Halloween: All Hallows Evening — День второй: Монстры

[Weisshaupt Fortress]

Работа №6
Название: Подруга
Автор: Аноним
Персонаж: Келдер Ванард
Категория: джен
Жанр: : мистика, ужасы
Рейтинг: R
Размер: ~ 1 400 слов

– Т-с-с! – шепчет Танайя и прижимает к своим губам тонкий пальчик. – Ты слишком громко смеешься. Твой отец придет и отругает нас...
– Мы же не делаем ничего плохого! – Мальчик упрямо хмурится. Он не хочет, чтобы подруга уходила, но и выглядеть трусом стыдно. Ему почти восемь, он уже взрослый и может за себя постоять!
Девочка смотрит на него огромными темными глазами и тяжело вздыхает, склоняя голову. Длинная челка, как золотая шелковая занавеска, обреченно падает на лицо и прячет взгляд. И мальчику снова делается совестно, потому что он понимает – незваная гостья, да еще и эльфийка, в доме судьи… Конечно, отец рассердится. У него очень строгий отец.
– Я придумала! – Лицо Танайи светлеет, челка, поправленная быстрой рукой, летит набок. – Мы пойдем играть в другое место!
Мальчик смотрит на нее заворожено, но качает головой: в доме полно слуг, их непременно заметят и нажалуются судье.
– Но я же смогла к тебе пробраться, – возражает она. – Ну, нет! Не говори, что ты не знал про подземный ход!
И ему становится стыдно в третий раз – он живет здесь всю свою жизнь и никогда не слышал, что под зданием есть тайное подземелье. Ну, конечно, как ему не быть – это поместье очень, очень старое! Няня говорила, что давным-давно в нем жили древние тевинтерские колдуны, которые ели на завтрак непослушных мальчиков. Когда он был совсем маленьким, ему мерещился неясный шепот и чьи-то смутные силуэты в темных углах. Он часто видел кошмары, от которых плакал и мочился в постель, а наутро отец выговаривал ему за недостойное поведение.
– Конечно, я знал про подземный ход! – говорит он торопливо. – Просто забыл. Только нам нужно найти факел или лампу… Там же темно.
Девочка смеется своим удивительным смехом – негромким, но таким пронизывающим, и воздух внутри него опять скользит атласной лентой, щекоча и приятно раздражая нутро. А она поворачивается спиной и идет из детской в спальню:
– Возьми подсвечник, его света нам хватит. – И он послушно хватает со стола тяжелый канделябр и следует за подругой.
А она уже подходит к похожему на огра шкафу – тому самому, из которого порой выползали самые жуткие кошмары, и тянет на себя край обоев. Ветхая ткань легко поддается и огромным лоскутом обвисает в ее руках. Из-под лохмотьев, словно неаккуратно стряхнутая с кисточки краска, в разные стороны брызгают мелкие длинноногие пауки, и взгляду мальчика открываются сросшиеся от старости гранитные блоки, затканные пыльной паутиной. Он тихо ахает, а Танайя безошибочно толкает какой-то камень. Раздается глухой скрежет, сыплется засохшая грязь и мелкое крошево. Паутина колышется, расползается, как морская пена на берегу, когда серую стену рассекает трещина. Она ширится, растет и распахивается угольно-черным зевом, зовущим в неизвестность.
– Идем! – нетерпеливо зовет девочка, и мальчик не может ей отказать, хотя страх, словно кухарка в кроличью тушку, запускает холодные и липкие пальцы в его тело.
Он высоко поднимает подсвечник и заглядывает во тьму через плечо подруги. Огоньки, только что ярко освещавшие стену, подслеповато мигают от сквозняка и беспомощно тонут в разлитых в черном провале чернилах. Мальчик слышит странный запах – наверное, так мог бы пахнуть огромный паук, умерший много лет назад… Или целый миллион маленьких мертвых пауков... Он невольно ежится от этих мыслей, но Танайя шагает вперед и мгновенно исчезает в непроглядном мраке. И ему приходится покрепче сжать вспотевшими ладонями подсвечник и сделать шаг сквозь разорванную завесь паутины.
Под подгибающиеся ноги ложится лестница, канделябр качается в руке, слепя, путая мельтешением тьмы и света, капая на одежду воском. Он пытается считать крутые и скользкие ступени, но быстро сбивается. Болезненно-неровный свет позволяет разглядеть в своем овале до странного мало – кусок каменной кладки, известковые потеки и угловатые полустершиеся рисунки, от которых кожа начинает покрываться пупырышками. Непонятный запах становится все ярче, забивает ноздри, как едкий одуванчиковый пух, от него немного кружится голова, но мальчик старается идти прямо и не выпускать из вида светлое платье подруги, маячащее внизу.
И когда ему начинает казаться, что эта лестница никогда не закончится, она внезапно обрывается. Под его ногами снова ровный пол, но Танайи нигде не видно. Он зовет ее, медленно пятясь обратно, размахивает подсвечником, и порыв затхлого ветра отнимает у свечей огоньки.
Страх стаей крошечных ледяных паучков бежит по его жилам вместо крови, и язык примерзает к гортани, когда он вновь пытается позвать подругу.
– Келдер! – вдруг слышит он ее голос. – Иди сюда…
И шагает в темень, бессильно опустив бесполезный подсвечник.
– Келдер… – шелестит со всех сторон. – Иди ко мне!
Тьма смеется негромко и пронизывающе, играет с неведомо откуда взявшимся эхом. Или это просто стучит пульс в его висках? Мальчик моргает, пытаясь поскорее привыкнуть к темноте, на отступившая тьма пугает еще больше – и его глаза начинают различать знакомые кошмарные силуэты, темно-серые на черном. Те самые, что раньше приходили в его комнату вечерами. Изломанные тела укрытые дранными плащами шатаются, силясь сделать шаг, сухие пальцы медленно шарят по воздуху, пытаясь найти его – именно его, он точно это знает! Они следят за ним из-под глухих капюшонов, в пустых глазницах копошатся пауки. Многоногие твари с омерзительным шелестом выползают на острые костяные скулы. Их тысячи, они спускаются на тонких нитях на пол, бегут к нему, неотвратимые, как прилив, и он роняет подсвечник и тоже бежит – на знакомый красивый смех, на высокий голос, зовущий по имени.
В темноте оступается, падает, его руки влипают в какую-то вонючую клейкую слизь, он закрывает глаза, разевает рот и, наконец, высвобождает свой страх оглушительным визгом. Липкая мерзость шевелится под ним, шуршит, высыхая, и его разбитые ладони обхватывают холодные пальцы.
– Келдер… – Знакомый голос подобен бархату или терпкому каштановому меду, скользящему по языку. – Посмотри на меня, Келдер.
Он послушно разлепляет веки и смотрит на Танайю. Вокруг нее – сияние, прогоняющее тьму. Лицо у нее белое, как сахар, огромные черные провалы глаз влажно блестят, а золото волос вьется вокруг щек, словно драгоценная рама, окаймляющая картину. Ему кажется, что ничего прекраснее в своей жизни он не видел, и уже не увидит. Ему хочется отвернуться, потому что эта красота жжет глаза и делает больно внизу живота. Но стылые ладони скользят по затылку, тянут за волосы, разворачивают, принуждая глядеть снова и снова.
– Разве я не совершенство, Келдер? – Ее шепот щекочет ему ушную раковину и сырым червем заползает в голову. – Смотри на меня! Я навсегда избавлю тебя от страха…
Она пахнет холодной землей и раздавленными пауками, и нет отныне на свете запахов желаннее. Девочка толкает его в грудь – неожиданно и сильно. Он падает. А она встает, возвышаясь над ним. В ее руке что-то блестит.
– Все просто, Келдер. Убей страх и освободи красоту – вот так.
Светлое платье плавно пересекает кривая линия, она расцветает темными багровыми потеками, делая ткань тяжелой и мокрой. Звенит о камни нож. Тонкие руки ложатся на живот и медленно поглаживая, раскрывают его, словно створки раковины.
– Смотри, что у меня есть…
Пальцы медленно погружаются в плоть, та поддается со сладким всхлипом, словно густое вишневое желе. Он подползает поближе, завороженный этим зрелищем. Руки Танайи нежно перехватывают что-то, тянут наружу, по очереди являя взгляду мальчика то восхитительные, жемчужно-сизые блестящие ленты, то пульсирующие комочки, подобные увядающим алым тюльпанам, то нечто беззащитно-розовое, в выпуклых пурпурных узорах. И он принимает эти дары, каждый – как величайшее из сокровищ. Ему хочется плакать от переполнивших его чувств. Страха больше нет – его сметает пробирающий до кончиков пальцев восторг и благоговение. Тело трепещет, когда он прижимает к себе все новые свидетельства совершенной красоты Танайи. Они упруго прогибаются под пальцами, пачкая их тягучим соком, скользят, оставляя на одежде влажные следы.
– Теперь ты знаешь, что нужно делать, когда они снова придут за тобой… – шепчет девочка, наклоняясь к нему близко-близко, и по ее подбородку тонкой карминной змейкой стекает кровь.
Келдер не выдерживает, слизывает ее языком, словно клубничное варенье…
…И Танайя начинает кричать. Она кричит и бьется в его руках, а он растеряно топчется и не может понять – что же он сделал не так? Он зажимает ей рот, уговаривая быть тише. Ведь если отец услышит, он запретит ему с ней играть…
А потом он понимает, что это не Танайя. Руки разжимаются и роняют обмякшее тело. Келдер смотрит на свои ладони – ладони взрослого мужчины, густо окрашенные алым, и понимание перехватывает горло кожаной удавкой. Он снова ошибся.
Призрак прошлого, горький яд его сердца, вечная ловушка его разума – Танайя… Он вновь и вновь возвращался за ней в тот подвал, чтобы найти пристанище от страха и обрести чудо совершенства. А когда отец заколотил вход – нашел для встреч с возлюбленной, прихотливо меняющей тела и лица, другое место – за городом. Мертвецы тянули к нему свои когтистые лапы, уродливо раздутые пауки щелкали истекающими кислотой жвалами, но он уже знал способ заставить их утихнуть. Его маленькая подружка, его тайна, его сладкий грех и искалеченное счастье снова придет к нему и подарит ему свое сердце.
Когда-нибудь и он наберется смелости и вложит свое сердце в ее маленькую окровавленную руку…

Работа №7
Название: Монстры
Автор:  Некто в маске с мабари
ПерсонажиАлистер, Морриган, фоном м!Страж, Лелиана, Огрен, Винн, Шейла, Зевран
Категория: прегет
Жанр: недостёб
Рейтинг:PG
Размер: 788 слов
— Сейчас он положит ему руку на плечо и скажет: «Пожалуй, ты прав!» или: «Да, в этом что-то есть». Или: «Я очень тебя понимаю!».
— Очень тебя понимаю! — раздался голос Стража.
— Я же говорила. А вот по плечу похлопал, видишь? — Морриган ткнула Алистера в бок посохом.
Он поморщился и невольно отстранился от неё.
— Ну да, он со всеми такой. А ты хотела, чтобы он только с тобой любезничал?
Морриган смерила его мрачным взглядом.
— А ты, Алистер, рад новому пополнению, я гляжу?
Нет, он не был рад. На взгляд Алистера, в лагере творился ужас: количество соратников Стража превысило все разумные пределы и напоминало передвижной цирк, особенно в этот вечер. Страж как раз вернулся из Денерима с подарками и бочкой вина, и сейчас Алистер словно оказался в центре безумного уличного представления. Страж с кунари Стэном сидели в обнимку, рядом лежала смятая коробка из-под печенья. Из-за шума вокруг было уже не разобрать, о чём они говорили, но Алистер разобрал:
— Кадан, за тобой хоть на край света!
Невдалеке от костра Огрен оглушительно рыгал и расточал неловкие комплименты Шейле; женщина-голем гулко хихикала и тяжеловесно флиртовала с ним. Зевран играл в карты с Боданом и, судя по мрачнеющему лицу и коротким эльфийским ругательствам, безнадёжно проигрывал. Лелиана и Винн, пьяно хихикая, щебетали о каких-то женских штучках.
— ..И туфли, атласные туфли с бантиками! — донеслось до Алистера. Морриган поёжилась и бросила в их сторону затравленный взгляд. Видно было, что Лелиана так и не отказалась от мысли переодеть Морриган во что-то более, на её взгляд, элегантное. Ещё было видно, что Морриган в совершенном ужасе от происходящего.
— Ещё через десять минут они начнут обсуждать нас со Стражем. Ну то есть вы всегда нас обсуждаете, но после третьей бутылки перестаёте стесняться окончательно.
Алистер почувствовал, что краснеет.
— Понимаешь, — прочистив горло, начал он, — если бы вы не… не так шумели по ночам…
— Ах, так дело в шуме? — усмехнулась Морриган. — То есть когда вы все с Лелианой собираетесь у костра и горланите песни под лютню, это не шум? Или когда Огрен надирается в хлам и травит свои мерзкие байки, или пристаёт ко всему, что двигается…
Это было написано на её лице, но Алистер, совершенно ошалевший, решил уточнить:
— Он, что, приставал — к тебе? Серьёзно, этот гном осмелился ухватить тебя за задницу?
Морриган обожгла его злым взглядом.
— Алистер, мне кажется, или я слышу в твоём голосе восхищение?
Алистер не смог сдержать злорадной улыбки.
— Ну а кто бы не восхитился его отвагой? Вот только ума не приложу, как ты его после этого не превратила в жабу или крысу… Погоди, ты пыталась, да? И на него… не подействовало?
Морриган пожала плечами, вид у неё сделался почти несчастный.
— Его будто во младенчестве в лириуме передержали.
Алистер рассмеялся.
— Ну и ну, кто бы мог подумать, что тебя уделает какой-то гном. И вообще — почему ты выбрала меня, чтобы излить душу? Ты ведь меня никогда не жаловала.
Морриган сидела молча минуты три.
— Просто, — начала она наконец, — ты, наверное, единственный, кроме меня, кто жалеет о старых временах, когда нас было только трое.
Откуда-то сбоку послышалось шумное дыхание, и рядом с Алистером на траву опустился мабари Стража. Взгляд у него был несчастный.
— Похоже, не единственный, — усмехнулся Алистер, протягивая руку, чтобы почесать собаку за ухом.
— Туповатый недохрамовник и слюнявая псина — вот моя компания на этот вечер, — тоскливо сказала Морриган, поднимаясь. — Нет уж, я пойду в свою палатку и укроюсь там от этого шума и ужаса.
Алистер вздохнул, глядя на её удаляющуюся фигурку. Потом до него дошло.
— От шума? Как можно спрятаться в палатке от вот этого вот ужаса? — спросил он, резво поднимаясь на ноги. — Морриган, эй, подожди!
Она повернулась к нему, закатила глаза.
— Всё просто, — понизив голос, сказала Морриган, — я наложила на палатку чары неслышимости, в ней всегда тихо, и я могу переждать самые кошмарные ночи. О, как у тебя загорелись глаза, но даже не рассчитывай!
— Я и не собирался просить, — фыркнул Алистер, краснея до самых ушей. — Хотя если бы ты дала немного побыть в тишине, я бы тихо сидел в углу. И не стал бы к тебе приставать даже под страхом смерти, — он окинул её взглядом с ног до головы. — Хотя под страхом смерти, наверное, стал бы.
Морриган захихикала.
— Ты знаешь, что заигрываешь и льстишь хуже всех, кого я когда-либо знала? Хотя никто не заслуживает ночи в компании с этими монстрами, даже такое жалкое существо, как ты… и ты, — закончила она, переведя взгляд на мабари. — Я подумаю насчёт вас.
Полог её шатра опустился, закрывая ведьму от взгляда и от гула множества голосов.
Позади Алистера Лелиана ударила рукой по струнам и затянула песню, несколько голосов тут же подхватили её; кажется, даже Шейла решила отбросить стеснение и запела вместе со всеми.
Алистер посмотрел на мабари, тот ответил понимающим взглядом.
— По-моему, это можно было расценить как приглашение, — уверенно произнёс Алистер, шагнул к палатке Морриган и приподнял полог.

Работа №8
Название: Кольцо
Автор:  Некто в маске варгеста
Пейринг/Персонажи:Каллен/фем!Тревельян
Категория: гет
Жанр: слэшер, майндфак
Рейтинг: R
Размер: 936 слов
Предупреждение: насилие, смерть персонажа


Головная боль дала о себе знать с самого утра. Едва открыв глаза, Каллен поморщился, почувствовав, как сдавило затылок и макушку. Плотный завтрак, решил он, – вот что поможет.

Но завтрак не помог. Как не помог и обед, но затем пришлось окунуться в приятные хлопоты, которые Каллен предвкушал задолго до этого дня. Головная боль нехотя притихла, забилась в правый висок, то и дело напоминая о себе гнусным покалыванием.

Наконец наступил долгожданный вечер. Эвелин уже ждала в постели. В комнате царил приятный прохладный полумрак, как раз то что нужно.

– Иди ко мне…

Так Каллен и поступил. Но сначала, сев на край кровати, он взял ее левую руку в свою, поцеловал и – тут его сердце почти выскочило из груди – надел на безымянный палец кольцо.

Кольцо это много лет принадлежало его семье. Мужчины из рода Резерфордов дарили его своим будущим женам, и прежде Каллен даже думать не смел, что однажды оно окажется в его руках. Массивное, старинное, с крупным камнем, кольцо было маловато Эвелин, и пришлось приложить немного усилий, чтобы оно село на последнюю фалангу.

Каллен выругался про себя. Но что поделать, не было у него прежде такого опыта. Эвелин восхищенно ахнула, поднеся руку к глазам.

Секундная неловкость прошла. Каллен потянулся к ее губам, и даже ноющий висок вынужден был утихнуть.

*

Наутро боль решила взять свое и отыграться за бурную ночь в объятиях Эвелин. Словно ревнивая жена. Каллен мечтательно улыбнулся – кстати, о женах – Эвелин уже встала, но пустующая половина постели все еще хранила запах и тепло ее тела.

Он перекатился на живот и зарылся лицом в ее подушку. Как чудесно… Если бы еще не голова. За ночь боль подросла и окрепла, превратившись в острозубого злобного зверька – маленькое зубастое чудовище свило гнездо в затылке, и, вставая, Каллен даже застонал от боли.

Но тут же умолк, чтобы не напугать Эвелин. После поездки на озеро, когда ему удалось изжить проклятую лириумную зависимость, это был первый случай такого странного недомогания.

Каллен немного постоял, держась за стену. В голове постепенно прояснилось, но перед глазами по-прежнему висела алая пелена, отчего все окружающие предметы казались слегка размытыми и будто выцветшими.

Эвелин нашлась на балконе, откуда открывался прелестный вид на окрестности. Но она не любовалась прекрасными снежными облаками, не интересовала ее и бескрайняя синева небес. Пыхтя и краснея от напряжения, Эвелин стягивала с пальца кольцо.

Его, Каллена, кольцо. Кольцо сидело плотно, вероятно рука Эвелин немного отекла за ночь. Бормоча что-то вроде «вот же гадство», Эвелин сунула распухший палец в рот и попыталась стащить врезающийся в плоть символ любви и верности зубами. Молоточки бодро застучали у Каллена в затылке, размывая реальность багровым маревом.

– Ч-что т-ты д-делаешь? – Каждое слово будто дырявило барабанные перепонки.

– Пытаюсь снять, – Эвелин вздохнула. – Надо отдать Харритту, пусть немного расставит. У меня палец онемел.

Зверек-боль в затылке запустил коготки поглубже и мерзко захихикал.

– Я помогу, – медленно сказал Каллен.

«Сраный кузнец не дотронется до реликвии моей семьи».

Он взял протянутую ему руку. Кольцо зацепилось за вторую фалангу, налитый кровью палец выглядел пугающе.

– Не так! – вскрикнула Эвелин, когда Каллен вцепился в платиновый ободок и дернул что есть сил. – Проклятье! Каллен, мне же больно!

И мне больно, подумал Каллен, продолжая упрямо тянуть. Палец хрустнул. Эвелин истошно закричала, пытаясь отнять руку. Ее визг вошел в мозг Каллена, словно лезвие кинжала; зверек в голове остервенело заметался.

Левая рука Эвелин вспыхнула ослепительной зеленью. Каллен отшатнулся, не выпуская ее ладони. Жар метки плавил сомкнутые пальцы, и если боль в голове была мучительна, то боль тающей плоти – невыносима.

– Прекрати это, сейчас же, – прохрипел Каллен.

Магия. Магия это зло. Разум Каллена зашатался, как тогда, много лет назад в Кинлохе… Правый глаз полуослеп и наполнился обжигающей влагой.

Преодолев оцепенение, Каллен рванул кинжал из-за плеча Эвелин. Тяжелое изогнутое лезвие перерубило тонкое запястье, как прутик.

Эвелин завыла, как зверь, протяжно, на одной ноте. Огонь метки погас, россыпь кровавых брызг изукрасила ее лицо причудливым узором. Сейчас она была похожа на одну из этих эльфийских дикарок в Священных равнинах.

Каллен сдавленно хихикнул, и тут же пожалел об этом. Каждое движение отдавалось в висках сводящей с ума болью. Каждый звук рвал на части. А Эвелин все визжала и визжала, как одержимая. Да, точно, как одержимая… Человек не способен издавать такие кошмарные вопли.

– Замолчи, демон, – прошептал Каллен, холодея от ужаса. – Замолчи.

Он был слишком слаб, чтобы сражаться.

Каллен застонал, нанеся первый удар по беззащитной шее Эвелин, с уродливыми, вздувшимися от крика синими венами. Он знал, что причиняет ей боль, но остановиться уже не мог.

Отделенная от туловища голова прокатилась мимо него, перевалилась через порожек и исчезла в комнате.

И стало тихо. По-настоящему блаженно тихо. Каллен осел на пол и умиротворенно прислонился затылком к каменной стене. Прохладный ветерок нежно обдувал обожженную ладонь.

Снизу раздался топот ног, затем нетерпеливый стук. «Словно весь блядский Скайхолд столпился у дверей», – с тоской подумал Каллен, скрючившись от нового приступа пульсирующей боли. Ощущения были такие, словно неистовый головной зверек доел мозги и принялся точить череп.

– Кудряш! Эй, Кудряш! – надрывался Варрик. – Что там у вас случилось? Я поднимаюсь.

– Цветик? – присоединился к нему глубокий голос Вивьен. – Не хочу показаться невежливой, но…

А вот это было уже интересно.

«Я вам не Кудряш, – холодно подумал Каллен, поднимаясь и пошатываясь. – Я вам не мать-вашу-Цветик».

Он закашлялся, сплюнув тягучий розовый сгусток. Пол и так весь залит кровью, поэтому – плевать. Да, точно. Каллен ухмыльнулся. Как это раньше до него не дошло: плевать на них всех – назойливых визгливых ублюдков.

Он прошел через комнату, не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу. Взял меч, – такой успокаивающе-увесистый, с гладким бритвенно-острым лезвием. Оружие легло в ладонь так, словно было ее частью.

Подобрал голову Эвелин. Хорошо, что она темноволосая, – кровь смотрится не так неопрятно – пожалуй, даже не сильно и портит.

Спустился по лестнице, прислушался к возбужденному гомону снаружи.

– Не орите! – Собственный голос показался Каллену чужим и скрипучим. – У нас все в порядке, открываю!

Работа №9
Название: Дева и зверь
Автор:  Некто в долийской маске
Пейринг/Персонажи: страшный тевинтерский маг, юная дочь магистра, несчастная жертва магических экспериментов
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Размер:2200 слов
Предупреждение: упоминаются эксперименты над людьми, членовредительство, человеческие жертвоприношения, сопротивление материала

Он был там, в темноте. В безмолвном мраке, пахнущем гниющей кровью, без понятия о времени, без надежды на спасение. Постоянная боль терзала изменённое тело, разум метался в напрасном поиске ответов.
Он был там очень долго, и единственным, чем мог разнообразить своё существование – время от времени натягивать цепи, скрести когтями стены и пол, и кричать. Голос его был страшен даже для него самого, от него сердце тоскливо и испуганно замирало, и потому его вой никогда не был долгим.
Иногда к нему приходили люди. Они несли с собой свет, и он начинал видеть. Глаза слезились с отвычки, едкие слёзы жгли кожу, а он не мог даже утереть их.
В свете он видел себя: своё уродливое тело, словно скроенное из нескольких чужих на живую нитку, покрытые не то коростой, не то роговыми наростами лапы с огромными когтями, совсем не похожие на человеческие конечности, а если быстро повернуть голову вбок, можно заметить грязные кожистые крылья – заломленные назад и связанные, они привычно ныли, отдавая в плечи и спину.
Своего лица он видеть не мог, но понимал, что лицом это, скорее всего, не является. У людей не бывает длинного костяного клюва.

Он помнил, что когда-то был человеком, но не знал ни как его звали, ни каким он был. С ним что-то сделали, что-то ужасное, и он стал таким. Это сделал с ним маг, колдун по имени Эйзон Фотис, но, наверное, что-то пошло не так, и плод неудачного эксперимента заперли с глаз подальше. Может быть, предполагалось, что получится что-то хорошее и полезное - а в результате получился зверь, которому нет названия.
Колдун приходил к нему время от времени. Тыкал острыми железными инструментами, что-то бормотал и записывал в толстую тетрадь с кожаной обложкой на замке. Его зверь разобрал что-то про отслойку кожи, отторжение тканей и восприимчивость. Колдун втыкал в его жилы иглы и по тонким трубкам вливал в них зелёную жидкость, от которой всё тело под кожей начинало невыносимо свербеть и болеть, хотелось выцарапать себе глаза, а сны превращались в череду воистину чудовищных кошмаров.
Разговаривать с ним колдун не пытался. Он вообще вёл себя очень деловито, и зверь понял, что для колдуна он просто объект, вещь. Бессмысленно было заговаривать с ним или просить о чём-то.
Иногда приходили другие люди, слуги. Они приносили сырое мясо и пропихивали в отверстие в нижней части решётки, так что зверь мог дотянуться до него, до предела вытянув лапу или шею. Они тоже никогда не отвечали, если он пытался с ними говорить, и не разговаривали между собой. Они боялись зверя, и приходили сюда только потому что так приказал хозяин, а его они боялись сильнее.
Обычно ему приносили освежёванные туши или полутуши животных: коз, овец, коров. Однажды за решётку впихнули умирающего человека. Человек истекал кровью и сладко пах, но зверь не стал его есть, даже когда он умер и остыл. Тело забрали на другой день и вскоре принесли освежёванную верхнюю половину. Зверь предпочёл голодать.

После этого колдун пришёл с несколькими помощниками. Он казался недовольным и одновременно заинтригованным. Перед клеткой зверя он чертил на полу какие-то знаки, зарезал нескольких слуг и произносил гадко звучащие заклинания, от которых было ужасно больно в голове, и зверь ревел и рвался с цепи в нерассуждающей попытке прорваться сквозь решётку и откусить колдуну башку.
Закончив свои странные манипуляции, колдун подошёл к решётке, какое-то время смотрел на уставшего бесноваться зверя, а потом отдал ему несколько команд вроде тех, что хозяева дают собакам: «ляг», «ко мне», «вытяни лапу». Зверь только злобно вскрикнул и щёлкнул клювом.
Колдун казался неприятно поражённым. В тот день зверя не кормили.

Через несколько дней – трудно отсчитывать время, когда вокруг царит вечный мрак, и у тебя нет никаких занятий - колдун повторил все свои манипуляции, разве что зарезал больше народу, и боль была сильнее, такой, что зверь думал уже, что наконец-то умирает – но и после этого он не испытывал никакого желания подчиниться дурацким приказам колдуна, тем более, что и сил на это у него, вымотанного пыткой, не было.
Колдун не получил от него того, что хотел, и, видно, потерял интерес к неудачной поделке. Он давно не показывался в темнице, и зверь почти ждал его визита – один в темноте он не мог даже отвлечь себя воспоминаниями о лучших днях прошлого, ведь таких воспоминаний у него не было.

***

Шатающийся блик света пробежал по каменной стене, и зверь поднял голову, немо вглядываясь во мрак. Кто-то спускался по лестнице, и свет был не тёплый, как от лампы или факела, а холодный, белый – свет магического огня в ладони колдуна.
Но этот человек не был колдуном. Это был ребёнок, идущий мягкими осторожными шагами и непрестанно оглядывающийся по сторонам. Вокруг его маленькой фигуры порхало несколько светящихся точек – словно светлячки затеяли брачные танцы над водой. Зверь не помнил, откуда всплыло это сравнение, но не несло никакого привкуса опасности, и он с интересом смотрел на новое, незнакомое прежде существо.
Ребёнок, наверное, тоже был колдуном, но никогда прежде не был здесь. Сейчас он увидит зверя и закричит, они всегда кричат в первый момент. Ох, как он заверещит!.. Зверь приоткрыл клюв в пародии на улыбку.
Ребёнок подошёл к его решётке и вгляделся во мрак, забавно прикладывая к голове ладонь козырьком, словно заслоняясь от солнца. Он был светлоглазым и светлокожим, совсем не таким, как Эйзон Фотис, но с такими же чёрными упругими кудрями. Он смело послал своих светлячков вперёд и не закричал, когда холодный белый свет обрисовал ворочающуюся во тьме и гнили жуткую фигуру. Только чуть вздрогнул и быстро заморгал.
- Эй, - сказал он высоким тихим голосом. – Привет. Ты… ты кто?
Зверь приподнялся, шагнул вперёд, сожалея, что его скованные движения совсем не выглядят грозно и величественно, не могут напугать даже одинокого ребёнка. Прокаркал давно отвыкшим от людской речи горлом:
- А на кого похож?
Говорить было трудно и больно – наверное, из-за клюва – фразы выходили отрывистыми, да ещё и приходилось всё время следить, чтобы слова звучали достаточно чётко.
- Выглядишь ты как чудовище, - нисколько не смутился ребёнок. – Но говоришь и понимаешь речь. На одержимого ты не похож, и ты не демон. Кто ты?
- Не знаю, - честно ответил зверь. – Был человеком.
- Как тебя звали?
- Не помню.
Ребёнок нахмурился. Потом подошёл ближе и взялся маленькими руками за прутья решётки:
- Я Нэйевис. Можно мне как-нибудь называть тебя? Даже у последнего раба есть имя.
- Сын Эйзона Фотиса? – спросил зверь о главном. Ребёнка колдуна он должен ненавидеть и попытаться убить, ведь это может причинить врагу боль.
- Я – дочь магистра Ауратиса, и я сама стану магистром, как только получу подобающее образование, - в голосе ребёнка звякнули нотки гнева… нет, пожалуй, даже ненависти, зверь ни с чем не перепутал бы этот запах, давно ставший его собственным. – Фотис женился на моей матери, воспользовавшись её слабостью после смерти отца, и будь уверен, он планирует убить меня тот же час, как заделает ей своего щенка! Потому что знает, что иначе я сокрушу его при первой возможности!
Она резко выдохнула через нос.
- Так ты девочка, - только и сказал зверь. Это показалось ему странным.
- А ты? – тут же спросила Нэйевис.
Зверь опешил.
- Мне кажется, я был мужчиной, - ответил он наконец.
Девочка кивнула.
- Я знала, что Фотис здесь что-то скрывает, но не знала, что. Он хитёр и хорошо прячет свои лабораторные журналы, но я стараюсь следить за всем в имении. Когда кто-то забирает рабов для ритуала, это трудно не заметить… И я украла ключ.
- Тогда поспеши. Его хватятся.
- Я сделал копию, а оригинал вернула на место, - она улыбнулась неожиданно яркой, детской улыбкой, и зверь впервые пожалел, что не может ответить ей.
Вместо этого он сказал:
- Можешь как-нибудь называть меня.
Она задумалась, потом вновь улыбнулась – застенчиво:
- «Кимерос» - потому что ты похож на много разного одновременно. Тебе нравится?
- Меня впервые спросили, - помолчав, отозвался зверь, - что я думаю. О чём-либо. Пусть будет Кимерос.
Так у него появился друг и имя.

***
Нэйевис приходила часто, всегда – после кормёжки, словно разумно опасалась искушать голодного зверя. Рассказывала о разных вещах, читала вслух, а однажды пролезла в отверстие в решётке, испачкавшись в крови, и подошла совсем близко.
- Не боишься? – каркнул зверь. Его шкура была намного толще человеческой, он почти не ощущал осторожного прикосновения к лапе, но всё же это было приятно – что кто-то может вот так касаться его, не стремясь причинить боль, просто так, как одно живое существо касается другого.
- Нет, - девочка, жестом спросив разрешения, вскарабкалась на его колено и теперь осторожно ощупывала грудь и плечи зверя. – Ты ведь разумен, значит убиваешь не по велению инстинкта. И ты вовсе не злой, чтобы пришибить меня просто так.
Он подставил ей ладони, глухо брякнув цепями, и Нэйевис живо забралась на них, чтобы изучить его морду.
Увидев слёзы и красноту вокруг его щурящихся глаз, она закусила губу, погасила два из четырёх своих огоньков и промокнула ему глаза своим длинным рукавом. Ткань чуть порыжела, но в полумраке это не было заметно.
- Твои цепи зачарованы, их нельзя открыть без специального ключа, - сказала она деловитым тоном и, может, чуть громче, чем следовало. – Но крылья просто связаны. Я могу развязать их, чтобы ты размял мышцы, но потом мне придётся связать их снова. Если Фотис узнает, что я хожу сюда, нам обоим придётся плохо.
Он согласился, и она перебралась на его плечо и долго возилась там, изучая и распутывая узлы, а потом он впервые в жизни смог расправить крылья, и даже закричал от невероятного облегчения. Двигать освобождёнными мышцами было больно, но эта боль ему нравилась.
- Ты похож на дракона, - сказала Нэйевис со странным выражением, словно смотрела на что-то красивое. Впрочем, она быстро отвернулась и принялась безжалостно массировать сочленения крыльев с плечами и спиной везде, где могла дотянуться. – В следующий раз я принесу мазь.
«В следующий раз» - это значит, она развяжет ему крылья снова.

***

И она приносила мазь для его мышц и другую – для отслаивающихся роговых пластин и зудящей кожи, и втирала её в огромное перекорёженное тело своими маленькими, но неожиданно сильными руками. Со временем боль, терзавшая его стала умаляться, а благодарность к странному человеческому ребёнку укрепилась. Она ухаживала за ним, рассказывая о своих занятиях и своём отце, в смерти которой подозревала Фотиса, и её ненависть к колдуну словно впитывалась в тело зверя вместе с мазями, смешиваясь с его собственной. Запах Нэйевис стал неотъемлемой частью вони самого зверя, и он чувствовал себя беспокойно, если она не приходила каждый день.
- Цепи зачарованы, - сказала она однажды, - но они вделаны в стены, а те – самые обычные, хоть и прочные.
- Не вырвать, - признался он тоскливо.
- Я знаю, Кимерос, - сидя на его плече, она принялась энергично чесать основания его надлобных выростов. Это было приятно. – Но я могу попробовать разбить кладку заклинанием. Это не так ж трудно. Нужно только подгадать момент, когда Фотиса не будет в имении.
- Ты хочешь освободить меня? Разве я не противоестественная тварь?
- Ты необычное и уникальное существо, и я думаю, ты мой друг, - она ловко спрыгнула на его колено и быстро спустилась по лапе вниз. – Приду, как смогу.
Уже по ту сторону решётки Нэйевис обернулась и коротко добавила:
- У тебя даже есть крылья. Ты не создан для цепей.
Зверь остался в темноте, думая о том, что эта девочка, человек, с помощью которого он вообще узнал, что есть что-то кроме боли и гнева, готова рисковать из-за него. Хотя она и без того рисковала – каждый раз, когда спускалась туда, где отчим не желал её видеть, и где никто не нашёл бы её мёртвого тела, случись что…
Зверь безмолвно открывал и закрывал клюв, переживая осознание: он ни в коем случае не хотел допустить, чтобы Нэйевис пострадала.
Он должен что-то сделать, чтобы защитить её.

***

Нэйевис прокралась мимо крепко спящей рабыни в свою спальню. Ублюдок Фотис думал, она не поймёт, что девчонка шпионит за ней? Что ж, чары сна прекрасно решили эту проблему сегодня, как и сто раз до того.
Нэйевис сняла и спрятала простую неприметную одежду, которую надевала, спускаясь в подземелье, умылась давно остывшей водой и легла в постель, предварительно проверив её на странные запахи, неуместные предметы и изменение в рисунке оставленных на покрывале складок.
Она проверила кладку вокруг крепления цепей Кимероса, и теперь была уверена, что разнесёт её без труда. Впрочем, на всякий случай она давно разведала тайник отчима, в котором он прятал самые ценные для себя вещи.
Лабораторный журнал ублюдка оказался весьма полезен, без него Нэйевис могла наделать ошибок. Всё же поразительно, как вот так, почти случайно, удалось создать существо, совершенно неуязвимое к прямому воздействию магии. Даже попытка контроля разума вызывала у него лишь недомогание, легко преодолимое, если закалить и укрепить организм. И этот сын торговца ещё думал, что сможет просто так заграбастать лучшее произведение магистра Ауратиса!
Нэйевис фыркнула. Фотис не додумался ни до чего лучшего, чем пытаться вызвать у объекта химическое привыкание! Идиот несчастный. Это тело в состоянии переварить ещё и не такое! Что за дурацкое стремление сломать того, кого следует взять в союзники?
Впрочем, Фотис умом не блистал. Взять хотя бы то, как он до сих пор истошно пытается заделать ребёнка, совершенно не замечая, что его жена под видом чая спокойно принимает зелья, избавляющие женщин от хлопот!
Дочь Ауратиса была куда умнее в своей игре. Вместо того, чтобы пытаться принудить к чему-то совершенное создание, доведённое до края отчаянья и не имеющее ничего, чем ему можно было бы угрожать, она разбудила в нём надежду и посадила на самый прочный в мире поводок из благодарности, симпатии и желании заботиться.
С таким союзником избавиться от Фотиса не будет сложно. Нужно лишь хорошо всё распланировать… И, конечно, уничтожить лабораторный журнал. Кимерос никогда не должен усомниться, кому обязан своей трансформацией из заурядного тал-вашота по кличке Кирс в идеального защитника и телохранителя…
Нэйевис Ауратис сладко зевнула, положила под голову сложенные ладони и позволила себе соскользнуть в дрёму.
Щит она давно уже поддерживала даже во сне.

код плашки "18+"

код плашки "18+"

<div align="center"><img src="http://static.diary.ru/userdir/2/4/4/6/2446822/83484986.png"></div>

||

код шапок

Ники в строках "Автор" и "Бета" в выложенных работах модераторы проставят после деанона, так что можно эти строки просто не указывать.
Шапка для оригинального текста

<b>Название:</b> (если нет, то ***)
<b>Пейринг/Персонажи:</b>
<b>Категория:</b> джен/гет/слэш/фемслэш
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> G/PG/PG-13/R/NC-17/NC-21
<b>Размер:</b> Х слов
<b>Предупреждение:</b> (если есть)
<b>Примечание:</b> (если есть) 

Шапка для перевода

<b>Название:</b> (если нет, то ***)
<b>Автор:</b> ник + ссылка на оригинал
<b>Ссылка на оригинал:</b>
<b>Разрешение на перевод:</b> Получено/Запрос отправлен
<b>Пейринг/Персонажи:</b>
<b>Категория:</b> джен/гет/слэш/фемслэш
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> G/PG/PG-13/R/NC-17/NC-21
<b>Размер:</b> Х слов
<b>Предупреждение:</b>
<b>Примечание:</b> 

Шапка визуального контента

<b>Название:</b> (если нет, то ***)
<b>Пейринг/Персонажи:</b>
<b>Форма:</b> арт/клип/коллаж/косплей/куклокосплей/вышивка/сет аватар и т.д.
<b>Категория:</b> джен/гет/слэш/фемслэш
<b>Рейтинг:</b> G/PG/PG-13/R/NC-17/NC-21
<b>Референсы/источники:</b> если таковые использовались, указывать обязательно
<b>Размер:</b> указывается для видео
<b>Ссылка для скачивания:</b> при желании указывается для видео
<b>Примечания:</b> (если есть)

||

Гостевые аккаунты для желающих

Гостевые аккаунты для желающих

Некто в маске варгеста - 11111
Некто в долийской маске - 222222
Некто в маске с мабари - 333333
Некто в маске саирабаза - 444444

|| Halloween-флудилка

Если возникли какие-либо вопросы, надо что-то уточнить, заменить, поправить или просто посоветоваться — пишите на u-mail или в комментариях флудилки.

@темы: «Halloween: All Hallows' Eve»

Comments

[Гость]

Название: Подруга
Персонаж:: Келдер Ванард
Категория: джен
Жанр: : мистика, ужасы
Рейтинг: R
Размер: ~ 1 400 слов

– Т-с-с! – шепчет Танайя и прижимает к своим губам тонкий пальчик. – Ты слишком громко смеешься. Твой отец придет и отругает нас...
– Мы же не делаем ничего плохого! – Мальчик упрямо хмурится. Он не хочет, чтобы подруга уходила, но и выглядеть трусом стыдно. Ему почти восемь, он уже взрослый и может за себя постоять!
Девочка смотрит на него огромными темными глазами и тяжело вздыхает, склоняя голову. Длинная челка, как золотая шелковая занавеска, обреченно падает на лицо и прячет взгляд. И мальчику снова делается совестно, потому что он понимает – незваная гостья, да еще и эльфийка, в доме судьи… Конечно, отец рассердится. У него очень строгий отец.
– Я придумала! – Лицо Танайи светлеет, челка, поправленная быстрой рукой, летит набок. – Мы пойдем играть в другое место!
Мальчик смотрит на нее заворожено, но качает головой: в доме полно слуг, их непременно заметят и нажалуются судье.
– Но я же смогла к тебе пробраться, – возражает она. – Ну, нет! Не говори, что ты не знал про подземный ход!
И ему становится стыдно в третий раз – он живет здесь всю свою жизнь и никогда не слышал, что под зданием есть тайное подземелье. Ну, конечно, как ему не быть – это поместье очень, очень старое! Няня говорила, что давным-давно в нем жили древние тевинтерские колдуны, которые ели на завтрак непослушных мальчиков. Когда он был совсем маленьким, ему мерещился неясный шепот и чьи-то смутные силуэты в темных углах. Он часто видел кошмары, от которых плакал и мочился в постель, а наутро отец выговаривал ему за недостойное поведение.
– Конечно, я знал про подземный ход! – говорит он торопливо. – Просто забыл. Только нам нужно найти факел или лампу… Там же темно.
Девочка смеется своим удивительным смехом – негромким, но таким пронизывающим, и воздух внутри него опять скользит атласной лентой, щекоча и приятно раздражая нутро. А она поворачивается спиной и идет из детской в спальню:
– Возьми подсвечник, его света нам хватит. – И он послушно хватает со стола тяжелый канделябр и следует за подругой.
А она уже подходит к похожему на огра шкафу – тому самому, из которого порой выползали самые жуткие кошмары, и тянет на себя край обоев. Ветхая ткань легко поддается и огромным лоскутом обвисает в ее руках. Из-под лохмотьев, словно неаккуратно стряхнутая с кисточки краска, в разные стороны брызгают мелкие длинноногие пауки, и взгляду мальчика открываются сросшиеся от старости гранитные блоки, затканные пыльной паутиной. Он тихо ахает, а Танайя безошибочно толкает какой-то камень. Раздается глухой скрежет, сыплется засохшая грязь и мелкое крошево. Паутина колышется, расползается, как морская пена на берегу, когда серую стену рассекает трещина. Она ширится, растет и распахивается угольно-черным зевом, зовущим в неизвестность.
– Идем! – нетерпеливо зовет девочка, и мальчик не может ей отказать, хотя страх, словно кухарка в кроличью тушку, запускает холодные и липкие пальцы в его тело.
Он высоко поднимает подсвечник и заглядывает во тьму через плечо подруги. Огоньки, только что ярко освещавшие стену, подслеповато мигают от сквозняка и беспомощно тонут в разлитых в черном провале чернилах. Мальчик слышит странный запах – наверное, так мог бы пахнуть огромный паук, умерший много лет назад… Или целый миллион маленьких мертвых пауков... Он невольно ежится от этих мыслей, но Танайя шагает вперед и мгновенно исчезает в непроглядном мраке. И ему приходится покрепче сжать вспотевшими ладонями подсвечник и сделать шаг сквозь разорванную завесь паутины.
Под подгибающиеся ноги ложится лестница, канделябр качается в руке, слепя, путая мельтешением тьмы и света, капая на одежду воском. Он пытается считать крутые и скользкие ступени, но быстро сбивается. Болезненно-неровный свет позволяет разглядеть в своем овале до странного мало – кусок каменной кладки, известковые потеки и угловатые полустершиеся рисунки, от которых кожа начинает покрываться пупырышками. Непонятный запах становится все ярче, забивает ноздри, как едкий одуванчиковый пух, от него немного кружится голова, но мальчик старается идти прямо и не выпускать из вида светлое платье подруги, маячащее внизу.
И когда ему начинает казаться, что эта лестница никогда не закончится, она внезапно обрывается. Под его ногами снова ровный пол, но Танайи нигде не видно. Он зовет ее, медленно пятясь обратно, размахивает подсвечником, и порыв затхлого ветра отнимает у свечей огоньки.
Страх стаей крошечных ледяных паучков бежит по его жилам вместо крови, и язык примерзает к гортани, когда он вновь пытается позвать подругу.
– Келдер! – вдруг слышит он ее голос. – Иди сюда…
И шагает в темень, бессильно опустив бесполезный подсвечник.
– Келдер… – шелестит со всех сторон. – Иди ко мне!
Тьма смеется негромко и пронизывающе, играет с неведомо откуда взявшимся эхом. Или это просто стучит пульс в его висках? Мальчик моргает, пытаясь поскорее привыкнуть к темноте, на отступившая тьма пугает еще больше – и его глаза начинают различать знакомые кошмарные силуэты, темно-серые на черном. Те самые, что раньше приходили в его комнату вечерами. Изломанные тела укрытые дранными плащами шатаются, силясь сделать шаг, сухие пальцы медленно шарят по воздуху, пытаясь найти его – именно его, он точно это знает! Они следят за ним из-под глухих капюшонов, в пустых глазницах копошатся пауки. Многоногие твари с омерзительным шелестом выползают на острые костяные скулы. Их тысячи, они спускаются на тонких нитях на пол, бегут к нему, неотвратимые, как прилив, и он роняет подсвечник и тоже бежит – на знакомый красивый смех, на высокий голос, зовущий по имени.
В темноте оступается, падает, его руки влипают в какую-то вонючую клейкую слизь, он закрывает глаза, разевает рот и, наконец, высвобождает свой страх оглушительным визгом. Липкая мерзость шевелится под ним, шуршит, высыхая, и его разбитые ладони обхватывают холодные пальцы.
– Келдер… – Знакомый голос подобен бархату или терпкому каштановому меду, скользящему по языку. – Посмотри на меня, Келдер.
Он послушно разлепляет веки и смотрит на Танайю. Вокруг нее – сияние, прогоняющее тьму. Лицо у нее белое, как сахар, огромные черные провалы глаз влажно блестят, а золото волос вьется вокруг щек, словно драгоценная рама, окаймляющая картину. Ему кажется, что ничего прекраснее в своей жизни он не видел, и уже не увидит. Ему хочется отвернуться, потому что эта красота жжет глаза и делает больно внизу живота. Но стылые ладони скользят по затылку, тянут за волосы, разворачивают, принуждая глядеть снова и снова.
– Разве я не совершенство, Келдер? – Ее шепот щекочет ему ушную раковину и сырым червем заползает в голову. – Смотри на меня! Я навсегда избавлю тебя от страха…
Она пахнет холодной землей и раздавленными пауками, и нет отныне на свете запахов желаннее. Девочка толкает его в грудь – неожиданно и сильно. Он падает. А она встает, возвышаясь над ним. В ее руке что-то блестит.
– Все просто, Келдер. Убей страх и освободи красоту – вот так.
Светлое платье плавно пересекает кривая линия, она расцветает темными багровыми потеками, делая ткань тяжелой и мокрой. Звенит о камни нож. Тонкие руки ложатся на живот и медленно поглаживая, раскрывают его, словно створки раковины.
– Смотри, что у меня есть…
Пальцы медленно погружаются в плоть, та поддается со сладким всхлипом, словно густое вишневое желе. Он подползает поближе, завороженный этим зрелищем. Руки Танайи нежно перехватывают что-то, тянут наружу, по очереди являя взгляду мальчика то восхитительные, жемчужно-сизые блестящие ленты, то пульсирующие комочки, подобные увядающим алым тюльпанам, то нечто беззащитно-розовое, в выпуклых пурпурных узорах. И он принимает эти дары, каждый – как величайшее из сокровищ. Ему хочется плакать от переполнивших его чувств. Страха больше нет – его сметает пробирающий до кончиков пальцев восторг и благоговение. Тело трепещет, когда он прижимает к себе все новые свидетельства совершенной красоты Танайи. Они упруго прогибаются под пальцами, пачкая их тягучим соком, скользят, оставляя на одежде влажные следы.
– Теперь ты знаешь, что нужно делать, когда они снова придут за тобой… – шепчет девочка, наклоняясь к нему близко-близко, и по ее подбородку тонкой карминной змейкой стекает кровь.
Келдер не выдерживает, слизывает ее языком, словно клубничное варенье…
…И Танайя начинает кричать. Она кричит и бьется в его руках, а он растеряно топчется и не может понять – что же он сделал не так? Он зажимает ей рот, уговаривая быть тише. Ведь если отец услышит, он запретит ему с ней играть…
А потом он понимает, что это не Танайя. Руки разжимаются и роняют обмякшее тело. Келдер смотрит на свои ладони – ладони взрослого мужчины, густо окрашенные алым, и понимание перехватывает горло кожаной удавкой. Он снова ошибся.
Призрак прошлого, горький яд его сердца, вечная ловушка его разума – Танайя… Он вновь и вновь возвращался за ней в тот подвал, чтобы найти пристанище от страха и обрести чудо совершенства. А когда отец заколотил вход – нашел для встреч с возлюбленной, прихотливо меняющей тела и лица, другое место – за городом. Мертвецы тянули к нему свои когтистые лапы, уродливо раздутые пауки щелкали истекающими кислотой жвалами, но он уже знал способ заставить их утихнуть. Его маленькая подружка, его тайна, его сладкий грех и искалеченное счастье снова придет к нему и подарит ему свое сердце.
Когда-нибудь и он наберется смелости и вложит свое сердце в ее маленькую окровавленную руку…

[Somniary]

ужасно прекрасная зарисовка

[Гость]

Потрясающе

[Гость]

прекрасно!

[Некто в маске с мабари]

Автор извиняется, что текст соответствует теме дня и самого феста только номинально, события фика страшны только для героев, но не для читателя.

Название:: Монстры
ПерсонажиАлистер, Морриган, фоном м!Страж, Лелиана, Огрен, Винн, Шейла, Зевран
Категория: прегет
Жанр: недостёб
Рейтинг:PG
Размер: 788 слов
— Сейчас он положит ему руку на плечо и скажет: «Пожалуй, ты прав!» или: «Да, в этом что-то есть». Или: «Я очень тебя понимаю!».
— Очень тебя понимаю! — раздался голос Стража.
— Я же говорила. А вот по плечу похлопал, видишь? — Морриган ткнула Алистера в бок посохом.
Он поморщился и невольно отстранился от неё.
— Ну да, он со всеми такой. А ты хотела, чтобы он только с тобой любезничал?
Морриган смерила его мрачным взглядом.
— А ты, Алистер, рад новому пополнению, я гляжу?
Нет, он не был рад. На взгляд Алистера, в лагере творился ужас: количество соратников Стража превысило все разумные пределы и напоминало передвижной цирк, особенно в этот вечер. Страж как раз вернулся из Денерима с подарками и бочкой вина, и сейчас Алистер словно оказался в центре безумного уличного представления. Страж с кунари Стэном сидели в обнимку, рядом лежала смятая коробка из-под печенья. Из-за шума вокруг было уже не разобрать, о чём они говорили, но Алистер разобрал:
— Кадан, за тобой хоть на край света!
Невдалеке от костра Огрен оглушительно рыгал и расточал неловкие комплименты Шейле; женщина-голем гулко хихикала и тяжеловесно флиртовала с ним. Зевран играл в карты с Боданом и, судя по мрачнеющему лицу и коротким эльфийским ругательствам, безнадёжно проигрывал. Лелиана и Винн, пьяно хихикая, щебетали о каких-то женских штучках.
— ..И туфли, атласные туфли с бантиками! — донеслось до Алистера. Морриган поёжилась и бросила в их сторону затравленный взгляд. Видно было, что Лелиана так и не отказалась от мысли переодеть Морриган во что-то более, на её взгляд, элегантное. Ещё было видно, что Морриган в совершенном ужасе от происходящего.
— Ещё через десять минут они начнут обсуждать нас со Стражем. Ну то есть вы всегда нас обсуждаете, но после третьей бутылки перестаёте стесняться окончательно.
Алистер почувствовал, что краснеет.
— Понимаешь, — прочистив горло, начал он, — если бы вы не… не так шумели по ночам…
— Ах, так дело в шуме? — усмехнулась Морриган. — То есть когда вы все с Лелианой собираетесь у костра и горланите песни под лютню, это не шум? Или когда Огрен надирается в хлам и травит свои мерзкие байки, или пристаёт ко всему, что двигается…
Это было написано на её лице, но Алистер, совершенно ошалевший, решил уточнить:
— Он, что, приставал — к тебе? Серьёзно, этот гном осмелился ухватить тебя за задницу?
Морриган обожгла его злым взглядом.
— Алистер, мне кажется, или я слышу в твоём голосе восхищение?
Алистер не смог сдержать злорадной улыбки.
— Ну а кто бы не восхитился его отвагой? Вот только ума не приложу, как ты его после этого не превратила в жабу или крысу… Погоди, ты пыталась, да? И на него… не подействовало?
Морриган пожала плечами, вид у неё сделался почти несчастный.
— Его будто во младенчестве в лириуме передержали.
Алистер рассмеялся.
— Ну и ну, кто бы мог подумать, что тебя уделает какой-то гном. И вообще — почему ты выбрала меня, чтобы излить душу? Ты ведь меня никогда не жаловала.
Морриган сидела молча минуты три.
— Просто, — начала она наконец, — ты, наверное, единственный, кроме меня, кто жалеет о старых временах, когда нас было только трое.
Откуда-то сбоку послышалось шумное дыхание, и рядом с Алистером на траву опустился мабари Стража. Взгляд у него был несчастный.
— Похоже, не единственный, — усмехнулся Алистер, протягивая руку, чтобы почесать собаку за ухом.
— Туповатый недохрамовник и слюнявая псина — вот моя компания на этот вечер, — тоскливо сказала Морриган, поднимаясь. — Нет уж, я пойду в свою палатку и укроюсь там от этого шума и ужаса.
Алистер вздохнул, глядя на её удаляющуюся фигурку. Потом до него дошло.
— От шума? Как можно спрятаться в палатке от вот этого вот ужаса? — спросил он, резво поднимаясь на ноги. — Морриган, эй, подожди!
Она повернулась к нему, закатила глаза.
— Всё просто, — понизив голос, сказала Морриган, — я наложила на палатку чары неслышимости, в ней всегда тихо, и я могу переждать самые кошмарные ночи. О, как у тебя загорелись глаза, но даже не рассчитывай!
— Я и не собирался просить, — фыркнул Алистер, краснея до самых ушей. — Хотя если бы ты дала немного побыть в тишине, я бы тихо сидел в углу. И не стал бы к тебе приставать даже под страхом смерти, — он окинул её взглядом с ног до головы. — Хотя под страхом смерти, наверное, стал бы.
Морриган захихикала.
— Ты знаешь, что заигрываешь и льстишь хуже всех, кого я когда-либо знала? Хотя никто не заслуживает ночи в компании с этими монстрами, даже такое жалкое существо, как ты… и ты, — закончила она, переведя взгляд на мабари. — Я подумаю насчёт вас.
Полог её шатра опустился, закрывая ведьму от взгляда и от гула множества голосов.
Позади Алистера Лелиана ударила рукой по струнам и затянула песню, несколько голосов тут же подхватили её; кажется, даже Шейла решила отбросить стеснение и запела вместе со всеми.
Алистер посмотрел на мабари, тот ответил понимающим взглядом.
— По-моему, это можно было расценить как приглашение, — уверенно произнёс Алистер, шагнул к палатке Морриган и приподнял полог.

[Гость]

Первое страшное, второе весело, но не пугает ))

[Некто в маске варгеста]

Название: Кольцо
Пейринг/Персонажи:Каллен/фем!Тревельян
Категория: гет
Жанр: слэшер, майндфак
Рейтинг: R
Размер: 936 слов
Предупреждение: насилие, смерть персонажа


Головная боль дала о себе знать с самого утра. Едва открыв глаза, Каллен поморщился, почувствовав, как сдавило затылок и макушку. Плотный завтрак, решил он, – вот что поможет.

Но завтрак не помог. Как не помог и обед, но затем пришлось окунуться в приятные хлопоты, которые Каллен предвкушал задолго до этого дня. Головная боль нехотя притихла, забилась в правый висок, то и дело напоминая о себе гнусным покалыванием.

Наконец наступил долгожданный вечер. Эвелин уже ждала в постели. В комнате царил приятный прохладный полумрак, как раз то что нужно.

– Иди ко мне…

Так Каллен и поступил. Но сначала, сев на край кровати, он взял ее левую руку в свою, поцеловал и – тут его сердце почти выскочило из груди – надел на безымянный палец кольцо.

Кольцо это много лет принадлежало его семье. Мужчины из рода Резерфордов дарили его своим будущим женам, и прежде Каллен даже думать не смел, что однажды оно окажется в его руках. Массивное, старинное, с крупным камнем, кольцо было маловато Эвелин, и пришлось приложить немного усилий, чтобы оно село на последнюю фалангу.

Каллен выругался про себя. Но что поделать, не было у него прежде такого опыта. Эвелин восхищенно ахнула, поднеся руку к глазам.

Секундная неловкость прошла. Каллен потянулся к ее губам, и даже ноющий висок вынужден был утихнуть.

*

Наутро боль решила взять свое и отыграться за бурную ночь в объятиях Эвелин. Словно ревнивая жена. Каллен мечтательно улыбнулся – кстати, о женах – Эвелин уже встала, но пустующая половина постели все еще хранила запах и тепло ее тела.

Он перекатился на живот и зарылся лицом в ее подушку. Как чудесно… Если бы еще не голова. За ночь боль подросла и окрепла, превратившись в острозубого злобного зверька – маленькое зубастое чудовище свило гнездо в затылке, и, вставая, Каллен даже застонал от боли.

Но тут же умолк, чтобы не напугать Эвелин. После поездки на озеро, когда ему удалось изжить проклятую лириумную зависимость, это был первый случай такого странного недомогания.

Каллен немного постоял, держась за стену. В голове постепенно прояснилось, но перед глазами по-прежнему висела алая пелена, отчего все окружающие предметы казались слегка размытыми и будто выцветшими.

Эвелин нашлась на балконе, откуда открывался прелестный вид на окрестности. Но она не любовалась прекрасными снежными облаками, не интересовала ее и бескрайняя синева небес. Пыхтя и краснея от напряжения, Эвелин стягивала с пальца кольцо.

Его, Каллена, кольцо. Кольцо сидело плотно, вероятно рука Эвелин немного отекла за ночь. Бормоча что-то вроде «вот же гадство», Эвелин сунула распухший палец в рот и попыталась стащить врезающийся в плоть символ любви и верности зубами. Молоточки бодро застучали у Каллена в затылке, размывая реальность багровым маревом.

– Ч-что т-ты д-делаешь? – Каждое слово будто дырявило барабанные перепонки.

– Пытаюсь снять, – Эвелин вздохнула. – Надо отдать Харритту, пусть немного расставит. У меня палец онемел.

Зверек-боль в затылке запустил коготки поглубже и мерзко захихикал.

– Я помогу, – медленно сказал Каллен.

«Сраный кузнец не дотронется до реликвии моей семьи».

Он взял протянутую ему руку. Кольцо зацепилось за вторую фалангу, налитый кровью палец выглядел пугающе.

– Не так! – вскрикнула Эвелин, когда Каллен вцепился в платиновый ободок и дернул что есть сил. – Проклятье! Каллен, мне же больно!

И мне больно, подумал Каллен, продолжая упрямо тянуть. Палец хрустнул. Эвелин истошно закричала, пытаясь отнять руку. Ее визг вошел в мозг Каллена, словно лезвие кинжала; зверек в голове остервенело заметался.

Левая рука Эвелин вспыхнула ослепительной зеленью. Каллен отшатнулся, не выпуская ее ладони. Жар метки плавил сомкнутые пальцы, и если боль в голове была мучительна, то боль тающей плоти – невыносима.

– Прекрати это, сейчас же, – прохрипел Каллен.

Магия. Магия это зло. Разум Каллена зашатался, как тогда, много лет назад в Кинлохе… Правый глаз полуослеп и наполнился обжигающей влагой.

Преодолев оцепенение, Каллен рванул кинжал из-за плеча Эвелин. Тяжелое изогнутое лезвие перерубило тонкое запястье, как прутик.

Эвелин завыла, как зверь, протяжно, на одной ноте. Огонь метки погас, россыпь кровавых брызг изукрасила ее лицо причудливым узором. Сейчас она была похожа на одну из этих эльфийских дикарок в Священных равнинах.

Каллен сдавленно хихикнул, и тут же пожалел об этом. Каждое движение отдавалось в висках сводящей с ума болью. Каждый звук рвал на части. А Эвелин все визжала и визжала, как одержимая. Да, точно, как одержимая… Человек не способен издавать такие кошмарные вопли.

– Замолчи, демон, – прошептал Каллен, холодея от ужаса. – Замолчи.

Он был слишком слаб, чтобы сражаться.

Каллен застонал, нанеся первый удар по беззащитной шее Эвелин, с уродливыми, вздувшимися от крика синими венами. Он знал, что причиняет ей боль, но остановиться уже не мог.

Отделенная от туловища голова прокатилась мимо него, перевалилась через порожек и исчезла в комнате.

И стало тихо. По-настоящему блаженно тихо. Каллен осел на пол и умиротворенно прислонился затылком к каменной стене. Прохладный ветерок нежно обдувал обожженную ладонь.

Снизу раздался топот ног, затем нетерпеливый стук. «Словно весь блядский Скайхолд столпился у дверей», – с тоской подумал Каллен, скрючившись от нового приступа пульсирующей боли. Ощущения были такие, словно неистовый головной зверек доел мозги и принялся точить череп.

– Кудряш! Эй, Кудряш! – надрывался Варрик. – Что там у вас случилось? Я поднимаюсь.

– Цветик? – присоединился к нему глубокий голос Вивьен. – Не хочу показаться невежливой, но…

А вот это было уже интересно.

«Я вам не Кудряш, – холодно подумал Каллен, поднимаясь и пошатываясь. – Я вам не мать-вашу-Цветик».

Он закашлялся, сплюнув тягучий розовый сгусток. Пол и так весь залит кровью, поэтому – плевать. Да, точно. Каллен ухмыльнулся. Как это раньше до него не дошло: плевать на них всех – назойливых визгливых ублюдков.

Он прошел через комнату, не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу. Взял меч, – такой успокаивающе-увесистый, с гладким бритвенно-острым лезвием. Оружие легло в ладонь так, словно было ее частью.

Подобрал голову Эвелин. Хорошо, что она темноволосая, – кровь смотрится не так неопрятно – пожалуй, даже не сильно и портит.

Спустился по лестнице, прислушался к возбужденному гомону снаружи.

– Не орите! – Собственный голос показался Каллену чужим и скрипучим. – У нас все в порядке, открываю!

[Эльдатиэр]

какой ужастик((((

[Гость]

Жесть какая... Что первое, что третье.

Второе милое, но совсем не страшное )))

[Некто в долийской маске]

Название: Дева и зверь
Пейринг/Персонажи: страшный тевинтерский маг, юная дочь магистра, несчастная жертва магических экспериментов
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Размер:2200 слов
Предупреждение: упоминаются эксперименты над людьми, членовредительство, человеческие жертвоприношения, сопротивление материала

1 часть

Он был там, в темноте. В безмолвном мраке, пахнущем гниющей кровью, без понятия о времени, без надежды на спасение. Постоянная боль терзала изменённое тело, разум метался в напрасном поиске ответов.
Он был там очень долго, и единственным, чем мог разнообразить своё существование – время от времени натягивать цепи, скрести когтями стены и пол, и кричать. Голос его был страшен даже для него самого, от него сердце тоскливо и испуганно замирало, и потому его вой никогда не был долгим.
Иногда к нему приходили люди. Они несли с собой свет, и он начинал видеть. Глаза слезились с отвычки, едкие слёзы жгли кожу, а он не мог даже утереть их.
В свете он видел себя: своё уродливое тело, словно скроенное из нескольких чужих на живую нитку, покрытые не то коростой, не то роговыми наростами лапы с огромными когтями, совсем не похожие на человеческие конечности, а если быстро повернуть голову вбок, можно заметить грязные кожистые крылья – заломленные назад и связанные, они привычно ныли, отдавая в плечи и спину.
Своего лица он видеть не мог, но понимал, что лицом это, скорее всего, не является. У людей не бывает длинного костяного клюва.

Он помнил, что когда-то был человеком, но не знал ни как его звали, ни каким он был. С ним что-то сделали, что-то ужасное, и он стал таким. Это сделал с ним маг, колдун по имени Эйзон Фотис, но, наверное, что-то пошло не так, и плод неудачного эксперимента заперли с глаз подальше. Может быть, предполагалось, что получится что-то хорошее и полезное - а в результате получился зверь, которому нет названия.
Колдун приходил к нему время от времени. Тыкал острыми железными инструментами, что-то бормотал и записывал в толстую тетрадь с кожаной обложкой на замке. Его зверь разобрал что-то про отслойку кожи, отторжение тканей и восприимчивость. Колдун втыкал в его жилы иглы и по тонким трубкам вливал в них зелёную жидкость, от которой всё тело под кожей начинало невыносимо свербеть и болеть, хотелось выцарапать себе глаза, а сны превращались в череду воистину чудовищных кошмаров.
Разговаривать с ним колдун не пытался. Он вообще вёл себя очень деловито, и зверь понял, что для колдуна он просто объект, вещь. Бессмысленно было заговаривать с ним или просить о чём-то.
Иногда приходили другие люди, слуги. Они приносили сырое мясо и пропихивали в отверстие в нижней части решётки, так что зверь мог дотянуться до него, до предела вытянув лапу или шею. Они тоже никогда не отвечали, если он пытался с ними говорить, и не разговаривали между собой. Они боялись зверя, и приходили сюда только потому что так приказал хозяин, а его они боялись сильнее.
Обычно ему приносили освежёванные туши или полутуши животных: коз, овец, коров. Однажды за решётку впихнули умирающего человека. Человек истекал кровью и сладко пах, но зверь не стал его есть, даже когда он умер и остыл. Тело забрали на другой день и вскоре принесли освежёванную верхнюю половину. Зверь предпочёл голодать.

После этого колдун пришёл с несколькими помощниками. Он казался недовольным и одновременно заинтригованным. Перед клеткой зверя он чертил на полу какие-то знаки, зарезал нескольких слуг и произносил гадко звучащие заклинания, от которых было ужасно больно в голове, и зверь ревел и рвался с цепи в нерассуждающей попытке прорваться сквозь решётку и откусить колдуну башку.
Закончив свои странные манипуляции, колдун подошёл к решётке, какое-то время смотрел на уставшего бесноваться зверя, а потом отдал ему несколько команд вроде тех, что хозяева дают собакам: «ляг», «ко мне», «вытяни лапу». Зверь только злобно вскрикнул и щёлкнул клювом.
Колдун казался неприятно поражённым. В тот день зверя не кормили.

Через несколько дней – трудно отсчитывать время, когда вокруг царит вечный мрак, и у тебя нет никаких занятий - колдун повторил все свои манипуляции, разве что зарезал больше народу, и боль была сильнее, такой, что зверь думал уже, что наконец-то умирает – но и после этого он не испытывал никакого желания подчиниться дурацким приказам колдуна, тем более, что и сил на это у него, вымотанного пыткой, не было.
Колдун не получил от него того, что хотел, и, видно, потерял интерес к неудачной поделке. Он давно не показывался в темнице, и зверь почти ждал его визита – один в темноте он не мог даже отвлечь себя воспоминаниями о лучших днях прошлого, ведь таких воспоминаний у него не было.

***

Шатающийся блик света пробежал по каменной стене, и зверь поднял голову, немо вглядываясь во мрак. Кто-то спускался по лестнице, и свет был не тёплый, как от лампы или факела, а холодный, белый – свет магического огня в ладони колдуна.
Но этот человек не был колдуном. Это был ребёнок, идущий мягкими осторожными шагами и непрестанно оглядывающийся по сторонам. Вокруг его маленькой фигуры порхало несколько светящихся точек – словно светлячки затеяли брачные танцы над водой. Зверь не помнил, откуда всплыло это сравнение, но не несло никакого привкуса опасности, и он с интересом смотрел на новое, незнакомое прежде существо.
Ребёнок, наверное, тоже был колдуном, но никогда прежде не был здесь. Сейчас он увидит зверя и закричит, они всегда кричат в первый момент. Ох, как он заверещит!.. Зверь приоткрыл клюв в пародии на улыбку.
Ребёнок подошёл к его решётке и вгляделся во мрак, забавно прикладывая к голове ладонь козырьком, словно заслоняясь от солнца. Он был светлоглазым и светлокожим, совсем не таким, как Эйзон Фотис, но с такими же чёрными упругими кудрями. Он смело послал своих светлячков вперёд и не закричал, когда холодный белый свет обрисовал ворочающуюся во тьме и гнили жуткую фигуру. Только чуть вздрогнул и быстро заморгал.
- Эй, - сказал он высоким тихим голосом. – Привет. Ты… ты кто?
Зверь приподнялся, шагнул вперёд, сожалея, что его скованные движения совсем не выглядят грозно и величественно, не могут напугать даже одинокого ребёнка. Прокаркал давно отвыкшим от людской речи горлом:
- А на кого похож?
Говорить было трудно и больно – наверное, из-за клюва – фразы выходили отрывистыми, да ещё и приходилось всё время следить, чтобы слова звучали достаточно чётко.
- Выглядишь ты как чудовище, - нисколько не смутился ребёнок. – Но говоришь и понимаешь речь. На одержимого ты не похож, и ты не демон. Кто ты?
- Не знаю, - честно ответил зверь. – Был человеком.
- Как тебя звали?
- Не помню.
Ребёнок нахмурился. Потом подошёл ближе и взялся маленькими руками за прутья решётки:
- Я Нэйевис. Можно мне как-нибудь называть тебя? Даже у последнего раба есть имя.
- Сын Эйзона Фотиса? – спросил зверь о главном. Ребёнка колдуна он должен ненавидеть и попытаться убить, ведь это может причинить врагу боль.
- Я – дочь магистра Ауратиса, и я сама стану магистром, как только получу подобающее образование, - в голосе ребёнка звякнули нотки гнева… нет, пожалуй, даже ненависти, зверь ни с чем не перепутал бы этот запах, давно ставший его собственным. – Фотис женился на моей матери, воспользовавшись её слабостью после смерти отца, и будь уверен, он планирует убить меня тот же час, как заделает ей своего щенка! Потому что знает, что иначе я сокрушу его при первой возможности!
Она резко выдохнула через нос.
- Так ты девочка, - только и сказал зверь. Это показалось ему странным.
- А ты? – тут же спросила Нэйевис.
Зверь опешил.
- Мне кажется, я был мужчиной, - ответил он наконец.
Девочка кивнула.
- Я знала, что Фотис здесь что-то скрывает, но не знала, что. Он хитёр и хорошо прячет свои лабораторные журналы, но я стараюсь следить за всем в имении. Когда кто-то забирает рабов для ритуала, это трудно не заметить… И я украла ключ.
- Тогда поспеши. Его хватятся.
- Я сделал копию, а оригинал вернула на место, - она улыбнулась неожиданно яркой, детской улыбкой, и зверь впервые пожалел, что не может ответить ей.
Вместо этого он сказал:
- Можешь как-нибудь называть меня.
Она задумалась, потом вновь улыбнулась – застенчиво:
- «Кимерос» - потому что ты похож на много разного одновременно. Тебе нравится?
- Меня впервые спросили, - помолчав, отозвался зверь, - что я думаю. О чём-либо. Пусть будет Кимерос.
Так у него появился друг и имя.

***

[Некто в долийской маске]

2

***

Нэйевис приходила часто, всегда – после кормёжки, словно разумно опасалась искушать голодного зверя. Рассказывала о разных вещах, читала вслух, а однажды пролезла в отверстие в решётке, испачкавшись в крови, и подошла совсем близко.
- Не боишься? – каркнул зверь. Его шкура была намного толще человеческой, он почти не ощущал осторожного прикосновения к лапе, но всё же это было приятно – что кто-то может вот так касаться его, не стремясь причинить боль, просто так, как одно живое существо касается другого.
- Нет, - девочка, жестом спросив разрешения, вскарабкалась на его колено и теперь осторожно ощупывала грудь и плечи зверя. – Ты ведь разумен, значит убиваешь не по велению инстинкта. И ты вовсе не злой, чтобы пришибить меня просто так.
Он подставил ей ладони, глухо брякнув цепями, и Нэйевис живо забралась на них, чтобы изучить его морду.
Увидев слёзы и красноту вокруг его щурящихся глаз, она закусила губу, погасила два из четырёх своих огоньков и промокнула ему глаза своим длинным рукавом. Ткань чуть порыжела, но в полумраке это не было заметно.
- Твои цепи зачарованы, их нельзя открыть без специального ключа, - сказала она деловитым тоном и, может, чуть громче, чем следовало. – Но крылья просто связаны. Я могу развязать их, чтобы ты размял мышцы, но потом мне придётся связать их снова. Если Фотис узнает, что я хожу сюда, нам обоим придётся плохо.
Он согласился, и она перебралась на его плечо и долго возилась там, изучая и распутывая узлы, а потом он впервые в жизни смог расправить крылья, и даже закричал от невероятного облегчения. Двигать освобождёнными мышцами было больно, но эта боль ему нравилась.
- Ты похож на дракона, - сказала Нэйевис со странным выражением, словно смотрела на что-то красивое. Впрочем, она быстро отвернулась и принялась безжалостно массировать сочленения крыльев с плечами и спиной везде, где могла дотянуться. – В следующий раз я принесу мазь.
«В следующий раз» - это значит, она развяжет ему крылья снова.

***

И она приносила мазь для его мышц и другую – для отслаивающихся роговых пластин и зудящей кожи, и втирала её в огромное перекорёженное тело своими маленькими, но неожиданно сильными руками. Со временем боль, терзавшая его стала умаляться, а благодарность к странному человеческому ребёнку укрепилась. Она ухаживала за ним, рассказывая о своих занятиях и своём отце, в смерти которой подозревала Фотиса, и её ненависть к колдуну словно впитывалась в тело зверя вместе с мазями, смешиваясь с его собственной. Запах Нэйевис стал неотъемлемой частью вони самого зверя, и он чувствовал себя беспокойно, если она не приходила каждый день.
- Цепи зачарованы, - сказала она однажды, - но они вделаны в стены, а те – самые обычные, хоть и прочные.
- Не вырвать, - признался он тоскливо.
- Я знаю, Кимерос, - сидя на его плече, она принялась энергично чесать основания его надлобных выростов. Это было приятно. – Но я могу попробовать разбить кладку заклинанием. Это не так ж трудно. Нужно только подгадать момент, когда Фотиса не будет в имении.
- Ты хочешь освободить меня? Разве я не противоестественная тварь?
- Ты необычное и уникальное существо, и я думаю, ты мой друг, - она ловко спрыгнула на его колено и быстро спустилась по лапе вниз. – Приду, как смогу.
Уже по ту сторону решётки Нэйевис обернулась и коротко добавила:
- У тебя даже есть крылья. Ты не создан для цепей.
Зверь остался в темноте, думая о том, что эта девочка, человек, с помощью которого он вообще узнал, что есть что-то кроме боли и гнева, готова рисковать из-за него. Хотя она и без того рисковала – каждый раз, когда спускалась туда, где отчим не желал её видеть, и где никто не нашёл бы её мёртвого тела, случись что…
Зверь безмолвно открывал и закрывал клюв, переживая осознание: он ни в коем случае не хотел допустить, чтобы Нэйевис пострадала.
Он должен что-то сделать, чтобы защитить её.

***

Нэйевис прокралась мимо крепко спящей рабыни в свою спальню. Ублюдок Фотис думал, она не поймёт, что девчонка шпионит за ней? Что ж, чары сна прекрасно решили эту проблему сегодня, как и сто раз до того.
Нэйевис сняла и спрятала простую неприметную одежду, которую надевала, спускаясь в подземелье, умылась давно остывшей водой и легла в постель, предварительно проверив её на странные запахи, неуместные предметы и изменение в рисунке оставленных на покрывале складок.
Она проверила кладку вокруг крепления цепей Кимероса, и теперь была уверена, что разнесёт её без труда. Впрочем, на всякий случай она давно разведала тайник отчима, в котором он прятал самые ценные для себя вещи.
Лабораторный журнал ублюдка оказался весьма полезен, без него Нэйевис могла наделать ошибок. Всё же поразительно, как вот так, почти случайно, удалось создать существо, совершенно неуязвимое к прямому воздействию магии. Даже попытка контроля разума вызывала у него лишь недомогание, легко преодолимое, если закалить и укрепить организм. И этот сын торговца ещё думал, что сможет просто так заграбастать лучшее произведение магистра Ауратиса!
Нэйевис фыркнула. Фотис не додумался ни до чего лучшего, чем пытаться вызвать у объекта химическое привыкание! Идиот несчастный. Это тело в состоянии переварить ещё и не такое! Что за дурацкое стремление сломать того, кого следует взять в союзники?
Впрочем, Фотис умом не блистал. Взять хотя бы то, как он до сих пор истошно пытается заделать ребёнка, совершенно не замечая, что его жена под видом чая спокойно принимает зелья, избавляющие женщин от хлопот!
Дочь Ауратиса была куда умнее в своей игре. Вместо того, чтобы пытаться принудить к чему-то совершенное создание, доведённое до края отчаянья и не имеющее ничего, чем ему можно было бы угрожать, она разбудила в нём надежду и посадила на самый прочный в мире поводок из благодарности, симпатии и желании заботиться.
С таким союзником избавиться от Фотиса не будет сложно. Нужно лишь хорошо всё распланировать… И, конечно, уничтожить лабораторный журнал. Кимерос никогда не должен усомниться, кому обязан своей трансформацией из заурядного тал-вашота по кличке Кирс в идеального защитника и телохранителя…
Нэйевис Ауратис сладко зевнула, положила под голову сложенные ладони и позволила себе соскользнуть в дрёму.
Щит она давно уже поддерживала даже во сне.

***

[Гость]

[Гость]

Первое и третье шикарные

[Кротик мой любимый]

Подруга

Вах... Святые угодники, это волшебной красоты текст! От первой, до последней строчки — и ведь понятно, что девочка ему мнится, но как вы здорово вышли в финал! Несколько раз это место перечитал - так славно получилось!

Монстры

Великолепной теплоты фик, но вот тут я не удержался и засмеялся в голос:

Погоди, ты пыталась, да? И на него… не подействовало?
Морриган пожала плечами, вид у неё сделался почти несчастный.
— Его будто во младенчестве в лириуме передержали.

Давно такой милоты не читал, так что если хватит места - то проголосую, даже учитывая, что это не совсем формат

Кольцо

До мурашек. Честно.
Отличный драббл. Отличное сумасшествие. Особо момент зашёл с "Сраный кузнец не дотронется до реликвии моей семьи".

Дева и зверь

Порадовали, автор, ой как порадовали. Мои печеньки - ваши. Жду деанона, чтобы сказать спасибо в аватарку!

[Смертничек]

Прекрасная выкладка, все работы понравились. Спасибо авторам!

[bettelgeyze]

А шикарные тут работы

Подруга

Такой восхитительный трешачок, что прям ня! С огромным удовольствием погрузилась в эту атмосферу жути мне кажется у меня пальчики на ногах от удовольствия поджимались Прекрасно, просто прекрасно!

Монстры

Самое страшное в вашей работе - это оформление шапки Прастити за тупую шутку
Порадовали адекватные Морриган и Алистер, спасибо ))) Ну и вообще было довольно мило.

Кольцо

Ой, какая прелестная прелесть! Это просто невозможно прекрасно! Образ голого Каллена с мечом в одной руке и головой Инквизитора в другой Я не могу это развидеть и это прекрасно А если еще представить лица тех, кто стоит за дверью... Ах. Автор, вы богичны!

Дева и зверь

Сначала я хотела побухтеть, развели тут ваниль, понимаешь.. А потом, потом!.. Финал просто восхитительный ))) Браво, автор!