![top_top_banner](http://static.diary.ru/userdir/2/8/9/6/2896988/83545906.png)
Для: двуручный меч Форлорна От: AWU
Название: «Осколки Тедаса» Персонажи: Блэкволл, разведчица Хардинг, Страуд затесался Категория: джен Рейтинг: G Жанр: драма, ангст, повседневность Размер: Мини (2879 слов) Предупреждение: возможен OOC Примечание автора: в природе существует "Дикая смеющаяся горлица", которая с моей легкой подачи превратилась в "дико смеющуюся"
![](http://static.diary.ru/userdir/2/4/1/8/2418913/83548486.png) История первая, о дико смеющейся горлице У разведчицы Хардинг совершенно особые отношения с птицами.
Ей бы в небо, ей бы крылья. Никогда не знала она массива гор над головой и никогда не седлала наголоп, не гонялась за нагами. Хардинг иная, и ничего в этом дурного нет. Она тянется к солнцу, которое, как известно, всем светит одинаково. И часто ей становится смешно от предрассудков соплеменников.
Упасть в небо? Она бы не отказалась. Что может быть лучше полета в клине птиц?
Но у Хардинг нет крыльев, сама она, подобно всякой гномке, роста невысокого. А значит до неба того желанного вовсе не рукой подать. Но глупостью было бы отчаиваться. Её крыльями, её глазами стали верные птицы – вороны, которые теперь служат на благо Инквизиции. Всем ныне кажется таким обыденным использовать её почтовых птиц, чтобы доставить сообщение с одного конца Тедаса на другой. Никто не знает, что все началось с ворона, подаренного ей отцом.
Он вообще одобрял всяческие увлечения дочери, не считая зазорным ни стрелять из лука, ни раздувать меха в кузне, ни выехать в поле с вороном. За это Хардинг была ему искренне благодарна. Она самолично обучала птицу, листая трактаты, привезенные отцом из торговых поездок. Ворон возвращался не домой — руководствуясь инстинктами — а к ней, находя её в любом уголке Тедаса, куда бы служба в Инквизиции её не занесла.
А матушка вот не одобряла службу в Инквизиции. И воронов не одобряла. Стрельбу из лука тоже. Ей казалось, что дочь делает все не так и не то. Впрочем, материнской любви это нисколько не умалило. Ведь в глубине души она понимала: во время Мора именно ворон Хардинг помог поддерживать им связь с внешним миром за пределом деревни, а сейчас дочь следовала зову долга. И материнское сердце преисполнялось гордости, когда она слышала песни бродячих менестрелей, песни о храбрых разведчиках Инквизиции.
Вороны. Вороны, что несли весть об Инквизиции во все концы Тедаса. И её, Хардинг, верный соратник-ворон, принес весть о её прибытии задолго до её появления на горизонте.
Целая ватага ребятишек высыпала на дорогу, чтобы встретить её как героиню. И это было удивительным, что она теперь для всех, кто её знал, стала героиней. Да и видеть детей непривычно — беглые маги и храмовники больше не разгуливают свободно по Ферелдену — и малышню больше не боятся выпускать на улицу.
— Хардинг! Разведчица Хардинг! — дети облепили её со всех сторон и бурным своим потоком, словно горная река, увлекли её к порогу родного дома.
А там уже ждала мать, нисколько не изменившаяся с их последней встречи. В переднике, слегка испачканном мукой. Хардинг давно не была дома — с тех самых пор, как Скайхолд стал домом для ордена — но в её родных краях ничего не изменилось.
— Доброго дня, матушка, — она улыбнулась, широко и открыто. Дети отступились, признавая право на семейное уединение, а вскоре и вовсе веселой гурьбой скрылись из поля зрения гномки.
— Надеюсь, на этот раз ты здесь надолго? — с упреком сказала мать. — Отца ты сегодня не застанешь — он в соседней деревне. Вернется к завтрему. Сестры все ушли в леса. После твоей славы повадились охотиться да рыбачить, — гномка недовольно покачала головой. — Огородом и скотом вовсе некому заниматься.
— Я надолго, мама. Надолго, — Хардинг улыбнулась еще шире, пропуская мимо ушей недовольное бурчание матери.
Не говорить же ей было сейчас, что Инквизиция распущена и сама она не знает куда податься. Что все эти годы чувствовала себя… на месте, а теперь совершенно потеряна.
— Я как знала, приготовила рагу с бараниной…
— И брюквой? — хмыкнула Хардинг. На самом деле в семье рагу никто кроме неё не ел. Сестры морщились, отец вообще баранину терпеть не мог, говоря, что мясо барана никогда не сравнится с нежным мясом нага… А мама приготовила. Для неё. Хардинг не писала точную дату своего приезда, но то, что матушка подгадала рагу как раз к её приходу, было вдвойне приятно.
— Да, — улыбнулась мать. — Заходи уже в дом. И ворон твой… пусть залетает. Я уже привычная. Таскаете всякое в дом, то нагов, то котов, то фенеков…
— Правда таскают? — удивилась гномка, делая шаг через порог.
— Таскают, таскают, — важно кивнула матушка. — Отец все лелеет мечту о разведении нагов и утверждает, что на дому они будут размножаться быстрее. Сестры твои фенеков тащат, говорят, больно на эльфов им приглянувшихся похожи. Смыслу я в том особого не вижу, однако ж и вреда тоже. Какой год девкам идет, а дурости в заднице не убавилось, — мать закрепила свою тираду крепким словцом. Впрочем, Хардинг не удивлялась, матушка всегда была норову крутого, хоть и отходчивого.
Гномка сняла колчан и лук, оставила на лавке. Было грустно осознавать, что скоро они навсегда будут повешены на стену. Это вчера она — разведчица Инквизиции. А сегодня так — дочь наземников, да при том старшая, не сведенная со двора, перестарок… Где это видано, чтобы младших поперед старших выдавали? Поэтому дабы устроить счастье сестер перво-наперво Хардинг сладят за какого-нибудь хорошего парня… но скорей всего за достопочтенного вдовца. Хардинг, конечно не хочется, но против деревенских не попрешь… А может пустится она в дальние странствия. Она сама еще не решила.
И только мудрый ворон на её плече, вцепившись свои лапами в ткань походного одеяния, оценивающе смотрел на свое новое место жительства. Хардинг одним жестом согнала его с облюбованного места, и ворон перелетел на стол. Матушка, завидев такое дело, лишь недовольно цокнула языком.
На нос Хардинг упала крупная капля воды.
— Мама, что это? — она вскинула голову к потолку. Очередная капля упала уже на лоб.
— Крыша прохудилась. А ближайший рукастый кровельщик в соседней деревне. Отец вот давно намеревался залатать, но в его-то годы…
— А сестры не могли? — возмутилась гномка.
— Таких рукастых, как ты, у нас только двое — ты да отец.
— Тогда я прямо сейчас пойду и посмотрю, — решила разведчица. — Починить не починю, но хоть буду знать, что надо делать.
В старом амбаре нашлась приставная лестница. А на крыше помимо прохудившейся кровли обнаружилось еще и гнездо. С горлицей. С кремовыми крылышками, красивыми безумно. Будь здесь мадам де Фер, она наверняка захотела бы общипать её на перышки для украшений. Ну или бы заявила, что перья — это слишком пошло…
Горлица была до того послушной, до того домашней, что и вовсе не казалось дикой. Горлица не высиживала яйца. Она, видимо, совсем недавно свила гнездо и лишь ждала свою пару. Горлица показалась до того хорошенькой, что Хардинг едва удержалась от того, чтобы взять птицу в руки.
Та издала протяжное: «Коо, курроо-оо». Матушка внизу, тоже расслышав это громкое курлыканье, проворчала что-то про демонов, что повадились к ним на крышу.
Но ты был не демон. Всего лишь дико смеющаяся горлица. Хоть одни говорят, что они предвестницы беды — не зря же смеются, потешаются над людьми, но Хардинг знала…
…Ласточек всегда посылали с благими вестями. Потому что ласточки летели быстро, разнося счастливую новость во все уголки Тедаса. Вороны несли вести дурные или не особо важные. Вороны были точны. Ленивые голуби доставляли любовные послания. Соколы же несли крайне важные политические вести. Соколы были быстры и смертоносны — нередко их пытались перехватить…
А горлицы — это так. Пустяк. Они отнюдь не почтовые птицы. Никому до дико смеющихся горлиц нет дела, пока не заслышат люди их странное курлыканье.
Но есть примета, что когда горлицы вьют гнездо, значит под крышей этого дома все будет благополучно…
Инквизиции нет. И Хардинг не знает, что делать. Сколько в её душе ныне сомнений и смятения! Когда она служила на благо всех, всё казалось правильным и естественным. Теперь она всего лишь гномка с луком и вороном…
И несмотря на то, что грядущее её страшит, одно она знает точно: горлица — это к счастью. И она искренне верит, что к её.
История вторая, о доверии
Блэкволл понимал, что это… заслуженно. Не им, а Серыми Стражами, что предали доверие простых людей, оставив Редклиф на разграбление живым мертвецам. Недоверие крестьян, матери, что прятали своих детей за свои широкие юбки, мужчины, что встречали его на подходе, выставив вперед вилы. В памяти жителей Редклифа и его округи Серые Стражи были не героями легенды, а монстрами, что без сожаления покинули людей в час, когда так были нужны.
— Я пришел, чтобы помочь вам, — сказал Блэкволл. Он говорил и говорил о том, что готов научить всех парней и девушек округи сражаться, — если кто-то пожелает — готов научить их держать меч и щит в руках, стрелять из лука. Готов научить разить врага, чтобы они смогли защитить свой дом.
Люди боялись. Не верили. Закрывали перед ним двери. Блэкволл не судил их. Он видел в их глазах животный страх. И ему, Тому Ренье, этот страх был знаком. До боли. До окровавленных костяшек пальцев, которые повредил, молотя кулаками об стену. До ночных кошмаров, которые заставляют сердце остановиться от страха.
Он поселился отшельником у озера, в лачуге, о которой все позабыли. Навел там скромный солдатский уют. И ждал.
Теперь Блэкволл умел ждать.
Первым к нему пришел парень, который назвался Томом — какая ирония — и попросил научить его сражаться. Он в одиночку тащил сестру и еще двух младших братьев. Боялся не постоять за честь семьи. Страх не защитить родной дом был хуже страха перед незнакомцем, который называл себя Серым Стражем.
Странно как-то: раньше Блэкволл думал, что честь есть лишь у шевалье и прочей орлесианской швали, и лишь они о ней так ревностно пекутся. Он же так мечтал об этом — стать одним из них, стать героем и защищать свою честь и честь императрицы. Но честь, настоящая честь, была вот у таких вот парней-работяг, что были готовы взять меч в руки и до последней капли крови отстаивать свой дом. Хорошо, он вовремя понял, что к чему.
Но героями, настоящими героями, станут вот такие ребята, как этот Том, которым еще есть за что бороться, и это что-то — не горы золота. Семья. Свой дом. Родина. А все, что может сделать Блэкволл — подготовить их к тому моменту, когда всем им придется поднять стену из щитов против венатори и красных храмовников.
Они будут умирать, безымянные, захороненные десятками в братских могилах, на которых после все же установят памятники. Они останутся лицами в памяти лишь одного поколения и превратятся в причудливые легенды после. За них будут поднимать тосты в тавернах, их именами будут нарекать младенцев и о них будут петь менестрели…
…если они доверятся Блэкволлу.
За Томом пришли другие ребята, те, кто работал на ферме у объездчика лошадей. На его земли повадились волки, которых и огонь-то уже не пугал. Они учились стрелять из лука — крепкие по натуре, они весьма ловко управлялись с натягиванием тетивы.
Потом были ребята с Перекрестка. Все больше и больше людей из соседних деревень направлялись к нему. Джон, Джек, Рассел, Сэм… он старался запомнить каждого. Делая из них не солдат, не простое мясо для бойни, а воинов.
Блэкволл был уверен, что совершает хорошее дело. Что помогает им выжить. Только, в конце концов, всех его умений оказалось не достаточно.
К Тому повадилась ходить сестра. Носила еду, когда в седьмые дни недели он долго тренировался с манекенами. Он журил её, говорил, что ходить одной — опасно, та упирала руки в боки и говорила, что теперь всяко не страшно — когда там дежурят ребята, которые умеют держать меч в руках.
Правда, она не заговаривала ни с кем, кроме брата. И частенько из-за угла смотрела за тренировками. Блэкволл, конечно же, заметил. Как-то раз даже окликнул её, предложил научить её драться парными кинжалами — это он тоже умел, хотя сражался ими не так хорошо, как мечом и щитом. Она лишь испуганно попыталась скрыться за хижиной, где и жил Блэкволл, а дальше сбежала нехожеными горными тропками.
Девчонка была презабавная. И по глазам видно — добрая. Он даже вырезал её свистульку-грифона и передал через её брата. Иногда слышал её неприхотливую мелодию. Тогда становилось светлее.
Заговорила она с ним всего один раз, когда спросила: — Мой брат останется живым?
— Он будет воином. И у него будет шансов выжить больше, чем у других, — честно признался Блэкволл.
— Мне не нужен брат-воин. Мне нужен живой брат. Отец тоже был воином. Во время Мора его это не спасло… — протянула она и отвернулась, смущенная своей откровенностью. — Спасибо вам за ответ. И за то, что учите их всех.
На следующий день рядом с хижиной он нашел корзинку со свежевыпеченным хлебом и хорошо прокопченными окороком. И от этого потеплело на душе. Потому что так, даже не состоя в ордене, он постепенно возвращал ему доверие.
Пусть это было доверие одной лишь маленькой девочки.
История третья, о светлячках
— Тяжелый выдался день, Блэкволл? — спросила Хардинг, сидя на бревне и делая оперение для стрел.
— Скорее уж тяжелая жизнь, — усмехнулся он.
— С другой стороны, нам никто не обещал легкой службы в Инквизиции, — проронила разведчица, не отрываясь от своего занятия. — Если бы обещали, я бы ни за что не пошла. Сразу было бы ясно, что надуют.
— Все равно тяжело, — Блэкволл покачал головой. И, решив, что нечего терять время на привале, достал меч из ножен, намереваясь очистить его от крови.
В Бурой трясине мертвецов было больше, чем живых. Но живые зачастую были злее мертвецов. Дикие аввары, обезумевшие селяне. Пожалуй, Бурая трясина была самым мрачным местом, куда он когда-либо ходил вместе с Инквизитором. Ступи в болото — на тебя ополчатся скелеты, подстрели птицу на ужин — и тебя подстрелят аввары.
— Недавно были на месте заброшенной деревни. Там побывала бубонная чума. Страшное местечко, скажу я тебе. Инквизитор не побоялась — брала в руки дневники живших там людей. То еще чтиво, должен признаться, хреново читать про семьи, заточенные в собственные дома, — сказал Блэкволл.
— Заперли семью, у которой обнаружили первые признаки чумы? Бывает. Понимаю, что шокирует, но нормальная практика во многих поселениях. Сжечь один дом лучше, чем пустить моровое поветрие по всей деревне, — кивнула Хардинг.
— Ситуация с захваченными агентами Инквизиции мне тоже не по душе. Горцы распоясались. И чертова кучка демонов, я молчу уж про живых мертвецов, которые, завидев нас, мечтают убить. Паршиво все как-то.
— Жизнь вообще не сахарная штука, — пожала плечами гномка.
Они оба замолчали. И каждый молчал о своем.
Да — служба Инквизиции отнюдь не плевое дельце. Но было бы куда легче справляться со всем этим, когда они вставали и шли в бой. А долгая разведка, прочесывание местности и… нахождение новых и новых тел. С одной лишь отчаянной мыслью: они не успели. Они могли бы, но почему-то не успели. Потому что неисповедимы пути Создателя, а его Вестник не так уж и осенен милостью Андрасте, как говорят. В конце концов, он всего лишь человек, и он тоже может что-то сделать не так: не успеть, выбрать не ту сторону, подобрать не те слова… Иногда действия Инквизиции влекли за собой последствия. Иногда этими последствиями оказывалась гибель людей. И каждый в дальнейшем нес эту ношу.
— Ты когда-нибудь видел огоньки на болотах? — неожиданно спросила гномка, оторвавшись от своего занятия.
— Пока я видел на болотах лишь скелеты, — мрачно усмехнулся Блэкволл.
— Посмотри. Огоньки появляются ночью. Хотя в Бурой трясине почти всегда ночь, — Хардинг улыбнулась. — Это светлячки на болотах.
— Что в них такого особенного?
— Не знаю. Но у местных есть много преданий о светлячках. Опасных светлячках, которые заводят глупых странников в болотные топи. Одни утверждают, что они воплощение добрых духов, другие — что злых. Я, пожалуй, не соглашусь ни с кем. Но мне нравится думать… — она осеклась. Но через несколько секунд продолжила: — Я верю, что огоньки воплощают все самое лучшее и светлое. Они ведь не даром зовутся светлячками, верно? А значит все не так уж и плохо.
Вокруг лагеря Инквизиции начали кружить светлячки.
История четвертая, о висельной петле
После того, как Инквизитор вытащил его из петли и отправил к Стражам, чтобы испить из чаши скверны, жилось как-то легче. Дышалось свободнее. Даже жор, проснувшийся после Посвящения, не особо досаждал, впрочем, как и голоса в голове. Неразборчивые поначалу, они звучали все яснее. Но Блэкволл не особо обращал на это внимание.
Куда больше его занимало то, что теперь без такого тяжкого груза на сердце он мог напиваться в кабаках и засматриваться на хорошеньких девчонок, не думая о том, что в ночных кошмарах ему будет сниться Блэкволл — настоящий Блэкволл — сражающийся с порождениями тьмы.
Теперь сражаться предстояло ему самому — и пусть бой этот был до самой его отсроченной смерти, пусть битва была проиграна заранее. Пусть. В конце концов, смерть, отложенная почти на двадцать лет, — это почти повод устроить праздник. Не каждому выпадает такой шанс.
Он продолжит служить Инквизитору до тех пор, пока не будет побежден Корифей, а после присоединится к ордену. Стражам сейчас как никогда нужна помощь и новые силы, новые члены ордена, ибо Мор позади и рекрутов-добровольцев не так уж много. Он собирался продолжить вести ту жизнь, какую вел до Посвящения, но уже как настоящий Страж и без бремени прошлого.
Блэкволл был преисполнен энтузиазма, однако другой Страж — Страуд — вовсе не был велеречив в приветствии собрата по ордену и глядел на него как-то хмуро и с осуждением.
Они встретились в огромной зале, у очага, где на вертеле жарился упитанный поросенок, добрый кусок от которого, достанется всем Стражам. Стражи не знали меры: ни в выпивке, ни в еде, ни в драках. Впрочем, Блэкволл оправдывал это тем, что они попросту пытаются жить, в то время когда вокруг них полная задница.
— Блэкволл. Теперь действительно Страж Блэкволл, — Страуд кивнул ему в знак приветствия. — Ну как, порождения Тьмы еще не выедают твое лицо по ночам?
— Простите?
— Я говорю, кошмары не сильно мучают?
— Нет, уже почти привык.
— Почти различаешь их голоса? — Блэкволл дернулся, тем самым подтверждая слова Страуда. — Бывает. Еще десять-двадцать лет и все пойдем на Глубинные Тропы. У нас тут больше десятка проходило Посвящение в один момент. И на Зов пойдем все вместе, скорей всего. Тебе вот не повезло. Будешь один скитаться по этим заброшенным тейгам. Жуткое зрелище, сообщу я тебе.
— У нас еще столько времени до этого Зова и тысяча неубитых порождений тьмы. Зачем задумываться об этом сейчас? — спросил Блэкволл. Нет. Знал он, что придет конец. Но нескоро. У него еще было время. И он не хотел думать о том, что будет после. Это все-таки, демоны побери, пугало.
— Да ты как никак, думаешь, что у тебя в этом ордене и при твоем служении Инквизиции целая жизнь впереди? Что год-другой и найдешь себе девчонку по душе, осядешь и иногда будешь бить порождений тьмы, пока не спятишь? Э-э-э, ты-то думал, что тебя тогда вытащили из петли, — Страуд покачал головой, — но на самом деле – её затянули потуже.
![bottom_banner](http://static.diary.ru/userdir/2/4/1/8/2418913/83548645.png)
|
![bottom_bottom_banner](http://static.diary.ru/userdir/2/8/9/6/2896988/83548835.png) |