Название: «Якорь спасения» Автор: AchenneПейринг/Персонажи: Дориан/Каллен Категория: слэш Жанр: драма, pwp Предупрежние: мпрег, зависимость, модификации тела Рейтинг: NC-17 Размер: ~2300 слов Примечание: таймлайн пост-Инквизиция, Каллен продолжил принимать лириум по приказу Инквизитора. Душа не может обрести спасения, если она не уверует, пока обитает во плоти. Итак, плоть есть якорь спасения.
Тертуллиан
Если спросить Дориана, зачем он это сделал, он пожмет плечами и, вероятно, заложит за спину руки, подобно ребенку, пойманному на краже печенья из буфета. И ответит, немного помедлив:
— Он все выигрывал у меня в Королевы. Я хотел отыграться.
***
Дориан увидел его случайно — в Вал Шевине, неподалеку от местной церкви. Проходя мимо южных церквей и мест, где размещались Круги магов, Дориан совсем немного ускорял шаг, сам не понимая отчего. Может быть, перед глазами все еще были те отчаявшиеся из Редклиффа — а если точнее, то его учитель Алексиус, эксперименты со временем и целый покосившийся сарай на пристани, доверху забитый черепами усмиренных магов. Может быть, на ум приходят красные храмовники. Они когда-то верно служили догматам южного андрастианства, не так ли?
В Инквизиции Дориан повторял, что южные церкви наводят на него тоску, головную боль, а порой и несварение желудка. Вивьен и Лелиана всегда кривились от таких откровений. Дориана это забавляло.
Итак, он шел мимо церкви, и теперь уже не помнит, как именно увидел его.
Он не хватал Дориана за подол мантии, как остальные нищие, не выставлял напоказ гниющие язвы и не гундосил, умоляя о снисхождении. Он полулежал в тени статуи Андрасте, прижав колени к животу, его била крупная дрожь. Он зарос диким волосом и был грязнее порождения тьмы, но Дориан узнал его.
— Каллен, — позвал по имени.
Тот поднял на Дориана почти невидящий — и такой ярко-голубой, — взгляд. С исхудавших плеч сваливалось рубище. Из полуоткрытого рта свисала нить слюны.
Дориану этого хватило.
Он сделал то, что был должен — по крайней мере, сначала. Но затем началось иное. Дориану трудно провести черту между тем и другим.
***
Сначала Дориан просто решил везти Каллена в Тевинтер. Подальше от Юга, Инквизиции — она не принесла никому блага, могущественная сила оказалась игрушкой древних божеств, а якобы ужасного Корифея на самом деле, обманули, будто крестьянина на ярмарке. Подальше от южной Церкви с ее правилами и лириумом.
Лириум, однако же, поехал с ними. Каллен зависел от синеватого пойла, как младенец от материнского молока — без порошка его тело не принимало ни пищи, ни воды. Дориан в первый же вечер приказал отмыть и переодеть Каллена, и все же это не сделало его вновь Командором, он бессмысленно таращился в никуда, пускал слюни и мочился под себя. Дориан вспоминал практичную кунари Адаар, которая приказала пытающемуся отказаться от наркотика храмовнику принимать лириум, и жалел, что безумный древний бог отрубил ей только одну руку. С другой стороны, Каллен мог умереть без порошка прямо за столом с картой — кровь пошла бы носом и глазами, а потом он повалился бы, грузный в своем доспехе, будто рухнувший бастион.
Сначала Дориан задумал лишь исцелить Каллена. Северные методы не всегда одобряют на юге, но ему было все равно.
Он привел Каллена в поместье жарким летним днем. Тот шел на негнущихся ногах, по-прежнему молчал, не произнес ни слова за все путешествие, но за Дорианом шагал послушно, даже словно бы норовил прижаться испуганным псом.
Конечно же, их встретила мать Дориана — в рубиновой диадеме и залитом вином платье.
— Ты купил себе южного раба? — фыркнула она. — Тебе подсунули какого-то заморыша. К тому же, слабоумного, разве ты не видишь?
— Простите, леди Аквинея. — Дориан всегда обращался к матери по титулу. Ее это бесило. К счастью, бесило. — Каллен не раб.
— Правда? Тогда один из твоих... приятелей? — Мать скривилась, словно учуяв канавный смрад вместо благоухания цветущих цитронов. — Впрочем, я не твой отец. Мне все равно. Если бы только он еще сумел и родить наследника...
Она отмахнулась и выронила бокал. На белом мраморе растекалась красная лужа. Дориан смотрел на нее долго — почти до того мгновения, когда мелькнула тоненькая остроухая тень слуги.
Каллен взял его за руку. Должно быть, он просто растерялся в незнакомом месте, но Дориану почудилось, будто хочет его ободрить.
***
Южная Церковь не одобрила бы методы, которыми Дориан пытался исцелить Каллена. На самом деле, думал тот и усмехался, сам храмовник объявил бы эксперименты гнусным малефикарством, и может быть, обрушил бы на голову Дориана "святую кару".
Но когда имеешь дело с живой плотью, нельзя не затрагивать крови.
А плоть податливей глины. Обожженная глина становится твердой и хрупкой, а плоть мягка, покуда в ней течет кровь. Дориан к тому же обнаружил, что лириум сделал Каллена особенно отзывчивым к любого рода магии. Когда-то давно, еще в Свистящих Пустошах — или это был Эмприз дю Лион, одно из тех мерзких холодных и пустых мест, Дориан провел несколько занятных опытов с поросшими кристаллами созданиями. Но красный лириум захватывает тело и разум и заменяет собой, обычный же, которому так поддался Каллен превращает человека в волглую глину.
Лепить слишком легко; тело и разум. Дориан старался не трогать ни того, ни другого — лишь очищать от синей отравы.
Но однажды гонец принес вести о том, что Галвард Павус мертв; в тот день ударили нехарактерные для теплого севера заморозки, будто напомнив о Ферелдене, Инквизиции и безумных древних богах. Дориан сидел за длинным столом — Каллен рядом, мать — на другом конце.
— Что ж, — услышал он ее голос, будто разбивший долгую паузу. — Теперь род Павусов обречен. Выпьем за это.
Он не видел ее лица, а она — его.
Он положил ложку на стол. В серебряной глади ловил отражение Каллена. Тот почти научился вновь есть самостоятельно, кормить больше не требовалось. Иногда он даже издавал почти членораздельные звуки. Дозу лириума удалось снизить вшестеро. Дориан гордился своими успехами.
«Отец мертв».
Дориан не поднимал глаз. Больше всего он опасался засмеяться — или зарыдать, или то и другое вместе, неизвестно, что хуже.
Он взял Каллена за руку и покинул обеденную залу. Решение пришло само собой, Дориан подозревал, что явилось бы в любом случае, смерть отца лишь подтолкнула его.
Он жалеет, что отец ничего не узнает.
Тот бы оценил.
***
Отравленные лириумом ткани тягучи, словно расплавленная смола. Легче легкого заставить их подчиняться себе. Дориан все продумал, величайший эксперимент сделает его знаменитостью в Минратосе. Или даже Архонтом.
Ладно, кому он лжет. Он просто хотел Каллена — и запрещал себе, оттого что тот не был прежним; но еще служа в Инквизиции, Дориан порой представлял обнаженного Командора — это его крупное, чуть грузноватое ферелденское тело; широкие плечи и крупные бицепсы искупают все недостатки. Дориан ворочался в узкой холодной постели, запускал руку под одеяло и наскоро мастурбировал, чтобы избавиться от ненужных фантазий и лишнего семени.
Теперь Каллен принадлежит ему. Он изменился — это правда, он уже не Командор Инквизиции, и все же Дориан по-прежнему хочет его.
Было бы глупо отрицать очевидное.
Каллен покорен, и это покорность дрессированного животного. У Дориана едва не пропадает всякое возбуждение. Его любовники порой язвили в постели, поддевали и делали ставки «кто дольше продержится», но никто из них не был послушным куском мяса.
«Я скульптор плоти», — напоминает себе Дориан.
Это правда. В Инквизиции он рассказал лишь о своих навыках некроманта, на самом же деле у него диплом минратосского Круга, где так и написано: скульптор плоти.
Скульптор — это как художник.
Или Создатель.
Дориан гладит уже не такого голубоглазого Каллена по подбородку, хватает пальцами соски и проводит указательным ниже, по все еще выпирающим ребрам и впалому животу. Ерошит дорожку светлых волос и сжимает член. Каллен шумно дышит ртом и носом, как возбужденное животное.
Создатель, думает Дориан. Я божество твое. Я изменю тебя. Прости. Или нет.
Он берет зачарованный кинжал, чтобы надрезать вены и спину Каллена — тот ничего не имеет против, покорно стоит на четвереньках. На широкой кровати смялись простыни. За окном кричат ночные птицы.
Дориан смешивает кровь, берет специальное масло из отжимов розы и эльфийского корня, этот состав лучше всего, если занимаешься сексом с девственником. Каллен с готовностью раздвигает ноги.
Его тело готово. Его кровь готова. Дориан вливает семя, иногда думает о своем отце, но Каллен — даже исхудавший, с торчащими ребрами, с невнятным мычанием вместо слов и мертвым голубым оттенком глаз вместо собственного светло-карего, слишком хорош, чтобы у Дориана упал стояк.
Он прижимается к Каллену, гладя его плечи, грудь и сдергивая крупный член. По крайне мере, возбуждение не проходит, и кончает он, всхлипывая и яростно вжимаясь в дорианову ладонь.
Это почти оправдание.
***
Если спросить Дориана, зачем он сделал это, он скажет: а что, собственно говоря, не так?
***
Плоть покорна и податлива. Плоть всегда готова подчиниться сильной воле.
Дориан вывел весь лириум, остались лишь последствия. Они не затронут плод.
***
Потребовалось несколько месяцев, чтобы Дориан убедился: его эксперимент увенчался успехом. Еще не окончательным результатом, но Каллен смирился с тем, что было дано ему; его плоть оказалась идеальна для эксперимента.
Дориан продолжил возвращать ему рассудок. Только лишь чуть осторожнее. Он не уверен, что прежний Каллен принял бы произошедшее с ним.
Пожалуй, то, какой он сейчас, нравится Дориану.
***
Плод растет внутри Каллена не быстрее и не медленней, чем в утробе женщины. Спустя несколько недель, выпирающий живот уже заметен, Дориану нравится прижимать Каллена к стене и гладить горячую кожу, очень светлую, с узором сосудов. Порой это возбуждает настолько, что Дориан затаскивает Каллена в ближайшую пустую комнату, задирает просторную рубаху и спускает штаны.
— Ты хочешь? — хрипло спрашивает он.
Каллен всегда отвечает:
— Хочу.
Он не лжет. Член у него стоит, когда Дориан ставит на колени и трогает, сжимает набрякшую головку между большим и указательным пальцем, неловко разливает то самое масло, грубовато трахает, а потом еще долго щупает покрасневший вход.
В самом конце Дориан обязательно вылизывает пупок Каллена и покрытую красно-лиловыми растяжками кожу на животе. Плод растет, и требует внимания. Дориан дает то, что может.
Плод меняет Каллена — и к лучшему, по мнению Дориана. Прежде тот почти не притрагивался к еде, а теперь наверстывает упущенное за четверых; и его тело всегда готового к морозам ферелденца охотно принимает тяжелую пищу, сладости и вино. У привезенного из Вал Шевина Каллена выпирали все кости и сваливались штаны, теперь ребра не прощупаешь, а на боках валики жира. Дориан радуется этим переменам, они означают, что последние следы лириума исчезли, плоду ничего не угрожает, а тело странной "матери" спокойно носит ребенка.
Его собственная мать замечает эти перемены однажды.
— Ты что же, раскармливаешь его, словно хряка к Сатиналье? — фыркает она, снова пьяная, снова с бокалом вина, будто в день их прибытия. — Уму непостижимо, мой сын привез сумасшедшего южанина и развлекается с ним извращенными способами.
Она закатила глаза.
— Я. Не. Сумасшедший, — произносит Каллен. Он удерживает себя за выпирающий живот, как беременная женщина, но плечи распрямляет в точности прежним Командором. — Леди Аквинея, вы несправедливы ко мне.
Это очень длинная фраза. Каллен ловит взгляд Дориана, тот кивает: молодец.
Все хорошо.
— Не трогайте нас, — добавляет он. — Леди Аквинея.
"Скоро у вас будет наследник".
***
Если спросить Дориана...
А впрочем, вопросы бессмысленны. Каллен в его власти, но уже не лишенный разума, он говорит, он пока с трудом подбирает слова, но понемногу вспоминает и себя, и прошлую жизнь, и даже Инквизицию.
И по-прежнему жмется к Дориану и бережет трансформированный магией крови живот с наследником рода Павус.
***
Дориан вспоминает ту сказочку о Кресенции и Серафинеане, о том, что магия крови никогда не приведет к добру.
Он оправдывает себя: я не использовал настоящую магию крови. Ничего, за что платил бы жертвами и смертями. Только жизнь.
Словно в ответ, Каллен, похожий сейчас на едва проснувшегося ранним утром, невпопад кивает.
— Все в порядке, — говорит он. Членораздельно и прежним своим мягким голосом.
Еще немного, и он вновь сразится с Дорианом в Королевы.
***
Каллену нравится смотреть на себя в зеркало.
Он почти такой, каким был до того, как практичная Инквизитор Адаар использовала и выбросила его гнить в тени статуи Андрасте, — пускай вместо литых мускулов намного больше жира, потому что Дориан не хочет, чтобы резервуар для потомков Павусов изнурял себя физическими нагрузками; но по-настоящему забирает на себя внимание только живот с красными растяжками. Лопнувшая кожа, жалуется порой Каллен, немного болит. Дориан смазывает ее специальными кремами.
Каллен смотрит на себя, трогает беременное брюхо и соски. Он всегда возбуждается в процессе.
Когда они в покоях Дориана, Каллен ходит обнаженным, так что Дориан всегда может удовлетворить определенные желания своего "резервуара".
Это почти похоже на идиллию. Сколько угодно секса... и наследник.
***
— Я не женщина, — порой напоминает Каллен.
Он спрашивает:
— Зачем ты сделал со мной это?
И Дориан искренне отвечает:
— Потому что люблю тебя.
Каллен кивает, принимая этот ответ.
***
Мужчина не создан, чтобы рожать самостоятельно, но Дориан уже продумал процесс будущих родов — и обсудил его с Калленом, который теперь разумен настолько, чтобы все понимать, чтобы Дориану приходилось с ним советоваться.
«Роду Павус нужен наследник. Ты ведь знаешь, что Архонтом может стать только женатый мужчина с наследниками?»
Каллен этого не знает, но пожимает немного оплывшими плечами:
— Хорошо. Как скажешь. Тевинтеру впрямь нужны перемены, ты сумеешь все сделать, а я... послужу как могу. Я благодарен тебе. Ты разрежешь мое брюхо, но это только еще один шрам, на мне их предостаточно. Я не боюсь.
О лириуме и всем остальном он помнит. И еще вспомнил, как играть в Королевы.
***
Он по-прежнему охотно отдается Дориану по ночам, хотя живот вырос настолько, что уже мешает двигаться, Каллена мучают боли в спине, и он предпочитает целыми днями оставаться в постели.
Зато скоро все закончится, говорит он. Дориан кивает.
По правде, он не хочет, чтобы заканчивалось.
***
Ампула лириума хранится в сейфе. Ее достаточно, чтобы вновь превратить Каллена в послушное животное.
Лириум делает плоть податливой — и неожиданно плодородной; красный прорастал шипами, поскольку имел собственную злую волю, обычный же покорен тому, кто подчиняет его.
Каллен почти прежний. Дориан ждет потомка рода Павусов.
Об ампуле вспоминает лишь иногда.
Каллен порой заговаривает о том, чтобы после родов, — забавно, он принял свое положение как должное, как епитимью от преподобной матери, — ему восстановить форму, а потом вернуться в Инквизицию. Или куда-то вместо нее.
Иногда он спохватывается и приглашает с собой Дориана. Иногда.
***
После того, как наследника Павусов предъявят Сенату, Дориан войдет в их спальню с кубком густого бордового вина. «Выпей», — скажет он. Такова традиция.
Вполне вероятно, у вина будет горьковатый привкус гномьего порошка; и если в последнее мгновение понимания Каллен спросит: «Зачем?», Дориан ответит: потому что люблю тебя.
Название: «Усни где-то в сердце моём» Автор: Джина РицциКатегория: гет Рейтинг: PG-13 Жанр: романтика, немножко драма, немножко флафф Пейринг/персонажи: одностронний ж!Хоук/Логейн, Логейн/Тренн, ф!Адаар, фоном ж!Хоук/Андерс Саммари: "Прости! Свет грядущего дня ещё слаб... но сильнее меня". При каких обстоятельствах Логейн мог вызвать подобные мысли у двух разных женщин. Хоук очень старалась, чтобы никто не заметил её постоянных взглядов в сторону «информатора из Серых Стражей». За глаза она даже именовала его другом. Но так-то не могла не понимать, что с Логейном Мак Тиром её связывают чисто деловые отношения. Просто она оказалась тем человеком, кто вживую видел Корифея, даже победил его и прогнал. А бывший второй, а то и первый человек в Ферелдене оказался тем, кто тоже всесторонне изучал этот вопрос. И для него, для Логейна, так и оставалось «всего лишь». Для него превыше всего было дело. Вот и сейчас он был абсолютно готов остаться в Тени.
Только вот она, Мариан Черити Хоук, была к этому совершенно не готова.
Когда-то давно она клялась, выбирая Андерса, что готова к любым трудностям, связанным с подобным решением. Но всё оказалось куда сложнее, чем мнилось в любовном угаре. Безумие крепло, наверно, обоюдное. А понимание уходило. Андерс вкупе с Местью хотел рушить всё. Мариан так же яро, с воплями и визгами, отстаивала идею, что в каждом отдельном случае надо разбираться отдельно. Но спасать невинных получалось плохо. Даже приглядывать за Андерсом и то не удавалось толком.
И тут на Хоук вышли Серые Стражи. И, впервые увидев «главного специалиста по общему вопросу», Мариан ощутила жгучее сожаление. О том, что в годы, когда они могли пересекаться на общей родине, она, Хоук, была никем, а он… И что бы потом она про него ни слышала — теперь она видела перед собой только надёжнейшего человека. Отеческую фигуру. Очень интересного мужчину, которого мало кто ценил. В этом смысле, да и во всех прочих.
Как же поздно они встретились. И даже бессмысленно было пытаться его впечатлить или ещё что-то… Только желать, желать отчаянно, чтобы он жил. Чтобы у него ещё был шанс… потому что все её шансы закончились.
Решать, конечно, было Инквизитору, но кунари уже была немножко в курсе обстоятельств Мариан.
— Ладно, оставайся ты, Хоук. Старший Страж Логейн Мак Тир, это приказ.
Он только глаза закатил. Мол, ну вот так всегда. Одно от жизни и надо — умереть не зря да за хорошее дело, так и того не дают…
Адаар подмигнула сначала приятельнице:
— Только не спеши сильно радоваться, твой сердечный друг тебя и в Тени найдёт, и это судьба, знаешь… — А потом Логейну: — Вам тоже кое-что скажу. Попозже.
…И сказала, уже когда возвращались в Скайхолд:
— У нас вам будут рады. Там одна ваша настолько горячая поклонница служит…
— Такое бывает? И кто же это?
— Её зовут Тренн. Она рассказывала, что даже к нам-то попала из-за непопулярного мнения о бывшем командире.
— О. Да, действительно. Рад слышать, что у неё хоть сейчас все неплохо.
***
Как всегда, интендант Тренн встречала Инквизитора во дворе. Но ей только кивнула. Глаза широко распахнулись… и Тренн с писком бросилась на шею бывшему командиру.
Среагировать он успел, а вот понять, что именно происходит, похоже, не очень.
— Создатель… Я так рада вас видеть, я и не чаяла…
— А я рад видеть вас. Значит, хоть что-то правильно сделал.
Она могла бы заспорить — но быстро стало не до того.
Тренн лично сама, благо должность позволяла, проводила Логейна в покои для почётных гостей и распорядилась насчёт всего необходимого. И просить ее не беспокоиться как-то не получалось.
И уже закончив всё, что могла, она застыла на пороге его комнаты. И уйти не могла, и сделать шаг не смела.
— Что-то случилось?
— Нет. Ничего нового… командир.
— Тогда, может, вы чего-то хотели?
— Можно… я останусь? Даже если ничего не будет… хоть посплю подле вас…
— Да, конечно.
Она так и улеглась — клубочком с краешку. Готовая, если что, в любой момент подхватиться и бежать по делам. Которые никогда не кончаются. Это у них, кажется, было общим.
И даже задремать толком они не успели. Логейн всё-таки спросил:
— Вам так удобно?
— Да почему нет-то. Без сапог и брони — уже хорошо.
— Так-то понимаю, но всё равно не стесняйтесь.
— Да не могу. Хотя люди уже всё, что можно, подумали… Но важно, что думаете вы. Знаете, я бы правда вам всё, что есть, отдала. Только приз из меня сомнительный. Ну и отдавать надо то, что взять хотят.
— Как будто я подарок.
— Честно? Я думала — к вам очередь стоит из таких, как я.
— Я их, по крайней мере, не видел. И — просто имейте в виду, что до сих пор особого счастья я никому не принёс.
— Будет хотя бы что вспоминать. Я же понимаю, что ваше место со Стражами, а моё здесь. И я не прошу многого.
Но она всё же решилась — откинула одеяло и легла рядом со своим героем. Пока не обнимая и почти не прижимаясь. Но и это уже было… удивительно. Можно было наконец дать ему уснуть. И самой хоть попытаться. Сердце билось бешено, но усталость взяла своё. Пусть и не сразу.
***
Тренн проснулась перед рассветом. Во сне они с командиром привалились друг к другу ближе и так пригрелись. И нарушать установившееся положение ужасно не хотелось.
Только вот если волосы ему поправить. Но она сама не заметила, как попробовала заплести пряди в привычную косичку… Зачем — вряд ли смогла бы объяснить даже самой себе.
Плела неплотно, стараясь не дёрнуть. А закончив, наклонилась коснуться прядки губами. И так и не поняла, разбудила или уже нет.
— Простите, не удержалась. Скоро само расплетётся.
— Ничего страшного…
Она кивнула и села на пятки, любуясь с расстояния. Было же на что. И совсем не хотелось думать, что надо вставать и уходить.
Дотрагиваться она, впрочем, больше не решалась. Стоило ждать, что сделает он.
И неужели он правда берёт её за руку?
Даже не просто берёт — потихонечку тянет ближе к себе… как бы не на себя.
…А потом, во время прощания со Стражами, Железный Бык будет подталкивать локтем Адаар, приунывшую из-за Варрика, и шептать:
— Проспорила, проспорила, на волосы его посмотри!
Расставаться надо, но не всё и не всегда так сразу расплетается. И если Стражи вернутся живыми со своих опасных дорог, если забредут ещё сюда — Логейна Мак Тира здесь всегда будет ждать комната и тепло преданного сердца. |
|