My Valentine — Алистер/ж!Лавеллан

[dragonage-ton]

Автор:  Раэлла
Название: «Дневная маска»
Пейринг: Алистер СС/ж!Лавеллан
Категория: гет
Жанр: романтика, драма
Рейтинг: PG-13
Размер: 2 313 слов


Инквизитор смотрит из-под прикрытых ресниц. Но взгляд цепкий, словно рыболовный крючок, а голос негромкий и уверенный – как у женщины, которая привыкла, что к ней прислушиваются. И сама слушает так, как будто кроме нее и собеседника никого в мире нет. Алистер по мере сил отвечает на вопросы и почти видит, как она выдвигает воображаемые ящички и рассортировывает по ним добытую информацию. Одинаково бережно: в этот ящичек – про Мор, в этот – про Серых Стражей, а в тот – про Героиню Ферелдена. На Махариэль она совершенно не похожа. Всего сходства-то – затейливая долийская роспись на щеках. Командор так и осталась своенравной и вспыльчивой дикаркой. А леди Инквизитор... Леди, что тут еще прибавишь. Только смотрится это чуждо – словно волк, делающий превосходную охотничью стойку.
Алистер старается глядеть на нее пореже и перешучивается с Хоуком о разной ерунде. Гаррет охотно скалит зубы и черно-бурым лисом увивается вокруг Лавеллан. Словно не видит на ее лице маску, вроде тех, что принято носить в Орлее. Только не из фарфора или золота, а из вежливости и безупречных манер. Алистеру то и дело приходится прикусывать язык, чтобы не спросить: куда они дели настоящую Эллану Лавеллан – лесную ведьму? Потому что таких эльфиек не бывает – словно красивый и гладкий камушек, обтесанный морем и покрытый лаком.
Или это милость Андрасте так ее изменила?
Он морщится и вместо неприятных вопросов травит очередную незамысловатую байку. Инквизитор улыбается. Она слишком часто улыбается, неприятно напоминая этим ядовито-сладкую королеву Ферелдена.
В Скайхолде Алистеру тоже не нравится: слишком много шума, слишком много народа. И дурацкого самодовольства тоже слишком много. Распоследний сопливый поваренок глядит гоголем: «Мы – Инквизиция!» Как будто слово может защитить от Архидемона.
Хоук устраивает в таверне вечеринку, знакомит его со здешними обитателями, а потом Алистер оставляет Гаррета догуливать и отправляется исследовать крепость. И выясняет три удивительных факта. Во-первых, эта цитадель по-настоящему хорошо охраняется: во многие места его попросту не пускают, невзирая на серо-синюю униформу. Во-вторых, у него обнаружились здесь старые знакомые: бывший храмовник, спасенный ими из Цитадели Кинлох, и их с Линой давняя подружка – Лелиана. Ее теперь называют тайным канцлером и упоминают ее имя с почтением и страхом. Поразмыслив, с третьим фактом Алистер идет к ней. Ему отчаянно не хочется разговаривать с Лавеллан наедине.
Лелиана совершенно не похожа на прежнюю восторженную девчонку. Информацию о фальшивом Страже она воспринимает удивительно спокойно. Вежливо сообщает, что давно наблюдает за самозванцем и не видит причин для беспокойства. Просит помалкивать. И Алистер понимает – у кого Инквизитор позаимствовала раздражающе-проницательный прищур. Потом, слоняясь по внутренним покоям, он натыкается на леди посла и мадам де Фер, и ему становится окончательно понятно, какие волны обтачивают этот камушек.
Ночью его изводят кошмары. Приснившийся запах скверны забивает ноздри и наяву, мучительно хочется глотка ледяного воздуха. Он накидывает теплый плащ и покидает казарму, не дожидаясь рассвета. Алистер взбирается по лестнице все выше, пока не выходит на крышу главного донжона. Здесь ярко светят звезды, желанный студеный ветер прохватывает до костей, и он с наслаждением дышит полной грудью. И далеко не сразу разглядывает фигуру, сидящую на краю парапета.
Инквизитор Лавеллан качает ногой, глядит в черную пропасть под стеной и не обращает на него ни малейшего внимания. Неприязнь проигрывает любопытству, и Алистер все-таки подходит поближе.
– Не спится? – спрашивает он легкомысленным тоном. – Кошмары?
Лавеллан неопределенно пожимает плечами. В темноте она не кажется такой уж величественной. Может, забыла свою маску на подушке, когда выходила погулять?
– Если вы сюда за одиночеством пришли – так и скажите. Но лично я не прочь поболтать. Вам вовсе не обязательно поддерживать разговор – я частенько болтаю сам с собой. Привычка: когда часто разгуливаешь в одиночестве, хочется послушать человеческий голос. Даже если он – твой собственный.
Инквизитор тихо вздыхает, но молчит. Он принимает это за приглашение к разговору и начинает топить предрассветный час в сотне ничего не значащих слов. Он рассказывает истории из детства – и смешные, и грустные. Рассказывает про обучение в Ордене, и про то, как проиграл на турнире, но все равно попал в Серые Стражи. В сотый раз описывает встречу с взъерепененной эльфийкой, которая спасла мир. В тысячный раз пересказывает бой с Архидемоном. Алистер так часто вытаскивает эти моменты на чужое обозрение, что это уже не его история. Но он умолкает, когда в стремительно сереющем полумраке разглядывает, как плечи Лавеллан дрожат от холода.
– Как ты умудрилась забыть плащ? – интересуется он, нечаянно переходя на «ты», снимает свой и укрывает ее. – Ночи в горах такие холодные, уж ты-то должна знать!
Он спохватывается и ждет, что Инквизитор его поправит. Однако она говорит:
– Не знала, что задержусь. Думала – посижу немного, замерзну, а потом обратно под одеяло.
– А чего не ушла?
– Заслушалась, – тихо фыркает Лавеллан, глядя на него вполоборота.
У нее стучат зубы, но глаза весело блестят, в них и в помине нет того нервирующего прищура. Алистер впервые замечает их цвет – светло-карий, почти золотой. Необычайно теплый.
– А сейчас почему не идешь?
– А смысл? Светает. Скоро все проснутся, и мне опять нужно будет бегать и всюду совать свой нос.
– А ты возьми и не бегай. Никто не умрет, если ты поспишь чуток подольше.
Лавеллан не отвечает, смотрит куда-то в горы и по-прежнему дрожит. Он подходит еще ближе и обнимает ее за плечи – просто для того, чтобы хоть немного согреть. Инквизитор не возражает, лишь косится, но он чувствует, как напрягается ее спина.
Они молча наблюдают, как серый сумрак превращается в нежно-розовый рассвет. Как небо сначала наливается кровью, а потом – расплавленным золотом, раскрашивая снежные вершины сотней сверкающих оттенков. А потом Алистер задает вопрос, который давно вертится на языке:
– Зачем ты притворяешься Инквизитором?
– Я и есть Инквизитор, – в ее голосе еще нет дневной уверенности, но она уже проступает сквозь интонации, словно белизна снега через позолоту.
Он плотнее укутывает ее в плащ и кладет подбородок на плечо.
– Ты же поняла, о чем я.
Эллана молчит, и когда он решает, что она не ответит, говорит:
– Инквизиции нужен Инквизитор. Я не могу подвести столько народу…
– Тебе нравится ей быть?
– Какая разница? – Эллана возится, поудобнее устраиваясь в его руках. – Я должна.
От нее пахнет лавандой – навязчивый и совершенно не лесной запах. Кажется, он говорит это вслух.
– Это чтобы перебить эльфийский корень, – поясняет Лавеллан. – Вивьен говорит – он пахнет слишком некуртуазно. Но я не очень хорошо дерусь, и его на меня изводят литрами.
– А куда в бою смотрят твои спутники? – возмущается Алистер.
– У меня лучшие на свете спутники! – на площадку падают первые солнечные лучи, и поэтому голос Инквизитора звучит высокомерно и жестко.
– В следующий раз возьми с собой меня – и не придется таскать столько эльфийского корня.
Она мягко отстраняется, спрыгивает на площадку и говорит:
– Я подумаю.
Ее глаза снова прикрыты ресницами. Лавеллан сверлит его испытующим взглядом, а потом уходит. Алистер кладет ладонь на место, с которого она встала. Камень нагрелся от тепла ее тела – значит, она сидела тут гораздо дольше, чем призналась. Он вздыхает, пожимает плечами и тоже спускается в начинающий просыпаться двор. От былой неприязни не осталось и следа.
Через неделю их с Хоуком приглашают присоединиться к экспедиции в Штормовые земли.
Гаррет распускает хвост и, разумеется, приписывает это достижение себе. Или так оно и было? Алистера впервые начинает раздражать болтовня и позерство друга. Он оправдывает себя тем, что тот выбрал для флирта слишком неподходящее время и место. Сам Алистер собран, молчалив и занят защитой Инквизитора, а не демонстрацией своих способностей. Красные храмовники плохо поддаются ее магическим атакам, и у него действительно хватает хлопот. На привале он, как и весь остальной отряд, занят починкой снаряжения и борьбой с вездесущей ржавчиной и с некоторой завистью поглядывает на магов с их посохами. А потом замечает, как Хоук отводит Лавеллан в сторонку, как ту выкручивает в долгих и мучительных рвотных спазмах, и понимает, что завидовал совершенно зря. Для них пребывание рядом с залежами красного лириума в тысячу раз хуже, чем какая-то там ржавчина.
Ночью он долго не может заснуть, мучаясь от напрасных мыслей и отголосков мелодии, тяжело ворочающихся в мозгу. А потому слышит раздавшийся из палатки Инквизитора тяжелый стон, а затем – тихий шорох отодвигаемого полога и чирканье огнива. Резко садится, но Хоук, как обычно, успевает раньше. Раздается шебаршение, шепот, тихий смешок, а потом шипение вспыхнувшего огня. Он огорченно качает головой и снова укрывается плащом. Однако потрескивание дров и негромкое звучание двух голосов гонят сон хуже начинающего подбираться Зова.
Результатом рейда для Инквизиции становится отбитое Устье Дэрвина и – в перспективе – дополнительный выход в Недремлющее море. В итогах самого Алистера – четыре новых шрама и гордость от того, что на Лавеллан не осталось ни царапины. Она жмет ему руку, говорит слова благодарности, но вид у нее при этом дневной, инквизиторский, и разочарование неприятно скребет его под ложечкой.
А еще Алистра неотступно мучает любопытство: о чем Лавеллан так долго шепталась с Хоуком у костра? Потому что после возвращения тот ходит, улыбаясь своим мыслям, и многозначительно поглядывает на Эллану. Но она снова нацепила маску и отвечает на настойчивые ухаживания вежливыми дежурными фразами. Смотреть и на то, и на другое невыносимо, и Алистер вваливается в ставку командования во время совещания, чтобы заявить о намерении идти на разведку в Западный предел. Гаррет ворчит, но увязывается следом.
В дороге они то грызутся, то снова перебрасываются шуточками – пока не достигают точки назначения. Потом все это теряет смысл. Потому что события в навек отравленных Мором пустошах заставляют Алистера забыть обо всем на свете и балансировать на грани отчаяния. Его братья – обманутые и запутавшиеся – превращаются в чудовищ, а он ничего не может с этим поделать. Только убить их, чтобы они не натворили зла еще худшего. Поэтому он сам предлагает брать Адамант штурмом.
Алистер врывается в твердыню одним из первых и видит, что от Ордена, который он знал и любил, почти ничего не осталось. Ему уже доводилось видеть нечто подобное – вместе с Махариэль в крепости на Пике Солдата, а потому он не колеблется. Их отряд сеет смерть, сметая и демонов, и Стражей, окончательно потерявших разум.
Это похоже на сбывшийся кошмар. Он то и дело встречает друзей, товарищей и просто знакомых. Их лица искажены ненавистью и безумием. Алистер сглатывает слезы и убивает, убивает, убивает. Он не знает, переживет ли этот бесконечный день. Не знает – как будет жить после, и можно ли после такого жить. Он просто идет за Инквизитором, вновь отводя нацеленные в нее удары и уничтожая всякого, кто попадается на ее пути. И понимает, что его собственный рассудок висит на волоске.
Они успевают в последний момент: омерзительный ритуал остановлен, но проклятый венатори призывает дракона. Алистер готов поклясться, что это не Архидемон – в нем нет скверны. Но он и без этого берет над ними верх и сбрасывает в бездну.
А потом они оказываются в Тени, и Алистер окончательно перестает что-либо понимать. Демоны, страхи, видения, призрак Верховной Жрицы… Для него все это – не более, чем продолжение кошмара, начавшегося в Адаманте. Мысли ворочаются в голове тяжело и неохотно. До тех пор, пока Хоук не разворачивает его к себе и не начинает хлестать словами – обличительными, горькими и злыми. У Алистера нет оправданий поступкам Стражей, как нет оправданий собственным поступкам. Но голос друга возвращает его к реальности. Дальше они вновь сражаются плечом к плечу и идут вслед за Лавеллан. Инквизитор ведет их к выходу. Это все, о чем пока следует думать.
Но, как обычно, ничто не дается просто так. Часть команды успевает спастись, когда вход в разрыв загораживает огромная паучья туша.
– Вперед, я прикрою, – Хоук поудобнее перехватывает посох, на его лице самоуверенная усмешка.
Кажется, он относится к происходящему, как к игре.
– Нет! Эту кашу заварили Стражи, значит, мне ее расхлебывать, – рычит Алистер.
Это его шанс – принести пользу и умереть с честью!
– Ну, уж хрен тебе, – глаза Гаррета темнеют. – Уж будь любезен выжить и разгрести все дерьмо, что они натворили, ясно?
Лицо Инквизитора белее мела. Она переводит взгляд с одного на другого и безжизненным голосом произносит:
– Хоук.
А потом берет Алистера за руку и дергает за собой.
– Нет! – Он вырывается и шипит с яростью: – Я тоже остаюсь! Ты не можешь мне запретить!
– Не могу, – соглашается она тихо. – И не буду. Я просто прошу. Помоги мне, Алистер.
Он вглядывается в нее – впервые с тех пор, как они вошли в Адамант. Инквизитор выглядит полностью вымотанной. Она и вправду рискует не дойти, если на ее пути встанет еще один демон. Алистер с кристальной ясностью понимает, что не может этого позволить – что угодно, только не это! И сам берет ее за запястье и тянет прочь. Назад посмотреть он так и не отваживается.
Они вбегают в зеленое сияние и выпадают на плиты крепости. Лавеллан вскидывает ладонь, закрывая разрыв – и оседает ему на руки. Он растеряно прижимает ее к груди и видит, как с лиц Стражей уходит безумие. В голове шумит пустота, он понимает, что Зов смолк, и начинает радостно тормошить Эллану:
– Все кончено, слышишь? У нас получилось!
Она улыбается слабой, но по-прежнему «дневной» улыбкой:
– Прекрасная новость. Значит, тебе есть, что разгребать. После того, что здесь случилось, у Ордена могут возникнуть проблемы. Я возьму вас под защиту Инквизиции, если ты возьмешь то, что осталось от Ордена, в свои руки.
Внезапно свалившаяся ответственность не пугает. Главное – его Орден, его семья, все еще жив.
Их возвращение в Скайхолд превращается в такой праздник, как будто они не то победили Мор, не то надавали по морде Корифею. Похоже, так обитатели крепости и считают. Алистер пьет и танцует вместе со всеми, и старается не думать о том, что позволил оставить в Тени друга. Но, в конце концов, сбегает из веселой компании и отправляется искать Инквизитора, которая покинула их еще раньше.
И снова находит ее на крыше.
– Если хочешь побыть одна – скажи сразу, – предупреждает он, подходя.
На Скайхолд опускается ночь, и маска больше не скрывает лицо Лавеллан. Оно мокро от слез. Эллана шмыгает носом и спрашивает:
– Что, опять настроен поболтать?
– Спросить кое о чем.
Она вздыхает и отворачивается.
– Спрашивай.
– Почему Хоук? – он берет ее за плечи и вновь разворачивает к себе.
– Потому что он виртуозно выбирается из переделок, – чеканит она глядя ему в глаза. – Потому что у него не оставалось здесь незаконченных дел – вроде возрождения Ордена. Потому что он шел побеждать, а не умирать. Потому что… – Эллана запинается и опускает взгляд. – Никто не захочет умереть, если его не станет.
Сердце бухает и проваливается в бездну.
– Ты хочешь сказать, – начинает Алистер, осторожно приподнимая ее лицо за подбородок, и Лавеллан вспыхивает испуганно и смущенно. – Ты хочешь сказать, что я не умею выбираться из переделок?
И пока оторопь на лице Инквизитора не сменилась разочарованием, начинает ее целовать. Тонкие руки сплетаются на его шее, и им надолго становится не до разговоров.