Название: «Нежным ароматом роз пленяя»
Пейринг: fem!Бык/fem!Дориан
Категория: фемслэш
Рейтинг: PG-13
Размер: 846 слов
Примечание: Шуточки Быка, попытки в гендербендер, вино и объятия. И все у них хорошо.
читать дальшеКажется, Создателю угодно, чтобы в Инквизицию принимали всякого, кому не лень поднять оружие, — горестно замечает Вестник Андрасте, веруя все новых и новых агентов. Советники глядят на него недоуменно, им главное — что народ начинает верить и поддерживать, а уж какой соберется сброд, то дело десятое, разберемся, кого надо — умаслим, другим пригрозим, третьим тихо и незаметно перережем горло. Советников как раз ровно столько, чтобы каждому досталась своя роль.
Когда под знамена Инквизиции ступает кунари из Бен-Хазрат, Леллиана замечает, что им пригодится помощь кунарийского шпиона. Железный Бык — звучит грозно и пугающе, но женщине-кунари это имя не идет, и та словно нарочно свою женственность прячет поглубже и подальше. Грудь стянута грубой перевязкой, не для того, чтобы что-то прикрыть, ей приличия не нужны, а лишь данность, словно продолжение перевязи для оружия, светлые волосы заплетены в одинокую куцую косичку, кончиком метущую шею. Кунари кажется горой мышц, серых, стальных, кажется, пальцы сломаешь, только тронешь. Каждый раз по поводу своего имени Бык сыплет байками и шуточками, и со временем все свыкаются.
Когда под знамена Инквизиции приходит тевинтерский маг, все начинают настороженно хмуриться и отводить взгляды. Сэра собирает ставки, как скоро случится стычка между представителями двух враждующих сторон, но никому особо не весело. Дорианна Павус — легкая и гибкая, и в чем-то похожа на их посла, Жозефину Монтилье. Но если Жозефина медовая патока, с какой стороны не глянь, то Дорианна скоро оказывается на язык ядовитой, как змея. У нее смуглая кожа, с отблеском золота, точеная фигурка, пухлые губы и начисто выбриты виски: остальные волосы плещутся черной волной о плечи и спину.
Она первой понимает, что конфликт между ней и кунари ни к чему, и пытливо и чуть с боязнью интересуется, не собирается ли наемница убивать ее, не пугает ли ее то, что за спиной шагает враг, спрашивает, будто опасается этого сама: не ждет ли та удара в спину. Бык отвечает ей небрежно, пожимая покатым плечом: если ты не убивала младенцев и невинных, то тебе еще долго ждать, пока я доберусь до тебя. И Дорианна, незаметно для себя, выдыхает облегченно и будто бы расслабляет плечи. В Скайхолде народ тоже со временем отпускает, словно лопается железный обруч на груди, и хоть на Павус смотрят искоса и с опаской, никто больше не ждет кровопролитной стычки, не хватается за оружие будто бы невзначай, и начинают лениво следить за перепалками мага и кунари.
***
— Почему именно Бык? — вскользь и совсем как будто бы равнодушно интересуется Дорианна Павус во время одной из вылазок, когда они неспешно шагают под палящим солнцем Священной Равнины. Этот вопрос ей хотелось бы задать еще в первую встречу, но тогда боязнь перевешивала, и с тех пор он крутился на языке, остро жаля в самый кончик.
— Ну, сама подумай, — кунари отвечает лениво, поглядывая на тевинтерского мага со снисходительностью, достойной орлейской аристократии. — Не зваться же мне Железной Коровой. Или козой. Или кого еще можно рогатого выбрать? Бык — звучит гордо!
Павус хмыкает, и в этом ее жесте слышится: не сказала бы, что гордо. Наемница добродушно смеется и добавляет:
— Ну и к тому же, народ охотней подтягивается к Боевым Быкам, а не к Боевым Коровам.
— Такое название подошло бы кучке крестьян, яростно борющейся с сорняками, — соглашается Дорианна, с неожиданностью обнаруживая, что соглашаться ей легко, не бунтует гордыня, не говорит, что должно быть выше этого. Кунари возвышается над ней глыбой камня, и с каким-то трепетом маг понимает, что ей по душе и дикая необузданность, и простота, и грубость наемницы, но нарочно отшучивается, стараясь выдержать дистанцию и не подпустить поближе.
***
Вот всем виновато вино, — думает Павус, когда сидит в постели, обняв себя за голые колени. Лунный свет струится через окно, едва завешенное потрепанной шторой, и ее кожа кажется черной, мертвенной, а кожа кунари серебрится, словно драгоценность. Дорианне и жарко, и стыдно, и в памяти вкус чужой кожи, соленой и горькой, и поцелуи, развязные и страстные, полные огня. Она невольно вспоминает, что так скучала по этому теплу, жаркому — для тела, и огненно-пьянящему — для души. Кунари спит, подмяв по себя подушку, она уснула быстро, сноровисто, верно привыкшая к любым невзгодам, а Дорианна, чувствуя флер похмелья, принялась вертеться в постели, и жесткой, и неудобной, то слишком разгоряченной, то слишком стылой.
Павус слишком тяжело признаваться в симпатии, слишком сложно говорить, что она восторгается чужой силой и мощью, поэтому помогает только вино, бодрящее и развязывающее язык. А Бык будто всегда знала, что за темная похоть таится в душе мага, и поэтому на первый неловкий поцелуй ответила влажно и горячо, притянула за затылок поближе и принялась целовать, проникая в податливый рот языком. Ночь после — жаркая и душная, и Дорианна, мерзнущая в продуваемом всеми ветрами Скайхолде, стонет от наслаждения. Бык везде — теплые руки, надежные и уверенные, умелые пальцы и язык. Дорианна в ответ сама приникает к тяжелой и пышной груди, проводит руками по плечам и цепляется в рога, обламывая ногти, когда кунари разводит ей ноги.
И когда все заканчивается, остается только думать и решать, что дальше. Павус чувствует себя маленькой и хрупкой, подвешенной в воздухе на нитях, невозможно понять, что будет дальше. Она утыкается лицом в свои колени и выдыхает тяжело. Бык за ее спиной вдруг ворочается и, произнеся что-то неразборчиво и с хрипотцой, тянет к себе в объятия, обнимает своими большими и теплыми руками, и Дорианна решает: думать будет завтра.