Для: МКБ-10
Автор: strange
Название: Красотка
Пейринг: сенешаль Бран/Умница
Категория: слэш
Жанр: экшен
Рейтинг: PG-13
Размер: миди (~ 5100 слов)
Предупреждение: возможно столкновение читателя с сомнительным юмором, практически полным отсутствием романса и своеобразной трактовкой образа сенешаля Брана.
Сенешаль Бран считался человеком в высшей степени серьезным, прагматичным и даже, можно сказать, приземленным. Находились даже такие, кто говорил о нем — «бюрократ», а другие вторили — «чинуша». Были и третьи, которые молча кривились при упоминании его имени. Но самого сенешаля мнение этих никчемных нытиков интересовало примерно в той же степени, в какой наместника Думара — генеалогическое древо Аришока; а оно, стоит признать, не интересовало правителя Киркволла вовсе.
Сам Бран привык думать о себе чрезвычайно хорошо, и у него имелись на это все основания: подобные личные качества, внешние данные, карьера, благосостояние и положение в обществе являлись, вероятно, мечтой для многих. Сенешаль же относился к своим достижениям, как он сам выражался, «философски» — то есть сначала рвался к цели, словно полоумный, задействуя все доступные ресурсы и средства, а после — делал вид, будто вовсе не рад «свалившимся с неба» успехам в делах, новой должности или весомому прибавлению к собственным финансам.
Вальяжное пренебрежение ко всему и всем стало для Брана настолько естественным, что к неполным сорока он заработал устойчивую репутацию пусть и умного, но отчаянно высокомерного ублюдка, которого хорошо бы поставить на место, да только возможности ни малейшей нет. Разумеется, о том, скольких усилий стоило сенешалю это досадное для многих обстоятельство, знал разве что он сам: Бран ценил и берег свой тщательно выпестованный образ изворотливого надменного везунчика, не умеющего и не желающего уметь ничего, кроме плетения сомнительных интриг и возведения разнообразных преград на пути к Марлоу Думару.
Тем удивительнее было даже для самого сенешаля его нынешнее положение в пространстве — а именно тот факт, что он — лощеный, холеный, чисто выбритый — сидел в глубине колючего куста где-то на Рваном Берегу и делал это по собственной доброй воле. Едва ли кто-нибудь сумел бы заподозрить импозантного заносчивого Брана в способности ползать по песку, прятаться за камнями и вообще вести довольно профессиональную слежку за кем бы то ни было — однако именно этому увлекательному занятию сенешаль посвятил предыдущие пару часов своей жизни.
Трудно сказать, что он был счастлив вспоминать навыки, приобретенные во времена бурной молодости, однако поручить наблюдение кому-то другому не представлялось возможным. Во-первых, этот кто-то узнал бы о, мягко говоря, необычном интересе сенешаля. Во-вторых, сам «интерес», увы, не страдал отсутствием наблюдательности и даже от самого Брана чуть не скрылся в туманной прибрежной дали. И, наконец, в-третьих, некоторые дела сенешаля касались только сенешаля.
В любом случае, ситуация была более чем щекотливая, что раздражало. Ну и тот факт, что Бран вынужден был передвигаться на четвереньках, бегом или перебежками практически от самых ворот Киркволла — а это не пошло на пользу ни его наряду, ни его самочувствию — вносил свою лепту в отвратительное настроение сенешаля.
Тем временем тот, кто заставил Брана тащиться по жаре за город и прятаться по кустам, откинул со лба темные волосы, поправил пояс с кинжалом и в который раз огляделся по сторонам. «Ждет он кого-то, что ли?» — с нарастающей злостью подумал сенешаль. Впрочем, предполагать, будто в таком виде Умница отправился на романтическое свидание, было сложно.
Строго говоря, даже просто опознать фамильярно-ехидную звезду «Цветущей розы» в непримечательном эльфе представляло собой нетривиальную задачу. Яркий макияж, вызывающие платья и специфическая манера поведения многим запоминались лучше, нежели, например, черты лица. Многим — но не сенешалю. К тому же Умница так и не сумел — или не захотел — избавиться от приторного запаха жасмина, которым пропитался и он сам, и вся его одежда, и даже, кажется, уже многие вещи Брана...
День клонился к закату, сенешаль злился в кустах, Умница озирался, наворачивал круги вокруг груды каких-то не иначе, как страшно впечатливших его булыжников, в общем, все шло спокойно и степенно. Так же неторопливо со стороны побережья явились трое — их Бран видел сбоку, а потому лиц не узнавал. Зато орлейский выговор был ему слышен отчетливо, пусть даже ни одной фразы разобрать не получалось.
И без того пребывающий не в самом благостном состоянии духа сенешаль окончательно озверел, наблюдая, как Умница идет к своим неожиданным визави, разводит руками, что-то говорит — ветер сносил слова в сторону, и Бран эльфа вообще не слышал. Конечно, он был готов к такому повороту, и все же в глубине души искренне надеялся избежать очередного предательства.
Вся беда заключалась в том, что помимо очевидной вещи, которая могла бы связывать важного городского чиновника с обитателем заведения мадам Лусины, у Брана с Умницей были и другие дела. И вот эти самые другие дела, а вовсе не уязвленная гордость ревнивца, заставляли сенешаля стискивать зубы и сжимать кулаки от с трудом сдерживаемого бешенства.
Разумеется, чего-то подобного он и ожидал — глупо было бы не предполагать худшего. И все равно хотелось кого-нибудь удавить. Желательно, немедленно. Желательно, своими руками. Желательно, какого-нибудь темноволосого эльфа с подведенными глазами и яркой помадой. Можно даже не конкретно этого — любой бы сгодился...
Тем временем, пока сенешаль предавался сладостным мечтаниям, ситуация развивалась предсказуемо и плавно — Умница что-то втолковывал орлесианцам, те хохотали... А потом в один момент все сорвалось, как с натянутой тетивы — и даже звук был похож, поскольку именно стрела, вонзившаяся Умнице в плечо, разделила происходящее на «до» и «после».
Эльф отшатнулся назад, троица вдруг выхватила мечи. С исказившимся от боли лицом Умница увернулся от удара, резко наклонился, ловко выудил из сапога нож, бросил в ближайшего оппонента — и лишил того всякого интереса к схватке, попав ему в незащищенное горло. Однако с кинжалом против мечей долго не протянешь, особенно, если ты хрупкий, невысокий, а сейчас еще и раненый эльф.
Сенешаль прекрасно понимал, что происходит: вот его пальцы сжимаются на рукояти нарядного, но удобного меча, вот Умница оборачивается на шум, и его брови неудержимо взлетают вверх, вот орлесианцы хмурятся было и тут же снова ухмыляются... Тем не менее, самого себя Бран осознал только в тот момент, когда уже покинул постылый куст и с оружием в руках устремился в эпицентр событий.
От него редко ожидали подобной прыти даже те, кто ничего не знал о репутации рафинированного баловня судьбы — сенешаль был худощав, не особенно грозен, и выражение его лица говорило исключительно о том, какое непреодолимое презрение Бран испытывает ко всем, кроме самого себя. Как и во всех прочих случаях, наивные люди, имевшие неосторожность поверить сенешалю, не имея веских на то причин, жестоко обманывались.
Да, многие наемники, особенно поклонники двуручных секир или тяжеленных фламбергов, выглядели существенно более устрашающе. Однако бурная молодость научила Брана не только вести слежку. В свое время он считался одним из лучших фехтовальщиков Киркволла — и кто бы знал, как дорого обошлось ему избавление городских архивов и памяти старожилов от таких подробностей.
Умница быстро оценил ситуацию и убрался с дороги вниз, решив, видимо, отвлечь засевшего лучника на себя. Бран успел мысленно проклясть и собственный внезапный порыв спасать «девицу в беде», и некстати налетевший порыв ветра, щедро швырнувший в лицо пригоршню песка, и извечную манеру орлесианцев становиться против солнца — пусть и закатное, слепило оно все равно нещадно... А потом мечи со звоном сошлись, и стало не до того.
Дрались его противники посредственно, то есть — недолго. И удивиться неожиданному мастерству сенешаля особенно не успели. Лучник, правда, от Умницы сбежал, но «сбежал» все-таки в разы лучше, нежели «расстрелял сенешаля со спины», так что Бран не расстроился. Откровенно говоря, расстраиваться сильнее было уже некуда.
Тщательно вытерев клинок и аккуратно убрав его в ножны, сенешаль обернулся к эльфу и кивнул, указывая на ближайшее тело:
— Твои приятели? — голос его был мрачен.
— Перегрелся ты что ли? — в ответе Умницы звякнула насмешка пополам с истерическими нотками, которые откровенно не вязались с его поведением: эльф, хоть и шипел от боли, но методично осматривал трупы, особое внимание уделяя поиску опознавательных татуировок или иных знаков принадлежности к какой-нибудь преступной группировке.
Сенешаль одобрительно кивнул было, но вовремя опомнился и изобразил на лице скучающую брезгливость. Что было в Умнице одновременно хорошо и плохо — он умел молчать. Хорошо, потому что эльф так и не спросил, что Бран тут делает, и — сенешаль знал наверняка — уже не спросит. Плохо, потому что допытываться у Умницы о том, что, в свою очередь, делал тут он, являлось затеей совершенно бессмысленной.
— Разбойники, — припечатал эльф кратко и после секундной паузы дополнил, изрядно приправив слова тягучей томной интонацией: — Невезучие разбойники.
Сенешаль помассировал висок и поджал губы:
— Не уверен, что правильно тебя понял, но истечь кровью едва ли входит в твои планы?
— Как всегда, ты удивительно догадлив, — Умница умудрился улыбнуться так, что это даже не выглядело жутковатой гримасой — а для того, кто недавно вырвал из собственного плеча стрелу, подобное выражение лица являлось в некоторой степени достижением.
Разумеется, вслух ничего подобного Бран не сказал. Поморщился, потер подбородок, с сомнением покосился на эльфа, выглядевшего достаточно уныло, вспомнил о плачевном состоянии собственных наряда и прически... Настроение это не улучшило. Даже наоборот. Но стоять тут и молча разглядывать друг друга сенешаль счел занятием не только недостойным его высокого положения, а еще и попросту тупым.
Умница бинтовал плечо, низко наклонив голову и мечтательно улыбаясь. Разгадывать очередную загадку эльфа, у которого под очередной маской всегда находилось лицо, склонное позже оказаться фарфоровым, Бран не хотел, и от всяких мыслей на сей счет отмахнулся. Позже.
В данный момент стоило хотя бы вернуться в Киркволл — и сделать это максимально незаметно, поскольку знакомцам сенешаля не стоило бы узнавать ни о его способности прогуливаться по окрестностям в таком виде, ни о выходящих за рамки бордельных утех отношениях с Умницей, ни о других вещах... Бран вообще не любил, когда о нем кто-нибудь что-нибудь действительно знал.
С другой стороны, во взъерошенном, хмуром, одетом в истерзанный колет мужчине с усталыми глазами щеголеватого сенешаля узнать было трудно. Почти так же трудно, как принять бледного до синевы, сжимающего губы и сверкающего не то веселым, не то отчаянным взглядом грязного эльфа за жеманного, но не лишенного своеобразной харизмы Умницу.
Впрочем, Бран поймал себя на неожиданной и откровенно дикой мысли: будто бы Умница даже так хорош.
Откуда взялся в Киркволле этот нахальный эльф, никто не знал, и даже особенно не интересовался, однако обосновался он в заведении мадам Лусины — и, казалось бы, куда ему еще в таком виде податься? Сенешаль же в своем стремлении продемонстрировать, что ближайшему советнику наместника ничто человеческое не чуждо, не только исправно брал взятки, но и регулярно посещал «Розу». По вполне понятным причинам шансов не встретиться у этих двоих было мало.
На самом деле, с самого начала Бран услышал смех — низкий, резкий, отчего-то показавшийся опасным и враз плеснувший ознобную дрожь на лопатки, рассыпавшийся по залу, будто горсть каменных бусин по полу. Обернулся — увидел невысокую эльфийку, плоскую, как они все, но неожиданно заметную, противоестественно яркую на фоне остальных.
Она разговаривала с кем-то из девочек — круто выставив бедро, упираясь в него ладонью — вся была какая-то острая: от кончиков ушей до непослушных прядей черных волос, от локтей до ключиц; у нее, казалось, даже ресницы кололись. Что-то в ней было существенно неправильное, и даже по праву довольный своей наблюдательностью сенешаль не сразу понял, в чем дело.
Эльфийка зацепила, и Бран не разглядел ни единой причины, по которой должен был бы отказать своему любопытству. Выбор оказался сделан, и мадам Лусина, довольно усмехаясь, одобрила тонкий вкус сенешаля, чем заронила в него первые семена подозрений. Однако даже она не могла предполагать, насколько Умница окажется соответствующим своему прозвищу...
Недели, последовавшие за окончательным выяснением всех деталей, запомнились Брану фрагментарно. Навязчивым запахом жасмина, шорохами корсетных лент и кружевных нижних юбок, изгибом худой спины и неожиданно мягкими темными волосами, щекотавшими лицо сенешаля по утрам.
Когда с кем-то спишь почти каждую ночь, — и иногда действительно просто спишь, хочется знать что-нибудь о том, с кем делишь сны, проводишь вечера и просыпаешься утром. Сенешаль к тому же привык потакать собственной недоверчивости — слишком уж хороши были стройные ноги Умницы в ажурных орлесианских чулках, слишком уж честным был взгляд темно-зеленых внимательных глаз, чтобы поверить, будто такой удаче Бран обязан простой случайности.
Мадам Лусина ничего знать не знала, зато выяснилось, что настоящему хозяину «Цветущей Розы», Харлану, Умница по приезду в город выплатил сумму, достаточную, чтобы несколько лет снимать роскошные апартаменты в любом постоялом дворе на выбор. По понятным причинам данное обстоятельство подстегнуло одновременно и любопытство, и недоверчивость сенешаля: в Киркволле далеко не все знали, кому на самом деле принадлежит самый фешенебельный бордель Верхнего Города. И уж тем более не каждый мог пойти к одному из наиболее одиозных главарей Общества и напроситься «погостить» в заведении, куда ходили расслабляться все мало-мальски влиятельные граждане Киркволла.
Белые нитки торчали из всей этой истории во все стороны, и только слепой, ленивый или одержимый демоном тупости не догадался бы проверить, откуда припорхала в Город Цепей эта очаровательная ночная бабочка. И чем дотошнее сенешаль проверял, тем больше убеждался в том, что истории про похождения Умницы можно читать в перерывах между унылыми делами государственной важности в качестве приключенческих романов. Правда, достоверности в тех историях было ровно столько, сколько в рыцаре-командоре Мередит — мягкосердечия.
Единственное казалось относительно правдоподобным: родился Умница в Антиве, и там провел большую часть своей жизни. Но вот варианты занятий этого во всех отношениях одаренного эльфа разнились кардинально — не то шил кружевные зонтики для дам полусвета, не то подрабатывал осведомителем у Воронов. Впрочем, Бран не видел особенной проблемы в том, чтобы совмещать эти два занятия без вреда для себя и дела.
Так они и жили. Зима сменялась весной, а весна — летом, в Ферелдене происходил Мор, Большой Турнир выиграл какой-то неварранец из Камберленда, а цены на зерно выросли в среднем на полтора процента. Сенешаль привык к запаху жасмина, а Умница выучился подделывать подписи практически всех, чьи расписки могли Брану пригодиться.
Стоит сказать, что это молчаливое взаимопонимание — или полное его отсутствие при абсолютной его же видимости — вполне сенешаля устраивало. Умница много болтал, но когда Бран попробовал воспользоваться этим и с неделю травил эльфу баечки, предназначенные для ушей храмовников, оказалось, что красноречие нападало на эльфа только в обществе сенешаля. О себе Умница ничего не рассказывал, Брана о его биографии не расспрашивал, просьбы выполнял, не задавая лишних вопросов, и самоуверенной умелой красоткой притворялся мастерски не только на людях — а то и не притворялся вовсе.
Все было хорошо ровно до того самого момента, каковой в романах называется чаще всего «один далеко не прекрасный день». День от прекрасного и впрямь был далек: Бран все утро провел в попытках свести концы с концами и выяснить, куда исчезли деньги, предназначенные для заделывания нескольких вентиляционных шахт, уходящих в Клоаку прямо из Нижнего города.
То есть куда деньги исчезли в целом, было очевидно, но сенешалю хотелось конкретики — не так давно очередной район в трущобах в полном составе своего населения задохнулся от удушливого газа. И наместник, не имея возможности решать реальные проблемы, вцепился именно в эту, вернее, вцепился в Брана, которому поручил, доверил, делегировал, навязал полномочия и все прочее в том же ключе.
Отчеты были запутаннее лабиринта сточных каналов пресловутой Клоаки, о которых сенешаль знал не понаслышке, а уж финансовая часть могла бы довести слабого духом человека до умопомешательства. Бран, однако, мужественно боролся с хитросплетениями чужих махинаций — грабить этот город было позволено только ему самому и еще нескольким людям, которые приносили Киркволлу пользы больше, чем вреда. Ну и храмовникам, конечно, но на то они и храмовники, что им ничего нельзя запретить, если хочешь сохранить целостность организма.
Храмовники, кстати, попадались сенешалю в тот не то злополучный, не то счастливый день везде и всюду. В приемной наместника, на улицах, в канцелярии — даже в городских архивах Брану встретился престарелый защитник населения от демонической заразы. К вечеру храмовники мерещились сенешалю чуть ли не в ящиках собственного стола и за свинцовой решеткой окна. Чем быстрее темнело, тем стремительнее пустела крепость наместника, а дела у Брана все не заканчивались и, судя по всему, даже не близились к завершению.
Работы сенешалю всегда хватало, и к собственному кабинету он привык так же, как городские стражники — к своим казармам. Однако же именно в тот день договоры насчет продовольственных поставок и запросы о снижении пошлин оказались полны особенно зубодробительного официоза, и в висках отчего-то ломило особенно сильно. Сообразив, что в таком состоянии ждать от себя трудового подвига не стоит, Бран решил пройтись напоследок по крепости, чтобы размять ноги, и уже устраиваться спать — благо мода на изящную орлесианскую мебель пока обходила Киркволл стороной, и на диване можно еще было вытянуться в полный рост.
Крепость уже погрузилась в ночной полумрак — огонь в светильниках притушили, слуги и просители будто растворились в сразу ставшем гулком сиреневом сумраке, и разве что с востока доносились тихие отзвуки разговоров — стражники возвращались с дежурств, сменяли один другого и практически всегда были заняты, чем выгодно отличались от тех же храмовников, которых Бран безо всяких на то серьезных причин серьезно недолюбливал.
Сенешаль любил бродить по крепости — огромные залы бывшего особняка богатейшего тевинтерского магистра несли на себе отпечаток древнего имперского величия, и, в отличие от всего остального Киркволла, остались практически незагаженными всеми последующими хозяевами города. Перепланировок здесь почти не делали, потому в крепости остались и старинные потайные ходы, и скрытые ниши и альковы.
Бран провел в этом здании едва ли не половину своей сознательной жизни и выучил здесь наизусть каждый камень, каждый завиток резьбы, украшавшей стены, каждое звено каждой цепи, поддерживавших огромные люстры... Неудивительно, что он сразу заметил неровно прикрытую дверь тронного зала. Привычно кольнула тревога, сенешаль обернулся в сторону казарм, но все-таки решил сначала разведать обстановку, а не поднимать сразу панику из-за сквозняка.
Впрочем, даже младенцу было бы очевидно: сквозняк достаточной силы, чтобы сдвинуть тяжеленную створку, еще не придумал Создатель. Младенцем сенешаль перестал быть довольно давно, потому предпочел не вламываться через парадный вход, а воспользовался одним из тайных альковов, до которого, совершенно никем не замеченный, добрался через узкий проход, скорее напоминающий лаз, идущий вдоль стены тронного зала.
Осторожно сдвинув в сторону фестоны на тяжелой занавеси, Бран посмотрел, что творится внутри зала, но почти сразу отшатнулся назад — от испуга. Однако испугался он отнюдь не увиденного, а того, что начнет сейчас самым нелепым образом хохотать — потому что таинственными нарушителями покоя крепости стали какой-то потрепанный дворянчик и очередной храмовник, коих Бран и без того сегодня насмотрелся до тошноты.
Но стоило только прислушаться к беседе этих двоих, как всякое желание веселиться у сенешаля пропало. Их крайне занимательный диалог касался неких бумаг, компрометирующих, в числе прочего, наместника Думара и почти всю его администрацию — что Брана нисколько не удивило, а также Мередит Станнард, что было, мягко говоря, весьма и весьма необычным.
Храмовник, сумевший разыскать или сфабриковать какие-то факты, дискредитирующие рыцаря-командора, и остаться при этом в живых — зрелище, которым сенешаль мог бы, наверное, наслаждаться вечно, но тут дворянчик упомянул Орлей, и удовольствие резко потускнело.
Присланная в свое время на замену повешенному Гильяну, Мередит была жесткой до жестокости, однако, безусловно, разумной. Бран предпочитал договариваться с ней, а не ждать, пока из Орлея пришлют новых храмовников для усмирения непокорного города, т.е. нечестивых магов, конечно же. Номинально, никакого отношения к Орлею Киркволл не имел, но по сути, храмовники, хозяйничающие в городе, представляли собой именно длинные орлейские руки. Монна Станнард, впрочем, быть чьей-либо рукой не желала — разве что звание длани закона, справедливости и порядка ее бы, возможно, устроило.
Так или иначе, сенешаль лучше прочих понимал, что случится, если рыцаря-командора снова сменят. Место резкой, но здравомыслящей Мередит мог занять кто угодно, а в условиях Киркволла хватило бы маленькой искры, чтобы полыхнуло все.
Брану повезло — храмовник оказался болтлив. Проведя за занавеской еще несколько минут, сенешаль стал обладателем полезный сведений о внешности курьера с документами и о месте его встречи с орлесианским агентом. Как ни странно, местом таким оказалась «Роза», и Бран ничуть не удивился: заговорщики, выбравшие для конфиденциальных бесед тронный зал наместнической крепости, достаточно самонадеянны, чтобы передавать друг другу жизненно важные бумаги в борделе.
Сам сенешаль подобного приключенческого мелодраматизма не одобрял. Он считал, что обсуждать коварные планы лучше всего на максимально плоском побережье, где на несколько сотен шагов вокруг нет ни холмов, ни камней, ни лишних ушей. Не говоря уже о том, что выпускать из рук документы, способные как воспламенить огонь войны, так и скромно привести на виселицу своего владельца, — вообще-то не самое разумное решение.
Ни начинать войны, ни вершить правосудие сенешаль не собирался. Он вообще считал, что люди, действительно занятые делом, не должны отвлекаться на подобную ерунду. Единственное, чего хотел Бран — это возможности спокойно прожить свою жизнь в достатке и благополучии. Во всяком случае, именно такую причину он называл себе сам.
Умница оказался, как всегда, умницей. Сначала Бран не хотел посвящать эльфа в это дело, но выяснилось, что сам сенешаль никак не сумеет ворваться к уединившимся курьеру и его визави, не поднимая лишнего шума. Умница сумел не только без шума войти, но и без шума выйти — разве что задержался в комнате на полчаса... Бран, поймав себя на ощущении, весьма напоминающем ревность, остался крайне собой недоволен и даже пожалел, что эльф вернулся сравнительно быстро — хотел проверить, как быстро сумеет выбросить глупое чувство из головы.
И все же бумаги Умница принес.
Наутро курьера нашли с перерезанным горлом, а его приятель куда-то исчез. Умница обмахивался огромным веером, жаловался на жару, капризничал и готов был скандалить из-за недостаточного количества колотого льда, поданного с розовым вином. И в глазах цвета болотной тины развязно отплясывали как минимум десяток демонов.
Тогда Бран, кажется, раздумал ревновать.
Умница подергал сенешаля за рукав, отрывая от размышлений.
— Ты завтра заедешь?
Вообще-то Бран рассчитывал на эту ночь забрать эльфа к себе, так что вопрос его немного удивил, но, прикинув, в каком они оба сейчас виде, согласился. Да и выяснять, что делал Умница на Рваном Берегу, что не поделил с разбойниками, и были ли разбойники таковыми вообще — не хотелось. Можно было ненароком узнать что-нибудь, что разрушило бы видимость их… взаимопонимания, а сенешаль лучше прочих знал, как часто средства ломают цель.
Так что он проводил Умницу до Верхнего города, где эльфу вряд ли могло грозить что-то, с чем он бы не справился, а сам поспешил домой. Дома сенешаля должна была ждать освежающая ванна, горячий ужин, чистая одежда и увесистая стопка корреспонденции от наместника, то есть все составляющие привычного уюта.
Бран пробирался к своему особняку, скрываясь разве что от патрулей стражи — проверять их бдительность на себе не было никакого желания. Внизу тускло мерцал редкими огнями Нижний город, серебрилась лунная дорожка на темной воде пролива, ветер трепал полотнища флагов, негромко хлопали тенты и поскрипывали натянутые веревки. Пахло влагой, солью, нагретыми камнями и чем-то пряным, и сенешаль подумал, что Киркволл в такие ночи напоминает огромный корабль, застывший на рейде — старый, тяжелый, неповоротливый, но отчего-то до сих пор заставлявший всех, кто поднимался на борт, мечтать о чем-то большем, новом и лучшем.
Правда те, кто выживал в Киркволле хотя бы пару лет, быстро расставались с этими иллюзиями — равно как и с любыми другими.
Бран иллюзий не любил и не строил, предпочитая в построении собственной судьбы полагаться на собственные силы — он вообще относился к тем людям, которые в неудачах склонны винить себя, а не обстоятельства. Впрочем, сенешаль и удачи чаще всего полагал исключительно своей заслугой — потому что не верил ни в милость Создателя, ни в высшую справедливость мироздания.
Именно поэтому, когда вместо ужина слуга принес только что доставленное письмо, в котором наместник требовал немедленно прибыть в крепость по важному делу, Бран не расстроился. У Марлоу Думара «важными» считались все дела, хоть как-то касавшиеся управления городом, следовательно, можно было и не торопиться сверх необходимого, и не опасаться каких-то неожиданностей. Ситуация в Киркволле в последние годы была до того отвратительной, что сделать ее хуже могло разве что полное разрушение… ну, скажем, Церкви. Или даже всего города целиком.
Иногда Бран ненавидел свою должность и заодно самого себя, так долго этой должности добивавшегося. С другой стороны, нынешний наместник был настолько мягким и неглупым человеком, что работать его советником было довольно легким и приятным занятием.
Как бы там ни было, через час сенешаль, одетый в обычный свой роскошный наряд и сопровождаемый охранником и слугой с факелом, шествовал в крепость наместника. Город уже практически спал, светились немногие окна богатых особняков, а на улицах остались разве что стражники да припозднившиеся гуляки. Изредка встречались слуги, тащившие дорогие паланкины — кареты в Киркволле были редкостью, поскольку никому не хотелось ломать лошадям ноги на многочисленных лестницах, но и ходить пешком стремились не все.
Бран никуда не спешил, рассудив, что наместник — не волк и в лес не сбежит. Именно поэтому, расслышав знакомый голос из одного из паланкинов, сенешаль некоторое время шел следом, делая небольшой круг, а природная подозрительность его все это время злорадствовала, одновременно торжествуя. Потому что жеманный смех, доносившийся из-под шитой золотом занавеси, мог принадлежать только одному эльфу, каковой в данный момент должен был находиться вовсе не в чьем-то паланкине, а в собственной постели. «И один», — мрачно подытожил Бран свои размышления.
И все же Умница не являлся сенешалю никем, разве что удовлетворяющим специфические вкусы любовником. А значит, что предъявлять ему какие-то претензии, присущие мужьям-рогоносцам, что испытывать вообще хоть подобие ревности — было бы верхом наивной глупости. Никто не совершенен, и, судя по всему, наконец выявленным недостатком Умницы была его явная симпатия к орлесианцам. Становиться от этого орлесианцем сенешаль не намеревался, и просто решил пересмотреть свои отношения с эльфом и к эльфу чуть позже — когда сможет отвлечься на такую ерунду.
Отвлечься не удалось до самого утра. На сей раз наместник был прав — дело действительно оказалось… не пустяком. Гаррет Хоук, известный преимущественно буйным нравом, неумением или нежеланием предугадывать последствия своих действий и талантом влипать в какие-то эпические неприятности, столкнулся с кунари, и, как донесли соглядатаи, пытался защитить кунарийского мага от его соплеменников. Все это было скверно даже само по себе, а уж песпектива завтра же с утра разнимать Аришока и излишне лютого ферелденца не нравилась вообще никому.
Честно говоря, Бран предпочел бы или решить проблему заранее, или отреагировать на уже случившееся, но наместник придерживался иного мнения. Марлоу Думар продержал своего первого советника в крепости всю ночь, прикидывая варианты развития ситуации и требуя придумывать способ разрешения каждой гипотетической сложности. Смысла в этом сенешаль не видел ни малейшего, зато хорошо видел, как это бездарное обсуждение неслучившихся трудностей успокаивает наместника.
Как бы там ни было, к себе Бран вернулся под утро, и то — ненадолго. На прощание Марлоу порадовал своего помощника приглашением в замок Эн, где герцог де Монфор устраивал охоту на вивернов. Прелести охоты были последним, чего жаждал вкусить Бран, но кому-то присутствовать на дружеском приеме пришлось бы в любом случае, а сам наместник ехать в такую даль — почти к самой границе киркволльских земель — не собирался.
А вот дома сенешаля ждал сюрприз — и сюрприз пренеприятный. Началось все вполне благообразно: слуга доложил, что в ночи приезжал Умница, хотел дожидаться хозяина и ждал почти до рассвета, но к утру не выдержал и все-таки уехал. И, как оказалось, уехал он не один — как выяснил сенешаль, зайдя в свой кабинет, дом покинули те самые бумаги, которые, попади они не в те руки, могли наделать множество бед… Наиболее неподходящими руками в данном случае Бран считал орлесианские.
Разумеется, он немедленно послал в «Розу», но там ему смогли сказать только то, что Умница ушел куда-то вчера днем, и так с тех пор и не возвращался. Разрозненная мозаика складывалась в цельную — и близкую к ужасающей — картину с неуклонностью падающего на голову кирпича. Как бы сенешаль ни хотел не замечать очевидного, приходилось взглянуть правде в глаза.
Бран вернулся в кабинет, где даже стенные панели, казалось, благоухали жасмином. Провел ладонью по столу, некстати вспоминая, как забавно ругался Умница из-за зацепок, оставшихся на шелковой юбке после соприкосновения с резным торцом столешницы. И как эльф стонал, скулил и сбрасывал со стола, на котором лежал, кипы каких-то документов — когда юбка была снята и забыта.
Сенешаль поймал себя на несвойственном ему желании садануть кулаком в стену и разозлился. Мало было осознать себя последним дураком, которого обвели вокруг пальца, словно ребенка, — теперь нужно было еще и сообразить, что дурак этот к тому же вспыльчив и лишен даже малой толики самообладания!
Узнавать все новые и новые грани своих недостатков Бран не собирался. Времени осталось в обрез, путь до замка Эн предстоял неблизкий, а самобичевание, сколь бы соблазнительным оно ни было, едва ли могло бы исправить в данном случае хоть что-нибудь.
Прием был роскошным — герцог по какой-то причине твердо вознамерился пустить пыль в глаза всем своим гостям. Увы, никакая пыль не помешала сенешалю отчетливо разглядеть Умницу, жмущегося к какому-то орлесианскому аристократу. В роскошном вечернем платье, закутанный в шелковую полупрозрачную шаль, выглядел бы прекрасно, если бы Бран мог оценить это с эстетической точки зрения.
Как ни печально, данная грань наслаждения окружающим миром была сенешалю недоступна. Возможно, стоило признаться себе, что он в самом деле являлся вспыльчивым и ревнивым дураком. Потому что Умницу хотелось задушить своими руками, но сказать, по какой именно причине — из-за бумаг или все-таки из-за высокого орлесианца — Бран не мог.
В бешенство его приводило абсолютно все, а более прочего — прикрытые дорогим кружевом лиловые пятна на горле и запястьях эльфа, его лихорадочный румянец и припухшие искусанные губы. Бордельная шлюха и должна выглядеть именно так, однако Бран отчего-то отвык считать Умницу тем, кем тот являлся, и столкновение с реальностью оказалось болезненным.
Он пил вино и не чувствовал вкуса, говорил с гостями и не запоминал ни слова, смотрел в чужие лица и не узнавал знакомых… Он даже исхитрился пройтись с эльфом от одной группки гостей до другой — и не предпринять попытки утопить Умницу в ближайшем фонтане. Его ничего не удивляло, разве что — собственное равнодушие к пропаже. Даже пресловутый одержимый демоном тупости догадался бы, как связаны бумаги, дающие Орлею повод через храмовников привести к повиновению непокорный Киркволл, эльфийская дрянь в дорогущем платье и болван-сенешаль непокорного Киркволла, зачем-то поверивший эльфийской дряни.
От этих догадок почему-то ломило виски. Бран выбрался прогуляться по саду, чтобы избавить — себя от общения с неинтересными и ненужными людьми, а их от возможности проследить за сенешалем и сделать соответствующие выводы. И когда в саду его нагнал Умница, Бран был в том самом состоянии, которое предыдущий начальник стражи именовал «аффектом» и которым оправдывал разнообразные преступления, если не хотел ими заниматься.
Эльф вылетел откуда-то из кустов — лицо его было исцарапано, кружевной манжет порвался, ленты недошнурованного корсета развевались за спиной, а в растрепанной прическе запутались какие-то листья. Сенешаль поджал губы и прищурился, а Умница уже тащил его за руку куда-то к садовой ограде и сбивчиво что-то рассказывал. Единственное, что Бран уяснил из этого монолога заключалось в том, что бумаги у эльфа при себе, а из замка нужно убираться как можно быстрее.
Схватив эльфа за хрупкие плечи, сенешаль рывком развернул Умницу лицом к себе и хорошенько встряхнул:
— Издеваешься ты надо мной что ли?! — он не ожидал, что будет рычать, но голос его не обещал эльфу ничего хорошего.
— Мне, дорогуша, не до смеха, — зло парировал тот и попытался вывернуться, но этим только разозлил и без того пребывающего в скверном настроении Брана.
— Сначала ты воруешь мои бумаги, потом возвращаешь их мне… — сенешаль не договорил, потому что Умница вырвался, сощурился, отступил на шаг:
— Ворую? Я — ворую твои бумаги? Я из-за них…
Но и ему договорить не дали. Сенешалю показалось, что где-то он это уже видел, тем не менее, откуда-то из-за ограды прилетела и вонзилась в плечо Умницы стрела, оборвав его гневный монолог.
А двое орлесианцев, явившиеся из глубины сада, точно так же, как и их предшественники, не обратили внимания на Брана. И точно так же за это поплатились, потому что один выкрикнул что-то вроде «да вот эта сучка-воровка!» — и сенешаль подумал, что они вряд ли понесут Умницу на руках к лекарю.
Уже потом, сидя в карете, удаляющейся от замка Эн со всей доступной скоростью, эльф хохотал и рассказывал, как было дело. А Брану почему-то было вовсе не смешно, и злополучные бумаги, перевязанные кокетливым желтым бантом, он твердо вознамерился сжечь при первом же случае.
Лично ему компромат на рыцаря-командора был без надобности — предъявлять его все равно было бы некому — а по несколько раз за день менять отношение к ситуации, ее участникам, самому себе и одному эльфу, возмущенно топающему сейчас каблучком в пол кареты, сенешаль счел крайне утомительным.
В конце концов, Киркволл все еще стоял, Марлоу Думар все еще оставался его наместником, а значит, сходить с ума сенешалю было нельзя хотя бы из соображений профессиональной этики. Да и сумасшедший не смог бы оценить, с каким тщательно скрываемым, но все-таки восторгом смотрит на Брана в очередной раз спасенная из беды эльфийская «красотка».
@темы: слэш, Умница, Сенешаль Бран, Марлоу Думар, Secret Santa 2012/2013
-
-
01.01.2013 в 14:16вы фееричны)) взахлёб с вашим заказчиком цитируем друг другу и угораем))
качаем автора, это что-то нереальное, 5100 слов чистого счастья))
...весь фик можно цитировать))
автор, можно я вас после деанона расцелую в аватарку?
-
-
01.01.2013 в 15:34Это не просто фик, это какое-то концентрировнное удовольствие! его действительно можно растаскивать на цитаты, а романса и юмора здесь ровно столько, сколько могут позволить себе эти герои, идеальные пропорции! а еще здесь шикарная политика и красивейшие пейзажи (сравнение Киркволла с кораблем восхитило, а постылый куст на рваном берегу - это же вообще песня!), и автор недюжинно подкован в кодексе, чудесные фишечки с Большим турниром, с Харланом - хозяином "Розы" заставили пищать от счастья
я до сих пор пищу, потому что это шикарно, и я готова дарить чудесному автору цветы и котяток, петь серенады и приносить головы врагов!
это невероятный подарок! спасибо от всей души!
новый год удался!
-
-
01.01.2013 в 16:16-
-
01.01.2013 в 16:45Автор, вы чудесны!
-
-
01.01.2013 в 20:37-
-
02.01.2013 в 00:45-
-
02.01.2013 в 00:51а вообще еще раз скажу, прекрасная история, живая, веселая и увлекательная! а сенешаль прямо такой как надо!
-
-
02.01.2013 в 01:37я умир весь
Автор, вы потрясающий, вы - чудо! Действительно растаскивать на цитаты, а Бран мне напомнил голубого воришку, уж не знаю, чем!
-
-
02.01.2013 в 02:04Однако, мне так и осталось непонятным, кто украл бумаги?
-
-
02.01.2013 в 22:49-
-
05.01.2013 в 16:57-
-
08.01.2013 в 06:53кто украл бумаги - открытый вопрос. учитывая то, в каком состоянии я его дописывал, тот факт, что истинный похититель бумаг не выявлен, - это еще ерунда. на 5 сутки без сна я в принципе с трудом соображал, о чем тут идет речь, и где на клавиатуре эти буквы))
так что либо во всем виноват дворецкий, либо коварство Умницы неисчерпаемо. но так как это рождественская история, практически, то мне больше симпатичен первый вариант :3