Название: Предел возможностей (вторая часть)
Автор: Чёрная шапочка
Бета: Чёрная шапочка
Пейринг/Персонажи: Дориан Павус|(/)Гереон Алексиус, Феликс Алексиус, м!Лавеллан, прочие
Категория: джен, слэш
Жанр: драма, ангст, психология
Рейтинг: PG-13 — R
Размер: миди (~11 700 слов)
По статье из Кодекса: Не следует тешить себя заблуждением, будто магия может все. У нее есть свои пределы, и даже величайший из магов не может за них выйти. <..> И еще одно ограничение. Жизнь конечна. — Из Лекции Первого Чародея Венселуса.
Глава III
Глупость вызывала у Алексиуса настоящий гнев — до зубовного скрежета и сжатых кулаков. В возрасте Дориана у него были практически те же проблемы. И это доказывало, что за двадцать с лишним лет в обществе — в Тевинтере — ничего не изменилось. Он, конечно, был больше по девушкам, да и гордость у него, пожалуй, была не такая болезненная. Его юность и молодость были бы очень счастливыми — талант, с каждым днём распускающийся, как цветок, вера в себя, любимое дело и все возможности им заниматься — если бы не родители. Сначала их пугало, что он слишком погружается в учёбу. Потом — что он занимается какой-то не такой наукой. Потом — что совсем не интересуется политикой. Потом — что занимается какой-то не такой политикой. Он шёл на уступки, он давал им всё, что они хотели, — но каждый раз что-то снова было не так.
В конце концов он решил вовсе не обращать внимания на их желания. С той же женитьбой, например: отвергнув несколько подобранных отцом подходящих партий, он сделал предложение лучшей подруге. Отец год потом с ним не разговаривал — если, конечно, не считать нескольких пьяных проклятий. Хотя не мог ведь не понимать, что его сын живёт именно так, как хочет, в идеальной для него среде, позволяющей ему развиваться и наилучшим образом применять свои способности.
— Я бы вообще не женился, — мечтательно вздохнул Дориан.
Они сидели в столовой и ужинали при свечах. Не потому, что в них вдруг проснулась страсть к противоестественной романтике, а потому, что засиделись в лаборатории и только неприлично глубокой ночью вспомнили, что с завтрака ничего не ели.
— Ну, мы с Ливией и так всё время проводили вместе. Круг выделил нам кафедру и неплохой бюджет для исследований. Решили, что, если и жить начнём вместе, сэкономим время на дороге.
Дориан прыснул.
— Неужели даже свадьбу не устроили?
— Ну как, — Алексиус хитро улыбнулся. — Устроили. В Круге. Человек десять было.
— Аааа, потрясающе! Такой плевок в лицо всем традициям. Пощечина, — медленно проговорил Дориан, смакуя каждое слово.
— Да, мы тоже получили удовольствие.
Дориан положил им ещё по ломтику холодного мяса.
— Но сейчас-то отец, наверное, простил вас? После всех этих лет?
— Он погиб. Но сомневаюсь, что простил бы, — покачал головой Алексиус. — Он был консервативным магистром в самом плохом смысле слова.
— О, я даже представить боюсь, — засмеялся Дориан.
— Правильно делаешь.
По-своему его отец, наверное, был неплохим человеком. Но эту вот страсть ставить внешние признаки человека превыше его личности — превыше его самого — Гереон никогда ему не простит. Даже мёртвому.
Ему до сих пор иногда снилось: «Феликсу уже шесть, а он ещё ни разу не чувствовал Завесу?! Не видел во сне Тень?! В нашем роду никогда такого не было, и знаешь почему? Сказать тебе, почему? Потому что мы выбирали, на ком...» Отец был на голову выше него и намного тяжелее. И магом был не менее талантливым — по крайней мере, в том, что касается практики. Так что Гереону доставило тогда особенное удовольствие со всей силы шарахнуть его конусом холода и выйти, громко хлопнув дверью.
Потом было несколько опасных случайностей, одна другой подозрительнее. Трещина в земле, разверзшаяся прямо под ногами Феликса. Пожар в летнем домике, когда там не было никого, кроме его сына. И, наконец, отморозок с ножом, напавший на Феликса днём, в его собственном дворе — непонятно, кстати, на что надеявшийся.
— Ты действительно думаешь, что твой отец на такое способен? — спросила его тогда Ливия.
— Скажем, я не был бы удивлён, — осторожно ответил ей Гереон. — Но у меня нет полной уверенности, что это он.
Отвечая так, Гереон понимал, чем всё закончится. И был благодарен жене за то, что она взяла это на себя. Не то чтобы он сам не смог бы, конечно, — смог бы, и рука бы не дрогнула, и не сомневался бы потом, что поступил правильно. Но всё-таки было бы очень тяжело.
Его отца отравили быстродействующим ядом. Такие вещества убивают в течение пары минут после попадания на язык. Убийцу так и не нашли.
— Мне не хочется, чтобы вы уезжали, — заговорил вдруг Дориан. — Я буду отвратительно скучать.
— Неделю, — скептически уточнил Алексиус. — Да ты даже протрезветь не успеешь. Сможешь в Минратос сгонять, опять же.
— Зачем?
— С друзьями пообщаешься. Старыми и новыми.
— Какими еще новыми друзьями?
— Ну, есть такие специальные места, знаешь. Там можно обрести множество новых друзей на ночь-другую.
— Наслаждайтесь теперь моим смущением, — с фальшивой укоризной подытожил Дориан.
Наутро Алексиус с Ливией уехали в Орлей. Там они должны были встретиться с Феликсом, у которого как раз начались каникулы в университете, и вместе вернуться в поместье.
***
Дориан действительно съездил в столицу на несколько дней. Но в день их предполагаемого возвращения он был уже в поместье и даже встал чуть свет, на случай, если они приедут раньше намеченного. Но они не приехали. На следующий день — тоже. Дориан не волновался: они могли задержаться в Орлее или заехать по пути в Минратос. Он с головой погрузился в работу — перед отъездом Алексиуса им удалось совершить маленький, но очень значимый прорыв: теперь они могли зацепить Завесу таким образом, что можно было обернуться в неё, как в плащ, становясь невидимым человеческому глазу. А если ещё чуть-чуть поднапрячься, можно было вернуться назад во времени — на две с половиной-три секунды, но ещё год назад они оба не верили, что такое вообще возможно! То есть нет — верили, конечно, но сильно в глубине души, как верят в Создателя. Верили, но не особенно надеялись на быстрый прогресс.
Дориан долго практиковался в библиотеке, и в конце концов заснул там же, с ногами забравшись в любимое кресло. Он спал так глубоко, что, проснувшись, не сразу сообразил, где находится. Болели затёкшие руки и ноги. Глазам никак не удавалось привыкнуть к полумраку, так что Дориан не сразу заметил в кресле напротив знакомую фигуру.
— Ну наконец-то! — Вскочив, он подошёл к Алексиусу и нагнулся, заглядывая ему в лицо. С лицом было что-то не так, хотя Дориану не удавалось сходу понять, что именно. Глаза какие-то не такие. И цвет кожи. И губы неестественно сжаты. — Всё в порядке?
— Нет.
— Что?
— Всё не в порядке.
Дориану стало страшно. Потом он чувствовал разное: боль, сострадание, отчаяние, нежность, желание помочь. Но в тот момент Дориана охватил ужас, словно он стоял на самом краю обрыва и смотрел вниз. Ноги подкосились сами собой, и он рухнул на пол, не отрывая взгляда от Алексиуса. Теперь Дориан смотрел на него снизу вверх. Отсюда его лицо было похоже на восковую маску.
— Что случилось? — собственный голос звучал неожиданно высоко — почти фальцет.
Алексиус смотрел прямо перед собой.
— Нападение порождений тьмы. Демоны знают, как они там оказались. Ливия мертва. У Феликса скверна — если только не случится чуда. Но чудес не случается. Не со мной, по крайней мере.
Следующие несколько минут Дориан потом не мог вспомнить, как ни старался. Следующее, что он помнил: он сидит на полу, закрыв лицо руками, и его пальцы напряжены до боли. Оторвав руки от лица, он увидел, что Алексиус так и сидит, глядя прямо перед собой.
— Как вы?
— Никак пока. У меня шок. Всё как будто во сне.
— А где Феликс?
— У себя. Ему сложно было заснуть, когда я на него смотрел.
Оставлять Алексиуса очень не хотелось, но Дориан чувствовал, как сильно ему самому надо было сейчас сделать хоть что-то. Хотя бы пройтись до спальни Феликса. Хотя бы поговорить со слугами.
Феликс спал на боку, подложив руки под подушку. Во сне его лицо было почти детским и очень... нормальным. Как будто с ним всё в порядке. Как будто ничего не случилось. Пару минут послушав его дыхание, Дориан вернулся в библиотеку.
— Он спит, всё хорошо. Пойдёмте, вам тоже нужно прилечь.
— Как скажешь.
Его рука, которой он опирался на руку Дориана, была тяжёлой и холодной, будто каменной.
Потом, вспоминая эти часы, Дориан часто думал: а что было бы, не сумей Алексиус выйти из своего шока? Останься он таким жутко-безучастным еще пару дней, неделю, месяц, — не могло ли потом всё повернуться как-нибудь по-другому? Не смогло бы это помочь ему избежать своей губительной идеи?
Но следующим утром Алексиус был уже совсем другим. Дориан снова застал его в библиотеке, но теперь он яростно листал каталоги, помечая что-то пером и закладками. Дориан молча смотрел на него — ему казалось, что очень долго, но Алексиус так его и не заметил. В его быстрых движениях было что-то пугающе болезненное.
— Что вы делаете? — спросил, наконец, Дориан.
— Ищу всё, что может быть нам полезным. — На мгновение он поднял на Дориана блестящие сухие глаза. — Ты останешься со мной?
От нежности у Дориана сдавило горло, но Алексиус уже снова склонился над книгой.
— К-конечно.
— У нас два направления исследования: скверна и время.
— Время?
Алексиус нетерпеливо кивнул.
— Когда я сказал, что чудес не бывает, я ошибался. Мы с тобой годами исследовали взаимодействие с Завесой для воздействия на пространство и время. На время, понимаешь?
— Вы хотите?..
— Именно. Отменить это. Сделать так, чтобы мы поехали другой дорогой, понимаешь? Чтобы нападения не случилось, чтобы Ливия выжила, чтобы Феликс не заразился!
Теперь он говорил громко и хрипло, почти кричал, не прекращая при этом яростно листать страницы. Дориану стало немного жутко.
— А как?..
— Ну, соображай.
Он наконец-то посмотрел на него, и в этот момент Дориан поверил, что всё ещё может стать хорошо. Что у них может, вопреки всему, получиться. Как в ранней юности, он незаметно скрестил за спиной пальцы.
— Искривляя Завесу, мы научились переноситься во времени на несколько секунд назад. У нас уже есть технология, остаётся её усилить. Правда, в тысячи раз.
— Так.
— Не подсказывайте, я сам. Такого мощного эффекта можно достичь только комбинацией разных чар... и веществ, например... Вы думаете об амулете?
— Именно. Молодец, — Алексиус улыбнулся короткой, резкой улыбкой.
— Но... мне страшно представить, что произойдёт с Завесой. И со временем как материей.
— Страшно — не представляй.
Они работали весь день, не прерываясь вообще. Феликс, бледный и молчаливый, сидел рядом с Алексиусом, то листая книгу, то опуская голову ему на плечо. Во всём этом была какая-то истерическая, отчаянная надежда: чем больше трудностей они видели, тем сильнее верили, что смогут их преодолеть.
Дориан чувствовал, что у него всё сильнее болят глаза, но никак не хотел отрываться от книги. Когда стало сложно разбирать текст, он сообразил посмотреть в окно. Небо было серо-розовым, как бывает перед рассветом. Они просидели в библиотеке почти сутки.
— Быстро спать, — он решительно поднялся. — Феликс, не высыпаться тебе в любом случае не полезно.
— Я тебя провожу, — Алексиус тоже встал.
От духоты болела голова. Дориан открыл окно, но это не особенно помогло, так что он решил спуститься в сад. Перед рассветом особенно сильными становились запахи трав, а звуки, наоборот, звучали приглушенно. Дориан смотрел на усыпанное звёздами небо и думал о том, что сегодняшний день — первый в череде очень многих подобных, и многие из них будут хуже — намного хуже, чем этот. Он должен был теперь стать сильным — за всех троих. Он бродил так по саду долго — пока небо окончательно не посветлело. Хотелось, чтобы устали ноги, хотелось замёрзнуть, хотелось почувствовать себя живым.
***
Следующие дни — многие, почти все — действительно были хуже. В тот, первый, у них было что-то светлое — новая близость, которая связывает только тех, кто вместе переживает катастрофу. Потом она никуда не делась, конечно, — кивок, прикосновение к плечу, плед на коленях и чай по утрам — но всё больше было другого, страшного. Когда Феликсу начинало казаться, что из темноты на него кто-то смотрит — точнее, что сама темнота смотрит на него из ночного сада и гулких коридоров. Когда Алексиус вдруг замирал над книгой, и сидел без движения минуту-другую, и во взгляде у него было тогда столько боли, что Дориан не мог заставить себя смотреть ему в лицо — только сжимал пальцы на плече. Когда Дориану снилась Тень, снова и снова — он как будто вовсе разучился контролировать своё сознание, — а в Тени ему с кровожадным сладострастием показывали, как Ливия, Феликс и Алексиус умирают, снова и снова.
Целыми днями Алексиус с Дорианом работали — до боли в глазах, до затекших спин и гула в голове, который не проходил даже ночью. Иногда Дориан боялся, что они медленно сходят с ума, теряют связь с реальностью и превращаются в призраков. Иногда он думал, что они обречены, что с каждым днём они не приближаются к цели, а вязнут в каком-то болоте. Алексиус, казалось, был далёк от сомнений. Он не видел перед собой ничего, кроме цели. Дориан представлял себе, что его мозг работает даже во сне — просчитывает вероятности, плюсует возможности.
Не считая сна и еды, Алексиус отрывался от работы только для того, чтобы прижать к себе Феликса — тогда его лицо искажалось от отчаянной, всепоглощающей нежности. Потом отпускал его и торопливо, словно именно эта упущенная минута может стать роковой, возвращался к работе.
Однажды — они опять засиделись почти до утра — идя в свою комнату, Дориан увидел, что дверь в спальню Феликса приоткрыта. Заглянув, он увидел Алексиуса. Тот неподвижно сидел на кровати и держал за руку спящего сына. Дориан понимал, что ему стоит уйти, прикрыв за собой дверь, но что-то мешало перестать смотреть. Поколебавшись, он всё-таки вошёл в спальню. Феликс дышал медленно и ровно, как дышат спящие. Дориан осторожно коснулся плеча Алексиуса.
— Пойдёмте, — шепнул он одними губами. — Он спит.
Алексиус покачал головой, но Дориан видел синяки у него под глазами и то, как устало он сутулит спину. Он не хотел позволять ему сидеть здесь всю ночь. Всё утро. Так что Дориан провёл пальцами по его руке, от плеча до запястья, и снова кивнул на дверь. На этот раз Алексиус послушался.
— Куда вы?
— В библиотеку, мне нужно ещё просмотреть...
— Потом, — решительно возразил Дориан.
— Отстань, — Алексиус нетерпеливо дёрнул головой. — Ты ложись, а я не собираюсь терять время.
— С нервным срывом вы, конечно, ему пригодитесь. Восхищаюсь вашей мудростью, — Дориан решительно упёр руки в бока.
Алексиус посмотрел на него, удивлённо изогнув бровь, а потом вдруг улыбнулся.
— Хорошо, Дориан. Спасибо тебе.
— Я вас провожу, — это вырвалось раньше, чем Дориан успел себя остановить.
— Ну проводи, — Алексиус удивлённо покачал головой.
Дориан не думал о том, что он делает и почему. Возможно, ему казалось, что, уйди он, Алексиус так и будет сидеть на краю кровати и смотреть в одну точку — бессмысленным взглядом, который так пугал Дориана. Возможно, ему не хотелось оставаться одному: пока было, о ком заботиться, Дориан чувствовал себя менее потерянным. Возможно, он просто действовал машинально: увидел застеленную кровать и решил помочь.
— Дориан, — голос был удивлённым, но только чуть-чуть. — Что ты делаешь?
Дориан обернулся к нему, потом медленно положил на стул покрывало.
— Сам не знаю.
— Тогда иди в свою комнату. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Они стояли в шаге друг от друга, и Дориан, шумно втянув носом воздух, вдруг крепко обнял его.
— Я хотел сказать кое-что, — зашептал он, почти касаясь губами его шеи. — Я... что бы ни случилось, я вас не брошу. Никогда. Обещаю, — теперь по его лицу катились слёзы, много слёз, он никак не мог остановиться, хотя было очень стыдно: кто у кого должен плакать на груди?!
— Я знаю, Дориан, — Алексиус провёл рукой по его волосам, потом ещё раз. — Я знаю. Мы справимся. Что угодно сделаем, но справимся, я тоже тебе обещаю.
— Обещаете? — он старался сдерживаться, но из-за этого рыдания почти душили его.
— Плачь, ничего.
— Я не должен... Вам тяжелее, и вообще...
— Дориан. Я позову, чтобы тебе принесли воды, — Алексиус мягко усадил его на кровать.
— Не надо. Обнимите меня, и всё пройдёт.
— Ну тихо, тихо.
Алексиус не удивился, когда Дориан снял с него рубашку, а потом скинул свою. Дориан не удивился, когда его поцеловали в шею — очень нежно и почти невесомо, так что непонятно, почему от возбуждения перехватило дыхание. Дориан дёрнулся, извиваясь, и почувствовал, как тёплые сильные руки гладят его спине. Он почему-то вспомнил Тень и свой выпускной — как демон Желания снова и снова принимал форму его учителя. Осторожно поднёс к лицу знакомое запястье, поцеловал костяшки пальцев, потом подушечки, потом провел ими по губам. Это было лучше, чем в Тени, — пальцы были потрясающе сильными, потрясающе родными и, самое главное, потрясающе настоящими.
— Дориан, ты не пожалеешь потом?
— Будет лучше, — он решительно мотнул головой. — От этого всегда только лучше.
Алексиус ласково погладил его по щеке, и Дориан, не выдержав, наконец-то впился поцелуем ему в губы.
— Сделаете это? Пожалуйста.
Он был очень нежным — Дориан уже знал, что в первый раз никто таким не бывает. Удивился внутренне, и пообещал себе потом расспросить его — потом, когда всё будет хорошо. Мысль о том, насколько всё не хорошо сейчас, заставила Дориана дёрнуться, и исступленно прижаться к нему, чтобы только вытеснить, вытолкнуть всё лишнее, страшное, они ведь совсем этого не заслужили... Вместо того, чтобы снова расплакаться, Дориан закрыл глаза и позволил себе забыться.
***
— Говорили, что мне осталось несколько месяцев. Не возражай только, я сам слышал.
— Не буду.
— А прошло больше года.
— Да.
— Как ты думаешь, что это значит?
Они с Феликсом прогуливались по саду. Дориан каждый раз удивлялся: каким спокойным он был, каким добрым. У Феликса всегда был чудесный характер, но во время болезни, казалось, он стал ещё мягче. Когда они проводили время втроём, Феликс казался даже умиротворённым, почти счастливым. Словно весь этот кошмар его не касался.
Только вот время втроём они проводили всё реже. Алексиус и раньше был невероятно увлечённым человеком, теперь же — теперь это переросло в настоящую манию. Каждую минуту, каждую секунду он думал только об одном: магии времени. Даже сны Алексиуса были наполнены бесконечным поиском. И сейчас он был почти уверен, что этот поиск обречён на провал. Они искали невозможного, и с каждым днём это делалось всё более ясным.
— Что мы не зря работаем, нет?
Феликс печально улыбнулся.
— Разумеется, не зря. Я очень благодарен вам за время, которое вы мне подарили. Только вот — понимаешь, мне очень трудно это говорить, но всё-таки — возможно, вам стоит перестать стараться.
Дориан стиснул его плечо.
— Почему?
— Потому что я не уверен, что мне нужна вот такая жизнь.
— То есть ты нас обманывал, да? — Дориан остановился и пытливо заглянул ему в глаза. — На самом деле тебе больно?
— Да нет, — взгляд Феликса был спокойным и грустным. — Не больно. Иногда чувствуешь себя, как во сне, как будто кругом колышется всё. Или лежишь в кровати и кажется, что медленно падаешь куда-то вниз. Но в этом нет ничего неприятного даже, не то что болезненного.
— А рука?
Феликс задумчиво повертел кистью левой руки, обтянутой кожаной перчаткой. От воспоминания о том, что было под ней, Дориан вздрогнул.
— Нет, она даже двигается, как раньше. Смотреть только мерзко — ну, я и отворачиваюсь обычно. Я не о боли хотел поговорить.
Они шли мимо кустов сирени, и Дориан вспомнил, как однажды, вскоре после своего переезда, ночевал в них летом. Запах, казавшийся сначала таким восхитительным, вскоре начал раздражать его, а потом и вовсе разболелась голова. Хотелось уйти в дом, но гордость не позволяла: Алексиус предупреждал, что это плохая идея, но он не слушал. До утра было ещё ужасно долго, и Дориан совсем загрустил, когда вдруг увидел, как по дорожке к нему идёт один из слуг-эльфов. «Госпожа просила передать, что вам постелили на веранде. Вы сможете вернуться сюда рано утром, если захотите». Он тогда так обрадовался. Ощущение, что всё это было вечность назад.
— Я часто играл в этой сирени в детстве, — Феликс словно отозвался на его мысли. — Я всегда очень любил поместье — куда больше, чем дом в Минратосе. Знаешь, почему у меня не было друзей в детстве, Дориан? — Дориан замялся. — Ага, догадываешься. Кто из магистров захочет, чтобы его дети играли с кем-то, кто и в Тени никогда не был, правильно?
— Это отвратительно с их стороны, — Дориан был взволнован куда больше, чем сам Феликс — тот оставался спокойным, как будто говорил об отвлечённых вещах.
— Это естественно, — он пожал плечами. — Общество если и меняется, то медленно, и всякие мерзости очень живучи. Так вот, ты можешь себе представить: у меня ни разу и мысли не возникло, что я чем-то хуже. Или что ко мне относятся как-то не так. Я вообще впервые задумался об этом только в Орлее. Мне говорили: «Ого, ты из Тевинтера! Там правда только магов считают нормальными людьми?» — и только тогда я начал задумываться, — Феликс вздохнул. — И я до сих пор не представляю до конца, чего это стоило моим родителям. Дать мне такое счастливое детство. Такую счастливую жизнь.
— Не говори так, словно она закончилась, — попросил Дориан. — Мы ведь можем ещё что-нибудь придумать. Повернём время вспять, и...
— Ты веришь в это?
— Как тебе сказать. Я бы не верил, если бы этим занимался не Алексиус. А с ним — ну, мне действительно кажется иногда, что пределов тому, чего он может добиться, просто нет.
Феликс покачал головой.
— Я очень мало, что знаю о магии, Дориан. Но я неплохо разбираюсь в физике и математике. И даже мне понятно, что нечто подобное, даже если оно в принципе возможно, приведёт к колоссальному выбросу энергии. Которую просто некуда будет девать. И даже мне страшно представить, сколько всего это энергия может разрушить. И если ты сейчас скажешь мне, что вы с отцом этого не понимаете, — прости, но я рассмеюсь тебе в лицо.
— Может, мы найдём способ нейтрализовать её, — вздохнул Дориан. — Должен быть какой-то выход.
Феликс улыбнулся ему, и в этой улыбке были мудрость, и тоска, и любовь.
— Нет никакого выхода. Люди умирают. И с этим ничего не поделаешь. — Дориан упрямо помотал головой. — Ты помнишь, когда мы последний раз так гуляли?
— Ну... в прошлом... Сдаюсь, — вздохнул Дориан. — Очень давно.
— А когда мы гуляли с отцом, даже я не вспомню. Целыми днями вы сидите над своими книгами, а я здесь один. Я даже думал вернуться в университет на семестр — там, по крайней мере, людям интересен я, а не скверна в моём теле.
— Феликс...
— Но я остался, как видишь. Уехать было бы глупым ребячеством. Я говорю всё это не для того, чтобы обвинить в чём-то тебя или отца. Просто помни: я скучаю по вам. И я бы правда предпочёл прожить меньше, но провести это время с вами. С отцом.
***
Глядя на шевелящего губами Алексиуса, Дориан понимал, что Феликс прав. При некотором везении они могли бы, наверное, сделать амулет — через полгода, может, через год. Но страшно было даже представить, как это отразится на Завесе, да и на мире в целом. Что будет, если Завеса искривится необратимым образом? Если порвётся? Если исчезнет совсем? Что случится с миром, если заставить его обернуться назад? Выдержит ли он это? Выдержит ли это время? С каждым днём Дориан всё лучше понимал, какое всё хрупкое на самом деле — Завеса, время, мир, даже Тень. Некоторые вещи нужно беречь, потому что сломать их будет равносильно катастрофе.
— Где ты был? — голос Алексиуса был теперь резким и хриплым. Он старел на глазах.
— Мы с Феликсом гуляли по саду. Знаете, он говорил мне такие грустные и правильные вещи...
— Для этого эксперимента нужно два мага. Быстрее, мне нужна твоя помощь.
— Вы не послушаете, что он сказал? — Дориан хотел, чтобы его реплика было удивлённо-ироничной, и тогда Алексиус, возможно, и сам бы понял нелепость своего поведения. Но вместо этого голос предательски дрогнул, так что получилось неубедительно.
— Послушаю, но позже. Не отвлекайся.
От него отмахнулись, как от ребёнка. В последнее время такое происходило всё чаще, а ведь раньше Алексиус никогда не позволял себе такого. Он прекрасно умел уважать — именно это в своё время так восхитило юного Дориана, вообще-то не склонного быстро сходиться с людьми. Беря в руки посох, Дориан, как обычно, постарался отбросить такие мысли. Чтобы работать с Алексиусом, нужно было верить в него. Вот только для того, чтобы верить, всё чаще приходилось закрывать глаза на очевидное.
***
Склянки из-под лириума грудой валялись на столе. Дориан вытер губы и бросил туда ещё одну, она неудачно задела остальные, так что большинство повалилось на пол. Зазвенело разбитое стекло. Алексиус даже не обернулся. Склонившись над расчётами, он в очередной раз что-то перепроверял.
— Дело не в количестве лириума, — устало повторил Дориан.
— А в чём?
— Не знаю, но больше лириума ничего не даст. Разве что он у нас скоро из ушей полезет.
На ладони Алексиуса лежал амулет. Они делали его не один месяц, так что теперь он чувствовался — намного сильнее, чем даже Завеса. Даже стоя в саду, можно было почувствовать амулет в библиотеке — Дориан и не думал раньше, что такое возможно.
А ещё амулет не работал. Никто не знал, почему. Над этим они тоже бились не первый месяц. Лириум действовал, но не помогал. После лириума амулет в их руках начинал реагировать сильнее, но ничего по-прежнему не происходило.
— Его нужно разбудить, — пробормотал Алексиус. — Нужно найти что-то, что его пробудит.
— Закрутить Завесу вокруг? — без энтузиазма предложил Дориан.
— Попробуем.
Вышло даже сильнее, чем они рассчитывали, — видимо, демонов лириум всё-таки начал нормально действовать. Пару секунд Дориану казалось, что у него сейчас вытекут глаза и искрошатся кости. Что-то словно выдавливало воздух из его груди, а ещё — было очень больно. Очнулся Дориан на полу. Он, кажется, кричал — горло слегка саднило. Рядом с ним Алексиус спешно промокал кровь из носа.
— Отлично, — объявил он, вставая. На лежащего на полу Дориана он даже не посмотрел. — Амулет реагирует. Осталось понять, как заставить его реагировать нужным нам образом. — Он потёр виски, сделал по комнате несколько шагов. Всё это время Дориан радовался, что выжил, и пытался начать дышать нормально. — Это, конечно, звучит странно, но, с другой стороны, попробовать стоит. Нам будут нужны рабы — может быть, несколько десятков.
— Зачем?
— Твои вопросы меня умиляют. Полы помыть, зачем же ещё.
Дориан тряхнул головой.
— Несколько десятков рабов. Просто, чтобы попробовать, — и вы не хуже меня знаете, что провал куда вероятнее успеха. Вы себя-то слышите?
— Если не сработает, поищем ещё что-то. Главное — не прекращать искать.
— Не нравится мне это. Очень не нравится.
— Тебе намекнуть, куда засунуть свою щепетильность, или сам сообразишь?
Если бы Алексиус хотя бы посмотрел на него, Дориану было бы проще. А так внутри начала подниматься обида, смешанная с возмущением. «Спокойно», — велел он себе. Донести свои идеи всегда проще без лишних эмоций.
— А если дело не в щепетильности?
— А в чём?
— Мне сложно разговаривать с вашим затылком, правда.
С нескрываемым раздражением Алексиус перестал расставлять склянки и повернулся к нему.
— Только быстро, мы теряем время.
— Сила магии крови. Сила амулета. Энергия самой Завесы. Они ведь почти наверняка войдут в конфликт друг с другом, и произойдёт нечто непоправимое. Порвётся Завеса, или, я не знаю, мы исчезнем сами. Время — очень тонкая материя, её нельзя ломать.
— «Почти».
— Что?
— «Почти наверняка войдут в конфликт». Я рискну ради этого «почти». У тебя всё?
— Нет, у меня не всё! Да мы минуту назад могли погибнуть, а вы даже внимания не обратили!
— Мы не погибли. Теперь всё?
— Нет, не всё!
— Если тебе хочется почесать языком, выйди и поболтай со слугами. Я здесь пытаюсь заниматься делом.
— А я пытаюсь вам помочь, и я думаю...
— А я вот думаю, что ты только и делаешь, что мешаешь.
— Мешаю?! — Дориан поперхнулся от возмущения. — Я вам мешаю?!
— Думаю, у меня бы давно получилось, если бы не ты, — он уже снова был занят, на этот раз — помешивал жидкость в одной из склянок. Это было чересчур. Сделав шаг вперёд, Дориан выхватил склянку у него из рук.
— А теперь повторите это, глядя мне в глаза!
Они стояли совсем близко друг к другу, и Дориан видел, что в глазах Алексиуса не было ни сожаления, ни даже беспокойства. Только лихорадочный увлечённый блеск, а за ним — вообще никаких эмоций. В этот момент Дориан отчётливо понял, что до безумия его учителю — один шаг. Возможно даже, что этот шаг уже сделан.
— Во-первых, — Алексиус схватил его за нижнюю губу и сдавил её, так что Дориан застонал от боли. — Не смей ничего здесь трогать без моего разрешения. Во-вторых, не смей повышать на меня голос. Ты слишком много начинаешь себе позволять.
Его отпустили, и Дориан стоял несколько секунд, не веря, что всё это происходит на самом деле.
— Я могу уйти, — тихо сказал он, морщась от боли. — Только вот обратно уже не вернусь.
— Прекрасно.
Вещи он собирал быстро и бестолково. Сильно болела губа, и Дориан отвлечённо подумал, что, наверняка, останется синяк. И что он понятия не имеет, куда поедет сейчас. И что всё это — отвратительно неправильно и просто не может происходить на самом деле. Он мог бы обогнуть библиотеку, но решил пройти мимо неё — надеялся, что в последний момент всё возьмёт и исправится. Алексиус увлечённо что-то записывал.
— Я ухожу, — пробормотал Дориан, чувствуя себя униженным и жалким.
— Да, проваливай. В борделе тебя уже заждались.
Глава IV
— Я вернулся, конечно, — Дориан подлил им вина. — Потому что не мог же я их действительно бросить. Но только через несколько месяцев. И мне хотелось бы сказать, что непреодолимые обстоятельства мешали мне вернуться раньше, что произошёл несчастный случай или что-то в этом роде — но нет, ничего этого не было. Просто я обидчивый самовлюблённый идиот.
— Просто ты не верил, что у него что-то получится, — возразил Лавеллан.
— А когда вернулся, там никого уже не было. Они с Феликсом уехали.
— Дориан, — осторожно начал Лавеллан. — Ты ведь видел, что произошло в будущем? То есть, произошло бы. То есть...
— Могло бы произойти, — твёрдо поправил Дориан. — Да, я там был, как ты мог заметить.
— Произошло, — возразил Лавеллан. — В той реальности — произошло.
— Пусть, — вздохнул Дориан с притворной усталостью: он уже догадывался, что сейчас последует. — Ты это к чему?
— Я не могу оставить Алексиуса в живых. Это было бы глупо, учитывая, на что он способен.
— Было бы глупо его казнить — учитывая, на что он способен.
— А чем ты, кстати, занимался эти три года? После того, как уехал, — Лавеллан осторожно улыбнулся.
Дориан медленно сжал лежащую на столе руку в кулак.
— Не заговаривай мне зубы. Ты можешь пообещать мне, что ничего плохого ему не сделаешь?
— А если я скажу, что нет?
Он рассчитал заранее, поэтому и место в таверне выбрал у самого выхода. Опрокинуть стол, потом выйти и барьер на дверь — и у него будет достаточно времени. Дориан, правда, надеялся, что до этого не дойдёт, но нет — значит нет.
Лавеллан оказался удивительно проворным: вскочил ещё до того, как опрокинутый стол коснулся пола. План Дориана полностью провалился.
— Что дальше? — издевательски поинтересовался Лавеллан. — Выйдем, поговорим?
Дориан улыбнулся.
— Ты такой сообразительный.
На улице он прижал эльфа к стене, навис над ним, вцепившись в тощие плечи. Лавеллан был на голову его ниже, но смотрел без робости и скалился на него, как маленький волк. Его глаза неестественно поблёскивали в темноте.
— Я могу сделать так, что любая еда будет превращаться в пепел, едва коснувшись твоих губ, — прошипел Дориан, глядя в эти блестящие глаза. — Я могу сделать так, что на твой клан нападут работорговцы, — и они непременно найдут его, как бы хорошо он ни прятался, и никто его не защитит, — он сжал плечо Лавеллана ещё сильнее. — Я могу сделать так, что каждый твой сон отныне будет кошмаром. Могу заставить тебя поверить, будто ты наглотался иголок, и твоя вера будет так сильна, что тебя будет рвать кровью... Но вообще-то, — Дориан убрал руки, сделал шаг назад и улыбнулся, — я действительно хочу помочь Инквизиции. И могу быть тебе полезен. Очень.
Лавеллан сдавленно всхлипнул — видимо, это должно было означать смех.
— Хорошо, и незачем было устраивать эту комедию, — он потёр шею, как будто Дориан только что его задушить пытался. — Я всё понял. И ты, знаешь ли, мог бы попросить нормально. Пепел, чтоб его.
***
Стоя на балконе, Дориан следил за тем, что происходит в главном зале. Он так и не смог заставить себя присутствовать на суде и теперь ненавидел себя за это. Впервые узнав о венатори, Дориан решил, что никогда больше не хочет видеть Алексиуса. Но постепенно эта идея казалась всё менее заманчивой: Дориан узнавал всё больше, детали не сочетались одна с другой, а главное — невозможно было представить, что его учитель действительно будет бороться за «возрождение былого величия Тевинтера». Он чувствовал, что не может оставить всё, как есть. Необходимо было разобраться.
Когда амулет перенёс их с Лавелланом в будущее, Дориан запретил себе чувствовать. Ему нужно было сообразить, как вытащить их обратно, сообразить быстро и до того, как их убьют — а желающих это сделать было хоть отбавляй. Тогда он считал, что у него неплохо получается: жалость, страх, гнев замирали где-то в животе и не мешали ему думать. Они справились, но теперь любая мысль о пережитом наполняла его болезненной горечью. Любая мысль об Алексиусе — тоже.
Сейчас его бывший учитель стоял внизу, в полосе закатного света, и не выглядел ни раскаявшимся, ни сломленным. Дориан никак не мог проглотить комок в горле: Алексиус был почти таким же, как раньше, — язвительным и сильным. Дориан в сотый раз пообещал себе перестать быть дерьмом и поговорить с ним. При мысли о том, что это обещание придётся сдержать, от волнения стало дурно.
— Гереон Алексиус, ты будешь исследовать магию под надзором Инквизиции.
Дориан готов был поспорить, что, вынося приговор, Лавеллан бросил быстрый насмешливый взгляд в его сторону.
— Я войду?
— Дориан, какая неожиданность.
От его насмешливого тона внутри стало больно, как будто открылась старая рана. Как же он соскучился. И каким же трусливым идиотом был, что не пришёл раньше.
— Я... давно хотел поговорить с вами.
— Что же тебя останавливало?
Алексиус изменился и остался прежним одновременно. Он постарел, и смотрел теперь по-новому: разочарование, смешанное с презрением. Жизнь, мир, он сам, Дориан — всё теперь казалось Алексиусу бессмысленным и не вполне настоящим, и он не считал нужным это скрывать.
— Страх, видимо. Увидеть вместо вас другого человека. Не того, которым я восхищался.
— Люди меняются, и со временем кумиры юности их разочаровывают. Это нормально, Дориан.
Изменись он сильнее — пожалуй, Дориану было бы даже проще! Но Алексиус, опустошенный и несчастный, оставался его учителем.
— Как вы вообще могли заключить союз с этим вашим Старшим? — с вызовом спросил он, скрестив руки на груди, как обиженный ребёнок.
— Он сильный, — голос Алексиуса звучал глухо, словно он говорил с Дорианом из-под толщи земли. — Я решил, что определённая логика в этом есть: чего не может человек, может бог, так почему бы не помочь ему стать богом?
— Это звучит так дико.
— Я знаю. Но для меня это было просто следующей степенью риска. Я рискнул всем — и проиграл.
— Как насчет принципов? Ваших идей о реформах в Тевинтере, которые так меня восхищали?
Алексиус вздохнул.
— Это важно, но не самое важное в жизни. Чтобы спасти самое важное, отказываешься от всего остального. Говорить об этом, впрочем, сейчас бессмысленно — у меня всё равно ничего не получилось.
— У вас получилось, — пробормотал Дориан. — То есть, почти получилось.
Он как мог оттягивал этот ответственный момент — боялся, что ничего не получится. Брешь на полнеба, прорастающий прямо из людей красный лириум, армия демонов — всё это было важно, но ему хотелось прежде всего передать атмосферу. Торжество зла, безнадёжность и уныние — всё это они ощущали тогда с каждым вдохом. Так плохо ему не было даже в кошмарах.
— Что?
— Мы с Вестником...
— «Вестником», — фыркнул Алексиус. — Вестником Андрасте, да? Не оскорбляй мой разум, будь добр.
— Это просто титул, — Дориан нетерпеливо пожал плечами. — Ваш амулет сработал, — Алексиус молчал, но это было необычайно громкое молчание. Он так и подался вперёд, впиваясь в Дориана внимательным взглядом. — Мы с Вестником перенеслись в будущее. На год вперёд.
— Что стало с Феликсом?
А он-то думал, с чего ему начать.
— Он выжил. Точнее, его убили прямо при нас. Только вот, — Дориан покачал головой. — Это был не он, и это была не жизнь. Не думаю, что он понимал, что происходит вокруг него. И внешне тоже, он...
— Не надо, — почти выкрикнул Алексиус, выставляя вперёд ладонь. — Я понял тебя, — объяснил он уже спокойнее. Ты не знаешь, почему я не перенес себя в прошлое?
— У вас не получилось.
— Значит, всё было зря, — вздохнул Алексиус. Точно так же, как и его двойник в будущем, и от этого Дориану захотелось расплакаться.
— Я хочу рассказать вам, — продолжил он. — О том, что ещё мы видели в будущем. Чтобы вы поняли, что именно было зря.
— Как скажешь, — но было видно, что он почти утратил интерес к разговору.
***
Кошмары бывают разными. Некоторые из них — просто сны, побочный продукт работы твоего мозга, неспособного полностью отключиться даже ночью. Такие сны либо не вызывают глубоких эмоций, либо, сильно испугавшись или разозлившись, ты тут же просыпаешься. Место действия других кошмаров — Тень. Там тебя, конечно, не могут убить или покалечить, но всё остальное случиться вполне может. Демоны послабее обожают так развлекаться: вытаскивать из сознания спящего страхи или воспоминания и разыгрывать их, снова и снова. Такие кошмары отличаются садистской изощрённостью, да и проснуться от них куда сложнее.
По понятным причинам кошмары второго вида чаще снятся магам, чем людям, лишённым магии. Обычно маги учатся контролировать такие вещи — не позволяют своему сознанию проваливаться в Тень против их воли. Но чем сильнее человек истощён эмоционально, тем сложнее ему это контролировать. У Дориана вот были с этим проблемы. Регулярно.
«Мы отменим всё, что произошло», — говорит Лавеллан, и косится на Дориана: сможем ведь? Дориан понятия не имеет.
«Прошлое нельзя отменить, — возражает Алексиус, и его голос полон неизбывной скорби. — Я много раз пробовал, но магия Бреши слишком сильна».
Лелиана вдруг резко подается вперёд, хватает сгорбленную фигуру в знакомой одежде, приставляет нож к горлу — и только сейчас Дориан понимает: это Феликс. Взгляд у него бессмысленный, а тело безвольно, как мешок с мукой, обвисает в руках Лелианы. На Феликсе широкий кожаный пояс, который Дориан когда-то ему дарил. «Я хочу проснуться, — думает Дориан. — Хватит, я хочу проснуться». Щеки у Лелианы впалые, на одной из них — огромная чёрная язва. Кажется, что она слегка пульсирует, как что-то живое.«Я знаю, что это сон!» Лелиана перерезает Феликсу горло, и кровь у него — совсем черная. Несколько капель падают Дориану на лицо. Алексиус дико кричит. «Хватит!»
Проснувшись, он сменил простыню — прежняя была мокрой от пота — и долго смотрел в потолок, заставляя себя успокоиться. Образы из кошмара стояли перед глазами как живые. «Я хочу, чтобы вы вернули мне мой мир». «Пожалуйста, не убивайте моего сына. Я сделаю всё, что попросите». «Прошлое нельзя отменить. Я много раз пробовал, но магия Бреши слишком сильна». «Магия Бреши?» Сосредоточившись, он попробовал вспомнить: Алексиус в будущем говорил ведь именно это? Но теперь Брешь закрыта. Значит ли это, что теперь ничего не будет мешать?
«Опомнись, Дориан, — осадил он сам себя. — Магия времени чрезвычайно опасна. Хрупкое равновесие мира...» «Но у него получилось в Редклифе, — возразил другой Дориан, посмелее. — И ничего с твоим драгоценным хрупким равновесием не случилось. Да и когда мы перенеслись в будущее — хрупкое равновесие вроде бы чувствовало себя нормально, нет?»
Неужели идея Алексиуса — безумная с самого начала — внезапно сможет стать реальностью? Дориан ворочался всю ночь, вспоминая детали, повторяя себе одни и те же аргументы и приводя одни и те же возражения.
***
— Так, ещё раз, — Лавеллан пожалел о том, что не выспался прошлой ночью. Определённо, сейчас ему требовались все его способности. — Ты считаешь, что после закрытия Бреши у твоего Алексиуса может получиться.
— Да, потому что...
— Не объясняй, всё равно не пойму.
— Хорошо. Мне кажется, это того стоит. Я понимаю, что это страшно, мне и самому очень страшно. Но мне кажется...
— Я должен созвать совет.
— Честно говоря, я не думаю, что это хорошая идея. Большинство будет против. Большинство склонно к выбору наиболее безопасных вариантов.
— Честно говоря, — передразнил Лавеллан, — мне кажется, что ты пытаешься не дать мне времени подумать. Боишься, что я откажусь, да?
— Есть немного.
— Теперь пытаешься подкупить меня своей честностью?
— Что-то в этом роде.
— Не получится, — отрезал Лавеллан. — Я всё равно посоветуюсь. Хотя бы с другим компетентным магом. С Соласом, например.
***
Дориан поймал себя на мысли, что уже очень давно он не был так счастлив. Алексиус слушал его, и каждое сказанное Дорианом слово, казалось, делало его чуть моложе. Или, по крайней мере, энергичнее.
— Повтори слово в слово, что именно я тогда сказал, — потребовал он.
Дориан повторил, и его голос дрогнул от предвкушения. Всё становилось правильным прямо на глазах.
— Смотри, — Алексиус показал ему лист бумаги, и при виде знакомого корявого почерка внутри что-то дрогнуло. — Вот здесь.
Эти подробные выкладки. Как он всё-таки скучал.
Дверь в камеру открылась, впуская Лавеллана, Соласа и Лелиану.
— Да я здесь скоро приёмы смогу устраивать, — пробормотал Алексиус, не отрываясь от бумаг. — Вы принесли мой амулет?
Лавеллан восхищенно покачал головой.
— Вообще-то, мы обсудили только, давать ли вам возможность попробовать.
— И?
— Да, — кивнул Лавеллан. — Хотя мне и очень не нравится эта идея.
— Подумай, — улыбнулась ему Лелиана, — зато никакой ответственности в будущем. И все эти смерти в Убежище — их тоже можно будет отменить. Или ты просто не насиделся на своём троне? — она рассмеялась.
— Да я, по логике, даже не вспомню, что он у меня был.
— О чём вы? — вмешался Дориан.
— Мы всё решили, — Лавеллан снова стал серьёзным. — В год 9:35 эры Дракона попадёт, во-первых, Алексиус. Во-вторых, Солас — у него... есть некоторые дела с Корифеем. Но сам он вернуться не сможет, потому что...
— Что значит «некоторые дела»?! — вскинулся Дориан. — Мы должны понимать...
— Хорошо, но это будет долгая история.
Когда история закончилась, Дориан тихо выругался, потом выругался ещё раз. Лелиана молча грызла ноготь — Дориан ни за что не поверил бы, что она способна на такое, если бы сам не видел. Только Алексиус остался безучастен. Дориан знал, о ком он сейчас думает.
— Так что нужно будет не дать Соласу связаться с Корифеем. Он передаст вам записку — для того, чтобы вам проще было заставить его поверить. В прошлом-то вы ещё не будете знакомы. Лелиана справится с этим — и вы поможете ей, если что, да? Потом ей нужно будет работать в Киркволле. Предотвратить заражение храмовников красным лириумом, например. Возможно, предотвратить гражданскую войну — это, конечно, план-максимум. — Лелиана серьёзно кивнула. — А я останусь здесь, — продолжил Лавеллан. — Если всё пройдёт гладко, никакого Конклава просто не будет.
— И ты не хочешь...
— Нет, — радостно помотал головой Лавеллан. — У меня нет ни малейшего желания помнить всё это дерьмо.
— Остаёшься ты, Дориан, — заметила Лелиана. — Ты предпочтёшь вернуться в прошлое, помня обо всех этих событиях, или захочешь, чтобы последних шести лет просто не было в твоей жизни? Хочешь прожить их заново?
Дориан пожал плечами: вопрос показался ему на редкость дурацким. Разумеется, он бы с радостью забыл о многих вещах, начиная с отцовского ритуала, вполне способного лишить его рассудка, и заканчивая предотвращённым будущим, которое он теперь видит в кошмарных снах. Но отказываться от шести лет своей жизни? Отказываться от опыта, который он приобрёл, от всего испытанного и пережитого? Никогда. Кроме того, кто-то ведь должен не допустить появления венатори в Тевинтере.
— Какова мощь этого амулета? — спросил вдруг Солас. — Тысячу лет он не...
Алексиус серьёзно покачал головой.
— Для этого потребовалась бы совершенно другая технология. Лет шесть-семь — как раз его потолок.
Эпилог
Они устали, но радовались, что наконец-то приехали. Дориан встречал их у ворот — знал, что ребячество жуткое, но ничего не мог с собой поделать.
— Не понимаю, как ты можешь предпочитать кареты кораблям, — заявил Феликс, выпрыгивая первым. — Тряска была отвратительная, а один раз мы умудрились свернуть не туда! Да хуже путешествия у меня в жизни не было!
— Феликс преувеличивает, — возразила леди Ливия. — Дорога как дорога. Могла бы занять меньше времени, конечно, но главное ведь, что мы дома.
— Да, — эхом отозвался Алексиус. — Главное, что вы дома.
Его жена и сын не спеша шли по садовой аллее. Дориан крепко стиснул его руку. Всё было хорошо.
@темы: слэш, Тевинтер, джен, Фракционные войны: Реванш