![top_top_banner](http://static.diary.ru/userdir/2/8/9/6/2896988/83545906.png)
Для: Валентин Эккерт От: Кузя-кот Название: Глагол «бежать» в настоящем длительном времени Оригинал: The Verb 'To Run' in Present Continuous Tense by imadra_blue Разрешение: получено Персонажи: Андерс/Фенрис, упоминаются ж!Хоук/Изабела Рейтинг: NC-17 Жанр: драма Размер: ~22 000 слов Саммари: Это история Фенриса, рассказанная «пропущенными сценами» на протяжении всего таймлайна ДА2. Фенрис сбежал из рабства, но даже после того как поселился в Киркволле, он не прекращал бежать. Только теперь он бежал по кругу, окружённый магами. Примечание: Переводчик заранее извиняется, если не угодил. Опирался на заявку «фендерс, лавхейт и драма с ХЭ». Уж не знаю, сколько тут лав, но хейта предостаточно Также присутствуют несколько пунктов, перечисленных в «нехотелках», но из песни слов не выкинешь, поэтому надеюсь, что заказчика не сильно сквикнет. читать дальшеЭнд не то чтобы хэппи, но, по крайней мере, никто не умер
Акт третий «Я думал, что, узнав о прошлом, найду своё место. Но я ошибся. Магия осквернила и это тоже. Мне уже ничего не вернуть. Я один». Фенрис сглупил, погнавшись за призраком своей сестры Вараньи. Та продала его Данариусу, одновременно приоткрыв дверь в его прошлое и поджёгши её у него на глазах. Убийство Данариуса не принесло Фенрису удовлетворения, которого он так жаждал, а встреча с сестрой не подарила семьи, которой желал. Он готов был дать ей всё, что имел, но она хотела только того, что мог дать Данариус. Фенрис оказался для неё недостаточно хорош. Она называла его Лито, но это имя для него уже мало что значило. Сбежав из Киркволла, она забрала Лито с собой, оставив одного Фенриса. Ничего не изменилось. Его прошлое умерло вместе с Данариусом, а будущего у него по-прежнему не было. Он был заперт в ловушке настоящего. Возможно, он это заслужил. Сделав глубокий вдох, Фенрис вошёл в «Висельник». Он оглядел зал, однако кровь уже вытерли, а трупы утащили, как всегда бывало после заварушек, в которые их втягивала Хоук все эти годы. Авелин проследила за тем, чтобы не поднялась суматоха и всё провернули тихо. По просьбе Фенриса она пообещала, что Стража сожжёт тела и развеет пепел над компостной кучей. Именно там и заслуживал покоиться Данариус — вместе с остальным мусором. Но при всём при этом Фенрис ощущал себя пустым, уставившись на то место, где убил бывшего хозяина. Было такое чувство, словно внутри него ширилась зияющая дыра, а кожа болела даже без прикосновений. Без Данариуса в своей жизни — несмотря на его удалённость в последние годы — у Фенриса не осталось никого, кого бы действительно заботило, жив он или мёртв. Отчасти он даже жалел об убийстве Данариуса, и понимание этого заставило его хватать ртом воздух, будто в удушье. — Ты в порядке, эльф? — спросил подошедший сзади Варрик. Он терпеливо ждал, пока Фенрис выровняет дыхание. Когда тот выпрямился, Варрик отвернулся, увидев его дрожащие руки. — Знаешь, я рад, что ты не убил свою сестру. Фенрис напрягся и сглотнул. — Отчего это, гном? Ты убил собственного брата за предательство. — Да. И именно поэтому я рад, что ты не совершил подобного. — Вздохнув, Варрик уставился на место гибели Данариуса. — Ты тоже будешь этому рад. Однажды. — Неужели? Я ведь её не простил. — И это тоже однажды изменится. Волшебное место это «однажды»: там многое меняется, особенно взгляд на вещи. — Варрик повернулся к нему; глаза его глядели проницательно. — Ты не настолько одинок, как думаешь. Осмелюсь сказать, Авелин тебя терпит — по крайней мере, в умеренных дозах, — и Донник всегда не против твоей компании в еженедельной партии в «алмазный ромб». Мерриль относится к тебе не настолько неприязненно, как ты к ней. Ты сводишь Хоук с ума, но она по-прежнему на тебя полагается. Себастьян не оставляет попыток обратить тебя в веру: думаю, это означает, что ты ему нравишься. Изабеле ты определённо нравишься: по фривольным причинам, скорее всего, но хоть что-то. Так что у тебя ещё всё нормально. И, возможно, Андерс тебе не друг, но это не останавливает его от посещения украдкой твоего поместья на подозрительно регулярной основе, а? Фенрис сузил глаза. Он пытался держать это в тайне сколько возможно, но Варрик продолжал лезть в личную жизнь всех и каждого. Фенрис сжал руки в кулаки, ожидая ехидного комментария от гнома. Варрик успокаивающе поднял ладони. — Я никого не осуждаю. У меня однажды тоже была интрижка с женщиной, которая меня ненавидела. Но я обязан предупредить, что ничем хорошим это не кончилось, а в доказательство у меня остались шрамы. — И всё, что ты тут наговорил, должно помочь мне почувствовать себя лучше? — Не-а. — Варрик опустил руки. — Ты не хочешь чувствовать себя лучше, правда ведь? По крайней мере, пока что. Удачи тебе с поиском этого самого «пока что», эльф. Оно где-то рядом с «однажды». Фенрис проводил взглядом вальяжно удалявшегося Варрика и развернулся к выходу, стараясь не смотреть на то место, где умер Данариус. «Будем надеяться, что жертва той, кто так сильно тебя любила, не пропадёт понапрасну». Фенрис промчался мимо Хоук, насквозь мокрый от эльфийской крови. Тело ломило от того, сколько раз ему пришлось активировать свои способности, отбиваясь от разъярённых эльфов. Хоук с выпученными глазами плелась вниз по тропе с Расколотой Горы. Андерс шёл рядом с ней, понурив голову. Оба были залиты кровью не меньше Фенриса. Тот был уверен, что Хоук разрешила бы ситуацию мирно, умей она правильно общаться с эльфами, но не собирался упрекать её в том, в чём была виновата одна Мерриль. Долийский клан никогда не напал бы на них, если бы не её полнейшая безмозглость. Мерриль ковыляла впереди на заплетающихся ногах, обхватив себя за плечи. Она дрожала, как пугливая галла в эльфийском загоне, насквозь пропитанная кровью своего народа. — Они мертвы, они все мертвы, что я натворила, они все мертвы, — причитала она. — Да, мертвы, все до единого! — рявкнул Фенрис по приближении, оставляя на тропе позади кровавые следы своих ног. — И это ты погубила их своей глупостью! Мерриль обхватила руками голову. — Нет, нет, нет, не говори так! — Больше тебе этого никто не скажет, потому что твой клан, твоя семья мертвы! — Фенрис схватил её за плечи и развернул лицом к долийскому лагерю, где они только что перебили всех эльфов до единого. Ни один не избежал расправы: они все атаковали Хоук, Фенриса, Андерса и Мерриль с яростью берсерков. Чтобы спастись, Фенрису и остальным пришлось пробивать себе путь сквозь бесчисленные волны эльфов, решительно настроенных отомстить за смерть своей Хранительницы. Их не волновало, что та превратилась в одержимую, лишь бы уберечь Мерриль от зеркала. Хоук моргнула и сфокусировала взгляд на них. — Фенрис, прекрати. — Нет, не прекращу. Смотри, ведьма, смотри, что тебе принесла твоя магия крови, и твои демоны, и твоя одержимость давным-давно мёртвым прошлым. — Фенрис обвёл руками кровавые следы, тянувшиеся от лагеря, и эльфийские трупы. — Я говорил тебе. Я предупреждал тебя. Тебя все предупреждали. У тебя было всё, о чём только мог желать любой раб: свобода, семья, любовь. А теперь это всё мертво. Ты их всех убила. Когда Мерриль разрыдалась, Фенрис протянул к ней свои окровавленные руки. Вид блестящей на доспехах долийской крови вызвал у него приступ тошноты. За свою жизнь он убил многих — как раб Данариуса и как наёмник, — однако ни одна смерть не покоробила его так, как убийство представителей своего народа. Народа, справедливо желавшего отомстить за гибель своего лидера. Фенрис убил их, чтобы защитить собственную шкуру и шкуру Мерриль, и именно это привело его в бешенство. Он убил свободных эльфов, чтобы защитить мага крови. Спустя некоторое время Мерриль перестала плакать. Она уставилась на Фенриса, и лицо её заливали кровь и слезы, а большие глаза были тёмными и пустыми. — Полагаю, теперь мы поменялись местами. Ты нашёл семью и отказался от неё, а у меня ничего не осталось. — Не смей говорить со мной о семье, ведьма. Ты заслуживаешь смерти за все жизни, что пустила под откос! — Так почему же ты не убьёшь меня? — глухо спросила Мерриль. — Я чудовище. Маг крови. Всё то, что ты ненавидишь. Мгновение Фенрису хотелось так и поступить, но на его руках уже было слишком много эльфийской крови. Ему претила мысль запачкаться ещё больше, пусть даже кровью малефикара. — Если я убью тебя сейчас, значит, зря умертвил всех этих эльфов. Вот почему. Фенрис прошёл мимо неё и зашагал в сторону Киркволла, стараясь не думать о том, насколько он стал похожим на Мерриль. «Докажи это себе. Всё равно больше никого не убедишь». Андерс теперь носил чёрное. На еженедельную партию в «алмазный ромб», которые Фенрис с некоторых пор начал устраивать в своём поместье, Андерс явился в новом чёрном пальто. Оно походило на его прошлое тевинтерское, но выглядело более похоронным. Возможно, это было уместно, учитывая, что город с каждым днём всё больше напоминал пороховую бочку. Киркволл оправился от ущерба, нанесённого вторжением кунари, однако Фенрис видел, что творится под бинтами на городских ранах. Храмовники сломили подпольное сопротивление магов, но маги крови в последнее время таились буквально за каждым углом. Жестокость храмовников не являлась действенным решением, но что ещё им оставалось? Киркволл сходил с ума, а от безумия не было лекарства. От одержимости, впрочем, тоже, что дал понять Андерс после своих туманных просьб о помощи, когда вначале умолял Хоук собрать ингредиенты для зелья, а потом — отвлечь внимание Владычицы Церкви. Что бы маг ни задумал, Фенрис был уверен, что добра это не сулило, пусть Андерс и не разглагольствовал о правах и свободах, как раньше. Когда раздавали карты, Андерс выглядел холодным и сдержанным. Он не всегда приходил на еженедельные игры: Фенрис никогда по-настоящему не приглашал его, Андерс просто являлся за компанию с остальными. Но сегодня он пришёл один и не был настроен на разговоры — ни с кем, даже с Варриком. Изабела наклонилась к Фенрису, чтобы спросить, что с Андерсом такое, но Фенрис лишь пожал плечами. Его возмутило, что Изабела спросила именно его: значит, она о них знала. Уж не Варрик ли ей сказал? Хотя, может, она сама догадалась. Как бы то ни было, Фенрису это не понравилось. Игра прошла как обычно. Фенрис позорно проиграл. Донник выиграл кругленькую сумму, и Фенрису стало интересно, одобрит ли Авелин деньги мужа, если те заработаны азартными играми. Донник даже выглядел застенчиво, собирая выигрыш с громко возмущавшихся Варрика и Изабелы. Единственным утешением для Фенриса стал тот факт, что Андерс, как обычно, проиграл больше него. Хотя самого Андерса, похоже, это не волновало. Когда все разбрелись по домам, Андерс остался — он всегда так делал, когда хотел секса. Фенрис взял одну из початых бутылок вина, оставленных Изабелой, и понёс её в спальню, ожидая, что Андерс последует за ним. — Неплохой наряд, — прокомментировал Фенрис, когда они подошли к комнате. Он сделал глоток вина и нашёл его слишком кислым. Изабела славилась любовью к дешёвому алкоголю. Андерс сжал зубы и окинул Фенриса внимательным взглядом. Фенрис вздохнул. Он должен радоваться тому, что маг хранил молчание. В последнее время практически любая его фраза выводила Фенриса из себя. Андерса мало что заботило, кроме как всеобщее признание, что храмовники за эти три года зашли слишком далеко. При этом он продолжал игнорировать тот факт, что маги тоже зашли слишком далеко и число малефикаров и одержимых росло не по дням, а по часам. Единственные моменты, когда Фенрис мог его терпеть — это во время секса, но сегодняшней ночью Андерс, одетый в своё новое пальто, смотрел на Фенриса без всякого, казалось бы, интереса. — Ждёшь особого приглашения? — Фенрис принялся расстёгивать броню. Выражение лица Андерса оставалось сдержанным и серьёзным. — Я не принёс мазь. Она закончилась. Фенрис хрустнул шеей, разминая позвонки. — Это неважно. — Без мази вновь будет больно, но ему было всё равно. Сейчас, когда воспоминания о смерти Данариуса, предательстве Вараньи, убийстве долийского клана подступили слишком близко, физическая боль была неважна. Напротив, Фенрис её даже приветствовал. — Разве тебе не будет больно без мази? Фенрис пожал плечами и, закончив раздеваться, голым сел на кровать. Он уставился на Андерса, задаваясь вопросом, почему тот одет по-другому, почему так странно себя ведёт. Но спрашивать он не собирался, иначе Андерс мог принять его интерес за участие. А правила их отношений не позволяли проявлять участие или заботу. Это был просто секс. Андерс сам это подтвердил, когда после расправы над Данариусом заявил, что они с Фенрисом не друзья. Даже воспоминание об этом кольнуло что-то внутри, но Фенрис до сих пор не знал, как ответить. Он не ожидал, что слова Андерса причинят ему боль. Андерс поймал его запястье и сжал. Знакомое жжение разлилось по коже, и Фенрис уставился на него снизу вверх. — Хочешь, чтобы я сделал тебе больно? — яростно прошипел Андерс. — Хочешь, чтобы я швырнул тебя на постель и отымел до крови? Может, тебя ещё к кровати привязать? Отхлестать плетью? Может, тебе наоборот нравится, когда маги с тобой жестоки? Может, на самом деле ты снова хочешь быть рабом? Фенрис смотрел на Андерса с кровати, и его трясло, колотило от гнева. Сильнее любого меча, глубже любого драконьего когтя его задело то, что в словах мага была доля правды. Когда Андерс предположил о его желании вновь стать рабом, знакомое чувство тоски по Данариусу обернулось пылким гневом, разлившимся по венам. Фенрис прыгнул на Андерса. Сказать, что Фенрис хотел его убить, означало признать, что он в тот момент способен был соображать. Но это было не так: его ярость была слепой, бездумной. Лириум засветился, однако, когда Фенрис уже подносил руку к горлу Андерса, сам не зная, чего больше хочет: придушить его или вырвать трахею, — силы подвели его, и свечение погасло. Андерс сцепился с ним, и они покатились по полу, телом к телу. Фенрис до сих пор не понимал, каким образом его гнев так быстро превращался в страсть, но, тем не менее, это случилось снова. Он прижал Андерса к полу, неистово целуя, кусая его губы, срывая с него новое чёрное пальто и царапая ногтями обнажённую грудь. Андерс целовал в ответ так же яростно и водил руками по спине Фенриса, с силой нажимая на все лириумные метки, словно желал отплатить ему болью за боль. Фенрис зашипел, чувствуя, как жжение проникает всё глубже и глубже под кожу — в саму кровь. Когда Андерс схватил его за волосы, оттянул голову и поменял их местами, пришпилив Фенриса к полу, тот ему позволил. Он хотел этого, и это было больно, как должно было быть всегда, когда на нём лежал маг, водящий ладонями по изрезанному лириумом телу и собирающийся его трахнуть. Фенрис не был свободен. Он никогда не будет свободен. Он просто не умел быть свободным. Все, что он знал — это жизнь с Данариусом, и какая-то нездоровая часть него хотела вернуть это время назад, лишь бы больше не быть одиноким. Но Фенрис не мог позволить себе желать подобного. Он обязан был выжечь из себя эти мысли так же, как их выжигал лириум, когда к нему прикасались. Андерс обернул ладонь вокруг его горла и сжал с такой силой, что Фенрису пришлось хватать ртом воздух. — Я так тебя ненавижу, — прошептал маг. Порывшись в кармане пальто, он выудил одну из склянок с маслом, которые всегда имел при себе, посещая поместье. Пока Андерс откупоривал пробку, Фенрис запустил руку ему в штаны. Он обхватил рукой твердеющий член, обвёл пальцем мягкую головку и сжал ствол так же сильно, как Андерс сжимал его горло. А потом ещё сильнее. Андерс вскрикнул и рванул его руку прочь, а затем нырнул своей вниз, к Фенрисовым ягодицам, и проник в него скользкими пальцами. Растягивал он Фенриса нещадно. Болело везде, но Фенрис был по-прежнему возбуждён, и член его сочился смазкой. Он понимал, что если не сбросит с себя Андерса, тот может задушить его насмерть, и эта мысль почему-то доставила Фенрису больше удовольствия, чем убийство Данариуса. Когда Андерс раздвинул ему ноги, Фенрис бёдрами притянул его ближе. Андерс сжал его за бока и вошёл внутрь так резко, будто намеревался порвать Фенриса надвое; при этом продолжая шептать, как он его ненавидит. Фенрису, неспособному выдавить ни звука, оставалось лишь задыхаться. Андерс всё крепче стискивал его горло, вдавливая Фенриса в холодные каменные плиты с каждым яростным толчком. Он так крепко прижимался к нему всем телом, что Фенрису казалось, будто его с головой охватило пламя: это было так же мучительно, как в тот раз, когда на его коже выводили лириумные узоры. Он был уверен, что позже будет кровоточить, и его это полностью устраивало. Андерс с каждым движением задевал нужную точку внутри него, а свободной рукой дрочил ноющий член Фенриса, посылая искры смешанного с болью удовольствия. Фенрис продолжал задыхаться; в глазах его начало темнеть, пожирая мир по краям, напряжение в мошонке нарастало: он уже был на грани оргазма. Фенрис впился ногтями Андерсу в плечи и с силой провёл вниз по спине, чувствуя, как раздирается плоть под его пальцами, оставляя царапины на гладкой, чистой коже Андерса, убеждаясь, что тот тоже будет кровоточить. Андерс закричал и кончил так бурно, что всем весом опёрся на свою руку на горле Фенриса, едва не придушив его насмерть. Вторая его рука продолжала бешено двигаться по члену Фенриса, яростно сжимая. Когда Фенрис кончил, агония и экстаз наполнили всё его существо, и он отключился — сам не зная, от избытка чувств или от невозможности вдохнуть. Какое-то время он лежал на полу, голый, покрытый собственной спермой, а когда очнулся, Андерс сидел рядом, спиной к нему. Он вновь накинул своё чёрное пальто, и плечи его тряслись так сильно, что дрожали перья на воротнике. Чувствуя пустоту и холод без лежащего сверху Андерса, Фенрис продолжил наблюдать за ним. Он хотел было коснуться его, но, едва протянув руку, тут же отвёл её. Между ними не было места утешению. Андерс был ядом, а Фенрис и так уже был достаточно отравлен. Если Фенрис его утешит, это будет равносильно тому, что Андерс наденет на него ошейник? — Я не таким хотел сделать наш последний раз, — произнёс Андерс сдавленным голосом, будто плакал. Фенрис глубоко вдохнул, и истерзанное горло болезненно заныло. — Последний раз? — просипел он. — Я специально не приготовил мазь. Думал, без неё ты мне откажешь. — Андерс выпрямил спину и вытер лицо; он уже не дрожал. — Я не могу сюда возвращаться. У тебя нет того, что мне нужно, а я больше не хочу давать тебе то, что ты хочешь. Фенрис, нахмурив брови, смотрел, как Андерс встаёт, по-прежнему не поворачиваясь, расправляет пальто и идёт к выходу. Фенрис чувствовал, что должен сказать что-нибудь, но понятия не имел что. Он осознал, что хочет, чтобы Андерс остался. Сколько бы он ни отталкивал его от себя после секса, когда то же самое сделал Андерс, Фенрису стало необъяснимо больно где-то глубоко под рёбрами. Чувство было такое, словно внутри него расширялась бездна. Фенрис думал, что причиной этой зияющей дыры стала смерть Данариуса, но, возможно, она лишь обнажила уже существовавшее? Данариус ни разу не пытался сблизиться с ним так, как это делал Андерс. И Данариуса уж точно не волновало, больно Фенрису или нет. Фенрис никогда не принимал ласку и заботу Андерса, но, лишившись их, почувствовал себя уязвлённым. У двери Андерс задержался, всё так же не оборачиваясь. — Почему бы тебе не найти себе храмовника, который будет тебя трахать с этого дня, Фенрис? Зная, как они предпочитают обращаться с магами, я уверен, они с радостью поиграют с тобой в раба и господина. После его ухода Фенрис свернулся клубком на полу и пролежал так остаток ночи. Впервые за всё время, что себя помнил, он ощущал не столько гнев, сколько пустоту. «Может быть, пора отказаться от ненависти. Это яд, а я продолжаю глотать его. Винить в этом некого. В том, что я с собой сделал, виноват лишь я сам». Фенрис не знал, как быть с неопределённостью. Даже после бегства от Данариуса он был уверен в том, что его ждёт. Он знал, что однажды Данариус явится за ним, и всё закончится. И всё действительно закончилось, однако это был не конец. Прошлое покинуло его вместе с Вараньей, оставив ему только пустое настоящее и неопределённое будущее. Фенрис не знал, как превратить эту неопределённость в нечто стоящее. Возможно, потому он и пришёл в эльфинаж, чтобы взглянуть на венадаль, Народное Дерево. Дерево его народа. Огромный венадаль вытянулся к темнеющему небу, изогнутый, с трудом распустившийся, но, тем не менее, ярко украшенный местными эльфами. И всё-таки, никто давно уже не знал, что означает это дерево. Как и Фенрис давно уже не знал, что означает то или иное в его жизни. — Ты снова явился глумиться надо мной, как тогда, после смерти Хранительницы? — спросила Мерриль, выходя из-за дерева. Голос её звучал устало и глухо. На фоне зажжённых свечей и красочных декораций она выглядела бледнее обычного. Фенрис продолжил рассматривать венадаль. — Нет. — Знаешь, я разбила Элувиан. От него ничего не осталось. — Тем лучше для тебя. Мерриль села на древесный корень и подняла на Фенриса измученный взгляд. Под глазами её залегли тёмные круги, но, несмотря на это, она по-прежнему выглядела невероятно юной. Фенрис никогда раньше этого не замечал. — Просто подумала, тебе будет интересно узнать, что смерть моей Хранительницы, моего клана не была напрасной. Элувиан уничтожен, а демон мёртв. Как и мой клан. — Она с трудом сглотнула и уставилась на свои голые ступни. — Как и человек, которого я когда-то звал хозяином. На долгое время между ними повисла тишина, пока Мерриль не подняла голову. — Надеюсь, я не рассержу тебя, но… я просто обязана спросить. Ты скучаешь по своему хозяину, Фенрис? Тебе когда-нибудь его не хватало? Фенрис закрыл глаза. Андерс оставил ему синяки и кровоподтёки, и хотя прошло уже три дня с их последнего раза, Фенрис до сих пор чувствовал его руки на своей саднящей коже. Его метки теперь ныли круглые сутки, даже без прикосновений, будто оплакивая отсутствие Андерса. Каким бы опустошённым Фенрис себя ни ощущал без постоянного присутствия Андерса, он понял, что жестокие слова мага странным образом помогли ему раскрыть глаза — больше, чем разговор с Хоук об эмоциях. — Данариуса? Я… да. — Снова открыв глаза, Фенрис внимательно посмотрел на Мерриль. Он не видел смысла врать ей. Данариус был мёртв, её клан был мёртв, а в смерти заключалась правда: та правда, понять которую способен только другой эльф. — Хозяин или нет, но он был моим домом. Долгое время он был единственным, что я знал, единственным, что имело для меня значение. Как бы я его ни ненавидел, каким он бы он ни был злым, я не могу вычеркнуть тот факт, что он — моё прошлое, часть того, кем я являюсь. Моя неспособность с этим смириться лишь помогала ему удерживать меня в цепях все эти годы. Я должен признать то, как именно он поработил меня, прежде чем смогу быть свободным. — Ты теперь действительно свободен, Фенрис? — Возможно. Свобода — это то, чему приходится учиться. Только будущее покажет, насколько я свободен на самом деле. А ты, Мерриль? Мерриль подняла взгляд на венадаль. — Я была свободной, но потом сама сковала себя судьбой, оставившей меня без клана. Я не знаю, есть ли у меня будущее. Мне кажется, что прошлое забрало его у меня. — Быть может, прошлое забрало у тебя лишь уверенность в будущем. А уверенность в будущем — удел рабов. Ты теперь свободна. Значит, твоё будущее такое же неопределённое, как и моё. Мерриль снова пристально посмотрела на него, а потом отвернулась, вытирая глаза. — Ma serannas, Фенрис. Фенрис в достаточной мере владел эльфийским, чтобы понять, что Мерриль его поблагодарила. Он кивнул ей и развернулся. — Ir abelas. — С этими словами Фенрис зашагал по лестнице обратно в Нижний Город. Он не соврал: он и правда сожалел о её потере. «Он хочет умереть. Убей его и покончи с этим». Хоук пощадила Андерса. Он уничтожил Церковь с сотней невинных людей, Владычицу Церкви, пытавшуюся поддерживать порядок в городе, и всякую надежду для магов Тедаса на мирную жизнь. Теперь киркволлские храмовники убивали находившихся у них под стражей магов. Многие уже погибли этой ночью, и ещё больше погибнет. Улицы Киркволла затопит кровь — и магия крови. Но Хоук всё равно пощадила Андерса. Себастьян покинул их, поклявшись вернуться и разрушить Киркволл до основания за то, что Андерс остался жив. Владычица Церкви заменила ему мать после гибели семьи. А теперь ещё больше народу погибнет из-за Андерса. Хоук повела всех к Казематам, намереваясь защищать Бетани и остальных магов от храмовников, жаждущих расправы за совершённое Андерсом преступление. Андерс ковылял следом за группой; карие глаза его были распахнуты, а руки дрожали. Он как будто ожидал смерти. И вполне оправданно: может, сделанное сегодня и было совершено во имя справедливости, но справедливости не принесло. — Фенрис… — позвал он. Оглянувшись, Фенрис увидел, что Андерс тянется к нему, и отшатнулся. Крики вдалеке привлекли его внимание. Должно быть, Хоук впереди вступила в схватку с храмовниками. Фенрис снова оглянулся на Андерса, впервые видя в нём не опасного мага, а бледного жалкого человека, дрожащего под его взглядом. Фенрис осознал, что искал близости с Андерсом, потому что тот казался знакомым. Вот только напоминал ему Андерс не Данариуса, а самого себя. Но Андерс проиграл свою внутреннюю борьбу. В то время как Фенрис отчаянно, медленно выкарабкивался из бездны ненависти, в которой потерял себя, Андерс нырнул туда с головой. И Фенрис неожиданно понял, почему Хоук пощадила его. Она сделала это не из милосердия: милосердием было бы убить его. Это было его наказание. Андерс безмолвно пошевелил губами, прежде чем заговорить. — Ты, наверное, так меня ненавидишь. — Голос его дрожал. — Нет, Андерс, — ответил Фенрис, назвав его по имени. — Я никогда тебя не ненавидел. Как можно ненавидеть такого глупца? — Он сплюнул Андерсу под ноги. — Эльфы в Тевинтере уже тысячу лет находятся у магов в рабстве, а ты искал справедливости только ради того, чтобы стравить магов и храмовников и вынудить их убивать друг друга? Неудачный выбор, человек. Фенрис развернулся и побежал, оставив ошарашенного Андерса стоять посреди улицы. Завернув за угол, Фенрис присоединился к Хоук в битве с храмовниками, атаковавшими кучку магов. Каким-то непостижимым образом он теперь защищал магов, которых опасался большую часть своей жизни. Но это было его решение, сделанное по собственной воле, даже если он не был уверен в его правильности. Фенрис утешал себя мыслью, что его решения никогда не будут хуже Андерсовых. «Вот он я, готов защищать магов в безнадёжной битве. В странные места ты меня заводишь, Хоук». Близился час финальной схватки. Они собрались в сердце Казематов, ожидая, пока храмовники прорвутся внутрь. Фенрис переступал с ноги на ногу, дожидаясь команды к атаке. Толпящиеся вокруг маги шептались о надежде и свободе, и Фенрис не мог не вспоминать, как когда-то рабы шептались о том же. Маги не были рабами, но свобода многое значила для Фенриса. А помочь кому-то, пусть даже магам, обрести свободу, было стоящим делом. Когда Хоук отошла поговорить с Андерсом, к Фенрису приблизилась Бетани. Её сине-зелёная мантия несла на себе следы битвы: она была порвана вдоль правой ноги, запятнана кровью, прожжена на подоле огненным заклинанием. Бетани сжала в руках посох и изучающе посмотрела на Фенриса, прежде чем заговорить: — Признаю, я удивлена, что ты согласился защищать нас, Фенрис. Ты последний, кого я ожидала здесь увидеть. Я думала, Себ… — Она отвернулась, осекшись. Её всегда очаровывал Себастьян, прекрасный принц с красивыми речами, но тот сбежал, разъярённый решением Хоук пощадить Андерса. Если он вернется, то уже с армией, и его не будет волновать, погибнет ли Бетани в пылу битвы. — Мне жаль, — сказал ей Фенрис. Искренне. Он понимал её реакцию. Пусть даже они с Андерсом не были друзьями, Фенрис буквально ощутил удар под дых, обнаружив, что человек, с которым он спал последние три года, только что совершил массовое убийство. Он вздохнул, видя, как Бетани отводит взгляд, и решил сменить тему. — Тебе идёт эта мантия. Красивый цвет, он тебе подходит. Бетани изумлённо уставилась на него, а потом улыбнулась, хоть улыбка и не достигла глаз. — Моя мантия испорчена, Фенрис. — Тем не менее. — Фенрис бросил взгляд на Андерса на другом конце зала и отвернулся, пока тот не заметил. — Что ты будешь делать, когда всё окончится, Бетани? — Если мы не погибнем, ты хочешь сказать? Не знаю. Правда не знаю. Наверное, помогать сестре. И снова убегать от храмовников, которые теперь будут в десять раз злее, чем прежде. — Твоя сестра о тебе позаботится, — пообещал Фенрис. Он часто расходился с Хоук во мнениях, но всегда уважал её и её преданность семье. Бетани улыбнулась. — Она рассказала мне о твоей сестре. Ты собираешься просто отпустить её вот так? — Варанья меня предала. — Да, но она всё ещё твоя сестра. Фенрис вгляделся в её лицо. Бетани по-прежнему так искренне заботилась о других. И сейчас он был на её стороне, защищал магов вместе с ней, и Бетани готова была биться до конца, а в глазах её была всё та же доброта эльфийки с тевинтерской кухни. Бетани была живым доказательством того, что не все маги такие же злые, как Данариус, и такие же слабые, как Андерс. Когда Фенрис искал свою сестру, то невольно желал, чтобы она оказалась похожей на Бетани. — Я ещё не решил, что буду делать, — сказал он. — Но меня это не очень беспокоит. Храмовники превосходят нас числом, и если Себастьян успеет вернуться с армией, то мы все наверняка погибнем. — А ты оптимист. Продолжай в том же духе, — покачала головой Бетани. — Ты выживешь. Выживать — это в твоей природе. Фенрис пожал плечами. — Найди свою сестру, Фенрис. Поговори с ней. Мы с моим братом-близнецом часто ссорились и дрались. Есть вещи, которые я ему говорила… слова, которые рада бы забрать назад, но уже не могу, потому что он мёртв. Я бы что угодно отдала, лишь бы вернуть его. Быть может, с твоей сестрой всё обстоит иначе, но, мне кажется, она чувствует то же самое. — А мне кажется, ты о ней слишком высокого мнения. — Когда ты о ком-то высокого мнения, Фенрис, то можешь удивиться, насколько люди стремятся оправдать твои ожидания. А когда ты ни во что их не ставишь, им не к чему и стремиться. — Бетани оглянулась на остальных магов. — Полагаю, именно поэтому мы сейчас здесь. Фенрис снова перевёл взгляд на Андерса: тот уставился в никуда, с осунувшимся лицом и потемневшими глазами. — Ты правда так считаешь? — Да. Я думаю, что каждому из нас необходим тот, кто будет в нас верить. — Бетани тоже посмотрела на Андерса. — Никто никогда не верил в Андерса. Мне почти его жаль. Почти. Фенрис опустил глаза в пол. Он всё ещё не знал, как относиться к поступку Андерса и к самому Андерсу. И понял, что никогда этого не знал, даже не задумывался. Когда он откладывал в сторону недоверие и ненависть к магам, все его чувства к Андерсу становились белым шумом. Фенрис так долго заглушал их, что уже не мог их определить. — Не умирай в одиночку, Фенрис. И не будь одиноким, если есть возможность быть с кем-то. — Бетани поцеловала его в щеку и пошла обратно к сестре. Фенрис осознал, что снова смотрит на Андерса. «Na via lerno Victoria. Только выжившие познают вкус победы». Фенрис первым ушёл после того, как храмовники были сражены, а маги — освобождены из Казематов. Пока Хоук с Изабелой пытались определить их место в новом мире, созданном Андерсом, все стали расходиться. Для Фенриса там ничего не осталось и, независимо от его чувств, ничто не связывало его с другими. Что бы ни удерживало их вместе, Андерс разрушил это своим поступком. Фенрис не считал слово «дружба» подходящим для описания своих отношений с остальными: они были его союзниками, но никто из них не остановил его и не предложил пойти с ним. Фенрис не был частью их жизней. Один только Андерс последовал за ним — на расстоянии. На нём был изодранный чёрный плащ с надвинутым на глаза капюшоном, но Фенрис узнал его посох, его походку, само его присутствие. Фенрис не считал, как долго длится его путешествие. Дни сменялись, а он продолжал шагать по дороге, ведущей от холмов Вольной Марки в Виммаркские Горы, мимо Расколотой Горы — к Уилдервейлу. Он лучше многих знал, что лежит к северу, но не заострял на этом внимание, позволив ногам нести его, куда им вздумается, и заперев все мысли и чувства под замок. Кожа его болела как никогда, и Фенрис задавался вопросом, перестанет ли когда-нибудь лириум причинять ему боль. Быть может, это значило, что его силы однажды подведут его, как в тот раз, когда он попытался ударить Андерса? Интересно, сможет ли Андерсова мазь по-прежнему снять боль, как раньше. В конце концов, Фенрис решил, что это неважно. Он продолжит терпеть её, если придётся. Если ценой свободы была боль, он с радостью её заплатит. Эта боль принадлежала ему, и никто не заберёт её, пока Фенрис этого не позволит. Андерс продолжал идти следом, всё ещё на расстоянии. В конечном счёте, Фенрис почувствовал, что готов встретиться с ним лицом к лицу. Отыскав ровное место на каменистой горной тропе, он сел и принялся ждать, положив меч на колени. Через час к его стоянке притащился Андерс. Капюшон его был сброшен, и ветер трепал светлые волосы. Глаза его округлились, и он замер при виде поджидавшего его Фенриса. — Зачем ты здесь, маг? — спросил Фенрис, барабаня пальцами по широкому лезвию меча. Андерс изучающе смотрел на него; взгляд его карих глаз казался ещё глубже обычного. — Зачем ты здесь, Фенрис? Фенрису потребовалось несколько секунд, чтобы найтись с ответом: последние дни он пытался об этом не думать. — Я собираюсь найти сестру. Я не знаю, куда она направилась, но первым делом поищу в Тевинтере. Андерс подступил на шаг ближе. — Значит, пойдёшь один? Фенрис взял меч в руку и встал. Он оглядел Андерса с ног до головы, однако тот выглядел так же, как и всегда. — После всего, что ты сделал, ты ещё надеешься, что я возьму тебя с собой? — Нет. — Андерс понурил голову. — Я надеялся, что ты подаришь мне справедливую расплату. Так что если не хочешь брать меня с собой, убей меня, Фенрис. Сделай то, чего не смогла сделать Хоук. Отомсти за всех погибших в Киркволле. Отруби мне голову, как любому другому одержимому. — Почему ты пришёл за этим ко мне? — Тлеющие искры гнева, закопанные под слоем пепла в его душе, наконец начали разгораться, и Фенрис замахнулся мечом. — Я тебе не судья и не палач! Почему ты пришёл ко мне?! Андерс ответил тихо, не поднимая головы: — Потому что я хотел быть тем магом, который покажет тебе, что не все мы плохие. Я хотел доказать тебе, что я сильный. Я хотел исцелить своей магией все твои раны. Я так сильно хотел стать этим магом, но не сумел. Я не хороший и не сильный, а ты каким-то образом спас себя сам. Может, ты и прав в том, что я выбрал бороться не с той несправедливостью, но это единственная несправедливость, которую я знал. И если мне суждено исправить то, что я натворил, то я чувствую, что для этого обязан пойти с тобой. Я чувствую, что это будет… — Он помедлил мгновение и поднял голову, встречая взгляд Фенриса. — …высшей справедливостью. Фенрис смотрел на него. Двенадцать лет назад он так же занёс меч над головой Данариуса, но не смог убить его тогда. Ему не хватило сил. Но сейчас Андерс, другой маг, одержимый, человек, ставший причиной гибели сотен, стоял перед ним и просил того же, чего просил тогда Данариус: чтобы Фенрис пошёл с ним. Поколебавшись, Андерс опустился на колени, не прерывая зрительного контакта, и запрокинул голову, обнажая белое горло. Он глубоко вздохнул. — Я хотел, чтобы ты полюбил меня, Фенрис. Я хотел быть достойным твоей любви. Но так и не стал. Так покончи с этим. Если этого не сделала Хоук, то должен сделать ты. И тут Фенрис понял, что, в отличие от Данариуса, Андерс не просил Фенриса пойти с ним. Он просил позволить ему пойти с Фенрисом. И, в отличие от Данариуса, Андерс добровольно встал на колени. Обнажил горло и молил о смерти. — Ты жаждешь наказания за то, что совершил, — прошипел Фенрис. Андерс поморщился. — Всё вышло намного хуже, чем я представлял. Я развязал войну. Теперь всё изменится, и я в это верю, но не знаю, смогу ли я с этим жить. — Тем лучше. Неуверенность в своём будущем означает свободу. — Фенрис опустил меч. Он опустил его не потому, что не мог убить Андерса, а потому что мог и сделал выбор не убивать его. Они с Андерсом действительно были во многом схожи, как однажды сказал Варрик. Они оба позволили гневу и ненависти накапливаться в душе и портить им жизни. Фенрис вложил меч в ножны, глядя на Андерса: на то, как ветер ерошил тонкие светлые волосы, на то, как его кожа казалась по-прежнему идеально гладкой. Фенрис мазнул пальцем по его щеке и отступил, удивлённый тем, что всё ещё желал его прикосновений. В конечном итоге он решил пощадить Андерса. Спустя пару секунд Андерс моргнул, очевидно, осознав, что Фенрис не собирается его убивать. — Значит, я могу пойти с тобой? — прошептал он, касаясь своей щеки в том месте, где её коснулся Фенрис. — Ты свободный человек, Андерс. Решай сам, — ответил Фенрис и помог ему подняться на ноги.
END.
|
![bottom_bottom_banner](http://static.diary.ru/userdir/2/8/9/6/2896988/83548835.png) |
Не знаю, как по мне, так для этого пейринга в условиях канона это — ХЭ в лучших традициях
Это отличный фик, и он великолепно переведён. У меня правда нет слов, чтоб целиком выразить тот восторг, который я в итоге испытал при прочтении. Вхарактерность, яркие персонажи — все! — столь же яркие сцены и диалоги, в общем — вкусно. Мне очень, ОЧЕНЬ понравилось. И шикарная рабская психология, и тоска Фенриса по Данариусу, и то, что он тут, несмотря на взгляд Фенриса, который, что логично, ненавистный, кажется живым человеком, а не просто главгадом и объектом для истребления. Отличная Бетани, с чудесными воспоминаниями о Карвере (вот тут, кстати, люто поглажено моё личное восприятие, в сравнении Карви и Фенриса в глазах Бет), с отличными выкладками...
А. И да. Андерс. Невыносимо, до скулёжа прекрасный, потерянный, романтично-несчастный Андерс. В точку. Я очень люблю его таким, когда это не АУ, когда он таки под Справедливостью.
Короче говоря, прекрасный выбор, мастерски проделанная работа, спасибо, вы сделали мне праздник. Серьёзно.
Уношу в закрома, ибо обязательно буду перечитывать.
Сердец вам, Санта, и пусть ваш подарок будет настолько же прекрасен.
не шиппер, заглянула из-за праздного любопытства, просто нравится Андерс, в итоге прочитала не отрываясь *_*
очень прошлось по многим моим кинкам *_* да еще и некоторые общесюжетные взаимодествия и темы просто ащащащ, и финал - финал! Я все думала, куда же автор выведет эту историю, и этот вариант оказался довольно неожиданным для меня (не читала андерс/фенрис в необхоодимом количестве, чтобы составить впечатление, насколько часто такие финалы в фандоме) - и очень приятно неожиданным.
Спасибо!!!
Валентин Эккерт, Mor-Rigan, Мэй_Чен, спасибо за отзывы, рада, что вам понравилось
Валентин Эккерт, и отдельно рада, что угодила с подарком
Огромное спасибо уже лично!
Кузя-кот, огромное вам спасибо за то, что взяли для перевода такой большой и интересный текст, и так хорошо его перевели.