Для: Achenne
Автор: Meredith*s Knight
Название: Tacenda *
Персонажи: Орсино, Фейнриэль, немного Мередит
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: миди (5100 слов)
Примечание: *«tacenda» (лат.) — совокупность фактов, которые не должны быть преданы огласке
От заката на площадь перед Казематами струилось золото, пронзая тонкими лучами шлейф уходящей грозы, а дальше небо всё гуще наливалось синевой, пока не сливалось с горизонтом, скрытым от взгляда за высокими стенами. Зеленоватое от водорослей море мерно плескало о плиты казематской гавани, и на них колыхались бесчисленные солнечные блики. Вдали, за узким горлом пролива, среди золотых отсветов терялись силуэты кораблей — грубоватых ферелденских, уже брошенных на медленное умирание, щегольских орлесианских, изящно вздёрнувших ввысь свои отполированные мачты, кунарийских — тёмного дерева, приземистых и устрашающих. Прислушавшись, можно было различить далекие крики чаек и шум порта, бриз подхватывал их и увлекал прочь, к юго-западу, в сторону Орлея. Первый чародей Орсино стоял на небольшой ограждённой перилами площадке между двух лестниц, прислушивался к плеску воды с пристани и с наслаждением подставлял лицо солнечным лучам. Чуткие ноздри раздувались, улавливая едва ощутимые морские запахи, пробивавшиеся сквозь тяжёлый запах влажного после дождя камня. Храмовники бросали на него подозрительные взгляды — идиоты, можно подумать, сейчас он вытащит нож и устроит кровавый ритуал. Орсино уже не пытался доказать что-то и добиться справедливости — без того хватало забот. В то время как рыцарь-командор параноидально защищала Киркволл от «угрозы» магов, ему, в свою очередь, приходилось защищать магов и от самой рыцаря-командора, и от предвзятых жителей города, и от их собственных слабостей.
От этой мысли Первого чародея оторвало появление на площади новых лиц. На храмовников Орсино уже привык не обращать внимания, некоторых он не только знал в лицо, но и помнил имена. Иногда появлялись обычные жители города, кому хватало денег на покупку зачарованных вещей или целебных зелий. Группа, двигавшаяся в сторону помещений Казематов, выглядела иначе, тревожила глаз. Орсино прищурился — от постоянного чтения уже подводило зрение, появилась ранняя близорукость. Хотя зачем попусту утешать себя — не такая уж и ранняя. В самый раз.
Двое храмовников тащили светловолосого юношу.
Издалека Орсино показалось — эльф. В сравнении с закованными в латы храмовниками фигура их спутника выглядела хрупкой, какими не бывают люди здесь. Громоздкие, грубые, шумные, они ходят с топотом, и даже человеческие женщины в сравнении с эльфами неуклюжи — не то чтобы Орсино делил всех, кого знал, на людей и эльфов (куда привычнее было — маг и не маг), но мог легко различить своего собрата по звуку быстрых лёгких шагов, по ловкости, с которой эльфы ходили, не потревожив ни одного листа пергамента, не уронив ни одной книги из стопки. Этот — судя по походке — был из таких. Вероятнее всего, не повезло очередному жителю эльфинажа.
Не то чтобы юноша упирался. Похоже, храмовникам просто нравилось то, как он частит ногами, подстраиваясь под размашистую походку своих конвоиров, и они нарочно ускоряли шаг. В Ордене любили между делом показывать своё превосходство над магами в таких вот безобидных, но унизительных мелочах. Если только их не осаживала публично рыцарь-командор, но обычно и она не вмешивалась, разве что дело заходило слишком далеко. Возможно, ей самой доставляло удовольствие смотреть на эти мелкие уколы.
Орсино осуждающе покачал головой и поспешил за ними.
В помещениях Казематов внезапно царила неприятная прохлада, ощутимо тянуло сквозняком по ногам в лёгкой обуви. Чувствуя, как чувствительная к холоду кожа покрывается мурашками от перепада температуры, Орсино в который уж раз удивился отсутствию у храмовников тяги к маломальскому уюту: их, похоже, вполне устраивали голые серые стены вокруг. Маги старались, по мере возможностей, привнести в свою жизнь хоть какой-то комфорт, сделать одинаковые, словно под копирку, унылые комнаты похожими на — странное, давно уже потерявшее для Орсино настоящее значение, слово — дом.
Дом, где ты не чувствуешь себя в безопасности. Дом-не-крепость.
Ты — хозяин для дома. А храмовник — хозяин для тебя. Все они любят так думать. И демонстрировать при случае.
* * *
— Отступник должен быть усмирён. Вам известны правила. — Это Орсино услышал на пороге кабинета командора. Сложив руки на столе перед собой, Мередит соединяла и разъединяла кончики пальцев. Маг, о котором шла речь, молча стоял перед ней, — один из храмовников железной хваткой держал его руки сцепленными за спиной. Он действительно был совсем юн — с детским пухом на щеках, нежным овалом лица. Уши всё-таки круглые, разве что с едва заметной остротой, какие бывают и у людей; но это неважно, эльфийская кровь сразу бросалась в глаза — слишком изящен для человека.
— Я могла бы догадаться, Орсино, что и вы появитесь, — заметила его Мередит, скривилась. «Чтобы мешать мне вершить суд по своему усмотрению», мысленно закончил Орсино. И устало, привычно возразил именно этой не высказанной вслух, но прочитанной на её лице последней фразе:
— Вы не можете действовать в обход меня, рыцарь-командор. Решать вопрос о принятии бывшего отступника в Круг или о его усмирении — обязанность Первого чародея.
Кивком Мередит отпустила храмовников и их пленника подождать в коридоре — идите, разберусь, — и перевела взгляд на Орсино. Она могла показаться доброжелательной тому, кто плохо её знал. Он знал слишком хорошо. Намного больше, чем хотелось бы.
— Отступник должен быть усмирён, — повторила Мередит.
— Наверняка он просто боялся. Он справится, я лично возьмусь за его обучение, — Орсино чуть склонился к ней и добавил тихо, но твёрдо: — Прошу вас. Он ведь почти ребёнок.
— Демонам безразлично, сколько ему лет, Орсино. Они не будут ждать, пока маг повзрослеет. — Мередит поморщилась, вспомнив давнюю историю с одержимой девочкой. Орсино тоже помнил. Вышло тогда отчаянно скверно: уже когда её убивали, девочка вдруг осознала, что с ней происходит, просила у Орсино защиты, плакала — «я буду послушной». — И ты знаешь, что это правда, — припечатала Мередит, даже не думая щадить его чувства.
Он знал и другую правду: что бы ни говорила Мередит, она всегда получала что хотела. Усмирение магов. Льготы на любые ограничения. Самого Орсино — это было много лет назад, а ещё это было страшнее истязаний — и всё-таки она получила его. Когда-нибудь получит и Право уничтожения, Первый чародей почти не сомневался в этом. Каждый раз, видя обвинительный приговор её глазах, с замиранием ждал, когда она окончательно обречёт на гибель его и всё, что он пытается защитить. Мередит будто вызвала его на какой-то бессмысленный и нескончаемый поединок: раз за разом она с удовольствием отнимала всё, чем он мечтал владеть. Налагала вето на его исследования, ограничивала, запрещала, надзирала, загоняла в рамки, как последнего ученика, унижала бессмысленными требованиями на глазах подчинённых — и подозревала, бесконечно подозревала. Прожигала ненавидящим взглядом, в котором легко читалось: маг, чудовище, потенциальный малефикар, будущий убийца.
Орсино казалось, что он весь в ожогах от льдистой синевы её глаз.
— Хорошо. Дам ему времени до зимы, а потом посмотрим. Не рассчитывай, что я о нём забуду. — Мередит оперлась кулаками о столешницу, понизив тон: — Ошибись только раз, Орсино. Один-единственный раз. И я тебя уничтожу. Это я тебе обещаю.
Как будто она пообещала что-то новое. Последние годы он только так и жил — словно ступал по раскалённым камням, стараясь не сделать неверного шага, потому что за ним шли те, кто доверил ему свои жизни. Многие из них ещё дети. Даже пойманный сегодня маг, в сущности, был ребёнком.
Орсино молча поднялся и вышел в коридор.
— Маг идёт со мной. По распоряжению рыцаря-командора, — сухо кивнул он, и храмовники отступили от своего пленника.
— Так меня не усмирят? — безразлично спросил мальчишка. — Может, так оно было бы и лучше. Если бы прекратились все эти кошмары.
Орсино покачал головой, уже чувствуя подступающую мигрень.
— Тебя научат справляться с магическим даром, — пообещал он. — Не бойся. Никто им тебя не отдаст.
* * *
Одеяние ученика Круга, вопреки его красоте, оказалось на редкость неудобной штукой. Хлопающий вокруг икр длинный подол, трущиеся друг о друга ноги — не неприятно, но очень странно, будто идёшь полуголый; Фейнриэль чутко прислушивался к своим новым ощущениям, когда нёс к себе стопку книг из библиотеки или выходил в столовую. Он старался меньше покидать свою комнату: казалось, что все смотрят только на него — новичка, полукровку. Держался равно спокойно и вежливо со всеми, но на контакт не шёл — предпочитал дистанцию. Фейнриэль мог видеть чужие сны, чужую область Тени, особенно когда начинал думать об этом человеке, — наверное, более опытные ученики могут как-то контролировать это? — и боялся, что демоны из его кошмаров, те, что нашёптывали свои сладкие обещания, по его, Фейнриэля, вине проберутся в чужие сны. Его только удивляло, почему этого не боятся остальные маги. Но, в конце концов, это их дело.
Несколько часов ушло на изгнание демонов из кошмаров Фейнриэля. Чтобы попасть в его часть Тени, Орсино понадобилось один Создатель знает сколько лириума; он не жалел и не подсчитывал, сложно переплатить за здравость рассудка. Уже избавленная от демонического морока Тень ещё пульсировала и искажалась, размывая очертания всего, что было вокруг. Только силуэт Фейнриэля стоял среди дрожащего марева прямой и чёткий, точно вычерченный тонкой каллиграфической кистью. Он был как будто и в Тени — и выше Тени, её законы не властвовали над ним.
Обман зрения, легко решил Орсино. В Тени чего только не насмотришься.
Он взялся за обучение Фейнриэля — с удовольствием, с каким давно уже не наставлял учеников, учил отличать одного демона от другого, объяснял, как закрыться от обоих, практиковал в боевой магии, пытался даже развить навыки целительства — в последнем Фейнриэль нисколько не преуспел. За это время Орсино успел выяснить, что мать мальчика — долийка из эльфинажа, а отец — антиванский торговец; Фейнриэль узнал, что Орсино мучается бессонницей и на этот случай в кармане мантии у него лежит матовый хрустальный флакон с сильным сонным зельем. «Не успеешь выпить — и тут же засыпаешь, как убитый», — объяснил Орсино. На самом деле он редко использовал зелье — и почти не спал, а если спал, то чутко, поверхностно, просыпаясь от каждого шороха и отдалённых шагов. «Предпочитаю считать это издержками возраста, а не постоянным ожиданием беды», сказал он однажды. А ещё Фейнриэль знал, что Орсино почти никогда не пользуется правом Первого чародея беспрепятственно выходить в город, так ненавидит его пыльные улицы, изобилующие тупиками и тёмными углами. Тень его снов — словно в насмешку — повторяла очертания киркволлских улиц. Искажённая, дрожащая, цепляющаяся за ноги гнилыми сумрачными плетьми, как будто уже осквернённая присутствием демонов. Фейнриэль пытался вычистить из его снов эту гниль, но она укоренилась слишком глубоко — в страхе, в отчаянии, в многолетней усталости. Ему было почти физически больно здесь находиться. А учитель живёт с этим столько лет.
«Фейнриэль».
Орсино заметил его присутствие. Что ж, юноша не скрывался.
Фейнриэль обернулся через плечо: «Учитель...» — его зрачки сузились до точек, а потом внезапно и стремительно расширились, затопив всю радужку огромными чёрными кругами, и Орсино словно оглох и ослеп от завладевшего им желания — даже не целовать, нет, поцелуи слишком поверхностны, — кусать и рвать его тело, дрожа от наслаждения обладания. Сердце тяжело колотилось где-то в горле. Он едва не бил себя по рукам, запрещая — хотя бы раз попробовать на ощупь, на вкус тонкую бледную кожу с голубоватыми прожилками вен. Фейнриэль, Фей…
…Стоп! — Орсино осадил себя, будто вылил на голову ушат ледяной воды.
Когда он пропустил, не разглядел в собственных снах демона желания?
— Демон, ты выбрал себе кусок не по зубам, — с нажимом пробормотал Первый чародей сквозь зубы. Его ещё хватало на то, чтобы держать себя в руках. И в мантии — слава Создателю, что плотного сукна. — Хватит!
— Простите, учитель, — ответил Фейнриэль («Фейнриэль?..»), улыбнулся одними глазами, лукавым прищуром, и прикрыл веки. Орсино почувствовал, как его отпускает это ненормальная, дикая, постыдная жажда. Неужели он привёл в Круг мага крови? Неужели так долго не замечал этого?
Неужели.
В этом даже была своя ирония.
Орсино ощущал себя неловко, как если бы ему пришлось прилюдно раздеться догола. Он избегал смотреть Фейнриэлю в глаза — не из страха повторного контроля. Просто на краю сознания угнездилось какое-то тревожащее чувство острой потери, будто через дыру в душе отчаянно высвистывало наружу тепло; Орсино отмахнулся от этого чувства.
— Я думал, что достаточно доходчиво рассказал тебе, к чему приводят сделки с демонами.
— Я вам клянусь, я не призывал демонов!
— Хотелось бы верить.
А Фейнриэлю хотелось немедленно ослепнуть и оглохнуть, только бы не видеть и не слышать разочарования на его лице. Какая магия крови? Зачем она нужна, если можно обойтись без неё?
— В Тени ведь достаточно просто захотеть что-то сделать... правильно? То есть... это же мир снов, значит, каждый может?..
Орсино странно смотрел на Фейнриэля, так странно и долго, что тому стало неуютно под этим взглядом.
— Нет, — сказал он наконец. — Не каждый.
Что же он тогда такое...
* * *
Теперь Первый чародей мог и сам ответить: сновидец, сомниари. Эльфийское чудо, подобных которому не знали нынешние эльфы, а только читали в книгах и рассказывали старые легенды. И — почти человек. Это уже не просто редкий случай — уникальный. Ответ Орсино нашёл тем же вечером, перерыв половину старой секции библиотеки в поисках книги, которую прочитал много лет назад, ещё учеником. Том был такой старый и истрёпанный, что страшно держать в руках — как бы прямо под пальцами не рассыпались в труху страницы. Фейнриэль подошёл ближе, оперся ладонями на край стола, заглядывая в текст. Слегка растрёпанная коса свесилась с плеча, закрыв полстраницы и мешая смотреть, юноша небрежно закинул её за спину. Орсино молча нашёл нужную страницу, постучал по ней пальцем: смотри. «Сомниари»... Это звучало почти нереально и требовало проверки — но сходилось всё: и упоминание о том, что снится новой ученице Бетани, и то, насколько недосягаемым, не зависимым от Тени выглядел Фейнриэль... и вот этот сегодняшний случай. Магии крови действительно не было. Он бы узнал.
Вот и не мучайся после этого бессонницей. Как можно спокойно спать, если только что ты нашёл драгоценный камень, каких не находили уже пару веков? Когда Фейнриэль стоял со спокойной улыбкой, держа в руках нити Тени (Орсино увидел эти руки словно наяву: по-девичьи ломкие запястья, узкие кисти, пальцы с нежными овалами полупрозрачных ногтей), — он был неуязвим, непобедим, он был словно в оке урагана — мир вращался вокруг него. Им было невозможно не восхищаться. Чувство потери поднялось, заворочалось в душе.
Когда раздался короткий стук, Первый чародей ни на секунду не усомнился, кто стоит за дверью. Он всё чувствует.
— Учитель Орсино.
На пороге стоял Фейнриэль. Его волосы светились в полумраке, казалось Орсино, собственным светом. Но, может быть, теперь он невольно приписывает необычному магу какие-то мистические качества.
— Учитель Орсино, — повторил Фейнриэль, осторожно прикрыл за собой дверь и решительно шагнул на середину комнаты.
Решительности хватило на один шаг. Он сильно нервничал — до явственной дрожи в коленках; ему даже пришлось присесть на краешек стоящего рядом стула, чтобы успокоиться. Пару секунд он помолчал, потёр виски:
— Я пришёл извиниться.
— И это, конечно, не могло подождать до утра, — тяжко вздохнул Первый чародей, предугадывая, что уснуть уже не сможет.
— То, что я сделал тогда в Тени, было… нехорошо. Я не должен был позволять себе с вами, — неловкая заминка, — играть. Но, — Орсино открыл было рот, и Фейнриэль умоляюще посмотрел на него: — Не перебивайте, я должен сказать. Я не хотел ничего плохого. Я… кажется, хотел, чтобы вы испытывали ко мне что-то…
(его слова становились всё тише, пока не истаяли на почти совсем не слышном)
— …взаимное.
— Для этого не нужно прибегать к подобным грубым методам. — Фейнриэль выглядел пристыженным, и Первый чародей заговорил мягче: — Мы не всегда можем получить то, что хотим. И нам обоим стоит с этим смириться.
Орсино носил в себе самоконтроль, как небольшую опухоль, сжирающую радость от жизни, потому что — должность, ученики, Круг, потому что слишком многое зависело он него: от его слов, от способности держать себя в руках. Умеренность — как тугой воротничок на шее или как удавка: не закричишь и воздух до обморока не вдохнёшь, да уже и не хочется. Орсино не помнил, когда он испытывал сильную радость или горе; эмоции словно слегка выцвели на солнце. Он даже ел и пил помалу, без удовольствия — для поддержания сил в организме. И уж конечно, не позволял себе влюбляться, давно уже, Создатель, как давно... Словно с тех пор, как возглавил Круг, жил на три четверти.
Умеренность и самоконтроль въелись в него — как пыль в ковёр — навсегда. Не стать белоснежным. А этот мальчик, он был настолько… ребёнком. Ещё умел разглядеть чисто белое и чисто чёрное в том, что Орсино уже казалось серым. У него ещё были идеалы.
Фейнриэль пересел к Орсино и коснулся прохладными кончиками пальцев его щеки.
— Ты сам сказал, что будешь моим учителем. Я хочу, чтобы ты был им во всём.
* * *
— Расскажи мне, чего ты боишься.
Орсино не знал, как давно Фейнриэль не спит. Сам он проснулся в холодном поту, с силой выдравшись из липкой мути, и сидел на краю кровати, бездумно глядя на залитую лунным светом оконную раму. Что ж, у каждого свои демоны. Отчаяние. Страх. Стыд. Бессилие перед несправедливостью.
— Все чего-то боятся, Фей. Спи, пожалуйста.
— Расскажи, — с нажимом повторил юноша. — Я же чувствую.
Орсино тихо поднялся, накинув мантию, и подошёл к окну, позвякивая в кармане ключами от сундука и флакончиком сонного зелья.
— Когда я принимал должность Первого чародея... Знаешь, я ведь никогда не рвался к власти — просто никто больше не согласился, всех тогда пугали слухи, которые ходили о Казимире, никто не хотел сравнения с ней, да и связываться с новыми храмовниками тоже. Мередит тогда только пришла к власти — молодая, злая, напористая, её боялись даже подчинённые. Когда я стоял на посвящении и держал этот посох, я дал себе слово, что буду Первым чародеем, пока в состоянии защитить своих учеников. — Он помолчал, вздохнул: — Кажется, я уже плохо подхожу для этой должности. Мередит словно с цепи сорвалась.
Фейнриэль завозился на кровати, заворачиваясь в покрывало, уселся — прямой, сияющий, высеребренный лунным светом.
— Для них мы всё равно уроды, правда? Усмирённые с отсрочкой. Они всё равно будут считать нас чудовищами, что бы мы ни делали?
В Фейнриэле говорила бескомпромиссность молодости, но он был прав больше, чем думал сам, отметил Орсино. Он был восприимчив интуитивно, как инструмент со струнами. Подуй — зазвенит.
— Мы можем попробовать повлиять на неё, — предложил юноша, — через сны. Думаю, я смогу это сделать.
Попытаться контролировать рыцаря-командора было самой ужасной, безрассудной, бессмысленной и опасной идеей, которая только могла прийти в голову магу. Сложно даже предположить, сколько минут эта голова продержится на плечах в случае неудачи. Храмовники с трудом представляют принцип существования Тени, они знают только то, что прочитали в книгах, а понимают ещё меньше, но уж различать одержимость и контроль, пусть и по книгам, их учат в первую очередь. Орсино нахмурился:
— Забудь! Ты даже не представляешь, насколько это сомнительный козырь. Храмовники не отличат снохождение от магии крови, а что делают с магами крови, не нужно объяснять.
Ну что ж, подумал Фейнриэль, тогда он просто не будет спрашивать.
Учитель связан по рукам и ногам, он не сможет сделать и шагу, не вызвав подозрений. Но он, Фейнриэль… Он не даст Орсино в обиду. Учитель говорит, она жестока, зла, не слушает никого и сгребла всю власть в свои руки. Он отсечёт — одно за другим — всё, что делает её сильной. Лишит всех атрибутов власти. О, это будет тонкая работа. Сначала он вложит в умы её подчинённых — не всех, конечно, только самых приближённых, тех, на кого она привыкла полагаться, — мысль о том, что её решения уже не идеальны, разум уже не безупречен. Заставит их заговорить о её сумасшествии. Изнурит кошмарами — пусть это будет его местью за учителя, за бессонные ночи Орсино, за расползающуюся по его снам вязкую тьму. Но главное, самое главное, он лишит её того стержня, за который она держится, того единственного, на что привыкла полагаться во всём. Убеждённости в своей правоте. Шаг за шагом он источит её силы, погрузит в пучину сомнений, превратит каждый её сон в моральный спор с самой собой, чтобы насытилась, пресытилась, подавилась своим «здравым смыслом».
А затем они вместе с учителем свергнут её с трона.
* * *
Втайне от Орсино он пытался снова и снова, каждую ночь, но сны храмовницы были заперты для Фейнриэля — чувствовалась сильнейшая воля, мощная магия, защищающая их, словно панцирь. Не её воля и магия; она всего лишь человек, чтобы закрываться, нужно быть по меньшей мере магом, и далеко не слабым, а уж чтобы закрываться так... Фейнриэль нервничал от бессилия и чувствовал себя инвалидом, лишившимся какого-то важного органа чувств. Для него воспринимать людей через их сны было так же естественно, как видеть или осязать. Неужели все остальные люди, даже маги, такие... ущербные? Как они живут с недостатком чувств? Казалось бы — отступись; но Фейнриэль снова и снова с маниакальным упорством продолжал свои попытки, бился и бился об эту стену, теряя веру в свою силу. «Это подобие обучения! — всё чаще кричал он на Орсино, а тот не понимал, чем вызваны эти вспышки агрессии. — От тебя никакой помощи! Я никогда не овладею своей силой, оставаясь здесь! Я мог бы достичь большего в Тевинтере, не держи ты меня здесь!» «Тебя держу не я», — терпеливо отвечал Орсино и делал только хуже. «Ты думаешь, я без тебя пропаду? Или хочешь заставить меня думать так?» — Фейнриэль знал, что его слова причиняют боль, но не мог остановиться. Он должен был сделать это. «Я должен», шептал он. «Я сделаю это».
В последние дни осени ему удалось пробить защиту.
Тень её снов была похожа... Фейнриэль не знал аналогов — но, пожалуй, больше всего она была похожа на сплетение лириумных жил, какими их изображают на рисунках, только не синих, а пульсирующе-красных, бьющихся, как артерии, резонирующих — неприятным ноющим пением, от которого болела голова. Ещё более странным — и страшным — оказалось открытие: это не она создаёт свою Тень, свои сны; наоборот — сны меняли её. Тревожащее пение усиливалось, из монотонного нытья превращаясь в различимый мотив: требовательную, цепляющую мелодию.
Теперь мелодия хотела Фейнриэля.
Он рванулся — прочь отсюда; но выйти было так же сложно, как и войти. Напрасно сновидец взывал к Тени — дай мне дорогу, я хозяин здесь; алая муть морочила, путала, не желала подчиняться, заводила в лабиринты корней — ярких, жгучих, она цепляла за одежду, не отпуская, обвивалась вокруг ног и рук — не выпускала...
Когда он пропустил обед, ученики пожали плечами: никто особенно не интересовался, где он проводит время; дистанция, которую Фейнриэль держал поначалу из страха навредить, только выросла после того, как он узнал о своём уникальном даре. Орсино заглянул к Фейнриэлю и усмехнулся, увидев того мирно спящим: он постоянно зачитывался до утра и просыпал занятия. К вечеру стало ясно, что случилась беда: сновидец не проснулся. Он рвано дышал, глаза метались под веками, и его невозможно было добудиться. Орсино звал его, и надеялся, и терял надежду, и надеялся снова, Орсино истратил месячный запас лириума, чтобы войти в его часть Тени, - спорное понятие для сновидца, - но и в Тени не нашёл его.
Фейнриэль спал три дня – до самой зимы. Зимой Мередит, как и обещала, вспомнила о нём.
— Ты плохо следишь за своим учеником, маг. — рыцарь-командор слегка осунулась, но глаза прожигали злее, чем обычно, точно расплавленный лириум расплескивался с каждым её словом. — Я давала срок до зимы. Он плохо воспользовался этим временем. Необходимо, чтобы вы подписали приказ о его усмирении.
— Мередит, вы бредите. — Орсино непонимающе смотрел на неё. — Это невозможно.
— Вы скрываете малефикара, Первый чародей, и Ордену это известно. Что ж, раз вы решили так... Всем нам приходится делать сложный выбор. Я объявлю Право Уничтожения, если потребуется.
Она сошла с ума.
— Это нарушение вашего же устава — нет — это настоящее убийство! — Первый чародей всплеснул руками, не в силах выразить возмущение в словах. — Право Уничтожения! Если вас не линчуют жители города, то казнят по приказу Верховной Жрицы.
— Иногда лучше предать всё огню, чем рисковать распространением инфекции. — Мередит выглядела почти опечаленной. Орсино знал, что у неё нет сердца. — Церковь это понимает. Но я не хочу идти на крайние меры, поэтому и послала за вами, а не за храмовниками.
— Вы не сделаете этого. — В её присутствии у него начинала болеть голова.
— Сделаю, если это окажется единственным возможным выходом.
Учеников, проходящих Истязания, убивают, если они задерживаются в Тени на пару часов, опасаясь одержимости. Таковы были правила — придуманные не ею и не им. Фейнриэль не возвращался четвёртый день. Скорее всего, он уже пропал в Тени. Скорее всего, он никогда не вернётся.
— Я... подпишу.
Мередит бросила на его часть стола приказ об усмирении. Орсино обмакнул перо в чернильницу. У него кололо в сердце.
* * *
Фейнриэль неожиданно вернулся сам, посреди ночи, шатаясь от смертельной усталости, словно не проспал все эти дни, а выдержал многочасовой бой, прошёл пешком сотню миль и ни на минуту не сомкнул глаз. Почти упал в объятия Орсино, тот едва успел ухватить за плечи («Фей!.. Где... Ох, Создатель»), придержал распахнувшуюся мантию. Под мантией не обнаружилось ничего — похоже, Фейнриэль наспех набросил на себя первую попавшуюся под руку одежду.
— Учитель, она хуже демонов, она сама одержима, — начал Фейнриэль торопливо с порога, на ходу проваливаясь в сон, Орсино с трудом разбирал слова. — Она слышит песню, она проклята, кажется, я сделал только хуже... Она заметила меня — оно заметило... Ох, учитель. Я останусь у тебя сегодня. Утром я уйду.
Нет, нет, лихорадочно заметались мысли Орсино, Фей должен уходить, ему нельзя здесь. Пока есть время, нужно спасти его бесценный дар, — Мередит закрутит гайки, и его, Орсино, голова первой полетит с плеч, но это всё не имеет значения. Ничто не имеет значения.
— Нет, Фейнриэль, послушай, ты должен уходить сейчас, пока есть возможность. Иди в Тевинтер, как и хотел.
— У меня нет на это сил, — прошептал сновидец. — Прости.
Орсино кивнул, пытаясь унять скребущих на душе кошек. Одна ночь. По ночам магов не усмиряют. За ночь ничего не случится, а утром... Утром храмовники найдут лишь пустую комнату. И даже если Мередит приведёт в исполнение свою угрозу — что ж, Фейнриэль важнее, чем Орсино, чем остальные ученики или даже целый Круг. Ради его спасения можно пожертвовать многим.
Он услышал чьё-то присутствие, когда уже под утро в его комнату шагнули два дюжих храмовника. В предрассветных сумерках они напоминали оживлённые доспехи из хранилища филактерий. В предчувствии беды у Орсино сжалось сердце. Фейнриэль приподнялся на локте, тёр заспанные глаза. «Что вы себе позволяете?» — холодно спросил Первый чародей; вместо ответа из-за спин храмовников вышла Мередит.
— Я ожидала чего-то в этом роде, — спокойно сказала она. — Людям верь наполовину, эльфам на четверть, магам — ни в чём. Мы пришли за мальчишкой и не нашли его в своей комнате. Пусть собирается.
— Могли бы подождать до утра, — зло пробормотал Орсино и осёкся.
— Подожди, ты… сразу знал? — медленно повернулся в его сторону Фейнриэль, но Орсино отвёл глаза. — Ты сам и подписал… Подписал, да? Ты ведь обещал не отдать меня им!
— Ну, так, довольно с нас этих сантиментов, — раздражённо бросила Мередит. — Забирайте мальчишку.
— Может, так и правда лучше, учитель, — прошептал он.
Беспардонным рывком храмовники выволокли Фейнриэля из кровати, схватив за руки окованными сталью перчатками и оставив на белоснежных предплечьях вспухающие алым царапины, придерживая, поставили перед рыцарем-командором. Фейнриэль не сопротивлялся, лишь мелко дрожал нагим телом; Мередит вдруг подумалось, что по меркам тщедушного Орсино даже он должен выглядеть крепким.
— Прикройся, — она брезгливо швырнула Фейнриэлю висящую на спинке стула мантию — первую попавшуюся. На пол упал белый комочек белья, и Мередит, не глядя, наступила на него сапогом. Храмовник подхватил падающую на пол одежду и торопливо натянул широкий рукав мантии на руку своего безучастного пленника, словно одевал тряпичную куклу. Ткнул кулаком в спину, подталкивая на выход.
Фейнриэль покорно двинулся вперёд, как одурманенный, не стыдясь и даже не обращая внимания на то, что он совершенно обнажён под расстёгнутой мантией. Только в дверях он очнулся — забился в руках конвоиров, рванулся в комнату, вцепившись в дверной косяк до побелевших костяшек:
— Орсино! Нет! Скажи им! Орсино!!!
Орсино дёрнулся было на крик.
Размахнувшись, Мередит ударила Фейнриэля по лицу: «молчать, маг!». По его подбородку стекла струйка крови из разбитой губы. Храмовники рванули его за руки, отдирая пальцы от косяка, ломая ногти, и потащили, бьющегося, кричащего, вдаль по коридору. Мередит подошла к кровати, тяжело оперлась коленом — покрывало натянулось под её весом, обтянув щуплые ноги Первого чародея. Она смотрела, не мигая, и улыбалась — страшно, одними губами, в глазах — мертвый лёд, вечная мерзлота. Протянула руку — вцепилась между ног, прямо через покрывало, как птица когтистой лапой, — Орсино скривился от боли, зашипел. Её улыбка стала похожа на оскал.
— Тебе это нравится, а, маг? — Мередит сжимала пальцы, убийственно спокойно смотрела на Орсино — в центр лба, будто примечая и ему место для клейма усмирения. — Любопытно всё-таки, кто из вас сверху?.. Не отвечай, я не уверена, хочу ли знать, что Первого чародея Киркволла, на здравомыслие которого я возлагала столько надежд, трахает эльфийско-человеческий выродок.
Орсино задохнулся от гнева — как она смеет, своими грязными руками — всё, что было ему дорого... Но — она всегда смеет, и, разумеется, специально. Его ненависть встала комом в пересохшем горле. Мередит невозмутимо продолжила:
— А знаешь что, Орсино? Пожалуй, я возьму мальчишку в свои помощники. — Её тон был издевательски будничным, как если бы она предлагала чашку чая, а не держала его за яйца, только что отправив на усмирение его любимого ученика. — Мне нравится работоспособность усмирённых. Будет помогать с документами и передавать тебе приказы явиться в мой кабинет. — Храмовница усмехнулась. — Вы же хотите видеть этого мальчика чаще, правда, Первый чародей?
— Ты этого не сделаешь. — Осталось же в ней хоть что-то человеческое?
— Посмотрим.
— Убирайся, — прохрипел Орсино и с усилием сглотнул, дёрнув кадыком. Нёбо саднило, будто натёртое песком. — Ты получила что хотела, а теперь убирайся.
Мередит с довольной улыбкой похлопала его по щеке, словно поощряла домашнее животное за хорошо выполненную команду; это поощрение, эта улыбка были особенно унизительны. Уходя, нечаянно подцепила носком сапога валяющуюся на полу белую тряпочку, заметила уже в дверях, посмотрела непонимающе, а когда поняла, с омерзением стряхнула с ноги.
Орсино без сил откинулся на подушку. Накатило черное, ледяное, страшное: неужели можно прожить с этим всю оставшуюся жизнь; пройдёт десять лет, и двадцать, и тридцать; старость, все прошло, и рядом — только воспоминания о том, кого ты предал. Приносящему жертвы нужна особая смелость, чтобы не жалеть о своих решениях. Потому что если жалеть и думать, можно сойти с ума.
Он почти мог поклясться, что до него донёсся отчаянный, захлёбывающийся крик мальчика-сомниари: «Нет! Не надо! Нет!» Возможно, это было только плодом его, Орсино, фантазии, но крик бился в его голове, отражался бесконечным эхом, громче и громче звенел в ушах, пока не забил оглушительным набатом. Сердце захлестнула волна жара, под веками взорвалась сверхновая, затопив грудь жгучей болью, от которой хотелось разорвать грудную клетку, чтобы остудить это невозможное жжение, — и этого тоже ожидал. Давно ведь догадывался, что сердце не в порядке, думал Орсино, стараясь не дышать, пока не схлынет боль.
Демоны, отступившие от Фейнриэля, смеялись ему в лицо.
* * *
Для тех, кого сквикает подобный финал. Не обязательно для прочтения.
— Посидишь пока здесь. Утром тобой займутся, — пленника втолкнули в узкую каморку и закрыли дверь на тяжёлый засов. Один из храмовников невнятно пробормотал что-то, второй ему ответил — голоса звучали гулко и жутко в каменном мешке пустого коридора, — но Фейнриэль не разобрал слов. Он лёг на узкий топчан, обхватил себя за плечи — холод пробирал до костей, слишком узкая мантия Орсино с трудом сходилась на груди, всё же разворот плеч у Фейнриэля был шире эльфийского, — и закрыл глаза. От холода и нервов его колотило так, что стучали зубы. Утром... всего через несколько часов он станет никем, бездушным болванчиком. Больше никогда не видеть снов, не чувствовать, не иметь желаний... «Может, так было бы лучше», сказал он в первый день. Дурак. Какой же он был дурак.
Можно попытаться уйти в Тевинтер. Он не знает дороги, но мог бы найти. Все дороги Тени они были ему подвластны, любая могла привести туда, куда захочет он сам. Нужно лишь уснуть, только сон не шёл.
Фейнриэль поднялся, засунул руки в карманы и принялся мерить каморку шагами, трогая языком разбитую вспухшую губу. На третьем круге его пальцы наткнулись на маленький ребристый флакон. Сонное зелье Орсино... Рассказывая что-то или просто задумавшись, учитель имел привычку вертеть его в пальцах, даже однажды уронил. Вытащив стеклянную пробку со старым сколом, результатом того падения, Фейнриэль погладил большим пальцем матовое стекло:
— Что ж, спасибо и за это, учитель, — он усмехнулся и, отсалютовав флаконом в пустоту, выпил его содержимое до последней капли.
...Осенью тридцать седьмого года он даже написал Орсино письмо, в котором довольно язвительно сообщил, что у него всё хорошо, он попал к сильному магистру, который помогает ему и ещё одному ученику из Ферелдена развить талант, и вполне доволен своей жизнью. Но Орсино почему-то не счёл нужным ответить.
@темы: Орсино, Мередит, Фейнриэль, джен, Secret Santa 2012/2013
-
-
01.01.2013 в 14:27Чееерт, мне это так нравится
Я, честно, не понимаю, почему вы финал убрали под кат, он правильный и хороший. (Правда, не совсем ясно: он обычное снотворное зелье же выпил, и "промыл мозги" через Тень своим тюремщикам и сбежал, да?)
Отдельное ня: Мередит классная! Прогресс безумия - от просто упертой бабы до чокнутого монстра - отлично показан!
Людям верь наполовину, эльфам на четверть, магам — ни в чём
Вообще канон каноннейший, будто цитата из игры)
В общем, ужасно здорово, спасибо!!))
-
-
01.01.2013 в 14:40автор вынужден признаться, что фик вышел довольно "сжатый", и его события можно растянуть на вдвое больший объём с подробностями. поэтому я несколько в напряжении, что не понравится именно отсутствие подробностей.
ещё автор вынужден признаться, что изначально планировался совершенно другой сюжет, потяжелее, но уже в процессе написания обнаружилось, что я "плаваю" в том вопросе. если захочется, после деанона я могу описать тот сюжет - если его кто и потянет, так это мой дорогой заказчик)
-
-
01.01.2013 в 14:41-
-
01.01.2013 в 14:49и нет, усмирение бы не сквикнуло, но так, имхо, правильнее: завершеннее. еще раз спасибо, чудесный фик)
-
-
01.01.2013 в 14:53-
-
01.01.2013 в 20:17вы большой молодец))