Автор: Треш-пати
Бета: Треш-пати
Название: Своды Красоты
Пейринг/Персонажи: Архитектор
Категория: джен
Жанр: драма, дарк, AU
Рейтинг: NC-17
Размер: 1900 слов
Ключ: Дарк, NC-17, насилие, постапок-AU *элементы кроссовера с TES Online
Сияние Златого Града до сих пор горит на кончиках пальцев, жжется, словно неочищенный лириум, ладони покрыты язвами, но жалеть не о чем — они получили столько света, сколько смогли взять, и мечтания каждого из них исполнились.
Теперь он называет себя Архитектором и, как прежде, ныне и вечно, служит красоте.
Дирижер Хора Тишины Сетий Амладарис — ныне тот откликается лишь на имя «Корифей» — твердит о том, что они вошли в новую эру, стали выше давно сгинувших божеств эльфов, сами стали богами. Корифей повторяет это, потому что искал своего бога, Думата, чей шепот внушил ему, а затем — и всему Хору Тишины: «Мы должны войти в Златой Град». город оказался пустым и одновременно переполненным сиянием, они едва не ослепли от зарева, они вдосталь унесли света.
«И теперь», — повторяет Сетий... Корифей, — «мы боги, нам не нужен никто другой».
Архитектор не согласен.
Красота все еще заслуживает того, чтобы служить ей, даже если Уртемиэль Прекрасный оказался такой же ложью, как и могущественный Думат.
Сияние позволяет пойти много дальше: за пределы жизни и смерти. Пожалуй, Архитектор восхищен тем, что под силу ему теперь. Красота — абстрактное понятие; Архитектор творит ее из камня, стекла, из металла и живой плоти, — нет неподходящих материалов.
Из глубин того, что когда-то было океаном, он поднял свою крепость: имя ей — Своды Красоты.
Красота — это абстракция.
Красота — это парадокс.
С пальцев капает свет и осыпается пепел, когда Архитектор направляет магию, созидая, трансформируя, видоизменяя цитадель. Издалека она может показаться полуразрушенной — в том замысел, отражающий облик нового мира.
(Корифей говорит: мы боги, мы правим, никто нам не указ, но мир похож на груду осколков, Архитектор ищет в них гармонию)
Вблизи цитадели начинает кружиться голова. Тысячефунтовые глыбы гранита с нитями золота, пирита и лириума висят в воздухе, стены и колонны накренены под невообразимыми углами — они держатся и не падают.
Отражают ли пространственные парадоксы красоту? Архитектор каждый день — или каждый час, или каждое мгновение, в новом мире нет времени, особенно для его богов, — создает Своды заново.
Внизу дышат огнем кузницы, ни на мгновение не замирают реки жидкого железа, расплавленного золота, серебра, лириума. Одни рабы убивают других, чтобы накормить огненных демонов, вдосталь насытить их жаром плавильни. Гномы работают с лириумом, а самых сильных рабов и самых лучших кузнецов привозят из места, что было некогда влажным Пар Волленом; рогатые серокожие гиганты не ведают усталости.
Стекло и витье изразцов, решетки, крепления, подсвечники для неживого синеватого пламени — вот, что создают в кузнях, и каждой вещи Архитектор находит применение, но камень, металл и даже дерево недостаточно живы. «Истинная красота», — размышляет он, — «Заключена в том, что наделено душой».
Или кровью. Или тем и другим.
Он проверяет.
К Архитектору приводят людей, эльфов, гигантов из Пар Воллена. Иногда ему нужды артефакты, чтобы создать из них нечто новое (совершенное, думает Архитектор), иногда — нет; достаточно сияния и пепла. Холодный огонь Златого Града рассекает и изменяет плоть с той же легкостью, с какой прикреплял к «ничто» исполинские глыбы.
Эльфы сдались первыми, — они были рабами до похода в Златой Град, и как будто знали, чем все окончится. Они приняли новый мир с какой-то отстраненной покорностью, словно воцарившаяся холодная пелена и остановившаяся время — это и есть сама Утенера, легендарное состояние между жизнью и смертью. Эльфы все еще надеются проснуться, конечно же, то протест против богов. Архитектор должен заставить... нет, призвать их служить.
Архитектор разрезает двух эльфов — женщин или мужчин, иногда смешанные пары — высоких и стройных, осторожно извлекает сначала кишечник с желеобразной массой мезентерия, затем желудок, почки, селезенку и мочевой пузырь, не трогая только сердце и легкие. Он сшивает их животом к животу — так они еще тоньше, нитяно-хрупки в талии, а плечи у мужчин остаются широкими, у женщин груди — полными, мускулы — крепкими. Архитектор следит за тем, чтобы во время операции эльфы были живыми и в полном сознании. Этот эксперимент он повторял несколько раз, порой материал погибал, однажды пришлось уничтожить почти готовый инструмент потому что у одного эльфа лопнула от криков трахея, и он уже никуда не годился.
Но чаще все заканчивается хорошо. Вместо низменной грязи кишок в сшитых вместе телах -лириум, немного золота и много света.
Эльфы смотрят друг на друга. Эльфы могут дышать — и петь.
Архитектор надрезает на их плечах и спинах кожу, чтобы вставить птичьи перья, и убеждает: «Я уподобляю вас вашим же богам, двуединым ФалонДину и Диртамену; пойте же ныне во славу их — потому что у всех богов одни и те же имена».
Он творит подобное тысячу раз, эльфы похожи на арфы с тонкими струнами, на сегеронский кедр, из древесины которого делают музыкальные инструменты. «Пойте», — говорит им Архитектор.
Пойте вечно в Хоре Тишины.
Дети Камня — гномы, — действительно связаны с камнем. Таковы были все верования этого народа, они остались неизменны, гномы не признают новых богов. Гномы — почти единственные, кто до сих пор бунтует и уходит в глубины своих подземных королевств, пускай и нельзя скрыться от могущества богов. Бунты бессмысленны. Архитектор понимает это, гномы — нет. «Из бунтовщиков», — посоветовал ему Мастер Рабов, — «получаются гладиаторы, заставь их убивать друг друга», — жрец Андорала не блещет фантазией, и ничего не понимает в гармонии. Бунт — это смирение. Камень тверд, непокорен, а если неправильно ударить по нему — раскрошится. Архитектор соединил гномов с камнем: поместил многих в полые, специально выдолбленные колоды — некоторых по пояс, других — по грудь, третьих до горла или переносицы, — и на них потекла река кобальта и ардита, две струи — голубая и оранжевая, двухцветная магма. Они превращались в камень заживо, Архитектор внимательно следил за этим, и те, у кого окаменели лишь ступни, пытались выбраться, ломали кости голеностопа, рвали мышцы и связки в тщетной попытке уползти. Те, кого накрыло магмой по пояс, бились и выцарапывали целые куски мяса со щек и шеи; они пытались разорвать себе горло, чтобы остановить мучения, но красота — не синоним милосердия, и Архитектор не позволил им закончить начатое. Дольше всего он наблюдал за заточенными по горло: агония преобразует все живое, за мгновение до смерти всякая жизнь неуловимо приближается к тому самому идеалу. Думата не существует, и Уртемиэль оказался ложью, но глядя в пустые глаза гномов, наблюдая как лопаются капилляры и струится по землистым щекам кровь, Архитектор размышлял о том, насколько он близок и насколько вознесся в своем служении к ней — к Красоте.
У бога довольно времени. Своды Красоты будут стоять вечно. Их поддерживают живые колонны; иногда они шевелятся, иногда пытаются сдвинуться с места, или всего лишь глухо стонут, и эти звуки — тоже часть общего замысла.
Рогатые гиганты сопротивлялись не так долго, как упрямые дети Камня, зато яростно, — в них течет драконья кровь и, подобно драконам, они неустрашимы и безжалостны. До того, как Хор Тишины принял в себя сияние Златого Града, эти создания-чудовища считались опасными даже для великой Империи. Архитектор не стал перечить их природе: из рогачей он создает стражей для цитадели. Народ, называющий себя косситами, огромен ростом и без вмешательства магии, поэтому Архитектор всего лишь добавляет конечностей, рогов, клыков, крыльев. Из трех-четырех косситов получается один страж. Архитектор считает, что лучше всего подходят тела женщин, к которым он пришивает мужские — на спину и на живот. Позвоночник скрепляется с плечевым суставом, пленка плевры надувает вторую пару легких, защищенных искусственной чешуей. В отверстие между ног женщины-коссита Архитектор помещает покрытое шипами щупальце, и меняет внутренние соки так, чтобы они превратились в смертельный яд. Когда бывший коссит двигается, щупальце подрагивает, словно трещотка у гремучей змеи, и на камни стекает отравленная слизь. Стражи должны внушать ужас, и это тоже часть общей картины, ее детали и светотень.
Сложнее всего с людьми. В них нет отстраненной покорности эльфов, упрямства гномов или ярости косситов — в них все вместе, а еще лицемерие, восторг, отрицание, даже равнодушие. Люди — хаос, диссонанс, фальшивая нота и неверный мазок кисти. Архитектор пытается исправить, но для людей нельзя подыскать какого-то единого рецепта.
Из авваров, что с границ холодных южных земель — дальше лишь вечная мерзлота, — он тоже творил стражей, но косситы подходят лучше. Из обитателей Долов — живые арфы, однако же, уступающие эльфам. Из смертепоклонников Неварры Архитектор создавал дышащие статуи, которые разрушались и покрывались трещинами, в отличие от гномов.
Люди — дисгармония. Архитектор иногда с усмешкой вспоминает, что сам некогда был человеком.
Люди — более сложная задача.
Демонов прежде считали опасными, но для богов из Златого Града самые ужасные твари Тени — не страшнее щенков. Тени, впрочем, больше не существует. Демоны вольны бродить где им вздумается, правда, и они подвластны воле принявших сияние. Архитектор призывает демонов к гордым аламарри и указывает на пленников покрытой пеплом ладонью.
«Берите их», — говорит он сгусткам лавы, полуобнаженным лиловым женщинам и мужчинам, подобиям пауков и совсем уж бесформенным тварям.
«Берите», — повторяет Архитектор, — «ибо вы есть хаос, соединитесь с хаосом, и пусть родится симметрия».
Уговаривать демонов не нужно. Они набрасываются на скованных цепями аламарри — Архитектор не подавлял их волю, каждый в сознании, каждый осознает происходящее.
Демоны — жадные и грязные твари, — всегда больше портят, чем созидают. Архитектор издалека наблюдает, как Гнев жрет грузноватого мужчину средних лет, мышцы запекаются, жир выкипает и капает пузырями на камни. Обугленный череп открывает и закрывает блестящую челюсть. На полу кипят лужи мочи и фекалий. Гнев обгладывает горящие кости, к нему присоединяется Голод, — они оба пируют на останках человека, — и все это совершенно бесполезно, совершенно чуждо понятию красоты.
Гордыня и Желание развлекаются со своими жертвами иначе. Гордыня в своем истинном облике ужасен, но уменьшается до копии одного из пленников — по виду, воина, и протягивает ему меч. Едва тот касается рукояти, сверкая взглядом и вздергивая голову, как весь покрывается язвами — самые маленькие размером с кулак, большие — в голову ребенка. Правильные черты лица перекашивает куда-то вправо мешком опухоли, и бывший красавец-воин срезает наросшую плоть, отшвыривает ее, захлебывается кровью.
Это тоже не имеет никакого смысла, как и само понятие гордыни.
Не разочаровывают Архитектора лишь демоны Желания. Они совокупляются с мужчинами и женщинами аламарри, — и вскоре у тех и других раздувает животы. Сияние Златого Града подсказывает суть вещей, поэтому Архитектор распоряжается убить беременных женщин — это милосердно, так уж устроено демоново семя, что естественным путем невозможно родить от них, — а мужчин забирает. Несколько недель их кормят лучшей пищей и поят молоком, животы разбухают, тяжело нависая над половыми органами, — и в свое время наружу прорываются создания, похожие одновременно на демонов, людей и драконов. Они съедают своих странных «матерей», но Архитектор любуется ими — эти бастарды демона и человека прекрасны, в них семь футов роста, у них кожа цвета индиго и в зрачках — блики того самого света.
Архитектор называет их Детьми, а они его — Отцом.
Они достойны обитать в Сводах Красоты, возможно, даже сменить людей, хотя Архитектор догадывается, что остальным новым богам его Дети придутся не по нутру.
Дети любят его, пускай он и не настоящий Отец. Своды Красоты — неприступная, величественная крепость, каждое мгновение Архитектор исправляет, улучшает ее, каждое мгновение приближается к совершенству.
В Хоре Тишины поют сшитые из живых эльфов арфы.
Стонущие колонны поддерживают массив камня.
Неумолимые Стражи охраняют цитадель.
Дети обитают в ней — идеальные, прекрасные, — очищенные от гнилой пустоты демонов и слабости смертных.
Архитектор — бог: ладони его сияют, несмотря на крошки пепла и оголенные до черноты кости.
Не ведая сна и отдыха, он бродит по крепости и повторяет: это ли красота? Правильно ли то, что я создал? Порой он ловит себя на странных мыслях: хотел бы отмотать время (которого больше нет) к тому мгновению, когда верховное божество, Корифей, еще звало себя просто Сетием Амладарисом, и у всех них были имена, и солнце было горячим, трава — зеленой, вода — голубой; было что-то кроме черно-синей ледяной мглы и слепящего божественного света.
«Что, если мы — все мы, я сам, — разрушили гармонию?» — задумывается он, и царапает остатками рук костистое лицо, подобно собственным жертвам отдирая куски темной плоти.
«Лучше бы мы никогда не входили в Град Златой».
«Лучше бы превратились в чудовищ и понесли кару».
Архитектор кричит, но в Хоре Тишины не слышно крика.
Своды Красоты будут стоять вечно.
Автор: Треш-пати
Название: Арфа Архитектора
Пейринг/Персонажи: ожп эльфийки
Форма: арт
Категория: джен
Рейтинг: R
Предупреждение: модификации тела, иллюстрация к тексту "Своды Красоты", для фона использован фрагмент концепт-арта TESo "Своды Безумия".
Ключ: хоррор, R, телесные наказания, работорговля
Автор: Треш-пати
Бета: Треш-пати
Название: Из двух зол
Пейринг/Персонажи: Дориан, м!Тревельян, читать дальшеИмшаэль
Категория: джен
Жанр: Character study, детектив
Рейтинг: R
Размер: 2000 слов
Предупреждение: модерн!АУ; некромантия
Ключ: Character study, R, смерть второстепенного персонажа, грубая речь
Старший Инспектор Тревельян оказался человеком молодым, с цепким колючим взглядом и крепким рукопожатием.
«Я ему не нравлюсь», — понял Дориан, вежливо улыбаясь.
Что ж, люди его профессии многим не нравились.
— Впервые в Орлее? — с безупречной любезностью спросил Тревельян. — В этом году осень наступила рано. Надеюсь, вас предупредили, что стоит захватить теплые вещи.
— Если все пройдет хорошо, надолго я не задержусь, — заверил Дориан. — А значит, и теплые вещи мне не понадобятся. Вы все сделали согласно инструкциям?
Тревельян энергично кивнул.
— Конечно. Вам что-нибудь нужно?
Дориан поразмыслил немного.
— Латте. Без сахара.
У Тревельяна вдруг обнаружилась способность довольно приятно улыбаться.
— После того, как закончите со своей работой — я готов лично принести его. Если сейчас больше вам ничего не требуется — пройдемте?
Дориан стянул перчатки, бросил их на стол, поверх каких-то бумаг. Размотал шарф, пристроил его на спинке стула.
— Да, — решил он. — Мы можем приступать.
Тревельян с готовностью открыл перед ним дверь, повел узкими коридорами. У входа в морг собралась небольшая толпа, но пары суровых указаний, сопроводившихся хлестким «блять» из уст Тревельяна, хватило, чтобы любопытные немедленно разошлись по своим делам.
Патологоанатом, бледный юноша с глубоко запавшими глазами, ждал их внутри.
— Мне уйти или остаться? — бесцветно спросил он.
Он походил на человека, давно и плотно сидящего на чем-то тяжелом, что было, конечно же, невозможно.
Тревельян бросил на Дориана вопросительный взгляд.
— Вы можете присутствовать, — предложил Дориан. — Если хотите. Полагаю, желудок у вас крепкий?
Юноша задумался на пару мгновений, потом покачал головой.
— Я не хочу, — тихо сказал он и побрел к дверям, ссутулившись и сунув руки в карманы. — Извините.
— Коул очень чувствительный, — пояснил Тревельян, когда дверь за патологоанатомом закрылась. — Мертвым-то уже все равно... обычно.
Дориан издал смешок, закатал рукава, постучал пальцами по ячейке с цифрой «ноль».
— Этот, верно?
— Да. Я помогу...
— Не нужно, — заверил Дориан. — Можете просто стоять в стороне, ужасаться — или наслаждаться, зависит от ваших предпочтений — и записывать.
Тревельян кивнул, взялся за установку камеры на штатив.
Дориан выдвинул полку, стянул пленку с тела. Парень выглядел неплохо — для покойника. Лет двадцать пять, белокурые волосы, высокие скулы...
— Готово, — сообщил Тревельян. — Включаю запись. Акт посмертной дачи показаний от семнадцатого парвулиса 14:39. Эксперт — Дориан Павус. Наблюдатель и оператор — старший инспектор Максвелл Тревельян. Приступайте, Дориан.
Дориан глубоко вдохнул, медленно выдохнул через нос. Магия затрепетала на кончиках пальцев, заколола невидимыми искорками. Он позволил ей течь свободно, потом сосредоточился на мысли о теле перед ним, вообразил, как магия вливается в него, заменяя кровь, заставляя расправиться слипшиеся легкие, зашевелиться начавший распухать язык.
Труп заерзал, как придавленная булавкой гусеница — и сел. Тяжело, с присвистом, задышал.
— Вы помните свое имя? — спросил Тревельян.
Голос у него был на удивление спокоен.
Дориан дернул за ниточки, ощутил привычную виноватую сладость от осознания, что мертвая плоть подчиняется — мертвец с трудом выдавил из себя вместе с темной жидкостью имя:
— Мишель.
— Кем был последний, кого вы видели?
— Не знаю... — шевеля синими губами, прохрипел мертвец. — Не видел раньше... Он хотел... Жжется...
— Спрашивайте дальше! — велел Дориан. — Распространяться подробнее он не сможет!
— Что он хотел от вас, Мишель? — спросил Тревельян.
Труп задергался — Дориан ощущал себя, как рыбак, у которого на крючке оказалась рыба, только в этом чувстве не было никакого волнительного предвкушения.
— Что было нужно этому человеку? — настойчиво повторил Тревельян.
Мертвец исторг из себя еще немного черной жидкости — Дориану показалось, он ощущает ее вкус у себя на губах — и хрипло выкрикнул:
— Выбор... Выбор, выбор, выбор!
Дориан встряхнул пальцами, разрывая связь, и тело тяжело повалилось обратно на полку.
— Слишком долго, — пробормотал он. — Слишком... слишком много времени прошло. Большего мы не получим. Простите.
Тревельян выключил камеру, подошел, заглянул Дориану в лицо.
«Может, не так уж и не нравлюсь», — вяло подумал Дориан.
— Я в порядке, — вслух сказал он.
— Если вас не стошнит, я бы хотел пригласить вас на ужин, — неожиданно сказал Тревельян. — И обсудить дальнейшие перспективы.
***
Тревельян предоставил Дориану материалы дела, а на словах объяснил коротко и по существу: они ловят маньяка, осторожного и хитрого, у них восемь трупов — и никаких улик.
— Совсем никаких? — удивился Дориан, разглядывая фотографии.
Зрелище было не из приятных. Дориан, конечно, привык к трупам, но вид лица с выдавленными глазными яблоками не вселял в его душу оптимизма.
Тревельян сердито дернул плечом.
— Я не сомневаюсь в том, что нам не придется долго ждать нового убийства, — сказал он, оставив вопрос без ответа. — Тогда-то вы нам и понадобитесь.
Дориан нахмурился.
— То есть, вы позволите ему убить человека, чтобы иметь возможность взять свеженькие посмертные показания?
— А я могу ему помешать?
Дориан потер лоб.
— Нет, я полагаю, не можете.
— Значит, вы согласны задержаться в Скайхолде, пока ваши услуги снова нам не понадобится?
Дориан отложил фотографии.
— Да, — заверил он. — Раз уж вместо латте вы угостили меня отличным красным вином и... как это называлось?
— Нисуаз, — подсказал Тревельян. — А сейчас вы едите клафути. Спасибо, Дориан. Вы очень поможете расследованию.
— Я рад помочь, — заверил Дориан; вино и живая музыка настроили его весьма благодушно.
***
Бюро Расследований выделило ему квартиру стена в стену с той, что принадлежала Тревельяну. Тот велел обращаться к нему с любыми просьбами, и Дориан беззастенчиво этим пользовался, если возникала нужда. Он изучал местную библиотеку, прогуливался по улочкам, несколько раз перечитал материалы дела — в его распоряжение было предоставлено, разумеется, не все, кое-что хранилось в сейфе в офисе старшего инспектора — но то, что изучил Дориан, вызывало множество вопросов. Маньяк не отдавал предпочтения одному виду убийства, а описание некоторых тел наталкивало на мысль, что жертвы сами наложили на себя руки: большинство из них умерло от потери крови.
Зато — наконец, нашлось время и на докторскую, а по вечерам, если он возвращался раньше полуночи, Максвелл сопровождал Дориана в какой-нибудь ресторан. Он был любопытен, ему нравилось слушать — а Дориан любил поговорить. Максвелл проявлял необычную заинтересованность в вопросах магии, и беседы выходили долгими.
Маньяк, меж тем, не торопился совершать новое убийство; Максвелл, очевидно рассчитывавший на это, с каждым днем становился все более хмур и мрачен.
— Мне нужно уехать, — сообщил он однажды вечером. — Дней на пять. Возможно, в квартиру будет заходить мой младший брат, так что не удивляйся.
Дориан вызвался проводить его в аэропорт, вернулся в квартиру поздно, с утра поленился куда-либо ехать, и потому, когда, днем уже, вышел покурить, стал свидетелем явления белокурого создания, неуловимо похожего на Максвелла.
— Ой, — удивилось создание. — Вы к моему брату? Он уехал.
Дориан кратко рассказал о себе, и юноша — Айлин — с улыбкой поведал, что учится в полицейской академии, безмерно уважает старшего брата и всегда хотел побывать в Тевинтере. Потом он сунул пальцы в цветочный горшок, выудил оттуда ключ и, попрощавшись, скрылся в квартире.
«Хороший мальчик», — приязненно подумал Дориан.
Мальчик пришел и на следующий день, и днем после. С собой он неизменно приносил пакеты с лого «еда с доставкой на дом» — и уходил спустя час-полтора. Дориан настолько заскучал без Максвелла, что начал видеть в этом какую-то странность: отчего бы мальчишке не использовать квартиру старшего брата на полную, не устроить вечеринку, не привести подружку или друга? И неужели там, где он живет, невозможно нормально поесть?
***
На Четвертый День После Отъезда Максвелла Дориан, устав прокрастинировать над текстом докторской, отправился купить сигарет и обнаружил у подъезда недовольного курьера.
— Вы на четвертый этаж? — поинтересовался Дориан, и курьер взглянул на него с пронзительной тоской. — К Айлину?
— Дурацкие подъезды, запертые на ключ, — пожаловался курьер. — Звоню ему на мобильный, а он не отвечает. Впустите? Может, потерял телефон.
Дориан секунду помедлил в нерешительности, а потом, вместо того, чтобы посторониться, поддался желанию позволить себе немного любопытства и предложил:
— Давайте я заплачу. Мы соседи, вернется — заберет заказ у меня.
— Как-то это... — засомневался курьер.
— Жалоб не будет, — заверил Дориан и улыбнулся.
— Ну ладно, — выдохнул курьер. — Вы уж не обманите, ладно?
— Обещаю, что не притронусь к... — Дориан указал на пакет. — К этому. Чем бы это ни было.
Курьер спрятал наличку в карман, глянул на Дориана — в равной мере благодарно и подозрительно — и пошел к машине.
Дориан, забыв о сигаретах, поспешил обратно.
Ключ был в цветочном горшке.
«Я ничего плохого не делаю», — сказал себе Дориан и повернул его в замке.
Сперва ему показалось, что в квартире тихо. Потом он различил какие-то звуки — похоже, в дальней комнате был включен телевизор.
Дориан, стараясь не шуметь, не дышать даже, пошел на звук.
Дверь в дальнюю комнату оказалась заперта.
«Вот теперь мне стоит уйти», — решил Дориан, вернулся в прихожую, оставил там пакеты и принялся искать ключ.
Тот нашелся в лакированном ботинке, в шкафу — и Дориан вернулся к загадочной двери.
Ключ подошел, и Дориан нажал на ручку всей ладонью.
Это была спальня: горел торшер, по телевизору шел какой-то фильм, а на широкой кровати, прикрыв глаза, лежал человек. Дориан прерывисто выдохнул, и тот встрепенулся, повернул голову и приветливо улыбнулся.
— Я бы махнул рукой, — сказал он. — Да сам видишь, испытываю с этим некоторые затруднения.
Он походил на куколку бабочки, будучи спеленан в настоящую смирительную рубаху. Когда он слегка шевельнулся, что-то звякнуло — и Дориан с ужасом обнаружил, что щиколотки мужчины скованы, будто у заключенного, а цепь надежно пристегнута к спинке кровати.
— Я... — хрипло пробормотал Дориан. — Создатель.
— Правда, что ли? — весело спросил мужчина. — А меня зови Имшаэлем.
Смотрел он на Дориана с насмешливым любопытством и совсем не походил на жертву домашнего насилия.
— Я все-таки вызову врачей, — быстро сказал Дориан. — И полицию.
Имшаэль засмеялся — будто над скабрезной шуточкой.
— О, ему это не понравится, — заверил он, и Дориана охватил гнев.
— Плевать мне, что ему не понравится! Этот... хренов ублюдок... Гребанный извращенец, поверить не могу, что я... — он захлебнулся возмущением, шагнул к ухмыляющемуся Имшаэлю — и тут в дверь одновременно зазвонили и забарабанили.
— Я сейчас вернусь, — пообещал Дориан, вышел в прихожую, открыл, ни о чем не спрашивая.
У Айлена на скуле темнел ушиб, а рука была утянута в белоснежный бинт.
— Дориан! — испуганно выдохнул мальчишка и воровато стрельнул глазами ему за спину. — Я... вы, наверное...
— ...собираюсь вызвать полицию, — процедил Дориан. — Он и тебя заставлял в этом участвовать?
— Нет-нет-нет! — торопливо сказал Айлин. — Все не так, как вы думаете!
Он протиснулся мимо Дориана, закрыл дверь. В тот короткий миг, когда Айлин прижался к нему, Дориану показалось, что при нем пистолет, но этого уж точно не могло быть.
— Я все объясню, — заверил Айлин. — Боюсь представить, что вы подумали...
— Айлин! — повелительно позвал Имшаэль. — Иди же сюда, дай мне возможность увидеть твое милое личико.
Айлин слегка побледнел и натянуто улыбнулся Дориану.
— Сейчас, подождите, пожалуйста, — попросил он. — Пожалуйста.
Дориан отчего-то послушался. Айлин скрылся в спальне; было отлично слышно, как Имшаэль разговаривает с ним.
— Что это с твоей рукой, Айлин? Ох, ты скверно выглядишь — и все же так торопился ко мне... Я тронут, ужасно тронут. Уверен, твой брат будет впечатлен не меньше моего...
— Я сейчас все объясню ему, — тихо сказал Айлин — в его тоне Дориану почудились умоляющие нотки. — И он уйдет. Я скоро вернусь. Хорошо?
— Интересно, что ты ему объяснишь... есть варианты. Впрочем, я совсем не могу тебе помешать, правда?
Секунду было тихо, потом Имшаэль спокойно добавил:
— Иди.
Айлин вернулся, ледяными пальцами взял Дориана за руку и вывел его на лестничную площадку.
— Это... это наш брат, — бесцветно сказал он. — Он очень болен... вы, наверное, и сами поняли. Обычно Максвелл присматривает за ним, но сейчас... Мне очень жаль, что вы это увидели.
— Больным место в больницах, — возразил Дориан, уже ни в чем не уверенный.
Айлин грустно улыбнулся.
— Убийцам место в тюрьме, демонам — в Тени, больным — верно, в больницах... теоретически. На деле выходит не всегда так. Вы... станете звонить в полицию?
— Нет, — решил Дориан. — Не стану. Но как только Максвелл вернется, мы с ним серьезно поговорим.
Айлин облегченно выдохнул, плечи у него опустились.
— Это... это очень хорошее решение, — полушепотом заверил он.
***
Максвелл вернулся следующим вечером.
Дориан дал ему час — и явился на порог.
Прежде он никогда не заходил к Максвеллу — всегда было наоборот. Раньше это не казалось странным.
— Дориан, — поприветствовал Максвелл.
— Я зайду, — процедил Дориан, снова начиная злиться. — И хочу получить от тебя четкие, внятные ответы.
Максвелл посторонился, устало потер лицо ладонью.
— Дориан, я понимаю, что...
— Vishante kaffas, — процедил Дориан.
— И тебе день добрый, — поприветствовал Имшаэль.
Дориан в каком-то отупении пару секунд понаблюдал за тем, как тот устраивает на столе салатницу. Найдя, видимо, идеальное положение, Имшаэль скользнул по Дориану равнодушным взглядом, улыбнулся Максвеллу.
— Я же говорил тебе, что у нас будут гости. Белое или красное, Дориан?
— Я... — пробормотал Дориан.
— Представился Создателем, я помню, — Имшаэль принялся доставать бокалы. — Но "Дориан" звучит менее претенциозно.
— Ты не представляешь, с чем имеешь дело, — тихо сказал Максвелл. — Бывают ситуации, когда приходится выбирать из двух зол. У нас нет улик, и я не уверен, что они вообще... Я кое-что понял после смерти Мишеля де Шевина. Мы с Имшаэлем... договорились.
— Но он мне не доверяет! — весело возмутился Имшаэль. — А ведь я всегда держу слово.
«Договорились», — мысленно повторил Дориан. — «Создатель, во что я...»
— Я думаю, ему не стоит... — начал Максвелл, но Имшаэль перебил его, настойчиво повторил:
— Белое или красное?
— Красное, — пробормотал Дориан пересохшим ртом.
— Чудесный выбор, — с улыбкой заверил Имшаэль.
Автор: Треш-пати
Название:
Пейринг/Персонажи: Имшаэль
Категория: джен
Жанр: фанмикс
Рейтинг: G
Ключ: роад-стори, G, POV,
@темы: арт, Архитектор, джен, Имшаэль, «Четыре демона», Треш-пати
Великолепный, жуткий, выворачивающий наизнанку текстом. Иллюстрация вышла очень атмосферной: ужасное сплетение двух существ, от которого нельзя отвести взгляда. Браво
офигенный фик про Архитектора, офигенный же арт и неожиданный (и очень классный!) фик с Дорианом и инквизитором.
(треклист, правда, новых для меня композиций не содержит - а хотелось бы поживиться чем-то новеньким ^^ - но то, что атмосферный - это да)
Очень все зашло
какой-то внятный анализ вчепятлений от работ, к сожалению, нет возможности написать, но очень, очень все меня порадовало *_* спасибище авторам!
Mor-Rigan, как удачно для нас с вами сошлись звезды! поглаженная команда счастливо мурчит, загребая сердца ладонями, и посылает вам ответные лучи любви
И пугающе, буду честной
Весьма интересный сюжет
надеемся, в хорошем смысле
рады, что угодили вам хотя бы сюжетом с:
Ну блин! Почему текст заканчивается на самом интересном месте? Так не годится. Понимаю, что хозяин - барин, но не до такой же степени, когда текст просто оборван на середине сцены. Бубубу таким быть.
Свод Красоты
Текст жуткий и сквикающий по самое немогу. Удивился, когда обнаружил, что там всего две тысячи слов, прочел немного, но по ощущению - словно тыщи четыре слов осилил.
Ну, надеюсь, автору написание текста доставило удовольствие.
Ну, надеюсь, автору написание текста доставило удовольствие.
спасибо, что заботитесь об удовольствии наших авторов
Не, технически он хорош, и ключ выполнен на все деньги, угля додали стране МНОГА-МНОГА, и отнюдь не мелкого... Но сквик это сквик. Дочитал до поющих эльфов и понял, что Изя уже всё, Изе хватит.
он и правда не для слабых духом
спасибо
В общем, я пришла сказать, что "Своды Красоты", имхо, очень сильная вещь, и я нашла там для себя офигеть идею, которая в общем-то легко окупила мне все остальное. Я не буду говорить об эстетике, это дело вкуса... хотя нет, все же буду, извнте
Остржна, полотна букв и синие занавески!
Мне кажется, автор замечательно это написал. Потому что "красота - это парадокс", и попробовать вот так чутка выйти за привычные рамки было для меня отличным опытом.
Я не знаю, имел ли автор действительно все это в виду; и если нет - искренне прошу прощения за свои полотна из синих занавесок Но в любом случае, это очень сильная работа. Спасибо автору и команде!
Да, синие занавески в некотором роде подразумевались ) Этика и эстетика, вотэтовсе.
Из двух зол - ыыыы, офигенный поворот сюжета. И реакцию Дориана прекрасно понимаешь, но и Максвеллом практически восхищаешься - он ведь знает во всех подробностях, чем общение с Имшаэлем заканчивается и все равно готов подставляться... А ведь явно, явно будет какой-то подвох в их уговоре! Автор, очень классно было читать, спасибо!
команда осознает, что несет треш, но рада, что делает это красиво
До конца не смогла, извините. Наверно я слишком сильно люблю канонного Архитектора, одновременно человечного и бесчеловечного, мечтающего и старающегося сделать всем хорошо - а тут внезапно ненормальный маньяк.
Но написано сильно.
Арфа Архитектора
После текста смотрится откровенно жутко. Зачет.
Из двух зол
Читается легко и приятно, но я так и не поняла, в чем же состояла их сделка и почему Имшаэль был связан?
мы все понимаем
Читается легко и приятно, но я так и не поняла, в чем же состояла их сделка и почему Имшаэль был связан?
автора преследовало ощущение, что он слишком многое оставил за кадром, и он даже несколько успокоен тем, что это, похоже, действительно так х)
спасибо за отзыв!