Для: Meredith and her Templar
От:
Название: «Что если?..»
Автор: Jokekiller
Рейтинг: NC-17
Персонажи и пейринги: Карвер/фем!Хоук, Бетани, Лиандра, Андерс
Жанр: agnst, ust, het, missing scene, hurt/comfort
Размер: миди
Аннотация: Карвер с ранних лет испытывал довольно противоречивые чувства к своей старшей сестре.
Предупреждения: инцест, секс с несовершеннолетними, non-con, жестокость, смерть персонажа
От автора: кинково. Сложнее этого мне пока ничего не доводилось писать.
Лишь пара бездумно брошенных фразЛишь пара бездумно брошенных фраз
Кости хрустят, в ушах звенит визг вперемежку с криком боли. Кулаки молотят, куда придется, потому что правый глаз заплыл, а в левом полно песку. Обидно и глупо. Карвер отлично понимает, что ужасно глупо, но ничего не может с собой поделать.
Ему двенадцать, но ростом он как четырнадцатилетний лоб Винси, дружок Мариан. И по силе не уступает. А дерется с таким отчаяньем, что позавидовал бы и молодой медведь.
Но Мариан почему-то оказывается сильнее. Она хватает брата за шкирку, оттаскивая от опрокинутого Винса и орет в ухо:
— Карвер! Прекрати сейчас же!
Тот не слышит. Продолжает размахивать крепкими ручонками, пытаясь дотянуться и ударить.
— Да как ты…как ты смеешь… — верещит мальчишка, вырываясь из хватки сестры. Он и не замечает, как затылком ударяет по носу старшей Хоук. Девчонка падает на землю и уже оттуда в ответ посылает младшенькому заправский пинок по жопе.
— Ай! — кричит Карвер, летя лицом в грязь.
— Это тебе еще мало! — гнусаво рычит Мариан, замахиваясь сапогом для нового удара. Но тут потасовку прекращает жуткий вой, от которого у обоих мальчишек — и у Мэри тоже — закладывает уши.
— Я маааме пожаааалуюсь! — захлебываясь слезами, пищит Бетани, решив, видимо, что стоит заканчивать эту глупость.
— Не надо маме, Бет… — тут же спохватившись, взволнованно говорит Мэри. Бетани делает вид, что пугается ее окровавленного лица и ноет:
— Папе расскажу! Он вас накажет!
— Ты стукачка противная! Плакса! — обиженно отвечает близняшке Карвер, но все же прекращает пытаться оторвать Винси голову. Бетани еще ноет какое-то время, вынуждая Мариан успокаивать ее. Винси быстро смывается от чокнутой семейки, а Карвер так и сидит на земле, надув губы.
— Пойдем домой, — просит Бетани. На ее лице уже нет и следа слез, — у тебя кровь, Мэри…
— Да знаю я!
Карвер испуганно оборачивается, глядя на результат своих рук. Точнее затылка.
— Стыдно? А что если я бы не была твоей сестрой? — спрашивает Мариан, якобы утирая лицо, но по сути размазывая кровь по подбородку.
— Ты бы и меня зашиб, дурак, — сама себе отвечает она и отворачивается, обхватывая Бетани за плечи. И уводит ее, прикрикивая на братца, чтоб тот час же шел следом. Она и не собирается разбираться, почему ее драчливый младший родственник снова напал на одного из деревенских мальчишек. Карвера часто дразнили и шпыняли, называя третьей сестрицей за постоянную девчачью компанию, за тень сестры, в которой он постоянно оказывался, но…
Но на этот раз все иначе. Карвер долго еще трет зудящий глаз грязными пальцами и кашляет от поднятой пыли, ругая Винси сквозь зубы. Что если….
«Что если» — сказала она. И сама не знала, насколько близка была к проблеме, из-за которой Винсент потерял четыре зуба.
Если бы она не была его сестрой… все было бы куда проще, наверное.
— Почему ты ударил того мальчика, Карвер? — спрашивает Малькольм, и его лучистые карие глаза смотрят проницающе. Он знает сына отлично. Он знает, что что-то не так, с того самого момента, как он вернулся домой избитый, в синяках и царапинах. Лиандра ничего не заметила, Мариан предусмотрительно заняла ее в саду, пока отец скрывает улики от хлопотливой жены с помощью лечебных заклятий. Но взгляд Карвера его… пугает.
— Он плохо говорил о нашей семье, — мстительно отвечает Карвер, глядя себе под ноги.
— Что же он сказал? — доверительно спрашивает Малкольм. Сынишка смотрит на него исподлобья.
— Он… я не буду повторять.
— Про кого он сказал плохо?
— Про Мэри.
Малькольм хмурится. Карвер всегда о Мариан думает… много. Ходит за ней следом, обижается, что его за ней не замечают, и все же ходит. «Мабари не следует за хозяином так преданно» — думает Малькольм, — «И все драки-то по сути из-за сестры.»
Из-за того, как он к ней привязан. И не хочет показаться слабее. Он гораздо младше сестры, но с восьми лет считает себя обязанным быть наравне со старшенькой Хоук. Кому-то и что-то доказывает, ранится о любое неосторожное слово, ноет и обижается и… боготворит ее.
— Ты вылечил Мариан нос, пап?
Малькольм кивает и ловит сына на облегченном вздохе. Карвер думает о сестре слишком много. Мальчишки в его возрасте не носятся так с девочками, тем более с сестрами. Его сверстники злые, глупые, дергают девчонок за косички и обзываются. И так Карвер ведет себя с Бет… но не с Мэри. Отпуская сына, Хоук думает о том, что же сказал Винсент такого, что Карвер бросился на него, как с цепи сорвавшись? Что могло настолько его разозлить?
Что если… лучистые глаза Малкольма вспыхивают нелепой догадкой. С этих минут он все же невольно ищет ей подтверждение… и находит, где-то на донышке ярких голубых глаз угрюмого мальчишки.
Тебя надломят, как тонкую веткуТебя надломят, как тонкую ветку
— Пупсик, почему ты такой грустный?
— Я не грустный. Я думаю.
— О чем же ты думаешь, кексик?
— О том, что заморозки посевы побьют. Нечем будет кормить лошадь. Отец совсем уже не ходит, мне придется все одному…
— Я знаю, знаю. Ты такой сильный. Откуда у тебя такие мускулы, пирожок? Ты еще два года назад был тощенький, как Билл Теркинс.
— Ну не знаю… Я занят на поле. На мельнице работаю постоянно, с солдатами тренируюсь. Да, ну просто удивительно, откуда у меня мускулы, Мэнди.
— Малыш, я же просила звать меня Персик!
— Да… кстати, мама хотела посадить персиковое дерево в саду. Но не думаю, что на нашей земле… слушай, ты дашь мне ту настойку или нет? Сестра мне плешь проест, если я снова опоздаю.
— Ну, не грусти, сладенький.
— Да не грущу я. Я иногда думаю, Мэнди.
— Ты постоянно думаешь о чем-то! О поле, о лошаде, о сестре… а обо мне совсем не думаешь!
— Ох… вот теперь я о тебе думаю.
Карвер вздыхает. У Мэнди Рейнольд дед неплохой травник. Он делает настойки и собирает корешки для Малкольма, который в последнее время совсем слег. Так уж вышло, что внучка у Филберта Рейнольда — большая шлюха. Иначе не скажешь. И так уж вышло, что Карвер совершенно не против того, чтоб она время от времени провожает его на сеновал или делает минет в закутке за сараем. Но иногда она становится просто невыносимой.
Карверу скоро шестнадцать. Он вымахал за эти годы и теперь Винси Нойс дышит ему в ключицу. Еще недавно — он прыщавый подросток, но вот в его вытянувшейся, крепкой фигуре начинает проклевываться что-то мужественное. Малькольм все еще часто шутит, что на деревенских харчах дети растут быстро и буйно, как сорняки. Карвер… он выглядит старше своих лет, и думать, как ребенок, уже давно не имеет права.
А у Мэнди глаз явно наметан. Она старше его всего на год, но вытворять умеет такое…
— Вот твоя настойка, — девчонка, надувшись, шмякает заветной бутылью об стол, едва не разбив ее. Карвер закатывает глаза и осторожно забирает зелье:
— Спасибо, Персик.
Мэнди рдеет и мурлычет что-то о том, что ему стоит зайти вечером.
Карвер идет домой самым коротким путем через поле — и так слишком задержался. Разгоняет ворон и все думает, думает… на самом деле, его мысли часто заняты именно работой. Но еще чаще — и об этом он, конечно, не скажет Мэнди — Карвер думает о сестре. О Мариан.
Он не забывает ту драку. С тех пор, как Винс тогда отпускал о Мэри грязные шуточки, с тех пор как этот ублюдок позволил себе так пошло унижать Карвера и его искреннюю привязанность к сестре… Выходила ли эта странная мысль из сознания Карвера? Плевать на Винсента. У него пять сестер и обо всех ходят не слишком приличные слухи… Но Мэри…
— Явился, наконец! И где тебя столько носило? Сколько прикажешь ждать, пока ты Рейнольд глазки строишь? — Мариан злая, стоит на пороге дома, сложив руки на груди. На ней рубаха и штаны, подвернутые до колен. Ноги мокрые, грязные, босые. Красивые ноги, с маленькими ступнями. Не крестьянские ноги.
— Тебе бы только поорать, — огрызается Карвер, поднимаясь на порог, кивает вниз, — рыбу что ли ловила?
— Пыталась затащить в воду этого дурного щенка, — вздыхает Мэри, взъерошивая короткие волосы и от того становясь больше обычного похожа на братца, потом озлобленно цедит, — быстрей наверх шуруй. И сделай уже что-нибудь полезное, матери помоги в саду. Она с этими деревьями возится, занозила себе все пальцы!
— А Бет где? — возмущается Карвер.
— Наверху. Папе хуже, — коротко отвечает Мариан и сразу становиться ясно, что злиться она не из-за брата. Карвер почему-то разочарован. Хотя… почему-то? Он иногда дико хочет, чтоб ее волновало… хоть что-нибудь, хоть эта проклятая Мэнди, но Мариан лишь усмехается изредка и скорее с издевкой зовет его «жеребцом», чем воспринимает серьезно. Между ними пропасть возраста и, как не смешно, родства. Кто он для нее? Мальчишка…
Ей бы только насмехаться. Карвер злиться и смеется в ответ. Но…
Она красавица, не смотря на то, что совсем не следит за собой, в отличие от Бет. Бет ведь особенная… вся семья носится с ней и ее магией. Отец всегда с ней мягко и ласково. А Мэри — как мальчишка. За пазухой всегда кинжал или топорик, руки крепкие и удар поставлен, как у парня. Даже волосы Мариан стрижет коротко, чтоб не мешались в работе… Иногда кажется, что не Бетани близнец Карверу, а она. Голубые глаза, взгляд недовольный, усмешка резкая, кривая… И дерзит так же прямо, беззастенчиво.
Ей двадцать один. Местные парни увиваются за ней куда больше, чем за младшей Хоук, хотя та намного мягче и женственнее. Карвер отлично понимает этих ребят — Бетани тихая, милая девочка, таких в Лотеринге пруд пруди, а Мэри другая. В ней есть вызов и стержень. Что-то дикое от отца и что-то гордое от матери. При взгляде на нее хочется любоваться, как виверной или драконом. И страшно перед ней и невозможно оторвать взгляда. Только ее, кажется, совсем не волнуют мужские взгляды.
— Ты бы лучше сама помылась, а не собаку мучала. Несет за милю, «братец», — как всегда обидно называет он ее, размахивая рукой перед носом, и проходит в дом, толкая сестру плечом. Ему не особо нравится обижать Мэри… но блеск в ее глазах, вспышка ярости и то, как загораются цветом ее тонкие губы — это его маленькая слабость.
Он ненадолго поднимается наверх, с насмешкой наблюдая в окно, как Мариан быстрым шагом идет к реке с корытом. Может, она и делает вид, что не слушает его, но…
Малкольм плох. В глазах у отца серая пелена. Он почти не встает, а когда начинает говорить, заходиться в кашле. Настой Рейнольда только немного облегчает боль. Малкольм говорит, что болезнь его связана с Глубинными Тропами и излечиться нельзя. Что это как-то связано со Стражами, но как — не объясняет.
— Отец, — входит в комнату Карвер и первым делом отдает Бетани зелье, — как ты?
Глаза Малкольма не лучатся больше, но по-прежнему проницают.
— Карв… вер… я как раз…
Он хочет что-то сказать, что-то очень важное, но уже не может. Бет дает ему настой и убеждает, что нужно поспать. Ему чуть легче говорить, когда зелье обволакивает горло и в глазах вдруг проясняется. Малкольм поддается на уговоры дочери.
— Мне надо будет поговорить… с тобой вечером, — шепчет отец и засыпает. О чем поговорить? Он так внимательно смотрит на сына, что Карверу становится не по себе.
Карвер выходит на задний двор и в дверях опять встречается со злой Мариан, еще раз сталкиваясь плечами, по-детски. Он занимает себя мыслями о работе, но в нем еще долго какое-то неестественное напряжение от сохранившегося в ушах рычания Мэри. Лиандра замечает за сыном это, но думает, что все дело в чем-то… другом.
Карвер хочет, чтобы так и было. И не хочет. В том, что он чувствует к Мариан есть что-то… что-то темное, неправильное и горячее, чего не хочется терять. Он копит в себе и лелеет свои липкие, странные мысли, как ребенка, который никогда не родится.
Весь вечер Карвер таскает воду для саженцев, тоскливо глядя на покосившееся колесо водяной мельницы, работающей из рук вон плохо. Возвращаясь домой, он думает сказать Мариан, что заняться ремонтом было бы совсем неплохо.
Но отец умирает, и все другое отпадает само собой.
И пусть никто не поймет насИ пусть никто не поймет нас
Только через полтора года Лиандра, наконец, хоть немного приходит в себя. Она все так же беспомощна и опущена в свое горе, постарела, подурнела, но теперь хотя бы изредка улыбается. Она жила в комнате с Бетани, чтоб не подниматься на верх. Деревья забросила, но обнаружив, что персики каким-то чудом продолжают пытаться выжить и без посторонней помощи, снова возвращается ухаживать за садом и теперь вся в нем.
Бетани часто гуляет с Алисон, Сорчей и другими своими подружками из деревни, лишь бы только не идти обратно домой… где скрип каждой половицы напоминает о любимом отце, ушедшем с невысказанной мукой на лице.
Карвер работает. За двоих. Наверное, еще усердней, чем раньше, потому что и Мэри работает с ним, преследуемая тем же чувством, что и Бет. А в компании старшей сестры он просто не может халтурить и даже просто нормально работать. Надрываясь, он снова и снова доказывает кому-то, что он — лучше... Иногда, когда заканчивается работа на мельнице и в деревне они упражняются на мечах в компании солдат и это тоже… отвлекает.
Но в один дождливый день наступает момент, когда в дом им приходиться войти не только для того, чтоб забыться мертвецким сном, но и заняться, наконец, проклятой текущей крышей и замшелой мельницей. Протереть пыль на лестнице, что ведет в родительскую комнату. Перебрать старые вещи.
Малкольм Хоук умер короткой весной, и только спустя холодную зиму, в преддверии другой его семья вдруг очнулась от горестного оцепенения.
— Я… пойду наверх, — в нерешительности произносит Бет, шмыгая носом. У нее в глазах стоят слезы и она отворачивается от своих «братьев»… Мэри никогда не была девчонкой в привычном понимании этого слова. И кончину отца переживала сдержанно, как мужчина. Успокаивала мать и Бетани, пыталась быть им опорой, как и Карвер.
Как и Карвер.
— Мельницу надо починить… иначе на эту зиму можно уже не думать о хлебе, — мрачно произносит Карвер, обхватив себя руками за локти. Он ловит мимолетный взгляд Мэри и думает, как ее изменили какие-то полтора года. Между тоненьких бровей залегла непривычная морщинка, взгляд стал тяжелым, лицо осунулось.
Мэри в ответ кивает и думает, что братец ее стал очень суровым в последние месяцы. Он повзрослел невольно, и что-то изменилось в нем. Куда-то исчез угрюмый подросток, и появился молодой мужчина. Деревенские девушки, еще вчера презрительно отворачивающиеся от худого курносого мальчишки с взъерошенными вихрами, начали на него засматриваться. Никто бы не поверил, что ему всего семнадцать.
— Ну, а я на крышу. Иначе нас совсем зальет эта осень, — пожимает плечами старшая Хоук и заглянув на кухню к матери, которая скворчит кастрюлями и котелками, решительно поднимается наверх.
Осень еще совсем юная, жаркая. Дождь со своими мелкими каплями от нее не спасает. Трава, еще зеленая, а от земли валит пар — скоро собирается гроза. Небо заволакивает густой синевой, и отдаленные раскаты заставляют Хоуков торопиться. Карвер возится с досками, отбиваясь от комаров, и промокает насквозь, то ли от мороси, то ли от пота. Стаскивает холщевую безрукавку и бросает на дровяник.
Мариан кидает с крыши на него завистливый взгляд. Иногда, как сейчас, она жалеет, что не родилась мужчиной. Многие бы сказали, что пышная грудь ей очень к лицу, но девушка другого мнения — она была бы рада иметь плоскую, которую можно вот так, открыто подставлять под капли от этой невыносимой парилки. Даже на крыше ей жарко и бесят приставучие насекомые. Она работает молотком устало, медленно промасливает доски. Работа не спорится. Хочется все бросить и укрыться в доме, где мама сейчас печет тыквенный пирог. На крыше становиться слишком скользко и в какой-то момент Мэри решает плюнуть на ремонт и вернуться к нему после, а еще лучше, потом отправить Карвера. Но пытаясь слезть с помощью стремянки, она вдруг удивленно понимает, что теряет равновесие, что ее сапог плавно, но при этом очень быстро скользит вдоль доски и сама она летит вниз.
— Ах, ты… — едва успевает крикнуть девица, только ногти царапают воздух, пролетая в сантиметрах от кровли. Даже с высоты двухэтажного дома немудрено сломать себе позвоночник, если падаешь на спину. В ушах свистит ветер и гремит гром, а потом:
— Поймал! — раздается рядом перепуганный хрип, а тело сжимают до синяков железные пальцы. Мариан затравленно дышит, часто моргая. Дождь сильнее бьет по лицу, не давая ничего увидеть. Под левой рукой трава, под правой — горячая влажная кожа.
— Карвер?
— Неуклюжая ты корова! — вскрикивает Карвер, с трудом садясь и встряхивая сестрицу в своей твердой хватке, — ну, как надо было умудриться!? Под ноги то смотришь вообще или так задрала нос, что ни демона… — он кричит и голос его срывается от пережитого испуга.
Дождь переходит в ливень.
Рука Мариан по прежнему лежит на теплой и мокрой груди брата, она глупо моргает, уткнувшись сырой башкой ему в плечо.
— Что, по воздуху решила летать?! Или ты специально сиганула с крыши, чтоб меня раздавить? А ну, отвечай!
Снова раздается гром и девушка вздрагивает. Все так… отец умер, а она не плакала. Ей тяжко, очень тяжко быть сильной и тянуть двух сопливых баб. А теперь еще и это… Она только что могла расшибиться насмерть! Еще чуть-чуть и она начнет плакать. Она, твердая Мэри. Да, когда на тебя так орут, грех не зарыдать. И тут вдруг Карвер смягчается:
— Ну, — он кряхтя встает, не переставая прижимать сестру к себе, — Хватит с нас ремонта. Завтра продолжим вместе. И не реви или я все Бетани расскажу, она тебя примет в свой женский клуб и будешь с феньками носиться… понял, «братец»?
Его губы, влажные от дождя, близко к ее приоткрытому рту. И как будто становятся еще ближе с каждым мгновеньем…
— Я… я… — Мариан вдруг понимает, что расклеилась, а младший брат разговаривает с ней, как с ребенком, — пусти меня. Я сама в дом пойду.
Она чересчур резка с ним, но не может отделаться от странного ощущения, которое подарила ей его мокрая горячая кожа. Карвер, фырча себе под нос о неблагодарной девке, выпускает ее и Мариан отпрыгивает от него, как ошпаренная. Спотыкаясь, бежит по мокрой траве к входной двери.
Потом замирает, почти у самого порога и смотрит на него. Она видит мужчину. Высокий, статный, мышцы перекатываются под розовой и гладкой от ливня кожей, а в глазах… Мариан чувствует волну стыдливой дрожи, пробирающую до самых корней волос. Ей вдруг хочется прикрыться — она вся промокла и теперь, как голая. А взгляд младшего брата такой… такой жадный, что хочется убежать, спрятаться, закрыться…
Чтоб он догнал, нашел и раскрыл.
— Спасибо… поймал меня, — неловко произносит Мэри, пытаясь совладать с этим жутковатым порывом. Карвер просто жрет ее взглядом. И молчит.
— Не смотри на меня так, — тихо произносит Мариан и истерически добавляет, — не смотри!
Брат отводит глаза и она уходит в дом, смятенная. Но не известно, кем сильнее — собой или им.
Но сердце твое пол замком и в клеткеНо сердце твое под замком и в клетке
— Мама, нам надо серьезно поговорить, — осторожно начинает Мариан, садясь на веранде рядом с матерью. Лиандра, отложив клубок, смотрит на нее с нескрываемым удивлением:
— Что такое вдруг случилось, что моя Мэри вдруг решила серьезно поговорить? — слабо улыбается она.
— Карвер случился, — мрачно отвечает Мариан, поднимая глаза к небу. Оно голубое, как его глаза.
Что-то случилось с Мэри. Как будто упав с крыши, она крепко стукнулась головой. Нет, она и раньше замечала за Карвером этот странный взгляд и другие ненормальности, но раньше ее это не волновало так… сильно.
Разговаривать с матерью она хочет вовсе не о себе.
— Что с мальчиком? — снова спрашивает Лиандра. К ней сбоку подходит, стуча когтями по дереву, большой серый мабари и ложится у ее ног. Женщина чуть наклоняется и почесывает у него за ушком.
— Я не знаю, что с ним делать, — вздыхает Мариан.
— А что с ним?
— Он… ведет себя странно. Ты разве не замечала? Что-то с ним не то. Ходит весь напряженный, думает о чем-то, не ест почти и этот его взгляд…
— Ну, в его возрасте, думаю, это нормально, — мягко отвечает Лиандра, — мальчик, наверное, впервые влюбился, — Мэри вздрагивает и мать бросает на нее еще один удивленный взгляд, — Я и раньше замечала… у него в деревне есть девушка. Мэнди, кажется?
— Мэнди, — раздраженно повторяет Мариан, представляя в голове блядский образ этой Рейнольд.
— Ну, вот в ней дело. Может быть, Карвер думает жениться, — мечтательно произносит Лиандра. Мариан встряхивает головой, как лошадь, и челка лезет ей в глаза:
— Эта Мэнди, мама, она… — ей трудно сдержать ругательство, — не такая девушка. С ней гуляют половина парней из деревни.
— О… — многозначительно и печально произносит Лиандра, — думаешь, дело не в ней?
— Конечно, не в ней! — возмущенно шепчет Мэри себе под нос и взъерошивает волосы, — совсем не в ней, а в другом…
Она замолкает, ловя еще один взгляд матери. На этот раз умиленный.
— Что?
— Ты так похожа с ним, когда волосы ерошишь, — улыбается Лиандра и приобнимает дочь за плечи, — какие вы у меня красивые оба. И Бетани красавица. Она больше на отца похожа, а вы… ну просто вылитые Амеллы…
Мариан сидит с темным лицом. Похожи. Естественно, они ведь брат и сестра.
— Мама, помнишь, была гроза?
— Помню. В прошлый четверг.
— Я упала с крыши, а Карвер поймал.
— О, Создатель! И ты только сейчас мне говоришь! — всплеснула руками Лиандра, но Мэри не дала ей начать квохтать и резко перебила:
— Он приставал ко мне. Как мужчина. Думаю, мама, он испытывает ко мне… не только братские чувства.
Лиандра хмурится, потом прикрывает рот ладонью и затихает. Пес у ее ног со скулением поднимает голову, но женщина не обращает на него внимания.
— Не может быть… Мэри, — едва слышно произносит она, — он приставал к тебе? Ох…
А потом вдруг произносит: — Гамлен…
Мариан облизывает губы:
— Гамлен?
— Твой дядя. Мой брат. Он был… — и Лиандра снова замолкла, качая головой. Мэри еще какое-то время сидит рядом, потом встает и уходя просит:
— Поговори с ним, мам, пожалуйста.
Лиандра рассеяно кивает, пораженная этой новостью.
А вечером, когда Карвер возвращается из города, Мэри сидит на крыше, которую давно уже починила, и ждет криков. Их не слышно. Она спускается уже в темноте и потихоньку забираясь в свою комнату натыкается там на братца. У него глаза горят как костры в темноте, но на этот раз от гнева.
— Что ты сказала маме, дрянь ты этакая? — сквозь зубы произносит он, припирая Мариан к двери, как только она ее закрывает за собой. У девушки перехватывает дыханье. Он в городе провел весь день, торговал, таскал мешки с мукой… пропах потом и пшеном. Его запах заползает к ней в ноздри и пугает, как паук. И опьяняет, как крепкий мед. Ужасно!
— Я сказала все как было. Выйди вон из моей комнаты, — вкрадчиво отвечает Мэри, пытаясь сохранить достоинство. Карвер рычит от злости и ударяет кулаком об стену:
— Да что было то?! Что ты себе придумала?! Мама теперь считает меня ущербным уродом, копией какого-то там извращенца дядюшки! Ты бы видела ее лицо!
— А чего ты хотел?
— Я? Чего ты хотела, мне интересно. Откуда у тебя вообще взялась мысль, что я… — тут Карвер прыскает от смеха, — на тебя заглядываюсь? Как я к тебе приставал-то хоть, а?
— Ты смотрел…
— Я смотрееел, — издевательски тянет Карвер, — ну у тебя и фантазия, дорогуша. Может, это тебе передалось извращение нашего распрекрасного дядюшки, но не думай себе ничего! Да даже если бы ты не была моей сестрой я бы и не посмотрел на тебя, дуреха! Взгляни на себя. И на меня взгляни! Мне нравятся девушки, а не пародии на мужиков, — не на шутку заводится братец, брызжа слюной от злости, — если б я действительно был извращенцем и западал на собственную сестру, то всяко выбрал бы Бет, а не тебя. Пугало огородное…
— Я красивая! — не верит и скептически шипит Мэри, — и ты смотрел на меня, признайся! Поверь, уж я-то знаю, как смотрят мужчины на женщину, которую вожделеют… И чего ты так взбесился?
— Вожделеют!? Вожделеют! Так. Не знаю, что ты себе придумала, — взмахивает руками Карвер, — но из-за тебя мама думает обо мне всякую гадость. Как ты это исправишь, меня не волнует, но ты это сделаешь, или я сам сброшу тебя с крыши, дура несчастная. Поняла меня?!
С этим он отодвигается от нее и, дождавшись, когда она кивнет и откроет дверь, выходит порывистым шагом. Мариан закрывает за ним. В воздухе все еще стоит запах его пота, терпкий, почти невыносимый.
Она сама сыграла с собой злую шутку. Она опозорила его. Унизила. И только теперь поняла, как сильно сама хочет его. Хочет, чтоб он смотрел на нее с желанием, пожирая взглядом, чтоб сжимал в руках до боли…
Мальчишка с угрюмым взглядом и торчащими вихрами, рано повзрослевший. Ее младший брат! Ребенок, с которым она сидела когда-то… Как он мог привлекать ее? Как?! Как!? Это просто отвратительно и низко… и… почему эта мысль не выходит из головы?..
— Я красива… он не может этого не видеть… — качает сама себе головой Мариан. Она зажигает на ночь свечу и, раздевшись, разглядывает себя в зеркале. Пускай у нее мальчишеская прическа, но ее фигура вполне женская. Крутые бедра, плавно переходящие в тонкую талию, полная грудь с ложбинкой, которая так влечет взгляд мужчин; белая гладкая кожа, которую хочется касаться снова и снова; крупные, напряженные розовые соски, которые всегда кажутся чуть-чуть набухшими от возбуждения; темный треугольник волос внизу, между ног, и под ним влажные от желания складки и ноющее нутро. На левом бедре и на плече еще остались бледные синяки от рук Карвера, которыми он наградил ее, поймав на лету. Касаясь этих синяков, Мэри снова представляет его руки на своей коже, его губы, его дурманящий мускус, хрип его голоса. Ее на секунду словно током бьет, когда Мэри понимает — этот хрип совсем недавно появился. Голос ведь ломается! А потом, она вдруг жадно представляет, что в порыве злости, как сегодня, он берет ее грубо, стоя, входя быстрыми толчками. Она пугается этих мыслей, но заводится и млеет, и покрывало под ней намокает от похоти.
В эту ночь она впервые мастурбирует, думая о своем брате.
В эту ночь она впервые с шестилетнего возраста плачет, презирая саму себя.
Пусть прячась от правды за ложной свободойПусть прячась от правды за ложной свободой
— Бетани… ты можешь что-то сделать с моими… волосами…
Младшая сестрица, как раз заплетающая себе тугие косы, удивленно замирает и смотрит на старшую. Мариан никогда не просила раньше ни о чем подобном. Она вообще никогда особо не следила за тем, что там у нее с волосами, какие туфли сейчас в моде и каким цветом рубашки лучше подчеркнуть глаза. Мэри — мальчишка. «Братец» — как зовет ее Карвер.
Но сегодня вечером — Сатиналья. Сегодня Барлин в Лотеринге избран королем дураков, хотя сам об этом не знает. Сегодня люди дарят друг другу подарки на долгую память и признаются в любви без помощи слов… в деревне устроят большой праздник, на котором каждая девушка постарается показать себя. Чем же Мэри исключение?
— Ого, — сдержанно удивляется Бет, повязывая ленту в косу, — И что ты хочешь сделать с волосами?
— Это я у тебя хотела спросить, что вообще можно с ними сделать… чтоб они не выглядели… так, — вздыхая, говорит Мариан, глядя в зеркало. Бетани осторожно, будто боясь, что сестра укусит, гладит ее по локонам.
— У тебя хорошие волосы, что не так?
— Они короткие, — констатирует Мариан. Бетани издает смешок:
— Думаешь, я тебе их заклинанием наращу что ли?
— Не знаю… не знаю! — огрызается Мэри, вертя башкой и так и этак, — я похожа на парня. Можно это исправить как-нибудь, м?
— Ты не похожа на парня, — ласково произносит Бетани, приобнимая сестру и глядя вместе с ней в зеркало, кладет голову ей на плечо, — ты очень красивая. В тебе есть шарм и… обаяние. И у тебя ладная фигура…
— Захвалила, — фырчит Мариан, накручивая короткий локон на палец, — нужно как-то их… украсить что ли.
— Я могу сделать тебе венок и вплести туда золотник. Если наденешь его с бардовым маминым платьем… — отступница задумчиво ухмыляется, — деревенские простушки разорвут тебя на части, — иронично заканчивает свою мысль Бет.
— Думаешь, мамино платье еще не сьела моль? И я в него влезу? — скептически ворчит Мариан, становясь боком и проверяя свою талию. Бетани впервые видит ее настолько озабоченную своей внешностью. Она гладит ладошками живот, придирчиво растягивает кожу на лице, где есть мелкие морщинки. Встает на носочки и смотрит, как этот подъем сказывается на ягодицах.
— Пойдем посмотрим, — подмигивает она сестре заговорщицки, и чувствуя себя необычайно счастливой от внимания Мэри, идет вместе с ней наверх в родительскую комнату и открывает небольшой дорожный сундучок, который Лиандра повсюду с собой таскала годы странствий. В нем она хранила разную одежду, и то дорогое платье из Джейдера, которое они с Мальколмом купили вместе. Бархатное, с золотыми вышивками, оно было очень красивое.
Мариан трагично глядит на изящную орлейскую вышивку и хмыкает:
— Знаешь, дорогая, оно просто… дорогущее. Если я выйду в нем на улицу — не успею пройти и десяти шагов, как с меня его снимут.
— Ну и хорошо. — вдруг произносит Бетани озорно, — давно уже пора, чтоб кто-нибудь снял с тебя платье.
Мэри ошарашенно глядит на свою сестрицу.
— Бетани…
— Ну, что, что «Бетани»? — пародирует Бет возмущение в голосе Мэри, — ты уже два года, как после той охоты совсем не интересуешься…
— Бетани! — прерывает Мариан жестко, — я не хочу это обсуждать.
— А я хочу, — хмурится Бет, — найди себе уже парня. Хватит скучать по нему! Свет клином не сошелся на одном несчастном оруженосце… Ты вот для кого сейчас прихорашиваешься? Для Винсента? Ну, так будь с ним, наконец, он же места себе не находит. Билл Теркинс вчера слезно выпытывал у меня, придешь ли ты на праздник. Фарин спрашивал о тебе. Мэри — только выбирай. И выбери уже кого-нибудь, а то я смотрю на тебя и жалею.
— Жалеешь? — эхом повторяет Мариан. Ее тонкие брови давно уже спрятались за челкой.
— Ты последний месяц сама на себя не похожа! Вся как на иголках… ну, будь уже наконец, девчонкой, Мэри, влюбись в кого-нибудь.
— С каких пор тебя так интересует моя личная жизнь? — недовольно тянет Мариан, складывая руки крестом. Бетани пожимает плечами, невинно отводя глаза:
— Ну, знаешь, когда столько парней подходит к тебе не для того, чтоб пригласить на праздник, а чтоб узнать о твоей сестре, это наводит на разные мысли. А если ты, наконец, найдешь себе кого-нибудь, может они обратят внимание и на меня! — на последней фразе Бет сидит уже надув свои пухлые губы и дуется, дергая за ленточку в недоплетенной косе.
Мариан смотрит на сестру с весельем и неожиданной нежностью.
— Бет, я и не знала, что тебя это так волнует, — после долгого молчания произносит Мэри, положив ладонь на руку сестры. Бетани закатывает глаза со смешком:
— А тебя, значит, не волнует? То есть про волосы забудем, да? Тогда я сама надену это платье и пусть тебе будет хуже… — с этим она достает из сундука бархатный шедевр орлейских швей и вскрикивает.
— Моль! Дырка!
— Ну, а что я тебе говорила, — пожимает плечами Мариан. И тут они обе видят под бархатным, безнадежно испорченным платьем еще одно, тоже орлейское, джейдерское, но при этом не такое вычурное. От него веет чем-то ферелденским, морозным. Бетани аккуратно вынимает его из сундука и гладит мягкую голубую ткань пальцами.
— Тебе как раз под цвет глаз, — произносит она, встряхивая и расправляя платье. Поднимает пыль. Белое с голубым, это убранство Лиандры Хоук цело и невредимо. Мариан легко надевает его и затягивая шнуровку на корсете, любуется своими голыми щиколотками. Платье не слишком короткое, но и не в пол, а значит, подол не испачкается. Летящие рукава едва прикрывают Мэри локти. Сборка спереди над корсетом открывает выгодный вид на высокую грудь девушки.
— Как влитое, — вздыхает Бетани, — к нему больше подойдет вьюнок, чем золотник. Я сплету быстро. Мама будет летать вокруг тебя весь вечер.
— А ты что наденешь?
— Свое белое. Алисон говорит, мне очень хорошо.
— Врет, и не краснеет твоя Алисон. Здесь у мамы есть еще… вот это, из Редклифа, — Мариан хозяйски роется в сундуке и достает нечто столь изумрудно-зеленое и струящееся, что обе девушки на мгновенье замирают, задерживая дыханье.
— Надень, — требует Мариан беспрекословно. Бетани с охотой исполняет это требование и оказавшись у зеркала, начинает лихорадочно вытаскивать из кос розовые ленты. Мариан какое-то время наблюдает за ней, потом со вздохом помогает.
Они никогда не были так… близки раньше. Как сестры. Бетани наслаждается этим моментом, ведь так любит сестру, такую сильную и твердую, недосягаемую и во всем лучшую. Ей не до младшей сестренки, редко когда Мэри снисходит к ней, особенной, любимице отца, маленькой волшебнице, отягощенной своим даром. И Карвер и Мэри думают лишь о том, как защитить ее от храмовников, а о самой Бетани и не вспоминают… она закрывается в себе, читает книги, перешептывается с парочкой знакомых из деревни и занимается домашними делами. Одна. Маленькая особенная девочка, до которой всем нет дела. И тут вдруг Мариан. Так по-сестрински говорит, по-женски волнуется, по-доброму смотрит. Не иначе, как ее на заутренней в церкви коснулась сень Создателя. Бетани так рада этому крохотному кусочку теплоты от резкой Мэри, что дрожит от ее прикосновений.
Мариан же с удивлением отмечает, что в женских делах нет ничего такого уж неприятного и обременительного. Пропуская длинные волосы сестры через пальцы она тоже чувствует какое-то родственное тепло, какого между ними раньше не было. Или было, но мимолетно.
А теперь они на пару минут становятся нормальными сестрами.
— Кто он? — спрашивает Бетани, наконец. Должен же быть какой-то юноша, ради которого Мэри так волнуется.
— Твой брат, — отвечает Мэри с усмешкой. Внутри желудок делает кульбит, а к горлу подступает тошнотворный комок. Сколько раз она уже представляла с ним эти отвратительные, похотливые сцены? Сколько раз ее выворачивало от самой себя наизнанку, но между ушей и внизу живота продолжала гореть одна и та же проклятая идея? И когда ей действительно начала нравится эта проклятая неправильность?
— Очень смешно, — отзывается Бетани, убирая ленты и платья в сундук. Ей еще надо найти белый вьюн и сделать венок для этой шутницы, а та, похоже, совершенно не желает откровенничать. Мариан сглатывает, пряча взгляд потемневших, увлажнившихся глаз.
Сестра действительно не понимает, что Мэри как никогда открыта и говорит правду.
Захочешь ты мести, жестокой, как МорЗахочешь ты мести, жестокой, как Мор
Деревня украшена в честь праздника, между домами развесили цветные ленты и фонарики, на площади старейшина Мириам деловито помогает расположиться лавочникам, заехавшим в Лотеринг. На таких праздниках всегда находятся те, кто не успел смастерить или купить подарок, а лавочники тут, как тут — дерут цены втридорого и продают то, что залежалось. В другое время никто и не купит какой-нибудь ковер с изображением битвы при Айсли или дешевую маскарадную маску, а тут… все сгодится.
Девушки Хоуков идут вдоль рядов лавочников, у Бет в руках сладкое медовое яблоко на палочке, волосы заплетены в тугой колос и увиты зеленой шелковой ленточкой. Она смеется и краснеет, когда слышит издали звуки музыки и крики друзей, которые ее окликают.
Мариан в венке из вьюна, идет быстрой походкой, которая даже в платье делает ее немножко резковатой. Но она сегодня красива… красива как никогда, и нужно быть полнейшим дураком, чтоб этого не заметить.
Вопреки мнению Мариан, Карвер далеко не дурак.
Он приходит на площадь с матерью, задолго до того, как являются сестры. Лиандра что-то увлеченно обсуждает с Мириам сидя за одним из длинных деревянных столов, накрытых на всю деревню. Карверу скучно, мальчишки-подростки зовут его играть в мяч, и они играют, чуть в стороне от общего праздника. Он поддается, конечно. Потрясает кулаком, когда ребята задираются, но в целом, ведет себя очень… сносно. Никаких драк, никаких стычек, никаких проблем.
Но вот появляются девушки, о чем-то переговариваясь на ходу и хихикая, совсем уж загадочно. Карвер замечает Мариан издали и что-то у него в груди начинает трепыхаться, как рыба выброшенная на берег. Он бросает играть с детьми и, подходя к сараю, неподалеку от таверны, прислоняется спиной, стараясь унять сбившееся дыханье. Он только что бегал и возился с быстроногими мальчишками, но дело совсем не в этом.
Она такая красивая в мамином платье. Карвер наблюдает за ней с восхищением и злостью. Как она радостно улыбается матери, как оказывается в толпе парней, как беззаботно флиртует с выродком Винсентом. Зачем она это делает? Неужели, она настолько жестока, что хочет нарочно, снова и снова унижать брата? Мать и так теперь слишком пристально следит за младшим, часто указывает ему на деревенских девчонок, мол, посмотри какие, нашел бы ты себе подружку, сынок. Карвер терпит это и даже взгляда лишнего не позволяет себе в сторону Мэри, а она? Или она совсем о нем не думает?
А что если…
Она нарочно? Ведь так и есть. Она ему мстит, это ясно по бросаемым украдкой взглядам, полным собственного превосходства. А вот за что, не ясно. То есть, Карвер не может понять, за что. За то, что он ее любит? За то, что не показывает этого? За то, что поймал ее, и раскрыл на себя глаза?
Он подходит к Мариан, когда уже темнеет, и Лиандра больше увлечена вином и болтовней с Мириам, чем слежкой за сыном. Бетани занята танцами, а Мэри о чем-то серьезно спорит с Винсентом, стоя у одной из полностью распроданных лавчонок.
— Я же сказала нет… зачем мне это? Тебе с первого раза не понятно?
Издалека слышит Карвер раздраженный тон Мариан. Что-то во взгляде Винсента и в позе сестры ему не нравится. Она слишком напряжена для дружеского спора.
— Что такое? — Карвер не смотрит на нее, сверля взглядом Винсента. Мариан же почему-то не отскакивает с отвращением, а поднимая голову смотрит очень… просящим взглядом. Карвер чувствует, что еще немного и у нее начнутся проблемы. Винс, припоминая, сколько зубов малолетка Хоук выбил ему в свое время, недовольным взглядом окидывает его массивную фигуру и нервически мотает головой:
— Ничего. Уже ничего. Развлекайся, Мэри… — он делает легкий кивок и исчезает в сумерках.
— Ага. Развлечешься тут, ублюдок озабоченный, — бурчит себе под нос Мариан и делает шаг в сторону от Карвера, разворачиваясь на ходу, — спасибо. Ты на него действуешь, как мыло на мабари.
— Что ж ты с ублюдком-то озабоченным крутишь вообще? — мрачно спрашивает Карвер, запихивая руки в карманы своей кожанной безрукавки на шнуровке. С минуту Мариан смотрит на братца зло а потом вдруг раз, и хлопает по плечу:
— Ладно тебе. Все еще злишься? — ее улыбка и рука едва не заставляют Карвера вздрогнуть. Он отводит взгляд, как будто бы невзначай, и глядит на хоровод танцующих юношей и девушек неподалеку. Среди них угадывается плавный силуэт Бетани, пышная фигура Мэнди и скользкая — Винсента.
— Злюсь? Мэри, будь ты парнем, я бы тебе рожу начистил, — вздыхает Карвер, не глядя на сестру. Мэри издает странный смешок и Карвер невольно косит на нее взгляд. Улыбка дерзкая, в глазах демонята… вырез на платье до неприличия глубок. Хоть бы постеснялась братца-извращенца.
— Ты забыл? Я же и есть парень. Твой «братец», — издевательски произносит Мариан. Карвер в упор, со злостью смотрит на нее.
— Дура.
— Дурак, — поправляет Мэри с деланным трагизмом, — Ты был прав… я такая несуразная. Меня и девчонкой-то назвать сложно… — она крутится на месте, медленно, демонстрируя себя во всей красе, — так жаль… но я ничего не могу поделать с собой. Как мальчишка… Уродина.
— Хватит, Мариан! — вспыхивает Карвер, стараясь не глядеть на нее, но глаза сами тянутся к ее изящной, гордой красоте. К высокой груди, к плавным округлым бедрам, перекатывающимся под тонкой тканью.
— Что «хватит»? — улыбается Мариан кошачьей улыбкой. Карвер знает, что это все только ухудшит, но ворчит сквозь зубы:
— Вертишься тут, как юла. Мне, знаешь ли, не очень приятно смотреть, как ты стелешься.
— Что? Что я? Ты... — теперь уже Мариан вспыхивает, тихим маленьким огоньком, щуря глаза, — по твоему мне больше делать нечего, как только стелиться тут перед тобой, несносный мальчишка? — и она махает рукой на танцующую толпу, — может, я тебе и «братец», но в том хороводе ни один удавится за мое к тебе отношение!
Карвер на секунду замирает, осекается, ему кажется, что он не так ее понял. Что она имела ввиду? Нет, явно не то, о чем он так мечтал.
— Ну, так и шла бы к этим идиотам! — отвечает он зло.
— Почему ты всегда отпираешься? Почему хочешь обидеть меня? Сегодня вот Билл… — Мэри вдруг сбивается и часто-часто моргает, покрасневшими глазами.
— Что «Билл»? — повторяет Карвер с подозрением. Мэри горько смеется:
— Как, по-твоему, «Мариан Теркинс» — звучит?
Никто не видел столько злости в глазах Карвера. Он смотрит на Мариан почти минуту и молчит, а потом с трудом произносит:
— Да, неплохо. Билл последний придурок, но неплохо.
— Ты издеваешься? — он видит, что она хочет его ударить, и едва сдерживается, — ты что, совсем?
— Нет, братец. Если ты съедешь, мама больше не будет боятся, что я тебя тайком изнасилую, — мстительно отвечает Карвер. Мариан хлопает глазами, дышит часто, шмыгает носом. Она злится. Она очень красивая, когда злится. Карвер уже ненавидит ее за это.
— Ну, прости, что я тогда сказала ей это! Я ошиблась. Я сожалею. — давит она через силу, упираясь руками в бока. Потом сдувает со лба прядь волос и затравленно смотрит на него. И этот ее взгляд…
— Ладно, — выдыхает брат, отворачиваясь, — ладно. Только не реви.
Они долго молчат и не смотрят друг на друга.
— У меня для тебя подарок, — вдруг произносит Мариан и берет брата за руку. Карвер на этот раз невольно вздрагивает все же, причем достаточно заметно. Мэри грустно смеется и что-то кладет ему в ладонь. Он недоверчиво поднимает руку к лицу и разворачивает, завернутый в тряпочку кулон. Кулон отца, потертый, серый камешек с надписью на андерфелском… на кожаной веревке. Когда-то Карвер игрался с ним и потерял, а Малкольм долго пытался найти… Но так и не нашел. Карверу всегда нравился этот кулон и истории, что с ним связаны. Когда он был маленьким, Малкольм сажал сына на колени, и вращая камешек в пальцах, рассказывал, как путешествовало украшение по разным хозяевам, из одной страны и эпохи, в другую…
— Откуда?
— Мы с Бет нашли. Сегодня. Когда рылись в вещах, — Мэри лукаво и тепло глядит на братца, а потом вдруг язвит желчно, — не урони куда-нибудь снова своими кривыми ручонками, болван.
Карвер почти вскипает. Сжимает кулон в кулаке, уже собираясь гневную тираду Мариан высказать, но потом видит — она ждет этого. Она наслаждается тем, как он зол, как он ревнует ее, как пытается спрятать свои чувства и не может.
— Спасибо, сестра, — произносит сдавленно парень, едва держась от того, чтоб не ударить Мариан по губам, по этой наглой, ехидной улыбочке. И эта сдержанность дает неожиданный эффект, прямо-таки удивительный. Мэри замирает, в ее чуть сузившихся от недоверия глазах проскальзывают чередой раздражение, смятение и разочарование. Улыбка становится вымученной.
— Мама смотрит. Нам незачем ссорится, — вздыхает она, глядя в сторону праздничных столов, а потом… легко обнимает его, мягким, даже слабым объятьем, сквозящим едва прикрытой робостью. Карвер чувствует, как холодный и липкий страх вперемежку с идиотским волнением ползет у него по спине, когда Мэри чуть отстраняется, чтоб заглянуть ему в глаза и приближает лицо вновь, чтобы поцеловать… в лоб. Она ненамного ниже его, так что ей не доставляет труда дотянуться. А он... он почти отталкивает ее, боясь потерять самообладание.
Этот праздник горчит неудавшейся ссорой и пошлым разочарованием.
Позже они оба заняты выпивкой, прячась друг от друга в толпе. Народ расходиться, Лиандру, которая хотела было вернутся домой, приглашает к себе старейшина. Дом Хоуков так далеко, а все дети чем-то так заняты… И две подвыпившие вдовы давно ушли к домику Мириам, вознамерившись говорить всю ночь, а то и больше, как будто годами не виделись.
Мэри в одиночестве идет в сторону дома, и вертит в руке кинжал. Безупречный баланс, острое лезвие.
— Гадость какая… — втыкает она кинжал в подвернувшийся по дороге забор, и капризно кривит губы. И вдруг слышит разносящийся по воздуху тихий крик. Нет, не крик, а вой, который узнала бы в любом месте в любое время. Так выть умеет только Бет. Весь хмель снимает, как рукой и Мэри быстро выдергивает из штакетника оружие. Бежит на крик, по дороге натыкаясь на Карвера, тоже услышавшего сестру. Слава Создателю, что они оба оказались так близко, что смогли услышать.
Они оказываются у мельницы. Крик Бет давно стих, но они точно знают, куда бежать. Распахивают дверь, врываются внутрь, а там… Винсент лежит на полу, весь зеленый и скрюченный. А Бет удивленно смотрит на него, прижавшись к дальней стене. Она в порядке. У нее есть дар, который никогда не даст ее в обиду.
— Он… пристал ко мне, а я другого заклинания и не вспомнила, — просто отвечает Бет на пораженные взгляды «братцев», приподнимая плечи в жесте удивления. Как она оказалась на мельнице никто не спрашивает. Мариан бросается к сестре, Карвер к Винсу. Тот еще жив, но без сознания и вся кожа в какой-то гадости... то ли фурункулы, то ли еще что, и все лопается, гнойное.
— Что там с ублюдком? — резко спрашивает Мариан.
— Жив. Но надо это все убрать… а то еще окочурится, — вполне себе трезво отвечает Карвер. Но Бет принюхивается и возмущенно шепчет:
— Вы что, пьяные оба?
— Как же, запьянеешь с тобой, — огрызается Мэри, — можешь вылечить это?
Бетани пару секунд с ненавистью смотрит на зеленое тело на засыпанном сеном полу.
— Он видел мою магию, — произносит она, наконец. И это все меняет. Оба ее братца вдруг ожесточаются, готовые почти зарычать. То ли на Бет, то ли на придурка-Винса.
— Если б ты еще громче заорала, все бы прибежали посмотреть на твою магию! — быстро и жестко отвечает Мариан.
Карвер же кивает, вставая на ноги, — Мэри, веди ее домой. Я с ним сам разберусь. Сюда еще могут прийти, так что идите. Быстро.
— Ты… — начинает Мариан, но Карвер взмахом руки дает ей понять, что спорить бессмысленно. Он кажется таким взрослым и решительным, таким сосредоточенным, что Мэри уступает и тянет Бет к выходу. Они уходят быстро, не оборачиваясь, как раз, когда Карвер начинает трясти Винса.
Нам зверя не скрыть от своей природы
И в чистой душе не умыть позор
Покуда ты помнишь об этом — люби. Ревнуй, ненавидь и до хрипа зови
Того, кто уже не вернется...
Покуда ты помнишь об этом — не плач! И верь, пока можешь, от всех неудач
Что если хоть память спасется?
@темы: Бетани, Андерс, гет, м!Хоук, Карвер, Secret Santa 2013/2014