Автор: Morwgh
Название: Один день из жизни
Пейринг/Персонажи: Андерс, Справедливость (Месть)
Форма: арт, стрип
Категория: джен
Рейтинг: NC-17
Референсы/источники:текст взят из Предыстории Андерса
Размер: 5 ст.
Предупреждение: насилие, кровь, убийство, сжигание
Цитата-ключ: 24. «Его меч оказывается у моей груди, и я позволяю ему пронзить меня. Это лишь сталь, а она не может мне повредить, ибо не смертен я.» (— Месть, одержащий Андерса)
Автор: Йаррис
Название: Щепоть праха
Пейринг/Персонажи: Газарат, Флемет, фоном — Астия.
Категория: джен
Жанр: драма, дарк
Рейтинг: PG-13
Размер: 509 слов
Комментарий: спойлерФантазия на тему квеста «Щепоть праха»
Цитата-ключ: 32. «И пожирала злоба всё доброе, нежное и светлое, пока ничего не осталось, кроме самой злобы, обвившей моё сердце подобно огромному червю». (Песнь Маферата)
— Газарат! Это я — твоя Астия!
Её голос всегда был звонким, как птичья трель, и подобно первому лучу восходящего солнца выводил духа из забытия; время существовало для него только тогда, когда Астия была рядом, в её отсутствие растворяясь зеленоватой дымкой болотных испарений.
— Астия... — прошептал дух, и стая птиц сорвалась со старой ивы, ветвями погружённой в озёрную гладь.
Она не придёт больше.
На дне, под мутными илистыми водами она обрела своё безвременье, отняв его у Газарата: для беспокойного духа последним прикосновением возлюбленной был шаг со скалы, которым она попрощалась с миром живых.
Век ненависти к собственной сущности сменился веками отчаяния, горьких сожалений и несбывшихся надежд — и время текло, как яд, и больше не застывало.
— Разве я не любил её? — спрашивал дух у путника, остановившего лошадь на водопой у подножия скалы — но путник принял его голос за ветер в верхушках деревьев.
— Она предала меня! — выл Газарат, пугая шайку мародёров, притаившихся за камнями у дороги. «Вы слышали, слышали? Это проклатый лес!», — с тревогой оглядываясь, говорили они, собирая пожитки и убегая прочь.
Одинокий и забытый, столетие за столетием Газарат наблюдал, как руины древнего храма — колонны и купол, похожие на остов огромного зверя — уходят все глубже в зыбкую почву дебрей Коркари. Среди каменных статуй по ночам зажигались неясные огоньки, с рассветом исчезавшие в топи, в которую превратилось заросшее тиной озеро.
— Принеси мне прах, Астия, — умолял дух болотную ведьму, в полнолуние пришедшую к крутому обрыву. — Сожги своего любовника, принеси мне его прах — и я прощу тебя! Я буду любить тебя, как прежде!
— Я — не Астия, — спокойно ответила женщина. — Меня зовут Флемет, и мне некого сжигать, а тебе не за что меня прощать.
— Но ты предала меня! — зло зашипел Газарат. — Дряная девка! Ты предала меня! Принесла мне прах, но опустилась с ним прямо на дно! Принеси мне ещё!
Флемет села на край скалы, свесив ноги — точно так, как когда-то любила сидеть Астия во время их долгих бесед.
— Расскажи мне, почему не можешь обрести покой, дух, — попросила она.
И Газарат рассказал.
О девочке Астии, что искала любви и защиты; о том, как нашла она духа в лесу у скалы; о том, как их дружба росла и крепла, и расцвела, наконец, любовью; о том, как девочка и сама выросла, нашла себе новых друзей, и совсем позабыла своего друга-духа; о том, как после долгой разлуки она привела к нему Небуннара, назвав того своим возлюбленным и прося разрешения быть с ним.
О том, как Газарат, разъярившись, приказал ей убить Небуннара и о том, как Астия пришла в последний раз, прижимая к груди мешочек с его прахом, и бросилась в воду.
— Твоя история очень печальна. Ты любил смертную, дух, — со вздохом сказала Флемет, дослушав историю и поднимаясь на ноги. — Любил, но... ревность убила твою любовь, и ты возненавидел. Такое бывает — мне ли не знать. Что ж, мне жаль тебя. И я тебе помогу.
Слова древнего заклинания звучали убаюкивающе, словно шелест ветра в сонных ветвях, и Газарат ощущал, как время вокруг застывает, а остатки мыслей вязнут в нем, как в смоле.
— Да хранят твой покой эти знаки, — приговаривала Флемет, пальцем вычерчивая на камнях набор причудливыъ рун. — Пусть никто не нарушит твой сон, Газарат.
Автор: Лиэс.
Название: Чистое небо над Серо
Пейринг/Персонажи: Маркиз Серо, Рогатый Рыцарь
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Размер: 481 слово
Предупреждение: все тлен.
Цитата-ключ: 46. «Но все, что высоко возносится, рано или поздно падает». (— Из "Истории падения Тедаса" Брата Дженитиви, ученого Церкви)
Голубое-голубое, чистое небо над Серо отражается в реке, и птицы в Яблоневой роще поют так звонко и ясно, что хочется смеяться от счастья. И Маркиз смеется, глубоко вдыхая свежий утренний воздух. Он хочет петь, но знает, что ему далеко до мелодичного голоса Барда. А потому просто смеется, звонко и радостно.
Серо свободна от позора.
Верховная Жрица уехала с первыми лучами солнца, ничуть не отягощенная последствиями прошедшего пира в ее честь. Уехала, оставив Серо благословение свое и Создателя. И хоть со стороны могло показаться, что ничего не изменилось, но Маркиз, как и многие, слышавшие речь Верховной Жрицы, чувствовал, насколько слаще сделался воздух и видел, насколько ярче заиграли солнечные лучи среди витражей Замка Тысячи Окон. Больше не тревожили Маркиза вороны, мрачно каркающие в сумерках. Не волновал туман Тирашана. Скоро все узнают о том, чего удалось добиться Маркизу - и исчезнут, словно и не появлялись никогда, призывы к бунту, украшавшие стены в последние недели. Люди будут превозносить его, стараясь запомнить этот день как можно лучше. Аббатиса торжественно отворит двери Церкви при шато, запертые несколько поколений, и выметет пыль, копившуюся внутри. Пройдут годы, и о нем, о Маркизе, в связи с Серо будут говорить гораздо чаще, чем о его предке. Прозвище Позора забудут, как и его имя.
Останется только Маркиз.
Серо свободна, и новая, прекрасная жизнь ждет ее. И оттого Маркиз смеется, легко и радостно, как не смеялся с детства.
Но смех обрывается, когда Маркиза накрывает тень подошедшего сзади. Гость пришел незваным, тайным, он принес с собой запахи из самой чащи Тирашана, - и Маркиз не спешит оборачиваться, зная, что не найдет для него нужных слов. Подарок для Верховной Жрицы, подготовленный Лесным двором, так и остался стоять нетронутый и скрытый от посторонних глаз. Маркиз нарушил свое слово. И теперь, спиной ощущая укоризненный взгляд, понимал, что оправдания не помогут.
Но обернуться приходится. Рогатый Рыцарь, Хозяин леса, стоит молча. Он мрачен, и от него веет таким неуместным в этот праздничный день холодом.
Маркиз молчит. Натянутая улыбка замерла на его губах. Он знает, что никто не успеет прибежать на помощь. Никто не сможет справиться с разгневанным духом. Не найдется силы, способной изгнать его туда, откуда когда-то давно призвал Рогатого Позор. И потому Маркиз молчит, неестественно улыбаясь возвышающейся перед ним фигуре.
Он может только верить, что оставшись одна, Серо не потеряет своей свободы.
Голубое-голубое, чистое небо над Серо отражается в реке, и птицы в Яблоневой роще поют так звонко и ясно, что хочется смеяться от счастья. Но никто не смеется. Закрыта Церковь, как и поколения назад. Черные вороны кружат вокруг шато, пока Аббатиса, не скрывая слез, сообщает собравшимся, что Маркиз пропал. А слушатели молчат, потрясенные. Никто не верит, что Маркиз, преданный Серо всем сердцем и любивший ее больше жизни, мог просто исчезнуть.
Серо свободна. Но вновь накрывает ее туман, пришедший из самой чащи Тирашана, и люди прячутся по домам, закрывая ставни и двери на засовы. И плачет Аббатиса стоя там, где совсем недавно смеялся, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух, Маркиз.
Название: Чужак
Пейринг/Персонажи: оригинальные
Категория: джен
Жанр: юмор,
Рейтинг: PG-13
Размер: 1454 слов
Цитата-ключ: 53. «Они могут обращать в свою веру и других, сея смуту и неуверенность». (— Из лекции для новобранцев тевинтерской армии)
Она «подобрала» его в начале весны, когда голодные, а потому особенно злобные медведи бродили по лесам в поисках пищи. Он был один — израненный, едва дышавший рогатый гигант, из последних сил сжимавший меч. Вокруг лежало три медвежьи туши, а четвертый, пока еще живой медведь, глухо рычал, раздумывая, нападать ли.
А вот она не раздумывала. Бросила вязанку хвороста и двинулась на медведя, размахивая зажженным факелом, которым освещала дорогу. Это было глупо, но оружия она никогда не носила, а смотреть, как медведь вот-вот задерет кого-то в ее планы не входило.
Медведь, уже изрядно исполосованный мечом, отступил, предпочтя жизнь. А она осмотрела свою «находку».
— Аста, — представилась она, осторожно подходя ближе.
Кунари устало опустился на ближайшую тушу, прикрыл глаза и… начал заваливаться вбок, тихо хрипя. Аста подбежала и попыталась подставить плечо, но только тихо пискнула под навалившейся тяжестью. Все, что она смогла сделать — смягчить падение, да устроить кунари поудобнее на туше. Затем на секунду замерла, пытаясь подумать о своих действиях.
И бросила это гиблое дело. Вместо того, она подтащила собранный хворост ближе, развела костер и принялась обрабатывать раны кунари подручными средствами — то есть, буквально попавшейся под руку травой и относительно чистыми частями подола. Особо запущенные раны она старательно перевязывала, отрывая куски от все того же подола, так что когда кунари, потревоженный неловким движением, все же очнулся, она стояла перед ним в очень укороченном варианте одежды.
Он посмотрел на нее с удивлением и чем-то похожим на уважение, но промолчал. И продолжал молчать и пока Аста, выбиваясь из сил, пыталась подтащить медвежьи туши ближе к огню, чтобы соорудить из них укрытие, и пока она, сдавшись, сжалась рядом в комок, продолжая болтать с кунари. Даже не получая ответа.
Только перед рассветом он, наконец, сообщил, поморщившись то ли от боли, то ли от собственных мыслей:
— Арваарад.
С восходом солнца Аста, убедившись, что кунари худо-бедно может идти, повела его к своей деревне. Ее, конечно, сочли сумасшедшей, но нападать на здоровенного рогатого мужика никто не захотел, и тот остался жить у Асты. Она выходила его, помогла лучше освоить язык и понемногу сумела разговорить. Настолько, что уже через месяц он говорил целых десять слов вместо одного. Аста сумела понять, что ее гость преследовал какого-то опасного кунарийского мага, который уничтожил его товарищей. Догнал, убил, но в одиночку не смог пробиться обратно. Медведи, похоже, стали последней каплей.
Дети Асты сразу решили, что из кунари может получиться отличная «лошадка», и не оставляли попыток покататься на нем. Убедившись, что Арваарад на самом деле вовсе не имя, Аста назвала его Бычком.
И, разумеется, попыталась приставить к работам в поле.
— Женщина, — смотря прямо в глаза Асте, заявил «Бычок», — я не пахарь.
— Тю, удивил, — рассмеялась она, — тут каждый второй не пахарь, но хлеб нужен всем. Я вот тоже не пахарь, но у меня полный дом детей, так чтож теперь?
— Ты тамассран, — мрачно продолжил «Бычок», — в Кун тебе не пришлось бы пахать.
— И что бы я ела в вашем Кун? — удивленно моргнула Аста. — Воздух? И детей бы воздухом кормила?
— В Кун тамассран дают все, в чем они нуждаются.
На этом разговор закончился: «Бычок» отправился охранять побежавших на опушку леса детей, а Аста, задумавшись, пошла пахать. Но мысли, одолевавшие ее, не развеялись от тяжелой работы, и вечером, накрывая на стол, она снова спросила у «Бычка»:
— Как так получается, что у тамассран есть все? Это какая-то ваша знать?
Он обдумал вопрос, то ли вспоминая слово «знать», то ли раздумывая, как лучше выразиться. В итоге коротко бросил:
— В Кун нет «знати». В Кун все равны.
— Но при этом тамассран могут просить все, что угодно?
— Тамассран доверяют в том, что касается воспитания детей.
— Но что мешает им попросить лично для себя что-то?
— В Кун «своим» может быть только оружие. Остальное принадлежит всем кунари. Каждый берет только то, что необходимо ему для исполнения воли Кун. Кун велит тамассран заниматься воспитанием имекари, детей, и они преданы своему делу, как преданы Кун.
Аста молчала, пораженная необычно длинной речью. Задумавшись, она просидела над своей тарелкой, пока еда в ней не остыла, а потом снова обратилась к «Бычку», на этот раз очень серьезно:
— То есть у вас, чтобы жить в достатке, достаточно просто… работать?
— Выполнять свое предназначение, — поправил он, предварительно пошевелив губами, выстраивая фразу.
Аста размышляла несколько дней. Работы в поле начали казаться ей тягостным бременем, забирающим слишком много сил. Все чаще просьбы соседей раздражали ее, а необходимость отдавать часть урожаев банну, о которой напомнили проходившие мимо солдаты, — и вовсе ввергла в ярость.
Наконец, закончив очередной день в поле, она решилась попросить «Бычка» забрать ее с детьми на его родину. По дороге она задержалась, отстав от соседей, чтобы немного побыть в тишине и одиночестве. Совсем недолго, как ей представлялось. Но за это короткое время она успела преисполниться мрачной решимости покинуть деревню до такой степени, что не видела перед собой ничего, кроме двери своего дома. К которой и направилась.
Но когда она вошла, там никого не оказалось.
Похолодев, Аста пошла к соседям, надеясь, что дети просто засиделись в гостях, а «Бычок» пошел за ними, — но и у соседей не было никого. Все дома вокруг были пусты и темны. В панике Аста бежала от двери к двери, но никто не открывал, и ни в одном окне не мелькали отблески свечи или очага.
Деревня казалась вымершей. У ворот оставшихся открытыми хлевов меланхолично бродили свиньи и коровы. Где-то лаял одинокий, забыты пес, то и дело принимаясь скулить, словно увидев что-то, с чем он не в силах справиться. Скрипела на ветру чья-то дверь. В сумерках, окутавших дворы, Асте стало неуютно. Будто чья-то злая воля липкими пальцами тумана окутала все вокруг, сжала сердце Асты, пытаясь остановить его.
Наконец, добежав до края деревни, запыхавшаяся Аста услышала голоса — и с новыми силами ринулась к ним.
Деревенские стояли на опушке леса, окружив «Бычка». Дети Асты, испуганные и зареванные, стояли за его спиной, прижавшись друг к другу. Заметив мать они хотели было броситься к ней, но «Бычок» покачал головой — и те остались. Аста осторожно приблизилась, борясь с подступающей тошнотой — неужели он похитил ее детей? И не зря люди боялись кунари?
— Видите! — крикнул кто-то из толпы. — Слушаются чужака, как собаки хозяина! К матери не идут!
— Пригрели гада, — вторил ему другой голос, визгливый и высокий.
— Надо было ей бросить его в лесу, — поддержал еще кто-то.
Аста замерла на месте, боясь пошевелиться. Сердце бешено стучало. Услышав разговоры, она поняла: «Бычок» не отпустил детей к ней, потому что между ними была толпа. Озлобленная, уставшая после работ толпа, готовая, казалось, броситься на все, что пошевелится. Даже на тех, кто подрастал у них на глазах.
— Я слышала, как он учил их говорить по-своему! — продолжила гудеть толпа.
Сумерки стали гуще, и один за другим люди зажигали факелы. В пляске огня их искаженные злобой лица походили на морды демонов.
— Наверняка напали бы на нас ночью, мало ли, чему еще он их учил!
Деревенские принялись обсуждать это предположение, и с каждым словом обсуждение все больше начинало походить на истерику. Асте, замершей неподалеку, казалось, то вот-вот кто-то бросится на «Бычка». Она была уверена, что при всей своей силе тот не выдержит напора целой деревни.
Но стоило одному из мужчин сделать шаг вперед, как «Бычок» обнажил, наконец, меч. Это охладило большинство деревенских, но некоторые слишком распалившиеся не вняли соседям, пытавшимся предостеречь.
«Бычку» хватило нескольких взмахов.
Двое рухнули, хрипя и истекая кровью. Первый судорожно пытался зажать рассеченное горло, второй, скуля, собирал вываливающиеся на землю кишки в тщетной попытке вернуть их на место. Кунари стоял неподвижно, освещенный факелами. Он был похож на статую, но все уже увидели, на что эта статуя похожа в бою.
Толпа бросилась врассыпную.
Аста, всхлипнув, подбежала к детям, пытаясь обнять всех сразу. На нее никто уже не обращал внимания, и она, несмотря на убитых, радовалась, что все обошлось так легко. Но Аста понимала: в деревню ни ей, ни детям, ни, тем более, «Бычку», лучше не возвращаться.
А тот молча ждал, пока она перестанет всхлипывать и отпустит детей. И только после этого произнес, медленно подбирая слова:
— Ты готова идти, женщина? Вам найдется место в Кун.
— А… нас примут? — Аста тут же вспомнила свое желание уйти, но сейчас она уже сомневалась.
«Бычок» попытался улыбнуться. Вышло криво, он он явно очень старался, чтобы следующая фраза прозвучала убедительно и… тепло:
— Кун примет всех.
Аста кивнула, поднимаясь. Путь предстоял долгий.
Она отвернулась на мгновение, чтобы проверить, не убежал ли кто из детей, — и тут же их крик заставил ее снова развернуться. Вылетевшая из темноты стрела, грубая, явно пущенная кем-то из сбежавших деревенских охотников, торчала в груди «Бычка». Тот молча прыгнул вперед, отталкивая Асту и увязавшихся за ней детей в сторону.
Туда, где они стояли, обрушилось несколько стрел.
Почти все «Бычок» принял на себя.
— Уходи, женщина, — тихо выговорил он, пошатываясь, но не падая. А затем взревел, бросаясь вперед: — Nehraa kadan! Anaan esaam Qun!
Аста не видела, чем вся закончилось. Она бежала сквозь темный лес, цепляясь подолом за кусты и то и дело останавливаясь, чтобы помочь детям перебраться через овраги или поваленные стволы.
Но в ушах еще долго звенел последний крик чужака, оказавшегося честнее и лучше ее собственного народа.
Название: Существа
Автор: Creatures by Tozette
Переводчик: Кузя-кот
Разрешение на перевод: имеется
Пейринг/Персонажи: Морриган, Флемет
Категория: джен
Жанр: безжанровая зарисовка с капелькой боди-хоррора
Рейтинг: PG-13
Размер: ~1300 слов
Цитата-ключ: 56. Она превратилась в гигантского медведя и, тяжело ступая, ушла, напугав до полусмерти гончих. (МТ2 о детстве Морриган)
— Всё с чего-то начинается, — философски говорит Флемет. И, помедлив, добавляет: — Или всё на чём-то заканчивается? Хм-м. Не важно, главное, не бывает конца без начала. Приступай, девочка.
И Морриган приступает.
Её мать — странная женщина, отстранённая, руководствующаяся одной ей известными целями. Большего Морриган не знает, но что-то шепчет ей: это ещё не всё, на самом деле всё куда сложнее. Однако, кроме Флемет, учиться не у кого, и, несмотря на все свои недостатки, она хороший наставник.
Первое существо, которому обучается Морриган, это паук.
Морриган — не восьмилапое членистоногое. Её скелет расположен внутри тела. Пальцы у неё — бледные, кожа — тонкая и мягкая. У неё два прекрасно видящих глаза.
Паучья сущность не так сильно сбивает с толку, как могло показаться. В ней не чувствуется комфорта или искушения. Другие формы — млекопитающие с тёплой шерстью и социальными привычками — куда опаснее для рассудка. Потому что животные проще.
— Ты будешь не первым оборотнем, потерявшим себя, девочка, — зловеще мурлычет Флемет, выглядя древней развалиной в свете очага. Свет этот отражается в её глазах, придавая им красный оттенок.
Морриган не в первый раз посещает праздная мысль, что её мать наверняка одержимая.
Флемет улыбается, словно точно знает, о чём она думает.
— Ну? Суп остывает.
Морриган сжимает зубы. Она редко страдает молча, но сейчас жалобы только отсрочат неминуемое.
Тень просачивается сквозь неё, разверзается вокруг. Морриган раскрывается, разворачивается, нити разматываются, изгибаются, преобразовываются, формируя новую природу, новую материю.
А потом всё замирает.
Улыбка у Флемет не похвальная. Не победная, не горькая — просто никакая.
Морриган неуверенно переступает своими новыми ногами. Их слишком много, слишком большая разница: и внутренности у неё другие, и глаза неправильные. С превращением приходит чувство страха, которого она не ожидала.
— Не так уж легко, да? — спрашивает Флемет, обнажая зубы. Это просто улыбка. Выражение на дряхлом лице. Мелькнуло — и пропало.
Морриган щёлкает хелицерами. Она знает, что ядовита. Её укус таит в себе жидкую смерть, и Морриган размышляет, будет ли вкус Флемет того стоить. Она размышляет, не отравится ли при этом сама.
Морриган не может перекинуться обратно.
Не совсем так. Морриган может вернуть себе прежнюю форму... большей частью. У неё свой скелет, свои внутренние органы, жёлтые глаза, чёрные волосы и тонкая человеческая кожа. Проворные бледные руки, грудь, живот, бёдра: всё своё, знакомое.
Чужими кажутся лишь шесть дополнительных ног, выросших из тела. Омерзительно, да, но в этом чувствуется удивительная элегантность: поясница Морриган больше не переходит в человеческие ягодицы. Теперь её бледный копчик удлинён и выпячен наподобие турнюра под уродливым орлейским платьем. Из-под него виднеются шесть тонких, длинных ног: твёрдые и желтоватые на вид, как и её кости.
Они заканчиваются сухопарыми ладонями.
Морриган узнаёт их: проворные пальцы с бледной кожей. Они хватаются за пол хижины, паникующе цепляются за него, когда Морриган пытается идти. Их ногти скребут и ломаются о пол, пока руки ползут и шарят, не переставая.
Три дня кряду Морриган ковыляет по дому, как новорожденный жеребёнок. Вернуть себе прежний облик кажется безнадёжной затеей.
Флемет сама готовит похлёбку. Заливаясь хохотом, она говорит, что Морриган и так «найдёт чем занять руки».
Она подаёт Морриган еду в деревянной миске.
В похлёбке плавают мухи.
Морриган аккуратно вылавливает их по одной и оставляет их крошечные набухшие тела на столешнице. И жалеет, что в ней не осталось яда.
— Что, не голодна? — насмешливо спрашивает Флемет, лениво катая по столу мёртвую муху.
— Мне такое не по вкусу, мама, — язвительно отвечает Морриган.
Морриган возвращается в прежнюю форму следующим утром, и ни она, ни Флемет это не комментируют.
Когда Морриган впервые превращается в рой, всё оборачивается полнейшей катастрофой.
Превращение расщепляет её личность, её сущность и её разум, дробит её восприятие: она — тысяча жужжащих частичек, и её фасеточные глаза видят всё вокруг с каждого угла. Вибрации в воздухе врезаются в её пушистые тельца и сотрясают её крылья.
Парящие насекомые падают камнем, приземляясь на полу хижины, и Морриган остаётся только лежать там, разбитой на кусочки, и дожидаться, пока схлынет тошнота.
Может, если не пытаться взлететь... или ползти, или вовсе двигать глазами...
Она перекидывается обратно и чувствует себя маленькими, крошечными частичками Морриган, напуганными и раздробленными, говорящими наперебой. Неужели у неё всегда такой высокий, пронзительный голос? Нет. Определённо нет.
Она видит всеми их глазами одновременно, и крошечные Морриган, все до одной, жалобно кричат.
Морриган слышала о морской болезни, но никто прежде её не испытывала. Она живёт в дебрях Диких земель Коркари: ближайшим подходящим водоёмом был бы океан, а Морриган вовсе не желает тащиться через весь Бресилианский Лес, чтобы на него посмотреть.
«Но то, что я сейчас чувствую, — думает Морриган, — наверняка напоминает морскую болезнь». Всякий раз, когда какая-то из её частичек двигается, сознание её бунтует. Всё слишком раздроблено, слишком странно, непривычно и неправильно, она не может... не может...
Морриган просыпается в постели, целая, но мучающаяся тошнотой, и содрогается от воспоминаний.
— Столько практики, — говорит нависшая у подножья кровати мать, — и всё псу под хвост?
Голос Флемет какой-то по-особому древний, скрипучий: не в том смысле, что применим к людям, но скорее к глубоким корням и истёртым валунам.
— Что? — хрипло переспрашивает Морриган.
— Я не для того учила тебя магии, чтобы ты забылась ещё перед тем, как начать.
— Я начала уже давным-давно, матушка, — сухо отвечает Морриган, откидываясь на подушку.
Флемет издаёт звук, дающий понять, что она знает куда больше, чем считает Морриган. И всё же она ждёт ответа, и у Морриган уходит досадно много времени на то, чтобы его подобрать.
— Ошибки в заклинании не было, — бормочет она в итоге. Морриган никогда не признается, что запаниковала, но подозревает, что Флемет знает. Она всегда знает.
А затем Морриган рвёт. Горло жжёт. Рассудок кажется разбитым на кусочки. Ноги еле держат.
Флемет наблюдает за ней несколько долгих секунд. Сочувствия в её взгляде нет — впрочем, как и всегда.
— Ты научилась чему-нибудь, девочка? — требовательно спрашивает она, когда рвотные спазмы стихают.
— Я... — Научилась ли она? Морриган сглатывает, делает вдох: во рту желчь и кислота, зубы стучат. Голова у неё раскалывается. — Да, — решает она, — научилась.
Флемет уходит, оставляя её прибирать за собой. На следующий день Морриган пробует снова. И снова.
И снова.
Магия — это воля и дисциплина. В упорстве же Морриган никто не переплюнет.
На протяжении четырёх недель Флемет не позволяется входить в гнездо Морриган.
Это первый раз, когда Морриган теряет себя, и он до боли предсказуем. Ворона: гладкое чёрное тело с лоснящимися перьями и очень острым клювом. Она чересчур крупная — для вороны, — однако кости у неё полые, воздухоносные, а упоение полётом...
На свете нет лучшего ощущения.
Она редко устаёт и ещё реже мёрзнет. Когда она пролетает над головами хасиндов, те видят в ней создание войны и смерти.
Вороной быть легко. Они умные, но простые существа, безжалостно прагматичные и ужасающе бесхитростные.
Когда Морриган перекидывается обратно, то оставляет нечто позади и забирает нечто с собой.
Волосы её превращаются в перья: острые, глянцевитые маховые перья окружают лицо и скрываются за ушами. Мягкая пелена наплечных перьев стекает вниз по шее и вдоль по позвоночнику. Зубы её испаряются, глаза становятся круглыми и тёмными, с расширенными чёрными зрачками, огромными на её лице.
У Морриган нет крыльев, но она этого не помнит. Она ковыляет там, где должна прыгать, запинается, когда хочет взлететь. Дикая и черноглазая, она разговаривает сама с собой, полностью игнорируя Флемет — кроме тех случаев, когда та навещает её гнездо.
Флемет не говорит Морриган ни слова.
Морриган болтает практически без умолку: издаёт звуки, на которые способен её беззубый рот, произносит слова — осмысленные, но слитые воедино, в предложения без какой-либо структуры и контекста. Она вопит. Она смеётся и кричит, и шума от неё — как от троих человек.
Флемет ведёт себя так, будто ничего не замечает.
Сама по себе Морриган не общительное существо, а вот ворона — наоборот.
Флемет молчит, однако выкладывает перед гнездом сотню блестящих вещиц: осколки старых украшений, радужные перья, кусочки металла, яркие обрывки ткани.
Морриган собирает их, а когда матери требуется ложка, едва не отхватывает ей руку, визжа и плюясь беззубым ртом.
Флемет ждёт за пределами гнезда — с ироничной улыбкой, и вполовину не такой дружелюбной, как кажется.
Морриган предпочитает не обсуждать этот месяц своей жизни. Никогда. Поэтому, разумеется, Флемет напоминает о нём каждую неделю.
Название: Аваррские сказки
Пейринг/Персонажи: оригинальные
Категория: джен
Жанр: даркфик
Рейтинг: NC-17
Размер: 1778 слов
Предупреждение: каннибализм, смерть второстепенного персонажа
Цитата-ключ: 67. «Развлекая посещавших ее знатных гостей, банна любила показывать им захваченные статуи и потчевать мрачными рассказами об авварских суевериях, большую часть которых она выдумывала тут же, на ходу». ( Брат Дженитиви, "В поисках знания: путешествия церковного ученого")
Банн Харгрейв зябко поежился под пронизывающим ветром. В Ферелдене было холодно даже летом. Он предпочел бы остаться в кабинете, у теплого камина, но его взбалмошная жена проводила очередную «экскурсию», демонстрируя гостям коллекцию авварских реликвий.
Эйда Харгрейв едва ли не плясала вокруг любимой статуи, словно дикая хасиндская ведьма. Облаченная в дорогие шелка и увешанная украшениями она, тем не менее, ничем не походила на знатную даму. Образ портил упоенный блеск в ее глазах, этот абсолютный восторг с которым она рассказывала об авварских реликвиях.
Ее вид, ее постоянное оживление и нескончаемая ложь утомляли банна. Он раздраженно отворачивается от жены и смотрит на небо. Серая пелена заволокла все пространство, насколько хватает глаз. Ни одного солнечного лучика. Их окружает плотный туман, он оседает на коже и медленно пробирается в легкие.
Банн устало вздыхает. Урожай опять погибнет.
Он слушает тихий шелест еще не облетевших листьев, но не может отвлечься от звонкого голоса своей жены.
— Это статуя особенная даже для моей коллекции. Она посвящена богу Уволле. Сами аввары не помнят, что это был за бог. О нем сохранилась только одна легенда. Аввары приносили Уволле кровавые жертвы каждый год, в период, когда день и ночь равны. Допускалась любая жертва, и главным условием было обилие крови. Одному охотнику не повезло, был он беден и год тот был особенно холодным, на всю округу не было зверья. Долго он подстерегал зверя, но вышло так, что ко дню чествования Уволлы, у него не было достойного подношения. Аввары боялись гнева Уволлы, и дабы избежать его, друзья советовали охотнику заколоть своего волка. Но охотник любил волка, тот был его другом и помощником много лет. Охотник решил, Уволла видит, что ему нечего дать ему, а значит, не станет и гневаться. Но он, конечно же, ошибся. На следующую ночь после праздника, Уволла пришел в дом охотника. Бог был в ярости, что охотник пожалел для него волка. Охотник пытался оправдаться, сказав, что у него нет ничего в подношение богу. Уволла же ответил, что у охотника есть достойная жертва. И тотчас же разорвал на части маленького сына охотника. Но на этом не закончилось его наказание. Бог проклял охотника, нарекая, что раз тот, так любит своего волка, то пусть до конца жизни бегает вместе с ним по лесам. И пройдя ужасные боли, охотник обратился в волка и бросился прочь из этих мест.
— Защити нас Андрасте! Эйда, ну что за жуткие истории?
На этот голос банн обернулся. Он принадлежал старшему брату Эйды. Эрл Вулфф располагал обширными землями, хорошими связями с Вольной Маркой и являлся главной причиной, по которой банн женился на этой несносной женщине. Только благодаря поддержке эрла его маленький баннорн пережил последние годы.
Эйда заливисто смеется.
— Ты всегда так пугаешься! Это ведь просто история, дорогой брат.
Она отвешивает шутливый поклон, снимает свою модную шляпку и водружает на статую.
— Видишь? Теперь она не такая страшная.
Банн качает головой и наконец, вступает в разговор.
— Экскурсия закончена? Наши гости уже, наверняка проголодались.
Она недовольно морщится, но согласно кивает головой. Все присутствующие торопятся зайти в теплый дом, а Эйда задерживается у статуи.
— Действительно, есть такая легенда? — осведомляется банн, подойдя поближе.
— Конечно же, нет. Об этом боге нет никаких упоминаний.
Женщина какое-то время молчит, а затем добавляет.
— Мне просто нравится смотреть, как брат пугается. У него забавный вид.
Она звонко хохочет и идет к замку.
Прошло три дня, с тех пор как банна проводила брата, и в замке сразу стало тускло. Владения ее мужа сплошь состоят из непроходимых болот, здесь всегда сыро и зябко. Она опирается на каменную стену и растирает продрогшие руки. В те редкие дни, когда брат навещал ее, Эйда вспоминала счастливые годы своего девичества, когда она с восторгом слушала старые легенды и мечтала убежать с авварским дикарем.
Сейчас она придумывает легенды сама и это ее единственное развлечение в постылом браке.
Тишину нарушает резкий скрежет. Банна вздрагивает. Эйда внезапно понимает, как темно вокруг. Она стоит посреди лестничного пролета, и свет исходит только с нижнего этажа.
Скрежет повторяется. Но на этот раз, он звучит так тихо, что банна не уверена, слышала ли она его вовсе. Она нервно оглядывается вокруг, а затем одним движением спрыгивает на ступеньки и бежит вниз, ближе к свету факелов.
Внизу светлее и спокойнее. Факелы горят мерно, а со двора доносится шум.
Эйда закрывает глаза, и переводит дыхание. Она тихо смеется, мысленно журя себя за впечатлительность.
Еще разок, поругав себя напоследок, женщина направляется к библиотеке. Вдруг она замечает свою тень и замирает от ужаса. Вместо своего силуэта Эйда видит волчью морду. Когда морда медленно поворачивается к ней, она вскрикивает и отшатывается.
— Что случилось, мама?
Женщина оборачивается на голос своего пятилетнего сына. Банна нервно оглядывается, но пугающий образ уже исчез.
Присев рядом с сыном, она порывисто обнимает его.
— Все хорошо, малыш. Просто показалось. Почему ты один здесь?
— Мы с Коулом играем в прятки. Поможешь мне найти его?
— Конечно.
Довольный мальчик хватает ее за руку и тянет за собой, но вскоре отпускает, убегая дальше по коридору.
Внезапно тень банны начинает дрожать и меняться, на ее глазах вновь превращаясь в волчью морду.
Когда ребенок пробегает рядом, волчья пасть раскрывается.
Звуки шагов не давали уснуть. Казалось Эйда слышит каждый шаг в этом проклятом замке, и она отчаянно пытается распознать шаги того, кто заберет ее сына. Она сдавленно всхлипнула и вскочила с кровати.
Банн Харгрейв безмятежно спал, не чувствуя опасности, угрожающей их единственному ребенку. Женщина зло зашипела на него и бросилась к окну. Свежий воздух слегка успокоил ее. Запахи трав в эту ночь были особенно сильны и волнующи, а в небе ярко светила полная луна.
Эйда сжала зубы и нахмурилась. Она не изнеженная орлесианка и может позаботиться о себе сама. Пройдя к письменному столу, банна подняла ножны мужа и с тихим лязгом вытянула меч. Никакие тени не навредят ее мальчику.
Почти бегом банна бросилась к комнате сына, а добравшись, криками распугала двух стражников, которым еще утром приказала охранять ребенка.
— Убирайтесь, все! Все! Я никому из вас не доверю своего сына! Я одна могу защитить его!
Стражники попытались было успокоить ее, но банна воинственно вскинула меч и пару раз замахнулась на них.
— Предатели, все предатели! Убирайтесь, а не то я повешу вас всех!
Стражники нервно переглянулись, немного замешкались, но все, же покинули коридор.
Эйда осторожно открыла дверь и прошла внутрь.
Он мирно спал, тихонько сопя во сне. Банна подошла к кровати, легко поцеловала макушку ребенка. Теперь она здесь и ничто больше не грозит малышу. Она не позволит аварскому духу забрать свое сокровище.
Женщина присела на кровати и принялась едва слышно напевать колыбельную. Впервые за много дней, она чувствовала себя по-настоящему спокойно. Она легко трепала волосы сына и думала о том, что никакое божество не властно отнять у матери ребенка.
Лунный свет упал на ее лицо и Эйда слегка прикрыла глаза. А когда она открыла их, то увидела, что на руках ее — когти, а руки превращаются в лапы. Она хотела закричать, но из горла вырвался только глухой рык. Запах ударил в ноздри, свежий запах мяса и Банна зарычала еще громче. Она остро ощутила, какой голодной была все это время.
Эйда пыталась уйти, но тело не подчинялось ее воле. Словно во сне, ее рука, то, что было рукой, замахнулось на тело ребенка и резко оторвало кусок плоти. Он закричал от боли и ужаса. Ее сын пытался отползти, но банна схватила его другой рукой.
Слезы лились из глаз Эйды, но запах крови и мяса был невероятно сладким, и она не могла остановиться. Жадно она заглотнула оторванный кусок и хрустнула челюстями. Зубы легко рвали сырую плоть, а кровь приятно струилась по горлу.
Она рвала и рвала свежую плоть, а ребенок не переставал кричать ни на секунду. Целым оставалось, только лицо и банна постоянно видела его глаза, полные страдания.
В какой-то момент он перестал кричать, его взгляд остекленел, и малыш только тихо плакал. Эйда не заметила, когда он совсем затих. Сколько бы ни ела банна она оставалась голодной и обгладывала каждую косточку, не трогая только лицо, чудесное лицо ее сына.
К утру голод начал отступать, а когда забрезжила заря, лапы превратились в руки женщины, а она снова стала банной Харгрейв. Матерью убившей своего ребенка.
Замок разбудил истошный вой.
Когда банн врывается в комнату сына, он не сразу понимает, что произошло. Его жена, в остатках рубашки и измазанная кровью, с головы до ног, баюкает сына. Вся постель окрашена красным.
Он подходит ближе и с трудом удерживается на ногах. От его сына остались только изглоданные кости и голова. Банна ласково качает кости и придерживает головку, она что-то поет себе под нос.
— Эйда, — он не узнает свой голос, словно голос этот принадлежит мертвому и высохшему человеку.
Жена поднимает глаза и улыбается. Зубы Эйды измазаны кровью. Кровью их ребенка, отрешенно понимает он.
Женщина грустно качает головой и причитает:
— Я говорила тебе, что Уволла заберет его, я говорила…
Банн подходит на негнущихся ногах и почти нежно прикасается к ее щеке.
— Никакого Уволлы нет, дорогая. Ты выдумала его.
Он наотмашь бьет ее по лицу. Банна Харгрейв падает на пол, кости звонко рассыпаются по полу.
— Я бы отдал тебя на дыбу, если бы мог. Его помощник Коул вбегает в комнату и замирает на пороге. Он становится белым как полотно и машинально отступает назад, словно желая отмотать время назад и никогда не появляться здесь.
Банн с минуту смотрит на него, а затем говорит, все тем же мертвым голосом:
— Собери останки и иди в лес. Под вечер ты вернешься и скажешь всем, что мальчик убежал в чащу, а когда ты нашел его, было слишком поздно — дикий зверь растерзал его. Ты понял меня?
Коул нервно сглатывает, но кивает.
— Моя жена, не выдержав утраты, сошла с ума. Подготовь гарнизон и отправь ее в заброшенную башню в глубине трясин. Заприте ее там. И пусть стражи никогда не оставляют пост. Ты все понял, Коул?
Не дожидаясь ответа, он идет к выходу, но вдруг останавливается.
— Возьми одну из ее статуй. В заточении, ей понравится сочинять новые истории… Она их так любит, свои истории.
Банн Харгрейв тяжело шаркает к выходу, и случайно словив отражение в зеркале, видит древнего старика.
Новенький стражник деловито оглядывает башню.
— Да работка скучноватая, у вас. Зато непыльная. Кому же нужен этот всеми забытый форпост?
Его собеседник нервно передергивает плечами.
— Я предпочел бы на войну, только войны подходящей нет.
Новенький тихо хмыкает, достает фляжку и делает пару глотков, как вдруг фляжка выпадает из рук. Какой-то нечеловеческий вой складывается в слова.
— Уволла! Уволла! Верни мне сына! Уволла! Верни его!
Стражник потирает подбородок, поднимает фляжку и наконец, спрашивает:
— Что это?
— А это банна. Она так каждый день, привыкай.
— Где мой мальчик? Отдай моего мальчика! Отдай! Отдай!
Последние слова превращаются в рык и оба стражника вздрагивают. Они, молча поправляют перевязь и смотрят на яркое небо, освещенное полной луной.
— На войне всяко спокойнее, — молчаливый стражник согласно кивает в ответ. — Но в этой дыре, хотя бы диких зверей нет. Одни проблемы от этого зверья.
@темы: арт, Андерс, Флемет, Морриган, джен, Хозяин Леса, Школяр, «Halloween: All Hallows' Eve», Справедливость, оригинальные
Андерс - огонь просто, дорогой анонимный автор
Хозяин Леса и Бычок заставили погрустить, Банну жалко. Интересный взгляд на канон.
Жуть… Как же мне нравится Спасибо, автор!!!
Щепоть праха
Очень красиво и грустно. Понравилось!
Существа
Блеск! Очень хорошо передана речь персонажей, и сам рассказ – и смешной, и страшный одновременно. Стоит ли после такого удивляться, что Морриган со странностями?)) Спасибо, переводчик, большое)
отличный стрип, нарисовано просто замечательно!
Щепоть праха
может, странно прозвучит, но зарисовка приятная))
Чужак
грустная история, но в канон отлично укладывается
Существа
очень понравилось, всегда было интересно знать, как Морриган перекидывалась туда и обратно и что при этом чувствовала.
Аваррские сказки
написано довольно небрежно, нужна вычитка, но крипово так, что иной раз буквально волосы на затылке дыбом вставали, пожалуй, самая жуткая история в этой части выкладки
Просто на разрыв! Очень нравится все - и рисовка, и сюжет
Спасибо!
Очень круто! Только есть очепятки...
Оч круто!
Спасибо за замечательный перевод!
Браво! Ждал этого ключа, а тут такое шикарное исполнение. Цвет был бы лишний.
Название: Щепоть праха
Написано гладко, но мне не хватило перчинки, что ли? Хорошая новеллизация, но почему-то не цепляет так, как хотелось бы. Хотя Флемет хороша. Её там совсем немного, но она хороша.
Название: Чистое небо над Серо
Красивая зарисовка и очень грустная. Хотели как лучше, получилось, как всегда...
Название: Чужак
Ну, про фактологические ляпы уже сказали в дежурке. История мне понравилась, все закончилось так, как должно было закончится, увы. И написано хорошо.
Название: Существа
Переводчик, Читал, млея от наслаждения, ве-ли-ко-леп-ный перевод! Огромное спасибо!
Название: Аваррские сказки
Пофиг на скачущие времена глаголов! Это реально крипи!