спускаться по лестнице, оставив Фенриса одиноко стоять на вершине ступеней. Постояв немного, Фенрис направился в Верхний Город, чувствуя себя странно опустошённым. «Тебе что-то нужно, Андерс?» — За Хоук! Защитницу Киркволла! — снова выкрикнул Варрик. Посетители «Висельника» одобрительно загудели, и Фенрис воспользовался шансом улизнуть. Он уже достаточно выпил, чтобы в голове возник туман и границы окружающего мира смазались по краям. Именно до такой степени Фенрис предпочитал напиваться — ни больше, ни меньше. Снаружи город был всё ещё наполовину в руинах после атаки кунари. Большинство пожаров потушили, и баррикады наконец-то убрали. Тела погибших были возвращены семьям — все, за исключением кунари. Последние пару дней Киркволл был занят своими собственными мертвецами, и ни у кого не было времени избавляться от трупов кунари. На лестнице в Верхний Город Фенрис миновал один из таких трупов, окровавленный и покрытый белым пеплом. Ему вспомнились Воины Тумана, наносившие на себя белую краску, чтобы слиться с туманом, и как они выглядели после его расправы над ними по приказу Данариуса. Они ничем не отличались от этого кунари. Фенрису подумалось, уж не он ли убил его, но этого ему было никогда не узнать. Он встал на колени рядом с телом и прижал ладонь ко лбу кунари, игнорируя запах гнили и разложения. — Shok ebasit hissra. Meraad astaarit, meraad itwasit, aban aqun. Maraas shokra. Anaan esaam Qun, — произнёс он, вознося в честь павшего воина кунарийскую Заупокойную Молитву. Он был недостоин вознести подобную молитву в честь Воинов Тумана, но не думал, что оскорбит ею незнакомого кунари, который, вполне возможно, сошёлся с ним в битве. Поднявшись, Фенрис осознал, что всё это время Андерс стоял внизу лестницы, наблюдая за ним. — Что это значит? — спросил он. Его карие глаза казались ещё темнее в ночном сумраке. Все городские фонари погасли во время битвы. — Тебе всё равно не понять. — Фенрис развернулся и направился к поместью. Трудно было думать об этом поместье как о своём, даже при том что оно давно уже не принадлежало прошлому владельцу. Тот оказался слишком труслив, чтобы явиться и потребовать свою собственность обратно — прямо как Данариус. Подходя к двери, Фенрис осознал, что Андерс идёт следом. Любопытствуя, побежит ли тот за ним, Фенрис стрелой метнулся внутрь дома. Это место гнило на глазах: стены, пол и потолок разваливались всё больше с каждым годом. Фенрису было плевать. Это был не его дом. Это было лишь временное убежище, где он дожидался Данариуса. По-видимому, даже теперь тот по-прежнему управлял его жизнью. Андерс не стучал, но, выглянув за дверь, Фенрис увидел его стоящим на пороге. Фенрис открыл дверь шире и отошёл в сторону, пропуская его. Поколебавшись несколько секунд, Андерс вошёл и огляделся. — Милое местечко. Особенно паутина. Фенрис закрыл дверь и оглядел его с ног до головы. Пальто Андерса порвалось и обуглилось с одного края, у накидки не хватало перьев, а волосы выбились из хвоста. Никто из них не спал с самой атаки, однако в Андерсе изнеможение читалось в открытую. — По сравнению со стоками, в которых живёшь ты, это место должно казаться тебе не хуже поместья Хоук, ежедневно вычищаемого её благодарной эльфийской служанкой. — Фенрис не потрудился скрыть горечь в голосе, которую всё ещё чувствовал от того факта, что Хоук наняла Орану. Никакое количество золота не могло изменить самосознание раба: Орана жила, чтобы служить и угождать Хоук, так же как до этого служила и угождала Адриане. Она едва ли замечала деньги, что ей платили. — Действительно. Здесь, по крайней мере, лучше пахнет. И меньше плесени. — Андерс пристально посмотрел на него. — А как выглядит спальня? В том же состоянии, с тем же запахом? — Спальня? — вскинул бровь Фенрис. — Ты за этим сюда пришёл? Андерс отвернулся. — Да. Подумал, может, ты в том же настроении, что и я. — Это в каком же? Пьян? Не выспался? Валюсь с ног от усталости? Избит? Возбуждён? Доведён до отчаяния? — Я уйду, если желаешь, — пожал плечами Андерс. — Чего именно ты от меня хочешь, маг? Андерс ответил, притянув Фенриса к себе и поцеловав. Возможно, всему виной были Фенрисово изнурение и опьянение, но привычный инстинкт оттолкнуть любого, кто к нему прикоснётся, изменил ему. Андерс целовал мокро, влажно — возможно, даже нежно. Его широкие губы были мягкими, с привкусом дешёвого эля из «Висельника». Фенрис закрыл глаза и ответил на поцелуй; кожу обожгла знакомая боль-удовольствие, как только Андерс скользнул ладонями по увитой лириумом шее и погрузил пальцы ему в волосы. Когда он отстранился, Фенрис почувствовал разочарование. — Если отведёшь меня в свою спальню, то я тебе кое-что подарю. Сам сделал, — прошептал Андерс, несмотря на то, что в доме они были абсолютно одни. Фенрис отступил на шаг. — Мне не нужны от тебя подарки, маг. — Если тебя это утешит, мой подарок в некотором роде эгоистичный. Как бы подозрительно это ни звучало, Андерс не казался враждебно настроенным, каким бывал обычно. Чувствуя невольное любопытство, Фенрис направился в спальню и, оглянувшись, убедился, что Андерс последовал за ним. Когда Фенрис вошёл в комнату, Андерс замер на пороге и огляделся. Спальня была единственной частью поместья, которую Фенрис старался держать в чистоте. Хотя нельзя сказать, что тут всё было вычищено до блеска. Андерс продолжал стоять в дверях, поэтому Фенрис потянул его к себе за ремень, однако Андерс отстранился и вытащил из кармана пальто сосуд из синего стекла с широким горлышком. Фенрис посмотрел на него, перевёл взгляд на Андерса и поднял бровь в немом вопросе. — Не ожидаю, что ты доверишься мне настолько, чтобы молча нанести её, но это болеутоляющая мазь. Ты сказал, твои татуировки болят, когда к ним прикасаются. — Андерс отвинтил крышку. — Это должно помочь. И не только с болью. — Он поднял бутылёк, демонстрируя. Внутри был белый крем, ничем не напоминающий ту прозрачно-зелёную слизь, которую использовала эльфийка с кухни и которая на короткое время убивала в Фенрисе всю чувствительность. Он глядел на Андерса изучающе. — Зачем ты утруждаешь себя этим? — Я не хочу делать тебе больно. — Лицо мага ничего не выражало, оставаясь таким же бесстрастным, как у Варрика на середине спора. — Магия может помогать и исцелять, знаешь ли. — Знаю. — Порой я в этом сомневаюсь. — Андерс окунул палец в сосуд и, поколебавшись мгновение, провёл им по меткам на горле Фенриса. Тот ему позволил, гадая, подействует ли его волшебная мазь. Прикосновение вызвало распространившееся по коже лёгкое покалывание — но не боль. Через несколько секунд покалывание превратилось в приятное тепло. — Действует? — прошептал Андерс, наклоняясь ближе. Он некрепко обхватил ладонью шею Фенриса, водя большим пальцем по меткам. Фенрис мог с лёгкостью представить, как Андерс сжимает руку и душит его. Судя по лицу Андерса, он подумал о том же. И всё же прикосновение дарило тепло, и впервые со времени побега кто-то касался Фенриса, не причиняя ему боли. Андерс отстранился. — Если снимешь одежду, я нанесу мазь на другие места, — многозначительно поднял он бровь. Фенрис отвёл глаза, но принялся расстегивать доспехи. Пока он с глухим звяканьем сбрасывал на пол деталь за деталью, Андерс теснил его спиной вперёд к кровати. По пути он тоже раздевался, и вскоре к Фенрисовым доспехам на полу присоединилось ненавистное ему тевинтерское пальто. Пока Андерс снимал остальное, Фенрис наблюдал за ним, любуясь тем, как ткань скользила по его коже. За исключением исполосованных рук, кожа у Андерса была нетронутой, незапятнанной, по-прежнему безупречной, по-прежнему его. Фенрис этому завидовал. Андерс окунул пальцы в мазь и пробежал ими по голой груди Фенриса. Тёплые волны удовольствия окатили Фенриса, и он не стал сопротивляться, когда Андерс опрокинул его на постель. Хотя прикосновение простыни к обнажённой спине было болезненным, Андерс быстро отвлёк его тем, что скользнул на постель рядом и размазал бальзам по животу. — Красивые, — прошептал он, очерчивая пальцами завитки татуировок и даря только тепло. — Пусть их вытравят у тебя на коже, и если выживешь, тогда и скажешь мне, насколько они красивые, — ответил Фенрис без привычной злобы. Тёплые руки, проводящие по бокам, не оставляли место раздражению. Чем больше Андерс его касался, тем больше Фенрису этого хотелось. Андерс наклонился вперёд, втирая мазь ему в руки. — Справедливо, — прошептал он. Вид у него был почти сонным, хотя взгляд оставался пристальным. Фенрис ответил таким же взглядом. Он затих, внезапно осознав, почему люди стремились к близости. Близость замыкала тебя в настоящем, в происходящем, позволяя ненадолго отринуть прошлое. Тепло от мази со временем усилилось, сделав Фенриса более чувствительным, но без боли. Малейшее прикосновение — даже лёгкое, случайное касание сидящего сбоку Андерса — заставляло желать большего. Когда Андерс склонился над ним, скользя намазанными ладонями по ногам Фенриса, настойчиво кружа пальцами по каждому дюйму кожи, Фенрису было трудно сосредоточиться на чём-то и оставалось только лежать пластом и впитывать тепло. Чувствовалось это как нарастающий жар, который ощущаешь внизу живота перед тем, как кончить, но разлитый по всему телу, где его коснулась мазь. Фенрис едва подавил стон удовольствия, когда Андерс поцеловал его в живот. Когда он, однако, попытался перекатить Фенриса, тот схватил его за запястье. Его внезапно встревожила собственная степень опьянения чужими прикосновениями. — Что тебе с этого, маг? — спросил он, стараясь мыслить ясно, перебороть удовольствие, которое излучала каждая тронутая Андерсом частичка его тела. — Выражение твоего лица, — улыбнулся тот и наклонился, отнюдь не нежно целуя Фенриса в губы. Высвободив своё запястье, Андерс большим пальцем растёр мазь по его расчерченному лириумом подбородку. — Похоже, тебе всё-таки нравится моя магия. — Он потянул Фенриса вверх, на себя, и усадил себе на колени. Фенрис задрожал, когда намазанные руки Андерса скользнули по спине и плечам. Тепло расслабляло мышцы, о напряжении которых он даже не подозревал. — Менее одержимым ты от этого не становишься, — прошептал Фенрис, практически распластавшись на Андерсе. Тот поцеловал его в намазанное горло; ладони его массировали Фенрису лопатки, пальцы очерчивали контуры татуировок. Фенрису было так хорошо, что он уже практически готов был кончить, хотя Андерс ещё ни разу не коснулся его члена. Наверное, вот что называли экстазом. — Но это значит, тебе нравится то, что предлагает одержимый, ведь так? — Так вот ради чего ты это делаешь? Ради собственного мелочного удовольствия? Это ничего не меняет. — Разве? Не дав Фенрису шанса ответить, Андерс обхватил ладонями его ягодицы, размазывая по ним бальзам и ещё больше затаскивая Фенриса на себя. Он вновь поцеловал его, легонько прикусив нижнюю губу. Благодаря маленькой вспышке боли скользящие по коже тёплые руки Андерса каким-то образом показались ещё приятнее. — Должен признать, я ожидал, что ты будешь более агрессивен в постели, — прошептал Андерс, лаская губами левое ухо Фенриса. Как и большинство людей, его, видимо, завораживали эльфийские уши. — А на самом деле ты похож на одного из тех котов, что шипят и царапают всех, кто подходит к ним близко, но принимаются урчать, как только возьмёшь их на руки и начнёшь гладить. Фенрис раздражённо поёрзал, и Андерс втянул воздух сквозь зубы, вцепившись в его задницу. Спустя мгновение Фенрис понял, что бедром задел его возбуждённый член. Что ж, по крайней мере, Андерс имел с этого не только мелочное удовольствие. Фенрис снова пошевелил бедром, небрежно потершись о член Андерса, и испытал собственное мелочное удовольствие, когда с губ мага сорвался тихий стон. Андерс вновь окунул пальцы в практически опустевший сосуд и, заведя руку Фенрису за спину, провёл пальцами между его ягодиц, подразнив вход. — Ты позволишь мне снова взять тебя? — прошептал он Фенрису на ухо, кружа пальцем по чувствительным мышцам. Вопрос заставил Фенриса трепетать в предвкушении — но чересчур сильно. Он отказывался хотеть того, чего хочет Андерс. Он не должен желать его, это и так уже зашло слишком далеко. — Не в этот раз, маг. — Фенрис снова переместился, вжимаясь в бёдра Андерса и задевая его член своим. Это единственный способ завладеть контролем над ситуацией, который пришёл ему в голову. Фенрису недоставало силы воли отказаться от прикосновений Андерса, особенно с учётом этой треклятой мази, которой — Фенрис был уверен — ему будет не хватать, но он, по крайней мере, мог отказать Андерсу в просьбе. Андерс застонал и стиснул Фенрисовы бёдра. — Ладно, буду довольствоваться тем, что имею, — прошептал он на удивление сговорчиво. Зачерпнув ещё мази, он опустил руку между их телами и размазал мазь по обоим членам. Пальцы его словно покрывало огненное заклинание — если бы такое заклинание могло доставлять удовольствие. Фенрис зашипел, застигнутый врасплох интенсивностью ощущений. Бальзам будто бы впитывался внутрь, собирался в очаг жара, нарастающий в его животе. Фенрис обхватил Андерса за плечи, чтобы не упасть, впившись ногтями в гладкую, нетронутую кожу, и опрокинул его на спину, прижав к просевшему, комковатому матрасу. Андерс крякнул от неожиданности, но улыбнулся и стиснул Фенриса за пояс, побуждая двигаться. Фенрис наклонился вперёд и вжался в Андерса бёдрами, упиваясь видом лежащего под ним мага: золотистые волосы рассыпались вокруг головы, глаза полуприкрыты, красивая кожа блестит от пота. Фенрис закрыл глаза и упёрся руками Андерсу в плечи для равновесия, пока их члены тёрлись друг о друга. Жар и удовольствие вытеснили из головы все мысли, каждый толчок бёдрами приносил острое наслаждение. До чего же странно: тот факт, что Андерс был с ним, касался его, доставлял Фенрису всепоглощающее чувство удовлетворения. Движения его стали рваными, беспорядочными, жар переполнил до краёв, напряжение нарастало, пока Фенрису не стало казаться, что он вот-вот лопнет. Но только когда Андерс приподнялся и поцеловал его в подбородок, Фенрис наконец-то выгнулся всем телом и кончил с такой мощью, словно готов был выплеснуть им на животы всё своё существо. Вся остававшаяся энергия вытекла из него вместе с семенем, и Фенрис, вялый и ослабевший, переживал прокатывающиеся по телу отголоски оргазма. Открыв глаза, он прошептал, тяжело дыша и чуть ли не извиняясь: «Я не могу». Андерс был тем ещё ублюдком, но всё же он заслуживал разрядки. По-видимому, Андерс его понял, поскольку обхватил Фенриса за плечи и, перекатившись, подмял под себя. Лицо его было раскрасневшимся; он начал грубо тереться своим членом о бедро Фенриса. Фенрис поглаживал его по рукам, обводил пальцами тонкие шрамы, подстраиваясь под беспорядочные толчки Андерса, слушая его прерывистое дыхание. Он смотрел, как Андерс кончает спустя несколько рваных движений бёдрами, задрожав при этом, словно от боли. Веки Андерса затрепетали и опустились, и он притянул Фенриса к себе, крепко обнимая, пока горячая сперма выплёскивалась им на животы, смешиваясь с Фенрисовой. Лёжа в объятиях тяжело дышащего Андерса, Фенрис заметил на его плечах красные следы, которые завтра наверняка превратятся в синяки. Осознав, что оставил на Андерсе свои метки, Фенрис почувствовал некое торжество. Даже скатившись набок, Андерс продолжал обнимать его, крепко обвив руками. Фенрис не знал, что и думать — и ещё больше растерялся, когда Андерс принялся сонно водить носом по его шее. Это опасно напоминало любовные ласки, особенно когда Андерс пропустил его волосы сквозь пальцы и что-то неразборчиво прошептал ему на ухо. Фенрис отодвинулся от него. Засыпающий Андерс выглядел одновременно развратным взрослым и невинным ребёнком; грудь его равномерно вздымалась и опускалась, блестящая кожа порозовела в тех местах, где Фенрис к нему прижимался, на плечах его красовались следы Фенрисовых ногтей, живот покрывала сперма вперемешку с белой мазью — Фенрис не мог отличить одно от другого. Опустевший сосуд лежал на постели. Фенрис перевёл взгляд на своё тело и обнаружил, что тоже блестит от пота, семени и мази — но при этом у него ничего не болело. Сколько бы к нему ни прикасались этим вечером, чувствовал он один лишь экстаз. Не ощущалось ни острого саднения, ни ноющей ломоты — только остаточный жар. Не было боли, способной напомнить ему, что он позволил одержимому к себе прикасаться; не было зуда, способного напомнить, что Андерс был магом, как и тот, кто его поработил; не было жжения, способного напомнить, насколько Андерс на самом деле опасен. Эта мысль заставила его похолодеть. Фенрис выпутался из Андерсовых объятий и отстранился, когда Андерс зашевелился и потянулся к нему. — Пойду смою со своего тела тебя и твою мазь, маг. Ты пока тоже мог бы привести себя в порядок. — Встав, Фенрис направился в огороженную купальную часть комнаты. Андерс молчал, пока Фенрис заходил за деревянную ширму, которой лично окружил ванну. Наполняя ванну водой, он слышал, как маг одевается. Судя по отсутствию плеска, Андерс не воспользовался стоящей на прикроватной тумбочке чашей для умывания, чтобы смыть с себя их общую сперму, а решил пойти домой прямо так. Странный выбор. К тому времени как Фенрис опустился в горячую воду, Андерс прошаркал к выходу и закрыл за собой дверь. Хотя Фенрис не ощущал боли, даже когда вода полностью смыла мазь, он всё же чувствовал какую-то надрывность. Продолжение следует

Акт первый || Акт второй || Акт третий

@темы: слэш, фемслэш, Андерс, Изабела, Фенрис, м!Хоук, Secret Santa 2015/2016

---

Для Валентина Эккерта, часть первая

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Валентин Эккерт От:  Кузя-кот Название: Глагол «бежать» в настоящем длительном времени Оригинал: The Verb 'To Run' in Present Continuous Tense by imadra_blue Разрешение: получено Персонажи: Андерс/Фенрис, упоминаются ж!Хоук/Изабела Рейтинг: NC-17 Жанр: драма Размер: ~22 000 слов Саммари: Это история Фенриса, рассказанная «пропущенными сценами» на протяжении всего таймлайна ДА2. Фенрис сбежал из рабства, но даже после того как поселился в Киркволле, он не прекращал бежать. Только теперь он бежал по кругу, окружённый магами. Примечание: Переводчик заранее извиняется, если не угодил. Опирался на заявку «фендерс, лавхейт и драма с ХЭ». Уж не знаю, сколько тут лав, но хейта предостаточно Также присутствуют несколько пунктов, перечисленных в «нехотелках», но из песни слов не выкинешь, поэтому надеюсь, что заказчика не сильно сквикнет. Энд не то чтобы хэппи, но, по крайней мере, никто не умер Акт первый Акт первый «Мой хозяин вернулся, и жизнь в мечтах закончилась. Но, сделав это, я посмотрел на их трупы. И почувствовал... что не могу... Я сбежал. И никогда не оглядывался». Все были мертвы. Фенрис сделал то, что велел ему Данариус: вырезал весь клан Воинов Тумана. Они были первыми, кто обращались с Фенрисом, как с равным, пригласили разделить с ними жизнь, еду и даже постель. А он убил их всех по приказу Данариуса. Он совершил так много вещей — ещё ужаснее этой — по приказу Данариуса. Фенрис уставился на раскиданные по земле трупы: на остекленевшие глаза, бездыханные тела, покрытую белой краской и орошённую кровью кожу. В венах у него похолодело, и рука, стискивавшая эфес меча, задрожала. Данариус всё ещё стоял в грязи на коленях, мантия его была запятнана кровью и землёй. Он обхватил себя рукой, зажимая рану, нанесённую лидером Воинов Тумана. Тот едва не разрубил его пополам, однако проклятая магия крови сохранила Данариусу жизнь, когда любой другой на его месте уже давно бы сдох с выпущенными кишками. Фенрис приблизился к хозяину; с его меча ещё капала кровь последнего убитого им Воина. Данариус улыбнулся, глядя на него с земли. — Отличная работа, мой волчонок. Подойди, помоги мне подняться. Нам нужно выбираться из этого отвратительного места. — Данариус протянул ему руку, как и тысячу раз до этого. — Нет, — выдавил из себя Фенрис, внезапно чувствуя, как в груди разгораются искры гнева. Никогда прежде на своей памяти он не ощущал, как его хладнокровие сменяется чем-то похожим на гнев. Он никогда ни в чём не отказывал Данариусу, но зарождающаяся ярость придала ему сил бросить хозяину вызов. Фенрис сам не понимал, на кого больше злится: на Данариуса или на себя, — но знал, что его гневу есть причина. Гнев что-то значил. Этого не должно было произойти. Он не должен был подчиняться. Он никогда не должен был подчиняться. Данариус смотрел на Фенриса так, словно тот его ударил. — Фенрис... — Он моргнул, свёл брови. Рука его была всё так же протянута. В тот момент Фенрис мог с лёгкостью убить его, порубить на мелкие кусочки и сжечь дотла, и магия крови не спасла бы Данариуса. Фенрис поднял меч, чтобы покончить с хозяином, но не смог опустить. Ему не оставалось другого выбора, кроме как пощадить Данариуса — так же, как не оставалось выбора с убийством Воинов Тумана. Данариус никогда не оставлял ему выбора. Он выдрессировал Фенриса играть роль послушного пса, и одна только мысль о том, чтобы укусить хозяина, шокировала больше, чем вид разбросанных всюду тел. Руки Фенриса задрожали: они по-прежнему принадлежали Данариусу. Ноги Фенриса выказали большее неповиновение хозяину, и Фенрис развернулся и побежал. Со всей возможной скоростью. «Я бежал не от него. Поначалу». Охотник долго не продержался, но перед тем, как Фенрис разрубил его надвое, он успел схватить эльфа за руку. От его хватки Фенрису хотелось кричать, но он закусил щеку изнутри и, петляя, побежал по улицам, подальше от лачуги, где столкнулся с охотником. На боль времени не было. За последние два года его лириумные метки начали болеть при прикосновении. Тело Фенриса словно ополчилось против него, словно тосковало по единственному дому, по единственному человеку, которого знало, пусть даже от малейшего воспоминания о Данариусе к горлу подкатывала тошнота. Фенрис не знал, фантомной была его боль или настоящей, но болело от этого не меньше. И дело только ухудшилось со времён побега. Мёртвая хватка охотника за головами превратила обычную тупую боль в ожог. Фенрис нырнул в переулок, свернул в другой, в ещё один. Он уже сам не знал, куда бежит и откуда. Единственное, что имело значение, это отсутствие за спиной тяжёлых шагов тевинтерских охотников. Данариус, должно быть, очень сильно хотел вернуть его, раз посылал такие отряды. Нет, внезапно понял Фенрис, Данариусу нужен был не он. Данариус хотел получить обратно свой лириум и наверняка пойдёт на всё, лишь бы его вернуть. Фенрис никогда ничего для него не значил: не больше, чем вазы в его доме, которые он приказывал ежедневно наполнять свежими цветами. Слыша только звуки копошащихся в своих грязных домишках людей, Фенрис притаился за лавкой портного, присев на корточки. Рука его пульсировала, хотя он не получил никаких ранений в битве, максимум царапины. Глубоко дыша, он вытянул руку и изучил её. Никаких следов покраснений или синяков не наблюдалось — только боль. Его уязвимость не видна постороннему глазу. И если он не хотел, чтобы эту слабость использовали против него, то должен скрывать её. — Ты в порядке? — раздался детский голос. Фенрис вскинул голову и осмотрел приближавшегося мальчика. Это был эльфийский ребёнок, маленький и недокормленный, с копной светлых волос. Он вытянул к Фенрису руки, намереваясь коснуться. — У тебя валласлин! Ты долиец? Фенрис попятился. — Не подходи! — взмахнул он рукой. Мальчонка отшатнулся и поник лицом. — Ты такой же, как все остальные. — Он развернулся и убежал, оставив Фенриса сидеть в одиночестве на усыпанной мусором улице. Звуки тяжёлых сапог, глухо стучащих по каменной мостовой, в конце концов вынудили Фенриса подняться. Он не стал задерживаться, чтобы выяснить, принадлежали шаги охотникам или случайным прохожим. «Я… ещё никого не подпускал так близко. Когда мне ставили клейма, боль была… немыслимой. И память о ней до сих пор со мной». Рыцарь-командор Мередит прославилась тем, что фактически управляла Киркволлом при живом наместнике. Мысль о том, что во главе города-государства стоит храмовник, привела Фенриса к воротам Киркволла. Маги вне Тевинтера не обладали властью и влиянием магистров. Храмовники исполняли свою работу, держа магов в узде: запирали их в Кругах, где магам было самое место и где они были в безопасности как для окружающих, так и для самих себя. Возможно, в городе, управляемом храмовниками, Фенрис сможет спокойно спать по ночам. Возможно, присутствие такого количества храмовников прогонит из его головы назойливый голос Данариуса. У входа в город Фенрис заметил большое скопление людей-беженцев, толпившихся в огороженном углу. Многие были одеты в привычные для Ферелдена подбитые мехом кожаные куртки. Мор закончился больше года назад, а никто из беженцев так и не вернулся домой. Вероятно, им уже некуда было возвращаться, или не хватало денег на проезд. Фенрис видел в их глазах знакомое ему самому отчаяние. — Возвращайся в эльфинаж, эльф! — неожиданно закричал один из ферелденцев, и Фенрис мгновенно потерял к ним всё сочувствие. Он завернул за угол здания, игнорируя улюлюканье другого мужчины, и едва не врезался в очередного человека. Фенрис отпрянул, чихая — ему в нос угодили перья, — и уставился снизу вверх на мужчину. — Осторожнее, красавчик, — сказал тот. У него были светлые, почти золотистые, волосы и довольно большой для человека нос. Он улыбнулся, и в уголках карих глаз собрались морщинки, а широкие губы плутовато изогнулись. Ничем не примечательный голос звучал тепло, а большие ладони казались мягкими. Несмотря на типично человеческую щетину, лицо его было гладким, без шрамов или рубцов. Фенрис нашёл мужчину привлекательным — пока не заметил его одежду. На человеке было длинное магистерское одеяние с накидкой из перьев и кожаной шнуровкой, продетой сквозь золотые кольца. Фенрис где угодно узнал бы подобное пальто. Сапоги у мужчины были определённо ферелденскими, а вот пальто — таким же тевинтерским, как сам Данариус. Фенрис тут же почувствовал себя грязным оттого, что нашёл мужчину привлекательным. Тот нахмурился. — С тобой всё хорошо? Выглядишь так, будто привидение увидел, — и с этими словами он сжал Фенрисово плечо. Боль от прикосновения прошила насквозь. — Не прикасайся ко мне! — зашипел Фенрис. Перед его мысленным взором стоял Данариус: тянущийся к нему, одетый в точно такой же наряд. Фенрис яростно вывернулся из-под чужой руки, и в этот момент на них обратила внимание городская Стража. Блондин округлил глаза и, не теряя времени, бросился бежать по переулку. Фенрис рванул в противоположную сторону. Когда он остановился в порту, рядом с грудой деревянных ящиков, то согнулся перевести дух и отвлечься от боли. И только тогда осознал, что у коснувшегося его человека за спиной был посох. Этот мужчина был магом. Фенриса коснулся маг. От них нигде не было спасения. «Данариус хочет содрать с меня кожу живьём. Он отправлял за мной столько охотников, что я сбился со счёта. А до этого он держал меня на поводке, как кунари своих магов. Домашняя зверушка, пародия на кунарийские нравы». Чем дольше Фенрис смотрел на гнома, тем больше и больше тот нервничал. — Как тебя зовут, повтори? — А... Ансо. — Гном прочистил горло. — Я недавно на поверхности и ещё не привык к эльфам, извини. Люди говорили, что вы маленькие и слабые. Но ты таким не кажешься. — Ещё бы люди так не говорили, — фыркнул Фенрис. Человеку он, возможно, и казался «маленьким», однако в глазах гнома Фенрис выглядел очень даже высоким. А уж слабым его никто бы не назвал. Данариус подготовил для него ловушку, надеясь заманить Фенриса обещаниями о его прошлом, однако Фенрис намеревался обернуть эту ловушку против него. При появлении слухов о прибытии в город Данариуса в груди у Фенриса что-то сжалось. Он не знал, правдивы ли эти слухи, но не мог свободно вдохнуть, пока не встретится с бывшим хозяином лицом к лицу, пока не заставит себя сделать то, что должен был сделать после убийства Воинов Тумана — отрубить Данариусу голову. Фенрис склонился к самому лицу Ансо, наблюдая, как огромные глаза гнома распахнулись ещё шире, а лоснящаяся чёрная борода задрожала. — Так ты воспользуешься своими контактами? — Если заплатишь сполна, то конечно, — сглотнул Ансо. — Знаешь, Атенриль тоже эльф. Эльфийка. Занимается контрабандой. Она знает людей, которые согласятся забрать твой товар из эльфинажа. Не хочешь познакомиться с эльфийкой? Она очень красивая, как и ты. — Меня не интересует никакая Атенриль. Всё, что мне нужно — это умелые бойцы, которые заберут товар по указанному адресу. Это всё. — Фенрис высыпал на ладонь гному горсть монет, которые забрал с трупов последних убитых им охотников. Ансо торопливо спрятал деньги; при виде золота страх его заметно уменьшился. Фенрис знал не много гномов и изумился: неужели они все такие жадные? — Я ей сообщу. Дай мне три дня. Можем провернуть всё ночью в Нижнем Городе. — Хорошо. — Фенрис кивнул и отвернулся к окну. Ансо понял намёк и испарился, оставив Фенриса одного в грязной обветшалой лачуге, где он ютился. Он пробыл в Киркволле всего пару недель, но уже устал от эльфинажа — тот мало чем отличался от Рабского Квартала Минратоса. Фенрис никогда не жил в том квартале, поскольку Данариус предпочитал держать его поблизости — в непосредственной близости, — однако часто ходил туда, чтобы привести хозяину рабочих и «экспериментальные объекты». Эльфинаж был таким же грязным, таким же переполненным, таким же тесным и населённым такими же голодными эльфами, вынужденными выполнять грубую, унизительную работу. Здешним эльфам выплачивалось жалованье, но такое скудное, что это мало отличалось от рабства. Они трудились день и ночь, бросая все силы на то, чтобы ублажить своих угнетателей-людей. Фенрис размышлял, знают ли эти эльфы о том, что свободны. Он подозревал, что нет. А теперь, когда над Киркволлом нависла тень Данариуса, Фенрис задумался: понимал ли он сам, что свободен? «Как только маги освободятся, они тут же станут магистрами». Фенрис был несколько удивлён тем, что Хоук пригласила его сопровождать её на Расколотую Гору. Её, по-видимому, не волновало, что спутники-маги способны предать её в любой момент. Но она, по крайней мере, была против рабства и работорговцев. Фенрис был у неё в долгу за то, что Хоук помогла ему прогнать Данариуса из Киркволла, и намеревался выплатить долг, независимо от того, какую компанию выбрала себе Хоук. Ему нужна была её помощь. Мучительно было это признавать, но становилось очевидно, что Фенрис не может продолжать отбиваться от охотников в одиночку. Рядом с домом Хоук Фенрис обнаружил её сестру Бетани: та околачивалась у крыльца, ковыряя землю носками сапогов, которые были в моде ещё несколько лет назад. Около неё стоял светловолосый маг, уже прославившийся для Фенриса своим ехидством и тевинтерским пальто. Спустя мгновение Фенрис вспомнил его имя: Андерс. Он узнал в этом человеке мага, с которым впервые столкнулся на входе в город, но Андерс ничем не показал, что помнит их встречу. Фенрис уже убедился в том, что он талантливый целитель, однако, как и большинство магов, Андерс был заносчивым ублюдком, упивавшимся собственной силой. Безупречная кожа и плутоватая улыбка делали его невыносимо привлекательным, но один лишь вид его пальто — привычного одеяния для магистров, когда-то управлявших Фенрисовой жизнью, — пробуждал в Фенрисе боль и гнев, как и в их первую встречу. Этот наряд с такой же лёгкостью мог носить Данариус. Единственным, чем отличалась мантия Андерса — это дурацкими перьями, пришитыми к накидке. Андерс воодушевлённо разговаривал с Бетани, однако при приближении Фенриса развернулся к нему. — А ты почему здесь? — требовательно вопросил он. Бетани оглянулась на Фенриса. Сегодня она была бледнее, чем в ту ночь, когда они впервые встретились, но по-прежнему оставалась весьма хорошенькой. В отличие от большинства знакомых Фенрису магов, Бетани казалась кроткой, доброй душой. Секунду спустя она осторожно улыбнулась. — Его пригласила моя сестра, Андерс. Авелин занята в Страже, а нам не помешает воин. Моя сестра, конечно, ловко орудует кинжалами, но Фенрис гораздо сильнее. Андерс раздражённо фыркнул, и Фенрис тут же представил, как он будет выглядеть со сломанным носом. — Ну, если Хоук настаивает... — У тебя со мной проблемы, маг? — насмешливо произнёс Фенрис, задрав голову. — У меня проблемы с твоим враждебным отношением ко всем магам. Я тебя рабом не делал. Бетани тебя рабом не делала. Однако ты винишь в этом нас наравне с охотящимися на тебя магистрами. Хотя на нас обоих тоже ведут охоту, как и на тебя. — Неужели? Магистры со своими приспешниками тоже жаждут схватить вас и выдрать лириум из-под вашей кожи? — Нет, но нам хватает храмовников, которые жаждут заключить нас под стражу только потому, что мы маги, и несмотря на то, что мы не совершали никаких преступлений. Фенрис сделал шаг к Андерсу и воззрился на него снизу вверх. Он не в первый раз жалел о том, что человеческие мужчины, в большинстве своём, такие высокие. Андерс отступил назад и сжал в руках посох так, что побелели костяшки. — Да что ты, маг, — протянул Фенрис. — Ты никогда не преступал закон? Никогда-никогда? Андерс сузил глаза, и Фенрису всё стало понятно без слов. Этот человек не был невинной овечкой, но определённо любил строить из себя жертву. Бетани положила руку Андерсу на локоть, но тот её сбросил. — Меня зовут Андерс. А не «маг». — Меня не волнует твоё имя. Такие как ты меня поработили. Не жалуйся мне на то, что за тобой охотятся. У нас с тобой нет ничего общего. Бетани примирительно протянула Фенрису открытые ладони. — Да, мы не похожи. Но все мы по-своему страдали. И все мы просто пытаемся выжить. — Ну и ну, — произнесла Хоук, появляясь из дверей дядиной лачуги в компании своего огромного мабари. — Наверное, мне стоило захватить кинжалы, которыми можно резать напряжение? Андерс повернулся к ней. — Ты уверена, что хочешь иметь дело с этим злобным эльфом? — Да как ты смеешь... — начал было Фенрис, но Хоук жестом оборвала его, прежде чем он успел схватить Андерса за грудки и встряхнуть. Она перевела взгляд с одного на другого. — Я приплыла в этот город на дырявом корыте с тем, что осталось от моей семьи. По прибытии мне пришлось заплатить год своей жизни за привилегию жить в грязи, — сказала Хоук, глядя на них своими ясными глазами. — Мои отец и сестра провели всю жизнь, таясь и скрываясь. Я потеряла своего короля, свой дом, своего брата — всё это забрали порождения тьмы. Моя семья нищенствует, а в городе полно храмовников, которые не прочь забрать у меня ещё и сестру. Так что мы все немного озлоблены. Я не согласна с тобой, Фенрис, но я понимаю твоё негодование. И после того, через что пришлось пройти тебе, Андерс, я уверена, ты способен понять его тоже. Со своими разногласиями разбирайтесь в своё личное время. А это время — моё, и я намерена потратить его на то, чтобы сделать всё возможное для семьи. Желаете помочь — добро пожаловать в команду. Не желаете — тогда убирайтесь с моей дороги. Хоук с Бетани зашагали по убого вымощенной улице, и Фенрис, поколебавшись, последовал за ними. На Андерса, который поплёлся следом, в кои-то веки умолкнув, он старался не смотреть. «Это не моя история. Это просто история». Мерриль подстроилась под шаг Фенриса, догнав его, когда они уходили из лагеря долийцев. — Значит, ты друг Хоук? — спросила она, моргая на него своими огромными глазищами. Лицо её покрывали долийские татуировки. Долийцы, похоже, гордились этими метками, но Фенрис видел в них символ рабства. — Я у неё в долгу, — ответил он, не скрывая раздражения. Больше, чем глупых долийцев, копающихся в грязи и играющих с дикими зверями, Фенрис не любил только магов крови. Мерриль была и тем, и другим. — Я тоже её друг. — Ты с ней только сегодня познакомилась. — Да, это так, но она мне помогает. — Потому что её об этом попросили. — Всегда нужно с чего-то начинать, верно? — нахмурилась Мерриль, обводя его взглядом. — Ты не похож на городских эльфов, которых я встречала прежде. Откуда ты? — Из Тевинтера. — Фенрис продолжил идти, даже когда Мерриль остановилась, в ужасе прикрыв рот ладонью. Она, конечно, была дурочкой, но быстро сообразила, что к чему. Спустя несколько секунд Мерриль снова догнала его. — Ты... ты... ты раб! — Бывший раб. — Фенрис зашагал быстрее, но Мерриль не отставала. Впереди них по каменистой тропинке шли Хоук и Бетани. Последняя время от времени оглядывалась, давая понять, что всё слышит. Странным она была магом — вечно заботилась о других. Она напоминала Фенрису юную эльфийку, работавшую на кухне в доме Данариуса и бравшую на себя обязанности главной поварихи, когда ту подводила больная спина. По приказу хозяина она часто натирала кожу Фенриса разными мазями. Данариус сам их готовил, но никогда не объяснял их назначение. Фенрис не возражал. Ему нравились прикосновения той девушки. Она наносила мазь нежно, пробуждая в нём тепло и желание. А когда Данариус звал Фенриса в свою постель, эльфийка провожала его таким же печальным взглядом, что и Бетани теперь. — Мне так... — зашептала Мерриль, но Фенрис оборвал её. — Не вздумай продолжать. Мерриль уныло повесила голову. — То, что делают с эльфами в Тевинтере — непростительно. — Да. Так же непростительно, как и то, что ты попусту растрачиваешь свою свободу на демонов. Когда Фенрис снова зашагал вперёд, Мерриль отстала и поплелась сзади, всё так же не поднимая головы. Бетани опустила взгляд, когда Фенрис проходил мимо — прямо как делала та кухонная эльфийка, когда Фенрис входил в спальню Данариуса и захлопывал за собой тяжёлую деревянную дверь. Фенрис не мог вспомнить её имени. «И ты считаешь себя безвредным? Одержимый, который никому не причинит вреда?» Фенрис остановился как вкопанный, увидев Андерса на рынке Верхнего Города. Он мгновенно пожалел о своём намерении позавтракать вне поместья. Нужно было просто съесть оставшийся чёрствый хлеб. Даже это было лучше, чем неизбежное выслушивание рано поутру жалоб самого занудного одержимого во всём Тедасе. Фенрис развернулся, чтобы подняться обратно по лестнице к дому, но было уже поздно. Его заметили. — Что ты здесь делаешь? — спросил Андерс, как обычно своим требовательным тоном. Маги со своими требованиями... вечно считают, будто у них есть право на всё, что пожелают. — Я здесь живу, — ответил Фенрис, развернувшись на ступеньках и мрачно уставившись на Андерса сверху вниз. Обнаружив, что в теле Андерса живёт дух Тени, Фенрис в его присутствии стал ещё более настороженным. Неважно, Справедливость или демон — дух был духом, а одержимый — одержимым. У Андерса в руках была корзинка с фруктами, овощами, хлебом и коричневым кульком, набитым орехами. Выражение его симпатичного лица вызывало в Фенрисе желание пнуть его. Но, честно говоря, любое выражение лица Андерса вызывало в Фенрисе такое желание. — Думаю, в твоём случае больше подходит термин «самовольное вселение». Ты самовольно поселился в Верхнем Городе. На самом деле ты здесь не живёшь. Если бы ты здесь жил, все эти высокородные аристократы уже вытурили бы тебя отсюда, как любого другого эльфа. — В отличие от других эльфов, у меня есть большой меч. — Поэтому они и позволили тебе остаться. Городская Стража тебя боится. Хотя на самом деле, думаю, они больше боятся Авелин, которая их к тебе не подпускает. Фенрис пожал плечами. Пока его не выгоняли из поместья, ему было абсолютно плевать на причину. — Как бы то ни было, что я здесь делаю — очевидно. Я голоден. А почему ты здесь? В Клоаке есть свои рынки. — Ты когда-нибудь бывал на рынке в Клоаке? — Разумеется, нет. Это грязное и убогое место. — Вот ты и ответил на свой вопрос. Фенрис фыркнул. — Но почему именно Верхний Город? Рынки Нижнего не такие уж плохие. — Я, конечно, видал и похуже, но в Верхнем Городе продаются самые лучшие орехи и лекарственные ингредиенты. Приходится немного переплачивать, но я хотя бы знаю, что плачу за качество. — Ты весьма претенциозен для обитателя Клоаки. — Какое сложное слово для раба, тебя ему хозяин научил? Фенрис, сам того не осознавая, обхватил ладонью рукоять меча. — Я больше не раб, — прошипел он. Андерс вздохнул. — Ты прав. Ты не раб. Извини. Извинение заставило Фенриса растерянно заморгать. Он опустил руку и внимательно изучил Андерса. С тех пор, как они познакомились, малейший обмен фразами между ними превращался в спор. И до этих пор никто ни перед кем не извинялся. Фенрис не знал, что и думать. — Мы однажды виделись ещё до того, как познакомились с Хоук, — помолчав, произнёс Андерс. — Рядом с лавкой Лирен, помнишь? Ты чуть в меня не врезался, а потом посмотрел так, будто увидел призрака. — Всё дело в твоём наряде. — В наряде? — Андерс оглядел себя. — Неплохой, да? Мне перешили его на заказ из моей старой тевинтерской мантии. — Да, я заметил. Андерс поднял голову, сведя брови. — А, точно. Ты ведь тевинтерец. — М-м. Андерс со вздохом поднялся на несколько ступеней, встав ближе к Фенрису. Для жителя Клоаки от него пахло довольно приятно — сандаловым деревом. Фенрис перевёл взгляд на его белое горло. На мгновение он представил, как целует его, пробует на вкус мягкую кожу, слушая стоны Андерса. А в следующую секунду представил, как запускает Андерсу в горло свою призрачную руку и вырывает ему трахею. Одержимый — даже такой нетипичный — был последним, кого Фенрису следовало желать. — Слушай, — продолжил Андерс, — я стараюсь. Нравимся мы друг другу или нет, но сейчас мы с тобой путешествуем в одной компании. Я не говорю, что мы обязаны подружиться — это явно невыполнимая задача — но, по крайней мере, мы могли бы вести себя цивилизованно. — Я так себя и веду. В конце концов, я ещё не оторвал тебе голову. — Продолжаешь стоять на своём, значит? Фенрис спустился на ступеньку ниже и наклонился к Андерсовому лицу, наслаждаясь полученным превосходством в росте. Андерс не отступил и не отвернулся. Фенрис легко мог сократить расстояние между ними поцелуем, и эта мысль только добавила яда в его следующие слова: — Боишься, что я донесу на тебя храмовникам? — А ты донесёшь? — спросил Андерс, и тон его был таким же ледяным, как и заклинания. — Нет. Так что можешь раздобыть себе верёвку и повеситься самостоятельно, маг. Ты стал одержимым благодаря собственной глупости, и эта же самая глупость приведёт тебя к той судьбе, которой ты заслуживаешь. Ты друг Хоук, а я у неё в долгу, так что буду и впредь терпеть твоё присутствие. И можешь не волноваться, храмовникам я не проболтаюсь. Андерс выискивал что-то у него на лице. — Значит, не будь я другом Хоук, ты бы меня сдал? — Нет. Выслеживать магов — не моя работа. Я не храмовник и уверен, что эльфов в их рядах нет по вполне определённой причине. Единственные маги, которые меня заботят — это те, что выслеживают меня. — Хочешь сказать, что не лежишь по ночам без сна, думая обо мне? — Андерс неторопливо обогнул Фенриса, задев его руку своей, чем вызвал краткую вспышку боли, и, достигнув вершины лестницы, остановился. — Я бы даже расстроился, не будь ты таким невыносимым ублюдком. Фенрис моргнул, провожая его взглядом. Остаток дня он провёл в размышлениях, заигрывал с ним Андерс или ему показалось. «Всё равно что сказать: улети они на небо — и могли бы жить в облаках». Всякий раз как Хоук отправлялась на Расколотую Гору, она брала с собой Фенриса и Мерриль. Фенрис понимал, что она делает это не случайно. В конце концов, Мерриль всё ещё вела какие-то дела со своим кланом. А Фенрис был эльфом. Хоук, как и большинство людей, действующих из лучших побуждений, наверняка считала, что между всеми эльфами процветает чувство природного родства. Ей не приходило в голову, что Фенрис не просто так перестал посещать киркволльский эльфинаж. Это место слишком сильно напоминало ему о доме, который он пытался забыть. А вот долийцы были для него такими же чужаками, как и люди. Они копошились в грязи, выискивая останки прошлого, и теряли себя в своей жалкой истории, не заботясь о настоящем. Они не были его сородичами. Его сородичи носили ошейники и прислуживали магистрам. Его сородичи считали целью своего существования угождение хозяевам. И Фенрис ничем не мог им помочь. Он мог спасти только себя. Он вспомнил добрую эльфийку с кухни и почувствовал, как внутри разгорается ярость. — Фенрис? С тобой всё хорошо? — спросила Мерриль, сидевшая внизу на камне. Фенрис опустил на неё взгляд, проглатывая свой гнев. На горном склоне, где они остановились пообедать, Мерриль расположилась вместе с Бетани на камне, чуть ниже того места, что выбрал Фенрис. Ещё ниже по тропе Хоук обсуждала с долийским ремесленником его товары. Фенрис глубоко вздохнул, прежде чем ответить: — У меня всё нормально. — Ты не выглядишь нормально, — заметила Бетани. — Покушать не хочешь? У меня есть лишние бутерброды. Фенрис удивлённо моргнул. — Я... действительно не отказался бы поесть. — Держи. — Бетани с улыбкой передала ему два завёрнутых в бумагу бутерброда. — Я их сама сделала. Забыла, что сестра терпеть не может ветчину. Надеюсь, ты её ешь? — Вполне. — Фенрис целиком запихнул в рот один из бутербродов. У него никогда не было возможности раскрыть в себе те или иные вкусовые предпочтения. Будучи рабом, он ел то же, что и Данариус. Бутерброд с ветчиной был вкусным: куда проще, чем изысканные блюда со стола Данариуса. Фенрис решил, что ему нравится. Взявшись за второй бутерброд, он принялся изучать Бетани. Из всех магов, которые ему встречались, только она внушала ему спокойствие. Бетани продолжила трапезу. — Я прежде делала бутерброды для Карвера. С ветчиной были его любимыми. Он ел их прямо как ты, практически запихивая в рот целиком, болван великовозрастный. А когда приканчивал свои бутерброды, то отбирал мои, оправдываясь тем, что я ем слишком медленно. — Бетани прекратила жевать, опустила бутерброд на колени и всхлипнула. — Ох, Карвер. Мерриль потянулась погладить её по плечу, но быстро убрала руку, увидев, что Бетани продолжает всхлипывать. Она беспомощно уставилась на Фенриса, часто-часто моргая. Должно быть, она понятия не имела, как утешать людей, подумал Фенрис. Поэтому он наклонился, выхватил бутерброд у Бетани из рук и запихнул себе в рот. Бетани подняла на него глаза, полные непролитых слёз. А в следующую секунду начала смеяться. Мерриль вытаращилась на них с открытым ртом. Фенрис и сам усмехнулся, найдя смех Бетани заразительным. — Ну вот, теперь я голодная, — выдавила Бетани сквозь смех, потирая живот. — Сама виновата, нечего так медленно есть, — ответил Фенрис, с улыбкой задрав нос. Бетани сложила пустые руки на коленях и улыбнулась ему. — Я рада, что ты с нами Фенрис. Фенрис впервые сам был этому рад. «Ритуал, подаривший мне эти клейма, также лишил меня воспоминаний. Кем бы я ни был раньше, я этого не помню. Если бы помнил — возможно, и чувствовал бы по-другому». В Клоаку Фенриса привела боль. У всех существовал предел её переносимости, и Фенрис наконец достиг своего. Даже зловонный смрад этого места его не спугнул. По боку его стекала кровь. Фенрису казалось, что он хорошо перебинтовался, но, по-видимому, он ошибался. Он чувствовал себя так, будто маг прижал ладонь к его боку и призвал огонь. Фенрис прижал собственную ладонь к ране — ладонь окрасилась красным. Фенрис знал двух магов, умевших исцелять. Но несмотря на то, что он куда охотнее предпочитал компанию Бетани, он не мог позволить ей узнать, что в самом деле был ранен во время схватки с драконом в Костяной Яме. Она и так сильно волновалась, и Фенрис не хотел добавлять ей проблем. Если он придёт к ней раненым, Бетани нахмурится и между бровей её появится морщинка. Фенрис не любил эту морщинку. Другой маг, несмотря на все свои недостатки, был более опытным целителем. И Фенриса не заботили его хрупкая чувствительность и нахмуренные брови. В конце концов, маг, в прошлом бывший Серым Стражем, вряд ли мог позволить себе брезгливость или слабонервность. Фенрис проковылял мимо зажжённого фонаря через порог лечебницы. Внутри слонялись несколько ферелденцев. Никто не обратил на него внимания, кроме маленькой девочки, сидевшей рядом со спящим на койке мужчиной и державшей его за руку. Девочка моргнула, уставившись на Фенриса большими карими глазами. — Фенрис! — Андерс вышел из задней комнаты, вытирая влажные руки полотенцем. — Что тебе нужно? Не сумев устоять без поддержки, Фенрис привалился к стене, измазав её кровью. — Не вынуждай меня просить, маг. Раздражённый взгляд Андерса сменился на встревоженный. — Ты истекаешь кровью. — А ты наблюдателен для мага. Андерс обернулся по сторонам. Все в лечебнице с любопытством смотрели на них. Андерс потянул Фенриса за локоть, и тот едва ли почувствовал боль от прикосновения: кровоточащая рана в данный момент завладела всем его вниманием. — В заднюю комнату. А то распугаешь мне всех пациентов. Фенрис хотел ответить что-нибудь остроумное, но пришлось сосредоточиться на том, чтобы устоять на ногах, пока Андерс волок его за собой. И всё же прямо перед дверью ноги ему отказали. Андерс практически на руках дотащил его до большой кровати с чистыми белыми простынями. В чаше у двери горели благовония, и в комнате пахло сандаловым деревом. — Повезло тебе, что ты эльф, иначе я бы тебя не донёс, — сказал Андерс, сгружая Фенриса на прохладную простыню и принимаясь расстёгивать его доспехи. У Фенриса так жгло в боку, что ему было не до интимности прикосновений. Он позволил Андерсу делать что угодно, благодарный уже за то, что, несмотря на бесцеремонность, действовал Андерс не грубо. Спустя мгновение тот выругался. — Пламенеющие трусики Андрасте, да у тебя жар! Пошло заражение. Как ты умудрился, демоны тебя побери? — Дракон, — выдавил Фенрис сквозь сжатые зубы, пока Андерс исследовал открытую рану. Почему-то прохладные пальцы мага, скользящие по воспалённой коже, ощущались до странности эротично, несмотря на боль — а может, благодаря ей. — Да, я его помню. Но в Костяной Яме мы были пять дней назад. — Андерс замер и вгляделся Фенрису в лицо. — Ты что, позволил ране гноиться пять дней подряд?! Фенрис постарался наградить его свирепым взглядом, но Андерс прижал к его ране тряпку, вызвав новую вспышку боли, пронзившую всё тело. Фенрису понадобилась вся сила воли, чтобы не закричать. — Слушай, мы с тобой не ладим, это понятно, но Бетани там тоже была. Почему ты хотя бы ей не сказал? Она, может, и не целитель, но сумела бы подлечить тебя на первых порах. — Андерс осмотрел покрытую кровью и жёлтым гноем тряпку, пока Фенрис давил в себе рвотные позывы. — Ну? — вопросил он, мрачно глядя на Фенриса. Тот так же мрачно уставился на него в ответ. — О-о-о. Она тебе нравится, в этом дело? Тебе нравится маг. Должно быть, это тебя убивает! Фенрису потребовалось несколько секунд, чтобы сформулировать свои слова. — Я убью тебя, маг, вот увидишь! — рявкнул он. — Ну вперёд. Попытайся. — Андерс ждал. Фенрису отчаянно хотелось сесть, схватить этого недоумка в перьях за шиворот и трясти, пока с его лица не исчезнет это самодовольное выражение, но он сомневался, что даже сам Герой Ферелдена на его месте способен был на такой подвиг. — Так я и думал. Лежи уж. Я принесу тебе лекарство, а потом вылечу инфекцию. И уже завтра позабочусь о твоей ране. Мне понадобится хотя бы ночь на восстановление сил после такого. Просто удивительно, что ты ещё не помер. Это, наверное, благодаря лириуму. Андерс удалился. Фенрис свернулся клубком на кровати, сжимая в руках простыни. Он потянулся потрогать рану, но тут же услышал крик мага: «Не трогай!», — и со вздохом опустил руку. Быть во власти заносчивого одержимого — не самое лучшее времяпрепровождение, но Фенрису не хотелось умирать. У него было слишком много незаконченных дел. Когда Андерс снова появился в поле зрения, то отвёл руку Фенриса в сторону. — Лежи смирно. — Мягкой тряпкой он растёр нечто холодное и восхитительно безболезненное по его боку. Фенрис ахнул от удивления. Прикосновения Андерса были удивительно нежными, прямо как у кухонной эльфийки, а вот интонация — абсолютно противоположной. — Попадает в пасть к дракону, никому ничего не говорит, хромает домой, истекая кровью — потому что Создатель упаси, если маленькая хорошенькая магесса увидит, что он не такой всесильный и неуязвимый, каким хотел казаться, — а потом заваливается в Клоаку и заливает мне кровью всю кровать, — раздражённо ворчал Андерс. — Ты уложил меня на свою кровать? — Фенрис мгновенно отпустил белые простыни. Андерс протянул одну руку к его голове, словно чтобы не дать Фенрису шевелиться, и зарылся пальцами ему в волосы. Прикосновение пробудило в Фенрисе тактильный голод. Его никогда ещё ничего так не бесило, как вся эта ситуация, когда одновременно мучаешься от боли и наслаждаешься скольжением пальцев мага в волосах. Вторую руку Андерс занёс над его кровоточащим боком. — Просто заткнись и лежи спокойно. Это займёт некоторое время. Как только ладонь его засветилась, Фенрис потерял всякую связь с реальностью и уже не знал, где он и когда. Время слилось воедино, сплетённое бело-голубой магией, а воспоминания просачивались сквозь стежки. Женщина расчёсывала его длинные волосы, нашёптывая о том, как ему повезло родиться таким красивым, ведь с красивыми магистры обращаются лучше. Рыжеволосая девочка-эльфийка накручивала прядь его волос на маленький пальчик и спрашивала, выиграет ли он для неё свободу. Человеческий мужчина гладил Фенриса по волосам, спрашивая, на что тот готов пойти ради уроков борьбы на мечах. Безликие люди-стражники удерживали его на месте, запутавшись руками в его длинных волосах, пока Данариус внедрял лириум ему под кожу. Эльфийка с кухни пробегала пальцами по его волосам, всё ещё пахнущим мазями, и спрашивала, пустит ли он её в свою постель в следующий раз, когда ему позволят спать одному. Данариус привлекал его к себе, хватая за волосы, и проводил светящимися руками вверх по Фенрисовой груди, подпитываясь силами от лириумных меток. А потом стежки реальности затянулись, и бело-голубое свечение померкло. Когда Фенрис очнулся, то обнаружил себя лежащим на Андерсовой постели, укутанным в одеяла и обложенным подушками. Андерс спал на стуле рядом с кроватью, запрокинув голову и громко храпя. Бок Фенриса всё ещё болел, но рана была туго перебинтована, и жжение уменьшилось. Он снова мог двигаться, пусть и с трудом. Когда Фенрис сел, то долгое время просто смотрел на Андерса, завороженный рассыпавшимися по лицу золотистыми волосами. Глядя на спящего Андерса, Фенрис заново осознавал себя в настоящем. Посетившие его воспоминания были самым бо́льшим, что он вспомнил о прошлом за все эти годы, и воспоминания эти не имели никакого смысла. Фенрис потрогал собственные волосы, давным-давно коротко обрезанные, по-прежнему ощущая прикосновения Андерса к своей голове. Андерс всхрапнул и сел прямо, вытирая слюну в уголке рта. Сглотнув, он изучающе уставился на Фенриса. — Чувствуешь себя лучше? Фенрис опустил взгляд на постель. Нигде не было следов его крови — выходит, Андерс поменял простыни после того, как вылечил заражение. — Ты не обязан был класть меня на свою кровать. — Верно. Но сюда и другие люди приходят: кто-то в поисках лечения, кто-то в поисках укрытия. А ты странно выглядишь и смотришь на всех волком. Я предпочёл, чтобы ты не распугивал остальных пациентов. К тому же, тебя могли преследовать. В конце концов, ты беглец. Фенрис вздохнул и попытался встать, но бок отозвался колющей болью, поэтому пришлось сесть обратно. — Когда ты сможешь вылечить рану? Андерс зевнул и поднялся. Оказалось, он снял своё тевинтерское пальто, оставшись в тонкой белой тунике — такой прозрачной, что через неё просвечивала гладкая кожа и розовые соски. Фенрису подумалось, такой ли гладкой была его кожа на ощупь, какой казалась на вид? Его взгляд скользнул ниже, подмечая видные сквозь ткань волосы на теле Андерса, темневшие над поясом низко сидевших штанов. — Позже, — ответил Андерс. — Я бы хотел сначала перекусить и проверить обстановку. Отдыхай. И пока меня нет, попрактикуй следующие слова к моему возвращению: «Спасибо, Андерс! Ты мой герой! Ты только что спас мне жизнь! Поверить не могу, что ты такой великодушный и добрый, а ещё красивый! Я ошибался во всём, маги потрясающи! Я назову своего первенца в твою честь!» Фенрис молча воззрился на него. Андерс со вздохом накинул своё пальто, прикрыв всё интересное. — Как компромисс, сойдёт и первая фраза. — Я не неблагодарен, но если ты думаешь, что я скажу хоть что-то из этой чепухи, то, вероятно, на самом деле тебя одержал дух Глупости. Ну, или идиотизм — один из твоих магических талантов. — О, ты, должно быть, чувствуешь себя намного лучше, раз вошёл в привычную роль первосортного ублюдка. — Андерс насупился и двинулся к двери. — Скоро я тебя отсюда выставлю, не беспокойся. Как только он переступил порог, Фенрис произнёс, подражая детскому фальцету: — Спасибо, Андерс, ты спас мне жизнь. Видеть, как Андерс спотыкается и падает на пол, было лучшим моментом за день. «Ты не был рабом. Раб не мечтает о свободе, не раздумывает о возможностях. Тебя волнуют только желания хозяина и то, что принесёт ближайший час. Пока я не ощутил вкус свободы, мне и в голову не приходило, что можно жить по-другому». Они были уже недалеко от поверхности. Ещё денёк-другой, по словам Варрика. Фенрису не терпелось оставить Глубинные Тропы за спиной. Он находил их необычайно красивыми, когда Тропы не кишели демонами и порождениями тьмы, однако нехватка солнца и свежего воздуха сказывалась на его состоянии. Фенрис чувствовал себя дезориентированным, отрезанным от всего, что имело значение. Возможно, какая-то часть него, отвечавшая за эльфийское происхождение, жаждала выбраться на поверхность — а возможно, он просто ненавидел подземелья. Как только впереди показался пруд с чистой водой, Хоук зашагала прямо к нему, по пути сбрасывая одежду. Она начала мыться у небольшого водопада, ничуть не стесняясь присутствия троих мужчин. Изабела несомненно бы ею гордилась. Фенрису потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить отвернуться от купающейся женщины. Андерса Варрику пришлось подталкивать в спину. Они втроём прошли чуть дальше, где пруд превращался в широкий ручей и откуда Хоук не было видно. Фенрис скинул броню и одежду и сел на один из подводных камней. Вода была прохладной, но не холодной, а значит, текла с поверхности, нагретая солнцем. Она омывала кожу, унося недельную грязь и пот. Фенрис наблюдал, как Варрик стирает свою жилетку, до тех пор пока рядом не послышался плеск Андерса. На маге было только его тевинтерское пальто. Фенрис не мог отвести взгляд от его ног — таких белых, словно Андерс всю жизнь избегал солнца. — Я думал, ты будешь куда стеснительнее, — протянул тот, глядя на Фенриса. — Стеснительнее? — вскинул бровь Фенрис. — О чём ты? — Ты абсолютно голый. Мне казалось, ты предпочитаешь прятать свои татуировки. — Андерс наклонился и поплескал себе в лицо. — Зачем мне их прятать? Ты их уже видел, а Варрику вряд ли есть до меня дело. Варрик рассмеялся и выжал жилетку. — Ну, признаю, меня не сильно интересовали татуировки, но теперь я могу официально заявить, что видел голого эльфа. Мне всегда было любопытно, есть ли у вас член. — Рад, что смог развеять твои сомнения. — Фенрис плеснул водой себе на плечи. — И с чего это ты взял, что я видел твои татуировки? — Андерс выглядел раздражённым. — Ты до сего дня передо мной не раздевался. — Я уверен, что, когда ты лечил мои раны, полученные в Костяной Яме, ты видел их все. — У тебя была всего лишь дырка в боку! Штаны-то ты не снимал. — Но ты же подглядел, разве нет? Андерс открыл рот и тут же захлопнул, подтверждая Фенрисовы подозрения. Варрик, продолжая посмеиваться, расстелил жилетку сушиться, разделся полностью и тоже сел в воду. Когда Андерс снова принялся плескаться в воде, Фенрис продолжил наблюдать за ним. В одном пальто Андерс выглядел тоньше и явно не мог похвастаться рельефными мышцами, как многие человеческие мужчины. Его белая кожа на вид была такой гладкой, как Фенрис и представлял. Было легко вообразить, как он пробегает пальцами по тёплой коже, изучает изгибы и контуры, ощущает волосяной покров на человеческом теле. От собственного богатого воображения Фенрису захотелось плеваться. — Ты так и будешь на меня пялиться? — спросил Андерс, поправляя пальто. — А ты так и будешь в одежде купаться? — ответил Фенрис вопросом на вопрос. — Со всеми этими перьями дочиста не отмоешься. И солнца здесь нет, за свою сверхчувствительную кожу можешь не волноваться. Варрик снова рассмеялся. — Блондинчик шипит и дымится, когда его касаются лучи солнца. — Может, одержимость его обезобразила, и под этим дурацким пальто он прячет от нас свои деформированные части тела, — предположил Фенрис, плеща воду подмышки. — Я не обезображен! Справедливость не демон, а я не маг крови! — рявкнул Андерс. Он сорвал с себя пальто и отбросил в сторону. Никаких физических уродств у него не наблюдалось, напротив — маг оказался неплохо сложен. Дорожка светлых волос, начинавшаяся на груди, темнела ближе к паху, где висел приличных размеров пенис. Кожа Андерса была без видимых изъянов, как Фенрис и подозревал; везде, за исключением внутренней стороны предплечий, исполосованной многочисленными тонкими шрамами. Выглядели они так, словно порезы делались маленьким лезвием. Угол давал понять, что Андерс наносил их сам. Фенрис узнал эти шрамы. Такие шрамы имелись у многих рабов, в особенности у тех, кто считал, что в чём-то провинился перед господином. Некоторые хозяева даже поощряли подобное самоистязание. — Ну что, счастлив? — вопросил Андерс, прищурившись. Он ощетинился всем телом, словно рассерженный кот, и вытянул покрытые рубцами руки. — За это ты надо мной тоже будешь издеваться? Будто у тебя своих нет! Фенрис опустил взгляд и продолжил мыться. — Разница в том, что мои шрамы я наносил себе не сам. Варрик затих и отвернулся от них обоих, но Андерс продолжил гневно смотреть на Фенриса. — Видимо, в этом различие между рабами и магами. Рабов не учат ненавидеть самих себя. — Нет. Всех поработивших нас магов больше заботило внушить нам любовь к ним. Когда тебе внушают ненависть к самому себе, подразумевается, что у тебя есть понятие себя. — Фенрис поднялся, позволяя прохладной воде стечь по телу. — Рабов не учат думать о себе как о личности. — Хочешь сказать, лучше пусть маги считают себя ошибкой в глазах Создателя, чем думают, будто Создателю нет до нас дела? — Мне всё равно, что думают маги. Меня уже давно это не волнует. Ненавидьте себя сколько угодно. Может, только это вас и останавливает от того, чтобы поработить всех остальных. Ни Андерс, ни Варрик больше не разговаривали с ним до самого возвращения на поверхность. Фенриса это более чем устраивало. Если он сумел их обидеть, значит, действительно был в их глазах самодостаточной личностью, способной обидеть. Данариус никогда не обижался ни на одно его слово. «Никто не просит своей судьбы». На ярком утреннем солнце Казематы бросали внушительную тень на Киркволл. Фенрис стоял в этой тени вместе с Варриком и Авелин, дожидаясь, пока Хоук закончит свои дела во дворе Казематов. — Но она моя сестра! — умоляла Хоук храмовника по имени Каллен. Храмовники забрали Бетани, пока остальные находились на Глубинных Тропах, и Хоук глубоко потрясло это событие. — Пожалуйста, позвольте мне её увидеть. — Извините, но семьи не допускаются. — Каллен со вздохом покачал головой. — Что вашей сестре сейчас нужно — так это привыкнуть к своей новой жизни в роли мага Круга. Вы её только отвлечёте. Будьте благодарны, что мы не привлекли вас к суду и примите тот факт, что вашей сестре с нами безопаснее. — Ну ты и ублюдок. — Хоук развернулась на каблуках и размашистым шагом покинула двор. Фенрис, Авелин и Варрик поспешили за ней, хотя Фенрис один раз обернулся, окинув взглядом статуи стенающих в агонии рабов. Хоук молчала всю дорогу до переулка между Верхним Городом и Нижним, где их поджидали Андерс, Мерриль и Изабела. Страх недавно ужесточённых мер и участившихся храмовнических рейдов вынудил Андерса и Мерриль натянуть капюшоны и оставить посохи дома. — Они позволили тебе с ней увидеться? — спросил Андерс, выходя вперёд и снимая капюшон. Выглядел он ещё бледнее обычного. — Нет. — Хоук сглотнула. — Они её заперли и выкинули ключ. — Мерриль утешительно тронула её за плечо. Изабела покачала головой. — Бетани ни для кого не представляла опасности. А если и представляла, то лишь для тех, кто этого заслуживал. Фенрис вздохнул. Отчасти ему не хватало Бетани и её нежных улыбок, но, как ни крути, она была магом. — Быть может, это к лучшему. Хоук гневно уставилась на него. — К лучшему? Храмовники забрали у меня сестру, и это, по-твоему, к лучшему? — спросила она угрожающим тоном. — Теперь она в Круге. Там для неё безопасно. Возможно, там она будет счастливей. Хоук сжала трясущиеся руки в кулаки. Изабела схватила её, когда она двинулась на Фенриса. Оглядевшись, тот увидел, что на лицах остальных читалось потрясение. Даже Авелин смотрела на него с неодобрением, хотя сама когда-то была замужем за храмовником. — «Безопасно»? — издевательски переспросил Андерс. — Они усмиряют магов за то, что те косо посмотрели на храмовника, а ты считаешь, что Бетани там в безопасности? — Бетани — не ты. Она не станет намеренно выводить храмовников из себя. — Послушай, ты… — Ой, в кои-то веки, хватит всё переводить на себя, Андерс! — рявкнула Авелин. — А ты, Фенрис, сядь и хоть раз подумай о том, что и кому говоришь. Тяжело, наверное, когда язык своей жизнью живёт! — Она развернулась к Хоук. — Я знакома с парой храмовников. Я дам им знать, что Бетани хорошая девушка и попрошу за ней приглядывать. Хоук закрыла лицо руками. — Это всё моя вина. Не нужно было оставлять её одну. Она сказала... сказала… — Перестань, — промолвила Изабела, потирая её плечи. — Этим делу не поможешь. — Бетани сильная девушка. С ней там всё будет хорошо, — сказал Фенрис. Хоук подняла голову и внимательно посмотрела на него; в глазах её уже не было гнева, хотя она всё же нахмурилась на его слова. Варрик кивнул. — Надо же, эльфа можно вразумить! И он прав, если кто и может там прижиться, то наше Солнышко. Храмовники уже через пару дней станут есть у неё с рук! — Фу-у, — поморщился Андерс. — Идёмте. — Варрик жестом пригласил всех следовать за собой. — Думаю, нам всем не помешает выпить. Первая кружка в «Висельнике» за мой счёт. Фенрис провожал взглядом всех спускающихся за Варриком в Нижний Город. Хоук и Изабела шли рука об руку, Мерриль — за ними по пятам, бормоча что-то о цветах для Бетани. Варрик размашисто шагал впереди, на ходу обещая Хоук, что поищет способ передавать контрабанду в Казематы. Авелин тащилась последней, словно пастушья собака, направляющая своё стадо. Позади остались только Андерс и Фенрис. — Полагаю, мы с тобой не самые популярные ребята, — со вздохом сказал маг. Фенрис изучающе посмотрел на него, но промолчал. Ему не нравился Андерс, но он не сказал бы, что ненавидит его. Из всех остальных в их маленькой компании только Андерс умел так же мастерски отдалять от себя людей, как и Фенрис. Мысль о том, что у них было что-то общее, настораживала. Это создавало прецедент, о котором Фенрису думать не хотелось. Андерс оглянулся на Казематы. Те возвышались над городом, бросая всюду свою тень. — Похоже, с Бетани у тебя всё-таки ничего не выйдет. Она взаперти, а ты на свободе. Но тебе ведь именно так нравится, верно? — У нас бы в любом случае ничего не вышло. Мы с ней абсолютно разные. — Фенрис знал это практически с самого начала. Даже если отбросить тот факт, что она маг — а это удавалось ему с удивительной лёгкостью, — ему с ней ничего не светило. Бетани всегда смотрела на него с той же печалью в глазах, что и эльфийка с кухни, но без желания. Это рыжеволосый лучник из Церкви, а не Фенрис, вгонял её в краску. Бетани была красивой девушкой, доброй девушкой, а в Фенрисе давно уже не осталось ничего доброго и красивого. Ему нечего было ей предложить. Неважно, магом была Бетани или нет — она заслуживала лучшего. Андерс с тяжким вздохом натянул капюшон. — Идём. Им будет не хватать наших споров, если мы тут задержимся. Кивнув, Фенрис зашагал вниз по улице. Далеко впереди показались Хоук и остальные. — Я куплю тебе вторую порцию выпивки, раз уж Варрик оплачивает первую. — Что? С чего это? Собираешься нассать мне в эль? Вряд ли я замечу разницу, в «Висельнике» и так мочу подают. — Я всё ещё у тебя в долгу за своё исцеление. — Это, конечно, мило с твоей стороны, но ты разве не знаешь, что я больше не пью? Справедливость мне не позволяет. Фенрис вздохнул и посмотрел на лицо Андерса под капюшоном. Виден был только его рот, и тот, за отсутствием вечно враждебного взгляда, казался мягким и притягательным. — Значит, сам за тебя выпью. Губы Андерса медленно растянулись в улыбке. — Какой же ты говнюк. Презрительно фыркнув, Фенрис поспешил следом за товарищами. Андерс шёл за ним — так близко, что Фенрис чувствовал запах сандалового дерева. Он вспомнил, как лежал в Андерсовой постели, вспомнил пальцы Андерса в своих волосах, запах сандала. Эти воспоминания настолько его согрели, что он даже не стал возражать против близости поравнявшегося с ним Андерса. Когда они вышли из тени Казематов, то уже шагали бок о бок. Продолжение следует...

Акт первый || Акт второй || Акт третий

@темы: слэш, фемслэш, Андерс, Изабела, Фенрис, м!Хоук, Secret Santa 2015/2016

---

Для MacLean

[Weisshaupt Fortress]

Для:  MacLean От:  Lienin Название: Без названия Пейринг: Селина/Бриала Категория: джен, фемслэш Жанр: занавесочная история Рейтинг: G Размер: мини (953 слова) Комментарий автора: Счастливого Нового Года! Селина мирно спала на кровати в своих покоях. Светлые волосы выбились из толстой косы и разметались по подушке, на губах застыла улыбка умиротворения. Императрица спала после трудного дня, полного совещаний и приёмов, и сон её был безмятежен. Бриала встала с софы, прошла к высоким окнам и плотней задёрнула шторы, мельком оглядев внутренний двор. Было спокойно. Сегодня ночью эльфийка сторожила покой орлесианской правительницы. Сегодня никто и ничто не проскользнуло бы мимо неё. По крайней мере, она на это рассчитывала. Тишину нарушило уханье совы. Ночной хищник вышел на охоту. Хотя кем ему здесь поживиться? В Зимнем дворце держали достаточно кошек, чтобы не испытывать проблем с грызунами. Сова снова ухнула, и Бриала встрепенулась. — Ух-ух! — послышалось в третий раз. Это была не сова. Эльфийка подошла к спящей Селине и коснулась губами её бледного лба. Потом быстрым шагом направилась к одному из окон, отворила створку и выскользнула. Стоящей у двери охране совсем не нужно знать, что она покинула комнату. Путь её пролегал через пустые галереи. Только стражники периодически проходили мимо, но от них было легко спрятаться в тенях. Бриала шла к комнатам слуг, и мысли её были мрачны. Она не боялась, что её увидят. Большая часть слуг была её агентами, и если кто и заметит её, вопросов задавать не станет. Она боялась тех, на кого работала сама. Эльфийка отперла ключом-галлой неприметную дверь, ведущую в одну из многочисленных кладовых, и пошарила рукой за старой картиной. Ловкие пальцы нащупали клочок бумаги. Что сегодня? Цифры. 2, 13, стрелка влево, 4, 03. Сегодня встреча в саду. Надо успеть до трёх. Бриала вышла из кладовой и посмотрела на луну. Время ещё было. *** Её завербовали просто. Эльфийка не ожидала, что, если кому-то понадобится похитить её, это произойдёт посреди дня в комнатах слуг. Не учла она, что даже самые проверенные её агенты могут работать на кого-то ещё. Её не били, не пытали, не взывали к совести и солидарности. Просто показывали. Она увидела могущество, не снившееся ей даже в самых страшных кошмарах. Точнее, это и был её кошмар. Селина сидела в саду и мирно пила чай. У ног её спала любимая болонка. Императрица наслаждалась игрой заезжего менестреля. Он правда был хорош, хоть и слегка картавил, но это придавало его пению неповторимый шарм. Тот, кто привёл её в Тень, выставил вперёд руку, и Селина закашлялась, подавившись плававшей в её напитке вишенкой. — Скажи мне контрольную фразу, или она умрёт. И Бриала сказала. А потом проснулась на полу у кровати Селины, бледной после плохого сна. Только для неё это был лишь кошмар, эльфийка же хорошо понимала, что произошло на самом деле. Второй раз сновидец пришёл к ней через неделю. Теперь ему были нужны сведению. Отказаться было невозможно. *** Галереи дворца плавно сменились увитыми плющом арками, ведущими в сад. Патрулей здесь было больше, но и прятаться легче. В неприметных уголках сада, в изящных беседках, каждую ночь назначали свидания слуги, а иногда и аристократы из тех, кто помоложе и романтичней. Здесь же, в одном из закутков за статуей льва, ждал связной. — Среди слуг, нанятых в прошлом месяце, двое являются агентами кунари, — Бриала сразу перешла к делу. — Они достали копии плана дворца, а также руководили доставкой зеркала, купленного мадам де Флэм. Только вот она это зеркало не покупала. И поставили его не в её покоях. У меня есть список назначений этих двоих на ближайшие два дня. Связной нахмурился при упоминании зеркала. Судя по всему, информация была важной и тревожной. И волноваться стоило не из-за кунари. — Не трогай пока этих шпионов, — эльф говорил плавно, растягивая гласные. — Пусть считают, что их не раскрыли. И наблюдай. Бриала кивнула и протянула ему свиток. Помимо данных по шпионам, там были имена гостей, приглашённых на предстоящий Священный совет. — Фен'Харел передаёт признательность за помощь. И предупреждение. «В Зимнем дворце скоро станет небезопасно, и я не смогу гарантировать, что жизни императрицы Селины ничто не будет угрожать. Ей следует покинуть Халамширал, пока будет заседать Священный совет». Шпионка вздрогнула. Похоже, всё было очень серьёзно. И как-то связано с кунари и привезённым зеркалом. Ей следует самой взглянуть на него. Она начинала подозревать, чем оно являлось. Связной растворился в ночной темноте, и Бриала направилась обратно во дворец. Но не тем путём, которым пришла. *** Утро Селины начиналось рано. Она предпочитала вставать до зари, чтобы в спокойствии заняться своим туалетом, пока не придёт сопровождающей её к завтраку камергер. В промежутке же между окончанием сборов и завтраком императрица выслушивала Бриалу. Эльфийка вышла из-за шторы в тот же момент, как закрылась дверь за служанкой, укладывающей волосы Селины. Сегодня на правительнице Орлея было сиреневое платье из плотной ткани, украшенное ручной вышивкой серебром. Оно удивительно ей шло. Бриала улыбнулась этой мысли. — Ночью я встречалась со связным. Ничего нового о кунарийских шпионах он не сказал, похоже, его хозяин сам мало об этом знает. Зато предупредил, что на Священном совете будет опасно и тебе следует уехать. Селина прикусила костяшку указательного пальца, задумавшись. — Опасность исходит от кунари? Церкви? Кого-то из дворян? Инквизиции? — Этого я не знаю. — Нехорошо. Будет странно, если я не буду присутствовать на совете. Некоторые сочтут это подозрительным, особенно если что-то произойдёт. — У нас ещё достаточно времени, чтобы придумать достойное оправдание. Императрица одарила эльфийку долгим взволнованным взглядом, прежде чем спросить: — Ты точно уверена, что мне грозит опасность, любовь моя? — Точно, — ответила Бриала, подходя и обнимая любимую за плечи. — Это зеркало не даёт мне покоя. Я не знаю, хоть и подозреваю, что оно такое, и совсем не хочу, чтобы ты была рядом, если оно активируется. — Хорошо. Их прервал стук в дверь. Бриала вновь скрылась за шторой и уже из-за неё наблюдала, как величавой походкой императрица покинула свои покои. Обеим предстоял трудный день. Вечером эльфийка предложит первые варианты важных причин, чтобы не присутствовать на Священном совете.

@темы: фемслэш, Селина, джен, Бриала, Secret Santa 2015/2016

---

Для Volchitsa-Assassin

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Volchitsa-Assassin От:  Loreley Lee Название: «Тихий омут» Персонажи: Андерс/Бетани Категория: гет Жанр: романс, драма Рейтинг: G Размер: мини (~ 3125 слов) Предупреждение: Ахтунг, сопли в сахаре! Бетани отрабатывала с учениками огненные заклинания, когда небо за окном окрасилось кроваво-красным заревом. Она стояла к окну спиной и среагировала на вдруг изменившиеся лица детей. Смесь из страха, любопытства и замешательства, вдруг засветившаяся в их глазах, заставила ее обернуться. Небо полыхало алым, словно готовилось лопнуть и исторгнуть на Киркволл потоки крови. В следующий миг до них донесся глухой гул, и в окно дохнуло жарким ветром, сбросившим со стола конспекты и впечатавшим приоткрытые рамы в стену. Под звон осыпающегося стекла Бетани ощутила, что неясное предчувствие, беспокоившее ее уже несколько недель, окрепло и превратилось в полноценное ощущение свершившейся катастрофы. Разогнав учеников по их комнатам, она направилась к себе. В голове назойливо всплывали мысли одна другой хуже. Если где-то в городе произошло нечто ужасное, думала она, значит Гаррет уже там или направляется туда. Она слишком хорошо знала своего брата, чтобы решить, будто он захочет отсидеться в безопасном месте. Тревога закручивалась внутри тугой спиралью, не давала сидеть на месте, заставляла нервно бродить по комнате. Если случившееся связано с тем напряжением, что копилось в киркволлском Круге в последнее время, то нельзя отбрасывать даже самые ужасные предположения. Гаррет Хоук, Защитник Киркволла и ее брат, давно был для рыцаря-командора Мередит словно кость в горле. Он постоянно влезал в дела круга, заявлялся к Орсино, и к самой Мередит, как к себе домой, требовал отчета о жизни его сестры в круге. Даже как-то заставил отвести его на кухню, чтобы лично проверить чем кормят магов. Что если храмовники решили избавиться от назойливого Защитника? Что если этот взрыв подготовили специально для того, чтобы Защитник Киркволла примчался выполнять свой долг? Что если Гаррет сейчас сражается с толпой убийц, подосланных Мередит, или Хартией, или еще кем-нибудь из недоброжелателей, которых у него было великое множество? Каждый из десятков возможных вариантов означал одно — ее брат в смертельной опасности. И вместе с ним опасности подвергается человек, чье благополучие с некоторых пор стало для Бетани важнее собственного — Андерс. Усилием воли отогнав панические мысли, она заставила себя размышлять здраво, и, спустя несколько минут, сосредоточенно кивнула своему отражению в зеркале. Принятое решение казалось единственно верным в сложившейся ситуации и придавало ей сил. Быстро переодевшись в подаренную Гарретом мантию, зачарованную специально для боевого мага, и подхватив посох, она решительным шагом вышла в коридор и направилась к подвалу, где находился тайный подарок Андерса — скрытая от посторонних глаз дверь, ведущая в катакомбы, которыми можно было выбраться в город не привлекая лишнего внимания. Еще совсем недавно она не могла бы даже представить себе, что воспользуется этим потайным ходом. Ей нравилось в круге, она была влюблена в здешнюю библиотеку, с восторгом помогала Первому чародею Орсино в его научных исследованиях и слишком устала прятаться и трястись от страха перед храмовниками за долгие годы отступничества, что делало ее примерным магом и чуть ли не образцом для подражания. Но теперь все мотивы, до сих пор удерживавшие ее в круге, осыпались словно старая штукатурка, оставив вместо себя кристально ясное осознание — брату и Андерсу необходима ее помощь, и она поможет, несмотря ни на что... *** Бетани сама не поняла, каким образом случайный знакомый, которого они с братом разыскали ради карт глубинных троп, занял такое важное место в ее жизни. Он был приветлив, галантен и обходителен. Он много повидал и умел интересно рассказать о своих приключениях. Он был невероятно одаренным магом, талантливым целителем и всегда был готов помочь, подсказать, поделиться знаниями. Он был хорош собой, высок, строен, с мягкой улыбкой и ласковым взглядом светло-карих глаз. Но при всех своих достоинствах, он ни на йоту не соответствовал тому образу, что вставал перед мысленным взором Бетани, когда она, еще совсем девчонкой, размышляла о том — каков будет ее избранник. Ей нравились крупные, темноволосые мужчины, похожие на отца, а Андерс на Малкольма Хоука не походил даже отдаленно. И все же, однажды, после особенно тяжелой схватки с разбойниками на Рваном берегу, Бетани, неожиданно для самой себя, окликнула Андерса, возившегося с раной на плече ее брата. — Ты напоминаешь мне отца, — сказала она тогда, и осеклась, осознав сказанное. — Из-за того, что он латает мое плечо? — вмешался Гаррет. — Не ведись. У папы получалось лучше. — Заткнись, Хоук, — Андерс ткнул его в бок, заставляя сидеть ровно и не двигать рукой. — Будешь дергаться — срастется криво, останется здоровенный шрам. — Вот, Бет, видишь какое обращение приходится терпеть, — притворно обиженным тоном пожаловался Гаррет. — Отец сказал бы все то же самое не так обидно. — А еще всыпал бы тебе за то, что подставился под тот удар, — засмеялась Бетани. — Андерс, не слушай его. — Даже не думал. А ваши слова я приму как комплимент, монна Хоук. — Андерс улыбнулся как-то особенно тепло, и что-то в его взгляде заставило Бетани улыбнуться в ответ. Вскоре после этого она поймала себя на том, что думает об Андерсе несколько чаще, чем подобает думать о хорошем знакомом, пусть даже и очень приятном. Он занимал ее мысли за завтраком и перед сном, его образ, всплывающий перед мысленным взором, отвлекал от любых занятий. Однажды она обнаружила, что стоит на кухне с ножом в руке и, вместо того, чтобы резать лук, размышляет об Андерсе. Решив разобраться в своих чувствах, она вызвалась помогать ему в лечебнице и, спустя совсем немного времени, осознала, что каждый день спешит в клоаку не потому, что ей хочется хоть чем-то помочь бедным людям, которым повезло меньше, чем семье Хоуков, а потому, что там увидит Андерса, улыбающегося ей так, словно она — самое прекрасное, что ему доводилось когда-либо видеть. Она стала замечать как по-особенному он смотрит на нее, как теплеет его голос при разговоре с ней, как становится шире его улыбка, едва их взгляды пересекаются. Бетани была в любовных делах весьма неопытна, большинство знаний о предмете были почерпнуты ею из книг, и ей казалось, что девушке подобает ожидать инициативы от мужчины. Так что она запаслась терпением и ждала, уверенная, что очень скоро Андерс, казалось испытывавший не меньшее смущение, найдет в себе силы объясниться с ней и Гарретом, который фактически стал главой их небольшой семьи после смерти отца. Ожидание затягивалось, заставляя ее терзаться сомнениями — то ли Андерс под маской шутника и повесы был чрезвычайно робок и застенчив, то ли она по неопытности выдала желаемое за действительное и восприняла обычное дружеское расположение за более глубокое чувство. Измученная неопределенностью, накануне того дня, когда Гаррет с отрядом братьев Тетрасов должен был отправиться на глубинные тропы, Бетани решилась объясниться с Андерсом сама. Она уже знала, что он тоже присоединится к экспедиции, и перспектива ждать еще несколько недель казалась ей невыносимой. Улучив момент, когда Гаррета не было дома, а мама и дядя Гамлен были увлечены спором о том какая жизнь подобает потомкам благородного семейства Амелл, Бетани выскользнула за дверь в сгущающиеся сумерки и, едва повернув за угол, столкнулась с Андерсом. — Бетани, — он радостно улыбнулся. — Добрый вечер, Андерс, — она потупилась, чувствуя как ее щеки заливает румянец. — Ты так выбежала из дома, словно у тебя очень срочное дело. — Да... у меня... я собиралась кое-куда сбегать... — замялась она. — Хочешь, я тебя провожу? Красивой девушке опасно ходить одной так поздно. — Да, конечно, — пробормотала она, разглядывая плиты мостовой. — Тогда пойдем, — с этими словами он подал ей руку. — Нам куда? — Верхний город, — смущенно пролепетала она, отчаянно пытаясь придумать какую-нибудь подходящую цель для визита. В неловком молчании они пересекли площадь перед «Висельником» и подошли к лестнице, ведушей наверх, в богатые кварталы. Вся решимость Бетани испарилась, словно роса под солнцем, ей казалось что сердце колотится у нее в горле, отдаваясь в ушах мерным гулом, хотелось остановиться, посмотреть Андерсу в лицо, но она шла вперед, опираясь на его руку, и чувствовала себя невероятно глупо. Впрочем от размышлений о собственной глупости ее отвлекала одна мысль, назойливо крутившаяся в мозгу. Призвав на помощь все самообладание, она тронула Андерса за плечо, вынудив его остановиться в густой тени арки между двумя домами. — Андерс, — осторожно начала она, — можно я спрошу тебя кое о чем? — Конечно, — откликнулся он, улыбаясь. — Ты сказал, что видел, как я выбежала из дома... — она все еще ругала себя за глупость, но вопрос вертелся на языке и не давал покоя. — Да, — кивнул Андерс, улыбаясь. — Но я встретила тебя за углом. Оттуда не видно наше крыльцо. Андерс так долго молчал, пожирая ее взглядом, что Бетани успела почувствовать себя круглой дурой, пристающей к людям с идиотскими вопросами. — Я... На самом деле, — Андерс наконец заговорил, — я несколько часов стоял перед вашим домом и смотрел на окна. Еле успел метнуться в переулок, когда ты выбежала. — Но... зачем? — его слова привели ее в замешательство. — Зачем смотрел или зачем скрывался? — Первое, — она почувствовала, что краснеет. Щеки пылали, словно в лихорадке. — Затем, что мне хотелось увидеть тебя... Но прежде чем ты спросишь почему я просто не постучал, я хочу чтобы ты понимала — я не тот человек, с которым стоило бы связываться такой хорошей девушке, как ты. Я опасен, я одержим и не всегда могу контролировать Справедливость, я беглый отступник в розыске и беглый Серый страж. И если я правильно понимаю, что ты тоже относишься ко мне не просто как к другу — я должен тебя предупредить. Что, если я, сам того не желая, причиню тебе вред? Я никогда не смог бы себя простить. Это — мой худший кошмар, — он помолчал пару мгновений и продолжил, словно сам удивляясь своей решимости. — И все же я живой человек и мне сложно сопротивляться желанию хотя бы видеть тебя так часто, как это только возможно. Вот почему я стоял под вашими окнами. Завтра мы отправляемся на глубинные тропы и, один Создатель знает, что мы там найдем. Там точно кишат чудовища и толпы порождений тьмы. Я подумал, вдруг я больше тебя не увижу... Андерс умолк, все еще держа ее за руку, словно боялся, что она исчезнет. Бетани чувствовала себя ошеломленной внезапным признанием, но одновременно с этим, ее переполняла искрящаяся радость. Она не ошиблась, он к ней неравнодушен. — Андерс, — выдохнула она, — я... Я так давно ждала этих слов. Я уже думала, что ошиблась и вовсе тебе не нравлюсь... Он хотел что-то сказать, но Бетани, опередив его, обвила руками его шею и робко прикоснулась к его губам своими. В следующий миг он обхватил руками ее талию и прижал к себе, и жадно приник к ее губам. Так голодный набрасывается на еду, так страдающий от жажды припадает к чаше с водой... Домой она вернулась глубокой ночью, с распухшими от поцелуев губами и кружащейся головой. Тихо проскользнула в спальню, раздевшись, юркнула под одеяло и мгновенно заснула. Следующим утром отряд, собранный Бартрандом Тетрасом, отправился на глубинные тропы, а когда, спустя месяц, вернулся — ни Гаррета ни Андерса среди вернувшихся не оказалось. Ее мир лопнул, словно тонкое стекло и осыпался звенящими осколками. Мама ежедневно плакала, обвиняя себя в том, что недостаточно любила своего первенца, дядя Гамлен мрачно отмалчивался, а сама Бетани медленно погружалась в пучину глухой тоски. Все вокруг казалось серым и безжизненным, и она сама чувствовала себя мертвой. Словно кто-то вынул у нее сердце, и теперь на его месте зияла пустота, полная лишь холодящих кровь сквозняков. Безразличная ко всему, она отстраненно наблюдала как жизнь течет вокруг, огибая ее, как вода огибает торчащий посреди русла камень. Ходили слухи, что храмовники по указке Мередит разыскивают отступников, прячущихся в городе. В другое время Бетани уже скрылась бы, чтобы избежать поимки, но не теперь. Когда однажды в их дверь требовательно постучали и на пороге оказался сэр Каллен — храмовник-ферелденец, с которым они с братом познакомились вскоре после того, как отработали год у Атенриль, Бетани восприняла это как знак судьбы. Спустя всего несколько дней после переезда, уже успешно пройдя Истязания и став полноправной чародейкой киркволлского круга магов, Бетани лежала ночью без сна, предвкушая какую работу предложит ей Первый чародей Орсино. Задув свечу, в полной темноте, она представляла себе множество вариантов, каждый из которых был по-своему привлекателен, когда дверь ее спальни тихо скрипнула. Высокий силуэт, едва различимый в темноте, медленно приближался. Бетани зажгла свечу и, едва комната озарилась дрожащим желтым светом, зажала рот руками, давя рвущийся наружу возглас. Перед ней стоял Андерс в мантии мага киркволлского круга. Едва зажглась свеча, он бросился к Бетани и, схватив ее за плечи, несколько бесконечных мгновений смотрел ей в лицо, а потом сгреб в объятия и принялся жадно целовать. — Бетани! Ты цела, — задыхаясь проговорил он, оторвавшись от ее губ спустя несколько минут. — Я боялся, что ты... Что тебя уже убили. Или, того хуже, усмирили. Сиськи Андрасте, я чуть с ума не сошел, узнав, что тебя забрали. — Андерс, подожди, — она попыталась было выпутаться из его объятий, но, вместо этого, обняла его еще крепче. — Как ты здесь очутился? — У меня есть знакомые в круге. Ты же знаешь, магическое подполье. — Тебе опасно находиться здесь. Что, если бы тебя кто-нибудь увидел? — Плевать. Я должен был прийти сюда и убедиться, что ты цела... Как тебя забрали? — Когда вы с Гарретом не вернулись с глубинных троп... Андерс, я думала, что ты умер. Я оплакивала тебя. Мне стало все безразлично и когда пошли слухи, что храмовники обыскивают дома в поисках отступников, я не стала прятаться... — О, Создатель, это моя вина. Прости меня. Мы не могли вернуться раньше, кое-что произошло и мы... Неважно, я смогу рассказать тебе об этом позже. Собирайся. — В каком смысле? — В самом прямом. Одевайся, я заберу тебя отсюда прямо сейчас. — Андерс, ты в своем уме? Я никуда не пойду! — Но почему? — Ты сам не понимаешь? Если я сбегу, храмовники немедленно отправятся к нам домой. Они схватят маму и Гаррета. И дядю Гамлена. Будут их допрашивать, чтобы узнать где я. Представляешь, что они могут с ними сделать? — Прости меня, — он крепче сжал ее в объятиях. — Я эгоистичный ублюдок. Мне стоило бы поучиться у тебя. — Не клевещи на себя, — прошептала она, проведя пальцем по его щеке. — Ты пришел меня спасти, рискуя собственной жизнью и свободой. Я представляю, чего тебе это стоило. — Я должен был... — Я знаю. А сейчас тебе пора идти. Ты убедился, что я жива, что я в порядке, но ты сам в огромной опасности. Что если кто-нибудь нас услышит? — Да... Ты права, — он все прижимал ее к себе. — Я так и сделаю. Только позволь мне задержаться еще немного. — Только совсем чуть-чуть, — откликнулась она. — Если тебя поймают... Одна мысль об этом наполняет меня ужасом. — Хорошо... Я сейчас... — пробормотал он, покрывая поцелуями ее лицо. — Скорее... — она хотела оттолкнуть его, но вместо этого целовала в ответ. — Уже ухожу, — его голос превратился в еле слышный шепот, его пальцы нащупали завязки ее ночной рубашки. — Уходи, — прошептала она, расстегивая ворот его мантии. — Да, да... Еще миг... — он поцеловал ее в шею, стягивая ночную рубашку с ее плеч. — Еще миг, — откликнулась она, лихорадочно развязывая его пояс. — Совсем немного, — прошептал он, стаскивая с себя мантию. Бетани не ответила. У нее не осталось сил говорить, все ее мысли, куда-то улетучились, остались только ощущения, только прикосновения его пальцев, только вкус его губ, только запах его кожи. Последним осмысленным усилием она протянула руку и погасила свечу... Следующие несколько лет Андерс навещал ее так часто, как только мог. Со временем он перестал предлагать ей бежать из круга. Возможно, показав ей потайной ход, он предоставил право решать ей самой и заранее смирился с ее решением. Бетани была благодарна ему за доверие и, в свою очередь, помогала как могла. Она помогала ему организовывать побеги для магов круга, передавала сведения, которые удавалось добыть, и в целом была довольна сложившимся равновесием до последнего времени, когда Андерс сделался мрачен и, навещая ее, все чаще говорил о бесполезности всего, что они делают... *** Спустившись в подвал, Бетани, не зажигая света, знакомым путем направилась к потайной двери. За пару шагов до цели она остановилась как вкопанная — рядом был кто-то еще, она слышала его дыхание. — Кто здесь? — осторожно спросила она, поудобнее перехватив посох. — Монна Хоук? — из темноты появился рыцарь-капитан Каллен. — Что вы здесь делаете? — Я хотела... — Бетани на мгновение замешкалась. — Вы хотели покинуть круг. — В голосе Каллена не было вопроса. — Я подозревал, что где-то здесь есть потайной ход, потому и пришел. Сегодня кто-то должен был попытаться сбежать, воспользовавшись произошедшим. Но я не ожидал, что это будете вы. — Я не собиралась бежать из круга, сэр Каллен. Я собиралась отправиться в город, на помощь брату. Вы знаете что произошло? — Знаю, — Каллен мрачно кивнул. — Но лучше вам самой увидеть. Почему вы думаете, что Защитнику нужна помощь? — Произошло что-то ужасное, а у Гаррета множество врагов. Они могут воспользоваться ситуацией. — Пожалуй вы правы, — задумчиво ответил Каллен. — Я не стану удерживать вас. Гаррет Хоук в свое время оказал неоценимую помощь Ордену. И я не оставлю его без поддержки сестры. Но вам не нужно идти через потайной ход, словно бегущий из круга малефикар. Вряд ли этот путь прямой и короткий, а в сложившейся ситуации важна каждая минута. Пойдемте со мной, я организую вам лодку до города. Следуя за ним, Бетани старательно гнала от себя панические мысли. Они пересекли площадь и вышли на пристань, где Каллен подозвал молоденькую храмовницу и, отдав короткие инструкции, представил ее Бетани. — Это сер Клодин, — сказал он. — Она отвезет вас в город. Вы должны знать, что улицы сейчас полны опасностей. Вы подвергаете себя огромному риску, монна Хоук, и я искренне уважаю вас за вашу отвагу. Да хранит вас Создатель. Бетани и сэр Клодин сели в небольшой ялик и храмовница, ловко поставив парус, взялась за руль. Едва они вышли в пролив, Бетани поняла что случилось. Гигантские башни церкви, всегда возвышавшиеся над городом, исчезли, вместо них в небо поднимались густые клубы дыма. Бетани почувствовала как по спине пробежали тревожные мурашки. Вцепившись пальцами в борт, она вглядывалась в приближающийся город, словно пытаясь заранее разглядеть что ее там ожидает, чувствуя как тревога в ней смешивается с нетерпением. Едва нос ялика ткнулся в пристань, Бетани выскочила на берег и, держа посох наготове, помчалась по ближайшей улице, ведущей вверх. За несколько кварталов до «Висельника» она услышала как по соседней улице прошел отряд храмовников — слышался лязг доспехов и знакомые голоса, так что она припустила еще быстрее. Сэр Каллен принял ее объяснения, а вот другие храмовники могли оказаться не так снисходительны. Подходя к рыночной площади она услышала гул голосов, среди которых явственно различался голос ее брата. Чувствуя как тревога, сжимавшая ее сердце, понемногу разжимает железную хватку, она направилась на звук голосов и, едва выйдя на открытое пространство, увидела жуткую картину. Андерс сидел, сгорбившись, на каком-то ящике, и даже не видя его лица, Бетани почувствовала, что он совершенно раздавлен. Ее брат стоял рядом, держа в руке свой любимый кинжал. Он что-то говорил, но Бетани не расслышала слов, слова не имели значения. Обманчиво-расслабленная поза Гаррета говорила о готовности в любой момент нанести смертельный удар. Он слегка отвел назад локоть и Бетани поняла, что не успевает. — Нет! — молния, сорвавшаяся с ее пальцев, ударила в мостовую. Брызнула в стороны каменная крошка. Гаррет ошарашено обернулся, удивленно округлив глаза. Бетани в несколько прыжков оказалась рядом и встала между ним и Андерсом, угрожающе направив посох на брата. Никогда раньше она не представляла себе даже теоретической возможности, что ей придется обратить свою магию против Гаррета, но сейчас ей некогда было задумываться о том, что бы сказала на это мама. — Картина вторая. Те же и Солнышко, — прокомментировал Варрик, стоявший неподалеку с Бьянкой на спине. — Привет, Бетани. — Привет, Варрик, я тоже рада тебя видеть, — ответила она, неотрывно следя взглядом за братом. — Бет, ты чего? — Гаррет все еще выглядел безмерно удивленным. — Ты его не убьешь, — угрожающе прорычала Бетани. — Я не позволю. — Да ты понимаешь вообще, кого защищаешь? — взорвался Гаррет. — Этот предатель... Это он взорвал церковь... Бетани вздрогнула, но посох не опустила. — Я ему верил! Поперся, как идиот, добывать ему селитру, — Гаррета понесло, как всегда, когда вокруг было достаточно зрителей. — Ковырялся в говне. В говне, Бет! — Руки-то помыл потом? — не удержалась она. — А то! Но мне еще неделю казалось, что от меня воняет. И что ты думаешь? Он с этой селитрой, собранной мной вот этими самыми руками, взорвал гребаную церковь! — Гаррет, а ты не пытался узнать зачем он это сделал? — Бетани и самой хотелось услышать подробности, но напомнить брату, что подробности важны, было нелишним. — Да он опять нес свою околесицу про бедненьких угнетенных магов. Можно подумать, что если взорвать старую черепаху Эльтину вместе с церковью — что-то изменится. Почему никто не хочет жить нормально? Я думал, баба у него завелась, раз пропадает где-то регулярно. Порадовался за мерзавца. А он... Гаррет нарочито горестно махнул рукой, все еще сжимая в другой кинжал. — Андерс, объяснись, — Бетани хотелось сказать ему очень много разного, но времени не было. — Я уничтожил возможность компромисса, — послышался уверенный голос. — Теперь маги поймут, что дальше прятать голову в песок невозможно. Теперь всем придется выбрать сторону. — Вот, — встрял Гаррет. — Вот он опять за свое. Да какое ему дело до остальных магов? Он их спросил? Может они не хотят ничего выбирать? Может их устраивает все так, как есть? — Мы что, всерьез обсуждаем причину, по которой это чудовище убило невинную женщину, посвятившую свою жизнь служению Андрасте? — вскричал Себастиан. Его лицо было бледным как бумага, а в голосе слышалась подступающая истерика. Тетива его лука была натянута и стрела указывала прямо на Андерса. Бетани поспешно взмахнула рукой и лук Себастиана вспыхнул жарким пламенем и осыпался пеплом на мостовую. Тот, разразившись проклятиями, ретировался, пообещав напоследок привести в Киркволл армию. — Бет, что на тебя нашло? — Брат смотрел на нее так, словно видел впервые. — Ты же всегда была пай-девочкой, маминой гордостью и примером для меня, дурака. Изабела, стоявшая чуть поодаль, хихикнула и подмигнула Бетани. — Знаешь, Гаррет, я вообще-то маг, если ты не забыл. И если Андерс хочет заставить других магов сделать собственный выбор — то я готова выбирать. Ты не знаешь, что творилось в Казематах. Ты приходил туда поизображать клоуна, проинспектировать кухню и «подергать Мередит за хвост», как ты выражаешься. Меня и правда не трогали. Но у остальных не было такого брата. Знаешь скольким из тех, кому я помогла сбежать из круга при поддержке Андерса, грозило усмирение? — Ты? — брат ошарашено уставился на нее. — Ты помогла сбежать? Ты что, у нас революционерка? Разделяешь взгляды этого предателя? — Хоук, не пузырись, — засмеялась Изабела. — Она не революционерка. Она в него влюблена и, думаю, спит с ним. Я всегда знала, что в этом тихом омуте полно нечисти. — Чего? — Гаррет от удивления выронил кинжал. — Андерс, скотина, ты трахаешь мою сестру? — Я бы не описал наши отношения такими словами, но да, мы с Бетани... — Вы с Бетани?! — Гаррет сделал несколько шагов, чтобы видеть лицо Андерса. — Ты трахаешь мою маленькую сестренку и мне об этом ни слова не говоришь. Да ты должен был спросить у меня разрешения даже просто рядом с ней постоять, я уж не говорю о хватании за жопу. Бетани поморщилась и опустила посох. Ее брат всегда отличался любовью к некоторой театральности и это утомляло, так же как и его лексикон. — И что же это получается? — Гаррет окинул взглядом соратников, большинство из которых старательно прятали усмешки. — Все знали, один я как дурак? Почему мне никто не сказал? — Хоук, тебе не кажется, что Солнышко уже взрослая девушка, и может сама решать? — осторожно встрял Варрик. — Варрик, а ты-то, куда? Думаешь книжонку написать? «Сестра его Защитника» типа? И расписать в подробностях как вот он, — палец Гаррета обвиняющее указал на Андерса, — трахает мою сестренку, которую я маме обещал защищать и беречь от всяких проходимцев? — Ни в коем случае, Хоук, — с напускной серьезностью ответил Варрик. — Даже если бы я собрался писать что-то в этом духе — это была бы самая целомудренная из моих книг. — Смотри у меня, — Гаррет тяжело вздохнул и повернулся к Андерсу. — Ну чего расселся? Вставай, пошли храмовников валить. Я же Орсино поддержку обещал. Хотя, честно говоря, ужасно хочется его обмануть. Пусть бы они с Мередит перегрызли друг другу глотки, как два паука в банке. Бет уже здесь, а на остальных мне, откровенно говоря, насрать. — Ты о чем? — забеспокоилась Бетани. — Да Мередит Право уничтожения объявила. Вот же сука бешеная. Как ее вообще к людям выпускают? — Право уничтожения? Гаррет, никаких пауков в банке. Мы пойдем и поможем Орсино. Там в Казематах дети. Их же тоже убьют. В таких случаях убивают всех. — Ладно, ладно. Я же только предложил, — Гаррет пожал плечами. — Ну, значит, тем более пора. — Хоук, — Андерс встал рядом с Бетани и взял ее за руку, — ты не дашь нам пару минут? Мне нужно кое-что сказать твоей сестре. — Ладно уж, голубки, пошепчитесь, — Гаррет обхватил Изабелу за талию. — Но учти, Андерс, если ты Бет обидишь — я тебе твой собственный посох в жопу запихаю и проверну пару раз. — Я учту. — Вот то-то же! Ну что, господа и дамы, поспешим? Голубки догонят нас у пристани. С этими словами Гаррет, все так же в обнимку с Изабелой, отправился в сторону порта. Бетани посмотрела на Андерса, борясь с желанием высказать все накипевшее. Тот понимающе улыбнулся и обнял ее. — Бетани, — прошептал он, — Если мы выживем сегодня, мне придется покинуть Киркволл, придется скрываться. Если ты решишь, что такая жизнь не для тебя — я пойму. И все же надеюсь, что ты отправишься со мной... Вместо ответа она закрыла ему рот поцелуем...

@темы: Бетани, Андерс, гет, Secret Santa 2015/2016

---

Для Русалка Милюля

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Русалка Милюля От:  LenaSt Название: Новый Специальный выпуск Вестника «Распутная вдова» Пейринг: много непривычных пейрингов Имшаэль/фем!Тревельян, Блэкволл/Кальперния, Кассандра/Самсон, Дагна/Мэддокс, Каллен/Корифей Категория: гет Жанр: AU Рейтинг: R Размер: мини (2 543 слова) Предупреждение: при написании репортажа ни один корреспондент летально не пострадал. Комментарий автора: с Новым годом, Русалка. Я очень надеюсь, что тебе понравится. Колонка редактора Дорогие мои. Распутная Вдова как всегда рада приветствовать вас на страницах своего Вестника. Это особенный выпуск. Конечно, каждый выпуск и так особенный, но этот — особенный среди особенных. В нем вы побываете в Скайхолде, спустя год после известных событий. Узнаете, что произошло со многими нашими героями, и прочитаете головокружительный эксклюзивный репортаж из Оствика, который обошелся нам очень дорого, но стоил того, каждая буква до самой последней завитушки подписи. Что бы ни случилось, платочки должны трепетать. Наслаждайтесь! К сожалению, наш корреспондент не смогла оформить свой репортаж в статью, подобающую нашему формату, но, видит Создатель, это не ее вина. Прочитав эти письма-отчеты, поймете и вы (прим. гл. ред.) 1. Прибыли в Оствик вместе с леди Тревельян, ее супругом и тремя младенцами. С мужем, лордом Имшаэлем из Орлея, леди Эвелин познакомилась в Эмприз-де-Лионе, где он владел обширным поместьем и занимался земледелием. Мне посчастливилось перекупить место служанки леди, и теперь я могу свободно следовать за ней и ее семьей. Это их вторая поездка к родне леди Тревельян после рождения близнецов. Немудрено, что мать без труда различает своих детей, гораздо более удивительно, как это делает отец. А он никогда не ошибается. Однажды я купала малыша Роальда; Ровена и Реймонд лежали в колыбели, дожидаясь своей очереди. Я знаю, кто из них кто, потому что на пеленках вышиты вензели с их именами. — Это не Роальд, это Реймонд. — Лорд появился так внезапно, что я вздрогнула. Я не осмелилась возражать, просто усмехнулась про себя мужской самонадеянности, но впоследствии оказалось, что он прав — кормилица перепутала малышей, пеленая. Невероятно. 2. Жители Оствика очень странные. Признаться, никогда не встречала таких рассеянных людей. Они заговариваются, отвечают невпопад, забывают дорогу в собственном городе, и вообще ведут себя удивительно. Просто невероятно, словно их поразил коллективный умственный недуг. Я спросила у леди Эвелин, всегда ли так было, но она, всегда такая спокойная, внезапно разозлилась и велела мне держать язык за зубами. Оствикская забывчивость наложила свой отпечаток так же на лорда и леди Тревельян. Встретившись с мужем дочери, они тепло поприветствовали его, явно при этом избегая называть по имени. Но ведь они знакомы и виделись по меньшей мере дважды! 3. Супруг леди Эвелин, лорд Имшаэль, просто демонически хорош собой, галантен и обходителен. Даже мне сложно говорить с ним, не думая о греховном. А уж когда по ночам из супружеской спальни до меня доносятся стоны леди, не знаю, куда девать себя от соблазна. Он прекрасный муж и отец. Но есть в нем что-то такое. Что-то странное. 4. Сегодня произошло нечто тревожное. Я пока не знаю, как относиться к случившемуся. Во время ужина, леди Тревельян сделала знак всем присутствующим взяться за руки, намереваясь прочесть коротенькую молитву Создателю. Все последовали ее примеру. Все, кроме лорда, который элегантно извинился, за то что не сможет присоединиться. — Но… — проговорила ошеломленная леди. — Это традиция. Мы всегда во время трапезы воздаем хвалу всевышнему. Молитва обязательна! — К этому вашему Создателю ни по какой надобности обращаться не стану, — твердо ответил лорд Имшаэль, вставая из-за стола. — У нас с ним давние счеты. Прошу простить. Побледнев, Эвелин яростно дернула его за рукав. Лорд Тревельян растерянно посмотрел на супругу. — Помолимся же… — жестко произнесла она, подозрительно глядя в спину уходящему зятю. — Попросим Создателя оградить нас от демонов… Эвелин еле слышно охнула, закрыв рот ладонью. 5. Я уже ничего не понимаю, кроме того, что дело плохо. Сегодня подслушала странный разговор леди Эвелин с мужем. — Хотя бы немного постарайся сойти за человека, — гневно выговаривала леди Эвелин, собирая детей на прогулку. — Не поминай о личном знакомстве с Создателем. Перестань читать мысли. Прекрати шарахаться от символов веры, тебе все равно на них наплевать! — Я стараюсь, — кротко ответил лорд. — Но я предупреждал тебя, что мне не стоит приезжать сюда. — Но я не справлюсь с детьми одна! — Эвелин всплеснула руками. — Они растут и меняются с каждым днем. Я совершенно теряюсь. Кто-то из детей — кажется, малыш Роальд, — радостно гукнул и каким-то невероятным образом оказался в противоположном конце комнаты. С ним это не впервые, я уже замечала подобное. Как и оплавленные игрушки маленькой леди Ровены. И становящегося невидимым малютку Реймонда. — Видишь?! — Эвелин взяла сына на руки и вернула в кроватку. — И это сейчас они такое умеют. Что же будет дальше? — Все будет хорошо, дорогая. — Лорд обнял леди за талию (какой же он, все-таки… необыкновенный), поцеловал в шею. — Не беспокойся, я обо всем позабочусь. 6. Прогулка не удалась. У леди Эвелин вышла неприятная беседа с матерью. — Эвелин, милая, с твоим мужем что-то не так. Отец тоже это заметил. Мы очень беспокоимся о тебе. Сначала эта странная метка на руке, теперь это замужество. Я даже не знаю, что хуже! — Создатель милостивый. Мама! Леди Тревельян смягчилась. — У нас прекрасные внуки. И ради них мы сможем мириться со многим. Но не со всем. Она учтиво поздоровалась с идущей мимо леди. — Мама, не стоит об этом, — Эвелин сжала губы. — Я не собираюсь обсуждать с тобой Имшаэля. Я катила коляску, стараясь не выдавать интереса к разговору. Значит, все же что-то не так со светловолосым лордом. — Я слежу за ним, моя дорогая. Он не ест. Не пьет. Не посещает Церковь. Не верует в Создателя. Ведет себя странно. Я специально пригласила жрицу Иридию, чтобы она проверила, и та сказала, что Имшаэль… — Мама! — …одержимый! Эвелин замерла, гневно глядя на мать. Я осторожно пристроилась позади них, ловя каждое слово. — Я попросила рыцаря-капитана Мердока помочь. — Ты же не пригласила его к нам домой, я надеюсь? — Именно так я и поступила. Сер Мердок с отрядом навестит твоего мужа и со всем разберется. Если он одержим, то… — Он убьет его, — пробормотала Эвелин, лихорадочно стискивая пальцы. Ровена, словно почуяв настроение матери, нервно захныкала. — Прости, Эвелин. Рыцарь-капитан знает, что делать. — Ты не поняла. Имшаэль убьет его. И всех пришедших с ними храмовников. — Так ты знала?! И привезла сюда одержимого! Испугавшись возгласа леди Тревельян, малыши Роальд, Ровена и Реймонд открыли глаза, тихо пискнули … и на глазах ошеломленных прохожих взмыли вверх, превратившись в стайку крошечных черных воронят. 7. (Это письмо так и осталось неотправленным) Инквизитор металась по комнате, заламывая руки. Ее лорд-супруг (или все-таки демон?) невозмутимо сидел в кресле, попивая что-то из кубка. С улицы доносились крики, площадная брань, треск ломаемых ворот. Понятно, у соседей сдали нервы — не каждый день на лужайке перед твоими окнами валяются расчлененные трупы храмовников. — Ну вот, дорогой, нас снова пришли убивать. Что ты собираешься с этим делать? — спросила леди Эвелин. Бунтовщики с факелами уже разбили окна особняка и вовсю лезли внутрь, размахивая дубьем. Я пряталась под кроватью в комнате леди, и мне было очень страшно. — То же, что и в прошлый раз, дорогая, — невозмутимо ответил Имшаэль. — Прости за неудобства. — Как знаешь! — леди раздраженно махнула рукой и подхватила колыбель с детьми. — Но на этот раз заниматься восстановлением дома будешь сам, с меня довольно! Она хлопнула дверью. Имшаэль допил содержимое своего бокала и поднялся навстречу мятежникам. — Добро пожаловать в Тревельян-холл, — радушно провозгласил он и простер руки. Ослепительная вспышка заволокла небо, и я… Здесь письмо обрывается. Автор этих писем так и не смогла вспомнить, что произошло в Оствике. Но с тех пор стала рассеянной, начала заговариваться, отвечать невпопад, забывать дорогу. Леди Эвелин Тревельян со своим мужем лордом Имшаэлем и тремя близнецами вернулись в Скайхолд и живут там, как ни в чем не бывало (прим. гл. ред.). Встать, суд идет Прошел ровно год с того суда, где утомленная, измотанная и, как потом выяснилось, уже глубоко беременная Инквизитор Эвелин Тревельян приговорила Корифея, Сетия Амладариса, и его подручных, приготовив каждому из них подобающую участь. Самсон, красный генерал, был поручен заботам Искательницы Кассандры, невосприимчивой к лириуму; либерати Кальпернии предстояло искупить свою вину под строгим надзором Блэкволла, Ливиус Эримонд должен был каяться под руководством Вивьен, Сербиса взяла на поруки Сэра, а тело несчастного Мэддокса было передано Дагне для опытов. Но самая жестокая кара была уготована Корифею, развоплощенному, но не уничтоженному. Ради этого Инквизиция даже вынуждена была вновь обратиться за помощью к Ордену Серых Стражей… В этом выпуске мы расскажем вам, как же сложились их судьбы. Конечно же, и речи не могло быть, чтобы мы представились репортерами «Вестника Распутной вдовы», — особенно после предыдущего специального выпуска. К счастью, у леди Мантильон достаточно связей, и мы попали в Скайхолд как надзирающие за порядком содержания особо опасных преступников под эгидой Верховной Жрицы. Разоблачения мы не опасались — Инквизитор с мужем и детьми очень вовремя отбыла в Оствик. В тюрьме, впрочем, мы обнаружили лишь одинокого Эримонда в шипастом ошейнике старательно протирающим замызганный пол рукавом белоснежного дублета, надетого на голое тело. Разговаривать с нами он не пожелал, процедив нечто вроде «Приказ мадам Вивьен», в ответ на наш удивленный вопрос. Больше никого в темнице не нашлось, и мы отправились бродить по крепости. Строгий тюремщик Блэкволла удалось поймать на пороге его жилища, бывшего когда-то конюшней, а ныне ставшего респектабельным двухэтажным домом. Блэкволл как раз протискивался спиной в дверь, придерживая ее ногой, поскольку руки у него были заняты подносом. Мы бесцеремонно втиснулись следом. — Колоссальная работа. Больше ничего общего с конюшенным амбаром. — Да, пришлось отстроить кое-что. Кальперния из Тевинтера, ей непривычен наш климат, она мерзнет. (Наверное и правда мерзнет. Иначе зачем нужна эта роскошная медвежья шкура, расстеленная перед камином. Да-да, в бывшем сарае теперь есть камин, а еще ковры и резные деревянные кресла. На второй этаж ведет широкая лестница, устланная ворсистой дорожкой). — Как продвигается отбывание наказания? — Что? Наказание? А, наказание. О, я доволен. Кальперния очень усердна в искуплении своей вины, она немало времени проводит на коленях, трудится ночами напролет… — А что на подносе? — Скромный завтрак для заключенной. (Из-под крышек доносятся ошеломляющие запахи). — И что же тут? — Ничего особенного. Оленина с ежевичным соусом, обжаренная в травах морковь, пудинг с клубничным кремом и мятный чай с капелькой лугового меда. Как видите, очень скудная трапеза, как и полагается пленнице. — Блэкволл! (На лестнице появилась Кальперния, одетая в легкую кружевную накидку, небрежно перехваченную поясом. Ткань накидки оказалась настолько тонкой, что нам пришлось смотреть в другую сторону, дабы не смутиться, если вы понимаете, о чем речь). — Что за ужасная манера бросать меня одну в холодной постели? — Прости, моя леди. Я принес тебе завтрак, и немного подзадержался. (В голосе Блэкволла поразительно много смущения как для тюремщика. Невольно закрадывается подозрение: а нет ли между этими двумя чего-то большего? Какой пикантный момент!) — Не сочтите за грубость, почтенные, но я тут немного занят. — Блэкволл бесцеремонно вытолкал нас наружу (мужлан есть мужлан). Дверь за ним захлопнулась, но мы немного понаблюдали в замочную скважину и выяснили кое-что интересное, о чем расскажем в следующем специальном выпуске. (P.S. Неужели этим удобно заниматься на лестнице?) Неожиданный поворот Кассандра Пентагаст не дала согласия на встречу, поэтому пришлось пойти на хитрость. К счастью, интенданты любят золото все так же сильно, и никакой конец света этого не отменит. За три золотых интендант Моррис дал нам дубликат ключа от ее покоев, а еще за два золотых сверху — поведал пару пикантных подробностей еще об одном узнике Скайхолда. — Нам бы взглянуть на могилу Мэддокса… — Зачем он вам? — быстро спросил Моррис. — Он ведь не заключенный. — Он был осужден, и мы укажем в отчете данные о его последнем пристанище. — А нету могилы, — интендант скосил честные до мутности глаза к переносице. — Гм… Как же так? Ведь тело было передано чаровнице Дагне? — Да. И чаровницы Дагны тоже нету. Моррис явно желал еще мзды, но мы и так выбились из бюджета, поэтому вместо денег пришлось пообещать ему подшивку «Грязных секретов», распространяемых по закрытой подписке. Как выяснилось, то ли Мэддокс изначально был не совсем мертв, как все думали; то ли Дагна в порыве научного рвения вызвала его к жизни — неизвестно, да только он ожил и сбежал. Вместе с Дагной. Тут Моррис явно знал больше, чем говорил, но больше мы от него ничего не добились. (Наведя справки, мы выяснили, что интендант Моррис тайком сдал один из принадлежащих Инквизиции домов в Вал Руайо молодой супружеской паре формари, но это, разумеется, ничего не означает). Кладовая порока Путь к дому Кассандры лежал мимо «Таверны Вестника», где за сдвинутыми столами играли в «бутылочку» красные храмовники и «Боевые Быки». (Зрелище не для слабонервных, мы бы и описали это подробнее, но у нас даже рубрики подходящей для этого не придумано). —… твоя очередь! Мы очень осторожно проникли внутрь и спрятались в темной, пропахшей затхлостью кладовой, оставив узкую щелочку, чтобы видеть происходящее. Самсон! Все такой же вызывающе красноглазый, только без своего внушающего страх краснолириумного доспеха, а голый до пояса. Сидящая напротив Кассандра презрительно хмыкнула, склонилась над столешницей и втянула носом алый порошок, выложенный двумя длинными продольными полосами. Глаза у нее почему-то тоже были красные. — И как тебе это удается? — задумчиво поинтересовался Самсон, насыпая очередную красную дорожку. — Потому что Искатели имеют сопротивляемость к лириуму, я же рассказывала, — пояснила Кассандра. — Еще по одной? (Язык у нее при этом отчетливо заплетался). — Точно, я и забыл. Да, давай. — Забавная мысль с порошком. Но так делали не всегда? — Обычно мы его пили. — Я помню, как в храме Думата мы нашли твои пустые бутылочки из-под этого пойла, — Кассандра хихикнула. — Вылизанные досуха. Мне до сих пор интересно, как у тебя это получалось. — У меня была обширная практика в этом вопросе. — Самсон поднялся. — Могу показать. Иди сюда. Это было красиво и романтично: он прижал Кассандру к стене, преодолевая ее слабое сопротивление, и по несчастливой случайности, вместо стены ему подвернулась дверь нашей кладовой, которая немедленно захлопнулась. Сидя в кромешной темноте, мы слушали вздохи и звуки поцелуев, затем Самсон спросил что-то вроде «тебе это никогда не надоедает, верно?», и они переместились в спальню. Хорошая новость: судя по доносившимся до нас стонам, процесс излечения проходил превосходно. Плохая новость: дверь в кладовую захлопнулась, а ручки внутри не оказалось, поэтому мы провели взаперти два дня, страдая от голода, жажды, будучи вынужденными незримыми свидетелями интимных развлечений Самсона с Кассандрой, пока нас не выпустил сердобольный интендант, догадавшийся, куда мы пропали. Очень хорошо, что мы сразу не отдали Моррису всю обещанную сумму. (Мы до сих пор боимся темноты. И лириума. Но темноты все равно больше). Ах, эта свадьба! Выйдя на свободу, мы попали в водоворот музыки и танцев. Скайхолд вовсю праздновал, такое, конечно же, мы пропустить не могли. Вы не поверите, но — это была свадьба! И она была в самом разгаре. Мы растолкали столпившихся зрителей. — Согласна ли ты, Солона Амелл… Каллен, разодетый в парадный генеральский мундир, нежно сжимал тонкую руку рыжеволосой девушки в белом платье. Увитый алыми розами алтарь был оцеплен отрядом солдат и магов с посохами наготове. Чуть поодаль виднелся причудливый свадебный торт в виде трона. Жрица, ведущая брачную церемонию, торжественно зачитывала слова супружеской клятвы. — Нет! Ни за что! Завидев нас, невеста вырвалась, бросилась к нашим ногам, нещадно сминая пышные белые юбки, и бессвязно забормотала. — Cлушайте, не отдавайте меня ему, умоляю! Я не она, я не тот, за кого вы меня принимаете. Я Старший. Я Корифей. Сетий Амладарис! Я заключен в этом теле! Она Страж, и ее тело — моя темница. Я виновен, казните меня! Я на все согласен. Только не отдавайте ему, не губите! Каллен, ласково улыбаясь, обнял ее сзади, приподнял и поволок к алтарю. — Ты не в себе от счастья, любовь моя. Это пройдет. Она согласна, — пояснил он улыбающейся жрице. — Продолжайте. С тяжелым сердцем покинули мы церемонию. Да, Сетий Амладарис, мятежный магистр из Тевинтера, более известный как Старший, совершил множество преступлений, но и наказание оказалось под стать его злодеяниям. Леденящий душу крик Корифея, увлекаемого твердой рукой Каллена в покои для проведения первой брачной ночи — навсегда останется в наших сердцах и в нашей памяти. P.S. Побеседовать с Сэрбисом нам так и не удалось, но, покидая Скайхолд, мы обнаружили, что нас обокрали: похитили деньги, письменные принадлежности, ценные вещи и даже нештопаные ношеные чулки, а вместо всего этого оставили горсть липких жеваных фантиков из-под конфет с криво написанным на каждом из них неприличным словом. Значит, с Сэрой и Сэрбисом тоже все в порядке. Ваши Б. и С., специальные корреспонденты «Вестника «Распутная Вдова»

@темы: Кассандра, Каллен, Корифей, Дагна, Мэддокс, гет, Самсон, Блэкволл, ж!Тревельян, Кальперния, Имшаэль, Secret Santa 2015/2016

---

Для Батори

[Orlesian warden]

Для:  Батори От: Nagi Frost Название: «Огни большого города» Пейринг/герои: ж!Хоук Категория: джен Рейтинг: R (за пропаганду курения) Техника: цифровая живопись Предупреждение: modern-AU Комментарий автора: С Новым годом!

@темы: арт, м!Хоук, джен, Secret Santa 2015/2016

---

Для Мэй_Чен

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Мэй_Чен От:  Aurus Название: «Зимние неожиданности» Пейринг: М!Хоук/Фенрис, Варрик, Изабела, Андерс, Мерриль Категория: слэш Жанр: юмор, флафф Рейтинг: PG-13 Размер: миди, ~4700 слов Предупреждение: автор нагло воспользовался чужой идеей об особенностях эльфов в зимний период, поэтому на всякий случай предупреждает об АУ в рамках канона; действие происходит во втором акте после "Горькой пилюли" Комментарий автора: автор желает получателю хороши праздников и поздравляет с новым годом Фенрис, на скромный и абсолютно непредвзятый взгляд Хоука, был близок к совершенству настолько, насколько это вообще возможно. В нём было прекрасно абсолютно всё – от пронзительного взгляда вечно настороженных зелёных глаз и до неуместного смеха над глупыми шутками; конечно, многие могли бы с ним поспорить на этот счёт – Андерс, например, даже после многих лет тщетных попыток не оставлял надежды его переубедить – но сам Хоук считал, что даже те несовершенства, которые игнорировать было невозможно (чрезмерное пристрастие к алкоголю, порой излишняя вспыльчивость, стойкое нежелание обращаться к Андерсу даже с серьёзными ранениями), лишь добавляли Фенрису определенный шарм. Единственный недостаток, который его искренне огорчал, заключался в том, что Фенрис не переносил зиму. В какой-то степени, правда, Хоук мог его понять – зима в Киркволле оставляла желать лучшего; несмотря на то, что она всегда была его любимым временем года, в свой первый год в городе Цепей Хоук попросту не заметил её наступления. О том, что он благополучно пропустил Сатиналию за бесчисленными поручениями Алых Клинков, он узнал только от матери задним числом – не то чтобы у них были условия как следует отпраздновать; негостеприимный дом Гамлена, мягко говоря, не слишком располагал к радостной атмосфере, да и с учетом событий минувшего года настроение вполне соответствовало погоде за окном – вместо пушистого снега с неба то и дело моросил мелкий, колючий дождь, а промозглый ветер бил в лицо независимо от направления движения. Так что отсутствие у Фенриса тёплых чувств к этому безрадостному периоду, в принципе, было объяснимо, но всё равно задевало. Возможно, потому, что Хоук, несмотря ни на что, отчаянно пытался сохранить праздник в душе, и то, что Фенрис его эмоций не разделял, огорчало куда сильнее практически отсутствующего снега и прочих перипетий, сопутствовавших зиме в Киркволле. Разумеется, Хоук не был бы собой, если бы не пытался это изменить; его не останавливало даже то, что все его попытки как-либо повлиять на отношение Фенриса если не к зиме в целом, то хотя бы к Сатиналии, традиционно разбивались о стену безразличного непонимания и оборачивались провалом. – Оставь ты уже эльфа в покое, – дружелюбно посоветовал Варрик, присаживаясь рядом с Хоуком перед костром и устраивая Бьянку у себя на коленях, придирчиво разглядывая приклад. – Сомневаюсь, что истребление рогатых чудиков на Штормовом берегу может привить дух Сатиналии хоть кому-то, так что ты зря тащишь его на каждую вылазку. Хоук вздохнул, повертел в руках один из своих кинжалов и пожал плечами. – Он уже третий раз подряд отказывается куда-либо с нами идти, – пожаловался он. – По крайней мере, дальше Нижнего города. Мне кажется, он меня избегает. – А мне кажется, что у тебя паранойя, – возразил Варрик. – Ему просто не хочется тащиться в такую погоду в эту создателем забытую дыру, и я, честно говоря, его понимаю. – Я думал, весь Киркволл – это создателем забытая дыра, – хмыкнул Хоук и протянул руки поближе к костру. – И друзья – единственное, что есть в ней хорошего. – Господи, Хоук, я даже в романах Варрика ничего настолько сентиментального не припоминаю, – хихикнула Изабела, приземляясь рядом и бесцеремонно закидывая его руку себе на плечи. – Дай угадаю, речь снова о любви всей твоей жизни? Хоук издал протестующий звук, но под её одновременно насмешливым и участливым взглядом быстро сдался и возражать не стал. – Хоук переживает, что Фенрис больше не ходит с ним развлекаться, – поделился Варрик; Изабела задумчиво выгнула бровь, заглядывая Хоуку в лицо снизу вверх. – Неужели? А я думала, что всё как раз наоборот – или он просто так теперь таскает твой фамильный герб на поясе и красную повязку на запястье, мм? Хоук почувствовал, как к лицу приливает краска, и скорчил гримасу. Что означали оба этих жеста со стороны Фенриса он не знал и старался не думать об этом – после смерти Адрианы и проведённой вместе ночи их отношения вполне закономерно изменились, хотя и не в ту сторону, на которую он рассчитывал. Фенрис ушёл, а Хоук постарался не придавать всему этому никакого значения и вести себя с ним, как и раньше – то есть остаться хорошими друзьями; и всё было бы прекрасно, если бы на следующий день на запястье Фенриса не было этой злополучной повязки, которую он в шутку повязал ему на руку той ночью, а на его поясе не красовался бы герб Амеллов. При этом сам Фенрис, несмотря ни на эти детали, ни на попытки Хоука вернуть их отношения в прежнее русло, лишь больше отдалялся с каждым днём, чем повергал его почти что в отчаянье. Приближающаяся Сатиналия, как казалось Хоуку, была прекрасным поводом помириться, поэтому за попытки организовать Фенрису приятные воспоминания, связанные с зимой, он взялся с удвоенной силой. – Ривейни, – укоризненно вздохнул Варрик, видимо, заметив, как помрачнел Хоук. Изабела фыркнула и пожала плечами, выбираясь из-под тяжелой руки и потягиваясь. – Пойду дальше донимать нашего любимого капитана стражи, – объявила она, направляясь в сторону палаток. – Из вас сегодня на редкость унылая компания. – Она в чём-то права, – согласился Варрик. – Да, – понуро кивнул Хоук. – Вы с Бьянкой сегодня совсем не в духе, я тоже заметил. ~*~*~ – Фенрис! – крикнул Хоук, замявшись на пороге заброшенного особняка и запоздало подумав, что, пожалуй, стоило сначала постучать, а не привычно вскрывать замок. – Ты дома? Несколько минут было тихо; он уже почти решил, что пришёл не вовремя, когда в холле послышались шаги. – Хоук, – угрюмо поприветствовал его Фенрис, замирая в дверях вестибюля, и фыркнул, окинув его прохладным взглядом. – Я бы пригласил тебя войти, но ты, похоже, и сам с этим справился. – Я… да, – Хоук смущенно прочистил горло, а затем, вспомнив, зачем он пришёл, торопливо протянул вперёд руки: – Я принёс пирог! – Пирог? – Фенрис моргнул, по-видимому, озадаченный таким поворотом событий. – Яблочный, – подтвердил Хоук и кивнул на сверток в вытянутых руках, – Орана испекла – мама всегда готовила такой перед Сатиналией, и я подумал… ты же любишь яблоки. Фенрис нахмурился и переступил с ноги на ногу, подозрительно глядя на пирог. Хоук поспешно откинул край полотенца, в которое было завернуто блюдо с пирогом, и продемонстрировал ему румяный край; Фенрис перевёл недоверчивый взгляд с пирога на Хоука и обратно, а потом покачал головой. – Спасибо, – коротко сказал он. – Но я не голоден. Теперь растерялся Хоук – разумеется, он пришёл не за благодарностью и не ждал какого-либо яркого проявления эмоций, но и того, что Фенрис откажется, тоже не ожидал; в конце концов, кто отказывается от пирога? – Его не обязательно есть прямо сейчас, – на всякий случай уточнил он, а затем добавил, неожиданно сообразив, в чём может заключаться причина отказа: – Я не навязываюсь на угощение, это просто… тебе. Судя по тому, как забавно дёрнул ушами Фенрис, Хоук всё понял правильно; это было немного обидно – даже не столько из-за явного нежелания терпеть его общество, сколько из-за того, что Фенрис был столь низкого о нём мнения. – Не в этом дело, – перебил его мысли эльф, нахмурившись сильнее. – Я просто… не стоило, Хоук. – Это из-за Ораны? – Хоук подозрительно прищурился. – Я же уже сказал, что плачу ей, вовсе не обязательно каждый раз… – Хоук! – резко оборвал его Фенрис. – Давай сюда пирог, – буркнул он, быстро преодолевая оставшиеся между ними несколько шагов и выхватывая угощение. – Спасибо, – неохотно добавил он, поколебавшись; на секунду Хоуку показалось, что он покраснел, но скорее всего это была лишь тень от криво прибитой к оконному проему доски. – Не за что, – Хоук неуверенно улыбнулся и попятился к выходу. – Приятного… аппетита. О дальнейшей судьбе пирога он постарался не думать, только понадеялся, что тот хотя бы не сразу отправится на помойку. Правда, судя по выражению лица Фенриса, надежда эта была слабой. ~*~*~ – Сегодня вечер «порочной благодати», – буднично сообщил Хоук, разглядывая разложенные на прилавке кинжалы и краем глаза наблюдая за хмурым Фенрисом, которого он встретил на торговой площади. Тот явно не горел желанием общаться, но по крайней мере позволил к нему присоединиться – хотя что он там делал, Хоуку узнать так и не удалось. – Мм, – безразлично пробормотал Фенрис, скользя невидящим взглядом по выставленным на стойке баночкам со средствами для ухода за оружием. – Не хочешь к нам присоединиться? – продолжил Хоук, на сей раз полностью переключив внимание на эльфа. – Мы так давно не… – Нет, – коротко ответил Фенрис, молча кинул на прилавок несколько монет и ткнул пальцем в жидкость для полировки мечей; торговец, очевидно, решив не связываться с мрачным эльфом, так же молча протянул ему склянку и сдачу. Фенрис сунул и то, и другое в кошель на поясе – Хоук старательно проигнорировал висящий возле неё герб – и молча пошёл по направлению к своему особняку, не прощаясь. – Приятно было поболтать, – иронично протянул Хоук, провожая взглядом его спину. – Ваш друг, кажется, не в настроении, – прокомментировал торговец; Хоук фыркнул и отвернулся, стараясь не проявлять задетых чувств. – Это настроение не в моем друге, – буркнул он. – Хотелось бы мне знать, где он его потерял… ~*~*~ По правде говоря, в том, что зимой Фенрис упорно отказывался куда-либо выбираться, а когда Хоуку всё-таки удавалось его вытащить на то или иное приключение, был исключительно мрачен и не стеснялся всем своим видом демонстрировать своё неудовольствие быть втянутым в гущу событий, не было ничего удивительного. Это повторялось из года в год, сколько Хоук его помнил – но в этот раз он превосходил самого себя. – Я не хотел этого говорить, – начал Варрик, приближаясь к Хоуку и поглядывая на оставшийся чуть в отдалении лагерь, – но… – А по-моему, как раз очень хотел, – пробормотал Хоук, не глядя на него и пытаясь оттереть кровь – по счастливой случайности, не свою – с доспехов. – Но я предупреждал, – со вздохом закончил Варрик. – Не стоило тащить его, если он так упирался. – Мне не нравится, что он безвылазно сидит в своем особняке, – тут же запротестовал Хоук. – По-твоему, будет лучше, если он убьётся на Рваном берегу? Я знал, что у вас не всё так гладко, но не думал, что настолько, – гном широко ухмыльнулся и увернулся от вялого удара в плечо, а затем посерьёзнел. – Кроме шуток, Хоук – эльф явно не в форме и не в духе; не убьётся сам – угробит нас. Ты правда этого хочешь? Хоук покосился на свежий шрам на предплечье, на месте которого только недавно была довольно серьёзная раной – по счастью, с ними был Андерс, так что внезапная стычка с бандитами хоть и не обошлась без потерь, но уже не грозила неприятными последствиями. А ведь он всего лишь планировал собрать некоторые травы по очередному поручению Солвитуса; это должна была быть приятная вылазка на природу, не более того – но всё пошло прахом, когда на них напали контрабандисты лириума, очевидно, потревоженные их присутствием. Обычно подобная схватка была короткой и годилась разве что на разогрев – тем более когда с ними был Фенрис, уничтожавший врагов молча и молниеносно, но в этот раз он действовал настолько не в такт с остальными, что от него было больше вреда, чем пользы, и бандиты не преминули этим воспользоваться. Разумеется, в конце концов им всё равно удалось одержать верх – но гораздо большей ценой, чем обычно. Впрочем, больше всех, весьма закономерно, пострадал сам Фенрис, над которым сейчас колдовал Андерс – как ни странно, оставив все едкие замечания при себе; то ли всё было настолько плохо, что он оставил издевки на любимую тему на потом, то ли поведение Фенриса настолько его разозлило, что он тратил все силы на то, чтобы сдержать Справедливость – Хоук был не уверен, что хочет знать ответ, и постарался уйти подальше от импровизированного лагеря, чтобы хоть как-то скрыть собственную удушающую тревогу. И заодно – накатывающее раздражение. Он был готов понять многое – нежелание общаться с ним наедине и даже в компании друзей, сезонную неприязнь к природе и разнообразным поручениям, но того, что Фенрис пойдёт на подобную диверсию только из принципа, Хоук не ожидал никак. В конце концов, он никогда не настаивал, если Фенрис говорил «нет» – если ему так опротивело общество друзей, он мог бы сказать об этом прямо, и Хоук прекрасно бы его понял и оставил в покое; вовсе не было необходимости в столь наглядной… демонстрации того, где он их всех видел. Впрочем, чем бы Фенрис ни руководствовался, им всё равно предстоял разговор, хмуро подумал Хоук, покосившись в сторону лагеря. Но позже. Когда они будут одни – потому что он догадывался, что так или иначе, речь зайдёт об их… отношениях, или об их отсутствии, а посвящать друзей во все подробности их ситуации он не горел желанием. Всю обратную дорогу на следующий день Фенрис молчал, решительно игнорируя как вполне дружелюбные подначки Варрика, так и долгие взгляды Хоука – который, несмотря ни на что, не мог не переживать за непривычно тихого эльфа, и даже заверения Андерса в том, что его здоровью ничего не угрожало, Хоука не могли переубедить. Когда они добрались до Верхнего города, вместо того, чтобы свернуть к своему поместью, Хоук пошёл за Фенрисом. Тот лишь одарил его коротким безразличным взглядом. – Я провожу тебя, – пояснил Хоук; Фенрис склонил голову набок и пожал плечами. – Как пожелаешь, – пробормотал он, очевидно, решив не тратить время на препирательства. – Мне кажется, нам надо поговорить, – хмуро сказал Хоук, когда они были у заброшенного особняка. Фенрис молча пропустил его внутрь и закрыл за ними дверь, тяжело привалившись к ней спиной и складывая руки на груди. – О чём? – Об этом, – Хоук раздосадованно всплеснул руками и прошёлся по захламленному вестибюлю. – О тебе. Что происходит, Фенрис? – Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – Фенрис недовольно нахмурился, наблюдая за ним от двери. Хоук замер и развернулся к нему лицом, обвиняюще ткнув в его сторону пальцем. – Сначала ты меня – всех нас – игнорируешь неделями, потом неожиданно соглашаешься присоединиться к нам, – он прищурился, делая шаг в сторону напряженного эльфа, – и ради чего? Ради того, чтобы показать, насколько сильно ты больше не хочешь иметь с нами дела? – Хоук поморщился, услышав, как в его голосе сквозит обида, но Фенрис, похоже, не обратил на это внимания – он ощерился и подобрался, тоже делая шаг вперёд. – Ты хочешь сказать, – прошипел он, – что я нарочно… подставил вас вчера? Хоук смотрел на него исподлобья, ничего не отвечая. Фенрис медленно выдохнул через нос, раздувая ноздри, а потом тихо выругался на родном языке и пошёл внутрь особняка, грубо задев Хоука плечом, проходя мимо. – Приятно знать, какого на самом деле о тебе мнения твои друзья, – процедил он, не оборачиваясь. – Фенрис… – неуверенно позвал Хоук, враз потеряв запал. С такой стороны, разумеется, он об этом не думал – слишком зол был на Фенриса за то, что тот так подставился в идиотской драке с бандитами, за то, что чуть не умер (Андерс уверял, что рана была не такой и серьёзной, но Хоук был уверен, что это лишь для его спокойствия), за то, что испугал его и за то, что предпочёл пойти на такое, чтобы наверняка отделаться от навязчивого внимания Хоука. – Оставь меня в покое, Хоук! – рявкнул уже с лестницы Фенрис, когда Хоук попытался пойти за ним. – Убирайся из моего дома. Что ж, он совсем недавно думал о том, что уважает решения Фенриса; поджав губы, Хоук молча кивнул и побрёл к выходу, старательно игнорируя неприятное ноющее ощущение в груди. ~*~*~ После их разговора Хоук больше не беспокоил Фенриса, и тот, по-видимому, был сложившейся ситуацией вполне доволен, поскольку ни разу с тех пор не дал о себе знать. Хоук боролся с отчаянным желанием проведать его, чтобы убедиться, что всё в порядке – с каждым днём это желание было сильнее, а беспокойство росло, но он действительно был полон решимости доказать, что готов принять даже отказ, и потому пытался от этих нерадостных мыслей отвлечься любым способом. – Интересно, где пропадает Меррил, – он чуть нахмурился, пытаясь вспомнить, когда последний раз видел долийку, безразлично глядя на свои карты. Игра не спорилась; последние несколько вечеров он был немногим лучше Андерса, к вящей радости Варрика и Изабелы. – Думаю, у неё спячка, – рассеянно отозвался Андерс, хмуро изучая собственный расклад. Когда Хоук фыркнул, он поднял на него взгляд и вскинул брови: – Что? – О, я бы на это посмотрела, – промурчала Изабела, подавшись вперёд, а затем смешно сморщила нос, покачав головой. – Впрочем… когда я думаю о том, как она спит, свернувшись калачиком, в голову приходит только «мило». – И ни одной грязной мысли? Ривейни, – со смехом изумился Варрик, – я потрясен. – Этого я не говорила, – Изабела подмигнула и отсалютовала ему кружкой эля. – Просто это один из тех редких случаев, когда их не хочется развивать. – Ты просто жалеешь, что не тебе пришло в голову пошутить про спячку, – подколол её Хоук и усмехнулся Андерсу, наблюдавшему за дружеской перепалкой в некотором замешательстве. – Вы же понимаете, что это не шутка? – осторожно поинтересовался он. Хоук моргнул; Изабела захихикала в кулак. – Какие уж тут шутки, – дружелюбно хмыкнул Варрик. – Мы все знаем, как важен сон, Блондинчик. В отличие от тебя; ты выглядишь так, словно последний раз нормально спал… я бы сказал «год назад», но год назад мы уже были знакомы, и ты выглядел не лучше, – он прищурился, разглядывая Андерса. Тот закатил глаза и повёл плечом. – Некоторые с годами не меняются, – с притворной напыщенностью протянул он, а потом слабо улыбнулся и снова посмотрел на Хоука: – Но я серьёзно. Некоторые эльфы… вроде как впадают в спячку время от времени. – В каком смысле? – медленно переспросил Хоук, непонимающе глядя на мага; тот удивлённо перевёл взгляд с него на притихших Изабелу и Варрика. – В прямом, – Андерс пожал плечами. – Разумеется, это происходит не совсем как у животных, насколько мне известно, и у каждого по-разному, но… многие эльфы в определенные моменты времени испытывают особенно выраженную сонливость, кто-то может спать неделю, не просыпаясь – это как-то связано с их происхождением, – он поерзал под недоумевающими взглядами друзей. – И историей… если хотите знать точнее, то вам к Меррилл, – не выдержал он. – Я вообще об этом знаю только потому, что я всё-таки целитель, и… с разным приходилось сталкиваться. – Говорят, древние эльфы умели впадать в сон на века, – задумчиво протянул Варрик, откидываясь назад на стуле и складывая руки на груди. – Я когда-то слышал об этом. – Да, – Андерс кивнул. – Что-то вроде того. Довольно странная особенность – с телом всё абсолютно в порядке, но все процессы словно замедляются, и проснуться оно не может; я первый раз тоже не на шутку испугался, пока не узнал, что это нормально, – он рассмеялся и покачал головой, видимо, вспоминая. Он продолжил что-то рассказывать, одушевлённый чужим любопытством, но Хоук уже не слушал. В голове что-то щёлкнуло; под ложечкой неприятно засосало. – Ты говоришь, что у каждого по-разному? – перебил он Андерса, который, судя по оживлённой жестикуляции и хитрому блеску в глазах, вспоминал что-то забавное и не очень приличное; тот замер на полуслове и склонил голову набок, задумавшись. – В принципе, да, – подтвердил он. – Скорее всего, из-за этого многие люди и не замечают ничего необычного – если бы весь эльфинаж в один момент погружался в сон на пару недель, думаю, это давно стало бы достоянием общественности. Но беспробудным сном спят единицы – в основном мне встречались те, кто просто быстрее устает и кому требуется больше сна в такое время, но в целом они продолжают жить как обычно. Я уверен, что с Меррилл ничего не случится, – добавил он, очевидно, прочитав что-то на лице Хоука. И Варрик, и Изабела подозрительно прищурились, как один переведя на него взгляды; Хоук поспешно вскочил на ноги, понимая, что другие разбойники могут оказаться гораздо проницательней Андерса и быстро свяжут его неожиданный интерес с тем, кому на самом деле он был адресован. – Я всё же… схожу её проведать, – неловко выдал он, ретируясь к двери. – Проверю, всё ли в порядке, и… всё такое. – Она маг крови, – скривился Андерс. – Я уверен, что она сумеет за себя постоять, если что. – Да, но мне так будет спокойнее, – выпалил Хоук и наконец-то скрылся из виду, провожаемый озадаченными взглядами. ~*~*~ Справедливости ради стоит сказать, что к Меррилл он действительно заглянул – та открыла ему дверь, отчаянно зевая и кутаясь в теплый плед, и по слегка заторможенному взгляду её сонных глаз Хоук понял, что задавать какие-либо вопросы относительно особенностей эльфийского метаболизма в данный момент просто бессмысленно. Вместо этого он просто пожелал ей хорошего сна – тронутая Меррилл настолько расчувствовалась, что даже немного проснулась – и поспешил в Верхний город. Если подумать, то это… многое объясняло. Фенрис был гораздо более заторможен, чем обычно; Хоук списывал это на его нежелание общаться, но если то, что сказал Андерс, было правдой… То это многое объясняло. И ещё делало его полным идиотом. Хоук не стал утруждать себя стуком в дверь, рассудив, что Фенрис скорее всего либо не отзовется, либо встретит его во всеоружии (хотелось бы надеяться, что лишь в переносном смысле, но после их последней встречи Хоук в общем и целом понял бы, если бы Фенрис решил прибавить к своим словам более… весомый аргумент). Вместо этого он снова тихо вскрыл замок и бесшумно пробрался внутрь, обходя оставленные эльфом ловушки, часть из которых помогал ему делать сам. В доме было тихо. Обычно он нарочно старался производить побольше шума, чтобы оповестить незаконного владельца особняка о его присутствии, но даже если он этого не делал, Фенрис всегда чувствовал, когда кто-то проникал в дом – жизненная ситуация заставляла его всегда быть настороже; тем не менее, в этот раз Хоука никто не встретил. Он так же тихо прошёл вглубь особняка и поднялся по ветхой лестнице, неуверенно замерев перед единственной более-менее обжитой комнате. – Фенрис? Из комнаты раздался звук бьющегося стекла и приглушённая ругань, а в следующий момент Фенрис стоял перед ним, широко распахнув глаза и придерживаясь за дверной проем. Выглядел он… усталым, виновато заметил Хоук. Усталым, растрепанным и пойманным врасплох, и оттого едва ли не впервые на его памяти искренне напуганным – впрочем, его выражение быстро сменилось на раздраженное, и эльф ощерился, подбираясь и расправляя плечи. – Хоук? Что тебе нужно? Хоук много чего мог сказать – например, что снова хотел поговорить, потому что в последний раз получилось у них не очень, или что пришёл извиниться за то, что вёл себя, как последний урод. – Ты правда впадаешь в спячку? – выпалил он вместо этого и с трудом удержался от того, чтобы немедленно спрятать лицо в ладонях. Раздражение на лице Фенриса медленно сменилось недоумением; он высоко вскинул брови, странно глядя на Хоука, а затем недовольно дернул ртом, отходя внутрь комнаты. – Как видишь, – иронично фыркнул он, с досадой разглядывая осколки разбитой бутылки на полу, – я вполне себе бодрствую. – Да, но… Андерс сказал, – неуверенно начал Хоук, проходя за ним, но Фенрис тут же перебил его, резко развернувшись и сердито нахмурившись: – И ты, конечно же, веришь всему, что несёт этот одержимый. – Сказал, – упрямо продолжил Хоук, – что эльфы… что для эльфов это вроде как нормально, что они… – Не могут контролировать себя и обречены несколько недель в году существовать в полуосознанном состоянии? – снова грубо оборвал его Фенрис. – Что ж, тут маг не соврал. Что теперь? Пришёл поглумиться? Или посмотреть на… экзотику? – выплюнул он, и Хоук вздрогнул, виновато потупив взгляд. – Пришёл извиниться, – честно сказал он то, с чего, вероятно, следовало разговор начать. – Я правда не знал, Фенрис, я думал, что ты… – Настолько ненадежен, что могу в любой момент вас убить? – Что ты избегаешь меня! – выпалил Хоук. – Почему ты никогда не говорил об этом? Несколько невыносимо долгих секунд Фенрис молча буравил его взглядом, в котором решительно невозможно было что-либо прочитать, а затем вздохнул, разом обмякнув, и упал на продавленный матрас, служивший ему кроватью. От одного его вида у Хоука заныла спина, и он заподозрил, что даже если Фенрис относился к эльфам, которые могли проспать неделю кряду, то сделать это в подобных условиях было практически невозможно. – Тут не о чем говорить, – устало пробормотал Фенрис, проводя руками по растрепанным волосам. – Я привык справляться с этим состоянием, но… до Киркволла это было проще – в Тевинтере зимы гораздо теплее, – скривился он, опуская взгляд. – Тем не менее, это ничего не меняет, и я не вижу причин, по которым подобная информация могла бы быть стоящей. – Это же ты, – Хоук недоуменно моргнул и осторожно подошёл ближе, присаживаясь на корточки перед уставившимся в пол эльфом. Он протянул руку и нерешительно коснулся его пальцев; Фенрис вздрогнул, но затем, к его удивлению, развернул кисть и мазнул пальцами по его ладони. – Всё, что тебя касается… для меня это важно. Он бережно обхватил запястье Фенриса, почувствовал, как подскочил пульс под алой повязкой и поднял глаза, встречаясь с настороженным взглядом. Фенрис вздохнул и отвернулся первым, но Хоук успел заметить легкий румянец на его скулах и на кончиках ушей. – Хоук… – Я просто хочу быть рядом, – торопливо сказал он, отпуская его руку. – Неважно, кем я буду для тебя – но я хочу знать, что происходит в твоей жизни, и я хочу знать, как я могу сделать её лучше – или хуже, – его губы дрогнули в улыбке. – Если бы ты объяснил, почему так не хочешь никуда выходить, я бы оставил тебя в покое. На этот раз улыбнулся Фенрис. – Не знаю, – протянул он, и, чуть поколебавшись, взял Хоука за руку и потянул, приглашая сесть рядом. – То, что меня больше обычного клонит в сон в это время, не значит, что мне неприятно… внимание. В его словах, несмотря на шутливый тон, сквозила неуверенность, и хотя его взгляд потеплел, он по-прежнему смотрел на Хоука настороженно, будто чего-то ожидая; когда Хоук, решив рискнуть, приобнял его за плечи, он мгновенно расслабился и прижался к его боку, прикрывая глаза и пряча лицо у него на груди. Хоук погладил его по плечу и несмело улыбнулся, с трудом сдержавшись от того, чтобы поцеловать его в висок. – И как это всё проходит? – Постоянно хочется спать, – со вздохом пробормотал Фенрис. – Сколько бы ты ни спал, ты всё равно… словно живёшь в полусне. – Неудивительно, если ты спишь на этом, – не сдержался Хоук; Фенрис поднял голову и выгнул бровь. – Приглашаешь меня к себе в кровать? – Что… Нет! – Хоук густо покраснел и нервно рассмеялся. – То есть, не то чтобы я был против, но я думал – я всегда буду рад видеть тебя у себя, – честно сказал он. – Ничего личного, но мне кажется, что в моём поместье проспать несколько месяцев было бы гораздо приятнее, чем здесь. И вовсе необязательно в моей кровати – если ты сам не хочешь, – с ироничной улыбкой добавил он, теряясь под пристальным взглядом эльфа. – А что если я хочу? – тихо спросил он; Хоук почувствовал, как пересохло во рту, а Фенрис нахмурился и снова опустил глаза, рассеянно теребя повязку у себя на руке. – Впрочем, это не… – Фенрис, – тихо позвал Хоук, наконец-то вернув дар речи, и осторожно приподнял его голову за подбородок, стараясь не касаться лириумных линий. Он хотел сказать, что для него это важно, всегда было и будет важно, чего хочет сам Фенрис, и что он готов исполнить любое его желание, что готов ждать столько, сколько потребуется – но ничего из этого сказать не смог, потому что Фенрис неожиданно подался вперёд и с рваным вздохом прижался в поцелуе к его губам, обнимая одной рукой его за шею. – Нам… нужно будет об этом поговорить, – хрипло выдохнул он, когда они оторвались друг от друга, и устало уткнулся лбом Хоуку в плечо, слабо усмехнувшись. – Когда я… буду более уверен, что это всё не сон. – Это не сон, – пообещал Хоук, правда, не совсем уверенный в том, кому больше было нужно это уверение – Фенрису или ему самому. – Но просто на всякий случай – ты же знаешь, что я в любом случае буду рад видеть тебя в поместье? Там есть гостевые комнаты, вовсе не обязательно… Фенрис фыркнул и покачал головой, а затем крепче прижался к нему, обнимая его за талию. – Я знаю, – просто сказал он. – Но подозреваю, что в гостевых комнатах нет такой живой грелки. – Это всё, что я для тебя есть? Живая грелка? – притворно обиделся Хоук и получил тычок под рёбра. – Ты только что сказал, что тебе неважно, кем ты будешь, – напомнил ему Фенрис; Хоук усмехнулся и обнял его, устроив подбородок у него на макушке. – Ладно, – согласился он, даже не пытаясь сдержать широкую и счастливую улыбку. – Грелка так грелка, я согласен. ~*~*~ Когда Хоук проснулся следующим утром, Фенрис стоял у окна и с любопытством разглядывал что-то на улице. – Всё… в порядке? – уточнил Гарретт хриплым со сна голосом; Фенрис развернулся к нему лицом и непривычно мягко и сонно улыбнулся, возвращаясь в кровать и без промедления забираясь под одеяло, чтобы прижаться к тёплому Хоуку, словно они провели не одну ночь вместе, просто уснув в тёплой спальне в поместье, а делали это всю жизнь. Хоук немедленно обнял его и зарылся лицом в растрепанные волосы, глупо улыбаясь. – Мм, – Фенрис тихо вздохнул и поцеловал его в плечо. – Снег выпал. Снег в Киркволле, по крайней мере, в пределах города, был не иначе чем чудом, и если бы не пригревшийся и снова задремавший у него на груди эльф, Хоук бы как минимум сам кинулся к окну, чтобы взглянуть на это. Но разморенный и расслабленный Фенрис, доверчиво притершийся к нему во сне, пожалуй, был гораздо бόльшим чудом, и Хоук не нашёл в себе сил его потревожить. Всё-таки что бы ни думал на этот счёт Фенрис, а было что-то особенное в зиме в Киркволле.

@темы: слэш, Андерс, Изабела, Фенрис, м!Хоук, Мерриль, Варрик, Secret Santa 2015/2016

---

Для bettelgeyze

[Weisshaupt Fortress]

Для:  bettelgeyze От:  Astera Orey Название: «Долг верить. Долг исполнять» Персонажи: оригинальные Категория: джен Жанр: кроссовер с «The Witcher» Рейтинг: R Размер: мини (~3000 слов) Предупреждение: насилие, грубая речь Спускались через лес. Ельник был мокрым от недавнего дождя, и под ногами неприятно хлюпало. Тяжёлые ветки так и норовили хлестнуть по лицу, и даже защитные полумаски охотников практически не спасали от недовольной природы. Коней пришлось оставить в деревне, слишком крутым был склон, и теперь Граден всерьёз подумывал о том, что, возможно, стоило бы послушать Мироу и выбрать другой маршрут. Он почти чувствовал, как пробиравшийся следом за ним и сквозь зубы поминавший по матери ведьму и все её грехи охотник буравит ему спину взглядом. Отношения между ними не задались с самого начала — Граден командиром служил в церковной страже уже около семи лет, когда Радовид разрешил принимать туда всех охочих. И нашлись подобных десятки, только вот с Вечным Огнём у них не было ничего общего. Тогда же пришёл и Мироу; о своём прошлом он говорил мало, но ребята шептались, что тот то ли с каторги был помилован, то ли вообще из бывших разбойников. Будь другие времена, Граден бы первым отправил его в кандалы, но теперь вынужден был смолчать, понадеявшись, что время научит и дисциплине, и повиновению приказам. Мироу смотрел на него насмешливо и слушался неохотно, но главное различие между ними было то, что Граден считал служение Вечному Огню и честью, и долгом, а действия охотников — необходимостью, тогда как Мироу, казалось, был по натуре своей жесток и в жестокости этой находил удовольствие. Но в бою он действительно был хорош, с этим не поспоришь. Отчасти поэтому Граден в этот раз взял его с собой — по слухам за искомой ведьмой тянулся кровавый след, и поход в одиночку мог закончится плачевно. — Зря крестьянам сказал, — сухо буркнул Мироу за спиной. — Донесли уже ей, наверное. Спалить всё гнездо надо было нахрен. Граден в мыслях от души пожелал тому вступить сослепу в муравейник. Вслух бросил короткое: — Хватит уже. Не все здесь в сговоре. Напарник только хмыкнул зло, но не ответил. Прислушался, и вдруг тронул за плечо, останавливая. Граден насторожился мгновенно; рефлексы заставили пригнуться — тихо, без единого лишнего движения; нащупать и стиснуть рукоять клинка, и другой рукой — шершавый бок «самума», удобно устроившийся в ладони. Мироу где-то позади слева застыл статуей, не издав ни звука — охотники обратились тенью, растворились в еловых ветвях, напряжённо вслушиваясь в каждый шорох. Шли люди — тоже двое, решил Граден — в полном доспехе, шаг был тяжёлым. Вряд ли разбойники, те по двое не бродят, да и слишком далеко они от торговых трактов. Но и наёмникам нечего делать в такой глуши… Мироу взглянул вопросительно; нахмурился, когда Граден знаком показал «я проверю», но скупо кивнул, остался на месте. Старший охотник пригнулся ещё ниже, беззвучно скользнул вперёд — и ветви мягко сомкнулись за его спиной, чуть качнулись, стряхивая на усыпанную иглами землю холодные капли. Дальше ельник заканчивался; Граден подобрался почти вплотную к вершине холма, лёг на живот, вжавшись в мокрый мох. Бурый невзрачный плащ охотника скрывал не хуже, чем одежды эльфских следопытов — и разве что чары, да собаки могли отыскать его. Чуть приподнял голову, всмотрелся. Их действительно было двое; доспехи тускло поблёскивали от влаги, закованные в латные перчатки руки не отпускали мечей. Граден сощурился, пытаясь разглядеть гербы на нагрудниках, и через мгновение открыто поднялся на ноги, выпрямляясь во весь рост. — Доброй дороги, братья храма. Они развернулись мгновенно, рука одного замерла у груди, и Граден нутром ощутил, как сгустилась и почти сразу же растаяла в воздухе тяжёлая колючая сила. Он поспешил поднять раскрытые ладони. — Доброй дороги, брат охотник, — наконец отозвался один из рыцарей. Снял шлем — он был старше Градена, в рыжей аккуратной бороде пробивались седые волосы. — Прости, мы не узнали тебя. Я сэр Родерик, мой спутник — сэр Энли. Охотник кивнул, соскользнув со склона, подошёл ближе, ответил на уверенно-крепкое рукопожатие. Едва слышно свистнул напарнику спускаться. — Командир Граден, — сказал он. — Охотник Мироу. Подошедший Мироу встряхнулся, как большой пёс, сдёрнул с головы усыпанный иголками капюшон. На храмовников он смотрел исподлобья и недоверчиво, но руки им пожал, молча встал рядом с Граденом. К рыцарям в миру действительно относились настороженно, лучше, чем к ведьмакам и нелюдям, конечно, всё же сама святая церковь звала их своими защитниками. Но порой, ощущая, как колючая сила сжимает где-то в груди и не даёт дышать, многие задавались вопросом — а не ведьмины ли чары пользуют сами братья? Сам Граден гнал такие вопросы прочь, оставляя решать дилеммы ереси жрецам. Орден храма, находившийся вне влияния короля Радовида, пусть напрямую и не помогал охотникам, всё же делал ту же работу. — Полагаю, вас привёл долг, — полуутвердительно произнёс сэр Родерик. — Возможно, мы все здесь за одним и тем же. — Ведьма, — едва слышно буркнул Мироу, и рыцарь согласно кивнул. — Мы шли по следу от самой Бренны… это тяжёлый след, охотник, много крови. Нам не помешала бы помощь и руки, знающие, как держать клинок, раз уж вы здесь. Можешь звать это предчувствием. Граден мысленно выругался. Предчувствиям он, как бывалый солдат, предпочитал доверять, да и слова храмовника звучали искренне. По чести, старший охотник и сам бы не отказался от лишних двух мечей; подмога не бывает лишней, да и кто надёжней прикроет спину, как не брат по Вечному Огню. Вот только была одна проблема. Он взглянул сэру Родерику в глаза. — Что будет с ведьмой, если возьмём живьём? Рыцарь встретил его взгляд прямо и открыто, и на миг нахмурился — понял. — Ты знаешь наш долг, брат. — Ты знаешь наш, брат, — ровно отозвался Граден. Несколько мгновений они молчали, тяжело глядя друг на друга, но никто не имел права уступить, и в конце концов не выдержал уже второй рыцарь, совсем молодой, ещё безусый, сэр Энли. — Может, разберёмся с ней, а потом уже решим? Мало будет толку, если она нас всех тут порешит, пока мы ведём споры о догматах. Родерик поджал губы, но всё же согласно наклонил голову. Кивнул и Граден, краем глаза заметив, как чуть расслабился Мироу, незаметно отпустивший рукоять метательного ножа. И мысленно обругал себя последними словами — не хватало ещё довести всё до того, чтобы пролить кровь брата, да ещё из-за того, что тот следует своей совести и долгу. Вряд ли найдётся грех тяжелее такого. Но беда отодвинулась, а не исчезла, и оставалось только надеяться, что всё разрешится само собой. Волей Вечного Огня. Они с Мироу вновь нырнули в ельник, торопливо забирая южнее, чтобы обойти ведьмин дом с запада. Храмовники спускались основным восточным трактом, но они существенно теряли в скорости — доспех, защищавший их в битве, в походе был большой обузой, и Граден не без причины беспокоился о том, что чародейка, ежели она у себя, вполне может успеть ускользнуть. Мироу нагнал его через несколько шагов, пристроился чуть позади по левую руку. Повернул голову, одними губами спросил: — О чём он говорил? Граден передёрнул плечами — мокрые ветки мазнули по лицу. — Храмовники никогда не убивают без нужды, их доктрина… несколько иная, нежели у нас. Чародеев находят и забирают в башни, где позволяют им дальше жить под надзором церкви. Поэтому и недоверия много к Ордену… и к силе, что они используют. Мироу сплюнул зло сквозь стиснутые зубы, и Граден, резко обернувшись, перехватил его запястье. — Не знаю, что пришло тебе в голову сейчас, но, клянусь, сделай глупость, и ты умрёшь первым. Возможно, они видят долг иначе, чем мы, но они тоже служат Вечному Огню, и нет ничего хуже, чем поднять руку на брата по вере. Взгляд, которым наградил его охотник, был тёмным от ярости, но Мироу промолчал, лишь выдернул руку и скользнул глубже в ельник, почти сразу же скрывшись из виду. Граден ругнулся беззвучно и последовал за ним. Молодой рыцарь был прав — сейчас им надо было сосредоточиться на деле. Дом выглядел практически нежилым, в тёмных окнах не было ни проблеска света, что могла бы дать свеча или лучина. Деревянная изгородь в нескольких местах была покорёжена и разбита, калитка держалась на одной петле. Граден, нахмурившись, осторожно провёл рукой по неровно изломанным веткам кустарника — казалось, будто здесь ломилось сквозь чащу какое-то крупное животное. Или не животное, мрачно подумалось ему. И кто бы мог сказать, где оно теперь? Они бесшумно подобрались к задней стене — там же была дверь, чёрный вход, и Мироу подпёр её брёвнами. Качнул головой, скользнул перчаткой по грубой древесине — там были глубокие следы когтей; кто бы их не оставил, вряд ли это была домашняя кошка. Граден далеко не был уверен в том, что опора выдержит, если зверь — волколак? бес? — метнётся наружу. Он коротко поманил второго охотника следовать за ним; они беззвучно отошли на несколько шагов — с их позиции было хорошо видно и парадный вход, и вторую дверь. Вслушался, задержав дыхание — с восточной стороны, уже совсем близко, едва различимо звякнул серебряный клинок, выходя из ножен. Рядом подобрался готовый к удару Мироу. — Они пойдут первыми, — одними губами проговорил Граден. — Если ведьма поставила защиту… их сила сможет снять. Все знали — рыцари храма тоже владеют чарами, но дар их не был врождённым, как у чародеев и ведьм, а привитым насильно с помощью зелий и эликсиров, как ведьмакам. Было, наверное, у храмовников и своё «Испытание Травами» — хоть об этом церковь предпочитала широко не распространяться. И церковный эликсир, лириум, был под запретом для всех, кто не входил в братство. Некоторые готовили и переправляли его контрабандой, и некоторые наёмники пили его тоже, как фисштех; но лириум, как и фисштех, был если не сутью отравы, то крайне на неё похожим. И вызывал чудовищную зависимость, и поэтому что командиры войск, что сам Граден в этом отношении были суровы и безжалостны — ежели кто из солдат попадался с лазурной пылью или пойлом, вылетал прямиком на трибунал. У храмовников, очевидно, были свои методы справляться с этим и свои секреты, но в их дела никто не стремился лезть. Разве что Радовид, но в этом церковь Вечного Огня была непреклонна. Светская власть не имела на него влияния. — Это Орден храма, — громко и властно позвал от ворот сэр Родерик, и Граден мысленно помянул рыцарей и их кодекс чести-благородства по матери; теперь, если ведьма там, она вполне успеет приготовиться. — Откройте дверь и выходите безоружными. Ответа не было, лишь резким холодом по коже пробежался, наотмашь хлестнул по лицу северный ветер. Охотник напряжённо наблюдал, как, выждав несколько мгновений, храмовники опустили забрала и осторожно вошли во двор, как не доходя до двери рассредоточились, чётко и грамотно, как на учениях. Как младший, сэр Энли, развернул руку от себя, раскрытой ладонью вперёд, и что-то начало сгущаться вокруг, невидимое и грозное, зазвенело в воздухе, застонало в тон промозглому ветру. И — хлынуло приливом. Кто-то вскрикнул внутри дома, тонко и пронзительно, словно от боли, и тут же входную дверь сорвало с петель, вынесло во двор, проволокло по земле. Но ведьма уже стояла на ступенях, встрёпанная и злая, и в ладонях её, измазанных багряно-алым, свивался змеистый клубок силы и огня. Её глаза блестели жестокостью и каким-то полубезумством гибели, и Граден даже с некоторым облегчением подумал о том, что им с храмовниками хотя бы не придётся судить между собой, кто прав. Ударил сэр Родерик, отвлекая на себя внимание — молодой рыцарь согнулся пополам, судорожно хватая воздух губами, чары его дались ему нелегко. Огненный клубок врезался в подставленный щит, растёкся бессильно по серебряной окантовке. И почти сразу же с рук ведьмы сорвался другой ком, чёрный и рваный, прямо на лету разрастаясь в стаю не то ворон, не то нетопырей. — Идём, — рявкнул Граден. Почти сразу же свистнул у уха метательный нож Мироу, но не достиг цели, бессильно звякнул о ступени. Граден метнулся к Родерику, спина к спине, вскинул клинок — серебро рассекало крылья, твари кричали и падали на землю, новые и новые, и казалось, равно небо и земля потемнели от их перьев. Откуда-то слева послышался приглушённо-торопливый шёпот сэра Энли — Граден разобрал что-то про Вечный Огонь и слова из Песни Света — и через миг словно невидимый вал прошёлся по двору, обращая крылатых тварей в сыпучий пепел. — Мать твою поперёк, — яростно выдохнул Мироу. — Парень, держись! Граден рискнул обернуться — Энли силился подняться с земли, и лицо его было белее скеллигских снегов. Мироу остался где-то в стороне и был вынужден уйти в глухую оборону — разворотив одну из стен, на него вынеслось что-то другое, не бес и не волколак, как опасался Граден, но клыки его были не менее остры, а шкура не менее прочна. А у ведьмы, уже разводившей ладони, в руках полыхал новый клубок, и от этих чар тянуло бескомпромиссной гибелью. Бросился вперёд Родерик, но расстояние было слишком большим, и Граден понял почти мгновенно — не успеет. И решил, что пора прибегнуть к методам охотников. «Самум» разорвался прямо у двери с оглушительным треском, сизый едкий туман повалил клубами, мешая видеть и дышать. Кинжал он метнул почти не глядя. Серый дым забивался в глаза; Граден тяжело распрямился, всё ещё удерживая клинок в оборонительной стойке, раздражённо махнул рукой, разгоняя пелену. Позади грузно осела на землю туша чудовища — лезвие Мироу вошло ему меж рёбер. Ведьма лежала на ступенях, уже неоспоримо и однозначно мёртвая, кинжал охотника, острейший двимерит, вспорол ей живот, и кровь стекала по камню ровно, уже не выплёскиваясь толчками. — Энли?.. — негромко и хрипло окликнул сэр Родерик. — Всё в порядке? Молодой рыцарь кивнул; он уже стоял на ногах, только дышал тяжело, и по виску стекали капли пота. Граден успел заметить, как исчезла в его поясной сумке полупустая колба с лазурной жидкостью внутри. Граден не любил магию ни в одном её проявлении, даже когда сама церковь закрывала на это глаза, но сейчас даже охотник был вынужден признать, что без помощи Энли им пришлось бы несладко. Не рассей он ведьмины чары, те неведомые крылатые твари загрызли бы их до смерти. Орден знал, что делал. Туман «самума» рассеивался. Родерик вогнал клинок в ножны, подошёл ближе, опустился на одно колено рядом с мёртвой чародейкой. Коснулся шеи, проверяя кровоток. Граден смотрел на него, всё ещё не опустив меч. Ведьму убить бывает не так просто, он знал на собственном опыте, словно у тех действительно несколько жизней, и порой лишь костёр может служить надёжным гарантом. Он был готов практически ко всему — и к тому, что мёртвое тело вскинется, оживая, и к тому, что распадётся десятками ворон, и к тому, что обратится зверем и рванётся, целясь в глотку. И он упустил то, что в битве нельзя забывать оглядываться. И вспомнил об этом, лишь когда отчаянно-яростный детский крик из-за спины слился с вскипевшим, взвывшим воздухом, и когда огненная смерть была уже в нескольких шагах от него, а он всё ещё — никак — не успевал. Когда тёмная тень мелькнула рядом и заслонила его собой, и вспышка-всплеск пламени разорвался вокруг, отшвыривая его прочь, выбивая из лёгких воздух и заставив захлебнуться безумным жаром. Когда… Когда Граден, сплёвывая кровь, усилием воли заставил себя перевернуться и, опираясь на клинок, встать на колени — и сквозь багровую пелену в глазах увидел рядом неподвижное тело Мироу. Звон в ушах мешал понять, что говорил — кричал? — Родерик. Где-то краем сознания Граден знал, что храмовники уже успели справиться с малолетней девчонкой; в воздухе вновь разливался запах грозы, их очищающих, рассеивающих чар. Где-то краем сознания он понимал, что та не пыталась убить именно его — просто стальная броня и щиты рыцарей укрыли их от чародейского огня. Но лёгкий доспех охотников не оставил им шансов. Всё так же отрешённо, непослушными руками Граден перевернул Мироу на спину — запах палёной плоти въелся в ноздри. Грудь того была разворочена страшным ударом, рёбра торчали наружу, и кожаные пластины брони прикипели к плоти. Огонь выжег и глаза, и веки, всё застыло обезображенной массой. Граден сорвал с себя полумаску и, задержав вдох как последнюю дань уважения и скорби, бережно закрыл ей лицо Мироу. Поднялся на ноги, всё ещё пошатываясь, и обнажил клинок. Девчонка-ведьма стояла между двумя рыцарями, зарёванная и жалкая, дрожащие губы беспрестанно шептали не то «не хотела», не то «не знала». Энли удерживал её за плечо — или поддерживал, скорее; к поданной им склянке с лириумом она прильнула жадно и пила взахлёб, тяжело дыша. Подобный резкий выброс силы мог вполне убить её на месте, и лишь чудом она осталась жива. Граден собирался это исправить. — Отойди, — сухо и безэмоционально-ровно сказал он шагнувшему вперёд Родерику. — Отойди от неё. Во взгляде пожилого рыцаря было понимание и молчаливое сострадание, и от этого было только больнее в несколько раз. — Я скорблю с тобой, брат, — тихо произнёс Родерик. — Но девочка не собиралась убивать намеренно. Выплеск силы, магии, спровоцированный страхом, ожидаем. Мы сами виноваты в том, что потеряли бдительность. Храмовник не лгал и не приукрашивал истину. Но… Да, он был виноват. Если бы он успел обернуться раньше, всего на несколько мгновений раньше — этого бы хватило для броска, у него же оставались ещё два кинжала. Несколько мгновений — и агония смерти оборвала бы чары. Он был виноват в том, что не разглядел за маской и насмешками — преданность долгу и командиру, что судил по прошлому, не позаботившись о том, чтобы взглянуть глубже. Что ответил недоверием. Вечный Огонь направляет нас. Граден поудобнее перехватил клинок, отрешённо прикидывая, достаточно ли ему будет трёх шагов. — Отойди, Родерик. Я предупредил. Рыцарь не сдвинулся с места, и лишь его рука в латной перчатке переместилась на рифлёную рукоять меча. И молодой сэр Энли, бледный и встрёпанный, сам с трудом державшийся на ногах после боя, встал рядом с ним, и в его взгляде были те же горячие уверенность и решимость. Нет греха страшнее, чем поднять оружие на брата по вере. Вечный Огонь, сожги меня, если недостоин я… — Она больше никому не причинит зла, — негромко проговорил сэр Родерик. — Церковь следит за тем, чтобы магия служила людям, и если чародей пойдёт против этого, то мы будем первыми, кто уничтожит его. Но здесь и сейчас, брат, тебя ведёт горе и месть, а это плохие союзники справедливости. Опусти свой клинок. Трёх шагов будет более чем достаточно, решил Граден. А потом девчонка-ведьма, вытирая грязь со щеки, вдруг вышла из-за спин рыцарей и шагнула к застывшему охотнику. — Убей, — беззвучно шепнули искусанные губы. — Чтобы я не смогла больше… так. Чтобы не смогла никого… Граден молчал и смотрел на неё, мелкую, дрожащую, забитую и испуганную; кто знает, чего хотела от неё мёртвая ведьма, может, действительно, забрала к себе приёмыша, не тая зла. Может, отказались от неё настоящие родители, бросили на пороге — всем по оба берега Понтара было хорошо известно, как безжалостен король Радовид с теми, кто пособничает колдовству и чародеям. Магия суть зло, проклятие, и не изменить его словами, и первейший долг охотников в том, чтобы искоренять по земле её семя. — Брат, — тихо позвал сэр Родерик. Граден опустил клинок. Шагнул назад, пошатнувшись, слабость от контузии накатила внезапно, едва он позволил себе полный вдох. Отвернулся, перевёл взгляд на мёртвое изуродованное тело Мироу, спасшего ему жизнь ценой своей. Глухо сказал: — Забирайте её и уходите. Пусть судит Вечный Огонь. Он услышал, как рыцарь за его спиной шагнул ближе, почувствовал, как чужая рука легла на его плечо в коротком жесте поддержки. — Если позволишь, мы поможем сложить для него костёр. Граден устало и тяжело наклонил голову. — Да. Благодарю.

@темы: кроссовер, джен, Secret Santa 2015/2016, оригинальные

---

[Weisshaupt Fortress]

Для:  MariSie От:  AWU Название: «Как (не)кунари признаются в любви» Автор: Пейринг: ж!Инквизитор/Кассандра Категория: фемслэш Жанр: Романтика Рейтинг: G Размер: мини (1025 слов) Предупреждение: возможен OOC Разговоры с Быком неторопливые. Интересные. Адаар всегда нравилось что-то узнавать о культуре народа, к которому она себя как-никак причисляла. Бык, однако, не забывал добавлять, что она не «кунари», хоть так теоретически и звался их народ, а наличие рогов у Инквизитора никто бы оспорить не взялся… Но Адаар и не возмущалась. Кун — дело тонкое, не каждому понятное. И за кружкой хорошего гномьего эля (хоть Бык и именовал это пойло совершенно отвратительным и грозился-таки найти нормального бармена, даже если оного придётся тащить из Тевинтера, отбиваясь от магов крови), Инквизитор как-то решилась спросить: — Бык, а как мы, кунари, выражаем привязанность к кому-то? Ну, если любим. — Ты — не кунари. И «мы» — не любим. У нас нет любви как таковой. Но если мы к кому-то привязываемся, то обычно дарим ему или ей зуб дракона, делим его на две части… Инквизитор приняла совет к сведению и в срочном порядке собрала отряд, дабы направиться во Внутренние земли и содрать с Ферелденской морозницы то, что не успели содрать местные жители. Предлог был весомый: дескать, требуются травникам чешуйки дракона для всяческих зелий. Зуб она из пасти бедной твари достала. По возвращении в Скайхолд долго разговаривала с послом Жозефиной, расспрашивала о лучших ювелирах Орлея. В отчётах о расходах Инквизиции появилась новая графа «на булавки миледи Инквизитор». Серебряная подвеска с зубом была упакована в красную бархатную коробочку и преподнесена Кассандре со всеми подобающими «реверансами». Адаар знала, что у них, людей, украшения не дарят просто так — преподносят исключительно самым близким и любимым. «У наёмников как-то все проще, — думалось ей, — сорвал колечко с трупа врага и подарил приглянувшемуся напарнику…» А Кассандра была леди. Из благородных. И драгоценностей требовались особые. Но если бы она могла, то и так преподнесла бы искательнице Пентагаст все сокровища мира, только что-то говорило: ей это не нужно. Но ожерелье кадана, как надеялась косситка, она могла оценить. — Это тебе… кадан, — сказала Инквизитор, протягивая коробочку. Слово, инородное, незнакомое, сорвалось с языка само собой. Кадан. — Спасибо. — Кассандра улыбнулась, открыв коробочку. — Я знаю, что среди твоих людей это многое значит. Назвать кого-то «кадан», значит назвать его или её своим самым близким другом, — Искательница с благодарностью приняла подарок. — И откуда это тебе известно? — Адаар прищурилась. — Бык сказал. — Да… Бык, значит… Его народ не любит. Правильно. У них суррогат жизни какой-то. Суррогат любви и дружбы. Чувств, наверное. Это с самого начала было глупой идеей — признаваться в чувствах Искательнице по традициям философии чуждой им обоим. Но Адаар не знала, как иначе. С теми людьми, с которыми она общалась раньше, было как-то проще. С Кассандрой вот не проще. Она, наверное, не поймёт, что у неё, тогда ещё не Инквизитора, дыхание перехватило, когда она её увидела. Потому что тогда казалось: таких, как Искательница Пентагаст, не бывает. Разве что в балладах и книгах. …Книги Кассандра любила. И обрадовалась, когда она последнюю часть «Щитов и мечей» ей преподнесла. Читала Адаар ту книжку. Даже подумывала о том, чтобы купить рыжий парик и сделать копию доспехов Авелин. Но это показалось глупостью несусветной. Как и идея Дориана преподнести традиционный неваррский наряд для погребения. Видела Адаар тот наряд — срам один. После этого долго ещё думала, привлекать ли к работе в Инквизиции неваррских морталитаси. Пришлось обращать к Варрику. Тот опыт ухаживания наверняка имел богатый, если не опыт, так богатую фантазию. Всяко мог подсказать. Ответ Варрик дал гениальный, как и престало талантливому автору. Зачем искать и ломать себе голову, когда есть Коул, который непроизвольно лезет в головы другим? Идея не была лишена смысла, возможно, среди череды плохих воспоминаний, наполненных отчаянием, он найдёт что-то хорошее… Ведь было же что-то хорошее в жизни Кассандры Пентагаст? Коул сидел на крепостной стене, болтал ногами. Смотрел на Кассандру, которая щурилась на солнце и чему-то улыбалась. — Энтони смеётся над неуклюжими попытками удержать деревянный меч. Тот тяжёл. Цветы в саду дяди цветут даже в холода. Морталитаси. Способен возвращать к жизни даже цветы. Птицы в том саду не поют. Энтони срезает с десяток роз. Садовник грозится отшлёпать негодного мальчишку. Брат плетёт венок, ему не хватает аккуратности. Венок смотрится на её голове красиво, как корона, которую она никогда не получит… Брат мёртв. Больше некому плести ей косы. Длинные волосы неровно срезаны кинжалом. Кассандра больше не позволяет им отрасти… — Спасибо, Коул, этого достаточно, — Адаар прервала его. Ей стало стыдно. За то, что так просто решилась вмешаться в её жизнь. Искательница не любила говорить о жизни в Неварре. Не любила говорить о старшем брате и дяде. Адаар же ради собственной прихоти, пусть и продиктованной желанием угодить самой Кассандре, вмешалась в её жизнь. — Кассандра не хочет забывать этого. — Прости? — Инквизитор не понимала. — Я спрашивал её. Она не хочет это забыть. В тот же день садовникам было поручено заказать кусты неваррских роз и сделать все возможное, дабы они прижились в саду Скайхолда. Спустя месяц первые бутоны раскрылись, став красивыми алыми цветками. Когда кусты стали клониться все ближе к земле под тяжестью прекрасных цветов, Адаар поручила срезать с десяток. …Руки у Адаар были неловкие. И венков она никогда-то не плела. Но первый получился на диво ладным. Пышным. Травинки, несколько выбивавшиеся из общей картины цветочной короны, только предавали венку очарования. Она вручила очередной знак внимания в саду. — Это для тебя. — Инквизитор возложила на голову Кассандре венок. Кассандра только коснулась его рукой, проверяя, не спадёт ли алый венец. — Спасибо. — Она снова улыбалась. Адаар всегда нравилось, когда Кассандра улыбалась. Потому что хмурилась она слишком уж часто. — И за неваррские розы тоже спасибо. — Коул… рассказал, — нехотя призналась косситка. — Я это поняла, — кивнула она. — Больше неоткуда было узнать. Слишком уж личное. Сначала я думала злиться, но после… Здесь я чувствую себя почти так же спокойно, как и на плаце. Или как в детстве. После смерти родителей я ощущала себя спокойно только в саду или рядом с Энтони… — Кассандре пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать Адаар в уголок губ. — Спасибо… кадан. Я ценю твоё отношение ко мне, для меня оно дороже всех сокровищ мира. Кадан. Адаар отчего-то покраснела, и румянец слишком выделялся на её серой коже. Чужое слово, которым она сама когда-то назвала Кассандру, из её уст звучало ещё приятнее. — Спасибо, — повторила Искательница. — И если будет время приходи сюда почаще, когда закончишь с другими делами. — И что мы будем делать? — Просто сидеть в беседке. Вдыхать аромат роз. Некоторым барышням из романов Варрика иного и не надобно. — Приду, — сказала Адаар. — Обязательно. Возможно, даже этим вечером. Не это ли было началом чего-то большего?

@темы: фемслэш, Кассандра, ж!Адаар, Secret Santa 2015/2016

---

Для AWU

[Weisshaupt Fortress]

Для:  AWU От:  Эльдатиэр Название: «Интрига по-гномьи» Пейринг: Дориан Эдукан и все-все-все Категория: джен Жанр: психология Рейтинг: G Размер: мини (1004 слова) Предупреждение: Комментарий автора: С Новым Годом! Дориан Эдукан, второй сын короля Орзаммара Эндрина Эдукана и наиболее вероятный кандидат в наследники, встал в этот день раньше Триана и даже раньше своего младшего братца Белена. Дориан вообще не любил рано вставать, но в такой день, как сегодня… Сегодня его должны были объявить военачальником и вообще важной шишкой. Требовалось дополнительно укрепить свою репутацию. В этот раз среди касты воинов. Торговцы, Хранители, ремесленники и так стояли за него горой. А деширов Дориан обаял ещё раньше. Тупица Триан, возомнивший себя единственным наследником, не видел дальше собственного носа. Триан, начитавшись наземных летописей, вообразил, что наследование должно происходить по старшинству, и нудел-нудел-нудел об этом всем, кто только соглашался его слушать. Дориан усмехнулся — в Орзаммаре не было такого бардака, как на поверхности. Даже назначенный королем наследник ещё должен был набрать большинство голосов на совете деширов. Репутация Триана в совете была ниже некуда, в отличие от репутации самого Дориана. Беспокоиться стоило только о Белене: младший братец явно следовал примеру Дориана и пытался получить влияние в совете. Вот только он получал его не делами во благо Орзаммара, а посредством подкупа. Дориан знал, что Белен уже прибрал к рукам Пыльный город и негласно руководил Хартией. Зная аппетиты младшего братца, Дориан уже просчитал все варианты наперёд — вот, например, сегодня Белен наверняка сообщит, что возросшая популярность Дориана тревожит Триана, и старший братец вознамерится устранить его на Глубинных тропах. А поскольку завтра на Тропы не идет только ленивый — поле для всевозможных интриг велико до невозможности. «Белен так хочет стать королём, — думал Дориан, последний раз проверяя свои парадно-показательные доспехи, — что не задумывается о том, что его интрига шита белыми нитками. Но в одном он прав — Триан тут определённо лишний. Старший братец не успокоится, пока не доведёт Совет до белого каления своими претензиями на главенство. В конце концов, Совет может поддержать притязания Триана просто затем, чтобы он заткнулся. Так что пусть Белен думает, что, устраняя Триана моими руками, он устраняет нас обоих. Королём в итоге стану я». Покидая на пару с Горимом свои покои, Дориан прикидывал, что стоит сделать раньше — сходить повидаться с Серым Стражем Дунканом, только вчера прибывшим в Орзаммар, или отправиться на Арену Испытаний и поучаствовать в боях в свою честь. Решение было принято в пользу Арены, так как с Дунканом Дориан уже успел поговорить вчера и выразить свое уважение к тяжким трудам Серых, да и не денется Страж никуда, от папочки Эндрина так легко не отвяжешься. Пара тщательно рассчитанных встреч и очередное повышение репутации, ну и запланированное на ночь постельное развлечение с охотницей на знать — неплохо для начала утра. Теперь на Арену — побеждать. Молчаливая сестра, наставник Триана, командир отряда на Глубинных тропах — вот только кого-нибудь из Мертвого Легиона не хватает. Дориану на секунду показалось, что он увидел на Арене своего информатора из Пыльного города Броску, но потом он решил, что обознался — Броска бы подошёл с докладом или свежими слухами. «А может, он тоже решил поучаствовать в боях в мою честь, — мысленно хохотнул Дориан, — по меньшей мере забавно! Мечник из Броски тот ещё, да и секира не его оружие. Вот кинжал в спину самое то. Хороший напарник для грядущего противостояния с Беленом. Мои глаза и уши в Хартии!» — Эти славные Испытания перед ликом Совершенных Орзаммара проводятся в честь дома Эдукан, — надрывался Распорядитель. Дориан, не торопясь, занял свое место в круге. Против него встал Аллер Бемат, младший из сыновей лорда Бемата. Ничего серьезного. — Вы готовы к первому бою? Упавший первым будет признан побеждённым. Бой! Как и ожидалось, бой занял не больше пяти минут, Дориан даже не запыхался. Адал Хельми и Блэкстоун тоже не оказались достойными противниками. Дольше всего пришлось повозиться только с Френдлином Айво, ставленником Белена. Но и тот в конце концов оказался на камнях Арены. Так что именно Дориан унёс с Арены главный приз, чем несказанно то ли обрадовал, то ли насмешил отца. Ну и порядком разъярил Триана, как и ожидалось. После ритуала представления Дориан смог, наконец, подойти пообщаться с Серым Стражем — следовало закрепить в памяти Дункана, что второй сын Эндрина уважает и всячески поддерживает Серых Стражей в их начинаниях и сам бы не прочь, но вот положение обязывает… Вот только обязывать оно перестанет уже завтра, в крайнем случае — послезавтра. Кто знает, сколько им понадобится времени на отцово поручение? Дориан со всем вниманием выслушал насквозь лживую «информацию» Белена (вот интересно, что же он Триану наплёл, чтобы уж точно подрались насмерть?), поярился в нужных местах и пообещал Белену, что Триан не успеет стать королём Орзаммара. Не доживёт. Старательно не замечая торжествующей улыбки младшего брата, Дориан отправился по своим делам, которых было ах как много, включая беседу с лордом Харроумонтом и визит «грелки на ночь». Дориан знал, что изначально отец готовил для него сопровождение Серых Стражей в их рейде по Глубинным тропам. Но Триан не был бы Трианом, если бы не сорвал этот план, так что, вероятнее всего, Дориана завтра ожидает визит в какой-нибудь забытый тейг в поисках какой-нибудь утерянной реликвии. А потом его по плану Белена ждет встреча с Трианом. Дориан даже не стал заранее подбирать себе сопровождение — Горим и так пойдёт с ним по праву оруженосца, а прочих навяжет Белен. Дориан мысленно усмехнулся — он уже успел обаять Харроумонта так, что тот будет до посинения защищать его от казни и гарантированно сумеет заменить ее изгнанием на Тропы. А там, не очень далеко от Врат, у Дориана был тайник с оружием и доспехами, а также картой Троп. Где будет находиться отряд Дункана, Дориан тоже прекрасно знал. Так что до Дункана он дойдет без особых приключений — а там вступить в его отряд, помочь одолеть порождений (вряд ли их на территориях наземников намного больше, чем обычно на Тропах), убить какого-то Архидемона — даже если для этого придется обаять или поубивать всех наземных лордов. Дальше останется только вернуться в Орзаммар героем и сместить Белена с его пьедестала. Если отец ещё будет жив к тому времени — хорошо, если нет — жаль, конечно, но никто не бессмертен. Хорошо бы ещё, чтобы деширы объявили его Совершенным, тогда претензии на трон будут гораздо серьёзнее. А что такого? Архидемоны со своим Мором, судя по словам Дункана, появляются не каждый год — наверное, это серьёзный противник. Слишком уж уважительно относится к Дункану отец. Почитать, что ли, летописи, пока время есть?

@темы: джен, м!Эдукан, Secret Santa 2015/2016

---

Для Nagi Frost

[Weisshaupt Fortress]

Для: Nagi Frost От: Rena Sobokuna Название: «О том, что было и есть» Пейринг: Галиан/Кассандра, Инквизитор/Кассандра (упоминание), Варрик/Бьянка (упоминание), ф!Хоук/Изабелла. Категория: гет, фемслэш Жанр: Романтика, ангст (минимальный) Рейтинг: PG-13 Размер: мини/сборник драбблов (1142 слова) Предупреждение: Возможно AU и, как по мне, некоторый ООС, хотя, возможно, я просто параноик. х) Комментарий автора: Постаралась собрать в работе несколько пожеланий заказчика. Очень надеюсь, что работа придётся по душе. Очень-очень. :3 Описание: Прошлое и настоящее Кассандры Пентагаст, связанное одно с другим людьми и чувствами. — У тебя в руках щит, используй его! Блокируй атаку! Разговор с Вестником не помогает успокоить метущиеся нервы. Во всяком случае, не до конца, увы. Зато, как ни странно, помогает то, что Кассандра наконец прислушалась к инструкциям – если это можно так назвать, хотя, пожалуй, больше это походит на совсем-совсем немного раздражённые замечания, которые Каллен отдаёт своим бойцам. Ученикам. Новобранцам? Да нет, просто людям, не ожидавшим… всего этого… — Ты должна быть внимательнее! — вывернутое финтом запястье болит, а меч всё ещё тихонько, обиженно звенит под стеной тренировочного зала. Выбитый из её пальцев. В реальном бою это стоило бы жизни. Пентагаст понимает это – и именно поэтому так сильно злится. Именно поэтому, сжимая саднящее запястье пальцами другой руки, она сверлит своего учителя почти обиженным взглядом. Ей всё ещё тяжело признавать то, что кто-то превосходит её. Это значит, что она не достаточно много тренировалась. Это значит, она ещё не готова. Самое обидное то, что Байрон в ответ на её хмурый взгляд только улыбается и легко качает головой. — Я говорил тебе сдерживаться, ты помнишь, Кассандра? Ярость в бою застит тебе глаза, ты теряешь контроль над происходящим и не замечаешь важных мелочей. Ты могла не дать мне сделать этого. Если бы заметила, что я сменил позицию. — Да, я знаю, — Пентагаст бурчит всё ещё обиженно, но злость за собственный проигрыш уже сходит на нет. В конце концов, Искатель Байрон – это тот, кому можно пока что простить превосходство. Тем приятнее будет, когда он обучит её всему, выйти из дуэли с ним победительницей. Это будет действительно достойное завершение её учёбы. Да, именно так. — Давай по новой. И в этот раз… … Кассандра прекращает дубасить мечом «хлипковатое чучело» и, подойдя ближе к Каллену, вместе с ним наблюдает за рекрутами, пришедшими в Инквизицию. За тем, как они неумело держат щиты и мечи, как слишком крепко сжимают в пальцах рукояти, мешая себе правильно двигаться. И почему-то ей кажется, что среди этих людей нет тех, кому ярость застит глаза. Это хорошо. Потому что такая ярость появляется только после очень сильной боли. А если она всё-таки углядит среди новобранцев кого-то, кто не может контролировать собственную злость… Она уже не маленькая девочка. Наверное, сможет объяснить другим, как справиться с собой. Особенно – когда это нужно. Нельзя давать гневу сбивать себя с пути. *** Кассандра не доросла до того возраста, в котором можно ревновать брата к девушке, которая ему нравится, иногда двусмысленно шутить и вообще выделывать всякие вещи, которые становятся доступными тогда, когда ты уже не просто маленькая девчонка, которая младшая сестра. Точнее, Энтони не дожил до момента, когда Кассандра дорастёт… В любом случае сейчас, кажется, Пентагаст вполне понимает, как это должно было бы ощущаться. Может быть, она сама для себя придумывает, а может быть… может быть, всё просто сложилось так, что кто-то там, наверху – Создатель, Андрасте, кто-то из них – решил, что она всё-таки заслужила возможность ещё немного поругаться с тем, кто ей близок, как брат… Впрочем, ругаться-то как раз у них с Энтони иногда получалось просто прекрасно, несмотря на то, что будущая Искательница была совсем маленькой девочкой. Сколько поводов можно найти для того, чтобы на целый день обидеться на старшего брата, дуться на него, демонстративно не разговаривать и всё ждать, когда он первым подойдёт извиняться! Даже несмотря на то, что брат не просто старший, а очень старший. Так, что прям жуть берёт. Это, правда, не мешало ему, когда выпадала возможность, играть с Кассандрой, сражаться с ней за игрушки и разыгрывать целые баталии, пока служанки, уверенные в том, что дочь знатных особ и родственница короля Неварры должна расти истинной леди, не замечали. И, пожалуй, маленькая Пентагаст всё же ревновала его. В конце концов, должен же был Энтони жениться когда-нибудь, а девушка, с которой он познакомил свою семью незадолго до… своей смерти, была слишком красива и занимала слишком много его внимания. Да, определённо, Кассандра успела немного поревновать. Сейчас ссоры стали глобальнее, ревность куда менее явной, да и Искательница больше не маленькая девочка. Однако, выслушивая ворчание, кажется, немного перебравшего эля Варрика по поводу «как-бишь-его-там», женщина чувствует в груди лёгкий отголосок тех самых чувств, которые испытывала в детстве. До того, как весь мир закрыли ярость и боль. Наверное, Тетраса и его Бьянку стоит поблагодарить за это. Наверное, гнома в принципе будет неплохо поблагодарить. Кассандра, правда, не знает, как именно (да и за что конкретно), она очень давно не размышляла о чём-то подобном, но она же Пентагаст, в конце концов. Она точно придумает что-нибудь хорошее. В крайнем случае – Инквизитор поможет. *** До того, как выслушала историю Защитницы Киркволла из, так сказать, первых уст, Кассандра считала эту женщину чуть ли не чудовищем. Магом, который поднял Круги на восстание, магом, помогшим бунтовщику-Андерсу взорвать церковь, магом, начавшим весь этот раскол. Когда на допросе Варрик рассказывал о ней, Пентагаст сначала не верила. Ну не могла, и всё. Не после того, что Хоук устроила, во что по её вине превратился мир. Однако постепенно приходило осознание, что версия Тетраса, пусть, может быть, где-то и приукрашенная, куда более правдоподобна, чем то, во что Правая Рука Верховной Жрицы всё это время верила. Честно говоря, не уважать Хоук под конец этого долгого, очень долгого рассказа Искательница просто не могла. Пусть та и была магом, пусть и стояла у истоков охватившего Тедас хаоса. Правда, почему-то всё равно очень сложно было поверить в роман этого самого мага с заядлой пираткой. Хоук была слишком правильной для этого. Ну просто слишком. Кассандра действительно не верила. До того, как не увидела подтверждение собственными глазами. Для встреч Искательницы Истины со Старшим Чародеем можно найти множество разных поводов. Беспорядки в Круге, например. Это же маги, у них всегда что-нибудь не так… На деле, конечно, это всё отговорки. Что самое главное – ни Кассандра, ни Галиан не собирались отрицать этого ни перед кем-то, ни перед самими собой. Правда, для Пентагаст это было сложно поначалу… неудивительно, учитывая её прошлое. Д’Макрал понимал и не давил, явно не имея намерений так просто отказываться от девушки, которая чуть не убила его при первой встрече. А Кассандра… рядом с этим человеком она менялась. Сама не сказала бы точно, как именно, но чувствовала это в себе. Галиан чувствовал тоже, и Искательница видела, ощущала, что ему это нравится. Очень быстро осознала, что и ей-то, в общем-то, тоже. А значит, это не так уж и страшно, правильно? Можно расслабиться и просто наслаждаться. Когда Хоук, уже после победы над Корифеем, вновь приезжает в Скайхолд вместе с Изабеллой, Кассандра видит подтверждение истории Варрика – хотя что там, она и без того уже верит его историям, – и понимает, что ей очень знакомо выражение лица Защитницы, когда та рядом со своей возлюбленной. В конце концов, в Круге вполне можно найти зеркало, так что саму себя во время общения с Галианом она видела. Выражение лица, глаз, улыбка – всё это сейчас настолько знакомо, что женщина не может сдержать слабой тёплой усмешки. В конце концов, она и сейчас выглядит примерно так же. Пусть Инквизитор и не похож на павшего на Конклаве Регалиана, но он меняет её, открывая в Пентагаст иные, мало кому известные стороны характера. Одна только Андрасте решает, какой человек из находящихся рядом окажется для тебя таковым.

@темы: фемслэш, Кассандра, Изабела, гет, м!Хоук, Secret Santa 2015/2016, Галиан

---

Для Гнева

[Weisshaupt Fortress]

Для: Гнева От:  KirioSanjouin Название: «Личный трофей» Автор: Пейринг/герои: ф!Тревельян/Железный Бык Категория: гет Рейтинг: G Техника: цифровая живопись Предупреждение: нет Комментарий автора: по мотивам "Крапива из Оствика". Хотелось сценку из фанфика, но пусть будет как пост-скриптум. Чтоб они были не замученные и счастливые. Спасибо за вдохновение!

@темы: арт, гет, Железный Бык, ж!Тревельян, Secret Santa 2015/2016

---

Для MacLean

[Weisshaupt Fortress]

Для:  MacLean От: Название: — Проклятие, а не порок Оригинал: Malediction, Not Maleficarum by longnoideatime Персонажи: Карвер/ж!Хоук Рейтинг: R Размер: драббл Саммари: Полный ненависти Карвер и испорченная Хоук. Инцест. Примечание: Буквальный перевод названия: «Проклятие, а не малефикарство». — Ну же, Карвер, — говорит она, целуя его в шею. Карвер стонет и откидывает голову, стукаясь затылком о холодную каменную стену. Сопротивляется. Её рука шарит по металлической пластине на его груди, опускается вниз. Ну же, Карвер, ну же. Её рука поглаживает его член через храмовничьи юбки, и тот, против воли Карвера, твердеет, жаждая оказаться внутри неё. Она смеётся: низким, горловым смехом демона желания, которым по сути и является. Ведь это она внушила ему это нездоровое влечение, и Карвер ненавидит его, ненавидит её, ненавидит то, что она с ним сотворила. Её власть над ним такая полная, что Карвер позволяет ей всё на свете. Его руки оставляют ей синяки, но Карвер никогда не был уверен, что её кожа не оставляет синяков на нём самом. Рот у неё — влажный. Зубы у неё — острые. Пальцы у неё — проворные. Способные отыскать все его слабые места. Ловкие. Неуступчивая — по крайней мере, желаниям, которые он проявляет. Непокорная — по крайней мере, правилам, которые он раз за разом пытается установить. Порой вместо её лица он видит перед собой Мерриль. Порой это не её зубы или ногти безжалостно, до крови расцарапывают ему кожу — а Бетани. В такие моменты он трахает её жёстче: это наказание за то, что она — не Мерриль. Наказание за то, что разожгла любопытство, которое всегда тлело в нём по отношению к Бетани, за то, что дала ему выход, за то, что ещё больше испортила и извратила его мысли. Наказание за то, что разглядела в нём всё это. Наказание для него самого, когда он вбивается в неё, наваливаясь на неё всем телом. Наказание за то, что он омерзителен. Она никогда не останавливается, пока он не обнажается до конца и не начинает умолять. Жалкий червь, которого она ещё не раздавила только потому, что не желает пачкать обувь. Сама она раздевается лишь изредка: очередная демонстрация её власти, их неравенства. Больше всего ей нравится, когда они занимаются этим в стенах его нового храмовничьего Ордена. Она знает: даже если его пошлют схватить её — самую знаменитую отступницу в городе — она с лёгкостью сможет поставить его на колени, и он будет умолять позволить ему войти в неё, пока они поджидают его начальство. Он почти надеется, что однажды их застанут врасплох, и это наконец-то закончится. И в то же время боится, что убьёт любого, кто узнает, и это никогда не закончится. Ведь именно такая порочность ведёт к одержимости, припадкам собственничества и убийству, верно? Они слишком неравны, чтобы он мог продолжать так целую вечность, оставаясь соучастником её преступления. Она никогда ничего не боится, даже когда он отыскивает в себе эту тьму, обхватывает пальцами её горло и сжимает… Она смеётся ему в лицо, а он огрызается и вновь принимается вбивать в неё свою ненависть, снова и снова с каждым толчком. Хоук. Его сестра. Осуждающий шёпот. Хоук станет его погибелью.

@темы: гет, м!Хоук, Карвер, Secret Santa 2015/2016

---

Для MacLean

[Weisshaupt Fortress]

Для: MacLean От: $corpicora Название: «Плачь, детка, плачь» Автор: Пейринг: Карвер Хоук, ж!Хоук Категория: джен Жанр: юмор, стёб Рейтинг: PG-13 Размер: мини (1615 слов) Комментарий автора: автор не имеет ни малейшего понятия о том, как играют в «Алмазный ромб», посему использовались знания о других карточных играх. Очередная попойка в Висельнике только начинала переходить в фазу «А давайте играть на раздевание», когда Карвер поднялся из-за стола и направился к выходу. — Кто-то струсил… — ядовито пропела Хоук, уже явно в весёлом настроении, предвкушая ещё большее веселье. Ей везло в Алмазный ромб, в отличие от Мерриль (которая, либо не понимала правил игры, либо просто не рождена была для этого) и Карвера. Братишка как-то раз попался на этот фокус и Хоук раздела его до штанов. На этом игра прекратилась, поскольку Карвер позорно бежал. Вот и сейчас, похоже, свалит до начала самого интересного. Невольно Мариан уже начала выбирать новую цель для насмешек, но вдруг услышала голос брата: — Я останусь. И выиграю. — Вот это заявление! Садись, младший, сюда. Лучшего эля нам, милейший! — позвал гном трактирщика. Варрик тоже отлично играл в Ромб и посадить рядом с собой слабого игрока — прекрасный тактический ход. Карвер уселся за стол и оказался как раз напротив Мариан. Драгоценная сестрица о чём-то шепталась с Изабеллой и изредка косила глазом на брата. Было совершенно ясно, что задумали закадычные подружки очередную мерзость. Младший Хоук вздохнул и перевёл взгляд на Варрика. Может и впрямь чему научится у хитрого гнома? Мариан тем временем подговорив кое-кого ещё из друзей, выдала: — А давайте сыграем на желание? Тот, кто выиграет, может загадать исполнение своего желания проигравшему. — А что, мне нравится. У меня уже столько желаний… — промурлыкала Изабелла. «Вечно они находят общий язык с сестрой» — подумалось Карверу, но хоть игра предвещала избиение младенцев, у него в рукаве был козырь, да не простой. Уже давно ему осточертели шутки Мариан, которая порой просто потешалась над ним, а иногда давила на больную мозоль, заставляя его жалеть о том, что они родились в одной семье. Временами его удивляла мысль, что при всём при этом сестра восхищала его и как успешный боец, и как весьма привлекательная женщина. Конечно, подобные мысли он старался гнать прочь, и всё же… «Уж в этот раз не проиграю», — решил он, и смело посмотрел в глаза Мариан. Хоук уже раскладывала карты, своим авторитетом беспрекословно подчинив тех, кто пытался возразить. Таких было немного — как всегда Фенрис, лицо которого вечно изображало презрение и обиду на весь мир, и Авелин, редко являвшаяся на вечеринки, поскольку всё свободное время у неё отнимала новая капитанская должность и новая же любовь. «Сегодня я задам жару, если всё выгорит — Карвер со стыда сгорит на месте. Ишь, какой гордый расселся. А Варрик не дурак, нашел, где его посадить… » Эти мысли Хоук перемежались с другими, зрел коварный план, замысел должен был привести к победе её или Изабеллу, с которой она поделилась идеей. Капитанша без корабля всегда обожала приключения и розыгрыши. Наконец, карты раздали, и началась игра — в гляделки. Здесь решали далеко не сами карты, а лишь игроки, от уверенности и хитрой игры которых и зависела победа. И тут у каждого были проверенные методы. Фенрис хмуро оглядывал каждого, и по его выражению лица было совершенно невозможно определить, козырь у него на руках или только младшие карты. Андерс наоборот улыбался открыто и с долей искренности, строя из себя ходячую доброжелательность. Изабелла кокетливо причитала, что «опять набрала одну шваль», но так и зыркала глазами по соперникам, не забывая выставлять напоказ то оголённое плечико, то бедро в разрезе узкой юбки, а то и шла ва-банк, начиная потягиваться так, что все окрестные мужчины чувствовали себя неловко. У Хоук тоже был свой метод. Она пила, много, сорила «невпопад» картами, смеялась и прикалывалась над Карвером, а порой и над остальными, но при этом оставалась собранной и на удивление трезво мыслящей. Хитрец Варрик вёл себя по-другому. Он тоже шутил, создавая образ расслабленного гнома, который в вечер пятницы просто желает отдохнуть за давно ставшей привычной игрой. Но всегда выходило так, что когда вскрывали карты, у него было больше всего козырей. Никому не известно, как так получалось, видимо, просто Фортуна любила его. У остальных особого плана никогда и не было, играли они только за компанию и в основном проигрывали. Вот и сейчас Хоук отколола шутку про то, как Карвер в детстве упал с дерева. — Да он даже не смог залезть выше третьей ветки! — уверяла всех она под бледнеющее лицо младшего. — А потом — бац! — и свалился. И надо же так удачно под яблоней оказалась бадья с полосканием… — Мариан улыбнулась особенно коварно, вспоминая, как братишка выбирался из бадьи — весь мокрый и в платье сестры. Отчасти эта история и послужила началом для игры на желание. Уж если она выиграет, сделает из братца отличную Карину — так они с Бет обозвали его тогда. «И бантик привяжем…» — ехидно ухмыльнулась она, уже собираясь выкладывать каре из королей на стол. Но тут младший неожиданно встал и бросил на стол свои карты рубашкой вверх. — Меняемся картами! — решительно объявил он. Даже Варрик удивился при виде серьёзного лица Карвера. — Ты уверен, младший? Ведь тебе могут достаться совсем… не те карты? Откровенно говоря, странный выбор Карвера портил игру многим. Изабелла надулась и оперлась грудью о стол. Стол предательски затрещал. — Я не согласна. Кто знает, что за карты у противника. Вон у Мерриль к примеру никогда ничего толкового нет. — Так может дадим ей шанс? — вдруг поддержала младшего Хоука Авелин. Ну да, она всегда за справедливость. Посмотрев в бледное лицо брата, Мариан хмыкнула. Что же, он хочет хороших карт? Он их получит. Изабелле это никогда не мешало. — Ладно, я согласна. Маленький братец хочет показать, что он вырос и может отвечать за свои слова? Я с удовольствием погляжу, что ты будешь делать с моими картами. — Хоук демонстративно положила карты на стол так же рубашкой вниз. И подмигнула ривенийке. Изабелла дождалась, пока все выложат свои карты, демонстративно дуясь, и лишь затем со вздохом положила свои рядом. Не дав другим долго раздумывать, она отхватила карты Варрика, и когда все уже почти вновь были с картами, когда Карвер потянулся к картам сестры, внезапно положила ладонь на его руку. — Карвер, солнышко, если ты выиграешь, обойдись со мной помягче. Обещаешь? — кокетливо улыбнулась она, невзначай упершись бюстом в грудь Хоука-младшего. От неожиданности у того дыхание спёрло и, покраснев до кончиков ушей, Карвер смог только кивнуть и забрать карты. Мариан, наблюдавшая эту картину чуть со смеху не прыснула, но удержалась, решив потерпеть до конца и не ломать эту чудную игру. Изабелле могли бы позавидовать лучшие актрисы и орлесианские барды. Да и много кто ещё, говоря откровенно. С лучезарной улыбкой ривенийка села на своё место и Хоук забрала оставшиеся карты. Конечно, стоило ожидать, что ничего путёвого там не будет, но всё же обнаружилась пара десяток — и то хоть что-то. Карвер, постепенно принимающий нормальный цвет лица, всмотрелся в свои карты и не поверил. Ничего! Ему огромным усилием воли удалось не выдать своего разочарования. Похоже, он выбрал неудачный момент — тот самый, когда сестра, наконец, проигрывала. Не веря в происходящее, он обвёл глазами лица компании — светящееся от восторга личико Мерриль, которой попали три из четырёх королей, хмурую Авелин, обменявшуюся картами с Фенрисом, и ещё более хмурого, чем всегда, эльфа, а так же — изображающую скорбную мину Изабеллу и вздыхающего Варрика. Ну, и наконец — постное лицо Мариан. Хоть в этот раз она не выиграет, а Мерриль, которой, судя по всему, выпали хорошие карты, всегда всех жалеет и выбирает совершенно глупые, но вполне соответствующие приличиям, желания. — Вскрываемся, — проговорила Изабелла, но как всегда не торопилась делать этого первой. Позволив себе немного расслабиться, Карвер вместе с остальными одновременно выложил карты. Он ожидал чего угодно, но только не того, что выиграет Изабелла, продемонстрировав всем фул-хауз. Варрик не остался в стороне и занял второе место со своим стритом, третьей стала Мерриль, Андерс — четвёртым, а Авелин — пятой. Предпоследнее место поделили Мариан и Фенрис с одинаковыми парами, а последним остался он, Карвер. Сделав непроницаемое лицо, он приготовился к прилюдной порке. — Итак, что выбирает победитель? Какое желание я должен исполнить? — младший поглядел в прекрасные глаза Изабеллы, надеясь на снисхождение. Но… — У нас с Хоук одно желание, — призналась капитанша. — И, честно говоря, я всю игру пыталась представить тебя… в платье. — Ты так упорно твердил, что хотел бы побывать на моём месте, в моей шкуре, так сказать, так всегда завидовал мне, что я подумала — а почему бы не предоставить тебе такой шанс? У Изабеллы есть такое шикарное платье, и ты просто обязан его примерить, братец, — Мариан светилась от счастья и её хитрая улыбка обещала, что Карвер сильно пожалеет сегодня, что вообще появился на этот свет. Побледнев, Карвер попытался найти поддержку среди друзей, но оказалось, что подброшенная Хоук идея весьма пришлась по нраву многим из них. Варрик схватился за перо и бумагу, дабы запечатлеть этот момент для своей книги, Андерс подначивал младшего, припомнив ему, что тот как-то назвал робу платьем, «так испробуй теперь на себе», Фенрису было безразлично, над кем потешается публика, главное, что это был не он, а Авелин сославшись на недописанный график дежурств, ушла. Остальные — посмеивающаяся Изабелла и язвящая старшая сестра, попытались прихватить за компанию Мерриль, но та предпочла дождаться «явления Карины» на месте. Так что девушки просто подхватили Карвера под руки и утащили в комнату ривенийки. Через полчаса охов, вскриков, и прочих странных звуков, в комнату Варрика вошла незнакомая девушка — высокого роста, с копной курчавых волос и массой золотых и позолоченных украшений на шее и запястьях. Платье на ней сидело идеально и если бы не красные от стыда щёки, никто и никогда не признал бы в девице Карвера. — Плачь, детка, плачь. Женщинам слёзы к лицу, — проговорила низким голосом Хоук, тоже преобразившаяся в такого заправского разбойника, что не отличишь от настоящего. Изабелла блистала в роли пирата, заполучившего «добычу» в виде Карвера. Правда капитаншу выдавал распахнутый на груди камзол, и всё то, что он должен был скрывать. От вида прелестной троицы, друзья покатились со смеху. И только Карвер готов был провалиться на месте, мысленно представляя, какую пакость он устроит сестре за этот позор. Впрочем, даже он не мог не отметить, что мужская одежда красила Мариан, и эти обтягивающие штаны и довольно легкомысленно незатянутая шнуровка рубахи давали простор воображению. «В следующий раз я им всем докажу…» — подумал он, краснея, бледнея и держась на ногах лишь благодаря тому, что вцепился руками в край стола. Отрывали его от этого стола с большим трудом…

@темы: Изабела, м!Хоук, Карвер, джен, Secret Santa 2015/2016

---

Для Lienin

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Lienin От:  Rii-sempra Название: Увлекательное занятие! Пейринг: Фенрис/ж!Хоук Категория: гет Жанр: романтика Рейтинг: R Размер: Драббл ~1100 слов — Монна, к вам гость, — вежливо постучал в дверь Бодан. — Мессер Фенрис. — Пригласи его в гостиную, я сейчас! — Мариан ещё раз провела гребешком по ещё влажным волосам и бросила его на туалетный столик. Это воронье гнездо на голове не желало лежать нормально, хоть ты тресни. Впрочем, эльфу довелось повидать её и в более неприглядном виде, чем просто со взлохмаченной шевелюрой. Заляпанной с головы до ног кровищей, например. По уши измазанной в грязи, скверне, драконьих слюнях, нажьем дерьме или паутине. А то и во всём этом сразу. Раз уж не убежал с воплями ужаса до сих пор, то и сейчас потерпит. Хоук усмехнулась и аккуратно пошевелила плечом, с которого только что сняла повязку. Терпимо. Она вышла из комнаты и резво сбежала по лестнице, стараясь не слишком припадать на заживающую ногу. Но бравада оказалась напрасной — в гостиной было пусто, не считая мабари, мирно задравшего все четыре лапы на коврике перед камином. — Привет! — радостно прощебетала Мариан, распахнув дверь в холл и с размаха налетев на задумчиво топтавшегося перед входом эльфа. — Давненько не виделись! Интересно, почему? Её глаза быстро и внимательно осмотрели мужчину. Насуплен и сгорблен в пределах нормы, а вот поза немного скованна. Устал или ранен? — Добрый вечер, Хоук. Две недели. Всё это время ты была где-то за городом, — отозвался Фенрис ворчливо, но сдержанно. Не зашипел рассерженным котом, не отпрянул, даже наоборот — слегка придержал за локоток! Соскучился, видимо. «Надо отлучаться почаще», — решила Мариан. — Ничего себе, как время пролетело! — удивлённо присвистнула она, протиснулась обратно в гостиную, а потом с ногами влезла в своё любимое кресло у огня. — Ну, чего ты там стоишь, как неродной? — она приглашающе взмахнула рукой, не глядя пошарила под сидением и извлекла начатую с вечера бутылку. Заглянула одним глазом в горлышко, понюхала содержимое, сочла его всё ещё пригодным для питья и отхлебнула солидный глоток. — Вообще-то, я просто зашёл узнать, всё ли у тебя в порядке, — ответил Фенрис угрюмо, но всё-таки вошёл и тут же подпёр спиной косяк. Хоук слегка прищурилась, взглянув на него внимательнее. Так вот оно что! Не ранен — просто обиделся, что она не позвала его в рейд по пиратским гнёздам. Она легкомысленно пожала плечами и отсалютовала бутылкой: — Жива, здорова, свежа и прекрасна! Ну, раз уж ты здесь, значит, надо продолжить наши уроки! — её тон не терпел возражений. — Чего время зря терять? Фенрис заколебался, и Хоук спрятала понимающую ухмылку. Ох уж эти его шитые белыми нитками сложности! С одной стороны — ему хотелось заставить её чувствовать себя виноватой, чтобы не чувствовать вину самому. А с другой — тут была вкусная еда, неплохое вино и приятная компания в её лице. — Бодан приготовил жаркое из крольчатины, — произнесла она вкрадчиво. Эльф невольно потянул носом, и его взгляд из настороженного стал заинтересованным. Хоук снова отпила вино и велела: — Хватай книгу из библиотеки и тащи сюда! Фенрис пробурчал что-то для порядка, но подчинился. Вернулся он меньше, чем через минуту, видимо схватив первое, что подвернулось под руку. Но когда протянул томик Хоук, та подпрыгнула в кресле и взвыла от восторга: — Отличный выбор!!! Изабелла, я тебя обожаю! — Что-то не так? — снова встревожился эльф. — Всё так, — заверила Мариан, восхищённо зажмурившись, и снова приложилась к горлышку. — Уф, я даже не знаю… Давай, сразу с середины! Она раскрыла книжку и наугад ткнула в страницу. — Отсюда! Он устроился на стуле напротив, положил книгу на колени. — От е-го глаз всё внут-ри как буд-то пе-ре-вер-ну-лось, — медленно начал читать Фенрис, ведя по строчкам пальцем. — Грудь вне-зап-но на-бух-ла и ста-ла го-ря-чей. — Тут до эльфа дошёл смысл прочитанного, и его щёки начали потихоньку розоветь. — Её гу-бы у-влаж-ни-лись и за-дро-жа-ли в пред-чув-стви-и лас-ки… Хоук, это что за ерунда?! — Книжка, — промурлыкала та нежно. — Ты читай, читай… Фенрис посмотрел на неё с подозрением, но продолжил: — Е-го объ-я-ти-я бы-ли жар-ки-ми, силь-ны-ми и не-от… не-от… — Неотвратимыми, — подсказала Мариан, даже не заглядывая в текст. Голос её был мечтательным. — Продолжай. — Гру-ди Бесс при-жа-лись к е-го креп-кой гру-ди, их неж-на-я плоть рас-плю-щи-лась… — Голос Фенриса становился всё более обескураженным. Он сделал паузу, поднял на неё растерянный взгляд, и Мариан, не удержавшись, громко хрюкнула в кулак. — У тебя хорошо получается. Но надо чаще тренироваться, — сдавленно произнесла она. Эльф нахмурился, но девушка умудрилась сохранить серьёзное выражение лица: — Ты читай, читай! — повторила она. И он продолжил: — Я-зык Алек-са про-ник во влаж-ну-ю неж-ность её рта, ощу-пывая мяг-кую плоть нёба. Он гла-дил её спи-ну, силь-ны-е паль-цы мя-ли неж-ную лож-бинку под ло-пат-ками, спус-кались всё ниже и ниже… Хоук глотнула вина и снова закрыла глаза. Ах, этот голос… Она могла слушать его вечно. — Дико, по-зве-ри-но-му зарычав от удо-вольст-вия, Алекс стал покры-вать её поцелуями. Она по-чувст-во-ва-ла, что груди её напряг-лись, а соски затвер-дели. При-жимая её к земле, он теперь ласкал и дразнил трепетные груди боль-шими паль-цами… — Фенрис перевёл дух. Розовыми были не только его щеки, но и уши — до самых кончиков. — Устал? — спросила Хоук, из всех сил стараясь прогнать томные интонации. Получалось не очень. Эльф, не поднимая на неё глаз, сердито мотнул головой и посмотрел на книгу, скептически прищурившись. — Так говоришь, это Изабелла притащила? Там ещё штук пять было, в таких же весёленьких обложках… — Понравилось? Хочешь, дам с собой? — глаза Мариан озорно блеснули. Фенрис опять замотал головой и пробурчал что-то себе под нос. — Продолжим? — спросила она коварно. — Чтение — уж-жасно увлекательное занятие. Такое… затягивающее. И непредсказуемое. Взгляд эльфа метнулся из стороны в сторону. Хоук скрыла грустную улыбку новым глотком. Её чрезвычайно заводило и его смущение, и эта неумелая попытка утаить интерес и возбуждение. «Ах, шалунья Иза… Знала бы ты, какую свинью снова мне подложила, — подумала Мариан, прикусив губу. — Тс-с-с! Тише. Ничего не будет. Мы просто… читаем книгу». А Фенрис, уже справившись с собой, прочистил горло и продолжил: — Алекс вздох-нул, глубоко и пре-ры-вис-то, и припод-нялся, чтобы лечь между её ног… — И тут голос его всё-таки подвёл. Мариан вздохнула и протянула ему ополовиненную бутылку. Он алчно приник к горлышку и нечаянно встретился с ней взглядом. Хоук окунулась в его глаза с такой же жадностью, с какой он поглощал алкоголь. Фенрис закашлялся, вытер рот и пробормотал что-то похожее на «прости», возвращая вино. Сердце снова защемило — болезненно и сладко. — Фенрис! Может мы… Продолжим? — она коснулась его руки, принимая бутылку. — Я… — В зелёных глазах плавилась мука. Мариан не могла этого видеть. «Терпи», — приказала она себе, и продолжила со смешком: — Я о чтении! — А… Да. — Фенрис закрыл книгу. — Конечно, продолжим, только попозже. Например, завтра? А сейчас мне пора. — Ох, ну, разумеется! — Хоук весело фыркнула. — Неотложные дела требуют твоего немедленного присутствия!.. Не глупи и поужинай с нами. А потом можешь идти хоть к Мередит на рога. — Спасибо, — затуманившийся было взгляд прояснился. — С большим удовольствием! Хоук соскочила с кресла. — Вот и отлично! А книжку с собой другую возьми. Там, в библиотеке. Из стопочки рядом. Фенриса, безусловно, порадует история Коллегии Чародеев, битком набитая прокламациями Андерса.

@темы: гет, Фенрис, м!Хоук, Secret Santa 2015/2016

---

Для Emberiza

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Emberiza От:  KiraStain Название: «Я верю в чудо, что привело меня к тебе» Пейринг: Каллен/ж!Тревелиан Жанр: романтика, флафф, ангст Рейтинг: PG-13 Размер: драбблы (5255 слов) Комментарий автора: Не совсем уверена, что вышло так, как хотел заказчик, но автора понесло в какие-то далекие дали. Но спасибо большое за возможность поработать и написать этот мини-сборник. План - Прости, что мне сделать?! Лицо Каллена, думал в этот момент Варрик, нужно срочно запечатлеть и продать за баснословную цену его подчиненным. Те не поскупятся, заплатят сколько угодно и еще спасибо за это скажут. Генерал Инквизиции с неповторимой смесью шока, ужаса, неверия и - Варрик готов был поклясться, что это правда, а не гномье эго обманывает зрение - восхищения застыл, уставившись в никуда и, кажется, про себя перечитывая строки из Песни Света. - Что слышал, - усмехнулся Варрик и развел руками в стороны. - Нет, Кудряшка, а чего ты хотел, приходя ко мне с этим? Ты у нас генерал армии Инквизиции, известная личность, бывший рыцарь-командор ордена в Киркволле. Она же Великий и Могучий Инквизитор, убийца Корифея, спасительница мира, представительница древнего аристократического рода, в конце концов! - Спасибо, что напомнил, - хмуро буркнул Каллен, недовольный очередным напоминанием о разнице их сословий. Он-то из простой крестьянской семьи, еще и храмовник большую часть жизни. Так откуда ему знать обо всех тех правилах? Куда ему любить знатную особу? Что вообще скажет ее семья? И почему его снова начало все это волновать?! Каллен вспоминал, как два с лишним года назад он уже задавал такой вопрос. Эвелин посмотрела тогда на него так, что всякое желание вновь поднимать тему о сословной разнице развеялось в миг. Еще потом и обиделась, что "Так ты обо мне думаешь, да?" Но собственные сомнения грызть не переставали никогда, лишь уйдя глубже и, как выяснилось, затихнув лишь на некоторое время. - Э нет, поздно уже на эту тему думать, я только разогнался! - Варрик возмущенно хлопнул рукой по грубо сколоченному деревянному столу. Здесь, в таверне, все разговоры сливались в единый поток бесконечного пьяно-веселого шума, и нигде больше в крепости нельзя было укрыться от посторонних ушей так, как здесь. Каллен вообще редко бывал в таверне — всегда слишком много дел, тренировок, бумаг, поручений и прочего, даже после победы над Корифеем. Сюда его фактически за шкирку пару раз вытаскивала Эвелин — в том числе и в тот памятный день, когда убегал к себе он уже без штанов. И если бы только без штанов... Но сейчас он сидел вместе с Варриком на втором этаже за столом в самом углу, сам пригласив Варрика на разговор. Но желание сбежать отсюда вдруг стало столь же острым, как и после позорного проигрыша Жозефине. Каллен закрыл глаза ладонью. - То есть ты серьезно предлагаешь мне... - Это обязательная часть любого такого события! - воскликнул Варрик, и Каллен бросил на него поверх руки быстрый, полный ужаса и злобы взгляд. - Да, прости, - приглушив голос, гном продолжил. - И на колено встать, и спеть под окном с музыкой, и обязательно что-нибудь любовное и протяжное! И речь приготовить, чтобы как в романах! - Ты издеваешься надо мной. - Ни в коем случае, - проговорил он невозмутимо, но от Каллена не укрылись веселые и хитрые искры в его глазах. - Я. Не Буду. Петь, - отрывисто и резко сказал он, будто отчитывая провинившегося подчиненного, с угрозой смотря на Варрика и чувствуя, как жар приливает к щекам. - Даже ради любви всей жизни? - пытается подколоть, но натыкается на новый взгляд, полный обещаний самой жестокой расправы. - От самого интересного отказываешься... - он тяжело вздохнул. Каллен закатил глаза. - Ладно, - Варрик вдруг посерьезнел, наклоняясь ближе и опираясь руками о стол. - Если серьезно, то едва ли нашей дорогой Эвелин нужен весь этот аристократический пафос. Ей ты нужен, Кудряшка, а уж как ты ей предложение делать будешь, едва ли ее волнует. - Но я не хочу здесь снова сглупить, - устало возразил Каллен. - Она же... не просто кто-то. Я хочу сделать все правильно. Красиво. Торжественно. Чтобы она запомнила и не жалела. Варрик тяжело вздохнул, качая головой и словно бы говоря «Ох уж эти неопытные храмовники...» - Слушай, по части книжной романтики у нас скорее Кассандра, но ты вроде бы не ее замуж звать собираешься, так? Эвелин у нас про честность и искренность, без всяких постановочных штучек. Будь откровенным. Собой, Тень тебя забери, - Варрик усмехнулся, хитро посматривая на него. - И все тогда будет отлично и без всего этого бреда, как надо. Ну, может, если только... Каллен раздумывал над планом еще целую неделю, меняя детали, дополняя, отказываясь, просчитывая каждую мелочь. Жил этими мыслями, отвлекался от рутинных заданий, прокручивал вновь и вновь по дороге в Халамширал, думая, что после Священного Совета позовет ее прогуляться по великолепным садам вокруг дворца и тогда... План провалился с треском. Каллен недолго сожалел. В конце концов, Варрик, как и всегда в таких вещах, оказался прав. Важнее всего была искренность. Мы справимся Фантомная конечность все еще взрывалась приступами дикой боли. Хотя болеть было нечему уже очень давно. Слишком давно. Но многолетние привычки, действия, разученные с самого детства, давали о себе знать каждый день, угнетали, терзали, давили, вновь и вновь напоминая о собственной ущербности. В первые месяцы после того события у нее постоянно случались истерики. Когда приборы выпадали из рук, когда бесконечные пуговицы отказывались расстегиваться, когда узлы развязывались всего через пару минут, когда жалкий обрубок взлетал вверх в попытке поправить волосы, почесать нос, разгладить складку на одежде. А еще хуже было, когда с ней рядом был Каллен. И видел ее убожество, видел неуклюжесть, не говорил ни слова, молча помогая с, демоны, вещами, которые сами могли делать даже маленькие дети, а она не могла! Это убивало. Сжирало изнутри. И Инквизитор Тревелиан, выдержавшая на собственных узких плечах груз всего Тедаса, рыдала навзрыд, падая на пол от прогнувшихся коленей и сжимая вокруг себя неистово трясущиеся руки... Руку. И обрубок. И было еще невозможнее, когда Каллен, который должен был ее оставить, бросить такую теперь никчемную и недостойную, убогую калеку, опускался на колени напротив нее, обнимал своими большими сильными руками и прижимал к себе как можно крепче, утыкаясь носом в ее макушку и шептал без остановки, без конца, пока громкие рыдания не сменялись тихими всхлипами, а потом и вовсе не сходили в беспокойный сон. - Мы справимся, мы справимся. Я с тобой, слышишь? И от нежности в голосе, от теплых рук, что не переставали обнимать, не бросали ее одну в этом холодном ужасе, глухом одиночестве и трясущемся, едком отчаянии, хотелось реветь еще сильнее, потому что она не заслужила всего этого, не заслужила, но силы утекали, а успокаивающее тепло Каллена согревало и смывало всю тоску и отчаяние. В такие моменты Эвелин казалось, что ее тело просто не выдержит всей ее любви, что ее попросту разорвет. Потом доставили протез. В большом продолговатом деревянном ящике, обитом изнутри мягкой плотной тканью, с короткой запиской: «Это будет покруче Вашей светящейся штуки, Инквизитор». И подписью. Бьянка и Дагна. Эти две хитрые... сговорились за ее спиной. Впрочем, почему две. Едва ли обошлось без Варрика. Конструкция из бесконечного количества соединений, металлических прутов, шарниров и еще Создатель знает чего под тонким металлическим корпусом была непривычной. Даже немного пугала. Но странные руны — Дагна позже отметила, что магии духа — и впервые встретившиеся Эвелин камни давали протезу жизнь. Рука двигалась, слушалась чуть ли ни малейших жестов, крепко держала оружие и после некоторой тренировки даже сносно удерживала вилку. В день, когда впервые после столь долгого перерыва Эвелин достойно продержалась всю тренировку и успешно использовала в бою обе руки, она снова заплакала. Но без трясущихся рук. Без сгибающихся коленей. И от облегчения. А еще Каллен целовал эту новую руку так же нежно, как ладонь с мерцающей зеленым Меткой, как ее другую, здоровую руку, и учил ее переплетать пальцы протеза с пальцами его рук. И обручальное кольцо на серебристом металле, как, правда, много позже, но признала Эвелин, смотрелось очень даже неплохо. Вторая жизнь Каллен Стентон Резерфорд был живой легендой среди жителей Убежища, а после — членов Инквизиции. Да и, пожалуй, вообще всего Тедаса. Человек, своими глазами видевший все ужасы восстания Круга Магов в Ферелдене, правая рука позже обезумевшего рыцаря-командора храмовников Киркволла, свидетель вторжения кунари, ключевая фигура в восстановлении города после взрыва Церкви и начала войны магов и храмовников, рыцарь-командор. И, наконец, генерал армии — насколько это можно было назвать армией — второй Инквизиции. Прекрасная воинская подготовка, огромный боевой опыт, великолепные лидерские качества, стойкость, смелость, упорство и бесконечное трудолюбие — все эти качества Каллена помогли ему завоевать уважение не только со стороны подчиненных, но и коллег, напарников, старших по званию и даже врагов. Он вставал еще до рассвета — если вообще спал — и шел на тренировочное поле, где в одиночку отрабатывал уже давно отточенные до блеска движения, атаки, сложнейшие приемы боя с мечом и щитом. После он проводил тренировку с собственным войском — всегда лично, пристально следя за каждым солдатом. Он был строгим, но отличным наставником. Дальше — работа в ставке. Планирование операций, движений отрядов, контроль разведданных от Лелианы, немногочисленные союзы, попытки проследить потерявшихся и тонущих в омуте войны храмовников. Бумажной работы, связанной с развитием Инквизиции, ее поддержкой, усилением и защитой, поиском средств для закрытия грубо залатанной Бреши было так много, что свободная минута на еду или отдых была лишь мечтой. Мечтой, которой командор и не желал вовсе. Каллен Стентон Резерфорд был живой легендой. Но никто, смотревший на него с восхищением, не вспоминал о той цене, которую платят герои - люди, которые легендами становятся. На Каллене — множество шрамов. На руках — следы издевательских ран от обезумевших магов Кинлоха. Тонкие, глубокие царапины от ножей, что используют малефикары для собственных ритуалов. На бедре — рваный шрам от кунарийского клинка, полученный во время атаки Аришока на Киркволл. Куча мелких напоминаний о мелких стычках и тренировках, неудачных защитах, плохих выпадах. И все рваные следы на коже — мельчайшие выступающие наружу крохи тех ран, что гноятся, гниют и кровоточат внутри него. Кошмары Круга. Трупы на улицах. Безумные глаза кунари. Взрывающиеся одержимостью маги. Кровь. Смерть. Ужас в глазах. Не спасенные по его вине люди. Невинные жертвы. Демоны. Вся его жизнь — один рваный, грубый, кровоточащий, дурно пахнущий шрам. И Каллен сдался в первый и последний раз, перестав верить во что-то другое для себя. Потом была Инквизиция. Шанс исправить свои ошибки, сделать что-то правильно, возможность избавиться хотя бы от пары капель чужой крови на собственных руках. Он не искал прощения или собственного счастья. Он искал мира другим и готов был отдать собственную жизнь, если понадобится, чтобы искупить собственные грехи. Ни во что другое верить больше не было сил. А после была она. Преступница вначале. Человек, способный спасти мир — немного позже. Каллен поверил в нее так же, как верил в Инквизицию. Как в солдата, способного действовать. Как в лидера, способного выдержать весь тот груз, что чужие руки так легко переложили на ее плечи. Как в напарника, способного сделать что-то хорошее. Эвелин же поверила в него самого. С первыми же словами, сказанными конкретно для него. С первыми же улыбками, взглядами, жестами. Каллен видел в себе уже агонизирующий в предсмертных муках почти-труп. Эвелин видела в нем живого человека, у которого впереди еще целая жизнь. Видела и верила. И так сильно, что рядом с ней начинал верить и видеть он сам. Поэтому, оставляя Эвелин одну против нового и жуткого врага ради спасения всего Убежища, он оставлял умирать и себя. И поэтому же, видя изнеможденную, замерзшую, но живую, размеренно дышащую Тревелиан, которая только уснула на узкой грубой лежанке в их временном пристанище меж скалами, Каллен не мог выпустить из собственных рук ее маленькую изящную ладонь, не мог оставить ее одну. Вестница Андрасте возродилась, шептались в лагере с отголосками новой надежды, а командор тихо, но счастливо усмехался. Возможно, с ней было все не так фантастически лирично. Но вот Каллен получил вторую жизнь точно. Вопросы веры - Верите ли вы, леди Тревелиан? - спрашивает Кассандра еще не до конца доверяющим взглядом, и Эвелин отмахивается от вопроса, несет околесицу и, как может, переводит разговор в менее острое русло. Ведь Искательница верит. Отчаянно и всем сердцем, и едва ли от кого-то это может укрыться. Ведь Эвелин — из древнего и благочестивого рода, приближенного к Церкви и приглашающего Владычицу на дружеские обеды каждые выходные. Ведь она сама ни капли не верит ни в Создателя, ни в какую-то его прославленную невесту. Ни тем более в собственное священное предназначение. - Ты сама-то веришь в свою святость, а? - задает вопрос Сэра. Смотрит, а в глазах — полыхающее Убежище, братская могила, которой стала деревня, умирающие на дороге из снега и метели меж пиков гор. Сэра сильная, но никто не мог быть подготовлен к такому. И Эвелин неловко пожимает плечами, потому что ее называют Вестницей какой-то невесты, потому что эльфийка скрывает дрожь собственных худых бледных рук, потому что хочет найти опору под ногами. Пусть она сама не верит, пусть на небесах никого нет, но в ней видят опору и спасение. И опорой и спасением она сможет стать. Станет. - Ты видишь, кто ты для них? - со скрытым гневом спрашивает Блэкволл, когда Эвелин не отвечает ему твердое «Да» на предыдущий вопрос. Она видит, гораздо лучше, чем видит Страж. Видит и боится, и хочет убежать. Ведь ее готовили быть наследницей, благовоспитанной дочерью, опытным воином, хорошей женой — кем угодно, но не тем, кем требует от нее быть весь гребаный мир. Она видит, и от этого ничуть не легче. Она видит, и потому забудет о том, что всю жизнь думала и во что не верила. - ...но я верю в тебя, - говорит Дориан, и он тоже верит, даже он, но Эвелин не кривится и больше не в ужасе. Ведь она вышла из Тени, вышла живая, и никакая не Андрасте призвала ее для спасения, а лишь глупая ошибка и очередное «не в то время и не в том месте». Ошибка, но она все еще дышит, второй раз повторяя то, что не удавалось никому из ныне живущих. Она жива, она продолжает идти вперед, и почему-то слово «чудо» не выходит из головы. Чудо, что обманула смерть. Чудо, что все еще есть силы. Чудо, что во всем этом безумии она смогла встретить того, кого так искала многие годы до этого. - Ты веришь, Эвелин? Вопрос шепотом на ухо, когда за окном только занимается рассвет, в камине тлеют угли, а ее прижимают к себе любимые сильные руки. И она уже счастлива, потому что ее примут любой, с любым мнением и ответом на вопрос, примут без обманов и масок, без ожиданий — такой, какая она есть, со всеми острыми углами и изъянами, со всеми слабостями и всеми страхами. Примут, поддержат, подарят сил сделать следующий шаг и спасти этот безумный мир. Эвелин приподнимается на локте, склоняясь низко над Калленом, мягко щурясь и выдыхая ему в губы: - Я верю в чудо, которое привело меня к тебе. И жадный, но бесконечно нежный поцелуй был ей ответом. Мечты Эвелин пять лет, и она играет с детьми слуг в принцев и принцесс. Ее принц — шестилетний сын интенданта, немного нескладный, вечно лохматый, но с удивительными светло-голубыми глазами, скрытыми за смоляными прядями, и от этих глаз невозможно было оторвать взгляд. Она была в восторге от такого принца: в прошлый раз она играла в паре с пухлым глупым мальчишкой с кухни и долго возмущалась по этому поводу, пока ее не отругала няня за такую невоспитанность. Винс же ей всегда очень нравился, и сейчас она счастливо улыбалась, не в силах скрыть смущение на щеках, когда он брал ее за руку и долго-долго не отпускал. Сын интенданта улыбался и заливисто хохотал, надевая ей кольцо из маленьких белых цветов на безымянный палец левой руки, и Эвелин не снимала его до поздней ночи, засыпала в кровати, не прекращая с глупой улыбкой его разглядывать. Эвелин одиннадцать. Она читает сказки о прекрасных далеких королевствах, светлой любви и фантастических романтических историях, которые читали все знакомые ей девочки, и мечтала о принце, что спасет ее из высокой-высокой башни, увезет на своем коне в роскошный дворец, и они сыграют самую красивую свадьбу в истории. Она будет в пышном белом платье, украшенном драгоценными камнями, лентами и лучшим кружевом, бесчисленные гости будут в голос восхищаться ее неземной красотой, поднимать тосты в честь невесты и жениха. Она и принц будут танцевать перед всеми, не отпускать рук друг друга, а в конце он на руках донесет ее до их комнат, не выпуская и обязательно целуя и клянясь в вечной любви. Эвелин пятнадцать. В ее руках — тренировочный меч, мышцы воют от усталости, по лбу течет пот, скатываясь крупными каплями, которые лезут в глаза, мешают видеть и больно щиплют. Рубаха на спине уже давно промокла насквозь, противно прилипая к коже и сковывая движения, но юная Тревелиан быстро вытирает пот рукой, промаргивается и замахивается для нового удара. Три года она каждое утро выходит во двор и под бдительным контролем наставника отрабатывает все новые и новые удары, замахи, блокировки, стойки и выпады, оттачивая мастерство боя с оружием и врукопашную, забывается в изнурительных тренировках, отдавая всю себя каждому занятию. Эвелин стрижется слишком коротко для благородной дамы, завязывает волосы до плеч в тугие узлы, чтобы не мешали занятиям, да и вообще вся Тревелиан состоит из острых углов и в своей свободной одежде похожа больше на мальчишку, чем на благовоспитанную юную леди. Романтические книжки на полках в спальне давно розданы или выброшены, сменившись учебниками по истории, дипломатии, языкам, военному искусству, этикету и прочим необходимым молодой аристократке и воительнице наукам. На всякие глупые сопливые мысли нет ни времени, ни желания, не говоря уже о всяких дурацких мечтах о свадьбах и прочем бессмысленном бреде. А от сверстниц, что с хихиканьем на каждом балу не могут пропустить мимо ни одного молодого и более-менее симпатичного юношу, ее попросту тошнит. Эвелин... кажется, слишком много лет, много больше, чем есть на самом деле. Но она стоит у алтаря — впервые не в глупых детских мечтах, а на самом деле — в длинном белом платье, принесенном ей этим утром в комнату чуткой и проницательной, как всегда, Лелианой, и ужасно нервничает. Эвелин давно перестала воображать варианты собственной «прекрасной и роскошной свадьбы», давно потеряла интерес к глупым романтическим книжкам, но сейчас она стоит и едва удерживается от того, чтобы от волнения не начать переступать с ноги на ногу и кусать губы. А вдруг ему не нравится? А вдруг он хотел что-то другое? Каллен же говорил, что планировал заранее и вообще... Может, он хотел не так? Эвелин не слышит долгую речь церковницы, не видит никого из тех немногих гостей, что пришлина внезапную тайную свадьбы Инквизитора и командора. И только когда ее руку берет в свою человек, стоящий напротив, одетый далеко не в расшитый золотом камзол, но такой восхитительно великолепный... Лучше любых надуманных принцев и королей. Каллен смотрел на нее с той нежной и мягкой улыбкой, которую дарил только ей, и у Эвелин скручивает живот от чувств, затопивших с головой. Она слушает его клятву, впитывает каждое слово, отпечатывает его в голове, в сердце, в душе. И весь Совет, весь Халамширал, весь Орлей, да весь Тедас может катиться куда угодно, пока эти слова будут с ней. Следом — ее клятва, и она кажется такой кривой рядом с его словами, но Эвелин вкладывает всю искренность, волнение, всю себя в каждый звук. И взгляд Каллена говорит ей, что она все делала правильно. Эвелин все еще много больше лет, чем есть на самом деле, но ей наплевать. Платье, из-за которого она так глупо переживала еще этим утром, смятой тканью валяется на ковре у изножья кровати. Каллен дал довольно четко понять, что платье ему очень понравилось, но гораздо лучше его жена была без него вовсе. Эвелин вспоминает все свои детские фантазии о тех дорогих, торжественных и многолюдных свадьбах в прекрасных замках и тихо смеется. Дворец, конечно, ей обеспечили, на этом все сходства с теми мечтами закончились. Но о лучшей свадьбе Эвелин Тревелиан-Резерфорд — или Резерфорд-Тревелиан? - и мечтать не могла. Сестра - Видимо, нам сюда. Эвелин краем глаза покосилась на Каллена. Тот сидел в седле с неизменно прямой спиной, спокойно и уверенно, но от нее не укрылось очень странное выражение на его лице. Она перевела взгляд обратно. Большой каменный трехэтажный дом, отлично построенный, был окружен приличного размера — особенно в черте города — территорией и обнесен высоким деревянным забором. Из двух труб на крыше клубами выходим дым — внутри горел камин и, видно, готовили обед на кухне. - Неплохо, - прокомментировала Тревелиан и заметила, как Каллен кивнул. - Она писала мне, что вышла замуж за купца, но никогда не упоминала, как у ее мужа шли дела. Видимо, неплохо. Я рад. Эвелин улыбнулась. - Готов? Каллен застыл на пару секунд, а после медленно и как-то неуверенно кивнул. - Наверное. Не знаю, - рука в излюбленном жесте взметнулась вверх, нервно потирая шею. - Мне кажется, Мия меня убьет. - Не переживай, - нарочито серьезным тоном заявила Эвелин, натягивая поводья и трогая лошадь вперед. - Обещаю, Великий Инквизитор спасет тебя от гнева старшей сестры. Каллен фыркнул и тихо рассмеялся, командуя своему коню двигаться следом. Мия была похожа и непохожа на своего младшего брата одновременно. Отличалась тем, что была ниже Каллена практически на голову, глаза ее были темно-карими, кожа — темнее. Походила же таким же пшеничным оттенком длинных густых волос, свободно спадающих на спину, изгибом губ, а еще — прямой стойкой, взглядом и выражением лица. С таким же сам Каллен обычно смотрел на провинившихся подчиненных. Очень сильно провинившихся подчиненных. И Эвелин едва сдерживалась от смеха, видя как ее муж — командор огромной и совсем недавно сильнейшей армии во всем Тедасе - сдулся подобно ребенку, пойманному за какой-то пакостью! О, она была готова поспорить, солдаты бы отдали очень многое за возможность хотя бы раз в жизни лицезреть такую картину. Они стояли в прихожей большого купеческого дома, не двигаясь и ничего не говоря. Первым нарушить тишину решился Каллен, набирая в грудь воздуха и говоря: - Мия... И резкий взмах рукой оборвал его на полуслове. Старшая сестра просто испепеляла его взглядом. - Сколько лет, Каллен? Тот не ответил. - Сколько лет, напомни-ка, мы с семьей узнавали о тебе через обрывки слухов и сомнительных новостей? О Кинлохе? Киркволле? Инквизиции? Эвелин невольно позавидовала умению так говорить. Было чему поучиться на будущее. Да таким тоном резать было можно, не то что просто отчитывать или команды отдавать! - Я сбилась со счета тех раз, когда мы думали, что ты умер. Такое врагу ьне пожелаешь, а ты это сделал с собственной семьей! Каллен смотрит исподлобья, хмуро и тяжело. - Прости меня, - говорит он тихо, но Эвелин давно научилась понимать малейшие его интонации. Стыд. Раскаяние. Искренность. Бесконечное чувство вины перед родными. Муж ей редко говорил о семье, но всегда тепло и с толикой грусти. Но он никогда не жалел о своем решении, о том, что уехал, как он признавался. Каллен сам выбрал свой путь еще маленьким ребенком, твердо и осознанно. - Я должен был писать чаще, но не хотел, чтобы... - он останавливается, но Эвелин знает продолжение. Не хотел, чтобы видели в отчаянии. Не хотел, чтобы видели такого разбитого. Такого озлобленного. Такого изломанного и потерянного. Мия смотрит с минуту, молчит, но потом медленно и тяжело выдыхает, а после разводит руки в стороны. - Ну иди сюда, глупый младший брат. Когда Каллен, наконец, выпутывается из объятий сестры, Эвелин успевает заметить его невозможно счастливую улыбку. Такую она видела только пару раз — очнувшись после побега из Убежища и у алтаря, когда произносила свою свадебную клятву. И вот третий раз. Кажется, это были теперь самые драгоценные моменты ее жизни. - Спасибо, что приглядываешь за моим дурным братцем. Они сидели на открытой веранде на заднем дворе дома, укутавшись в мягкие теплые пледы и распивая на двоих бутылку неплохого антиванского красного. Каллен был отправлен наверх для более близкого знакомства с двумя племянниками, а женщины остались вдвоем для «разговора между девочками», как заявила Мия, выпроваживая брата в детскую. - Кто еще за кем приглядывает, - усмехается Эвелин, демонстрируя свой протез вместо нормальной руки. - Спасибо, что воспитала такого великолепного человека и моего будущего мужа. Мия небрежно отмахнулась и чуть поморщилась. - Едва ли он меня слушал. Всегда был себе на уме. «Хочу стать храмовником», «Хочу в орден». Только это и слышала. Кажется уже, что как говорить нормально научился, так это и затвердил. - А ты что? - неформальные обращения вылезли сразу и сами собой, казались такими правильными с первой же минуты знакомства. - А что я, - Мия с улыбкой покачала головой, делая глоток. - У него так глаза горели, когда он храмовников видел, что попробуй с ним спорить. Да и верила я в него всегда. Знала, что с его упорством и усердием многого добьется, - она лукаво взглянула на Эвелин. - А он все мои ожидания превзошел, кого завоевать-то смог — самого Инквизитора, спасительницу мира. Тревелиан-Резерфорд смущенно улыбнулась и отвела взгляд. - Каллен не раз меня спасал. Да и без него Инквизиции бы не было. - Приятно слышать. Если бы он еще сообщал о своих подвигах сам и почаще, чем раз в десяток лет, было бы вообще прекрасно. - У него... - были свои причины, - уклончиво проговорила Эвелин, не желая вдаваться в лишние подробности. Захочет — расскажет все сам. Это не совсем ее право. - Я догадываюсь, почему он так не делал, я не дура, - Мия нахмурилась, оставляя в сторону вино и скрещивая руки на груди. Взгляд ее направлен куда-то перед с собой, губы поджаты. - Мой муж в силу своей работы слышит и узнает многое, так что вестями мы не обделены. Волосы дыбом только от рассказов. Представить не могу, что он пережил за все эти годы. И, честно говоря, не хочу представлять, я далеко не так смела, как брат, - она перевела взгляд на слушающую собеседницу, и черты лица ее чуть разгладились. - Надеюсь, сейчас ему легче. Эвелин улыбнулась краем губ. - Прилагаю для этого все усилия. И Мия улыбнулась в ответ. - Добро пожаловать в семью, Эвелин. Первый День Первый День в небольшом городе, где проживала Мия со своим мужем и двумя детьми и где уже несколько недель гостили Каллен с Эвелин, встретил просыпающихся жителей пушистыми белыми хлопьями, падающими с небес, огромными сверкающими сугробами, шапками снега на домах и заборах, запахом зимы и приятным морозом. Улицы быстро заполнялись людьми, украшающими дома и улицы к вечерним гуляниям, торговцы толкали свои тележки на центральную площадь, перекидываясь друг с другом громкими и веселыми репликами, торопились занять места получше и поудачнее. Дети Мии выбежали во двор и принялись лепить снежные крепости, готовясь к великой битве снежками за право первым выбрать на вечерней ярмарке подарок. Крепости свои они лепили старательно, кирпич за кирпичом, укрепляя стены, продавливая узкие щели для наблюдения за противником, готовя запас снежных снарядов, перекидывались угрозами и хохотали на всю округу, обещая быстрое поражение противнику. Эвелин стояла у окна с кружкой горячего чая, и улыбка не могла покинуть ее лицо. Почему-то вспоминались прошедшие годы. Бессонные ночи, бесконечные споры, невозможные решения, сражения, раны, травмы, страхи, кошмары по ночам, слабости, предательства, поражения, увиденные жестокость и жуткие действия, боль, все отчаяние, все дни, когда казалось, что дальше идти просто не сможешь, что все силы покинули окончательно. Вспоминался каждый миг ужасов. И сейчас, наблюдая за хохочущими детьми, копошащимися в снегу, Эвелин понимала. Оно стоило того. Много, много раз. И если бы понадобилось, она прошла бы весь путь заново. Да, еще не все хорошо. Впереди — другой враг. Новая угроза, более опасная, чем все, что было раньше. Но каждый миг покоя, отвоеванный Инквизицией, стоил всех усилий. Эвелин опускает взгляд вниз, рассматривая обручальное кольцо на безымянном пальце протеза — у них с Каленном был долгий спор по этому поводу. Она не хотела носить его на фальшивой руке, но ее обожаемый и бесконечно любимый муж был по-воински несгибаем, убеждая ее, что никакой фальшивости нет, и что кольцо должно быть на пальце, потому что все истинно, все правдиво, все в порядке. И она поверила. И после этого смирилась с протезом, перестав его ненавидеть. И кольцо снять больше не пыталась. Знакомые шаги на лестнице, и через мгновение она оказывается в теплом кольце любимых рук, чувствует привычную тяжесть его головы на своем плече. - О чем думаешь? - мягкий голос, дыхание щекочет ее ухо. Эвелин улыбается и смотрит в окно. - Думаю, как все было не бессмысленно, если сейчас единственная война здесь — война снежками на заднем дворе. Тихая усмешка любимого мужчины и легкий поцелуй от него в висок. - Прекрасно сказано, моя леди. К сумеркам на всех улицах зажгли множество праздничных фонарей, ярко освещающих путь к центральной площади, с которой еще за несколько кварталов доносились музыка и голоса людей. - Скорее, а то нам не достанется тех пирожков с вареньем, которые только на Первый День пекут! - возмущенно кричит младший сын Мии, и дети практически синхронно тащат родителей вперед. Те смеются, коротко переглядываясь, и послушно ускоряют шаг за своими непоседливыми детьми. Каллен и Эвелин идут немного следом, позволяя себе никуда не торопиться и разглядывать все вокруг. Тревелиан видела Первый День в снежном Ферелдене в первый раз, Каллен же — спустя очень много лет, последний раз отмечая его так еще маленьким ребенком, только мечтающим об ордене храмовников. Мечтающим. Как же давно это было. Он не мог перестать поглядывать на свою жену, укутанную в теплый меховой плащ ярко-синего цвета, зимнее платье на несколько тонов светлее, мягкие сапожки и плотные перчатки в тон — все было подарком от мужа Мии. «Едва ли это хоть как-то может послужить моей благодарностью за возможность спокойно жить», - сказал он, вручая подарок с немного смущенной улыбкой. Он вообще был невероятно счастлив принимать их гостями, не переставая расспрашивать о событиях в Инквизиции и благодарить за победу над Корифеем, за восстановление порядка. Эвелин от всех благодарностей отмахивалась, но подарок приняла с восхищением и горящими глазами, тут же убегая наверх переодеваться к вечернему празднеству. И Каллен не мог не признать, что весь наряд очень красил его молодую жену. Хотя скорее все же его жена красила этот наряд. - Не мерзнешь? - задал он вопрос, видя, как раскраснелась на морозе Эвелин. Такая изумительно красивая. Фантастическая. Та покачала головой и улыбнулась. - Все прекрасно. И снег. Особенно снег. В Оствике он — невероятная редкость, а так много его не бывает вовсе. А за все время пребывания на юге я как-то не успевала толком насладиться им. - То есть в Скайхолде... - со смехом начал было Каллен, но Эвелин чувствительно дернула его за руку. - Это не то. Это горы. А здесь город, праздник, и все такое... живое, - она окинула взглядом улицу. - Мне нравится. Каллен улыбнулся и притянул жену ближе, обнимая за плечи. Площадь встретила их играющими музыкантами, криками, танцующими в центре людьми, толпой вокруг них и снующими повсюду непоседливыми детьми. Мия с мужем нашлись чуть поодаль покупающими сладости у небольшого прилавка с громко что-то рассказывающим торговцем. Дети, завидев Каллена и Эвелин, замахали руками, привлекая внимание. Когда они подошли ближе, младший сын, Ронни, протянул им два золотистых круглых пирожка. - Мы вам тоже взяли! Эвелин с благодарностью взяла угощение, рассматривая прилавок, заваленный огромным количеством разнообразной выпечки — у нее всегда была некоторая слабость к сладкому. Торговец же, заметив вновь подошедших, расплылся в широкой улыбке. - Прошу, выбирайте, все только из печи, еще горячее! Ронни, напустив на себя вдруг очень важный вид, задрал голову и внимательно посмотрел на торговца. - А наша тетя — Инкви... Это было почти рефлексом, когда пирожок, только что бывший в руке Эвелин, оказался во рту говорливого ребенка. Убедившись, что торговец не обратил внимания на слова Ронни — или сделал вид, что не обратил — она склонилась к самому уху мальчика и прошептала: - Это наш секрет. Не рассказывай никому, ладно? Ронни кивнул, откусывая от пирожка и довольно улыбаясь. Видя, с какой грустью Эвелин смотрела на потраченную выпечку, Каллен со смехом купил у торговца еще два таких. Счастливые глаза жены были лучше всяких слов благодарности. Хотя он наотрез отказался вестись на самые разнообразные уговоры, от просящих слов до весьма убедительных объятий и чувственных прикосновений под его теплой одеждой, и присоединяться к танцующим — ему с головой хватило того позора в Халамширале, на балу у императрицы, когда он не один и даже не два раза отдавил ноги любимой женщине. С тех пор он окончательно завязал со всеми попытками танцев. И потому сейчас он вместе с сестрой и очень быстро запавшими ему в самую душу племянниками стоял чуть в стороне, заняв место с отличным видом на вовсю отплясывающих зятя и жену — и где Эвелин успела научиться ферелденским танцам? - и был более чем доволен таким положением вещей. Наблюдать, как Эвелин танцевала, со стороны ему нравилось куда больше. - Тебе повезло с женой, братец, - говорит ему Мия, так же не сводя взгляд с них. - Лучшей я не могла бы и представить. Каллен обнимает сестру, и в душе разливается что-то очень теплое, согревающее лучше всей его зимней одежды. Топит последние осколки льда, в которые он заковал себя много-много лет назад. - Мне и с сестрой очень повезло, знаешь ли. Поверх плеча Мии он замечает, как Эвелин машет ему рукой, увлекаемая зятем в очередной стремительный поворот. Сейчас, когда последний груз на плечах осыпался прахом, он просто не мог не улыбаться. Просто так и из-за всего сразу. Ведь все было хорошо.

@темы: Каллен, гет, ж!Тревельян, Secret Santa 2015/2016

---

Для balsana

[Weisshaupt Fortress]

Для:  balsana От:  tigraniya Название: «Письма из Орлея» Пейринг: Каллен/ж!Тревельян Категория: гет Жанр: юмор Рейтинг: R Размер: 1300 слов Предупреждение: Комментарий автора: «О, генерал моего сердца, я жажду нашей новой встречи. Я мечтаю снова встретить твой взгляд и утонуть в глазах друг друга»… Каллен точно помнил, что ни в чьих глазах на балу Императрицы Селины не тонул, посему снова утонуть в глазах этой дамы ему не удастся. Да и не хочется. Да и не приведи Создатель! Командор помнил, как выглядела эта самая «утонувшая» леди Менорда – девица шестнадцати лет, низкорослая, широкая в кости и в лице, с широченным носом, в каждую ноздрю которого можно было затолкнуть по грецкому ореху. Каллена передернуло. Нет, этой поклоннице он не будет отвечать, как и десятку предыдущих. И вообще никому отвечать не станет, как бы не настаивала леди Монтилье. «Вчера мне снилось, что вы украли меня из отчего дома и увезли далеко-далеко к морю. И там мы жили долго и счастливо. Ах, грежу этим целый день». Еще одна девица на выданье жаждет романтики орлейских романов. Нет, дальше читать это – выше его сил. Такие бредни встречаются в каждом третьем письме и уже набили оскомину. На третьей партии подобных писем, приходящих со дня его возвращения из Орлея в Скайхолд, Каллен уже стал знатоком эпистолярного жанра и сам бы мог набросать несколько весьма пылких и страстных писем, да только не было в этом надобности. Пусть Жозефина денно и нощно стоит над ним, требуя «невинного, ничего не обещающего» ответа какой-нибудь из девиц, полезных для дипломатического союза, он в эти Игры не игрок. И если откровенно, то внимание со стороны всех этих особ было ему неприятно, но леди посол это понимать отказывалась. «Мое дыхание учащается, дрожат и холодеют пальцы рук, а глаза застилает мечтательной поволокой при воспоминании о вас. Я жажду нашей встречи, мой генерал» - писала леди Эллевар, явно не задействуя при этом воображение. А вот Каллен на свою беду представил описанный образ и содрогнулся - на каждом глазу по бельму, руки трясутся, дыхание частое. Бррр… Для полноты картины не хватало только капающей изо рта на пол жадной слюны. К своему несчастью Каллен вспомнил, как эта леди выглядит и ощущение омерзения усилилось. Какую-то абстрактную больную командор бы воспринял легче, чем образ знакомой дамы, страдающей приступом бешенства. А ведь он просил Жозефину сжигать все письма, приходящие в его адрес и пахнущие, как парфюмерный магазин. Девицы не жалели дорогой бумаги и духов на свои пошлые признания и от этого Каллену становилось еще противней, он чувствовал, словно его хотят купить, как племенного быка. В следующем письме не было романтических оборотов, было короткое предложение, написанное в весьма кокетливой форме: "Я бы хотела испытать ваш «меч» в моих «ножнах»”. Командр на прошлой неделе упомянул об аналогичном письме в разговоре с Дорианом, за партией в фигуры. Тевинтерец громко рассмеялся и в присущей ему снисходительной манере разъяснил, что подразумевает дама в данном контексте под «мечом» и «ножнами». Смущенный Каллен по возвращении в свой кабинет сжег ответ «понимающей даме», повествующий о параметрах своего меча, под которые стоит изготовить те самые ножны. Еще ведь, дурак, про щит ей написал! «Считаю, наш брачный союз будет полезен обеим сторонам», - писала леди Сеанна. Этой даме было лет за пятьдесят, но она изо всех сил молодилась, носила платье с открытыми плечами и очень низким декольте, что ее совершенно не красило, а делало похожей на маркитантку или даже на бордель-маман. На балу в то время, как Каллен очень деликатно отбивался от ее ухаживаний, она уронила оливку себе в вырез и стоявший рядом парнишка, видимо, любящий тех, что постарше и побогаче, кинулся эту оливку вытаскивать. Даже стоять рядом с визжащей женщиной и извиняющимся пареньком командору было стыдно, и он использовал это, как повод для бегства в другую часть бальной залы. Весь оставшийся вечер Каллен очень усердно избегал встреч с престарелой кокеткой. На балу генерал командор почувствовал себя взвешенным и измеренным всеми дамами. Его рассматривали, его расспрашивали, одна даже порывалась пощупать его… кхм… тыл. А после коллективный разум орелессианского дворянства признал его годным производителем… то есть выгодной партией и возжелал с ним всяческих отношений. От этих отношений Каллен надеялся сбежать за крепкие стены Скайхолда, но его ждало глубокое разочарование – такого завидного жениха орлесианская знать упускать не желала и закидывала его письмами, как новобрачных лепестками роз. Каждое письмо было написано каллиграфическим почерком на плотной бумаге с вензелями и гербом дома, запечатанное непростым сургучом и непременно облитое духами. Не сбрызнутое для создания мимолетного ощущения запаха, а облитое, словно автор письма боялась, что запах выветрится по дороге. Но он, как назло становился только крепче. И от этого многообразия запахов у Каллена начинала болеть голова. Оставалось всего несколько конвертов и с этой партией будет покончено. - Еще пара писем про сеновал, овладевание, стоны и можно будет отдохнуть, - уговаривал себя Каллен. Лучше совершить маршбросок до Денерима, в одиночку выйти в бой с Ферелденской морозницей или месяц проигрывать Дориану в фигуры, чем читать эти пропахшие ложью, интригами и парфюмерией бредни молодых (и не очень) скучающих орлесианских аристократок. «Генерал Резерфорд, я знаю, что вы мне не ровня, - прекрасное начало для романтического письма, думал Каллен, - но я смогу уговорить отца согласиться на наш союз». Да, пожалуй это худшее из зол – быть исполненным капризом дочки богатого папаши. Ни за что и никогда Каллен не позволит продать себя, как домашнюю скотину. «Генерал, вы племенной жеребец и я хочу вас объездить!» – заявлял автор письма в самом начале. Середину Резерфорд благоразумно пропустил и прочел последние две строки, о чем спустя несколько секунд глубоко пожалел: «… ты моя профитролька. Навеки твой граф де Ля Риз». - Какая мерзость! – прошипел Каллен и, брезгливо держа письмо от воздыхателя двумя пальцами, бросил бумагу в пылающий камин. – Не приведи Создатель, Эвелина узнает. Засмеет же. Следом отправились все остальные письма – на простой белой бумаге и на гербовой, надушенные ароматами модными в этом сезоне и в прошлом десятилетии, содержащие пылкие признания и деловые предложения, от юных наивных дев и зрелых женщин, от влюбленных и расчетливых – все горели одинаково. Завтра Жозефина непременно спросит его об этой ароматной корреспонденции и он прямо ответит ей о том, как поступил с этой пачкой писем и как надлежит поступить с последующими. Есть только одна девушка, от которой ему хочется получать признания в любви, но она, будто нарочно, пишет ему холодные отчеты и иногда шутливые записки, в которых нет даже намека на слово «люблю». Эти записки она пишет на клочках бумаги, не особенно заморачиваясь за их размер, аккуратный край и запах. Ее первое письмо, адресованное лично Каллену, она написала из таверны «Избалованная принцесса», что на берегу озера Каленхад. Оно было написано на вырванном из ее дневника листке, сильно помятом, с каплями пива, вина (Каллен надеялся, что это вино) и едва уловимым запахом знаменитых копченых колбасок, которые готовили только в «Принцессе». Она пишет записки карандашом, чернилами или угольком, но неизменно размашистым и торопливым почерком. Однажды попробовала написать помадой, но все письмо размазалось, будучи сложенным вдвое. Но не это для Каллена важно, а то, что в ее записках нет ни грамма лукавства и ни капли корыстного рассчета. Сегодняшнюю записку Каллен нашел у себя на столе после обеда. Она была написала аккуратным почерком на цельном листе карандашом, что для Тревелиан было верхом перфекционизма, и гласила: «Приходи сегодня в девять вечера ко мне. Обещаю интересные рассказы о последней вылазке, вино и мое общество. Если не придешь, при встрече укушу за ухо и за ягодицу. P.S. Нет, не одновременно, остряк. P.P.S. И как ты просил, никаких духов и благовоний». Она не пишет ему стихи, не строчит пачками признания в любви и описания постельных сцен на сеновале. Она двумя клинками и кровью врагов пишет историю будущего, где они будут жить в мире. Он не поет ей серенады и не заваливает охапками роз. Он провожает ее в поход и истово молится Создателю, чтобы тот позволил ей вернуться живой и невредимой. И волнуется, ожидая хоть короткой весточки на обрывке бумаги, написанной ее почерком. У них нет времени на высокопарные признания и пышные церемонии. Зато у них есть ночи ее недолгого пребывания в Скайхолде, вино, рассказы о походах, нежные касания и жадные поцелуи, о которых нечего говорить… И никаких духов…

@темы: Каллен, гет, ж!Тревельян, Secret Santa 2015/2016

---

Для Gloralyn

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Gloralyn От: Название: «Неправильный мужчина» Пейринг: Алистер/ж!Махариэль Категория: гет Жанр: романтика Рейтинг: G  Размер: ~1700 слов – Глупость какая… – проворчала Махариэль. – Ладно, давай сюда.  По цвету лицо Алистера могло поспорить с подаренной им розой, а глаза были кроткими и печальными, как у раненой галлы. Лина сердито пожала плечами, подхватила с земли грязный котелок и зашагала к ручью. Юноше осталось лишь моргать и чесать в затылке. Он слишком расстроился, чтобы заметить, как на ходу его подарок бережно спрятали за пазуху. Долийка пребывала в смятении не меньшем. Этот внезапный разговор мог означать все, что угодно – от каких-то незнакомых ей шемленских обычаев до проявления вежливости или дружелюбия. Или может быть… романтического интереса?  Лина раздраженно фыркнула. Скорее всего, она выдает желаемое за действительное. Этот смиренный взгляд преследовал ее медленной стрелой из древней легенды. Стрелой, от которой нельзя спрятаться и о которой нельзя забыть – рано или поздно она тебя настигнет. Она ощущала нацеленный в нее наконечник, даже когда пряталась за пологом своей палатки или в одиночестве бродила по лесу. Это было так назойливо, и в то же время так приятно – как будто и не наконечник вовсе, а нежный солнечный зайчик. Лина погрузила котелок в воду, досадливо покачав головой. Она привыкла судить себя строже, чем других, и никак не могла извинить себя за то, что идет на поводу у слабости. Ненормальность происходящего не давала покоя: шемлен занимал слишком много места в ее мыслях и сердце. И это еще полбеды. Любой долиец сказал бы, что Алистер – совершенно неправильный мужчина. Лишенный цели, легко соглашающийся с чужим мнением, не умеющий ни охотиться, ни готовить. Ну, просто воплощение жалкой шемленской натуры.  Махариэль стиснула зубы и заскребла пучком жесткой травы по стенке котелка с удвоенной силой. Это было правдой – но не всей.  Ведь был и другой Алистер. Волк, не галла. Тот, что с радостью кидался в бой – бесстрашный, яростный, неукротимый. При взгляде на него ее кровь начинала быстрее бежать по жилам, а в горле рождался боевой клич. Он был из тех воинов, что смеются в лицо смерти, презирают ее и отрицают. Каждый его удар казался взблеском молнии, каждый выпад – ураганом. Смотреть, как он сеет смерть, Лина могла вечно. «Sulahn'lin*», – шептала она порой, и ее сердце замирало в сладкой истоме. Как эти два Алистера могут уживаться в одном человеке – в голове не укладывалось. Махариэль с размаху грохнула вымытый котелок на землю и села рядом, лицом к последним лучам заходящего солнца. То, что с ней происходило, было сумасшествием, не иначе. Завораживающим казалось не только то, как ее спутник проливает чужую кровь. Лине нравилось, как ходят мышцы под его рубашкой, когда он колет дрова. Как он сосредоточенно сопит, вырезая из деревяшки новую ложку. Как взлетают в недоверчивом изумлении его брови, когда он слушает очередную байку Зеврана. Она ловила себя на радости, с которой молча сидела у костра, наблюдая за ним из-под опущенных ресниц. Но громче всего ее душа пела, когда он смотрел на нее с этой своей восторженной мальчишеской улыбкой. В такие минуты тяжелое бревно, непрерывно царапающее душу и мешающее дышать, превращалось в легчайшее облако. Ее переполняло пьянящее тепло, а голова начинала кружиться, словно она выпила терпкой, чуть горчащей медовухи, сваренной Ашалле... При мысли о приемной матери мечтательное выражение соскользнуло с лица девушки, и она заиграла желваками. Ашалле наверняка разочаруется, если узнает о ее тайне. Накричит или наоборот, перестанет разговаривать: не зря же лоб женщины украшают знаки самого сурового и вспыльчивого из богов – Эльгарнана. Лина знала: не смотря на то, что Ашалле любит ее и желает добра, симпатии к шемлену не поймет и не простит. И никто в клане не простит. Ее родичи давно привыкли к мысли, что если Махариэль и свяжет свою жизнь, так только с Тамленом – это было правильно и естественно. Они идеально подходили друг другу – импульсивный и самоуверенный охотник и его хладнокровная и рассудительная подруга. Так считала и сама Лина – до тех пор, пока не повстречала Алистера. Добродушного и наивного шемлена, которому было совершенно все равно – какой формы чьи-либо уши. Неправильного мужчину, рядом с которым ей было тепло и спокойно.  Эльфийка сорвала пожухлую травинку и с непонятной ей самой тоской подумала, что клан где-то далеко, а он здесь, совсем рядом… Тут солнце нырнуло в тучу, обнимающую тяжелыми сизо-черными крыльями горизонт, и превратилось в кроваво-алый зрак Архидемона из ее кошмаров. Под этим леденящим взором с небес Лина зябко передернулась и вдруг застыла со стебельком, судорожно зажатым в пальцах. Ее поразила новая мысль: а какой толк во всех сомнениях и рассуждениях, если они не успеют собрать армию и остановить Мор? Если всё вокруг просто растворится в зловонной скверне? Что, если не будет никакого «потом»? И уже завтра его сразят клыки берескарна, а ее саму найдет черный гарлочий клинок? Девушка до боли сжала кулаки. Каждый день смерть приходила к ней в сотне разных обличий, но недосказанность пугала даже больше, чем небытие. Эльфийка отбросила травинку, извлекла из-за пазухи примятый цветок и втянула носом едва слышный нежный аромат. Глупый шемлен… Он совсем ее не понимал. Что у нее общего с этим изнеженным растением? Кем она была в его глазах? Лина провела губами по лепесткам – сухим и чуть шероховатым, резко выдохнула и снова спрятала розу под куртку. Кажется, пришла пора шагнуть в неизвестность с открытыми глазами, чтобы не стоять больше, зажмурившись, как неразумное дитя. Пришла пора нарушить молчание. Потому что медленная стрела уже пробила ее навылет. Она рывком поднялась на ноги, щедро зачерпнула воды из ручья и направилась к лагерю, оставляя на тропе темный след из капель. Лина быстро и размашисто подошла к костру, возле которого собралась вся ее компания – неотвратимая, как топор в полете – и холодно и мрачно взглянула на спутников. Разговор мгновенно стих. Эльфийка, расплескав воду, с лязгом водрузила котелок на треногу. В наступившей тишине огонь зашипел неестественно громко, а она выпрямилась и твердо посмотрела на Алистера. Тот ответил ей настороженным и растерянным взглядом. – В нашем клане был один парень, Нуминнэн… – решительно начала долийка. Ее товарищи переглянулись – она нечасто баловала их рассказами. – Он был неплохим охотником, только ужасно нерешительным. Шутили: если Нуминнэн встретит на дороге волка, то так и останется стоять. Потому что не сможет выбрать, что делать – лезть на дерево, убегать или драться. Над ним все смеялись, и однажды ему это надоело. Он сказал: «Отныне я не буду пытаться делать правильно, я буду делать быстро!» После все решили, что к нему пришла удача – он стал приносить больше добычи, девушка, которую он любил, сказала ему «да»… – Лина помолчала. – Но через два месяца быстрое решение оказалось неправильным, и его загрыз медведь.  Эльфийка села к костру и снова затихла, вызывающе скрестив на груди руки. Повисла пауза, нарушаемая лишь треском дров. – И что дальше? В чем мораль-то? – насмешливо спросил Зевран, скосив один глаз на Алистера, недоуменно морщившего лоб. – Если кто-то долго думает, это не значит, что он глупый. А тот, кто быстро действует, не обязательно делает правильно, – неохотно отозвалась Махариэль. Она была лучшего мнения об умственных способностях своих спутников. Лелиана, переглянувшись с паскудно ухмылявшимся асассином, радостно подхватила: – А если кто-то показал, что не рад подарку, может, он просто поспешил, и это вовсе не означает, что ему не нравится даритель, да? Огрен пьяно расхохотался и пихнул Алистера локтем в бок: – Понял, пикокрут? Даже если ты и дубина, то все равно милашка! – Ух, ты. Здорово, – с большим сомнением протянул тот. Лину покоробило фамильярное и легкомысленное словечко, совершенно не подходящее мужчине, и она пронзила гнома ледяным взглядом: – Я не называла его милашкой. Что за бред? Никакой он не милашка! – Это точно, – произнесла Морриган с ядовитым смешком. – Дубины вполне достаточно. – Знаете что? – вспылил Алистер, вскакивая на ноги. – Я пошел спать! И сердито зашагал к своей палатке. – Эй! – недовольно окликнула его Лина. – Дубиной я тебя тоже не называла. – Она встала следом. Девушка чувствовала себя неловко, а потому, привычно хмурясь, пробурчала: – Ну, может пару раз, и давно. В общем, я не считаю, что ты дубина, Алистер. Погоди-ка…  Долийка на ходу порылась в своем подсумке, а когда подошла к воину – вложила в его ладонь каменную фигурку дракона:  – Держи!  Юноша посмотрел на статуэтку с удивлением, а потом перевел взгляд на Лину.  – Это мне? – Кому ж еще? Мне эта ерунда без надобности. Только место занимает. У костра кто-то сдавленно хрюкнул. Радость, вспыхнувшая было на лице Алистера, подувяла.  – Э-э-э… Спасибо. Очень мило. Лина огорчено поморщилась. Кажется, она опять сказала что-то не то. От слов все только еще хуже запутывается. И почему нельзя разговаривать от сердца к сердцу?! – Видишь, я опять делаю, вместо того, чтобы думать, – проворчала она. – Я нашла эту штуку в Редклифе и вспомнила, что тебе такие нравятся. А потом – то одно, то другое. Забывала отдать.  – Ты думала обо мне? – Алистер выглядел потрясенным. – Ну… да. – Махариэль пожала плечами. Как объяснить, что это стало даже не привычкой – потребностью? Как рассказать, что он для нее больше, чем спутник и друг – и при этом не уронить лицо, не унизиться? В голову пришла только одна фраза, способная вместить в себя все, что она ощущала – и восхищение, и доверие, и близость. И дать намек на нечто большее. – Ты храбрый и умелый воин, ma falon**, – медленно сказала она, глядя в его ореховые глаза. – Я с радостью доверяю тебе свою жизнь.  Алистер застенчиво улыбнулся и ответил: – Спасибо. Но ты и сама дерешься не хуже. Лина опустила взгляд. На ее лице не дрогнул ни один мускул, но сердце кольнула непрошенная горечь: кажется, смысл ее слов снова прошел через его слух впустую, как клинок сквозь воду. – Я хотел сказать… я тоже тебе доверяю, – неожиданно продолжил воин. – Хоть мы тут в неприятностях глубже некуда, я рад и горд, что мы вместе… Ну, то есть, вместе делаем это важное и трудное дело, – поспешно поправился он. – Мне здорово повезло, что из всех Стражей выжила именно ты!  Выражение его лица было странным: как будто он стоял на краю обрыва, смотрел вниз и никак не решался прыгнуть. У Лины перехватило дыхание, пульс в висках просто оглушал. Значит, он все-таки понял?! Но пауза все длилась и длилась, пока ее не оборвали самым бесцеремонным образом. – Ну, поцелуй ее уже! – раздался от костра возмущенный голос Зеврана. – А тут такое напряжение стоит, что еще немного, и я побегу в палатку к Винн! Волшебница что-то ответила вполголоса, компания расхохоталась, и Махариэль поняла, что момент безнадежно упущен. Алистер, похоже, почувствовал то же самое – и досада в его глазах мешалась с облегчением. – Уже ночь, – сказала Лина, снова сурово сводя брови. – Надо спать. Поговорим потом. Он вздохнул, ответил невпопад: – Вот именно, – и торопливо полез в палатку. А долийка помолчала и произнесла, не зная, к кому именно обращается – так тихо, что едва расслышала сама: – Мы справимся. У нас будет «потом»… * Sulahn'lin – поющая кровь (эльф.) ** Мa falon – мой друг (эльф.)

@темы: Алистер, гет, ж!Махариэль, Secret Santa 2015/2016

---

Для Падуб остролистый

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Падуб остролистый От: Название: Сквозь бури и штормы (“Through the storm”) Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/2839451/ Автор: katling Переводчик: Бета: Пейринг: Хоук/Фенрис, м!Тревельян/Дориан на заднем плане, Варрик, Солас и Коул в эпизодах. Категория: слэш Жанр: немного легкого ангста, но в основном романс, hurt/comfort и прочая милота. Рейтинг: G Размер: миди (5180 слов) Предупреждение: небольшое АУ относительно канона, всеобщее умиление. ХЭ. Комментарий автора: «Понятия не имею, знал ли Дориан (или, что вероятнее, его отец) Данариуса, поскольку на момент побега Фенриса Данариус был на Сегероне. Но в конце концов, почему нет? В моем хэдканоне оно так. Я не знаю точного возраста Дориана, но у меня ему лет 15-16, когда он впервые видит Фенриса в Минратосе». Комментарий переводчика: Переводчик взял на себя наглость не переводить экстра-эпизод, который по факту флаффный сиквел к этому фанфику. Если адресат возжелает флаффа — переводчик слушается и повинуется :3 Саммари: «Вы же не думаете, что Фенрис отпустил бы Гаррета Хоука так просто? И не то, чтобы Скайхолд было невозможно найти. В фике также присутствуют мой Инквизитор-маг, Джереми Тревельян, Дориан Павус и, в эпизодах, Солас и Коул». Фенрис остановился и плотнее укутался в плащ, натянув капюшон до самого носа. Он знал, что Скайхолд спрятан глубоко в горах, но и подумать не мог, что здесь будет настолько холодно. Его привычные ко всему ступни начинали замерзать, и он уже пожалел, что не догадался купить пару ботинок в попавшейся им пару дней назад деревне. Баркер, замерший у его ноги, заскулил, и Фенрис устало погладил мабари по голове. — Уже скоро. Хотелось бы ему верить, что это правда. Они двинулись дальше, пробираясь по еле заметной тропинке. Та непостижимым образом извивалась меж то и дело преграждавших путь груд выступившей из-под снега породы. Обогнув очередную нависающую над тропинкой скалу, Фенрис остолбенел: перед ним, нагая и величественная среди горных вершин, лежала крепость. Скайхолд был огромным, намного больше, чем он мог себе представить. Шумно вздохнув, он двинулся вперед. На подходе к крепости путь им преградили тяжелые ворота. Фенрис замер в нерешительности, когда вдруг раздался звук рога и рядом словно из ниоткуда возникли два стражника. — Назовись, — потребовал один из них. — Мое имя Фенрис, я друг Хоука... и Варрика. Мабари принадлежит Хоуку. Стражники переглянулись и освободили проход: — Проходите, мессер Фенрис. Миновав ворота, он заметил кружащуюся над крепостью птицу. Окунувшись в суету замкового двора, он даже не удивился, увидев Варрика, торопливо скатывающегося по лестнице к нему навстречу. Вслед за гномом спешил незнакомый Фенрису статный юноша. — Молчун, — констатировал Варрик, отдышавшись. — Я не ждал тебя тут увидеть. Что стряслось? — Где Хоук? — Фенрис не обращал внимания на человека, с изумлением переводившего взгляд с Варрика на него и обратно. Почему здесь нет Хоука? Лицо гнома выразило искреннее удивление: — Ты не получил письмо? В душе зашевелилось мерзкое предчувствие. Фенрис покачал головой: — Я старался держаться в стороне от дорог. Опасно. Варрик замер в нерешительности, и человек тронул его за плечо: — Может, я? Гном вздохнул. — Нет, нормально, — он перевел взгляд на Фенриса. — Он ушел, Фенрис. Нужно было ехать в Вейсхаупт. Взгляд Фенриса стал бесцветным. Он коротко кивнул. — Ясно. Спасибо, Варрик, — он развернулся на каблуках и зашагал к воротам. — Молчун! — Варрик бросился за ним и ухватил Фенриса за руку. Невиданная смелость. — Не советую. — Почему же? — Будет буря, — подал голос человек, указывая на небо. Фенрис проследил за его жестом — над замком быстро собирались черные штормовые тучи. Фенрис нахмурился, стиснул кулаки, но плечи его опустились, а тело словно утратило способность сохранять вертикальное положение. С того самого утра, когда он проснулся один, найдя в комнате только записку и поскуливавшего мабари, он чувствовал себя сжатой пружиной, взведенным арбалетом. С того самого утра на его сердце словно сомкнулись стальные пальцы. Какая ирония! И теперь, когда он наконец добрался сюда, как оказалось, только для того, чтобы узнать, что Хоук ушел, снова, и он, Фенрис, даже не может сразу отправиться вслед... Фенрис чувствовал, что невидимый кулак в его груди вот-вот сожмется. — Фенрис, — мягко, почти ласково произнес Варрик, — пойдем в замок. Ты отдохнешь, а когда буря утихнет, мы снарядим тебя в дорогу. — Останьтесь, пожалуйста, — вежливо попросил человек. — Мы все тут в долгу перед Хоуком, так что позаботиться о его друзьях — самое меньшее, что мы можем сделать. Еще мгновение Фенрис колебался, но потом устало кивнул: — Ладно. — Я Джереми Тревельян, — представился человек, слегка наклонив голову. И добавил с неудовольствием: — Тут все называют меня Инквизитором или Вестником, но, честное слово, Джереми — тоже отличный вариант, если вы не против. — Не думал, что меня будет встречать сам Инквизитор, — пробормотал Фенрис, удивленно моргнув. — Друзья Хоука — мои друзья, — беззаботно улыбнулся тот, увлекая Фенриса внутрь замка. Вскоре Фенрис уже раскинулся в кресле, в уютных покоях, между подносом еды и кувшином вина. Ужинать в общем зале он отказался, так что они с Баркером питались прямо здесь. Быстро поев, он немного повозился с ремнями, снимая доспехи, и наконец добрался до постели, с каждой секундой все больше осознавая, как измотала его за эти дни неумолимая горная стужа. Как же унизительно было проделать весь этот путь только для того, чтобы услышать, что Хоуку приспичило уехать в Андерфелс. Гнев вздымался в нем, клокотал и свивался в узел, и клейма бледно вспыхивали в темноте спальни. Хоук его бросил, и неважно, что было в чертовой записке. Хоук бросил его, и Фенрис заставит его ответить, даже если ему придется бежать за Хоуком до самого Пар-Воллена. *** Варрик со вздохом прикрыл дверь. Все, кого он позвал, собрались здесь, в покоях Инквизитора, и теперь смотрели на него с ожиданием. Буря должна была разразиться с минуты на минуту, и, если судить по предыдущим, она вполне могла продлиться пару-тройку дней. Этот срок уже требовал некоторых уточнений — и предосторожностей. Он еще раз оглядел собравшихся — Джереми, Дориан, Каллен, Кассандра, Жозефина и Лелиана — и удовлетворенно кивнул. — Я подумал, что в сложившейся ситуации некоторые вещи стоит озвучить. Насчет Фенриса, — начал он без обиняков. — Он опасен? — Джереми изогнул бровь. — Он может быть опасен, конечно, — хмыкнул Варрик, — но обычно он не устраивает ничего чудовищного и разрушительного без особой причины. В этом смысле он попроще Хоука. — Он хороший боец, — кивнул Каллен. — Но, кажется, Авелин говорила, что он вспыльчив и весьма раним. — Ты не представляешь себе насколько, — фыркнул Варрик. — Это все очень трогательно, но я не вполне понимаю, что я здесь делаю, — скучно заметил Дориан. — Помимо того, конечно, что моя яркая личность и блестящие ораторские способности способны украсить собою любую беседу. Варрик закатил глаза. — Тебе придется быть с ним очень осторожным, Посверкунчик. Я думаю, тебе даже стоит волевым усилием полностью лишить его своего бесценного общества. — Почему это? — нахмурился Джереми. — Слышал о магистре по фамилии Данариус? Дориан задумался на мгновение, и тут глаза его расширились от удивления. Он охнул: — У этого Фенриса... отметины, верно? Из лириума? На тевинтерца уставились все, но взгляд Варрика буквально прожигал в нем дыру. — Откуда, демон тебя побери, ты об этом знаешь? — резко спросил он. Дориан сглотнул и окинул присутствующих унылым взглядом. Увидев, что рассказа не избежать, он неохотно начал: — Это было... двенадцать, может, тринадцать лет назад. Может, больше. Я был довольно молод. Не могу припомнить год. Мы с отцом были приглашены в поместье Данариуса, который собирался продемонстрировать свету свое «изделие», как он это называл. Хотел подлизаться к кому-то из магистров, я так и не понял, к кому и зачем. — Это Фенрис был его «изделием»? — уточнил Варрик. Дориан с отвращением кивнул. — Мне не назвали имени раба, но Данариус им очень гордился. Он хотел, чтобы мы восхитились его работой, но не я, ни отец восхищаться не собирались. — Отчего же? — интонации Варрика не предвещали ничего хорошего. Присутствующие удивленно переглянулись. Дориан задохнулся от возмущения: — Он загнал лириум бедному парню под кожу, Варрик! Мы можем сколько угодно ругаться с отцом, но он никогда не одобрял жестокости, ни к кому, тем более к рабам! И так же он воспитал и меня, — он покачал головой. — Все, что я помню — я подумал тогда, что раб вряд ли старше меня — а возможно и младше. Варрик смерил его долгим испытующим взглядом, потом расслабился и кивнул: — Просто уточняю, Посверкунчик. У Фенриса была нелегкая жизнь. Он сбежал от Данариуса, годами бегал от охотников за рабами, пока наконец не встретился со своим бывшим хозяином в Киркволле. Для Данариуса эта встреча, разумеется, закончилась плохо, — он махнул рукой. — В любом случае, он с трудом переносит присутствие тевинтерцев. Вероятно, он не засунет руку тебе под ребра, но вряд ли обойдется с тобой вежливо. — Засунет руку ему под ребра? — Джереми выглядел озадаченным. — Это как? — Лириумные клейма дают ему возможность... внедряться в тело, — объяснил Варрик. — Я видел это в деле. Он может с легкостью засунуть руку тебе в грудь, а потом уже задуматься, стоит ли раздавить твое сердце прямо в гнездышке, — он развел руками. — Не то чтобы он часто это проворачивает, он не настолько свиреп. Просто было бы здорово, если бы Посверкунчик его не бесил. — Думаю, это в моих силах, — проговорил Дориан смиренно. — И да, не стоит поднимать тему рабства, — добавил Варрик. — Он не очень любит ностальгировать. — Что-нибудь еще, что нам надо знать об этом Фенрисе? — бесстрастно поинтересовался Джереми. Варрик испустил очередной вздох и как-то ссутулился, став еще ниже ростом, чем обычно. — Множество вещей, Инквизитор. Он хороший парень. Я просто... мне не хотелось бы, чтобы его кто-нибудь случайно обидел. Он этого не заслужил. — Ты так заботишься о своих друзьях, — криво улыбнулся Джереми. — Приятно видеть. Кассандра что-то недовольно пробурчала, но никто не обратил внимания. — Почему он так хочет найти Хоука, что готов ринуться за ним даже в бурю? — подала голос Жозефина. Варрик замялся, но объяснил: — Он и Хоук — любовники. Были до недавнего времени. Однако несколько лет назад, пока они еще не вынули головы из задниц, наблюдать за ними было одно мучение, поверьте. Какие были драмы! — он покачал головой. — А до чего хороша была сцена в Казематах, перед битвой с храмовниками! Я вообще-то довольно циничен в том, что касается любви, но эти двое умудрились тронуть даже мое каменное сердце. — Ох, — Джереми явно не ожидал такого. — Я... — Тем не менее, — сухо добавил Варрик, — Я никому не пожелаю оказаться на месте Хоука, когда Фенрис его догонит. Полагаю, Хоук решил отделаться запиской. И с рук ему это не сойдет. Лелиана усмехнулась: — В Киркволле, помню, Фенрис носился с ним, как наседка с яйцами. — Это вообще разумно — отпускать его мотаться по горам посреди зимы? — поинтересовался Каллен. Варрик фыркнул: — Ну, если есть идеи, как его остановить... *** Проснувшись, Фенрис не сразу вспомнил, почему он спит в нормальной кровати. К сожалению, вместе с приятным ощущением тепла и неги пришло осознание, что в этой нормальной кровати он один, а также — почему он один. Злость встрепенулась внутри, как потревоженный зверь. Еле слышно он зарычал — и нос к носу столкнулся с обеспокоенным мабари. — Все в порядке, — он не мог не чувствовать себя чуть-чуть идиотом, разговаривая с собакой, но уже достаточно хорошо знал мабари, чтобы не удивиться, узнав, что пес понимает каждое его слово. Поднявшись, он умылся, облачился в доспехи, закинул на плечо свой огромный меч и вышел из комнаты — Баркер следовал за ним по пятам. Вне комнаты было отлично слышно, как бушует снаружи вьюга, запершая его здесь, как в ловушке. Но сколько бы Фенрис ни злился на нее, он не был безумцем, чтобы соваться сейчас на улицу. — Эй, Молчун. Он обернулся и увидел Варрика, направлявшегося к нему по коридору. — Варрик. — Мое чувство времени не подвело, — весело сообщил гном. — Я так и думал, что ты скоро проснешься. Как насчет завтрака? Было что-то преувеличенно-повседневное в том, как Варрик с ним разговаривал. Фенрис поднял бровь. — Я бы поел, — ответил он наконец, решив поддержать непринужденный тон. Варрик отвел его в общую обеденную залу. Взяв себе еды и вина, они присели за крайний стол, и Фенрис набросился на еду. Утолив первый голод, он покосился на Варрика: — Ну? Что происходит? Варрик как будто удивился: — Кто сказал, что что-то происходит? — Варрик. Гном вздохнул. — Тут у нас все, знаешь ли, довольно... любопытно, Молчун. И я подумал, что тебя стоит предостеречь о некоторых вещах, прежде чем ты попадешь в... ситуацию. — Недостаточно зловеще, — скептически хмыкнул Фенрис. — Ох, в этом плане я бездарен, — проворчал Варрик. Фенрис усмехнулся и покачал головой: — Просто расскажи уже, Варрик, пока что-нибудь «любопытное» не пришло к нам само и не устроило «ситуацию» прямо здесь. — Ты прав, — Варрик вновь тяжко вздохнул. — Смотри. Инквизитор — хороший человек, и он, как и любой хороший человек, притягивает к себе всяких интересных людей. Один из них — маг из Тевинтера. Дориан Павус. Фенрис прищурился: — Я помню Дом Павус. Варрик вдруг замолчал, так что Фенрис глянул на него с недоумением. — Да, он сказал примерно то же прошлой ночью, — наконец проговорил гном. — Насколько я помню, я сказал, что Данариус пригласил нас с отцом полюбоваться на его последний проект, и был сильно раздосадован, когда любоваться мы отказались. Фенрис обернулся — клейма на мгновение вспыхнули, отражая его удивление. Он уставился на говорившего, но тут Варрик снова привлек его внимание тяжелым вздохом. — Посверкунчик... — Варрик мученически потер лоб. Фенрис почувствовал смутное удовлетворение — надо же, не только их компании перепало дурацких прозвищ. Вновь обернувшись к тевинтерцу, он сощурился. Память о детстве и юности так и не вернулась к нему, а воспоминания о том, что происходило после получения меток, слегка мешались. Тем не менее, стоящий перед ним мужчина казался смутно знакомым. Он не был уверен, встречал ли он его еще мальчишкой, или же в памяти отпечаталось лицо его отца. — Я помню тебя, — медленно проговорил он. — Мне так кажется. Дориан выглядел слегка растерянным: — Да... сейчас, когда я тебя увидел... я тоже припоминаю твое лицо. Фенрис нахмурил брови, силясь восстановить перед глазами эту картину. — Ты выглядел... испуганным. Это я помню. Один из немногих. Дориан заметно расслабился — в отличие от Варрика. Тот же наблюдал за ними двоими так пристально, будто каждую секунду был готов броситься их разнимать. — Но почему-то это меня не удивило, знаешь, — Дориан неприязненно фыркнул, в голосе мелькнула насмешливая нотка. — Давайте побалуемся с магией, которой сами не понимаем, а потом преподнесем это почтенному собранию как чудо. Фенрис не сдержал смешка: — Ты очень странный для тевинтерского мага. Дориан изогнул бровь, но в его взгляде заискрилось веселье. — Должен оговориться, что перед тобой лучший из возможных образец тевинтерского мага, — он ухмыльнулся. — Ладно, не буду мешать твоей трапезе. Просто подумал, что стоит зайти поздороваться, пока Варрик тут не взорвался. Дориан удалился, и Фенрис, здорово позабавленный, посмотрел на Варрика. — Ну да, это Дориан, — проворчал гном. — Приятно знать, что ты решил не вырывать у него сердце, серьезно. Джереми наверняка был бы не рад потерять своего любовника. Фенрис ошарашенно уставился на дверь, только что захлопнувшуюся за Дорианом. — Они... не скрывают этого? — Наши все знают, — пожал плечами Варрик. — А что не так? Фенрис все еще не сводил взгляда с двери, но потом тряхнул головой и вернулся к еде. — Ничего. Если он захочет, чтобы ты узнал, он сам тебе расскажет. — А вот это уже несправедливо, Молчун. — Я когда-то был справедливым? — Аргумент, — согласился Варрик. — Ладно, давай я расскажу тебе про остальной зверинец, пока они все не решили по примеру Дориана ввалиться сюда и устроить мне сердечный приступ. Фенрис обнаружил отличное местечко у Лелианы, в ее гнезде на верхнем ярусе, куда можно было забраться и спокойно размышлять, глядя на сталкивающиеся за окном и разбивающиеся в прах снежные стены. Тайный канцлер, знакомая ему под именем сестры Соловей, впервые заметив его там, коротко улыбнулась в знак приветствия, и с тех пор ее люди Фенриса не беспокоили. Он был благодарен. Его мысли вновь и вновь возвращались к тому утру, когда он проснулся один. Они шли уже много дней, между делом расправляясь с попадавшимися на пути тевинтерскими работорговцами, пока наконец не набрели на деревню с пристойной таверной. Они сняли комнату, сходили в баню, поужинали и употребили мягкую и широкую кровать с максимальной пользой. Фенрис гадал, получил ли Хоук уже тогда Варриково письмо? Должно быть, получил. Должно быть, он ждал, когда они выйдут к более-менее населенным местам, чтобы не бросать Фенриса в глуши. Он оставил записку — две строчки, аккуратные, четкие буквы — чтобы Фенрису было проще прочесть. Тому все еще сложно было разбирать чужую писанину, а почерк Хоука был отвратителен. Но не в тот раз. Он специально выкроил время, наверняка сидел, старательно выписывая каждую запятую... даже бросая его одного, Хоук был чудовищно заботлив. Записка, как можно догадаться, умоляла Фенриса понять и простить. Варрику нужна помощь, и он, Хоук, хочет, чтобы Фенрис оставался здесь, в безопасности. Никогда, ни до, ни после, Фенрису не было так горько. Смутное движение на периферии зрения заставило его обернуться — и он увидел спускающуюся по лестнице Лелиану. Там, где она прошла, осталось лежать несколько листков бумаги. Подумав, он подобрал их: Лелиана явно не была из людей, допускающих подобные промахи. Значит, это для него. Отчет об осаде некоего места под названием Адамант... Потребовалась лишь пара абзацев, чтобы Фенрис понял, зачем Лелиана оставила ему эти бумаги. Именно для этого им нужен был Хоук. Стражи, обезумевшие от фальшивого Зова, созданного Корифеем. Он хмурился, читая отчет. Схватка с Корифеем в подземной тюрьме Стражей была не из легких — несколько раз они все оказывались на грани гибели. Он помнил, как сам нанес последний, смертельный удар — меч Милосердия, подарок Хоука, легко пробил гнилые ребра оскверненного Магистра. И как это было похоже на Хоука — взять на себя вину за его возвращение из мертвых. Этот маг был полным идиотом, когда дело доходило до перетягивания на себя чужой ответственности. Потом он прочитал про Тень. Отчет, очевидно, был написан Инквизитором, у которого была ясная, довольно изящная манера изложения. Он писал о духе, который представился им покойной Верховной Жрицей, о Кошмаре, который почти поймал их в ловушку... О жертве, которую принес Страуд, потому что Инквизитору пришлось выбирать между ним и Хоуком. Потому что Хоук не мог не предложить ему этот выбор. — Venhedis, — выплюнул Фенрис, сжав бумагу так крепко, что испугался порвать ее. Он больше почувствовал, чем увидел, как Лелиана неслышно возникла за его плечом. Она бережно вынула отчет из его пальцев и отложила в сторону. — Сегодня утром Инквизитор сказал мне, что, хоть он и очень сожалеет о смерти Стража, он очень рад, что вытащил оттуда Хоука — для вас, — сказала она мягко. Фенрис смотрел на нее, не находя слов: гнев, и горечь, и тоска смешались в одно. Но Лелиана поняла и так — и взяла его за руку, и ее прикосновение было достаточно деликатным, чтобы Фенрис мог его допустить. — Он чувствует себя ответственным за Корифея, — сказала она. — Он дурак, — рявкнул Фенрис. Лелиана грустно усмехнулась. — Разве не все мы бываем такими? В Киркволле произошло множество вещей, которые он пытался, но не мог проконтролировать или исправить. Думаю, это была одна из тех, про которые он решил, что мог бы. «Но как же я?» — хотел было возразить он. Какое все-таки место он занимает в жизни Хоука? Слишком уж легко тот согласился остаться в Тени. Не похоже, чтобы ему очень хотелось вернуться. Лелиана снова будто прочитала его мысли: — Я не думаю, что это был для Хоука легкий выбор. — Он мог умереть, — отрезал Фенрис. — Но не умер, и вы наверняка сможете его догнать, — Лелиана пожала плечами. Фенрис не успел ответить — его прервала птица. Изможденный, растрепанный почтовый ворон буквально вывалился на них из верхнего окна. Казалось невероятным, что это создание пролетело сквозь бурю и осталось в живых. Лелиана бросилась к нему и бережно осмотрела крылья и клюв, прежде чем отдать измученную птицу одному из своих людей. Развернув письмо, она вскинула брови и, не скрывая удивления, глянула на Фенриса. — Хоук возвращается. — Что?! — Никаких подробностей, только то, что он возвращается сюда. Скорее всего, будет в течение двух-трех дней после того, как утихнет буря. Фенрис нахмурился. В уголках глаз защипало, и сглотнул, изо всех сил стараясь удержать лицо. Вспомнив о Лелиане, он потерянно кивнул и опустился на один из тюков с соломой. Он все еще был зол, но теперь раздражение мешалось с беспокойством: что могло заставить Хоука вернуться? Тот не был человеком, готовым просто так свернуть с намеченного пути и изменить только что сделанный выбор. Он почти не заметил, как Лелиана вышла. *** В Лелианино «гнездо» Фенрис больше не возвращался. Сидеть и смирно ждать, даже не зная точного дня, у него не хватало ни сил, ни терпения. В итоге он часами бесцельно бродил по Скайхолду. Замок был очень большой, и к тому же запутанный, как кроличья нора, так что он часто терялся, забредая в странные места и наталкиваясь на незнакомых людей, которые понимающе ухмылялись и кивали на его просьбу о помощи, а потом отводили куда-нибудь в более обитаемые помещения. Буря бушевала уже третий день, когда, позавтракав, Фенрис решил все-таки добраться до библиотеки. Читал он уже довольно хорошо, а потому надеялся, что в запасах Скайхолда найдется парочка книг, которые отвлекли бы его от кажущегося бесконечным ожидания. Варрик указал ему на дверь — та пряталась в нише возле камина, где обычно отдыхал гном, — и, когда Фенрис шагнул внутрь, перед ним открылась просторная круглая комната, стены которой были почти полностью покрыты невероятной красоты фресками. Он замер посреди, разглядывая их и гадая, что же они изображают. — Здравствуй. Ты, должно быть, Фенрис. Он обернулся и оказался лицом к лицу с другим эльфом. Не долиец, значит, методом исключения... — Верно, — ответил он. — Солас? Солас слегка наклонил голову: — Верно. Фенрис не удивился, когда взгляд эльфа скользнул по его меткам. Однако Солас неожиданно нахмурился: — Это не валласлин, — сказал он резко. — Это... — его хмурый взгляд вспыхнул неожиданной злостью: — Это лириум. Фенрис фыркнул: — Варрик тебе не сказал? Солас мотнул головой — и вдруг его рука оказалась совсем рядом с подбородком Фенриса. Все случилось очень быстро: Фенрис отпрянул, пригнулся, выхватил меч... — Прости меня, Фенрис, — Солас мгновенно отступил, и даже спрятал руки за спину. Он явно пытался успокоиться. — Я забылся. Мои манеры оставляют желать лучшего. Я просто... — он медленно вдохнул, выдохнул, и снова Фенрис заметил ярость в его глазах. — Кто это с тобой сделал? Фенриса вызывающе ухмыльнулся: — Мой бывший хозяин. Он умер от моей руки — благодаря тем самым способностям, которыми он наградил меня, оставив эти метки. Солас помолчал, затем по его лицу промелькнула такая же ухмылка: — Славно. Фенрис был удивлен. Он привык, что люди хотя бы делали вид, что чувствуют себя неуютно, услышав об этом. Не о том, что он убил Данариуса, но о том, как именно он это сделал. Однако Солас, казалось, был чрезвычайно доволен. — Я заметил, тебе понравились фрески, — Солас кивнул на стену. — Что они означают? — Летопись того, что успела совершить Инквизиция. Фенрис пригляделся. Его внимание привлекло тут и там встречавшееся на фресках изображение волка. Вот что больше всего выдавало в Соласе недолийское происхождение. Они так боялись своего Ужасного Волка! Фенрису это казалось глупостью, но потом Данариус стал частенько называть его своим «волчонком», и имя, тесно сплетенное с репутацией безжалостного убийцы, осталось с ним даже после побега. Впрочем, исправленное, прозвище звучало гораздо лучше — вот почему позже Фенрис позволил Хоуку называть его «волком». Слово наконец избавилось от груза связанных с ним воспоминаний — те уступили место новым, лучшим. — Объясни, если несложно, — предложил Фенрис, выныривая из воспоминаний. Солас с достоинством улыбнулся. — Конечно, — он повел Фенриса к первой фреске, рассказывая о Конклаве и о взрыве, о Вестнике и закрытии Бреши. Они двинулись по кругу, Солас рассказывал о каждом событии, запечатленном на стенах. Когда они дошли до фрески, изображавшей Адамант, Солас рассказал и об этом — об осаде, и о путешествии Инквизитора в Тень, с Хоуком и Страудом. — Ты был там? — спросил Фенрис, не в силах скрыть напряжение в голосе. — Был, но не с Инквизитором. С ним провалились те, кто оказался поблизости, когда он ринулся за Кларель. Кассандра, Дориан и Варрик. Фенрис проворчал что-то себе под нос, продолжив разглядывать фреску и сжимая кулаки. Он знал, что Солас стоит совсем рядом, но, к счастью, тот ничего не ответил. — Лириум светится в темноте, узоры, как вены под кожей. Такой красивый, как тяжело, когда же. Он мне так нужен, его здесь нет, не могу без него. Нужно любить, защищать, всегда оберегать, не могу потерять его. Фенрис взметнулся на незнакомый голос — рука снова дернулась к мечу, с губ слетело проклятие. Что еще? Солас с неожиданной силой удержал его за предплечье. — Фенрис! Все нормально. Это Коул. На столе посреди комнаты сидел юноша. Огромная шляпа закрывала его лицо почти полностью, но отчего-то при взгляде на него Фенриса бросило в дрожь, а по клеймам пробежал неприятный холодок. — Что это такое? — прошипел он. — Коул дух. — Одержимый? — метки ярко вспыхнули в сумрачной комнате. — Нет, — отрезал Солас. — Он никем и ничем не овладевал. Коул... пришел в наш мир, чтобы помочь, и каким-то образом сам обрел свое тело. Он дух Сострадания, Фенрис. Он не причинит вреда. Свет меток медленно угасал, но Фенрис все еще не сводил с юноши напряженного взгляда. — Повтори, что ты только что говорил? — потребовал он, отметив, как пристально наблюдает за ним эльф. Кажется, тот здорово беспокоился об этом духе. — Что это было? — Хоук, — сказал Коул. — Ему было плохо, потому что тебя здесь не было. Так что я мог его слышать. Фенрис нахмурился и вопросительно взглянул на Соласа. — Коул может слышать мысли людей, когда те страдают, — отозвался тот. — Его природа требует от него помогать, если есть такая возможность. Облегчать их боль. Конечно, у него не всегда получается. Он еще только учится. — Хоук много думал о тебе, — поведал Коул. — Потому что тебя здесь не было. Я понял не все его мысли. Солас бы не стал объяснять. Солас хмыкнул, и Фенрис тут же ожег его сердитым взглядом. — Коул, он... невинен, в полном смысле этого слова. Не все, что Хоук думал про тебя, относилось к сферам, которые можно свободно обсуждать на публике. Фенрис почувствовал, как щеки заливает румянец. До Хоука он думал, что не умеет краснеть, но проклятый дурацкий маг вновь и вновь выставлял его идиотом. Даже в свое отсутствие! — Ему бы стоило... — Знаю, — Солас чуть улыбнулся. — К сожалению, Коул не может управлять своими способностями, они часть его, как наше дыхание, или биение сердца. Он так хорошо слышал Хоука лишь потому, что его боль от разлуки с тобой была достаточно сильной. И постоянной. Румянец на щеках Фенриса сменился бледностью, и он еле успел отвернуться, чтобы не выдать собственную слабость. — Он любит тебя. Он не хотел оставлять тебя. — Заткнись! — выкрикнул Фенрис, сжимая кулаки. — Не сейчас, Коул, — мягко сказал Солас. — Ладно, — грустно отозвался дух, и тут же Фенрис почувствовал, как легкая рябь пробежала по клеймам — Коул исчез. — Он лжет? — голос еле подчинился. — Коул не в силах понять смысл самого понятия лжи. Только то, что ложь влечет за собой боль. Фенрис обхватил голову руками и сдавленно выдохнул. Когда на его плечо легла чужая рука, он напрягся, но тут же усилием воли велел себе успокоиться. — Все, что сказал Коул — правда, — тихо сказал Солас. — Я не знаю, что случилось до того, как Хоук появился здесь, но я видел, каким измученным и печальным он был — это несложно было заметить, стоило только взглянуть на него. — Он ушел, — тускло сказал Фенрис. — Я проснулся — а он ушел. Оставил мне записку и свою собаку. — Тогда все сходится, — Фенрис удивленно взглянул на него. Солас поднял бровь: — Собака, о которой ты говоришь — это тот мабари? — Фенрис кивнул. — Тогда очевидно, что Хоук был уверен, что вернется. Удивительно, но это никогда не приходило Фенрису в голову. Он был так поглощен своей обидой, так задыхался от мысли о том, что его самого бросили, что не подумал, что Хоук никогда бы не оставил Баркера — если бы только не собирался вскоре вернуться. А Баркер никогда не остался бы, если бы не был уверен, что хозяин придет за ним, и если бы ему не велели защищать Фенриса во время хозяйской отлучки. Впервые с того самого утра Фенрис почувствовал, как с плеч сваливается часть отравлявшей его дни неподъемной тоски. — Даже Кошмар в Тени знал, что достать Хоука проще всего через тебя, — заметил Солас. — С чего бы демону так думать, если бы Хоук вычеркнул тебя из своей жизни? Фенрис пристыженно обмяк, чуть не подавившись непослушным воздухом: — Я идиот. — Ты не идиот, — в голосе Соласа послышалась улыбка. — Ты просто влюблен. Хотя, конечно, кто-то наверняка скажет, что это почти одно и тоже. Фенрис фыркнул: — Они будут правы. Солас рассмеялся. — Да что такое жизнь без любви и глупостей? Инквизитора и Дориана мы выдержали — что ж, полюбуемся еще на двоих. — Этот тевинтерец..? — Фенрис сощурился. — Можешь ему доверять, — Солас понял вопрос. — Он не похож на твоего хозяина. — Ты знаешь что-то про Данариуса? — Только то, что рассказали мне Варрик и Дориан. И ты — своими реакциями. Дориан не похож на него. Фенрис кивнул — ему хотелось бы верить. — Пожалуй, не буду тебе больше мешать. Варрик сказал, отсюда можно пройти в библиотеку. Солас улыбнулся: — По этой лестнице вверх. Вероятно, ты встретишь там Дориана — у него там свое маленькое убежище. Фенрис помедлил, но кивнул. В конце концов, это же библиотека. Вряд ли тевинтерский маг набросится на него посреди книжных полок. *** Минуло уже три дня с тех пор, как буря улеглась, и Фенрис успел известись до такой степени, что торчал на укреплениях возле ворот и, несмотря на жуткий холод, часами испепелял взглядом скалы на подступах к замку. Он не доверял себе и избегал чужого общества. Он уже успел пообщаться практически с каждым — кроме, разве что, орлесианской чародейки Вивьен — впрочем, он не думал, что упустил приятное знакомство. Общество большинства из них он мог выносить, но легче всего было, на удивление, с Соласом, Дорианом и Инквизитором. И еще с кунарийским шпионом по имени Железный Бык. На третьи сутки его пребывания в Скайхолде Джереми и Дориан пригласили его пообедать с ними. Он почти отказался, но любопытство, которое вызывали у него эти двое, все-таки победило. Опыт оказался интересным, но не самым приятным. Интересным потому, что они оба, умные и хорошо образованные, поддерживали беседу легко и непринужденно, не заставляя его краснеть за свое невежество. Однако близость между ними неизбежно напоминала ему о Хоуке, поднимая под ребрами такую бурю эмоций, что сложно было проглотить очередной кусок. Быка он встретил тем же вечером, когда укрылся в таверне, твердо намеренный залить собственные проблемы таким количеством вина, какое сможет вместить его тело. Гигантского кунари и так было сложно не заметить, однако Бык не замедлил представить — сначала себя, а потом и свой отряд. Фенрис смотрел на него с подозрением, пока не понял, что о том, что тот из Бен-Хазрат, в Скайхолде знает каждая мышь. Бык был самым прямодушным агентом Бен-Хазрат, которого Фенрис знал, а учитывая, что в списке была также Таллис — это о чем-то да говорило. Ему было любопытно, насколько строго Бык следует Кун — но откровенничать тот не спешил, и Фенрис рассудил, что это, в сущности, не его дело. Большую часть времени они провели, меряясь мечами и боевыми уловками, пока, в какой-то несусветный утренний час, Бык и его лейтенант, Крэм, не отволокли Фенриса в постель. Но шел шестой день, и утром Лелиана получила записку, что Хоук будет здесь к вечеру. Поэтому Фенрис укрылся ото всех на стене, вглядываясь в снег, и когда он увидел знакомую фигуру, еле волочащую ноги по изрытому ветром склону, он вихрем слетел вниз и замер в ожидании во внутреннем дворе. Инквизитор уже был здесь, и Фенрис отступил, давая тому возможность выслушать Хоука первым. — Дороги забиты красными храмовниками, — говорил Хоук, стряхивая снег с капюшона и плеч, — их целые тучи. Понятия не имею, куда они направляются, но у них с собой клетки с пленниками. Проблема великовата, чтобы разбираться самому, так что я подумал, вы захотите узнать. Я могу показать Каллену, где это. — Дерьмо, — выругался Джереми. — И где, дракон его задери, теперь Корифей? — Да чтоб я знал, — устало вздохнул Хоук — и тут заметил Фенриса. И словно окаменел. — Фенрис. — Ах, да, — коротко улыбнулся Джереми. — Ваш друг пришел к нам, ненамного опередив буран. Хоук не слушал. Он смотрел на Фенриса, и эмоции с бешеной скоростью сменялись на его лице. Хоук никогда не был скрытным, и теперь Фенрис видел их все — сначала тоску, потом любовь и наконец просто мучительное, месяцами сдерживаемое желание — и Фенрису было стыдно. Но еще там, на дне его глаз, было робкое беспокойство и тоскливое чувство вины, и это заставило утихший было гнев взвиться на дыбы. — Хоук. Ты бросил меня, — резкая горечь в его голосе заставила Хоука дернуться. Хоук был достаточно умен, чтобы не трогать его прямо сейчас. И достаточно безрассуден, чтобы приблизиться на расстояние удара. Фенрис стиснул зубы. — Мне жаль, Фенрис, — их взгляды встретились, и Хоук не отвел своего. — Но ты меня понимаешь. Я не мог позволить Корифею причинить еще больше вреда. Это моя ответственность. — Я тебя не понимаю! Мы убили его, — прорычал Фенрис. — Там, в этот сраный момент, твоя ответственность и закончилась! — Но он вернулся. — Вот только не из-за нас. — Фенрис... — Ты собирался остаться в Тени. Хоук побледнел. Инквизитор за спиной Фенриса прикрикнул на столпившуюся челядь, и сам поспешил убраться прочь. — Бьешь ниже пояса, — скривился Хоук, разом ссутулившись и растеряв все свое упрямство. — Я знаю. Я был идиотом. Мне жаль. Что я еще тебе скажу? Я не мог бросить там Страуда, Фенрис. Я не мог... Я хотел хоть раз в жизни сделать хоть что-то правильно, — он отвернулся. — И я опять ошибся. Фенрис пытался злиться, но злиться на Хоука сейчас, когда тому было так больно, не получалось. Душила нежность. Он так скучал, так боялся... Если быть честным с самим собой, ему не хотелось злиться. Да, он мог потерять Хоука. Но сейчас Хоук был здесь. Он протянул руку — осторожно, словно не веря — и коснулся небритой щеки. — Ты идиот. Хоук выдавил слабую улыбку. — Не ты один так думаешь, — он наклонился, и их лбы соприкоснулись. Когти латной перчатки холодили висок, и это было самое нежное прикосновение, о котором он только мог мечтать. — Поедешь со мной в Вейсхаупт? — Кто-то должен следить, чтобы тебя не убили, — фыркнул Фенрис привычно, чувствуя, как медленно разжимается проклятый кулак, стискивавший его сердце.

@темы: слэш, Фенрис, м!Хоук, Варрик, м!Тревельян, Солас (Фен'Харел), Secret Santa 2015/2016, Дориан, Коул

---

Для edelweisse

[Weisshaupt Fortress]

Для:  edelweisse От:  bettelgeyze Название: Фиана Категория: джен Жанр: сказка Рейтинг: G Размер: мини (~1580 слов) Хочешь, я расскажу тебе сказку, дитя? Историю о былых временах, когда еще человечество было юным и только привыкало жить в этом мире. Историю о тех днях, когда мир населяли тьма и творения хаоса. Когда люди с наступлением сумерек торопились укрыться за стенами своего жилья, отгородиться дверьми и ставнями, засовами и замками.  В те времена, стоило солнцу коснуться краем горизонта, лорды и крестьяне, рыцари и торговцы спешили вернуться под кров – свой ли, чужой. Оградиться от наступающей ночи пусть хлипкой, но преградой. Они зажигали жалкие лучинки, слабенькие коптящие масляные лампадки и молились пережить эту ночь.  В те времена, дитя, люди знали, чего по-настоящему стоит бояться. Знали, как хрупка человеческая жизнь. И пускай днем наше королевство процветало, впервые объединенное сильной рукой, по ночам они снова чувствовали себя слабыми и беззащитными. И даже великий король Каленхад не миновал этой участи. То, что я расскажу тебе, дитя, случилось в золотой век Ферелдена, когда предок наших правителей впервые объединил земли аламарри под своей властью, но до того, как рассорился со своим тестем, могущественным эрлом Мирддином из-за женского коварства. Тогда народ жил в радости и довольстве, под мудрым и справедливым правлением короля, осененный, наконец, божественным светом Создателя, принесенным церковными сподвижниками Каленхада. Однако и тогда еще ночные твари, что отравляли своим существованием жизнь людей, были сильны и многочисленны. И все также путники старались с приближением заката найти человеческое жилье, все также крепкие ставни и тяжелые двери были слабой, но необходимой защитой в ночное время суток. Все так же слабо трепетали язычки тщательно хранимых очагов, лучин и лампад. Не было исключением и королевское жилье. После полного объединения всех земель и окончательной победы Каленхад и его молодая жена были коронованы, и вместе с верной дружиной поселились в Денериме и заняли замок поверженного тейрна Симеона. Это был отличный замок, с крепкими высокими стенами и необходимыми для жизни службами, с просторным донжоном и высокой башенкой. Замок был хорош и мог противостоять любому врагу. Любому живому врагу, дитя. Потому что был и другой враг – жуткий демон, с которым не мог справиться даже король вместе со своей дружиной.  Раз в год, в ночь накануне дня, что теперь зовется Сатиналией – в тот особый миг, когда осень кончилась, а зима еще не началась – Каленхад и его люди не укладывались спокойно в постели, как в другие дни, – они собирались в пиршественном зале, вешали бесполезные в эту ночь щиты и мечи на стены, зажигали все огни – в очагах, канделябрах и просто свечи на столах. Они пировали, ели и пили, громко разносились песни по залу, звучали шутки и зычный смех… Но в глазах прославленных, закаленных воинов из дружины короля не было настоящего веселья, взгляд их был тревожен, а души неспокойны.  Это была ночь, когда тьма властвовала безраздельно. В эту ночь порождения хаоса, злобные и непонятные существа, освобождались от заклятий и могли свободно бродить по земле. И не было защиты против сил ночи, и следовало покориться судьбе и смиренно ждать своей участи. Стоило взойти луне, в долине реки Драккон появлялась тень. Никто не знал, кому она принадлежит, но каждый год она неумолимо двигалась в направлении Денерима. Ее приближение сопровождалось музыкой – неземной, чуждой человеку мелодией, что погружала всех, слышащих ее, в беспробудный сон. Смертные, окутанные звуками теневой арфы, засыпали – не были исключением и дружинники короля и сам Каленхад.  С каждым шагом тень становилась все больше, а музыка все громче, отдаваясь прямо в хребет уплывающих в мистическую дрему людей. Они засыпали один за другим. И вот огромный бесплотный гигант беспрепятственно входил прямо в пиршественную залу королевского замка. Он застывал над спящими на короткое мгновение, а потом… Потом он выдыхал языки пламени вместе с едким дымом и колкими искрами. Огонь сжирал мебель, стены, балки и потолок. Те несчастные, что попали в пламя, сгорали в ужасных мучениях. Некоторые воины успевали проснуться, но, пойманные неизвестным заклятием, они исчезали навсегда. А страшная тень, бывшая причиной происходящего вместе с дымом вытягивалась сквозь прорехи в крыше и исчезала до следующей Сатиналии.  Всякий, кто хоть раз увидел призрачного гиганта, извивающегося в языках багрового пламени, не мог не признать в нем могущественного демона. В народе его прозвали Гакскангом Беспокойным – нет ему покоя на земле, но только в одну ночь он обретает свободу, и, влекомый жаждой мести, стремится к Денериму, забрать как можно больше жизней. Так говорили люди, дитя. Однако всему приходит конец, даже неправедному могуществу ужасной твари: в замок пришел человек, который заявил, что сразит демона. Этот человек был молод, пригож собой, ростом высок, а шлем его сверкал в свете очагов. В руке он сжимал копье отличной работы, за плечом в петле был добротный щит, а на поясе у него висел короткий меч. Благосклонно принял его Каленхад и пригласил к своему столу, желая выспросить все о госте. – Я Фергюс, сын Брайса, – ровно сказал юноша, и дружина короля замолчала. Все смотрели на молодого воина, не зная, чего от него ожидать. А дело было в том, что Брайс Кусланд был когда-то предводителем королевской дружины, прославленным и могучим воином, что прошел плечом к плечу с Каленхадом не одно сражение. Но Брайс был убит одним из рыцарей, а его малолетнего сына, опасаясь мести, давным давно выслали из страны. – Чего ты хочешь, Фергюс, сын Брайса, – задумчиво спросил Каленхад, оглаживая бороду. – Я хочу получить место, которое причитается мне по праву, – быть предводителем твоего войска, – рыцари в зале удивленно охнули, а некоторые заулыбались. – Я докажу, что достоин этого. Я убью Гаксканга Беспокойного. Слова и вид юноши были уверенными, спина прямая, а смелый взгляд он не отводил от взгляда короля. – Я согласен, – подумав, решил Каленхад. – А пока будь нашим гостем. *** И наступила Сатиналия.  Над горизонтом поднялась луна, а вместе с ней на краю долины встала тень. И полились звуки жуткой мелодии, вгоняющей в сон. Вся дружина и король по традиции заперлись в пиршественном зале, и только молодой Фергюс остался снаружи. Он ждал на крепостной стене, опершись на свое копье, и старательно боролся с наползающей дремой. Голова его в шлеме то и дело клонилась вперед, но стоило ему уткнуться лбом в древко копья, как тут же встряхивался воин, скидывая с себя сонную одурь. Гасканг был все ближе, музыка звучала все громче, с каждой минутой все настойчивее навевая сонливость, но Кусланд боролся. И вот призрачная тень оказалась прямо перед ним. Демон был темным колышущимся силуэтом на три головы выше Фергюса, с красными маленькими глазками и тенью арфы в руке.  Не успел воин ничего сделать, как тварь распахнула пасть. Но ни слова не вырвалось из нее. Зато призрачные руки потянулись к Фергюсу, желая схватить его. Юноша выставил свой щит перед собой, и сам ударил Гасканга копьем. Там, где жало вспороло призрачную плоть, полыхнули языки пламени, и демон отшатнулся. Но огонь успел перекинуться на щит, и Фергюсу пришлось скинуть его с руки. Гасканг тут же попытался снова напасть, но лишь напоролся на еще один удар копья.  Надо сказать, дитя, что это было не простое оружие. Кусланд получил его в наследство от своего отца, а Брайсу оно досталось от его отца, и история этого копья теряется в веках. Его лезвие было украшено необычным орнаментом, а его древко Фергюс выстругал сам из древесины священного растения ясеня.  И вот второй удар этого копья не просто пропорол смутный силуэт, но вонзился во что-то твердое под призрачным пологом. Раздался визг, а в следующее мгновение Фергюс стоял на стене один. Он видел, как жуткая тварь катится по долине обратно в свои владения, и не смог удержаться. Жажда победы, воинский азарт, ярость сражения вели его по следам раненого демона и привели к самому его логову. Голые ветви цеплялись за его одежду, южный ветер хлестал его по лицу, но Кусланд гнался за врагом. Он догнал его в диком распадке и немедленно атаковал. Они сражались остаток ночи, юноша не единожды пронзал копьем самое сердце демона, но тот никак не умирал, а только когтил и рвал тело воина, из его пасти то и дело вырывались языки пламени, но молодой Кусланд не желал сдаваться. Он ударил снова, в последний раз, и Гасканг наконец был повержен. Его сумрачные очертания поплыли, исказились и словно впитались в землю, оставив перед юным победителем только уродливое, искривленное существо и – прекрасную арфу из белого дерева. Однако струны ее дрожали не от музыки, звуки, что она издавала, были похожи на скулеж издыхающей собаки. Это было невыносимо, и Фергюс сильным ударом каблука раздавил ее. Мелодия стихла, а ее отголоски затаились в том распадке.  *** Когда дружина короля на рассвете очнулась от колдовского сна, пред их глазами предстало ужасающее зрелище. Юный Фергюс Кусланд, весь в крови, грязи и саже, сжимал копье, как тогда, когда предстал перед ними в первый раз. Но теперь на острие его оружия была нанизана омерзительная голова жуткой твари. Из разверстой пасти демона до сих пор стекала черная слюна и струйкой сползала по руке юноши. Он швырнул трофей к ногам Каленхада и произнес: – Я выполнил свое обещание. Теперь твоя очередь, король. И Каленхад признал его и сделал своим полководцем и предводителем. Фергюс, сын Брайса по праву стал воеводой королевской дружины. *** – Что, Нэн, опять Ферги у тебя сказки выпрашивает? Ехидный голосок Элиссы развеял волшебную атмосферу повествования, и Фергюс вздрогнул. Он с неприязнью покосился на сестру и зло бросил: – Тебе какое дело? Что хочу, то и слушаю. – А я тоже хочу! – вредина Эли всегда все делала не вовремя. – Нэн, расскажи про Черную Флемет! Ту, что живет в корнях огромного старого дерева, – девочка сделала страшные глаза: – А на стенах у нее вместо ковров висят кожи похищенных ею детей. Мальчишка фыркнул, а старая нянюшка вздохнула:  – Ох, дитя. Ну как пожелаешь. Говорят, где-то в Диких землях Коркари живет могущественная, но злобная ведьма, ненавидящая весь род людской. И есть у нее дочь по имени Элисса...

@темы: джен, Secret Santa 2015/2016