Для: Boogiepop от: Антропоморфная Персонификация Название: «Бальзам для рогов» Персонажи: Железный Бык/ж!Адаар, папа-Адаар, мама-Адаар, Варрик, Крэм, Сэра Категория: гет, джен Жанр: драма Рейтинг: R Размер: 4 065 слов Краткое содержание: Страшнее Корифея может быть только знакомство с родителями. Утро в Скайхолде прозрачное, тихое – позвякивающие доспехи обходящих стены солдат только подчеркивают эту хрустальную тишину. В такое утро даже тренироваться не хочется, чтобы не нарушить тишину, хотя Крэма красота утра явно не волнует – ему больше хочется спать.
Удар мечом, блок – лезвие съезжает по лезвию с отвратительно громким скрежещущим звуком.
– Если бы я хотел, три раза успел бы тебя достать, – недовольно басит Бык.
– Ну так и достал бы, хоть отосплюсь, – огрызается Крэм.
Бык только фырчит раздраженно и поудобнее перехватывает огромный двуручный меч.
– Не отвлекайся, лейтенант, много слов – мало дела.
– И чего ты злой такой, а, шеф? – спрашивает Крэм, ловко уворачиваясь от удара. – С Инквизитором поругался или что?
– Или что, – отвечает Бык и отступает на шаг, втыкает меч в землю и опирается на него – задумчиво, мрачно, совсем не по-быковски.
– Вот ты знал, что у нее родители есть?
– У всех есть родители, – ухмыляется Крэм. – Даже у тебя, шеф.
– Живые, здоровые родители, которые пишут ей письма, – терпеливо, как дурачку, объясняет Бык.
– Да все знают, – пожимает плечами Крэм. – Что здесь такого-то?
– А ты знал, что они не просто вашоты? – спрашивает Железный Бык. – Знал, что ее мать – тамассран, а отец Бен-Хазрат?
– Нет, – удивленно говорит Крэм. – Она же никогда об этом не говорила, вот никто и не знал.
– А я должен был! – возмущается Бык. – Я же сам Бен-Хазрат!
Впрочем, он и возмущается негромко – в такое утро повысь голос, и твои речи услышат в самом дальнем крыле Скайхолда. Зато на лице у него все написано – Крэм замечает и хмуро сведенные брови, и досаду вперемешку с раздражением в единственном глазу, и даже морщины у него словно стали глубже и резче.
–Никакой ты не Бен-Хазрат, – грубовато отвечает он. – Ты больше не кунари, помнишь?
–Да, – мрачно говорит Бык. – Спасибо, что напомнил.
Какое-то время они молчат. Бык смотрит на просыпающийся замок: украдкой позевывая, на пробежку выходят солдаты, храмовники и маги – последние зевают более откровенно, недовольно кривят рты, еле переставляют ноги; из подземелий выходит стражник, дождавшийся смены, потягивается с удовольствием, улыбается сонно – не очень-то и весело сторожить узников. Сейчас он пойдет в сторону конюшен, а, значит, через несколько минут будет слышно тюканье топора Блэкволла.
Крэм наблюдает за начальником и другом – неизвестно, кто для него Бык в первую очередь, – но зато совершенно точно известно, что мрачный Железный Бык – это не к добру.
– Так в чем проблема, шеф? – осторожно спрашивает он. – Ну тамассран, ну Бен-Хазрат, они же теперь такие же, как ты.
– Не знаю, – вздыхает Железный Бык и переводит тяжелый взгляд на парня. – То-то и оно, что такие же, как я.
Он немного молчит и внезапно фыркает:
– Надо же, а она ведь мне говорила, что я напоминаю ей отца. Я все никак понять не мог, с чего бы это, не по себе как-то было.
– Почему?
– Ну представь, – усмехается Бык, – шлепаю я ее по заднице, а она в это время думает, что я похож на ее отца.
– У-у-у-у, ролевые игры? Злой папаша отшлепал непослушную дочку?
Ехидный голос Сэры узнаешь где угодно – сама она сидит на козырьке крыши, беззастенчиво подслушивая.
– И как задница? Хороша?
– Хороша, – отвечает Бык. – Слушай, Сэра, дай поговорить, а?
– Обсуждать сиськи и задницу Инквизитора я тоже могу! – возражает эльфийка. – И вообще, если она сказала, что ты, как ее папаша, может, это она на возраст намекала? Староват ты для нее, а? Пора мне за дело браться?
– Я тебе возьмусь, – бурчит Бык и берется – за амулет из драконьего зуба, висящий на шее.
Он любил рыжих, очень любил, – Адаар была беловолосой.
Ему нравились смешливые простые девушки – примерно как вон та болтающая ногами разбойница, щурящая на него свои чудные эльфийские глаза. Адаар была серьезной, молчаливой, а к своим делам относилась с такой ответственностью, какую он видел только у кунари.
Бык терпеть не мог Тень и демонов, недолюбливал магию – Адаар была виртуозным магом, и в Кун ей давно зашили бы рот и сковали руки.
И он никому и ни за что ее не отдаст.
Драконий зуб приятно покалывает пальцы, и он не может не вспомнить, как Адаар, слегка смущаясь, прикусив губу и опустив фиолетовые глаза, протянула ему амулет. Как смотрела с затаенным страхом – вернет или не вернет, отвергнет или нет. Как заулыбалась – радостно, счастливо, когда он назвал ее «кадан».
Его кадан, словно откликаясь на мысли, выходит на балкон – не одна, с Вивьен. Железная леди что-то рассказывает Адаар, ее движения изящны и отточены до малейшего жеста. Адаар стоит рядом с ней – высокая, большая, откинутые за плечи волосы треплет шаловливый ветерок.
– Ну и толку от тех волос? – говорит Крэм, увидев, как Инквизитор отбрасывает с лица растрепавшуюся прядь. – Непрактично же.
– Ничего ты не понимаешь, – говорит Бык. – Знаешь, как удобно их на руку наматывать?
– Зачем? – начинает Крэм и замолкает – дошло.
– И часто наматываешь? – спрашивает Сэра. Приставучая девчонка, так и не ушла к себе, сидит, нагнувшись вперед – того и гляди, свалится.
– Бывает, – говорит Бык и хмыкает. – Один раз эти волосы на рога так намотались, еле распутали.
– Это что ж вы делали? – спрашивает Крэм. – Не могу представить, что надо сделать, чтобы волосы на рога намотать – если не специально.
– О-о-о, ты и не представишь, – тянет Бык и мечтательно улыбается.
– Чего, наш Инквизитор в постели огонь, а? – интересуется Сэра. – Вот андрастовы труселя, и как это я ее такую упустила?
– У тебя не было ни малейшего шанса, Сэра, – самодовольно отвечает Бык. – Во-первых, у тебя нет рогов. Во-вторых, ты не здоровенный мужик. В-третьих, ты бы не смогла ее поднять и прижать к стене.
– Прижать к стене? – переспрашивает Крэм.
Бык кивает.
– Да так, чтобы она оказалась на голову выше.
– А наш здоровенный мужик любит утыкаться носом в сиськи, а? – хохочет Сэра.
– Не утыкаться, – поучительно говорит Бык. – С ними, знаешь ли, много другого можно делать.
– Почему-то мне кажется, что я не хочу об этом знать, шеф, – вставляет Крэм. – Инквизитор, конечно, выдающаяся женщина… во всех местах… Но слушать о ваших играх я почему-то не хочу.
– А я хочу! – встревает Сэра. – Сама не могу, так хоть послушаю! Что там наш чудик говорил – ты ее связываешь?
– Или она меня? – хитро косится на девчонку Бык. Приставучая, чувства такта – ноль, грубая… Хорошая. Своя.
– Тебя попробуй свяжи, – хохочет она.
– Так, может, я и не сопротивляюсь?
– Ну-у-у, так не интересно… А где же огонь? Страсть?
– Сэра, огня и страсти у нас столько, что кровать трещит, – говорит Бык.
– Ну расскажи, расскажи! Какая она? – Сэра нагибается вперед еще больше и все-таки соскальзывает со своего козырька.
Железный Бык ловит ее играючи – эльфийка легкая, как пушинка, – ставит ее на землю, но не спешит снимать руки с плеч. Нагибается, щекоча дыханием длинное острое ухо и шепчет:
–Какая она? Горячая, тесная, влажная – иногда мне кажется, что я плавлюсь. Никогда не сдается без борьбы, а когда побеждает – обхватывает меня коленями, сжимает, двигается настойчиво, впивается ногтями в плечи, дышит прерывисто и тяжело, кусает губы. И любит, когда я называю ее по имени, вот так: Хи-и-и-р-р-р-а.
От его хриплого, проникновенного полушепота глаза у Сэры становятся еще больше и совсем круглыми, с золотую монету. Бык усмехается, подмигивает ей – ну что, съела?
– Вот бы поглядеть, – вырывается у нее.
– И не думай, – говорит он. – Найду поблизости – выкину в окно.
Его тон такой будничный, что можно и не сомневаться – выбросит.
– Поняла-поняла, – поднимает руки Сэра. – Срань ты рогатая, вот что.
Под негромкий смех Быка она скрывается в таверне, а предмет их обсуждений уже спускается по ступенькам, улыбаясь проходящим мимо солдатам и рабочим.
– Хорошо, что ты здесь, – говорит она Быку. – Я получила письмо от родителей – они на днях будут здесь, в Скайхолде. Заодно и познакомитесь.
– Хи-и-и-р-р-р-а! – стонет Бык, но теперь в его стоне нет ни намека на блаженство.
– Видала? Рога-то, рога!
– Красивые же.
– Страшные! Представь, такой тебя боднет?
– Да не бодаются кунари, дура!
– Так они и не кунари!
Подобные разговоры в Скайхолде можно услышать на каждом углу. С того самого момента, когда все узнали об отношениях Инквизитора и Железного Быка, на острые язычки кухарок, посудомоек и прочего рабочего люда не попадалось ни одной мало-мальски интересной сплетни. А тут – пожалуйста, прибытие четы Адаар. Разговоров на месяц хватит, можно не сомневаться.
Семья Хииры уже собирается отбывать обратно, а Бык, как в детстве, старается лишний раз не попадаться на глаза слишком строгой тамассран. Только здесь в роли тамассран – двое взрослых, серьезных, смертельно серьезных вашота. У отца Хииры длинные, загнутые рога – Бык, искренне гордившийся своими, даже позавидовал. Отполированные, темные – под стать темной коже Адаара. Неподвижное, суровое, словно высеченное из гранита лицо, прозрачные светло-фиолетовые глаза, пристальный взгляд – один только его взгляд выдал в нем перевоспитателя, от чего у Быка почему-то засвербело между лопатками.
А вот мать у Хииры красивая – одного роста с ней, такая же беловолосая, но сероглазая, совсем еще молодая. Она чем-то напомнила Быку его таму, но холодный оценивающий взгляд мигом стер с его лица улыбку.
Бык непроизвольно ежится и заходит в таверну – еще слишком рано для завсегдатаев, и зал пустует. Мариден лениво перебирает струны лютни – наверняка, придумывает новую песню. Официантки шушукаются с барменом, обсуждают рога и прочие достоинства адааровского папаши, будь он неладен.
– Не знаю, что теперь будет. Тебя же там не было, когда они зашли! Я думал, Адаара удар хватит, ну или он сам хватит Быка. За рога, да головой об стену.
Бык останавливается и прислушивается. Вот, значит, как. Варрик и Крэм, кто бы мог подумать, он и не замечал, что они сдружились. Глядите-ка, сидят, пьют – ну лучшие друзья, да и только.
– Я это включу в свою книгу, – говорит Варрик. – Отличная задумка есть.
– Расскажи, что там было, – просит Крэм. – Шеф мрачнее тучи ходит, у него и не спросишь.
Бык тихонько садится за пустующий столик в тени – парочка так увлечена разговором, что его и не заметят. Вдруг что полезное услышит, как знать.
– Да это видеть надо было, парень! Этих двоих ждали к обеду, а они заявились утром, да еще и не одни, тут такое началось! Зря вы в тот день в долину спускались, много пропустили.
– Ну! – торопит его Крэм.
Варрик не спеша делает глоток из своей кружки, откидывается на спинку стула и продолжает:
– Сам видел, какие у них дети, на месте и минуты не сидят. Они сразу к Инквизитору кинулись, за ноги ее обнимают, а она прям расцвела вся, чуть светиться не начала.
Да, вспоминает Бык, Хиира долго-долго обнимала отца с матерью и детей – двоих братьев и сестренку. У кунари редко рождаются двойняшки, еще реже – близнецы, но Адаарам повезло: смышленые, резвые мальчишки были похожи друг на друга как две капли воды. Бык видит как сейчас: Хиира наклоняется, чмокает их в затылки, ласково треплет волосы и подхватывает сестренку на руки – та еще совсем мелкая, с пронзительным тонким голоском, совсем недавно прорезавшимися рожками и двумя белыми косичками. Собранность, серьезность и ответственность Инквизитора сразу становятся понятными: она старшая, строгая, любящая и обожаемая в ответ сестра. Шумные мальчишки повинуются одному ее слову, а мать устало расправляет плечи и говорит:
– Нам тебя так не хватало, Хиира.
– Так и сказала, – привлекает внимание Быка голос Варрика. – Мы без тебя, как без рук, бросай свою Инквизицию и поехали домой.
Бык усмехается. Ну-ну, «бросай Инквизицию». В глазах матери Хииры было столько гордости, когда она обводила взглядом замок, что такую фразу от нее не услышали бы никогда.
– А потом пришел Железный Бык. Мелкотня-то сразу к нему кинулась, все рогами его восхищались, а вот эти двое совсем не довольны были.
– Шеф сам тоже нервничал, – говорит Крэм. – Не знаю, почему.
– Чуял, видать, чем дело пахнет, – отвечает Варрик. – Он как к ним подошел – девчонка на одной руке, мальчишка на другой, а второй – за ногу уцепился, так папаша так на них зыркнул, что они сразу с Быка осыпались, как листочки по осени. А Инквизитор и говорит: «Это, – говорит, – Железный Бык, я о нем писала».
– И что?
– И ничего! Папаша как встал, так и стоял, только так взглядом Быка сверлил, что как тот не сгорел – до сих пор удивляюсь. А на лице выражение было – словами не передать! Ну, я ж говорю, то ли его удар хватит, то ли он Быка убьет.
– А шеф-то что?
– А что твой шеф… «Здрасьте» сказал. И Инквизитора обнял.
– У-у-у, – тянет Крэм.
Ох, и горазд врать этот гном – Бык даже восхищение какое-то чувствует. Ни ведь не скажешь, что врет, до того складно. Не висли на нем мальчишки – только мелкая на руки залезла, рога щупать. И Инквизитора он не обнимал, просто встал поближе. Толку-то обнимать, если и так все видно: и у нее на груди амулет поблескивает, и у него.
А вот взглядом Адаар его буравил, что правда, то правда. Молча, без единого жеста, безо всякого выражения на лице: так смотрят перевоспитатели, когда ждут решающего ответа. Бык тогда и переключился на мать Хииры, но и тут не вышло, улыбаться под ее взглядом не хотелось совсем.
– А Инквизитор и сказать ничего не могла, только стояла и смотрела, то на них, то на Быка. Никогда ее такой беспомощной не видел, – смеется Варрик.
– А родители-то что?
– Ничего. Посмотрели-посмотрели, потом Адаар говорит: «Значит, вот кто вы такой. И какую же должность вы занимали?» А когда Бык ответил, что он – Хисраад, так губы скривил, я думал, что сейчас плеваться начнет. А Бык ему говорит: «Какие-то проблемы, сэр?»
– Так и сказал? – удивляется Крэм.
«Не говорил!», – хочется крикнуть Быку. Какое там «проблемы», он под этими взглядами вообще рот открыть не мог!
– Да, только все промолчали. Они потом за стол сели, далеко были…
– Но ты же подслушал?
Быку не видно, но он готов поклясться, что у Крэма горят глаза и вообще весь он чуть ли не подпрыгивает. Интересно! Занятно! А то, что у его шефа может все покатиться к Архидемону, это так, пустяки…
– Да что там слушать, – отмахивается Варрик. – Там половина Скайхолда за этим столом собралась, все начали Инквизитора хвалить, восторги, рассказы про Корифея – даже я на их фоне выгляжу самым правдивым гномом в истории.
– Ну-у, – тянет Крэм. – Так не интересно.
– Зато потом, – говорит Варрик, и Бык готов поспорить, что он хитро щурит глаза, нагнетая атмосферу, – зато потом они пошли прогуляться по саду. Время позднее, там почти никого нет – лучшее место, чтобы поговорить, знаешь ли.
– И ты подслушал!
– И не я один, – смеется Варрик. – Мы с Сэрой на крыше сидели.
Бык чувствует какую-то дикую смесь из раздражения и восхищения. Конечно, теперь весь Скайхолд будет знать о его личной жизни – и не то, что он сам рассказал, тщательно взвешивая каждое слово, а преувеличенную в несколько раз хренотень! Но каковы засранцы – вот так, на крыше, подслушивать – это ж сколько наглости надо иметь. А Сэра и на себя не похожа – ни слова не сказала, не подколола, не ляпнула что-то бестактное в своем стиле.
– Да не тяни ты, рассказывай уже! – требует Крэм и подливает Варрику эль.
– Я тебе так скажу, парень: не надо было Инквизитору Быка с собой тащить. Глядишь, поговорила бы сама с родителями, они бы и успокоились. А тут представь: темень, луна – жаль, не полная, факелы, и эти четверо. Шеф твой еще сглупил, говорит: «Эх, сегодня в таверну не зайду, Дориан отыграться в «Порочную добродетель» никак не может, уже ящик тевинтерского мне проиграл».
– М-да, – говорит Крэм. – М-да.
Ну а что было ему говорить, если Хиира – вот она, рядом, спрашивает, почему он такой мрачный? Не скажешь же «Кадан, твои родители меня нервируют», вот и ляпнул первое, что в голову пришло. Папаша тут же, стоит, смотрит – от его взгляда мышью хочется стать. Куда уж там отговорки придумывать…
– А Адаар ему говорит: «Так и идите, вас тут никто не держит. Мы надеялись встретиться с дочерью и приехали к ней». Ну, Инквизитор на него зашикала, конечно, но Бык еще больше помрачнел – так и ушел бы, наверное, если бы она его за руку не схватила. И мамаша тут же – мы, говорит, вообще не думали, что у нашей дочери такой избранник. Мы, говорит, дали ей хорошее воспитание и надеемся, что она свяжет жизнь с серьезным молодым человеком, а не с наемником и, тем более, не с Хисраадом.
– А Бык что?
– Да ничего, сказал, что его зовут Железный Бык, и что он больше не Хисраад, и не кунари, и что между ними вообще общего много. Те двое скривились – мы, говорят, из Кун сами ушли, а тебя даже на это не хватило, все по подсказке. Кто, говорят, знает, вдруг ты до сих пор доносы пишешь и деточку нашу при первой же возможности в кандалы.
– Да не могли они так сказать!
– Сказали, – говорит Варрик. – Еще и добавили, что это не отношения, а так, развлечение. И что он Инквизитору голову задурил, Бен-Хазрат это умеют, а она вся такая наивная, поверила. И чтобы отстал от нее и шел искать себе девок в борделе. Я уж думал, они сейчас за мечи схватятся!
– А Инквизитор?
– Молчала. Побледнела вся, руки к щекам жмет, губы кусает…
Бык и сам прижал руки к щекам – чтобы не расхохотаться. Поганое настроение начало уходить: вот же гном, врет и не краснеет! Инквизитор бледная, посмотрите-ка.
Хохотать ему тем вечером точно не хотелось, чета Адаар одним своим видом могла заморозить весь Скайхолд. А уж когда они начали говорить… В чем-то гном не соврал: папаша действительно высказался относительно принадлежности Быка к Бен-Хазрат, сказал, что не для такого они дочь растили, и ей действительно нужен серьезный мужчина, а не он, Бык. А про кандалы – вранье, и про бордель – вранье. Ну, почти. Мать у Адаар выражалась красиво, как и все тамассран, лаконично – даже годы жизни в Ферелдене этого не исправили.
– Семья – самая большая ценность, что у нас есть, – говорит она. – Наша дочь и так рискует своей жизнью слишком часто, и без этих отношений. И я не думаю, что они… серьезны, вы же меня понимаете?
Не для тебя роза цвела, отвали, одноглазый.
И вот тогда вступила сама «роза».
– Я люблю его.
Странно, что Варрик об этом не упомянул. Какой бы ход был в книжке-то: после сакраментальных слов Бык падает на колени, а счастливые опомнившиеся родители рыдают друг у друга на плече. Счастливый финал.
Она никогда не говорила, что любит его – вот так, прямо, твердо глядя в лицо. Впрочем, она и тогда сказала это, глядя на родителей, а не на него. У него самого дар речи пропал – это точно. В отличие от ее родителей.
– Тебе кажется, что ты его любишь, – у ее матери мягкий, приятный голос и Быку не хочется его слушать. Никогда.
– Куда вы там собирались? В таверну? Вот и идите, нам нужно поговорить. И вас это не касается, – у Адаара голос не такой приятный – резкий, властный, как у самых жестких перевоспитателей, Бык даже задумался – а почему они сбежали-то, собственно?
– Касается, – говорит Хиира и слегка наклоняет голову. Бык знает это движение: Хиира наклоняет голову, начиная плести особо сложное заклинание, доказывая ему, что с его раной на дракона никто не пойдет, встречая венатори или красных храмовников. Это движение означает, что она приняла решение и никому не удастся ее переспорить, что прольется кровь, что она… готова пойти против родителей?
– Так ни до чего и не договорились, пофыркали друг на друга и разошлись, – говорит Варрик и отвлекает Быка от его мыслей.
Не договорились.
– Ну, тогда будем считать, что все уже сказано, – говорит мать Хииры и раздраженно поводит плечами.
В эту ночь Хиира долго не засыпает, уткнувшись носом ему в шею и прижавшись так крепко, что амулет из драконьего зуба впивается в кожу. Но когда он тихонько окликает ее по имени, ее глаза закрыты, а дыхание – ровное и мерное. Слишком ровное и мерное.
Быку опять невесело, Варриковы россказни улучшили настроение на каких-то несколько минут. Что может быть проще – сойтись с кем-то, подружиться, найти общий язык? Но с четой Адаар Бык не то, что не хотел, попросту не мог найти общий язык – его собственный намертво прилипал к зубам под этими презрительными, ледяными взглядами.
– Ну, не знаю, – слышит он голос Крэма. – Перегнули они палку, любит шеф Инквизитора, это ж всем видно.
– Да на кухне уже пари заключают, расстанутся они или нет, и через сколько, – Варрик усмехается, но как-то невесело. – Ты же видел, как Инквизитор на родителей смотрит, разве она пойдет против их решения?
– Она и на Быка смотрит! – упрямо отвечает Крэм. – И еще как! Не такая она, чтобы из-за родителей с ним расставаться, она же Инквизитор!
– А ты романтик, парень, – говорит Варрик и доливает себе эля. – За это и выпьем.
Бык решительно поднимается и выходит из таверны. Крэм – славный парень, так трогательно верит в хорошие концы. А вот сам он уже начал сомневаться.
– Уезжают, да! Рога полировал все утро, в комнате потом так воняло!
Одна из служанок ойкает и скрывается в дверях под мрачным взглядом Быка. Да уж, наверное, Адаар привез с собой бальзам для рогов. Бык бы все отдал за бутылочку бальзама – и вовсе он не воняет, вообще без запаха.
Начищенные рога блестят на солнце: Адаар неспешно прогуливается перед тренировочной площадкой, ждет свое семейство. При виде его Быку опять хочется спрятаться в какую-нибудь щель, но он, вздохнув и расправив плечи, подходит ближе.
Адаар словно и не замечает его, продолжая расхаживать – взад-вперед, взад-вперед. Он щурит глаза на рассветное горное солнце и кривит губы, и Бык думает, что же такого ему сказать, когда Адаар бросает, словно в пустоту:
– Я уважаю свою жену. Я люблю ее. Я принял решение уйти из Кун, когда понял, что хочу быть с ней – до старости, хочу растить ее – наших – детей. Я принял это решение сам. И она его приняла сама. Никто нас не подталкивал и не уговаривал, мы ни с кем не советовались.
Бык молчит, шагая неподалеку от него: взад-вперед.
– Я отказался от своей жизни ради своей семьи, – говорит Адаар негромко и веско. – И ни разу об этом не пожалел.
Бык останавливается и кивает в сторону таверны: заспанный Крэм едва ли не за шиворот тащит такую же сонную Скорнячку во двор, следом плетутся остальные – с недавних пор они пытаются бегать вместе с храмовниками и магами.
– Вон там – моя семья. Они и еще ваша дочь, – говорит он. – И я не жалею, что отказался от своей жизни ради них.
Адаар бросает мимолетный взгляд на разношерстную компанию и пренебрежительно фыркает.
– Семья собутыльников, – роняет он.
– Семья, – повторяет Бык. – Семью не выбирают.
– Но ты-то выбрал, – отвечает Адаар, останавливается и впервые смотрит на Быка – прямо, оценивающе и серьезно. – И что, тебе нравится твоя новая жизнь?
– Да она не особо-то отличается от старой, – удивленно говорит Бык. – Разве что не чувствуется никого за спиной. Если вы понимаете, что я хочу сказать. Сэр, – добавляет он, помолчав.
Молчит и Адаар. Потом пожимает плечами и опять фыркает.
– Каждый из нас понимает, – говорит он.
– И да, мне нравится моя жизнь, – твердо говорит Бык. Будь что будет, в самом деле: – И ваша дочь – не просто мимолетное увлечение. И мои люди – лучшая семья в мире. Сэр.
Адаар словно не замечает его последних фраз – лишь слегка качает массивной головой. Хиира тоже так делает, когда задумывается, вспоминает Бык.
– Нам долгое время было тяжело привыкать к новой жизни, – говорит Адаар. – Но мы, конечно, не развеселые наемники.
Яда в его голосе столько, что мадам де Фер обзавидовалась бы. Козел рогатый. А рога-то, рога – блестят!
– Здесь тоже непросто, – неожиданно даже для себя говорит Бык. – Бальзама для рогов нет, а они чешутся, заразы…
На каменном лице Адаара проступает удивление – еще немного, и он покрутит у виска пальцем, и будет совершенно прав. Идиот ты, Бык, твоя репутация для этой семейки и так болтается где-то на дне болота, а ты сейчас еще и камнем сверху придавил. Молодец.
Покрутить пальцем у виска Адаар не успевает – по лестнице спускается его жена под руку с Хиирой, скатывается малышня. Хиира выглядит уставшей и бросает на Быка и родителей отчаянные взгляды – а чего ты ждешь, девочка? Не убили друг друга, и то хорошо…
– Я сейчас, – говорит Адаар. – Забыл кое-что.
Мальчишки, размахивая деревянными мечами, уносятся в сторону ворот, а Бык тащится за Хиирой и ее матерью – мелкая опять залезла к нему на руки, аккуратно трогает рога, прикасается к своим – словно сравнивая.
– У меня тоже такие будут?
– Красивее, – говорит Бык. – У тебя будут красивые загнутые рога, почти как у папы.
– Быстрее бы, – нетерпеливо говорит мелкая и ерзает у него на руках.
Тамассран залезает в повозку молча, долго не отпускает руку Хииры и даже не смотрит на Быка, словно и нет его. Наконец, приходит Адаар, и все семейство рассаживается на жестких деревянных сиденьях: мальчишек одергивают, мелкую Адаар берет на руки – она морщит нос и трет кулачками глаза.
– Счастливого пути, – дрогнувшим голосом говорит Хиира и берет его за руку.
– Приезжай хотя бы в гости, – просит ее мать и только теперь переводит взгляд на Быка. – До свидания.
– Удачи, – кивает он.
– До встречи, Хиира, – говорит Адаар и добавляет, обращаясь к детям: – Попрощайтесь с дя…кхм… с Железным Быком.
Дети пищат и машут руками, Бык машет в ответ и смотрит на Адаара, который сухо и коротко кивает ему, но все же добавляет:
– До встречи.
– Кажется, ее не будет, – говорит Бык Хиире, глядя на удаляющуюся повозку.
– Привыкнут, – говорит она, но уверенности в ее голосе нет.
После обеда Хиира заходит в таверну и сует Быку обернутую в бумагу бутылку. Фиолетовые глаза смеются, хотя лицо ее – серьезно, и Бык разрывает бумагу. К бутылке из темного стекла прикреплена записка, написанная твердым, уверенным почерком: «Если кончится – пришлю еще. У меня есть свои каналы в Киркволле».
Несколько слов – без имен, без обращений, без каких-либо признаний, а Быку хочется хохотать во все горло, грохнув об пол кружку с крепким элем. Он ограничивается лишь тем, что сжимает своего Инквизитора в объятьях и вполголоса, на ухо, тянет: «Хи-и-и-р-р-р-а-а».
Он бы никогда не подумал, что коротенькая записка, приложенная к бальзаму для рогов, может сделать его таким счастливым.
А о россказнях он с Варриком все-таки поговорит.
|
|