Название: Глаза Города
Автор: Чёрная шапочка
Бета: Чёрная шапочка
Пейринг/Персонажи: ОМП, Радонис/ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Размер: мини (~1400 слов)
Примечание: заключительная часть трилогии. Первая часть — «Tomorrow belongs to me». Вторая — «Хранители»
По статье из Кодекса: спойлер«Широко известно, что лорды-магистры Тевинтерской империи за долгие годы употребления лириума настолько изменились внешне, что их не только не узнавали родные, но и вообще никто не принимал за людей», ― Брат Дженитиви, "В погоне за знанием: путешествия ученого Церкви".
The magister lords of the Tevinter Imperium were widely reputed to have been so affected by their years of lyrium use that they could not be recognized by their own kin, nor even as creatures that had once been human. — From In Pursuit of Knowledge: The Travels of a Chantry Scholar, by Brother Genitivi.
В Минратосе почти невозможно спрятаться. Разве что дома, где получается не обращать внимания ни на стены детской, ни на беседующих в гостиной, ни на шепоты слуг в людской. Дом можно не замечать. Не замечать Город — невозможно. С самого порога Город бросается в глаза. Башню Круга магов, кажется, видно отовсюду — величественную, сверкающую на солнце, как исполинский позолоченный клык. Запахи моря, и скалы, и ветер на щеках вездесущи, как собственное дыхание. Минратос говорит с ним, наблюдает пристальным, тяжелым взглядом, так что кажется: еще чуть-чуть, и он поймет, что Город хочет от него, что пытается сказать.
Фабиус был младшим сыном в семье; его старшие братья давно разъехались, а с сестрой было неуютно: сколько мальчик ее помнил, она вечно ждала чего-то неназванного. Даже весело смеясь, она по привычке комкала оборки платья и всегда, всегда прятала взгляд. Мать любила его, но тоже, казалось, хранила какую-то тайну, — в отличие от сестры, она скорее грустила, чем боялась. Еще, конечно, был отец, но отца он никогда не видел — он Архонт, нельзя ему мешать, на нем весь Тевинтер держится.
Мир огромен, силен и непознаваем. Порой кажется, что еще совсем немного — и что-то легкое и прозрачное наконец осядет на ладонях, позволяя рассмотреть себя как следует. Тогда он наконец-то поймет, в чем дело. Один раз у него почти получилось.
День был серым и влажным. Мальчик забрался на огромное дерево в саду и смотрел, как небо и море делаются одного цвета — тёмно-свинцового — пока не сольются совсем. Дождь, сперва только моросящий, быстро усиливался и вскоре начал хлестать по крышам и по траве, пока не промочил их насквозь; молнии разбегались по небу. Сделалось так темно, что невозможно стало разглядеть мост. Ветер завывал в узких улицах, гоняя перед собой целые стены воды; в конце концов мальчику стало казаться, что дождь не закончится никогда и Минратос погрузится в волны, величественный и грозный. «Будет страшно и очень красиво», — подумал Фабиус. И произнес с затаенным удовольствием:
— И уже ничего не сможет нас спасти.
Словно в ответ на эти слова, грохот дождя прорезал чей-то плач. Мальчик прислушался. Вновь рыдания, громкие, доносящиеся до него даже сквозь грозу. Свесившись с ветки, Фабиус увидел сгорбленную фигуру на балконе. Его сестра громко плакала, то закрывая лицо руками, то, наоборот, подставляя его ливню. Она стонала и выла, колотила кулаком по стене и вцеплялась пальцами в собственные спутанные волосы. Надежно скрытый листвой, мальчик смотрел, как его сестра отдается неведомому горю.
— Юлия, — мама выбежала на балкон, не обращая внимания на ливень. Она попыталась обнять сестру, но та вырвалась, продолжая исступленно рыдать. — Что с тобой?
— А то ты не понимаешь! — та кричала, рискуя сорвать голос. — Вы все очень милые и внимательные, но вы же всё, всё понимаете! Мне почти шестнадцать!
— Иногда она проявляется поздно, — мать положила руку Юлии на плечо, но та резко стряхнула её.
— Я не могу больше! Октавия уехала три года назад, Коринна — в прошлом году, а она ведь младше! У меня нет больше сил ждать, понимаешь, никаких больше сил нет! — на этот раз Юлия позволила матери обнять себя. Её плечи сотрясались от рыданий, но голос стал тихим и жалобным. — Я не хочу быть сопорати.
— Я понимаю, — мама гладила ее по голове. — Может, оно и к лучшему.
— Ничего не может быть хуже, — упрямо качала головой Юлия, — ничего.
Она снова разрыдалась, но теперь это было похоже на плач побитой собаки. Фабиусу стало вдруг так стыдно! Как будто он случайно увидел сестру обнаженной. Спрыгнув с дерева, он выбежал за ворота — садовница что-то крикнула ему, но мальчик был быстрее, — и бросился в город, не разбирая дороги. Страшные, уродливые рыдания звучали в ушах, а боль Юлии обжигала его, хотя он не понимал толком, что случилось и чего она ждала. Сопорати? Сопорати много среди простолюдинов; а они — старейшие из альтусов. Фабиусу еще шести не исполнилось, а он уже понимает, что Юлии нечего бояться. Но отчего тогда так больно внутри?
Добежав до конца улицы, мальчик спрыгнул на большой плоский валун, поближе к морю. Оно билось внизу, совсем близко, еще чуть-чуть — и лизнёт пятки. Фабиус смотрел на холодные серые волны, и на душе постепенно делалось спокойнее. Всё будет хорошо, он скоро вырастет и поймёт что-то важное, а что не поймёт — расскажут другие взрослые. Когда он почти решил возвращаться домой, совсем близко от него мелькнула черная фигура. Всё это время мальчик был не один. Огромная и бесформенная, она только слегка напоминала очертаниями человека. «Кунари», — понял Фабиус. Со слов няни мальчик знал, что кунари похищают непослушных детей и едят их, а их кровью рисуют на лицах жуткие узоры. «В Минратосе нет никаких кунари», — сказал он себе, но коленки всё равно дрожали.
Фигура пошевелилась, поворачиваясь к нему лицом, и Фабиус понял, что пропал. Из-под капюшона виднелись — нет, не рога, намного хуже. У существа вообще не было лица. На мальчика пристально и недобро смотрела бесформенная глыба, похожая на поросшую мхом серо-синюю скалу. Глаза у глыбы были черными, как пустота из ночных кошмаров, в которую падаешь и умираешь, а потом просыпаешься. В этом взгляде было что-то сильное и глубокое — боль? жестокость? сила? — Фабиус ни секунды не сомневался, что эта одушевленная, склизкая от дождя глыба способна выпить всю его кровь, перемолоть кости и высосать глаза.
Фигура снова шевельнулась. Отчаянно закричав, Фабиус собрал все свои силы, отвел глаза от цепенящего кошмара и рванулся, и побежал, спотыкаясь и плача, не оглядываясь и все равно чувствуя, как его рассматривает холодная пустота.
Он не помнил, как добежал до ворот, как заботливые руки внесли его в дом, раздели, согрели и уложили в кровать. Заснул он тут же, глубоким полуобморочным сном, и всю ночь чувствовал на себе чей-то взгляд. Во сне за ним следило каждое здание, каждая подворотня, даже само море, — куда ни поверни, не уйти от пустых черных глаз. «Так смотрит сам Город, — понял Фабиус во сне. — Он старый и жестокий, так что всё сходится».
Но утро было теплым и нестрашным, так что кошмарный сон выпустил его из когтей, а события вечера быстро стали казаться произошедшими очень давно, чуть ли не в младенчестве. Следующие несколько дней Фабиус быстро начинал плакать по пустяковым поводам и быстро раздражался, но в остальном вёл себя как обычно.
Юлия изменилась сильнее. Раньше нервная и бодрая, теперь девушка держалась тихо, словно провинилась в чем-то. Она подолгу сидела в своей комнате, закрыв дверь и запретив слугам входить к себе. Еду оставляли у порога; иногда Юлия брала её, иногда — нет. Пару раз к ней заходила мама и они приглушенно о чем-то разговаривали. Фабиус не подслушивал — ему вообще надоело пытаться понять. Он впервые осознал, что чужие тайны могут не только привлекать или пугать его, но и раздражать.
Через месяц Фабиусу исполнялось шесть. Мама и сестра в этот день улыбались ему искренне, хотя и неспокойно, в гости пришли другие мальчики, с которыми он играл вместе. Один из них — Децимус — с гордостью рассказывал, как месяц назад огромная молния ударила прямо в старую ель перед их домом, так что был настоящий пожар, хотя ель, конечно, быстро потушили. Фабиус завидовал — сам он никогда еще не видел пожара — и, когда внесли торт, все еще представлял горящую ель: как все стоят вокруг и смотрят, ощущая на лицах жар и вдыхая горький запах дыма.
— Фабиус! — всплеснула руками мама, и по комнате прокатился возглас удивления. — Ты сам-то понял, что только что сделал?
Их зеленые бархатные шторы тлели и дымились, но никто почему-то не спешил их тушить. Запах дыма оказался не таким приятным, как мальчик только что себе представлял. Слезились глаза, хотелось кашлять.
— Я случайно, — пробормотал Фабиус. Он понятия не имел, как ему удалось поджечь их красивые шторы. Ему не нравилось, что все так на него уставились.
Юлия, громко всхлипнув, выбежала из комнаты, но никто и головы не повернул в ее сторону. Матери мальчишек торжественно поздравляли маму, а она стояла смущенная и радостная. Изящным движением потушив шторы, она тряхнула головой и решительно взяла его за руку.
— Прошу простить нас на несколько минут, — улыбнулась она гостям. И, когда они с Фабиусом вышли из комнаты, наклонилась к его лицу: — Твой отец непременно должен узнать.
— Отец же работает, — машинально возразил мальчик, шагая за мамой. Отец всегда работал, на нем ведь держался весь Тевинтер.
— Конечно, работает. Но он будет гордиться тобой.
Коридор, в который детям нельзя было заходить. Потом — запретная тяжелая дверь.
— Прости, что отвлекаю, дорогой, но я подумала, что ты захочешь узнать сразу же. Нашему сыну всего шесть, а он только что...
Бесформенная серая фигура в плаще медленно повернулась. Фабиус понимал, что это было другое существо, не то, которое он видел у моря. А еще он знал, что это было неважно. С изуродованного, покрытого коркой лица на него смотрели нечеловеческие черные глаза.
Холодные и пустые, они не выражали ничего, кроме бесконечной усталости.
Название: Расплата
Автор: Чёрная шапочка
Бета: Чёрная шапочка
Пейринг/Персонажи: м!Тревельян/Дориан
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: R
Размер: драббл (~860 слов)
Саммари: Тревельян и Дориан познают превратности любви на расстоянии.
Примечание/Предупреждение: dirty talk, пост-канон
На притихший Минратос опускается ночь, и Дориан, обменявшись с Тревельяном новостям — и пожаловавшись на весьма утомительный день — крутит в пальцах медальон с кристаллом.
— Если бы я был рядом — что бы ты сделал со мной? — лукаво спрашивает он.
— Обнял и больше не отпускал, — отвечает Тревельян с неловким смешком, и от его слов Дориану хорошо и немного больно.
— Скоро, аматус, — обещает он. — Поверь мне, я жду этого не меньше твоего... Venhedis, я научил тебя целоваться — научу и говорить грязные словечки. Скажи мне, чем ты занимался до того, как услышал мой чарующий голос?
— Отвечал на письмо Блекволла. Помнишь бутылки Серых Стражей, которые мы находили по всему Тедасу? Он как раз думает подписать парочку.
Дориан закатывает глаза, не в первый раз смиряясь с тем, как глух Тревельян к намекам.
— Предлагаю тебе отложить в сторону перо. И устроиться поудобнее в кресле. Ты ведь сидишь в кресле?
— Да, — осторожно отвечает Тревельян, словно почувствовав, что ему предлагают принять участие в игре, правил которой он не знает.
Дориан опускает ресницы.
— Если бы я был сейчас там, я бы опустился перед тобой на колени.
— Знаешь, тут маловато пространства для такого маневра.
Факт, что Тревельян далеко, как никогда огорчителен — хочется стукнуть его по макушке.
— А ты представь, что его достаточно! Я апеллирую к твоему воображению, знаешь ли.
— Хорошо, — соглашается Тревельян с некоторым недовольством. — Я представил, что стола не существует.
Дориан снова прикрывает глаза и расслабленно откидывается на мягкую спинку софы.
— Так вот, я бы опустился пред тобой на колени, огладил твои бедра... взялся за ремень. Ты все еще носишь ту дурацкую пряжку в виде герба Инквизиции?
— Это подарок Кассандры.
Знакомые интонации в голосе Тревельяна — вопрос с пряжкой поднимался уже не раз — заставляют улыбаться.
— В общем, долой этот ужас. Раздвинешь для меня ноги?
Дориан говорит это тем особенным тоном, от которого, он знает, у аматуса пресекается дыхание — и слышит, как Тревельян судорожно вздыхает. Отлично, нужный эффект достигнут.
— Дориан... — смущенно тянет Тревельян.
— Будем считать, что ты сказал "да". Тогда я припущу твои штаны, прижмусь губами к низу живота...
— Моего? — уточняет Тревельян.
Дориан делает глубокий вдох и медленно выдыхает.
— Нет, Жозефины. Думаю, она как раз зайдет узнать, как у нас дела.
Тревельян замолкает на пару секунд, а потом у него хватает наглости рассмеяться, и Дориан не может не присоединиться к нему.
— Ладно, — признает он. — Дурацкая была идея.
— Нет, — возражает Тревельян — не то из глупой вежливости, не то из упрямства. — Прости, я тебя сбил... Но я, кажется, понял, в чем... смысл.
— Может, сам попробуешь? — ехидно интересуется Дориан.
Тревельян молчит пару секунд, а потом говорит, слегка понизив голос, в который добавляется появившаяся вдруг волнительная хрипотца:
— Мне нравится видеть тебя на коленях.
Venhedis, это очень впечатляющее и обнадеживающее начало. Дориан слегка разводит ноги, устраиваясь поудобнее на широкой софе, обитой темно-красным бархатом. С тех пор, как он вернулся в Тевинтер, они с этой софой провели немало приятных минут наедине.
— Какое порочащее образ Вестника Андрасте признание.
— Хочу тебя поцеловать, — игнорирует шпильку Тревельян, кажется, всерьез взявшийся за дело. — И избавить от одежды, как можно быстрее. Создатель, ты такой красивый...
Дориан прикусывает нижнюю губу.
— Предлагаю тебе вообразить, что заваливаешь меня на стол, — выдыхает он. — Прямо сейчас.
— Но я же представил, что тут нет стола, — возражает Тревельян. — Проклятье, я не должен был об этом вспоминать, да?
— Именно.
— Тогда я уложу тебя на ковер. Он мягкий, тебе будет удобно.
Дориан улыбается от мысли, что Тревельян заботится даже о воображаемом любовнике; приподнявшее голову раздражение тает, как снег на солнце.
— Удобно, как в самой лучшей постели, — ласково подтверждает он, и вдруг само вырывается искреннее: — Я хочу тебя.
Тревельян резко выдыхает.
— Я обхвачу твои запястья ладонью, заведу их тебе за голову и начну ласкать твои... — аматус делает крошечную паузу и заканчивает шепотом, — соски.
Рука Дориана, начавшая было поглаживать пах через одежду, замирает, а потом соскальзывает на бедро.
— Почему шепотом? Воображаемая Жозефина что, все еще не ушла?
— Извини, — быстро говорит Тревельян. — Она ушла.
— Слава Андрасте.
— Прекрати, или я укушу тебя.
— Мне не будет по-настоящему больно, аматус, — Дориан против воли улыбается.
— Значит, ты недостаточно глубоко погрузился в фантазию.
— Наверное, это вина Жозефины.
Тревельян замолкает на мгновение, и Дориан взволнованно думает, что задел его за живое, но в следующий миг аматус заговаривает таким голосом, что тот посылает вниз по позвоночнику мурашки:
— Ты лежишь подо мной совершенно обнаженный, и я голову теряю от мысли, что это ты.
Дориан возвращает свою руку туда, где она была минутой раньше.
— Честно говоря, — продолжает Тревельян — дыхание у него слегка сбивается. — Сейчас мне очень хочется перевернуть тебя на живот и приподнять на колени.
— А мне хочется, чтобы ты трахнул меня, — быстро говорит Дориан и удивляется тому, как хрипло звучит его голос. — Как угодно, ты не представляешь, как я... как мне не хватает...
Он торопливо расстегивает пряжку ремня, добирается до члена и крепко сжимает его в ладони, не сдержав тихого стона.
— Ты что, трогаешь себя? — спрашивает Тревельян.
— Да! — рявкает Дориан, возбужденный и с ума сходящий от того, как неловко все у них выходит. — Может быть, тебе стоит сделать то же самое?
— Это тебе стоит убрать руку с члена, — говорит Тревельян. — Я хочу, чтобы твои пальцы оказались ниже. У тебя есть масло?
Дыхание Создателя.
Остаток ночи проходит очень приятно — масло у Дориана предусмотрительно припасено.
Расплата настигает Дориана недели через две — Тревельян достигает таких высот в искусстве непристойных разговоров, что Дориан собственное имя забывает, теряясь в его голосе.
Естественно, он ни в чем не раскаивается — до ближайшей встречи долгих три месяца.
Название: Satisfaction
Автор: Чёрная шапочка
Бета: Чёрная шапочка
Пейринг/Персонажи: Дориан/Алексиус
Категория: слэш
Жанр: повседневность
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (~1350 слов)
Саммари: многие возможности — многие риски
Предупреждения: бессмысленный и беспощадный кинк на последствия магии для физиологии
Это время в жизни Дориана было особенным. Тишина библиотеки и шелест страниц, слуги, приносящие им напитки, — двигались на цыпочках, чтобы не мешать, трогательно нелепо жались к стенами, с ужасом глядя, как искрятся и светятся их посохи, — ночные звуки и запахи сада, медленно вплывающие в открытое окно... Постоянно засиживались до утра, чтобы проснуться потом за полдень и снова начать работать. В руках у них был весь мир, и чтобы познать его, не требовалось даже выходить из поместья. По крайней мере, именно так им тогда казалось.
— Его очень сложно активировать, конечно, но это не повод от него отказываться, — пробормотал Алексиус, в сотый раз подхватывая со стола и вертя в руках амулет. Длинные пальцы на гладкой поверхности камня — Дориан даже отвлекся на пару секунд. — ...идея хороша. Слегка подправить не сам амулет, а человека, который будет его использовать. Неэффективно, конечно, но с другой стороны — дополнительная защита, чтобы посторонний не смог им воспользоваться. Тогда это будет скорее плюсом.
От амулета, как бы ни было сложно заставить его работать, действительно жалко было отказываться — по их расчетам, он должен был в разы усилить связь владельца с Завесой. Это позволит, например, ставить защиту автоматически и моментально — Завеса оградит носителя от враждебной магии получше любого барьера. А уж как сильно такая связь увеличит и скорость, и эффективность атакующих заклинаний...
Только вот амулет не запускался. И, пока Алексиус вслух рассуждал о том, что именно стоит сделать, чтобы заставить его работать, Дориан поневоле задумался, какая сила заключена внутри. Огромная и чистая, она, казалось, заставляла воздух вокруг себя слегка вибрировать. Интересно, Алексиус тоже это чувствует? Движение почти незаметное, нежное, как колебание июльского марева над нагретыми крышами.
— Вы, кстати, замечали, что в магии есть нечто очень красивое? — не сдержался Дориан.
— Да, — Алексиус ответил, не задумываясь, как о чем-то очевидном. — Так что, ты согласен?
Дориан сглотнул. Сказать, что он все прослушал, будет равносильно признанию себя идиотом, а этого допустить было нельзя. С другой стороны, согласиться непонятно на что — тоже не лучшая стратегия: зная Алексиуса и его требовательность, вполне стоит ожидать серьезных последствий. «Что ж, зато в следующий раз отвлекаться не буду».
— Согласен, конечно.
План, в сущности, был простым и понятным: чтобы подопытный смог активировать амулет, требовалось усилить его чувствительность к Завесе. Для начала они решили пойти самым простым путем — ускорить обменные процессы и повысить концентрацию. При определенном везении этого должно было хватить.
— По одной каждое утро, — Алексиус поставил перед ним семь аккуратных небольших склянок. — Эффект будет слегка накапливаться, но ничего сверхнеобычного с тобой происходить не должно. Тем не менее, сообщай обо всех изменениях, даже незначительных.
— Ясно, — кивнул Дориан.
С одной стороны, Алексиус оказался прав: ничего сверхнеобычного с ним не происходило. В конце концов, ему уже за двадцать, и испытывать в неподходящем месте в неподходящее время... определенные ощущения ему доводилось не раз, — как, в общем, и всем. С другой стороны — такого с ним еще не было. Нет, Дориан, конечно, засматривался иногда на его ловкие пальцы, на необычный профиль, на резкие, скупые движения человека, не привыкшего терять время. Но чтобы дыхание перехватывало, стоило Алексиусу взглянуть на него — это было чересчур. Да что там дыхание! Дориан благодарил всех духов и демонов, что на нем просторная мантия, так что невозможно заметить, что с ним происходит. Покрасневшие щеки и влажные ладони могли, конечно, его выдать, но это все-таки не так очевидно, да и почти не стыдно.
В первые два дня Дориан посмеивался про себя. На третий, когда его возбудила необычная форма колбы, да еще так сильно, что пришлось выйти из комнаты, это перестало его забавлять. Отлучаться из комнаты требовалось все чаще, но легче становилось лишь ненадолго. Единственным разумным решением было сообщить Алексиусу, но Дориан с раздражением поймал себя на том, что не может. Кому угодно, только не ему. На шестой он уже старался смотреть только в книги и в пол, но и это не всегда спасало. Проклятый амулет никак не желал оживать, хотя Дориан старался изо всех сил. В конце концов он решил вовсе не выходить из своей комнаты, надеясь, что так будет проще сосредоточиться. Но проще не было: его тело переполняла болезненная энергия, которую невозможно было выплеснуть. Закрыв глаза, он подолгу сидел, накрыв ладонью злосчастный амулет, и отчаянно пытался направить ее туда. Туда, а не вниз, чтоб его! Он почти плакал от отчаяния. А потом дверь открылась.
— Ты стараешься?
Ладонь Алексиуса — прохладная, ласковая, восхитительная — легла на его плечо, и Дориан едва сдержался, чтобы не застонать сквозь зубы.
— Да.
— Как-то ты бестолково это делаешь.
— Как умею, — огрызнулся Дориан, раздражаясь больше на себя, чем на учителя.
— Я о том и говорю. Если не умеешь — научишь, а не бейся головой о стену, — но его тон не был резким — наоборот, почти заботливым. Это Дориана и добило.
— Да пошло оно все!
Он швырнул амулет в угол, внутренне содрогаясь от собственной дерзости: сломать его было вполне возможно — и, конечно, непростительно. Но Алексиус почему-то остался спокоен — или, по крайней мере, казался таким.
— Закрой глаза. — Дориан послушался. Под веками разбежались разноцветные пятна. — Чувствуешь его?
Лучше всего Дориан чувствовал, что Алексиус так и не убрал руку с его плеча. Но амулет тоже.
— Да.
— Ты говорил, что сильная магия очень красива. Посмотри, какая энергия от него идет — неужели тебе не нравится? Не пытайся так лихорадочно — сначала просто почувствуй эту энергию, пусть на нее откликнется что-то внутри тебя.
— Не откликается ничего!
— А ты расслабься.
— Да не могу я!
Алексиус терпеть не мог, когда он начинал так паниковать. Возможно, он уйдет сейчас, и тогда Дориан сможет наконец-то облегчить свое напряжение. Или расплакаться. Или побиться головой о стену. Или сделать все перечисленное, одно за другим. Но Алексиус не уходил.
— Так плохо? — сочувственно спросил он.
— Отвратительно, — честно ответил Дориан. — Сплошной комок нервов внутри. Я с ума сойду так.
— А говорил «терпимо», «терпимо», — Алексиус покачал головой. — Так, а с мышцами что?
Дориан понял, что пропал. Прохладные пальцы Алексиуса осторожно, но уверенно массировали его плечи. Он замер, боясь даже вдохнуть, но это не помогло: внутри что-то замирало и трепетало, заставляя тело содрогаться от импульсов наслаждения, мощных, как электричество. Он тихонько застонал.
— Уходите, а, — тихо попросил он. — Оставьте меня в покое, я... потом все объясню.
— Да нечего, кажется, объяснять, — а вот теперь Алексиус, кажется, по-настоящему злился. — Ты какого демона мне сразу не сказал? Я подозревал, что побочные эффекты возможны, но, естественно, счел, что раз ты молчишь — все идет нормально! Я отнесся к тебе как ко взрослому, и что? Твоя безответственность...
— Моя безответственность? Моя?! — Дориан чуть не захлебнулся от возмущения. — Как можно было не заметить, что со мной творится?! Как можно...
— Замолчи, — поморщился Алексиус. — Я ждал, что ты сам расскажешь — так обычно делают взрослые люди. И, конечно, я не думал, что все настолько плохо, — примирительным тоном добавил он.
— Не думали, как же, — ярость душила его, смешиваясь с радостью высказать наконец-то все это вслух.
— Я не намерен стоять здесь и с тобой спорить, — отрезал Алексиус.
Дориан вскочил, уперся ладонями в его грудь:
— Вы не... — он собирался, кажется, сказать что-то жестокое и обидное, оттолкнуть... но слова вдруг кончились, все до единого. Они стояли так близко друг к другу... почти обнимались. В висках гулко и громко и стучала кровь. Чувствительность — его демонова чувствительность, которой они так упорно добивались — была усилена до предела и по всем фронтам, так что Дориан, кажется, каждой клеткой ощущал электрическое напряжение в комнате, воздух между ними, их слегка учащенное дыхание.
Его тонкие губы оказались податливыми, а язык — ловким, словно Алексиус вовсе не был застигнут врасплох. «Не был, конечно, — подумал Дориан, сильнее сжимая пальцы на его плечах. — Пичкал меня этой дрянью, пусть теперь... знает...» Он потеснее прижался к нему, заставляя ощутить, каким сильным было напряжение. Алексиус оценил, кажется, — по крайней мере, отвечал на поцелуй и вырваться не пытался. Когда он положил руки на талию Дориана, в глазах потемнело, а колени подкосились от возбуждения.
— Вы ведь не могли не догадываться, да? — спросил Дориан, растянувшись на простынях. Он больше не злился — скорее, просто хотелось поговорить.
— Тебе, наверно, сложно поверить, но я действительно увлечен не только твоей персоной, — Алексиус не отводил взгляд, но и не рассматривал его. — Я действительно думал, что ты мне расскажешь, если будет что-то не так.
— Ну допустим, — Дориан хитро прищурился. — А потом почему не ушли? Когда поняли, что к чему.
Алексиус улыбнулся.
— Мне было интересно. И жалко тебя, конечно.
— Решили, что я заслужил некоторое... воздаяние, — подытожил Дориан, блаженно улыбаясь. — Нет, мы с вами в чем-то друг друга стоим.
— Определенно.
Амулет они, конечно, активировали другим путем.
Название: Гордость и исцеление
Автор: Чёрная шапочка
Бета: Чёрная шапочка
Пейринг/Персонажи: Каллен/Дориан, м!Адаар
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (~1090 слов)
Саммари: настоящие герои идут в обход
Примечание: АУ относительно постканона
Дориан смотрит на один из его манекенов и смеется. Проследив за направлением его взгляда, Каллен краснеет. Дориан делает пару шагов вперёд и осторожно касается манекена. Солнечный луч играет в камне на его перстне.
— Кинжал в сердце, кинжал в лоб, кинжал в легкое, — медленно и довольно перечисляет он. — И кинжал в пах. Тоже, конечно, серьёзное ранение.
— Да... еще бы, — бормочет Каллен, мысленно обещая себе, что больше никогда не пустит в кабинет постороннего. — Может, мы все-таки сыграем в шахматы?
— В шахматы, значит. Хорошо, — Дориан на прощание проводит пальцами по рукояти последнего кинжала.
Они берут доску и идут в сад. Через полчаса Каллен уже не помнит об истории с манекеном.
— Вы каждый раз жульничаете одинаково, — он укоризненно качает головой. — Не надоело?
— А вы могли бы хоть раз дать мне выиграть, — улыбается Дориан. Он ничуть не смущён. Он вообще никогда не смущается.
Он вообще никогда не смущается: даже если знает, что на них все смотрят.
— Удачи вам, — говорит Адаар, по очереди пожимая им руки. По выражению его лица, впрочем, понятно: ни в какую удачу он не верит. А может, просто жалеет, что Дориан уезжает — они ведь были дружны.
— Она мне пригодится, — серьезно кивает Дориан. — Но всё будет хорошо. Наверное.
И вдруг обнимает его порывисто, и Каллен, стоящий рядом и минутой ранее ограничившийся сдержанным, хоть и сердечным, рукопожатием, почему-то краснеет. Хотя, казалось бы, что такого? В конце концов, непонятно, когда еще им предстоит увидеться с Инквизитором. Они ведь и понятия не имеют о том, что их ждёт.
— Я понятия не имею, что нас ждёт, — Дориан улыбается, но смотрит грустно и серьёзно. — Но мне кажется, что в любом случае времени у нас немного.
Каллен согласно кивает: он и сам часто не понимает, как умудрился дожить до своих тридцати с лишним — настоящее чудо, если посмотреть, что происходит вокруг.
— Вы имеете в виду, что то время, которое у нас осталось, нужно использовать как можно более эффективно? — уточняет Каллен.
— Нечто вроде того, да, — Дориан слегка кивает.
— Я тоже так считаю, — осторожно соглашается Каллен, но ощущение, что он не вполне контролирует происходящее, никуда не уходит. Он понимает, к чему клонит Дориан. Всё-таки он не такой наивный, каким многие его считают — к сдержанности обязывают многие причины. В том числе и страх ошибиться. Сейчас у него есть несколько вариантов окончания разговора, и Каллен не вполне понимает, какой именно предпочесть.
— И что же вы предлагаете? — Дориан улыбается выжидательно и бесстыдно.
— Возможно, нам следует перейти на «ты».
Брови Дориана взлетают вверх, а секунду спустя он хохочет, самозабвенно откидывая голову. Каллен смотрит, как он смеётся, — это очень красиво.
— Ты ведь понимал, что я не этого жду, — спрашивает вдруг Дориан, и Каллен подтверждает: понимал. — Тогда ты ещё восхитительнее, чем я думал, — подытоживает Дориан, и они целуются.
Они целуются коротко и смазанно. Дориан тут же вырывается и, бросая ему извиняющуюся улыбку, идёт к своей каюте. Стоя на палубе, Каллен смотрит, как исчезает из виду причал и корабль вырывается в открытое море. Оно неспокойно; волны катятся до самого горизонта, так что кажется, что твёрдой земли не существует вовсе. Это странное ощущение как нельзя точно отвечает его внутреннему состоянию: Каллен смирился с тем, что стабильности не было и не будет. В последнее время ему всё чаще кажется, что это к лучшему.
— Уйди куда-нибудь, пожалуйста.
Хотя в их отношениях с Дорианом некоторая стабильность не помешала бы, конечно.
— Я вообще думал, что у нас будет одна каюта.
— Получается, ты ошибался.
Из-за двери приглушённый голос Дориана кажется несчастным.
— Несчастным меня это, конечно, не сделает, — вздыхает Дориан. — По крайней мере, не сразу. Но я всё равно точно знаю, что моё место не здесь. Моё настоящее место, ты понимаешь.
— Ты ведь здесь, — Каллен делает вид, что не понимает. Выигрывает время.
— Да, пока Корифей не побеждён. Потом я уеду, — Каллен вздыхает, и Дориан тут же берет его руку в свою, поглаживает тонкими пальцами. — Я просто хочу, чтобы ты заранее знал, что так будет. Чтобы потом не было... сложнее.
— Придумаем что-нибудь, — пожимает плечами Каллен.
— Будешь теперь втайне надеяться, что мы не доживём, да? — смеётся Дориан. Каллен качает головой: в его голове только что промелькнула именно эта мысль.
— Именно эта мысль не даёт мне покоя, — сообщает Каллен, стоя у двери каюты Дориана. Дверь заперта, Дориан стоит с другой её стороны. Нелепость ситуации начинает бесить. — Что ты там потеряешь сознание, например, а дверь будет закрыта.
— Ты мне просто надоел, — возражает из-за двери Дориан. — Вот я и не хочу тебя видеть. Смирись и проваливай в свою каюту.
— В таком случае ты мог бы сообщить об этом раньше, — Каллен ведь знает, что он несерьезно? Почти знает. Почти уверен. — Чтобы я не таскался просто так в твой Тевинтер.
— Мог бы, — соглашаются за дверью. — Ты прав, я очень плохой. А теперь оставь меня в покое — это уже не смешно.
— Тебе самому-то не смешно? — качает головой Адаар. — Ты хочешь уехать в отпуск, но при этом яростно доказываешь мне, почему мне не следует тебя отпускать.
— Это слишком сложно, — вздыхает Каллен. — Я не знаю, правильно ли я поступлю, если уеду с ним. Но если Дориан уедет один — это точно будет неправильно.
— Поезжай, — пожимает плечами Адаар. — Теперь, когда мы одержали победу, мне нет нужды постоянно держать тебя здесь. Или ты не хочешь?
Каллен не знает. Перемены — это всегда неприятно. Он не хочет всё здесь бросать. С другой стороны, он уже сделал свой выбор, пообещав быть с Дорианом. А за выбор нужно расплачиваться.
— Я буду скучать, — вздыхает он. — По всему здесь.
— Да ладно тебе, — Адаар хлопает его по плечу. — Вернётесь, если что.
— Если что, я всегда смогу тебя выгнать, — сдается наконец Дориан — может, устав спорить, а может, и правда сжалившись.
Даже войдя в каюту, Каллен не сразу понимает, что именно не так. Дориан стоит у стены спиной к нему и, когда Каллен осторожно касается его плеча, дёргается и отворачивает лицо. Кожа у него бледная и влажная, лоб покрыт испариной, а губы искусаны.
— Ненавижу море, — цедит он сквозь зубы. — Не хотел, чтобы ты видел меня таким.
Пол под ними в очередной раз слегка подпрыгивает, и Дориан сгибается пополам, опираясь рукой об стену.
— Видишь? Уходи, — тихо просит он.
Каллен зажимает рот рукой. Вздрагивает. Видит гнев и недоумение в глазах Дориана, но поздно — он хохочет, и уже, кажется, ничто в мире не может этому помешать.
Через час, когда они сидят в кают-компании и ужинают, Дориан впервые за эти дни чувствует себя прекрасно, и потому не умолкая трещит о Тевинтере. Каллен усмехается. Оплот науки, мировое наследие... Порошок от морской болезни лет двадцать назад придумал формари из Оствика, и с тех пор немыслимо, чтобы у уважающего себя капитана пассажирского судна не было запаса этого средства — а Тевинтер продолжает расплачиваться за свою гордость, все еще силой запихивая своих детей на борт и надеясь, что досадная хворь испарится сама собой. Ему определенно предстоит многое поменять.
@темы: слэш, Тевинтер, джен, Фракционные войны: Реванш
-
-
17.09.2015 в 00:17Расплатапрекрасна и чувственна, и со здоровой долей юмора. Сирца-сирца!
Гордость и...- о, господи, мне надо взять на заметку такое построение текста! С рефреном. Восхитительно, красиво и вместе с тем просто, без излишей вычурности. Спасибо!
-
-
17.09.2015 в 00:23это прекрасно
автор, вы котик
-
-
17.09.2015 в 00:32-
-
17.09.2015 в 03:09додали, спасибо
Дориан такой... Дориан))-
-
17.09.2015 в 15:08-
-
17.09.2015 в 15:13Гость, ур, автор рад, что вам понравилось
-
-
17.09.2015 в 18:44Это прекрасно. Особенно Тревельян
-
-
17.09.2015 в 19:09-
-
21.09.2015 в 23:09И хочется выделить фик Расплата как отдельно, и очень приятно цепанувший.
-
-
22.09.2015 в 16:19ДОДАЛИ!
Гордость и исцеление
-
-
22.09.2015 в 23:31Essenir, автор очень рад, что так хорошо додал вам
-
-
23.09.2015 в 11:45Сама по себе работа оченно хороша и всячески понравилась
Но я всю дорогу ждала умницу Радониса, амбициозного, практичного, хитроумного... Все таки тот он, из первого тура, зашел больше всех. Жаль, что автора понесло в другую сторону.
-
-
23.09.2015 в 20:37-
-
23.09.2015 в 22:06-
-
23.09.2015 в 22:11