My Bloody Valentine (Ну, пусть будет бонус :) )

[dragonage-ton]

Название: Maturus*
Пейринг/Персонажи: Солона Амелл/сенешаль Вэрел, Солона Амелл/Алистер Тейрин, Гаревел
Категория: гет
Жанр: dark, AU
Рейтинг: R
Размер: 4 270 слов
Предупреждение: тревожащие темы, нездоровые отношения, сомнительная мораль
Примечание: таймлайн Awakening

Алистер тихо застонал и откинулся на подушки. Солона оседлала его, ритмично двигая бедрами.

— Я скучала по тебе, — шепнула она ему на ухо, переведя дыхание после поцелуя.

Они не виделись сколько — два месяца, три? Дела удерживали короля в столице, дела удерживали стража-командора в Башне Бдения.

Разомкнув объятия, она перекатилась на бок, отвернувшись к стене. Алистер погладил ее по влажному от пота бедру.

— Все хорошо? — спросил он, поцеловав ее в затылок.

Их последняя встреча прошла не гладко, Солона помнила, как не сдержалась и долго вынашиваемая молчаливая боль вновь выплеснулась наружу. Она знала, что Алистер научился скрывать свои чувства, когда захочет, но ему тоже пришлось непросто.

— Да.

В ответ услышала облегченный вздох.


1

В торговом квартале молодая, хорошо одетая горожанка, присев перед похожей на нее девочкой лет четырех, тихо, настойчиво ее в чем-то убеждала. Девочка кривила губы и отворачивалась.

У девочки были светлые (как у Алистера), чуть вьющиеся волосы, вздернутый нос и карие глаза (как у нее самой). Солона остановилась, пристально всматриваясь в детское лицо. Если бы она тогда выносила свое дитя, ее дочь могла бы выглядеть точно так же. Единственный раз, когда ей удалось зачать — это была девочка, Солона смогла проносить ее почти четыре месяца, прежде чем случился выкидыш. Окровавленное тельце тут же забрали, но она успела увидеть. Солона сморгнула слезы, и наткнулась на испуганный взгляд горожанки.

Встревоженная мать украдкой сделала знак от дурного глаза и торопливо увела дочь.

Солона двинулась дальше, бесцельно рассматривая прилавки. Кое-кто узнавал ей, почтительно кивал и тут же отворачивался.

Десять лет назад жители Денерима готовы были целовать следы ног Героини Ферелдена, сегодня же на их лицах чаще можно было увидеть страх, нежели благодарность. Во многом поэтому Солона и не любила покидать Амарантайн, — тамошние жители, по крайней мере, не шептали молитвы при виде нее, а память о спасении Амарантайна была еще крепка.

Она миновала мост, прошла через эльфинаж, подняв капюшон своего плаща, несколько петляющих поворотов — и она на месте. Ей нужна вон та дальняя дверь в тупике.

Быстро проверив переулок, Солона взбежала по изгаженным ступенькам и толкнула жалобно скрипнувшую дверь.

Смуглый северянин-торговец уже ждал ее, многозначительно водрузив на стол замотанный в тряпье сверток. Солона приподняла промасленную ткань, провела ладонью про шершавому переплету — кожа.

Торговец ощерился.

— Не человеческая, леди, не бойтесь. Как вы знаете, это всего лишь копия подлинника, который содержится в Минратосе, с переводом на всеобщий. Но, смею уверить, полная и дословная. Воспроизведено все, вплоть до заметок на полях.

Солона взглянула на него поверх переплета. Ей не нравилось выражение его лица — он знал, кто перед ним и все равно не боялся.

— Как договаривались, — она бросила ему мешочек с монетами. — Восемьдесят золотых.

Огромная сумма, но книга того стоила. Не дожидаясь, пока торговец проверит деньги, Солона убрала книгу под плащ и поспешно вышла.

Возвращаясь тем же путем, она невольно обращала внимание, каким оживленным, людным стал Денерим. В эльфинаже, грязных переулках, торговых рядах, на мосту через Драккон — она видела оживленную, гудящую массу. И повсюду были дети.


2


— Ты ведь останешься на несколько дней?

Алистер смотрел с тревогой и надеждой. Солону иногда раздражал этот его настороженный взгляд. Раздражало, что в итоге он смирился, признал поражение. И ждал того же от нее.

«Мы есть друг у друга, Сол, — сказал он той ночью, прижимая ее к себе. — Мне этого достаточно». Она ничего ему тогда не ответила, разрезанные запястья саднили под повязками, не столько боль, сколько жгучее желание сорвать бинты и разодрать ногтями зудящую корку на ранах. Ей было стыдно, что она оказалась бесплодной и слабой, и вся ее магия, которой она так гордилась, оказалась бесполезна.

— Нет, — она улыбнулась, поцеловала его руку, давая понять, что все в порядке. — Дела. Навести меня вскорости в Башне, ладно?

Амарантайн встречал Солону резким хлещущим ветром, швыряющим в лицо соленые колкие брызги бушующего Недремлющего моря. Тяжелые ворота распахнулись перед ней, пропуская внутрь.

— Страж-командор!

К ней спешил сенешаль Вэрел. Солона благосклонно отдала ему поводья, задержав затянутую в перчатку ладонь на его чуть дольше, чем допускали приличия.

Солона Амелл начала спать с сенешалем Вэрелом через год после выкидыша, когда поняла, что их с Алистером шансы на ребенка тают, как предрассветная роса. Она знала, что нравится Вэрелу, подготовка к обороне Амарантайна сблизила их, и втайне ей казалось, что неиспорченная кровь сенешаля сможет победить ее, тронутую стражеской скверной. Ее тоже влекло к нему, и он был предан, незыблемо надежен и, главное, в отличие от Алистера, — всегда был рядом. Так получилось, что она стала доверять сенешалю Вэрелу безоговорочно. Как самой себе.

— После ужина жду с докладом в кабинете.

Ей подали еду и вино в кабинет стража-командора. Отставив поднос в сторону, Солона налила себе вина и наконец позволила себе как следует рассмотреть ценное приобретение.

Гладкая черная кожа, чуть обтрепанная по краям. В центре аккуратное тусклое тиснение, напоминающее размашистый росчерк пера. Надпись выполнена на древнем тевине, который Солона понимала очень смутно, но сейчас в этом не было нужды.

Легендарный «Оскверненный Кодекс» авторства безымянного тевинтерского мага, посвятившего свою жизнь изучению чудес и ужасов скверны. Подлинник в виде сборника рукописных пергаментных манускриптов, оправленных в человеческую кожу — древние маги любили эффектные жесты, — хранился в Имперской библиотеке Минратоса. Ходили слухи, что он был найден на Глубинных тропах в руинах безымянного храма, усыпанного нечеловеческими костями.

За этим фолиантом Солона Амелл охотилась последние три года. Впервые она услышала о нем в Орзаммаре, в Мастерской памяти, от одного из Летописцев. След фолианта привел в библиотеку Белого Шпиля, где, по слухам, хранилась копия с приложенным к ней переводом с древнего тевина на всеобщий, — и там оборвался. В Орлее у Солоны не было власти. Она уже готова была примириться с невозможностью добыть желаемое, но два месяца назад в Башню Бдения доставили письмо из Денерима, где некий тевинтерский торговец предлагал ей копию «Оскверненного Кодекса» за сто золотых монет.

Годовая смета Башни Бдения составляла меньшую сумму, но Солоне было все равно. Приложенная к письму опись была тут же направлена с гонцом в Орзаммар, и летописец Кзибор, сверившись с хрониками, подтвердил сходство с найденным фолиантом.


— Эта та книга? — Вэрел коснулся губами ее виска, заглянув через плечо. Его интимные жесты, которые он позволял себе, когда они оставались наедине, порой коробили Солону, но ей не хотелось его обижать. Не время для этого, ей потребуется вся преданность Вэрела.

— Да. Посмотри, если хочешь.

— Она стоит ста золотых? — Вэрел перелистнул несколько страниц, поморщился при виде аккуратно выполненных чернилами рисунков. — Выглядит отвратительно.

— Сторговались на восьмидесяти. Но да, это самая мерзкая вещь на свете. Это наука о скверне и порождениях тьмы, самый подробный и детальный трактат из ныне существующих.

Вэрел задумчиво провел пальцами по иллюстрации, занимающей целый пергаментный вкладыш. Огромная колыхающаяся плоть жуткой моровой твари, наподобие той, что атаковала Амарантайн.

Солона осушила свой кубок и тут же долила еще.

— Ты много пьешь, — тихо сказал Вэрел.

— И ты беспокоишься за меня, знаю, — Солона засмеялась. — Мне повезло.

Он взял из ее рук кубок и поставил на стол. Опустился на колени, снял с нее правый сапог и начал нежно и сильно массировать лодыжку, с силой разминая затекшие мышцы. Его руки двигалась выше, осторожно отыскивая очаги ноющей мышечной боли, утоляя ее легкими ласкающими движениями. Проделав то же самое с другой ногой, Вэрел завел ладони ей под ягодицы. Привстав, Солона позволила стащить с себя штаны, раздвинула ноги, откинулась на спинку кресла, кусая губы.

Позднее ей не захотелось идти в постель, поэтому она оперлась ладонями о стол, позволив Вэрелу взять ее сзади.

3

— Кто из них? — Солона всмотрелась в лица за рядами прутьев. Ее интересовали приговоренные к казни.

— Вот тот молодчик, — Вэрел махнул рукой в сторону первой камеры, — осужден за убийство. Еще есть дезертир в третьей камере.

— Я хочу, чтобы ты провел его на нижние ярусы, в старую тюрьму и запер там. Ключи принесешь мне, понял?

Вэрел побледнел, но кивнул. Она решила посвящать его в свой план поэтапно. Вывалить на него все сразу было бы опрометчиво. Накануне Солона снарядила небольшой отряд для вылазки на Глубинные тропы через подземные тоннели. Ее трофей, уже начавший распространять зловоние, хранился в подвале, в одном из ритуальных авварских помещений, которое Солона облюбовала себе под временную лабораторию.

Сидя в своем кабинете, она цедила минуты, как вино из бутылки, оттягивая момент, когда придется встать, спуститься вниз и сделать все необходимое. Она не спала уже две ночи, «Оскверненный Кодекс» потряс ее до глубины души.

На нижнем ярусе пахло сыростью. В висках стучала кровь, чуть подташнивало. Человек в дальней клетке съежился, завидев ее. Он приговорен к смерти, напомнила себе Солона, он заслужил то, что с ним случится. На полу валялась пустая миска, прикованная к решетке цепью. Выложив в нее содержимое принесенного с собой свертка, Солона придвинула ее к прутьям.

— Ешь.

Узник насторожился. Лунный свет, сочившийся из крохотного окна под потолком выбеливал его лицо, молодое и бородатое, с опухшими глазами навыкате.

— Ч-что э-э-это?

Парень был то ли до смерти перепуган, то ли сроду заикой.

— Ешь, — повторила Солона, чувствуя, как рот наполняется кислым вином вперемешку с желчью.

— Н-не. Хочу.

Парень попятился от решетки, вжимаясь спиной в стену. Солона не знала, что пугало его больше — смрадное, покрытое тусклой черной глазурью мясо в миске — или выражение ее лица. Но он, конечно же, съел, все до кусочка, дробящая темница умеет убеждать. Глядя, как узник давится, поспешно запихивая в рот толстые тугие ломти зараженной плоти, Солона отстраненно думала, что надо будет в следующий раз порезать, ему же тяжело жевать, сложно.

Выйдя за дверь, она аккуратно прислонила посох к стене, вытерла взмокшие руки о куртку, согнулась и ее наконец вырвало жгучей бордовой струей.


4

«Милая моя», — писал Алистер. Солона улыбнулась и бегло просмотрела письмо, с тем чтобы вернуться к нему позже. Алистер писал, что через две недели с двором посетит Гварен, Редклиф, Западный Холм, Хайевер и завершит поездку в Амарантайне, где задержится на несколько месяцев.

Я скучаю.

Накрыв письмо ладонью, она подумала, что у нее осталось чуть больше месяца. Пока дела шли неплохо. Вчера Солона снова носила еду на нижний ярус — уже в третий раз. Ее смертник, как она его про себя называла, безучастно сидел на полу, тихо раскачиваясь в ему одному слышном ритме. Выпуклые глаза подернулись серой слизью. Дробящая темница не понадобилась, завидев Солону, он утробно заурчал и подполз к решетке, голодно глядя на миску. Тягучая слюна, выступившая у него на губах, была жемчужно-серой с черными прожилками.

Процесс мутации вызывал у Солоны жгуче-болезненное любопытство. Однажды это ждет и ее, когда придет час отправляться в последний путь на Глубинные тропы. Вот, значит, как это происходит.

Узник умер на пятый день. Солона приказала накрыть неприятно распухшее тело тряпкой, унести и как можно скорее сжечь, а сама заперлась в кабинете и плакала до тех пор, пока не свело горло. Нужно было начинать все сначала.

Дезертир продержался день. На рассвете второго дня его, насильно накормленного гарлочьим мясом, тошнило долго и страшно, до кровавой пены на бледных губах.

— Убери его, — устало приказала Солона ошеломленному Вэрелу, когда дезертир последний раз мучительно содрогнулся и затих. — Прикажи привести следующего.

Она осторожно собрала с пола скользкие непереваренные куски. Нужно было новое мясо, нужен был новый подопечный. Последнее время она плохо спала, мысли путались. Перед глазами стояли испещренные убористым почерком опытного переписчика страницы «Оскверненного Кодекса». Солона Амелл видела свою цель и не собиралась сдаваться.

— Больше нет.

— Что? — Она даже не сразу поняла, о чем речь, погруженная в свои мысли. Так досадно, задержаться на первом же этапе.

— Солона, больше нет приговоренных к смерти.

Она потерла переносицу.

— Молодчик, которому я назначила два года тюрьмы за изнасилование служанки. Приведи его.

Вэрел помедлил немного, словно желая что-то сказать, затем вышел.


5

Выжил лишь восьмой арестант, совсем юнец, осужденный за кражу лошади. Солона уже было решила, что и он отправится в яму для сжигания тел, когда он вдруг оклемался, ожил, и принялся бродить по камере, проявляя живейший интерес к кормежке.

Однажды, поборов брезгливость, Солона отперла дверь и приблизилась к нему вплотную, наложив заклятие парализующей темницы. Ей хотелось рассмотреть этого… это существо поближе. Молодое когда-то лицо посерело, щеки покрывали хлопья омертвелой кожи, обнажая багровые пятна плоти. Вокруг глаз залегли черные тени, губы обметало нарывами.

Обездвиженный вурдалак смотрел на Солону в упор, и в его взгляде ей чудилась мольба. Он голоден, сказала она сама себе, сглатывая ком в горле. Это просто голод.

— Он все еще сохраняет разум, — сказал Вэрел. — Он разговаривает. Хочешь послушать?

Солона заперла камеру. Она ничего не хотела слышать. Ей приходилось видеть вурдалаков, этот точно такой же, ни больше, ни меньше.

— У него осталась семья, — продолжил Вэрел, не поднимая глаз. — Мать и сестра. Они ждут его. Очевидно не дождутся.

Солона задрала голову вверх, от выпитого в течение дня виски слегка кружилась голова.

— Я знаю, что делаю.

Чуть покачнувшись, она заставила себя сложить руки на груди. Шрамы от порезов, скрытые тонкой кожей перчаток, чесались просто невыносимо.

— Каково это, расти в большой семье? — спросила позже Солона глядя на лежащего перед ней Вэрела сверху вниз. Сначала они пили вино, потом любили друг друга. Отчего-то после она не попросила его уйти, как обычно, сегодня ей захотелось провести с ним всю ночь.

Она сидела на постели, голая, поджав под себя ноги. По груди выступили капельки пота, — в спальне было жарко и душно. Последнее время Солона требовала от слуг, чтобы очаг горел круглые сутки; огонь, мерно плещущийся о камень, успокаивал ее.

— Это здорово?

— Это непросто. — Вэрел улыбнулся ей и провел ладонью по ее груди, очертив большим пальцем сосок. — Моя семья была знатной, но небогатой, я был пятым ребенком, а всего нас было семеро. Можно сказать, мы даже нуждались. У моей матери была одна служанка-эльфийка, которой она не могла платить как следует, поэтому давала ей сколько могла, чтобы та оставалась в нашем доме и прислуживала гостям, а добрую часть работы по дому делала сама. А в это время у нас не было средств подлатать крышу.

Он усмехнулся, припоминая. Он был красив, ее сенешаль Вэрел, — твердые скулы, чувственный, изящно вылепленный рот, приковывающая взгляд ямочка на подбородке. Жесткие складки в уголках губ и проблеск седины в волосах ничуть его не портили.

— Я…

Кажется, я влюбилась в тебя, сенешаль Вэрел.

— Что, прости?

— Я хочу сказать, это же глупо. — Солона наконец поддалась искушению и, наклонившись, поцеловала его, нежно и с вызовом прикусив его нижнюю губу. — Платить служанке просто чтобы она была для отвода глаз? При том, что эту сумму можно было истратить на что-то действительно необходимое?

— У знатной семьи должна быть прислуга. Но ты спрашивала, каково это, расти в большой семье. Это непросто, но знаешь, я ни одного дня не пожалел о своих братьях и сестрах. Я их люблю, особенно младших. Близнецы родились, когда мне было пять, и я очень гордился ими. Малютками они были, знаешь, как два маленьких нарядных пупса, и я был счастлив, когда мне позволяли повозиться с ними. А ты? Кем была твоя семья?

Сообразив, что сказал лишнее, Вэрел нахмурился.

— Я болтаю какую-то несуразицу, прости.

— Все в порядке. И тебе никогда не хотелось самому обзавестись детьми?

— Когда был моложе, иногда думал об этом. Теперь это уже не кажется таким важным.

— У тебя могли бы получиться здоровые и красивые дети… — прошептала Солона, водя пальцем по огрубелой складке между его бровей. — Ты зря отказался от семьи, Вэрел. Семья — лучшее, что может случиться с человеком.

Вэрел перехватил ее затянутую в кожу ладонь, прижал к губам.

— Я ни от чего не отказался, у меня есть ты.

Он сказал это просто, как что-то совершенно обыденное, и Солона не нашлась, что ответить.

6

Слухи, конечно же, поползли. О пустеющей темнице Башни Бдения. О странных звуках, доносящихся из подвала. Никто толком ничего не знал, но тайное всегда подстегивает воображение.

В Амарантайне ее стали сторониться. Когда Солона выходила в город, местные провожали ее хмурыми взглядами. После каждого суда кто-то из осужденных исчезал, и больше их никто не видел. Однажды на нее набросилась плачущая женщина, требуя сказать, где ее сын; после этого Солона никуда не выходила без стражи и без крайней нужды старалась не покидать Башню. Нужно было готовиться к приезду королевского двора, а ее дело было все еще далеко от завершения.

Иногда становилось так тяжело, что Солона почти внутренне примирялась с решением все бросить, но потом брала себя в руки, мучимая опустошающей, изнуряющей ее болью и пустотой. Когда ты рождаешься магом, — ты сразу теряешь право на нормальную жизнь, но став Стражем — ты обречен на абсолютное, бесплодное одиночество. Как засохшая ветка, которая мертва, но при этом все еще часть живого дерева.

Однажды она сказала об этом Алистеру и была удивлена, каким потрясенным и расстроенным он выглядел. Он попытался разубедить ее, но разве она неправа? Доказательство ее собственной мертвой бесплодности унесли несколько лет назад, завернув в окровавленную тряпицу.

— Я словно бы и не существую, — сказала она обступающей ее темноте, стараясь, чтобы язык не заплетался. — Понимаешь?

Тишина тронного зала отозвалась молчанием.

Порой Солоне казалось, что она словно муха в застывающем янтаре, мучительно сложно двигаться, думать, говорить. Проснувшись, она выпивала немного виски, чтобы в голове прояснилось, заставляла себя поесть, чтобы желудок не сводило резью. Затем выпивала еще, не за тем, чтобы опьянеть, напротив, крепкий, дымный с сивушным душком вкус торфяного виски помогал ей взбодриться.

Помедлив, она сделала еще глоток. Ей нужно было набраться, — не до отключки, но до погружения в равнодушное хмельное спокойствие, когда чувства, цвета и запахи приглушены и кажутся будто отдаленными.

Тяжело поднявшись со своего кресла, украшенного гербами Серых Стражей и эрлинга Амарантайн, Солона направилась к выходу. Она спускалась, кажется, целую вечность. Ступени мелькали перед ней, уходя в бесконечность. Вот и нижние ярусы — привычная сырость, чад факелов и легкий, но едкий запашок гнили.

Солона остановилась перед камерой. Вурдалак, учуяв ее, зашевелился, поднял голову, уставился на нее подернутым пеленой взглядом. Губы у него почернели.

— Тыыы, — прошелестел он. На самом деле Солона не была уверена, что расслышала, скверна разъедала его тело, сделав речь глухой и невнятной.

Словно в полусне, Солона распустила кожаные завязки, стянула с бедер штаны, в какой-то момент пожалев, что больше не носит мажескую мантию. Как бы ни ненавидела она эту одежду, сейчас в ней было бы куда удобнее. Вурдалак тяжело задышал, раздувая ноздри. Верхняя губа приподнялась, обнажив серые, чуть заостренные зубы.

Войдя в камеру, Солона поморщилась: в нос шибанул запах застарелой крови, пота и экскрементов. Вурдалак, чуть покачиваясь по полусогнутых ногах, приблизился. В мутных глазах блеснула искорка осмысленности.

Солона знала, что скверна поражает тела и разум по-разному — кто-то сдается почти сразу, кто-то живет с ней месяцы, редко — годы. Этот экземпляр был явно не из последних, но значения это не имело. В памяти вспыли строгие четкие строки «Оскверненного Кодекса».

Скверна тянется к скверне, подобное к подобному.

Стиснув зубы, Солона потянулась к вурдалаку, внимательно следя за его реакцией, обхватила пальцами тонкий стилет, прячущийся в перчатке. Ее магия всегда с ней, ее самое надежное оружие. Вурдалак заинтересованно ткнулся ей в грудь, принюхиваясь, прохладная ладонь залезла под выпущенную рубашку, легла на живот, вяло помяла, надавила, ущипнула. Солона замерла, чувствуя, как вурдалак неспешно трогает, щупает ее тело, теребит грудь, бедра. Его интерес становился все более выраженным, отвердевший член натянул ткань в паху. Взволнованно урча, вурдалак впился ногтями в ее ягодицы, навалился сверху, заставив сползти вниз, на покрытый рыхлой соломой каменный пол, подмял под себя.

Солона послушно раздвинула ноги, пытаясь подстроиться под неуклюжее, дергающееся на ней тело. Вурдалак бестолково тыкался вздыбленным членом, елозя по внутренней стороне ее бедра. От него несло протухшей рыбой, возясь, он глухо ухал, видимо, от удовольствия, конвульсивно дергал задом.

Зажмурившись, Солона подалась ему навстречу, и вдруг холодный вихрь точно хлестнул ее по щеке, больно дернув за выбившуюся прядь волос. Раздался глухой удар, сдавленный крик, в лицо ей плеснули горячие брызги. Сильные руки рывком подняли Солону на ноги. В неверном, мельтешащем свете факелов Вэрел был страшен — с перекошенным от ярости лицом, белым застывшим взглядом. Отшвырнув меч, он встряхнул ее, одновременно пытаясь прикрыть ее наготу полами ее же рубашки. Вурдалак с разваленной надвое головой грузно сполз на бок, из раны текла густая черная кровь, впитываясь в солому.

— Солона!

Она оттолкнула его, судорожно поправляя одежду. Затем снова оттолкнула протянутые руки. Перчатки сползли к кистям, обнажив уродливые извилистые рубцы, охватывающие предплечья, точно впаянные под кожу браслеты.

— Оставь меня в покое! — завизжала она, яростно стирая со щек вурдалачью кровь. — Ты все испортил, ублюдок, ненавижу тебя, ненавижу!

Она ударила Вэрела кулаком, в его красивые, так нравящиеся ей губы, которыми он так нежно касался ее. Не целясь, не вкладывая силу, просто била наугад, наотмашь, стараясь выместить бушевавшие в ней стыд и злость. Он поймал ее за руку, выкрутил, вынуждая замереть на месте, стянул перчатку.

— Что это? — его голос чуть дрогнул.

— Магия крови! — Солона неуклюже попыталась плюнуть ему в лицо, выкрутившись из захвата. — Не твое дело, отпусти меня!

— Это не магия крови. Так режут только если пытаются выпустить всю кровь из жил.

— Я и пыталась, — угрюмо созналась она. — Кромсала по живому, думая, что… Отпусти, больно.

Обернувшись к Вэрелу, она вырвала у него из руки перчатку, и тут ее сердце рухнуло куда-то вниз, отозвавшись резкой болью. Из Вэреловой ладони, чуть выше большого пальца, был вырван кусок плоти, и вмятины от зубов на краях раны не оставляли надежды.

Скверна поражает мгновенно, — единственная мысль, бьющаяся в висках.

— Дай мне руку. — Солона оторвала край рубахи и принялась обматывать его запястье. — Дай мне меч, скорее! Да что я несу?! Просто сожми зубы, я помогу тебе.

Он покачал головой.

— Ты знаешь, что это бесполезно.

Это была правда. Однажды им довелось отсечь ступню укушенного солдата у них на глазах солдата и тут же прижечь культю, — но бедолага почернел до рассвета и к ночи скончался.

Солона сплела алый огонек, осторожно катая его в ладони, поднесла к руке Вэрела, поджаривая рану. Выступившая по краям кровь испарилась; кожа сморщилась, побагровела.

— Создатель милостивый, — прохрипел Вэрел, тяжело привалившись к решетке. Его разбитое в кровь лицо было серым от боли.

7

— Значит, это все та проклятая книга…

Вэрел устроился поудобнее на постели, баюкая руку. В спальне стояла тишина — комната стража-командора находилась под самой крышей центральной башни крепости. Солона стояла возле вытянутого в длину окна, глядя в серое предрассветное небо. «Оскверненный Кодекс» лежал на столе и она спиной чувствовала исходящее от него темные эманации.

— Проклятая книга, проклятая я.

Она рассказала Вэрелу все.

— Автор книги, безымянный тевинтерский магистр. Он исследовал скверну вскоре после Первого Мора, проводил чудовищные эксперименты. — Она помолчала, вспоминая.

Я отобрал двенадцать рабынь, поровну человеческой и эльфийской рас. Оскверненных я выбирал так же, строго следя, чтобы упыри были еще разумны и не убили женщин, а совокупились с ними, как того требует эксперимент.

Все они заразились скверной, и лишь три из них выжили. Все выжившие понесли, но лишь одна смогла доносить живое дитя, еще одна скинула мертвый плод и умерла от горячки, а третья, к моему прискорбию, обезумела и перегрызла себе вены. Когда я вскрыл ее, то обнаружил, что чрево ее изгрызено изнутри, младенец либо пытался проложить себе путь через родовые пути, либо поедал ее заживо.

Последняя женщина, рабыня из Сандарина, молодая и крепкая, родила мальчика, очень похожего на человека, но, без сомнения, скверна изъязвила его организм. Я взял его от матери и вскрыл, сравнивая с обычным ребенком такого же возраста и пола. И хотя обнаружилось очень много общего, все же это дитя не вполне можно было назвать человеческим.

Сама рабыня тоже пострадала от скверны, но ее влияние было куда меньше, чем у других подопечных, и если бы я не приказал ее сжечь, думаю, она могла бы прожить еще довольно долго. Существенно вот что — этой рабыне я регулярно давал свою настойку, которую смешал на ее крови с добавлением крови Серых Стражей. Думаю, это и помогло замедлить заражение.

Не медля приступаю к новым опытам для проверки этого предположения.

— …кое-что мы знали и так. Чтобы размножаться, порождениям тьмы нужна матка, женщина-вурдалачка, тела зараженных скверной способны принять семя моровых тварей и выносить их потомство. Скверна ищет скверну, подобное к подобному. Потомство от незараженной женщины невозможно, ее тело не выдержит оскверненного семени, как и пораженного скверной плода. То же касается и Серых Стражей. В их телах слишком много скверны, чтобы они могли зачать детей с теми, в чьих телах ее нет. Иногда, очень редко, это удается, потому что Посвящение наделяет нас сопротивлением к скверне, и случается, что дитя родится здоровым. Но чем дальше, тем меньше на то шансов. Если двум стражам удастся зачать, их ребенок тоже будет нести в себе скверну — и одновременно сопротивляться ей. Он не появится на свет, — кровь родителей-стражей, смешавшись в жилах, погубит его.

Солона сглотнула.

— Как я сказала, ребенок у двух Стражей не получится никогда, но дитя стража, зачатое от вурдалака, чья тело отравлено скверной, — совсем другое дело. Ты ведь знаешь, что будет, если порождение тьмы укусит стража?

— Он излечится. Я видел это собственными глазами.

— Потому что наши тела сдерживают заражение. Пусть ненавечно, но долгие годы. Скверны в теле матери достаточно, чтобы зачать дитя. Действие скверны в теле стража будет замедлено и она не повредит плоду.

Вэрел щедро отхлебнул виски из запыленной бутыли.

— То есть, если отцом будет вур… зараженный скверной отец, ребенок матери-стража сможет родиться?

— Десять против пяти.

На лбу Вэрела выступил пот. Его сотрясала мелкая, изнуряющая дрожь. Обняв его за пылающую жаром шею, Солона прижалась к горячей коже похолодевшими губами и прошептала:

— Я прикажу готовиться к Посвящению.

— Нет.

— Что?!

Вэрел потянул Солону за руку, усадил на колени.

— Если выживу, то совсем скоро буду точно не хуже того молодчика в подвале, — он слабо улыбнулся. — Тебе непременно стоит воспользоваться этим шансом.


Три месяца спустя


Спустившись по лестнице Солона наткнулась на сенешаля Гаревела, разгуливающего прямо перед недавно выстроенной преградой, отделяющей часть центральной башни, где раньше находились покои стража-командора.

Солона Амелл распорядилась закрыть эту часть башни, потому что носила королевское дитя, а тамошние комнаты не вполне подходили для будущей матери — сквозняки, рассохшиеся полы и сырость. Северная сторона, как ни крути. Позднее она планировала заново отделать свои покои, но это было отложено до более подходящих времен.

Все это сенешаль Гаревел прекрасно знал, именно таким образом ему объяснили необходимость в закрытии части башни и установке мощной двери с надежными замками, ключи от которых есть только у стража-командора, — вполне понятная предосторожность, ведь в запертых помещениях наверняка остались ценные и дорогие вещи.

Да, бывший капитан, а ныне сенешаль Гаревел, принявший пост после необъяснимого исчезновения своего предшественника, был прекрасно обо всем осведомлен. И точно так же ни секунды не верил в скормленную ему байку.

Заметив подстерегающего ее сенешаля Солона недовольно подняла брови и инстинктивно прикрыла живот ладонью, словно стремясь защитить. Конечно, срок небольшой, и пока ничего не было заметно, но она уже привыкла к этому жесту. Алистер тоже находил его очаровательным. Впрочем, он был так счастлив, что находил очаровательным абсолютно все.

— Вам нужна помощь, страж-командор? Вероятно, стоит проверить лестницу? Полы наверху? Это может быть небезопасно, а вы ведь почти каждый день наведываетесь в закрытые покои.

— Благодарю вас, не стоит беспокойства, — процедила Солона, глядя на сенешаля сверху вниз.

Пока он еще не надоел ей до такой степени, чтобы разрешить ему подняться.


_______________________________________
*Maturus (лат.) — зрелый, а также — беременная