Название: «О фонарных столбах и вранье»
Пейринг/Персонажи: Алистер/ж!Кусланд
Категория: гет
Жанр: PWP
Рейтинг: R (NC-17?)
Размер:~2000 слов
Предупреждение: первый раз, лишение девственности
Поваленное бревно жесткое, несмотря на подстеленный плащ, но Алистер едва это замечает. До того ли, когда на коленях, оседлав, устроилась Элисса, все сильнее вжимаясь в него, дрожа, словно никак не может согреться — хотя вечер довольно теплый — а самого Алистера обдает волнами жара. Когда его ладони гуляют у нее по спине, пальцы удивительно ласково перебирают волосы, языки скользят, играя друг с другом, сердце вот-вот выскочит из груди, а в паху так горячо и тесно, что Элисса просто не может этого не чувствовать, но ей, кажется, наплевать... Или, наоборот, совсем не наплевать, потому что и там она прижимается все плотнее, ерзая так, что он вот-вот взорвется, и это будет редкостным позорищем.
Алистер перехватывает ее запястья, отстраняя, откидывается назад, разрывая объятия. Легче не становится: щеки Элиссы заливает румянец, губы припухли и порозовели, а в полуприкрытых глазах столько желания, что перехватывает дыхание от одного взгляда. Девушка снова тянется к его губам, но он не отпускает, чуть отвернув голову. Больше всего на свете Алистеру хочется содрать с нее одежду и насадить на себя — и плевать, что все его познания в этой области до сих пор исключительно умозрительные, что он так и не придумал ни правильных слов, ни подходящей обстановки. Сколько раз он видел это во сне, а еще чаще мечтал наяву. Все время что-то мешало. Обычно — глупая робость. Сейчас — опасения, что все закончится в ту же минуту, как начнется, после чего закончится уже навсегда, вряд ли ему простят такой провал.
Элиса застывает.
— Что не так?
— Я больше так не могу, — голос звучит так, словно после жаркого дня перепил ключевой воды. — Я слишком хочу тебя.
Ох, совсем не так он собирался об этом сказать, если вообще собирался. Надо бы как-то сгладить, наверное. Но Элисса улыбается шалой, блудной улыбкой:
— Давай.
Алистер удивленно разжимает руки, и она тянется к застежке своего дублета, начинает вытаскивать шнуровку из петель. Пальцы, обычно такие ловкие, подрагивают, и его тоже начинает трясти, когда он помогает ей справиться с застежкой. Дублет летит на землю, под полотном рубашки отчетливо проступают соски. Алистер наклоняется к ее груди, прихватив губами сквозь ткань. Элисса вздрагивает, резко выдыхает, выгибаясь, тянется в ответ к его паху — и это оказывается чересчур. Алистер торопливо ссаживает, почти скидывает ее с себя. Но развернуться уже не успевает — на штанах проступает мокрое пятно. Создатель! Он все-таки умудрился все испортить.
Он торопливо разворачивается на бревне, застывает, тупо глядя перед собой. На плечо ложится ладонь, Алистер ее стряхивает.
— Возьми, — раздается из-за спины.
Элисса протягивает платок.
— Спасибо.
Он старательно смотрит мимо ее лица. Щеки заливает свинцовая тяжесть и хочется провалиться сквозь землю.Не в силах поднять взгляд, пялится на платок. Когда-то белоснежный, сейчас чуть заношенный, но все же батист, тончайшее кружево, вензель из сплетенных Э и К в углу, вышивка белым по белому. Такая вещица стоит целое состояние, даже жаль осквернять ее семенем, и впервые за долгое-долгое время Алистер вспоминает о разнице между ними. Возмечтала курица о соколином полете.
— Я верну… — он откашливается. — Отстираю и верну.
— Да, пожалуйста. Это последняя память о доме. Не хотелось бы потерять.
Алистер кивает, не глядя на нее. Снова отворачивается. Элисса неловко мнется за спиной.
— Уйди. Прошу тебя.
— Алистер…
— Прошу тебя.
Элисса поднимает с земли дублет. Шаг, еще один. В паху мокро и тяжело, так что хочется плотно сжать ноги, пока эта тяжесть не пройдет, не успокоится. Много раз она просыпалась не от кошмаров, а от тех снов, при воспоминании о которых пылают щеки, между ног мокро, а от одного взгляда на спящего неподалеку Алистера не успевшие забыться видения становились настолько яркими, что приходлось нырять пальцами между скользких складок и прикусив рукав, прятать стон, отчаянно стыдясь саму себя. Сейчас еще хуже, но и это можно перетерпеть, наверное. Она разворачивается, глядя в затылок Алистеру. Тот возится со штанами, отчаянно сквернословя себе под нос.
— Неловко вышло, — говорит она.
— Мягко сказано, — усмехается Алистер. — Я же просил уйти…
— Я не о том.
Элисса наматывает на палец шнурок, сдергивает его, снова наматывает. Повторяет.
— Я не о том. Я тебя обманула тогда… помнишь тот разговор про фонарные столбы на морозе?
У нее отчаянно горят не только щеки, но и уши, и, кажется, даже шея. Он хмыкает, все еще сидя спиной.
— У меня никогда никого не было. В смысле…
Алистер стремительно разворачивается.
— Но зачем?
Дура была, вот зачем.
— Начнем с того, что я накинула себе два года, когда мы познакомились. — Элисса коротко смотрит ему в лицо, снова опускает голову, несчастный шнурок вот-вот превратится в ошметки.
— Ко мне всегда относились как к малявке. Ладно бы друзья отца, но и их дети тоже. Ну, и вот… Испугалась, что и вы начнете. Вы все были такими взрослыми…
И еще она тогда осталась совсем одна, отчетливо понимая, что защитить, если что, некому. А сваливать всю грязную и неприятную работу на самого младшего — традиция, от рода войск, похоже, не зависящая, если верить тому, что писали приятели и рассказывал Рори.
А потом на нее свалилось командование — и, надо признать, ей это нравилось. Да, страшно ошибиться и всех подвести, да, иногда ноша казалась неподъемной. Но ее всю жизнь учили думать самой и решать самой, а не бездумно следовать чужим советам. Она и думала. Однако после алистерова «Ты старше, тебе и командовать» признаваться сколько ей лет на самом деле, оказалось совсем неловко.
Алистер в два шага оказывается рядом забирает из рук шнур. Элисса пытается посмотреть ему в глаза, но взгляд упорно цепляется за подбородок.
— Ну, и, когда зашел тот разговор… Глупо же было признаваться, что у тебя в якобы двадцать лет никого не было!
— Я же признался.
— Я не такая храбрая, как ты.
Алистер снова хмыкает, а ей приходится собраться всю смелость, чтобы закончить.
— А теперь ты думаешь, что оплошал в моих глазах, а я… Я в этих делах смыслю так же мало, как и ты… вот.
— Почем мне знать, может, ты сейчас врешь, чтобы пощадить мое хрупкое самолюбие?
Элисса, наконец, находит в себе силы посмотреть ему в лицо. Алистер улыбается, и улыбка у него на удивление теплая, учитывая ситуацию.
— Нет. Клянусь, сейчас я не вру. И не соврала больше ни в чем.
— А почему призналась именно сейчас? Чтобы не я один чувствовал себя дураком?
— Ну… Если верить свиткам Фергюса — тем, что он старательно прятал от родителей и меня — подобное хоть раз случается со всеми. Но…
— Заткнись, пожалуйста, — выдыхает он, склонившись над ее губами. И затыкает простым и действенным способом.
У Элиссы такое несчастное лицо, что обижаться на этот глупый обман попросту невозможно. Впрочем, Алистер все равно не может на нее обижаться, что бы она ни отчебучила… По крайней мере, когда губы раскрываются навстречу, руки обвивают шею, и вся она тянется к нему, вжимаясь, словно хочет срастись. Дублет, едва накинутый, сползает с плеч, снова оказавшись в траве. Следом падает испачканный платок, который он до сих пор держал в руке, не зная, куда спрятать. Наверное, надо бы обидеться за обман и еще подумать, что может измениться, когда он вскрылся — но думать рядом с ней невозможно, он буквально теряет рассудок, когда она так прижимается, когда пальцы щекочут шею, забираются в ворот — остается лишь бешено мчащееся сердце, да безумное ощущение счастья. И желание, столь же безумное.
Элисса легко прихватывает зубами мышцу на шее, потом проходится по ней языком, и в штанах снова становится тепло. А она,точно специально дразнясь, теребит зубами и языком мочку уха, заставляя судорожно выдохнуть. Пальцы, тем временем, ослабляют шнуровку его дублета. и Алистер просто стягивает его через голову. Отстраняется, заглядывая в лицо.
— Ты уверена?
На самом деле он не знает, сможет ли остановиться. И, в то же время, нутро скручивает страх. Страшно опозориться повторно, страшно сделать что-то не так и навредить — ведь если она девственна… Он почти хочет услышать «нет». Но она шепчет в ответ:
— Да. Я люблю тебя, Алистер.
Он не в первый раз это слышит, но каждый раз на миг забывает, как дышать, от одной мысли о том, что его на самом деле любят — любят просто так, его, Алистера, а не…
— Я не могу без тебя, — говорит он, прижимаясь лбом к ее лбу.
Она что-то делает с узлом пояса, и широкая полоса ткани сползает по бедрам, укладываясь кольцом у ног. Он завороженно провожает ее взглядом, а подняв глаза обнаруживает, что Элисса тянет через голову рубаху. От открывшегося зрелища темнеет в глазах. Алистер осторожно словно не веря, касается ее самыми кончиками пальцев. Руки Элиссы на миг взлетают в извечном защитном жесте и снова падают, только краска заливает лицо до самых ключиц. Он накрывает ее грудь, обводя вокруг соска большим пальцем. Она запрокидывает голову, прикусив губу, и так вцепляется в его плечи, словно уже не может стоять на ногах. Алистер подхватывает ее под бедра, переносит к дереву, усаживает на все еще расстеленный плащ. Опускается на колени напротив.
У Элиссы шрам от стрел на левом плече. Алистер обводит его языком, опускается поцелуями спускаясь к соску, прихватывает губами, прикусывает. Элисса стонет в голос, вцепившись в ворот его рубахи. Алистер снова отстраняется глядя на нее — ни на лице, ни в глазах не осталось ни капли разума, лишь вожделение, и от этого взгляда он сам почти теряет рассудок, но заставляет себя вернуться в реальность. Осторожно отцепляет запястья от ворота, касается губами нежной кожи, под которой бешено бьется пульс, сперва на одной руке, потом на другой. Разводит в стороны, откровенно любуясь, прежде чем снова склониться к груди.
Элисса ахает, дергает за рубаху.
— Сними. Я тоже хочу на тебя посмотреть.
Полотно тянется кверху, Элисса скользит ладонями вдоль края подола, добирается до плеч, спускается по ним, оглаживая: под ладонями, играют мышцы. Она помнит, как впервые увидела его без рубахи— за рубкой дров — и на миг разучилась дышать.
Элисса сползает с бревна, тоже опускаясь на колени, проходится губами по ключице, пока руки скользят вдоль позвоночника. Когда обнаженная грудь касается его кожи, ее словно накрывает мажеской молнией, заставляя вздрогнуть, судорожно всхлипнув. Пальцы против воли впиваются в спину, губы — в рот, жестко, на грани боли. В паху ноет и хочется, чтобы Алистер, наконец, оказался внутри — и неважно, что она толком не понимает, как это должно ощущаться, просто чтобы он сделал что-нибудь, чтобы исчезла эта мучительная тяжесть. Его ладони скользят по бокам — мозоли легонько царапают кожу — тянут вниз штаны. Снова ложатся на талию, подталкивая сесть обратно. Алистер помогает ей освободиться от сапог, окончательно выбраться из одежды. Наклоняется, целуя и прикусывая нежную кожу между бедрами, совсем рядом с лоном — и Элиссу начинает колотить дрожь, снова выгибает дугой.
— Хва… тит, — всхлипывает она. — Иди… сюда.
Алистер заметно осторожничает, входит медленно, так медленно, что она невольно дергает бедрами — и тут же вскрикивает.
Он легко, словно извиняясь, касается губ.
— Больно?
— Хорошо, — выдыхает она.
Ей действительно хорошо. Он внутри, такой горячий и твердый, ощущать его в себе необычно и в то же время… правильно. Как будто они, наконец стали одним. Как будто так и должно было быть с самого начала.
— Моя, — шепчет Алистер, уткнувшись лбом ей в макушку.
— Твоя, — соглашается Элисса, вцепившись в его плечи. — А ты мой.
Он двигается сначала осторожно, потом ускоряясь, и с каждым толчком она вскрикивает — не от боли, та лишь подстегивает удовольствие — но от чего-то, что сильнее нее, первобытного, рвущегося наружу, пока мир не исчезает, оставляя лишь наслаждение. Лоно пульсирует а дыхание перехватывает на миг, чтобы снова вырваться с криком — на этот раз долгим и протяжным. Она обмякает и упала бы, не придержи Алистер. Он крепко обнимает за талию, впивается пальцами в бока, двигается быстро, почти судорожно, сбивается с ритма, вжимается, словно хочет оказаться внутри целиком, тоже пульсирует, стонет ей в плечо. Они повисают друг на друге, тяжело дыша.
Алистер поднимает голову первым, бережно целует в висок. Элисса сползает с бревна, опустившись на пятки, тяжело опирается на землю.
— Что? — встревоженно спрашивает он.
— Все хорошо. Только я сейчас упаду.
Он торопливо стаскивает с бревна плащ, стелит на траву.
— Падай.
Вытягивается рядом, заглядывает в глаза, встречаясь с осоловелым взглядом. Он и сам готов опустить веки и заснуть прямо сейчас, но их начнут искать и получится… неудобно. Элисса прижимается всем телом закидывает ногу на бедро. Невесомо, едва касаясь проводит пальцами по боку — Алистер хихикает — гладит по щеке.
— Признавайся, ты тоже врал про фонарные столбы?
Он легко целует ее в нос.
— Не врал. Просто…
Просто хорошо, что она не ушла сегодня, когда он ее прогонял.