My Bloody Valentine — м!Хоук/м!Тревельян, м!Хоук/Фенрис

[dragonage-ton]

Название: «Правильно»
Пейринг/Персонажи: м!Хоук/м!Тревельян, м!Хоук/Фенрис
Категория: слэш
Жанр: ангст, драма
Рейтинг: PG-13
Размер: 8507 слов


В парадном зале дворца Наместника, казалось, только успели смыть последние пятна крови, а в двери уже ворвался новый поток слуг под бдительным оком сенешаля и принялся украшать стены и расстилать новые ковры в преддверие бала в честь нового Защитника Киркволла.
Хоук сам наблюдал за процессом подготовки, потому что Бран и его помощник – мелкий, почти совсем пацан – не отпускали его вплоть до тех пор, пока не вытащили из него все подробности о его любимых цветах, любимых блюдах, предпочтениях в танцах – «Что, вы все еще на умеете исполнять его? Это же открывающий танец практически любого бала Вольной Марки, мессер!» - и спутниках, которых бы Хоук хотел бы видеть в свой вечер. И поскольку вариант «без него вообще, спасибо» даже не рассматривался и был встречен фирменным, полным высокомерного осуждения взглядом Брана, Хоук просто мстительно перечислил всех и каждого из своих компаньонов. Изабела была встречена вскинутой бровью, Мерриль – подозрительной искрой любопытства, а вот Фенрис – брезгливой и полной презрения гримасой.
О, думал Хоук, выходя через широкие двустворчатые двери дворца, он точно будет вплоть до бала молиться, чтобы Фенрис хотя бы надел ботинки.
Надежда умирает последней.

*

Бал был… шедевром с точки зрения высшего общества и полной катастрофой по куда более драгоценному мнению его спутников.
Порции еды были смехотворны, гости – отвратительно претенциозны, их одежды – один только костюм дороже половины заработка всех жителей Нижнего города. Даже спокойно не поговорить, поскольку при фразе хоть на каплю проще изворотливых речей отовсюду виднелись полные брезгливости взгляды.
- Хотя бы выпить можно нормально, - шепнула на ухо Изабела, хватая с подноса сразу два кубка и выпивая залпом один за другим. – Но пообещай больше не получать на свою голову такого дерьма.
- Обещаю, - со смешком отозвался Хоук и с трудом подавил рвущийся наружу обреченный стон при виде спешащего к нему в сотый раз за вечер Брана.
Одной из самых кошмарных деталей этого бала было то, что сенешаль считал обязательным пунктом перезнакомить Хоука со всеми и каждым гостем бала лично, начиная от правителей вольных и заканчивая мало-мальски важными купцами, которым удалось оказаться достаточно нужными Киркволлу, чтобы получить приглашение. Герцоги, мессеры, их жены и дети, надушенные дамы и лорды из Орлея, принцы, наместники, маркизы, имена, имена, имена – уже на десятом знакомстве Хоук перестал даже пытаться запоминать, только вежливо улыбался, принимал поздравления и отвечал изредка на вопросы о деталях битвы с кунари – одни и те же, право, всех интересовало только «правда ли у Аришока были такие большие рога» и «так сколько раз в точности вы оббежали колонны тронного зала»?
Варрик получал нескрываемое удовольствие, слыша эти вопросы, и не оставалось сомнений в том, кто именно стал источником слухов о побеге будущего Защитника от огромного топора/меча/дубинки Аришока вокруг двух жалких колонн.
Поэтому, когда Бран в очередной раз практически за рукав притащил Хоука к очередным разодетым в шелка и золото гостям – какому-то Тревелиану, его супруге и двум (трем?) детям, - он только в очередной раз натянул вымученную улыбку, пожелал хорошего вечера и поспешил скрыться в толпе, отбирая так заботливо припасенный для него Фенрисом – Бран был вне себя от счастья, увидев все же на нем ботинки – кубок.
- Ко мне уже несколько раз обратились с требованием принести еще вина, - его лицо выражало абсолютно все его впечатления о подобных диалогах.
Хоук залпом осушил бокал и, с удовольствием чувствуя мягкое, терпкое жжение, стекающее вниз по горлу, выгнул иронично бровь:
- И они все еще живы?
- Не хотел испачкать наряд, - Фенрис говорил отрывисто, но в уголке его губ мелькнула едва уловимая, но столь ценная каждый раз улыбка. Хоук был готов каждую из них собирать и сохранять в своей памяти, любоваться и мечтать увидеть ее вновь и вновь.
Он невольно опустил взгляд вниз, где поверх белоснежного рукава сшитой на заказ специально для Фенриса рубашки бросалось в глаза яркое пятно красной перевязи с гербом Амеллов.
Хоук не знал, зачем снова и снова смотрел туда, лишний раз терзая себя мыслями о том, к чему сейчас не имел доступа. И все еще ждал, неизвестно почему.
В горле пересохло, а шум голосов зазвучал вдвое громче. Хоук поморщился, окидывая взглядом толпу, и заскрипел от досады зубами. Бран снова выискивал кого-то взглядом. Кого - не оставалось сомнений.
Он выругался сквозь зубы и метнулся прочь, но было уже поздно - среди сравнительно невысоких гостей он слишком ярко выделялся, возвышаясь над большинством практически на полголовы.
- Все еще не хочешь пачкать костюм? - тоскливо бросил он через плечо Фенрису, но со смиренным видом пошел на очередной акт своей пытки.
Разве это не должен быть его праздник?

*

Все оказалось даже хуже.
Нет, та часть, где ему под торжественную игру музыкантов преподнесли “легендарную броню Защитника” была весьма неплоха - особенно часть про броню, ибо даже одного не самого искушенного в подобном взгляда Хоука хватило для того, чтобы распознать великолепную работу - да и должна же броня быть не просто так легендарной. Часть же про тут же собравшуюся вокруг него с десятками поздравлений толпу, ждущую, что он всех запомнил по именам, стала самым настоящим кошмаром.
Пауки и те были не такими жуткими, когда набрасывались с потолка целой кучей.
Поэтому Хоук не выдержал и в этот раз все же слабовольно сбежал, метнувшись незаметно в боковой коридор и проследовав в малые залы дворца. Через толстые стены и массивные двери сюда почти не проникал шум , а воздух был куда свежее без сотен разных парфюмов, блюд и прочих, возможно, прекрасных по отдельности, но вызывающих тошноту в сумме запахов.
Очень хотелось провести остаток всего вечера в этой самой небольшой комнатке, куда заодно временно положили его новую броню, самым непочтительным образом сгрудив в кучу на ковре в центре.
Так, значит, они ценят артефакты такой важности?
Хоук фыркнул и приблизился к груде, склонился и начал деталь за деталью, куда пристальнее и спокойнее рассматривать фрагменты брони. Начищенный металл сверкал без капли грязного пятна, ни единой потертости на наплечниках или ремнях, все будто только изготовленное лучшими мастерами - скорее всего, гномами.
Тогда почему… почему тряпки вокруг пояса были изодраны так, словно их достали из Клоаки?! Или сняли с какого-нибудь скелета в одной из тысячи и одной пещер, что прорезали гору, на которой стоял Киркволл.
Какой ужас. Срочно надо будет заменить, если только эти тряпки не зачарованы чем-нибудь особо важным - весьма сомнительно, но кто их знает?
И, возможно, он почти оглох от разговоров толпы, или уже слишком устал, или выпил куда больше, чем ему казалось - Изабела подозрительно близко стояла у его бокала, могла и подлить что-то покрепче вина, - но Хоук не осознавал, что был не один в помещении, пока кто-то вежливо не прокашлялся у него за спиной.
Хоук резко обернулся, руки по привычке метнулись за спину, где так неприятно не хватало тяжести его парных кинжалов.
Но на кушетке в углу, развалившись и скрестив вытянутые ноги, сидел совсем юнец. Парадная одежда и ухоженный вид - не из слуг, да и Хоук давно научился узнавать знать по простым движениям и манере держать себя. В первые годы в Киркволле после маленького и непримечательного Лотеринга, где знати было два с половиной человека, весьма помогало.
Юнец же был без сомнений из высшего круга, темноволосый, на по-марчански смуглой коже ярким пятном сияли светло-серые глаза. По-юношески худой, но под богато расшитым камзолом угадывались результаты работы с оружием. В руках он держал раскрытую не середине книгу и смотрел на Хоука поверх богатой обложки.
Хоук смутно узнавал лицо юнца - видимо, Бран представлял его одним из последних, когда сознание уже отказывалось воспринимать вообще какие-либо имена и лица, и сейчас такое стечение обстоятельств, один-на-один с, скорее всего, так же ожидавшим узнавания сыночком какого-нибудь значимого лица, досаждало чуть больше обычного - Хоуку не впервой будет нарваться самым глупым образом на очень серьезную проблему.
Из таких ситуация вообще складывалась, кажется, вся его жизнь.
Юнец, однако, выждав с несколько секунд, ухмыльнулся и закатил глаза.
- Максвелл Тревелиан сын лорда Тревелиана из Оствика, Защитник. Мне знакомо, каким кошмаром может быть, когда тебя заставляют запомнить все имена за вечер с пояснением, - он отложил книгу и взмахнул руками, дальше кривясь и пародируя чей-то высокий голос, - “очень важно для твоего будущего иметь правильные связи, мой мальчик”.
Хоук выдохнул и облегченно рассмеялся.
- Да мне повезло. Я ни разу не слышал от Брана “мой мальчик”, - его даже передернуло. - Как милостиво с его стороны.
- Вы даже не представляете.
Хоук вновь усмехнулся и отложил в сторону наплечник брони, который до сих пор крутил в руках. Юнец проследил за его движением.
- Великолепная броня, - бросил он, кивая на фрагменты. - Только вот своровать ее в таком положении едва ли составит труд хоть какому-нибудь порядочному вору.
Хоук выбросил из головы тут же возникшую в голове картинку, как Изабела влезает в комнату через окно и с заливистым смехом утаскивает с собой броню. Даже не всю, а конкретную часть, что должна прикрывать самое, по ее мнению, драгоценное место во всем теле. Исключительно шутки ради.
- Разбираетесь в этом? - вежливо осведомился Хоук, присаживаясь в стоявшее рядом с кушеткой кресло. Поначалу хотелось распрощаться побыстрее и уйти все же туда, где его не будет никто трогать, но подобное действие показалось ему вдруг совсем жалким. Да и броню после хохочущей в голове Изабелы оставлять как-то нелогично расхотелось.
Тревелиан пожал плечами.
- Скажем, это входит в область моих интересов, - уклончиво ответил он и отвел взгляд. - Броня ведь легкая, хоть и сильно утяжелена большим количеством металлических элементов. А я с недавних пор отказался от обучения классическому стилю моей семьи. Предпочитаю парное оружие мечу и щиту, а отец считает это уделом исключительно “воров и бандитов”, - он чуть скривился и искоса посмотрел на Хоука. - Признаться, я в некоторой степени полагал, что встреча с вами лично повлияет на его мнение, и он не станет больше так остро воспринимать мое желание поменять наставника.
- И как прошло? - спросил Хоук.
- От вас отец в восторге, - Тревелиан качнул головой и вновь скривился, закрывая книгу и отбрасывая ее небрежно на столик рядом. “История Защитников Вольной Марки”, - успел Хоук быстро прочитать название на обложке с гербом Киркволла. Уж не из библиотеки ли дворца была утащена эта книжечка? Или - о, о! - не из кабинета ли сенешаля Брана?
Хоук всецело одобрил бы.
- Но?
- Настолько в восторге, что успешно причислил вас к категории исключений и все еще не считает мои просьбы чего-либо стоящими, - процедил сквозь зубы Тревелиан, отворачиваясь. В этот момент такой простой и понятной детской обиды на отца юнец растерял почти всю напыщенность аристократа и напомнил Хоуку его самого, прячущегося в детстве в углу сарая на их ферме, когда его отец запрещал ему что-то, что так отчаянно хотелось.
Это было почти мило, и Хоук с трудом подавил улыбку - он в детстве такой реакции на свои переживания бы точно не оценил.
Но мысли о детстве повели за собой мысли о семье, мысли о семье - еще слишком свежие картинки умирающей на руках - уже мертвой - матери, воспоминания о бездыханном Карвере с переломанным позвоночником и вопросы, где сейчас Бетани.
Хоук поскорее отогнал все мысли прочь и поднял взгляд.
- И что же вы думаете делать теперь?
Тревелиан фыркнул.
- Вам ближе к реалистичным вариантам или к самым невероятным?
Хоук хохотнул.
- Давайте невероятные. По моему опыту именно они чаще всего оправдывают себя.
Тревелиан мерил Хоука острым, изучающим взглядом, будто оценивал, достоин ли он узнать такие секреты. Юнец. Такой юнец. Сколько ему, около двадцати? Не больше.
- Самый невероятный? - посмотрел внимательно Тревелиан и выдал быстро, вскинув подбородок и вдруг с вызовом глядя: - Попросить вас обучать меня.
Хоук моргнул.
- Что? - вежливо переспросил он, вскидывая брови.
Тревелиан развел руками.
- Вы сами попросили самые невероятные. А эта идея весьма логична. Вы, кем бы в прошлом ни были, сейчас самый важный человек в Киркволле, разве нет? И вы работаете с парным оружием - прекрасно, если хотя бы часть тех сказок, что рассказывают в Оствике, правдива. Вас уважает мой отец и не сможет вам сказать и слова против. Так что для меня эта идея лежит на поверхности, - он быстро отвел взгляд и вновь пристально посмотрел, почти требуя. - А для вас?
Нахал и позиций не сдает. Хоук даже одобрил.
- Первое: ты сейчас попросту вписываешь меня в свои разборки с отцом, пацан, - ткнул он укоризненно пальцем в сторону Тревелиана, не замечая даже, как отбросил вежливое обращение. - И не надо мне больше про “сам попросил невероятное”, ход не самый тонкий. Наглый, но не тонкий. Второе: я никогда никого не учил, знаешь ли, и твоя просьба для меня выглядит дико. Уметь делать что-то хорошо не значит уметь хорошо этому и учить.
- Я могу помочь вам наладить связи, - теперь Тревелиан смотрел холодно, серьезно. Так, вспомнил Хоук, мог смотреть Варрик во время переговоров и заключения сделок - расчетливый взгляд человека, который ищет выгоду и одновременно подвох. - Мой отец - один из самых влиятельных купцов Марки и второй человек после правителя в Оствике. Мы богаты и можем помочь Киркволлу выгодным сотрудничеством, дать вам приток золота для помощи в восстановлении после разрушений кунари, - Тревелиан сощурился. - Мое обучение у вас поможет сделать контракты еще выгоднее, связи - крепче. А золото для города после всего будет явно не лишним.
Хоук выгнул бровь. Юнец заговорил на языке торговли, продавливал свое желание. Убеждал активно, слишком активно для идеи, которая случайно взбрела в голову с минуту назад.
- Зачем тебе именно я? Сомневаюсь, что ты не смог бы в итоге добиться себе учителя по нужной специальности более простым способом, чем через обещание мне таких союзов, - он неопределенно взмахнул рукой. - Кого-то, кто действительно учитель, в отличие от меня.
Мальчишке нужна связь с Защитником? Или его отцу? Хоук поморщился - он был плох в подобных вещах, у Изабелы или Варрика всегда лучше выходило вычислить подобное. Но рядом никого не было. Да и юнец не выглядел ищущим корысть в нем. Тогда что?
Хотелось встать, плюнуть на все обязательства и оказаться как можно дальше, чтобы не заморачиваться подобным и просто не думать. С него и так хватило в последнее время, слишком много думал и слишком много решал.
Тревелиан же с минуту молча его разглядывал.
- Разве может кто-то меня научить подобному лучше, чем человек, сумевший бежать от Мора, выжить в такой грязной и прогнившей яме, как Киркволл, а потом еще и сделать себе имя, и притом не на крови и костях того не заслуживших?
- О заслуживших я бы еще с тобой поспорил, - тихо пробормотал Хоук, горбясь и глядя исподлобья в ответ.
Тревелиан пожал плечами.
- Так вас видят окружающие и так же вижу я. Вы вольны доказать мне обратное, но до тех пор предпочту оставаться при своем мнении.
Хоук покачал головой и отвернулся, глядя на все еще сваленную на полу груду брони Защитника. Теперь она казалась не только и не столько наградой, сколько клеймом и напоминанием обо всей пролитой им крови.
Он никогда не сходил с ума от угрызений совести за все те трупы, что лежали на его совести. Он от них и не бегал, принимая на себя всю ответственность. Но Киркволл не давал шансов на даже малейшее разделение “плохо” и “хорошо”, показывал скрытое ранее двойное дно, обманывал и предавал, извращал, и злодеи становились жертвами, а жертвы - злодеями.
Можно сколько угодно было пытаться сделать правильно, но в конце это все равно едва ли тянуло на “как можно лучше”.
“Лучше” в Киркволле было весьма спорным определением.
- Дайте мне шанс, - тихо проговорил Тревелиан, нарушая возникшую в комнате тишину. В голосе его больше не было холода торговца. Хоук поднял взгляд, встречаясь с глазами Тревелиана, и убедился: он больше не предлагал. Просил. - Если вас не устроит что-то, если я покажусь плохим учеником, если сам вас не устрою как человек - я уеду без всякого вреда возможным договоренностям, даю слово. Но хотя бы попробуйте, - Тревелиан опустил взгляд и произнес еле слышно. - Позвольте попробовать мне.
Хоук не знал, совершил он тогда правильный поступок или в очередной раз ошибся.
- Завтра. Приходи с отцом в мое поместье. Обсудим детали. Посмотрим, чего ты стоишь на деле.
Но он точно об этом никогда не жалел.

*

Максвелл вышел из комнаты, где остался Защитник Киркволла, осторожно и почти бесшумно закрыл за собой дверь и тихо, глубоко вздохнул.
Колени его предательски дрожали, и он был готов поклясться, что если бы стоял во время разговора, то попросту бы рухнул на пол от одного только взгляда Защитника.
Или вопроса.
Да чего угодно.
Проклятье.
Максвелл чуть пошатнулся и резко выпрямился, возвращая равновесие, и быстро огляделся, чтобы никто, даже случайно проходящий мимо стражник, не заметил этого.
Сделав несколько глубоких вдохов, он расправил плечи и одернул подол рубашки, поправил ворот, пригладил волосы и размеренным шагом направился к общему залу, где осталась вся его семья.
На лице его вновь была привычная маска, но на губы то и дело норовила вылезти предательская широкая ухмылка.
Его будет обучать сам Защитник Киркволла - живая легенда, убийца Аришока, тот, кто сам вытащил себя, сам себя сделал. Хоук.
Его будет учить Хоук.
Стоя остаток торжественного приема возле своего отца, самой большой трудностью оказалось не рассмеяться счастливо в голос, когда притягивающая невольно взгляд фигура Хоука мелькнула в толпе.
О, отец будет в бешенстве.

*

Джеймс Хоук…. одновременно оправдывал слухи о себе и нарушал все, что только можно было нарушить.
Максвелл остановился по приглашению Хоука - “Так проще, не нужно ходить через полгорода, а у меня и так дом пустует” - в его поместье, заняв гостевую комнату на верхнем этаже. Максвелл был рад - его спальня в родовом поместье в Оствике располагалась на последнем этаже, откуда открывался великолепный вид на городскую гавань. Из окна гостевой комнаты вид был схож - уходящие плавно вниз ряды домов, пик Расколотой горы вечно терялся в низких облаках, а на закатах солнце отражалось в глади тихой, изолированной бухты Киркволла.
Изучать дом было мало желания - он принадлежал семье матери Хоука, как узнал Максвелл от управляющего? слуги? - гнома по имени Бодан, который охотно делился тем, что знал сам, - и опасность лишним вопросом натолкнуть на неприятные воспоминания или в следующей закрытой комнате узнать что-то слишком личное была велика, и Максвелл ограничивался только своей комнатой и общими залами.
Он уважал личное пространство и сам не любил слишком любопытных вокруг себя. Таких всегда хватало, если ты, по общему мнению окружающих, глупый сынок богатенького папы, способный только худо-бедно махать мечом.
В чем отцу не откажешь, так в том, что учить быть лицемерным и лицемерных видеть он умел чуть ли не лучше, чем вести семейное дело.
Хоук же, хоть и говорил охотно и много о множестве вещей - техниках боя, стойках, оружии, рукопашном бое, о науке, о литературе, Ферелдене, о храмовниках и магах, о рыцаре-командоре Мередит и короле Алистере, о Героине Ферелдена и еще много чем, никогда не давая разговору между ними повиснуть в неловкой тишине, сам ни разу не заговаривал о личном, ни спрашивая об этом Максвелла, ни делясь ничем сам.
Максвелл даже не думал на это провоцировать, хоть искра любопытства и разгоралась порой внутри. Личное на то и личное, чтобы не делиться подобным со своим учеником при знакомстве едва ли в пару недель.
И поэтому, застав однажды Хоук в гостиной у камина с запечатанным письмом, сгорбившего плечи и измявшего уголок конверта в руках до ужасного состояния, Максвелл как можно тише, осторожно ступая ногами по ковру и на самых носочках поднимаясь по каменной лестнице вверх, скрылся из виду и не трогал Хоука до самого ужина.
Он не сомневался, что Хоук бы при желании его услышал, и невольно гадал, так ли был погружен в мысли Хоук, что действительно не обратил на него внимание, или же это была молчаливая признательность за поведение.
Оба варианта отдавали горечью, и Максвелл постарался об этом забыть.
Конечно же, безо всякого толку.

*

- Почему парные клинки? - спросил Хоук, делая большой глоток прямо из кувшина с холодной водой.
Был самый разгар тренировки - они занимались каждый день с утра и до полудня на заднем дворе поместья, и Максвелл почти повалился мешком на траву, абсолютно вымотанный. Сегодня Хоук решил проверить его на выносливость, и Максвелл даже думал, что неплохо держался…
Пока Хоук сам не вышел против него.
Потому Максвелл подумал, что Хоук отчасти издевался, заговаривая с ним в тот момент, когда легкие горели огнем, словно он вот-вот изрыгнет пламя, а в теле ныла, казалось, каждая мышца и еще те, о которых он раньше даже не подозревал, что они вообще у него есть.
Ответить как можно быстрее стало практически вызовом.
- Учился… на мече и щите, - Максвелл скривился от этой мысли. Проклятье, да он должен быть выносливее, ведь с детства тренировался на тяжелое оружие, так почему Хоук его обставлял так возмутительно легко? - Должен был стать храмовником, - он напрягся изо всех сил и сел, опираясь руками позади себя. - Все, кто не наследует дело, уходят или в Церковь, или в Орден. Я не горел желанием ни того, ни другого, но меня особо не спрашивали.
- Но ты многовато знаешь о торговле и прочей ерунде для того, кого должны были спихнуть храмовникам, - заметил Хоук и, видимо, сжалившись, подошел ближе и протянул ему кувшин.
Максвелл благодарно кивнул и затих ненадолго, жадно глотая холодную, казавшуюся сейчас прекраснее любого вина воду.
- Изменилась ситуация, - ответил он коротко, вытирая рот рукой и возвращая кувшин. - Стал официальным преемником за месяц до того, как от меня должны были избавиться.
Хоук выгнул бровь, но не стал спрашивать дальше. Любой идиот поймет, что не старший ребенок становится наследником всего по паре возможных причин, ни одна из которых не была приятной темой для обсуждения.
Максвелл, впрочем, испытывал к Хоуку благодарность ровно до того момента, пока не получил очередной пропущенный удар по боку.
В тот момент он действительно усомнился, такой ли хороший из Хоука будет учитель, как он надеялся.

*

В гости к Хоуку приходило много самых разных гостей.
Максвелл предпочитал затаиваться на верхнем балконе, разглядывая сверху прибывших - он всегда любил высоты, выгодная позиция, максимальный обзор при минимальной уязвимости, - и не показывая себя, слушал разговоры и, если не было ничего интересного или было слишком личное, уходил прочь.
Часто приходили по городским делам с очередными просьбами о помощи, визитами, приглашениями на торжественные вечера, проблемами, катастрофами и прочими пунктами в списке вещей, которыми занимался Защитник Киркволла.
К Хоуку же приходило куда меньше. Самым частым посетителем был Варрик Тетрас - известный на всю Марку и за ее пределами писатель и торговец. Отец, вроде бы, даже имел с ним пару дел по заключенным благодаря Максвеллу сделкам. Гном со своеобразным чувством юмора и пугающе проницательным взглядом. В первый свой визит в присутствии Максвелла он слишком часто смотрел на его балкон, чтобы можно было думать о случайности. Поэтому, когда Хоук на весь дом позвал Максвелла - голос Хоука был чем-то, чем при желании, наверное, можно было гору разнести на кусочки или сход лавины вызвать, - он, не скрываясь, вышел из своего проваленного укрытия и поздоровался.
Тетраса это явно разве что позабавило.
Еще одним посетителем была пиратка - не нужно было даже гадать, весь облик буквально кричал об этом, - и Максвелл бы соврал, сказав, что взгляд его не задержался тогда на весьма… открытой для изучения линии бедер, узкой талии и еще некоторым достоинствам, которыми “бывший капитан Изабела” явно гордилась и умела пользоваться.
И еще Максвелл бы врал, утверждая, что ему совсем не стоило труда подавить предательский румянец, когда пиратка обратила на него внимание и начала откровенно заигрывать. В конце концов, когда так открыто проявляют интерес , от неожиданности трудно не замешкаться, ведь так?
Изредка заходил человек, лекарь, но Максвелл слышал достаточно слухов и видел достаточно, чтобы распознать в человеке мага, и тут же ушел прочь с балкона, сбегая из поместья через окно, по ползучему винограду и прочь, как можно дальше до самого вечера.
Один раз заглянул церковник, и вот он, хоть и носил за плечами лук, не заметил Максвелла даже тогда, когда он сел демонстративно на перила и начал корчить рожи и гримасничать, слушая монотонные и вызывающие разве что сон проповеди. Хоук, в один момент обратив внимание на лицо Максвелла, громко закашлялся и потом долго нес чушь про простуду, холодные пещеры и сквозняки.
Когда церковник ушел, Хоук смотрел на Максвелла укоризненно, но весь процесс воспитания портил его смех.
И был единственный посетитель, с которым Максвелл понял, что ему в тот момент не было рядом места.
Высокий, худой эльф со светлыми, будто седыми волосами, пришел одним вечером, когда Максвелл этажом ниже своего привычного места читал книгу, развалившись в кресле библиотеки. Здесь слышимость была еще лучше, и можно было разобрать без напряжения каждое слово и интонацию.
И, услышав, как к Хоуку обращался эльф, Максвелл осторожно выглянул, наблюдая и вспоминая, как видел его рядом с Хоуком на балу Защитника.
Когда же в гостиную спустился Хоук, Максвеллу было достаточно одного его взгляда на пришедшего эльфа, чтобы отложить книгу и тихо уйти.
Закрыв за собой дверь в гостевую спальню, Максвелл прижался затылком к прохладной, гладкой поверхности дерева и закрыл глаза, пытаясь не думать, почему под ложечкой так предательски ныло.
Ничего хорошего из этого не выйдет, и стоило это выжечь поскорее.
Это было неправильно.
Но Максвелл раз за разом проигрывал в голове интонацию, с которой Хоук произнес одно слово.
“Фенрис”.

*

В первый раз Максвелл был практически в чистом ужасе от “Висельника”.
Они пришли в самый разгар веселья, когда все столы были забиты до предела, от шума голосов можно было и оглохнуть с непривычки, а в брюхе каждого плескалась уже не одна кружка того помоечного эля, что здесь, тем не менее, со временем как-то извращенно начинали любить все.
Кроме Фенриса, правда - он кривил нос от одного только запаха до сих пор и все время утыкался носом в свое вино, прибегая к элю только в исключительно тяжелых случаях.
Максвелла же, как и всякого новичка таверны, оглушило сразу с нескольких возможных сторон - в ноздри ударила жуткая смесь из пота и отходов с фирменной ноткой того самого эля, в уши ворвался гомон пьяных голосов, а духота и жар мгновенно лишили возможности дышать. На него, в самом деле, было жалко смотреть - мальчишка явно не бывал в подобного рода заведениях никогда прежде. Неудивительно, впрочем.
Хоук тихо рассмеялся и обхватил Максвелла за плечи, прижимая к себе и помогая пройти между близко поставленными столами, направляя в сторону лестницы наверх. Мальчишка, хоть и был не самым низким, был ниже Хоука больше, чем на полголовы.
- Не переживай, такая реакция была у всех нас. А потом привыкаешь.
Кто-то недвусмысленно присвистнул им вслед. Хоук обернулся, встречаясь взглядом с одним из стражников Авелин - видно, в увольнительной, - и выгнул бровь. Стражник, переведя взгляд со спины Максвелла на него, тут же окаменел и поспешил отвернуться обратно к своим сослуживцам.
Хоук довольно хмыкнул и потащил все еще не пришедшего в себя Максвелла в люкс, где их уже ждали.
Стол уже был заполнен тарелками со снедью, полными - и полупустыми, кто-то уже прикладывался вовсю - кружками, картами и бутылками.
Заприметив выражением лица Максвелла, Варрик одобрительно хохотнул и махнул рукой на два единственных пустых стула подле себя.
- Первое знакомство прошло успешно, Кузнечик? - усмехнулся он, передавая через Хоука кружку, наполненную годно пахнущим вином.
Максвеллу это явно было нужно: выхватив кружку из рук Хоука, он тут же приложился к ней и почти половину опрокинул в себя залпом, жадно глотая и закрыв глаза.
Хоук не сразу понял, что все это время пристально наблюдал, как перекатывался под кожей острый кадык, а вниз по смуглому подбородку стекала блеснувшая в свете красная капля.
- Варрик, - тихо произнес Максвелл, уронив кружку на стол и шумно выдохнув, поднимая взгляд. - Твоя таверна - дыра.
- Попросил бы, - обиженно ответил Варрик, поднимая вверх украшенный кольцом с крупным рубином палец. - Любимая дыра, - он усмехнулся и, взяв со стола колоду, начал тасовать карты, замечая. - И это я еще привел тут все в порядок.
Тишина нарушалась только гулом голосов снизу и заливистым смехом Изабелы, неотрывно следившей за реакцией.
- Нет, - помолчав, выдавил Максвелл и вновь потянулся за кружкой. - Нет, я не хочу знать.
Хоук сочувственно похлопал его по плечу. Фенрис хмыкнул, усмехаясь самым краем губ и прикладываясь к своей бутылке.
- И подожди, - замер Максвелл и скептически посмотрел на Варрика. - Как ты меня назвал?
Варрик широко улыбнулся.
- Кузнечик, - охотно повторил он, с откровенным удовольствием наблюдая, как брови у нареченного медленно поползли вверх. - Вечно прыгаешь куда-то на верхотуру. То на балконах, то на крышах. В нашей вылазке по скале полез, будто надеялся там какой-то артефакт отыскать.
- Кузнечик, - повторил Максвелл монотонно, а в следующий миг уже кривился. - Гном, где ты видел прыгающих на крыши кузнечиков, Бездна тебя раздери?!
Изабела снова покатилась со смеху от вида Максвелла, откидываясь на спинку стула, что совсем не помогло успокоению последнего.
Разговор пошел лучше за игрой, когда Максвелл немного пришел в себя. Андерс, сидевший по диагонали, ближе ко входу, очень скоро начал проигрывать и бубнить себе под нос, быстро сдаваясь - в последнее время он редко появлялся на их сборах, и Хоук очень старался не думать о причине его хмурости. Мерриль не отставала и отложила карты следом под тихий и беззлобный смех Изабелы, как всегда блефовавшей и наверняка прятавшей где-то у себя пару карт.
Максвелл перекидывался с ней фразами, уже научившись на автомате отвечать на ее флирт, разводил Фенриса на дискуссию о вреде магии, чем всегда вызывал протест со стороны Андерса или Мерриль - Хоук даже подозревал, что он делал так специально, чтобы разозлить всех магов возле себя, и не переставал невольно гадать о природе такой злобы. С Фенрисом она была понятна, но даже он не знал, почему на них точил зуб Максвелл.
Но Хоук не мог не заметить, как быстро все - кроме Андерса, правда, но это было взаимно, - приняли его ученика в свою компанию, и почему-то каждый раз при мысли об этом не мог перестать улыбаться и с трудом давил в себе желание сгрести Максвелла в охапку и обнимать до спертого дыхания.
Взгляда на красную повязку на руке Фенриса хватало, чтобы яркое желание обратилось чем-то грызущим и царапающим внутри, что хотелось залить как можно быстрее кислым элем. Касаться Максвелла меньше не хотелось, и тем противнее ощущался привкус во рту, когда Хоук понимал, что делать ему этого нельзя.
И от флирта Изабелы с отвечавшим ей в тон Максвеллом легче не становилось.

*

- К тебе снова заглядывал тот противный тип из Орлея.
Хоук нахмурился, поднимая взгляд. Напротив входа, на балконе второго этажа, держась одними только ногами, вниз свешивался Максвелл, указывая расслабленно висевшей рукой на письменный стол прямо под ним.
- Оставил тебе записку. Что-то там про шахты и очередные проблемы. Просил как можно быстрее с ним встретиться. И с каких пор я работаю твоим помощником?
Хоук про себя поморщился. Эта история с Костяной ямой уже стоила ему куда больших нервов, чем полученная в итоге прибыль. Если бы не рабочие под началом этого высокомерного придурка, он давно бы засунул что-нибудь побольше и потверже ему в зад, отправляя на все четыре стороны.
- А говорят, что приветствовать дома надо вначале с хорошими новостями, - невесело пошутил он, подходя к столу и пробегая глазами по строчкам. Ничего хорошего ее содержание не предвещало, и Хоук уже внутренне начал готовиться к самому худшему. Судя по последнему его посещению шахт, к чему-то худшему с кучей зубов, огромному и умеющему изрыгать из глотки пламя.
- Завтра сходим, - он бросил пергамент обратно на стол и посмотрел на Максвелла, все еще висевшего очень ненадежно. Нет, он в свое время поразил его отличной акробатикой - еще на первом просмотре его способностей он спокойно влез по стене поместья наверх, цепляясь даже за самые сомнительные выступы в каменной кладке и легко подтягиваясь наверх. Пусть его навыки работы с парными кинжалами были весьма плачевны на тот момент - слишком полагался на силу и грубость атак, отказываясь уворачиваться порой даже тогда, когда это был самый очевидный выход, - но ловкость была многообещающей.
Но Хоуку все равно не нравилось, когда Максвелл так делал у него на глазах без необходимости.
- Я пойду с вами.
Спорить с ним в этом было бесполезно, и Хоук только кивнул, поднимаясь по лестнице.
- Только надо будет послать весточку Варрику, чтобы к завтра раздобыл для тебя броню потяжелее твоей.
- Размечтался, - фыркнул Максвелл возмущенно. - Мне тяжелой брони хватило до тебя. Не собираюсь больше с ней ничего иметь. Тяжело и неудобно, а ты и так ругаешь меня за, - он передразнил, - “недостаточную гибкость движений”.
- Только вот завтра будет не обучение, а, скорее всего, реальный бой. Поэтому, пока я не уверен в твоей способности нормально работать в нужном стиле, ты наденешь то, что я тебе скажу, без всяких возражений, или ты сидишь дома.
Максвелл резко согнулся и сел на перилах балкона, мгновенно ощерившись.
- Я тебя просил быть учителем, а не моим отцом или нянькой, - прошипел он зло, впившись взглядом к Хоука. - И не возьмешь так - пролезу тайком.
Хоук фыркнул.
- По-твоему, никто из нас не заметит, как за нами следит неопытный мальчишка? - он в пару широких шагов пересек оставшееся расстояние и встал напротив Максвелла, остро глядя в ответ. - Посмеешь - заметим, и я лично утащу тебя за шкирку обратно в город, а ты поставишь под угрозу всю вылазку, и это будет на твоей совести, - он не хотел грубить, но с самого утра его вытащила на допрос о какой-то очередной чуши с магами Мередит, и он устал, был и так на грани, а теперь ко всему этому примешивалось еще и желание вбить в голову этому балбесу, что не надо лезть на рожон. Потому раздражение невольно само протекло в голос, и дальше Хоук говорил уже почти в тон Максвеллу. - И я не нянькой пытаюсь быть, а пытаюсь дать тебе понять, что самоубийством заниматься тут не надо, как и доказывать кому-либо что-либо!
- Я не пытаюсь доказать!
- Именно это ты и делаешь, балбес!
Максвелл яростно смотрел на него сверху-вниз, возмущенно, тяжело дыша, сжав зубы и будто готовясь выпалить очередной глупый аргумент, но, не выдержав взгляда Хоука, медленно поник и отвернулся, бросая нехотя:
- Ладно. Но ты берешь меня с собой.
Хоук чуть улыбнулся, облегченно выдыхая, и кивнул.
- И прекрати сидеть на перилах. Еще свалишься.
- Ничего я не… - начал Максвелл и захлебнулся от возмущения остатком фразы, потому что Хоук уже обхватил его за бедра, поднимая на руки и стаскивая с перил. - Ты что творишь?!
И Хоук бы усмехнулся довольно, если бы только не понял, что не может теперь его отпустить.
Максвелл оказался едва ли тяжелым, смотрел на него сверху-вниз таким искренним, изумленным серебристым, что не отвести взгляд, для баланса уперся руками ему в плечи и, казалось, совсем не дышал.
И чувствовался он в его руках так идеально, так правильно, что Хоуку стало страшно.
Сердце оглушительно стучало в висках, кровь закипела и лавой потекла по венам, кожа там, где через несколько слоев одежды соприкасалась с кожей Максвелла, горела ожогами, а воздух в легких загустел и комом встал в горле.
Взгляд Хоука судорожно бегал по его лицу - распахнутым серебряным глазам, вечно привлекающим внимание своим цветом и острой, миндалевидной формой, черным, длинным ресницам, носу с небольшой, Хоук знал, но приметной горбинкой, выразительной линии губ, смуглой коже и острым скулам, и о, задница Андрасте, румянцу на щеках.
Хоук с ужасом понял, что из головы вылетели совершенно все мысли, оставляя полную пустоту. Он сделал несколько шагов назад, отходя от перил, но даже не думал о том, что стоит поставить Максвелла на пол, а только прижал его ближе, не в силах перестать смотреть на едва заметный румянец и изумленный, испуганный взгляд Максвелла.
Пока тот не зашевелился вновь, дергаясь в руках, и еле слышно не произнес:
- Пусти.
Хоук на миг только сжал пальцы крепче, но после медленно опустил его вниз, помогая встать на ноги и скользя ладонями по бокам и на спину, обнимая за талию и все еще прижимая к себе.
Тогда Максвелл дернулся еще раз, вырвался из вмиг ослабевшей хватки, развернулся и, невнятно что-то пробормотав себе под нос, пулей сбежал по лестнице вниз и метнулся к выходу.
Дверь в поместье закрылась с грохотом, врезавшимся к Хоука и вбившим в него реальность.
Он опустил взгляд на свои руки. Фантомное ощущение тепла все еще хранилось на ладонях. Испуганный, сияющий взгляд стоял перед глазами, а бледный румянец отпечатался где-то на подкорке сознания и, кажется, грозил навсегда там остаться. Губы его предательски ныли.
Хоук смотрел вслед Максвеллу и с ужасом понимал, что он только что натворил.

*

- Осторожнее с левой стороной, милый, ты слишком открываешься, тебя очень легко здесь поймать. Теперь лучше уворот…. снова открываешься! Отлично, теперь попробуй на меня сбоку. Сзади?
- Только чтобы надрать тебе задницу.
- О, золотце, так сразу?
Громкое фырканье и лязг стали сменили разговор.
Хоук сидел на плитах внутреннего двора, прислонившись спиной к стене поместья и пристально наблюдая за боем. Сегодня он попросил Изабелу провести спарринг с Максвеллом, чтобы посмотреть со стороны, как он продвинулся и как стоял против более прямой в своих атаках “дуэлянтки”.
Выглядело все куда, куда лучше, чем четыре месяца назад. Максвелл двигался плавнее, чаще избегал ударов, лишний раз их не принимая на себя, пользовался гибкостью и скоростью, подстраиваясь под то, что Изабела действовала жестче, чем Хоук. Быстро просчитал неплохую тактику против нее и держался прилично. Хорошо.
Видимо, из него выдался не такой уж и плохой учитель.
Рядом с ним сидел заглянувший в свое свободное от вечных его дел утро Варрик, полировавший свой неизменный арбалет и изредка бросавший одобрительные взгляды на Максвелла.
Какое-то время тишину нарушал только звук боя.
- Ты в курсе, что последнее время совсем не с того глаз не сводишь? - бросил будто невзначай Варрик, и Хоук чуть не подскочил от неожиданности, загипнотизированный текучей музыкой оружия.
Смысл вопроса, тем не менее, неудачно не остался для него тайной, но он только пожал плечами.
- Хотя “не с того” я бы мог и оспорить, - закончил Варрик, пристально рассматривая древко Бьянки в поиске малейших повреждений после кошмарного боя с огромной драконицей.
Хоук напрягся и скосил на него взгляд, стараясь оставаться непринужденным.
- Ты о чем?
Варрик нарочито тяжело вздохнул и покачал головой.
- Врешь другим ты, может, и хорошо, но не мне, друг мой, - он сжал пальцами переносицу и вновь вздохнул, уже искреннее. - Послушай. Я правда не особо хочу лезть в твое личное - правда не хочу, - но ты страдаешь по своему мрачному уже сколько времени? И ни на кого больше не смотришь. Потом что-то происходит, ты начинаешь страдать еще откровеннее. А потом, - он выразительно посмотрел на Максвелла, только что успешно увернувшегося от атаки Изабелы и сделавшего контратаку, - на тебя сваливается этот пацан, и с тех пор ты не отводишь от него глаз.
Хоук поморщился, но не отвернулся - не было смысла лишний раз доказывать Варрику, что он прав.
- Я понимаю, что у вас с Фенрисом что-то произошло. Плохое, судя по тому, как он теперь еще радостнее принимает к себе каких-либо гостей и вообще стал пропадать где-то днями. И я сам видел, как ты дырки у него в спине вечно сверлишь, - Варрик даже отложил в сторону Бьянку, обращая теперь все свое внимание на него. - Уверен ли ты…
Он замолчал, подбирая слова. Хоук даже поразился.
Выдохнув, Варрик закончил:
- Может, стоит посмотреть на паренька внимательнее? Недурен, голова на плечах есть, порывистый, но с возрастом пройдет. Не говоря уже о пусть тебя и не волнующих, но все же таких вещах, как состояние и статус. Раз уж с твоим эльфом вышло не так успешно? А мальчишка в тебе души не чает.
- Я знаю, - тихо сказал Хоук, глядя в землю. На губах его невольно вылезала невеселая усмешка.
- Тогда в чем проблема?
Если бы Хоук мог сказать внятно, то он бы с радостью пояснил сам себе.
Максвелл с самой первой встречи был безумной смесью того, в чем Хоук узнавал самого себя, и набором чего-то такого, что делало его совершенно отличным. Умный, нахальный, своенравный и вспыльчивый, готовый тренироваться с утра до ночи, если бы Хоук его не оттаскивал за шкирку со двора обратно в дом. За четыре месяца он прочитал, казалось, уже половину его библиотеки. Его обожала вся компания - даже Мерриль, и только Андерс оставался исключением, назвав Максвелла “лицемерным глупцом”, за что чуть на получил кулаком в челюсть.
Практически все кричало о том, насколько Максвелл принадлежал этому месту.
Тем тяжелее было осознавать, что здесь ему будет только хуже.
Не с Хоуком, который ничего не мог поделать. Не мог отказаться от одних чувств в пользу других и, кажется, все сильнее и сильнее застревал где-то между, и каждый миг это рвало его на части.
- Он все еще носит повязку, ты видел? Даже не порвалась, - слабо улыбнулся Хоук.
Он видел краем взгляда, как Варрик покачал головой, но больше ничего не сказал.
Хоук любил его за то, что он всегда все слишком хорошо понимал.
Сейчас, возможно, лучше него самого.

*

Вечером Хоук и Максвелл устроились в библиотеке, заняв кресла рядом, каждый со своей книгой.
Неделя вышла на удивление мирной и не рвущей Хоука на части очередными истериками Мередит или нытьем Орсино, и он был очень рад такой передышке. Дни проходили спокойно и размеренно - утро, тренировка с Максвеллом, завтрак, разговоры обо всем и ни о чем, забавные моменты, гости, вечера в “Висельнике”, прогулки по городу и отсутствие всяких переживаний.
Кроме тех, что кричали о том, как много Максвелла было рядом и как это все сильнее грызло его изнутри.
Хуже всего, кажется, был тот вечер, когда за игрой в “Алмазный ромб” у Варрика Хоук заметил внимательный взгляд Фенриса, направленный на Максвелла. Пристальный, изучающий, пока тот сидел по правую руку от Хоука и спорил с Изабелой о новом кинжале, который она выторговала себе практически за бесценок.
И Хоук не знал, что было бы страшнее - злоба и ревность в глаза Фенриса или, как было на деле, их полное отсутствие и смирение вместо них.
Хотелось закричать тут же Фенрису, что нет, не надо отказываться, что он не предал, что ждет, что ничего не изменилось…
Одновременно с этим что-то внутри тянулось направо, к Максвеллу, моля, чтобы изменилось.
Хоук нахмурился, уставившись на раскрытую у себя в руках книгу. Он совершенно не помнил ничего из прочитанного.
Внизу раздался голос Бодана:
- Господин, вам письмо!
- От кого? - громко спросил Хоук, и ответ изумил его:
- Оно адресовано не вам, мессер, а господину Максвеллу! От лорда Тревелиана!
Максвелл рядом тут же напрягся всем телом, рывком отложил книгу на столик и поднялся на ноги, сбегая вниз по ступенькам. Дальше Хоук слышал приглушенный разговор внизу, после - тишину, растянувшуюся, казалось, на треклятую бесконечность.
Когда Максвелл поднялся обратно, на нем лица не было.
- Что пишет? - спросил Хоук, уже с ужасом понимая, что много вариантов быть не может.
Максвелл опустил руку, сминая в пальцах письмо, и поднял обреченный взгляд, еле слышно подтверждая его опасения:
- Через шесть недель я должен быть в Оствике.

*

После этого время потекло с ужасной скоростью.
Максвелл сам не понимал, насколько незыблемым ему все эти месяцы казалось его пребывание в Киркволле. Необходимость однажды уехать была неточной, неясной и виднелась где-то очень далеко, в тумане, все более жуткая, но все еще непонятная. Пока не пришло письмо от отца.
Он не давал ему больше времени. Требовал себе и угрожал в случае невыполнения его указа приехать лично и обеспечить множество проблем, которые выходили куда дальше того, что касалось только Максвелла.
Грозился даже обвинить Защитника Киркволла во взятии в плен против воли, оборвать все торговые связи и повлиять на другие. Оставить город практически без источника прибыли.
Максвелл не сказал ничего из этого Хоуку. Он не мог. Только пояснил, что не сможет ослушаться.
Было больно, когда Хоук не уговаривал его долго. Еще больнее, что Максвелл отчасти понимал, почему так.
Если бы остался дольше…
Максвелл отметал эту мысль раз за разом и пытался как можно сильнее замедлить время, наслаждаясь остатками отведенного ему времени с Хоуком.
От этого время летело только быстрее, совсем не желая тормозить. И очень быстро осталась всего неделя до назначенной даты отъезда, после - пара дней, и, в конце концов, один только день.
В тот вечер Хоук попросил Орану приготовить все то, что понравилось Максвеллу из местных блюд, и они устроили прощальный вечер всей компанией в поместье. Теплых слов было много, пожеланий легкой дороги и поскорее навестить снова - еще больше. Похвал о его огромных успехах - десяток от одной только подвыпившей Изабелы.
Все это камнями оседало в груди.
Ближе к ночи все постепенно разошлись - Максвелл должен был уехать рано утром, стоило бы выспаться и отдохнуть перед дорогой.
Он не мог уснуть. Хоук, кажется, понимал, поэтому попросил Бодана принести из погреба еще пару бутылок вина и позвал Максвелла к себе в комнату.
Максвелл даже честно с секунду подумал отказаться или хотя бы предложить вместо этого остаться в гостиной.
Конечно же, вслух он не сказал ничего.
За прошедшие семь месяцев он побывал в спальне Хоука всего пару раз, и то случайно и недолго. Самая большая из спален в доме, как и полагалось комнате хозяина, с высокими потолками, большим камином, огромной кроватью у стены напротив, столом и двумя уютными креслами.
Последние они подтащили ближе к камину, устроились удобнее и открыли бутылки.
С несколько минут пили молча. О чем еще было говорить? Прощания были сказаны, и повторять их в очередной раз было глупо и больно. Они оба это понимали.
Максвелл порой пугался, как хорошо они научились друг друга понимать. Слова порой вовсе не были нужны. Будь то тренировка, обсуждение предпочтений, разговоры и идеи. Мысли. Мнения.
Чувства. Будто нашел родственную душу.
Не лучше, совсем не лучше от этого понимания в голове.
Вопрос Хоука застал его врасплох, и он поперхнулся вином.
- Так откуда такая ненависть к магии?
Максвелл откашлялся и посмотрел на Хоука исподлобья. Он получил этот вопрос, и то косвенно, только один раз, в самом начале, и не ответил на него, после ни разу не услышав его вновь до сих пор.
Но теперь все было иначе. И нечего терять, ведь так? На рассвете он все равно уедет. Да и все было другое. Хоук больше был не чужим. Слишком не чужим.
Максвелл уставился на огонь в камине и поежился от пробежавшего из-за воспоминаний в голове холода по спине.
- Моя старшая сестра - маг.
Хоук молча ждал продолжения, не вздрогнув и ничего не ответив. Еще одно их сходство, да? Сестра-маг.
Максвелл криво усмехнулся, отпил из горла и заговорил снова:
- Эвелин. Старше меня на пару лет, должна была наследовать все дело семьи. Ее готовили, всему обучали, даже бою. А потом ей исполнилось двенадцать, и через неделю она спалила всю свою комнату дотла, обеспечила мать и меня ожогами и чуть не убила нашу младшую сестру, которая осталась заперта в их комнате. Дверь было не открыть из-за тяги воздуха, внутри все горело, Мия кричала, а никто не мог ничего поделать. Спасли чудом. Не особо даже помню, как именно. Я там от страха сам чуть не помирал. Следующее, что помню, так это как набросился на Эвелин с кулаками и как меня оттаскивали, - Максвелл пожал плечами. - На следующий день ее уже забирали в Круг храмовники. Никто не умер, но этого и не нужно было, чтобы Мии почти каждую ночь снились кошмары об огне. Я ночами сбегал к ней в комнату, чтобы ей не пришлось засыпать и просыпаться одной. Несколько лет так.
Мия была черноглазой, такой же смуглой, как он сам, и маленькой часто смеялась, вызывая всегда улыбку и у Максвелла. Она не перестала улыбаться после, и тем сильнее он ненавидел Эвелин и треклятую магию. Мать плакала неделями и ругалась до хрипов с отцом, умоляя его как-нибудь “вернуть их малышку”. Максвелл был в ярости на мать каждый раз после таких ее мольб и, кажется, то была одна из немногих ситуаций, когда они с отцом, посылавшим мать из раза в раз прочь с такими просьбами, были на одной стороне.
- Мне жаль, что так вышло, - тихо сказал Хоук. Максвелл нахмурился, поднимая взгляд и ожидая увидеть жалость, ожидая услышать лекцию “но не все маги одинаковые”, но вместо этого получил только полный сочувствия взгляд и ничего, кроме понимающей тишины.
В горле встал комок, который удалось проглотить только на третий раз, залив щедро вином.
- Правда на правду, Хоук, раз уж прощальный вечер стал вечером откровений, - сменил он поскорее тему и усмехнулся, видя вопросительный взгляд в ответ.
- Ты и Фенрис. Что произошло?
К его очередному удивлению, Хоук даже не поморщился. Только усмехнулся грустно и покачал головой.
Видимо, количество выпитого делало свое дело и создавало некую успокаивающую прослойку, ограничивающую от боли.
Хмель осел мягким, теплым туманом в голове, сглаживая углы острых мыслей и отсеивая поток сомнений.
Хоук ответил. Рассказал все с самого начала. Как встретил Фенриса, о долгих разговорах - “похожих на этот, забавно” - у камина, о взглядах, о первой искренней улыбке Фенриса, о флирте, о хриплом смехе и его невеселой истории - вкратце, только об основном, не Хоука секреты. О походе за ученицей его бывшего хозяина. О ночи после. О чувствах.
О тот, как Фенрис ушел на следующее утро, обрывая все.
Максвелл слушал, думая, зачем он задал такой вопрос, зачем спросил об этом Хоука, когда все то, что он наблюдал во время рассказа - все такие открытые в момент рассказа чувства Хоука к Фенрису резали по нему и жгли изнутри, одновременно с этим… успокаивая.
Максвелл никогда не ревновал к Фенрису. И точно никогда не пытался перенять внимание Хоука на себя, нет. Он познакомился с Фенрисом достаточно близко, чтобы не посметь сделать ничего такого. Сбежавший раб, выгрызающий буквально себе свободу, в одиночестве переживший столько, что Максвелл даже думать боялся. Нет. Он слишком хорошо видел не только взгляды Хоука на Фенриса, но и взгляды Фенриса тоже. Хоук значил для него все, куда больше, чем можно было подумать на первый взгляд, и какой бы ни была причина его ухода, но после семи месяцев Максвелл ни за что бы не поверил, что Фенрис не нуждается в Хоуке. Пожалуй, куда больше, чем сам Максвелл.
И потому, слушая рассказ Хоука, Максвелл только больше понимал, что его отъезд - правильное решение. Так лучше всем, и ему тоже.
Стало намного легче. Хотя, возможно, все дело было в выпитом вине.
- Я хочу стать наемником, - выпалил в тишине после Максвелл, когда они уже опустошили бутылки и поднялись со своих мест, собираясь все же отойти ко сну.
Хоук изумленно на него посмотрел, и Максвелл улыбнулся шире.
- Не собираюсь оставаться прикованным по желанию отца. Не хочу. Меня тошнит от всего этого. Всегда тошнило, - признался он. - Я давно думал об этом варианте, еще до того, как познакомился с тобой. А это время с вами? - он взмахнул рукой. - Все эти вылазки? Компания? Вечера в “Висельнике”? Здесь я чувствовал себя куда больше на месте, чем всю свою жизнь в Оствике до этого.
Он видел, как изогнулись в улыбке губы Хоука, и закончил:
- Здесь я был действительно счастливым. Благодаря тебе, Хоук. Спасибо.

Максвелл не понял, кто первым сделал шаг навстречу.
Это было неправильно, обманом, должно было стать еще большей тяжестью в груди на утро, он знал. Это должно быть болью и предательством, обманом Фенриса для обоих.
Но тогда почему это казалось таким логичным и правильным?
Губы Хоука были мягкими и на вкус отдавали вином, которое он только что пил. Поцелуи - мягкие, тягучие и сладкие, с терпкой ноткой, плавные и без всяких запинок и непониманий, будто они были вовсе не первый раз друг с другом.
Хоук притянул к себе мягко, и ему не нужно было настаивать - Максвелл сам придвинулся ближе, устраивая ладони у него на груди, но быстро скользя выше, по острым выступам ключиц, легко ощутимым через тонкую ткань домашнего халата, по широким плечам и дальше, обнимая за шею, притягивая Хоука только ближе. Максвелл привстал на носочки, и Хоук тут же с готовностью вжал его в себя сильнее, огладил широко спину и поясницу, а после подхватил под бедра, как в тот раз на перилах, и длинно, довольно выдохнул, улыбаясь в поцелуй.
Максвелл понимал.
Максвелл тоже так хотел ощутить это снова.
Каждое движение, каждое касание дополняли движения и касания другого, будто каждый момент был где-то обговорен и просчитан, так идеально и правильно. Пара шагов до постели, тихий смешок и мягкий удар спиной о матрас, нависший сверху Хоук, новые поцелуи, легкие поддавшиеся завязки халата, послушно ведущие себя под сильными, чуть мозолистыми пальцами Хоука застежки одежд Максвелла.
Этому не было названия, не было определения, не трах и не просто секс, не обман и не измена, не предательство, не пьяное развлечение - Максвелл никогда еще так ясно не ощущал каждое свое желание и не понимал каждую свою мысль.
Ему просто было так правильно в руках Хоука.
И совершенно трезвый, лишенный всякой пьяной дымки взгляд светло-голубых, ярких глаз Хоука давал понять, что все эмоции были полностью взаимны.
Максвелл улыбнулся и притянул его только ближе, роняя почти на себя и тихо вздыхая под чужим весом.
Правильно.

*

Фенрис распахнул дверь, уставившись на Максвелла с ярким выражением всего своего неудовольствия по поводу столь раннего пробуждения.
- Мы с тобой вчера попрощались, балбес, - буркнул он, зевая широко и мотая головой.
- Знаю, - спокойно ответил Максвелл. - Я не отниму много времени, мне скоро уезжать.
Фенрис вопросительно на него уставился.
Максвелл глубоко вдохнул.
- Я переспал с Хоуком.
Фенрис моргнул, пытаясь осознать. Максвелл ждал.
Понимание пришло к нему через несколько секунд, отразившись на вмиг перекосившемся лице.
- Ты что? - тихо переспросил Фенрис с нескрываемой злобой, после чего помотал головой и сжал зубы. - Ты серьезно? Ты решил порадовать меня этим с утра? Какого… какого ты вообще мне это говоришь? Мне нет дела…
- Потому что на моем месте должен был быть ты, - перебил Максвелл, чуть хмурясь. - Все это время. Ты с ним. Рядом. И только не ори только на меня, что не туда лезу. Мне нечего терять, я все равно уезжаю и не думаю, что когда-либо вернусь снова. Просто подумай. Не делай Хоуку больно, - Максвелл едва улыбнулся. - Он тебя все еще ждет, ты же знаешь?
Фенрис не произнес ни слова, пока Максвелл уходил прочь, направляясь к конюшням.
Он был прав ночью, думая, что это не ошибка.
Только вот, стоило ему выехать за ворота Киркволла, ядовитая, выжигающая изнутри, копившаяся все последние месяцы боль обрушилась на него с тройной силой, придавливая его к земле и вмиг выбивая в тихую, беззвучную истерику.