[dragonage-ton]

Для:  Somniary
От:  Батори
Название: Проклятый круг
Категория: джен
Жанр: общий
Персонажи: ж!Хоук, Андерс, Фенрис
Рейтинг: R
Размер: миди, 6 243 слова

Андерс проснулся от того, что яркие солнечные лучи светили прямо в глаза. Первые солнечные лучи спустя нескольких месяцев нескончаемого сезона ливней. Маг нахмурился и перевернулся так, чтобы лицо оказалось в тени. Обычно Андерс любил солнце и теплые, напоенные солнечным светом, дни, но сегодня…
Сегодня он предпочел бы меньше света, который всегда выявляет скрытое, не предназначенное для любопытных глаз.
Андерс неспешно поднялся и окунул лицо в таз с дождевой водой. В голове было до странного пусто. Справедливость не давал о себе знать ни единым всплеском гнева или раздражения. Ничего. Просто гулкая, как эхо в пещере, пустота. Но руки мага слегка подрагивали. Андерс поджал губы и стиснул ослабшими пальцами полотенце. Никто не мог винить Андерса в этом малодушии, только последний дурак не боялся бы того, что сделал, и того, что еще только предстоит сделать.
Хуже всего для Андерса было то, что он не мог никому рассказать и ни с кем разделить свой тяжелый груз. Даже с Хоук. Маг знал ее много лет, дольше, чем кого-либо в Ферелдене и здесь, в Вольной Марке. Хоук была ему почти что семьей, но Андерс не мог замарать своим решением еще и ее руки.
Нет. Он всегда был и будет один. Он и Справедливость. Никто больше не должен принимать такие решения. Никто и не осмелится. Все всегда оставляют пути для отступления, но Андерс сжег эти пути и эти мосты дотла – для себя и для сотен других. Справедливость считал, что так будет правильно.
Андерс отбросил смятое полотенце и уставился в стену невидящим взглядом, прислушиваясь к биению собственного сердца. Размеренно и постоянно сердце качало теплую кровь, быть может, сегодня чуть быстрее и чуть более рвано, чем всегда.
Маг резко тряхнул головой и затянул на талии пояс мантии, после чего вышел из своей лечебницы. По пути из Клоаки ему встретился улыбчивый ферелденец, которого он лечил неделю назад. Он был из Ферелдена, вкалывал на Костяной Яме и упал с большой высоты, сломав себе ногу так, что обломок кости проткнул кожу, а в рану попала грязь, образовав страшное нагноение. Андерсу пришлось удалить ногу, чтобы спасти парню жизнь. Сейчас парень сидел, привалившись спиной к покореженному бочонку и улыбнулся при виде Андерса.
– Как оно, ничего? – хрипло спросил он. – Жара сегодня, да. Парит, как перед дождем. То ли дело у нас в Ферелдене, верно? Никакой парилки. Где гром – там и дождь.
Андерс улыбнулся парню в ответ и только заспешил дальше. Ему хотелось бы успеть заскочить к Варрику, прежде чем грянет гром. К вечеру, возможно, он пронесется над Киркволлом вместе с собирающейся над горизонтом черной грозой.
И гром грянул. Он промчался низким раскатом по потемневшему небу, когда Андерс узнал о том, что Мередит собирается обыскать Казематы в поисках магов крови. Не было их там, этих магов крови, а если и были, то молитвами Мередит и появились, и Справедливость внутренне подтолкнул Андерса к церкви. С мгновение маг с сомнением смотрел на тяжелую, в золоте, дверь, где сиял лик всеблагой Андрасте, после чего коротко прошептал заклинание и поспешил прочь, защитить тех, кого еще можно было защитить. По дороге ему то и дело попадались закованные и вооруженные до зубов храмовники. Они загоняли людей в дома, очищали рыночную площадь. Недобрый знак.
Голоса Орсино, Мередит и Хоук Андерс услышал еще до того, как увидел их самих. Хоук стояла так, чтобы в любой момент встать между Орсино и рыцарем-командором и в очередной раз предотвратить неминуемый скандал. Андерса всегда удивляла эта ее готовность свести все к миру. Это ее здорово выматывало. Грызня между магами и храмовниками стала круговоротом жизни Хоук, и Андерс хорошо понимал, как ей приходилось нелегко. Вот и сейчас – взъерошенная, словно ее подняли с постели и притащили сюда, разнимать пышущих яростью врагов – Хоук стояла, устало ссутулив плечи и переводя тревожный взгляд с Мередит на Орсино.
– Должно быть какое-то иное решение! – донесся до Андерса голос Хоук. – Нельзя просто взять и вломиться к магам, хватая тех, кто не по вкусу только потому, что вам всюду мерещатся маги крови, Мередит!
– Мерещатся? – Ярко-синие глаза храмовницы вспыхнули недобрым огнем. – Да как вы можете говорить мне так, когда вашу мать убил маг крови! Вы не хуже моего знаете, какое зло несут в себе эти малефикары, Защитница! И вы их покрываете?
– Защитница не покрывает магов крови, Мередит! – повысил голос Орсино. – Она защищает тех, кто ни в чем не виноват и не заслуживает вашего гнева!
– Мне все равно! Я войду в Казематы, и ты не посмеешь меня останавливать, маг!
– Мы увидим, что на это скажет преподобная мать.
– Ничего не скажет, – громко сказал Андерс.
Головы присутствующих резко повернулись к нему. Мередит шагнула вперед, яростно буравя его глазами, Орсино с опаской нахмурился, и лишь Хоук с Варриком быстро переглянулись, после чего посмотрели на целителя как-то странно. Устало и слегка раздраженно.
– Объяснись, маг! – чуть ли не прорычала Мередит. Лицо ее перекосилось и было совсем безумным. Она уже давно спятила, эта ужасная женщина, но почему никто и никогда в это не верил? Стоит только посмотреть в эти глаза с лопнувшими капиллярами, отчего весь вид ее отдает слабоумием – и можно понять, что перед тобой чудовище, а не человек. Андерс слегка отступил перед напором храмовницы и коротко выдохнул, отдельной частичкой сознания ощутив, как наложенное им заклинание под сводами Церкви начинает действовать. Как вспыхивают искры, жадно лижут холодный взрывчатый камень, который он составлял из селитры и драконьего камня, едва дыша, скорчившись у огня и вздрагивая от каждого шороха…
Земля под ногами затряслась, точно снизу в нее билась армия огров. Невыносимый грохот заложил уши, несколько храмовников бросились вниз, на землю, зажимая уши. Мередит резко обернулась, чтобы увидеть, как Церковь, охваченная алым огнем, взлетает в воздух, разбиваясь на куски из мрамора, камня и золота, после чего разрушительной волной проносится над городом. Уничтоженная в пыль, в прах, в ничто.
Как и Эльтина. Как и все мосты для отступления.

… – Я знаю, что ты хочешь сказать мне, Хоук.
– Правда?
Андерс не стал оборачиваться на ее голос. Он сидел и смотрел, как горит Киркволл, прислушивался к звону оружия в других кварталах и предсмертным крикам. На улицах уже вовсю кипела битва – Орсино не стал дожидаться, пока храмовники перебьют их в Казематах, и вывел учеников на улицы, прикрывая отход самых младших членов Круга. У них будет шанс сбежать через катакомбы, пролегающие под всем Киркволлом, если храмовники будут заняты уничтожением остальных и не станут разделять силы.
Тела убитых храмовников валялись тут и там. Мимо них туда-сюда сновали друзья Хоук, попеременно бросая на саму Защитницу и Андерса то беспокойные (на нее), то злые (на него) взгляды. Андерс их понимал. Но ему не было жаль.
– Я знаю, что ты считаешь меня виноватым за все это. Но так должно было случиться.
– Ты сам так решил, или твой ненаглядный и неразговорчивый дух тебе подсказал?
– Можешь злиться, сколько хочешь, но дело уже сделано. – Андерс ссутулил плечи и опустил голову. – Магам давно следовало показать храмовникам, что их нельзя так просто подавить, нельзя убивать только потому, что мы – маги. И если придется, я отдам жизнь за свои убеждения. Но это уже ничего не изменит. И не остановит.
Андерс чувствовал присутствие Хоук совсем рядом. Он мог даже представить выражение ее лица – слишком уж хорошо он узнал ее за все эти годы, проведенные рядом. Сейчас у нее наверняка опустились уголки губ, придавая лицу скорбное и одновременно жесткое выражение, какое появлялось на лице Защитницы каждый раз, когда она злилась или чувствовала разочарование.
– Ты обрек всех этих людей не смерть, Андерс – и ради чего? – хрипло заговорила Хоук. Под ее сапогами заскрипели камни и пыль. – Что должно измениться? Магам не победить в войне, которую ты развязал, их перебьют, всех, до каждого ребенка. Ты подумал о них? Ты подумал о Бетани? Она там, в Казематах! И ее, возможно, убьют – из-за тебя!
Голос ее сорвался на крик. Варрик, стоявший неподалеку, вздрогнул. Никто и никогда не слышал, как Хоук кричит. За ней этого никогда не водилось. Даже когда погибла Лиандра, Хоук не билась в истерике и не кричала. Она в ледяном оцепенении провела все необходимые ритуалы погребения и до конца года оставалась похожей на ледяное изваяние, разучившееся что-либо чувствовать.
– Ты не позволишь Бетани умереть, – спокойно отозвался Андерс, чувствуя спиной ее бешеный взгляд. – Ты ее спасешь.
– Снова решаешь за всех нас, да, Андерс?
– Перестань читать мне нотации, Хоук. Я сделал то, что сделал. И это стоит всего.
– А что ты предлагаешь делать всем нам? Встать на пути у храмовников? Развязать окончательно твою чертову войну?
– Это уже решать тебе, Хоук. Лично я собираюсь сделать именно так.
Раздался короткий, злой смешок. Хриплый, нехороший, точно Хоук отплевывала кровавую мокроту.
– Нет, ты не собираешься.
Андерс глубоко вздохнул и распахнул глаза, когда остро заточенный, кривой клинок Хоук прошил его спину и вышел через грудь, пропоров мантию. Руки судорожно дернулись, чтобы закрыть рану и наложить на нее лечебное заклинание, но руки не слушались, а лишь безвольно повисли вдоль тела, накренившегося вперед.
Андерс неловко завалился на бок, истекая кровью. Она толчками выливалась из раны, пропитывая сухой песок под ногами. Небо над головой заволокло чернотой, уже близко пророкотал гром. Хоук склонилась над Андерсом, коротко взглянув в его потухающие глаза, после чего, поджав губы, резким движением вынула кинжал из тела и сжала его в потной ладони. За спиной ее клубились тени. Мерцающие. Сгущающиеся. Вскоре не осталось ничего, кроме белого полотна ее лица и яркой синевы ее глаз. Холодных. Как осколки льда. Как озеро Каленхад зимним ясным днем. Как…
– Ты и так слишком далеко зашел, – прохрипела Хоук скрежежущим голосом, похожим на рокот моря, налетавшего на острые камни Рваного берега.
Дурацкое название. Рваный берег. Когда-то Хоук спрашивала, почему у него такое название.
И вправду…

Андерс проснулся от того, что яркие солнечные лучи светили прямо в глаза. Первые солнечные лучи спустя нескольких месяцев нескончаемого сезона ливней. Маг нахмурился и перевернулся так, чтобы лицо оказалось в тени. Обычно Андерс любил солнце и теплые, напоенные солнечным светом, дни, но сегодня…
Где я?
Андерс резко распахнул глаза и уперся взглядом в свою подушку. Она досталась ему от матери – единственная вещь, что связывала мага с детством и драгоценными воспоминаниями о лучших временах. Подушка была старой, измочаленной, тысячи раз зашитой и украшенной грубыми стежками, заплатками и швами, и где она только не была, эта подушка. Перед тем, как начать выполнять свой план, Андерс пытался подарить подушку Варрику – он и сам не понимал, зачем. Наверное, просто было бы слишком жаль оставлять ее в Клоаке, где, быть может, ее новый владелец будет неаккуратен и окончательно дорвет дорогую сердцу Андерса вещь. Как глупо.
Маг перевернулся на спину. Он был в своей лечебнице, в Клоаке, на своей постели – если постелью можно было назвать набитый тряпьем матрас и тонкое одеяло. Сквозь дыры в стенах и потолке пробивался яркий солнечный свет, и можно даже было рассмотреть пыль, лениво и медленно плывущую в снопах этого нестерпимого света.
Почему я живой?
Маг поднялся с постели. Его мантия лежала, аккуратно сложенная, как вчера, рядом, привычно прислоненный к стене, стоял и посох. Все так же, как и вчера. Так же, как и вчера, на покореженном столе стоял таз с дождевой водой, чуть мутноватой от вездесущей пыли и песка. И стояла невыносимая духота, хотя по прикидкам Андерса, лишь недавно рассвело.
Он ощупал себя. Точно помня, куда вошел клинок Хоук, Андерс коснулся спины, а потом и груди руками. Ничего. Бледная, горячая кожа со старыми, давнишними шрамами еще времен Круга и Амарантайна, но никаких свежих ран. Вообще ничего.
Андерс схватил мантию. Цела. Никаких рваных дыр от клинка. Все так, как он оставил на ночь.
Маг наспех натянул мантию через голову, схватил посох и вышел из лечебницы. Клоака тихонько гудела, как и каждое утро в течение шести лет, что Андерс пробыл здесь. Туда-сюда сновали нищие в обносках, чумазые дети постарше ковырялись в отбросах, а дети помладше терпеливо ожидали своей очереди, чтобы подобрать то, что осталось от старших детей. Везло им редко.
– Как оно, ничего? – хрипло протянул знакомый голос откуда-то снизу. Андерс вздрогнул и опустил голову. Молодой ферелденец из Костяной Ямы сидел, привалившись спиной к покосившейся бочке и баюкая в руках обрубок ноги. Темные волосы его были растрепаны, под глазами залегли круги, но все же он улыбался искренне и тепло, точно день у него складывался удачно. – Жара сегодня, да. Парит, как перед дождем. То ли дело у нас в Ферелдене, верно? Никакой парилки. Где гром – там и дождь.
Капля холодного пота медленно сползла вниз по спине Андерса, мелкая, нервная дрожь пробежала по телу.
Я уже слышал это.
– Думаю, к вечеру дождь будет. И сильный. Опять в Клоаку натечет, – продолжал ферелденец. – Но мы-то привычные, нам не привыкать. За ногу только переживаю. Распухнет ведь. Ничего сделать нельзя?
Андерс не сводил взгляда с парня, ощущая, как начинают дрожать колени.
Почему он говорит все снова и снова? Почему я слышал это вчера?
– Церковь, – выдавил наконец Андерс.
– Сходить в Церковь? – Парень лукаво улыбнулся. – Да я не доковыляю даже до Нижнего города. Хотя в Церковь неплохо было бы. У них там эти, младшие сестры, варят мази для таких, как я. Но нужно еще очередь отстоять, вы же знаете. Куда я со своей ногой, да еще по такой жаре в очередь сунусь?
Андерс нервно облизал губы.
Церкви больше нет! Она разрушена! Ее просто не может быть!
– Я слышал, что сегодня Эльтина собирается читать проповедь, – продолжал ферелденец, словно не замечая застывшего мага и выражение ужаса на его лице. – Что-то там про темные времена и силу единства. Я бы сходил. Люблю слушать ее проповеди. Они успокаивают. Кажется, что не все так плохо, как есть на самом деле, м?
Андерс кивнул, лихорадочно соображая. Церковь, стало быть, уцелела. Церковь на месте. Эльтина жива. Все так же, как было в то самое утро.
Все так же, словно это снова то самое утро.
– Так что?
Андерс моргнул.
– Что?
Ферелденец вздохнул и слегка покачал головой.
– На счет ноги? Нельзя что-нибудь сделать?
Андерс мельком взглянул на культю и поджал губы. Ему не терпелось уйти в Верхний Город, чтобы убедиться во всем самому.
– Прости, ничем не могу тебе помочь.
– Жалко, – вздохнул парень. – Но мой папаша говорил, что раз болит – то значит, заживает.
Маг быстрым шагом прошел по Клоаке, вверх, быстрее и быстрее, иногда сбиваясь с шага и спотыкаясь о полы мантии. Было действительно жарко. На небе яростно пылало утреннее солнце, но на горизонте действительно клубился темный грозовой фронт. Пока же не было даже ветерка, принесшего бы хоть какое-нибудь облегчение от невыносимой духоты, в которой вся вонь Киркволла становилась много острее.
В Верхнем Городе было чуть легче – хотя бы из-за того, что везде, где только можно, росли вездесущие вьюнки и виноградные лозы, дающие редкую тень. Некоторые торговцы квартала поливали раскаленные плиты под ногами водой, так, что запах прибитой пыли наполнял ноздри. Андерс свернул по мокрым плитам к Церкви и остановился, судорожно стискивая пальцами твердое, гладкое дерево без единой неровности и шероховатости.
Церковь была на месте и нетронута. Все тот же всеблагой и всепрощающий лик Андрасте, отлитый из золота, нестерпимо сиял на высоких дверях красного дерева. Все те же песнопения доносились из маленьких окон.
Все, как всегда.
Этого просто не может быть. Я знаю, что произошло. Я помню, что я сделал!
Опасливо Андерс вошел в благословенную тень и прохладу, таившуюся под сводами Церкви. Внутри было полно народу – преимущественно, бедняки, которым негде было спрятаться от пекла в своих норах в Нижнем Городе и Клоаке, где дома были построены так, что внутри всегда была жара летом и невыносимый холод зимой. Мягко горели свечи, источая повсюду навязчивый и тяжелый запах ладана.
Убедившись, что никто за ним не смотрит, Андерс проскользнул в сторону жилых помещений для церковников и толкнул узкую дверь, ведущую вниз по темной лестнице, в подвалы. Дохнуло сыростью, влажной и липкой. Андерс негромко зашептал, призывая мягкий, сияющий шарик, источавший рассеянный голубой свет, после чего зашагал вперед, желая убедиться в том, что уже и так знал.
Его смесь из селитры и драконьего камня лежала там, где он и оставил ее в прошлый раз, спрятанная в комнате, заваленной всяким ненужным хламом – никогда не найдешь, если не присмотришься. Едва заметно тлеющий огонек подсвечивал кончик веревки, тянущейся к взрывчатке. Стоит Андерсу прошептать заклинание – и он вспыхнет, и Церковь взлетит на воздух, превращаясь в пыль.
Она ведь и взорвалась.
Андерс видел это своими глазами.
Но почему…
На негнущихся ногах Андерс вышел из комнатки и зашагал по лестнице, свернул по коридору и чуть не сбил с ног преподобную мать. Эльтина покачнулась, но на ногах устояла, прижав руку к груди.
– Что вы здесь делаете?
– Я заблудился. Прошу прощения.
Эльтина перевела дыхание и слабо улыбнулась.
– Понимаю. В последнее время мы все, кажется, заблудились и ходим кругами в темноте. Берегите себя, сын мой. Да пребудет с вами Создатель.
Женщина посторонилась, дав Андерсу пройти обратно в залу. Маг быстро проскользнул мимо нее и нервно передернул плечами. Он еще ощущал взгляд Эльтины на себе, той, что должна быть мертва вместе со своей Церковью и разговорами о перемирии.
Андерс знал, что церковница не поверила в то, что он заблудился.
Уж слишком давно он здесь примелькался для того, чтобы заблудиться в знакомом месте.
После полумраке церкви солнце больно ударило по глазам. Андерс прищурился, давая зрению попривыкнуть, после чего медленно спустился по лестнице. В голове роились мысли. Тысячи мыслей.
Быть может, стоит зайти к Хоук?
Его передернуло. Спину вновь пронзило эхо вчерашней (а вчерашней ли?) боли от клинка, пронзающего плоть. Она убила его.
Убила меня во сне?
Это был просто сон, Андерс.
Но почему такой яркий?
Вот и он, особняк Хоук. Стены и колонны были плотно увиты темно-зелеными побегами плюща. С двери хлопьями слетала краска от резкой перемены сезонов дождей и палящих солнечных лучей. На стук быстро и проворно открыл вечно молчаливая Орана. За годы работы у Хоук она научилась не вздрагивать и не закрывать руками голову, точно в любой момент в нее швырнут камнем, но в глаза по-прежнему боялась смотреть.
– Госпожа сейчас отдыхает, мессир, – тихо произнесла эльфийка, закрыв за Андерсом дверь. – Но я сообщу ей о вашем приходе.
Словно бы в подтверждение слов Ораны, из библиотеки Хоук донесся хриплый мужской смех и голос Фенриса. Андерс чуть ухмыльнулся. Он никогда еще не слышал, чтобы этот вечно угрюмый эльф смеялся.
– Что? Я тебе серьезно говорю, так оно все и было! – вторил смеху мягкий, искрящийся теплом голос Мариан Хоук.
– Кто бы что ни говорил, но до таланта Варрика в умении заливать тебе еще расти и расти.
– Да ну тебя.
Орана слегка покачала головой, тихонечко пробралась к двери и заглянула в щель. Впалые щеки ее слегка вспыхнули.
– Госпожа, к вам мессир Андерс, – пролепетала она, опустив глаза. – Я не хотела вас беспокоить, но вы обычно…
– А с каких это пор, чтобы войти в мой дом, кому-то нужно приглашение? – фыркнула Хоук и уже громче добавила: – Андерс, заходи уже, не дергай Орану по пустякам.
В библиотеке Андерса встретил мягкий, рассеянный свет ламп за плетеными абажурами и зрелище Хоук в одном домашнем одеянии. Женщина сидела в кресле, свесив босые ноги с правого подлокотника, а Фенрис сидел рядом, на полу, точно верный мабари и сжимал в руке книгу. На нем не было рубашки, и сидел он в каких-то несуразных, явно домашних, штанах. Странное это было зрелище. Уж кого-кого, а Фенриса было очень сложно представить в домашней, уютной обстановке и без привычных доспехов с шипами на каждом видимом месте. Так же сложно, как и представить его с Хоук. От них так и веяло совершенно чуждой сейчас для Андерса теплотой и любовью друг к другу.
А мы и не знали, что Фенрис теперь к ней переехал.
Это не твое дело.
При виде Андерса в глазах Фенриса появилось уже знакомое магу злое, холодное выражение. Слегка сжав пальцами ступню Хоук, эльф решительно поднялся на ноги.
– Куда это ты? – нахмурилась женщина. – Ты нам не помешаешь.
– Я на кухню, – с многозначительным вздохом ответил Фенрис. Эльф даже удержался от привычных колкостей и грубости. Правда, уходя, он не преминул задеть Андерса плечом. Уже достижение. Верно говорят – любящая женщина творит с мужчиной чудеса.
– Садись, – улыбнулась Хоук, когда за Фенрисом захлопнулась дверь. – Давно ты уже ко мне просто так не заходил. Все сидишь у себя в Клоаке, носу не кажешь, а как листовки принести да распихать у меня по книгам – так это ты тут как тут. Когда только успеваешь?
Андерс остался стоять, глядя на Хоук сверху вниз. Она выглядела совершенно безобидной и расслабленной, теплой, почти домашней, точно избалованная киркволльская кошка. И счастливой. Волосы ее неряшливо торчали во все стороны – она явно недавно проснулась. Никаких доспехов, никакого оружия. И добрый, всепрощающий взгляд этих странных ярко-голубых, почти синих, глаз. Ничего. Ничего, что говорило бы Андерсу о том, что она убила его.
Видит Создатель, он знал, что она это сделала. Что она на это способна. Но сейчас, глядя на нее, не мог в это поверить.
– С тобой все в порядке? – уже встревоженно спросила Хоук и убрала ноги с подлокотника, усевшись прямо и спустив ступни на пол. – Выглядишь неважно. Все хорошо?
– Просто… плохо спал, вот и все, – неловко ответил Андерс.
Какая-то глупость. Не могла она так поступить взаправду! Мы друзья! Всегда были друзьями. Хоук никогда бы не убила меня. Это был просто глупый сон. Сон и немножко собственной фантазии.
– Точно? А то ты знаешь – если вдруг что, то я помогу.
– Верю, Хоук. – Андерс нашел в себе силы растянуть губы в улыбке. – Это же ты. Всем всегда помогаешь. Хочется нам, или же нет.
– И всегда оказываюсь права, кто бы подумал! – Хоук слегка склонила голову набок. Все знакомые жесты. Андерс знал каждый из этих жестов. Как Хоук поворачивает и наклоняет голову, когда задумывается. Как переносит вес с правой ноги на левую, так, что переход от талии к бедрам становится заметнее. Как отбрасывает волосы с лица – не нервно и раздраженно отводя прядь за ухо, как Авелин или Изабелла, а всей пятерней заводя коротко остриженные волосы к затылку. Знакомая, как собственные пальцы, Хоук. Мирная и безопасная – для него.
Как глупо было вообще думать об этом сне.
– Но все же мне кажется, ты сегодня сам не свой, – поджала губы женщина. – Хочешь, я попрошу Орану сделать тебе чай? Она в последнее время увлекается разными лекарственными травами, и теперь варит мне свой особенный успокаивающий чай. Не знаю уж, что она туда кладет, но сплю я, как убитая.
Сплю, как убитая.
– Ты смотри, поосторожнее с ее варевами, – покачал головой Андерс. – А то так глядишь, еще и отравит. Кто тогда будет Киркволл от бед защищать?
– Не смешно, – нахмурилась Хоук. – От Ораны я в последнюю очередь ожидаю ножа в спину.
Ножа в спину.
Она специально это сказала?
Андерс нервно посмотрел на Хоук. Та ответила ему недоуменным взглядом.
– Ты чего?
– М?
– Ты так смотришь, точно вот-вот стрекача дашь. – Хоук встала и сложила руки на груди. – И весь какой-то нервный. Что-то произошло?
– Нет. – Андерс сделал пару глубоких вдохов, прислушиваясь к дому. Тихий и уютный. С кухни доносилось мирное лопотание Сэндала и чуть подрагивающий голос Бодана, звон посуды и шелест метлы по полу. С треском захлопнулось окно. Андерс поджал губы и перевел взгляд на Хоук. Она стояла, глядя на него, чуть сощурившись. Недобрый знак. – Но может случиться.
– В каком это смысле? – резко спросила Хоук. В ее голосе появились уже знакомые, стальные нотки. Никакой веселости и бравады.
– Я… я не могу тебе сказать. Просто… не ходи сегодня никуда.
– Андерс…
– Просто не ходи. Пожалуйста. Один вечер посиди дома. Устрой званный вечер, например.
– Андерс, зачем тебе все это? К чему ты вообще все это говоришь?
– Я просто прошу тебя об одолжении. Не высовывайся сегодня.
– Что ты задумал?
– Хоук, просто сделай, как я прошу.
Наступило молчание. Хоук нахмурилась, так, что между бровей у нее пролегла морщинка. Андерс вдруг подумал, что ей, наверное, уже около тридцати лет. И уже морщинки. У внешних уголков глаз, в уголках губ, между бровей, на лбу…
– Хорошо, – наконец, сказала она. – Но потом ты все объяснишь мне. Обещаешь?
Андерс облегченно улыбнулся.
– Я обещаю тебе, Хоук. Мы сядем, и я буду весь день жевать тебе уши.
– Все обещаешь да обещаешь. Но так что на счет чая? Не передумал?
– В другой раз, Хоук. Честно. Не хочется обижать Орану.
Когда за Андерсом закрылась входная дверь, сердце глухо пропустило один удар.
Я просто хочу все проверить. Хочу удостовериться, что это был всего лишь сон, плод лихорадочного воображения.
Именно поэтому я все это и делаю. А Хоук будет дома. В безопасности. И не сможет помешать.
На душе все равно было неспокойно. Наверное, ему стоило довериться Хоук. Рассказать ей. Она бы поняла. Она всегда все понимала. Быть может, так было бы лучше. Ведь она – Защитница. К ней прислушиваются.
Но вернуться у Андерса не хватило духу. Он лишь нервно расправил плечи и направился бродить по городу, ожидая заката. На закате, во время вечерней молитвы, он взорвет Церковь.
На закате пути назад уже не будет.
Все получится. Должно получиться.
… вот только не так, как Андерс того желал.
После того, как Церковь взлетела и разорвалась на куски и мелкий щебень, Андерс снова оказался в Верхнем Городе. Стражники Авелин пытались сдержать бой, разразившийся между магами и храмовниками, но они прорывались. С верхней площадки Андерсу было видно, как горят портовые кварталы и весь Нижний Город. Одни лишь Казематы пока были окутаны темнотой и тишиной, но и это ненадолго. Маги разбежались по всему городу, пытаясь отвлечь внимание храмовников и дать время магам в Казематах собраться и дать отпор.
Весь город будет гореть. Уже скоро.
Видит Создатель – Андерс не хотел думать о друзьях Хоук, оставшихся там. Он лишь надеялся, что они успеют сделать... что-нибудь.
Андерс поджал губы и быстро побежал вперед, оставив жуткое зрелище за спиной. Взрыв, прокатившийся над всем Верхним Городом, оставил свои следы. Тут и там валялись куски камней, обрывки одежды, повсюду пыль и мелкие щепочки, обрывки бумаг, и над всем этим – крики, стоны и вопли тех, кто все еще оплакивал Церковь.
Впереди показалась знакомая фигура. Андерс прибавил шагу. В глаза ему бросились белые, сейчас перепачканные Создатель знает в чем волосы и знакомое лицо. Фенрис. Эльф стоял на коленях, баюкая что-то в руках. Плечи его мелко подрагивали.
– Фенрис! Что ты…
Рядом с Фенрисом оказался Варрик. Быстро что-то сказав, он поднялся на ноги и преградил Андерсу дорогу. На щеке его красовался огромный рубец, он пересекал бровь, скулу и тянулся к подбородку, по пути искривив уголок рта.
– Не лезь туда. Там Хоук.
– Что Хоук делает там? Она должна быть дома!
– Она и была. Они с Фенрисом сидели дома, и до того, как все… все началось, они пошли к Церкви. И были рядом, когда…
Как холодно.
Почему здесь так холодно?
– Она ранена? – глухо спросил Андерс, прекрасно зная, какой услышит ответ.
– Она мертва.
Из горла Фенриса вырвалось рычание. Андерс только сейчас заметил, что руки у него все в крови, в крови Хоук. Тело женщины изогнулось под странным углом – должно быть, ее отбросило ударной волной и прибило камнями. Фенрис тоже был ранен, тут и там зияли пламенные ожоги на его коже, но он был жив.
А Хоук – мертва.
– Когда я услышал про то, что ты сделал, я сразу сюда побежал, – продолжал говорить Варрик. Голос его стал сухим, почти злым – никаких привычных чисто варриковских теплых интонаций и задора в голосе. – А он уже тут сидел. Эльф. И она тут. Уже… мертвая. Эльф сказал, что она даже не поняла ничего. Минуту назад стояла и улыбалась, и тут….
Больно. Словно бы Хоук, как в том сне, снова всадила ему в спину кинжал. Только в тысячу раз больнее. И никакой черноты после. Лишь резкое осознание того, что мертвый друг лежит вон там, на земле. Что Хоук лежит мертвая.
Хоук не может быть мертвой. Она вообще не может умереть. Не должна. Не имеет права.
– Я попробую сделать что-нибудь. Еще есть шанс!
– Никаких шансов у тебя нет, Андерс. Она мертва.
Андерс. Не «Блондинчик», как раньше.
Скажи мне, это стоило того?
Это стоило всего.
И смерти Хоук? Нет, только не ее.
Фенрис бережно уложил Хоук на землю. Андерс так и не увидел ее лица. С каким выражением на нем она умерла? С улыбкой или с искаженным ненавистью лицом? Успела ли она сказать что-нибудь?
Эльфа трясло, когда он повернулся к Андерсу лицом. Губы его дрогнули, обнажая зубы, точно в зверином оскале. Андерс, опустив руки, смотрел, как он идет прямо на него, размашисто и чуть покачиваясь из стороны в сторону, точно пьяный.
– ТЫ! – прорычал он. – Это ты сделал! Это все из-за тебя!
Скажи, скажи же что-нибудь! Не молчи!
Беги!
Не стой!
Беги!
Но Андерс так и не нашел в себе сил шевельнуться. Он даже на Фенриса не мог смотреть. Только на тело Хоук. Варрик, храня молчание, отошел от Андерса, понурившись. Что бы он ни чувствовал – вставать между Андерсом и Фенрисом он не собирался.
Раньше это делала Хоук. Разнимала их, вечно ненавидящих друг друга, точно дворовых мальчишек, и не уставала упрекать их после. Но теперь она ничего не могла сделать.
Больше она никого не сдерживала.
Рука эльфа сомкнулась на горле мага, сдавливая ее. Удивительно, как Фенрис был силен. Дело ли в лириуме в его коже, или в злобе, которая наконец-то вылилась наружу – но Фенрис был силен настолько, что поднял Андерса в воздух, стискивая горло все сильнее, до хруста. Андерс широко раскрыл рот, ощущая лишь словно бы горение легких от нехватки воздуха.
В глазах померкло. Не осталось ничего, кроме яростного оскала на лице Фенриса, безжизненного тела Хоук и скорбного Варрика, склонившегося над старой подругой.
А потом исчезло и это.
– Так скажи мне, это стоило того?
– Нет.
– Ты ведь говорил, что это стоит всего?
– Только не этого.
– В самом деле? В чем же разница?
– Я не хотел, чтобы умирала именно она.
…

Андерс проснулся от того, что яркие солнечные лучи светили прямо в глаза. Первые солнечные лучи спустя нескольких месяцев нескончаемого сезона ливней. Маг нахмурился и перевернулся так, чтобы лицо оказалось в тени. Обычно Андерс любил солнце и теплые, напоенные солнечным светом, дни, но сегодня…
Сегодня.
Андерс резко закашлялся, точно его горло все еще сжимали сильные, замозоленные пальцы и сел на постели. Перед глазами все поплыло и закружилось. Сделав несколько судорожных вдохов, маг схватился за шею, пытаясь нащупать на ней отпечатки ногтей эльфа. Ничего. Только двухдневная щетина царапнула по подушечкам пальцев.
Это было. Это было взаправду. Я знаю, я могу поклясться, что это было!
Все еще тяжело дыша, Андерс поднялся на ноги и натянул мантию через голову, туго затянув ее поясом. Посох нашелся на своем привычном месте, прислоненный к стене так, чтобы в любой момент можно было схватить его и отразить внезапное нападение. Андерс всегда ставил его именно так.
Почему, почему я снова здесь?
Он успокоил дыхание и дрожащие руки, сцепив их на гладкой поверхности посоха. Солнце, пока еще не палящее, но уже горячее, грело затылок и шею. Андерс прикрыл глаза.
Он точно знал, что произошло. Он взорвал Церковь. В этом взрыве погибла Хоук. Фенрис убил его, потеряв над собой контроль. И никто его не остановил.
Я не сумасшедший. Я не мог это придумать.
Мне нужно найти Хоук. Я хочу удостовериться, что все это было не на самом деле.
Оставив дверь в клинику распахнутой настежь, Андерс бросился вперед, ловко сворачивая то влево, то вправо по многочисленным улочкам и тропинкам Клоаки, узким, как крысиные тропки. Однако знакомый, хриплый кашель и голос заставили его остановиться и замереть, ощущая, как скатывается по спине ледяной пот.
– Как оно, ничего? Жара сегодня, да. Парит, как перед дождем. – Молодой ферелденец отвел взгляд от своей культи, обмотанной грязными тряпками и солнечно улыбнулся. – То ли дело у нас в Ферелдене, верно? Никакой парилки. Где гром – там и дождь.
Этого просто не может быть.
– И к вечеру ливень пойдет, – медленно проговорил Андерс. – И Клоаку снова затопит. Ты это хотел сказать?
Парень слегка нахмурился. Светлые пряди волос упали ему на левый глаз.
– Э, точно. Забавно, что вы это сказали.
Нет, не забавно. В этом нет ничего забавного.
Андерс уже слышал этого парня, он говорил с ним, прежде чем все рухнуло в бездну. Он уже видел, как ферелденец баюкает свою культю и говорит про Церковь, про ливни, про грозы. Снова и снова. Это не было сном. И не было фантазией.
Андерс поймал себя на том, что невольно запустил пальцы в волосы, с силой оттягивая их назад. Парень-калека слегка отпрянул назад, с опаской поглядывая на мага. Улыбка сползла с его губ.
– Вы… в порядке? – чуть дрожащим голосом спросил он.
Андерс перевел на него невидящий взор и покачал головой.
– Нет. Не в порядке.
После чего он поспешил уйти, ощущая на себе взгляд парнишки. Не веря самому себе, Андерс прошел в Верхний Город. Церковь, как он и ожидал, стояла, нетронутая, точно такая же, какой он ее всегда помнил. А окна в доме Хоук были раскрыты настежь, чтобы впустить в комнаты хоть малейшее дуновение ветерка. Если прислушаться, можно было услышать, как Орана играет на лютне. Все так, словно бы ничего не произошло, словно бы ничего не было.
Что происходит? Почему все возвращается к этому дню? Это Тень?
И Справедливость молчал, точно внезапно утратил способность мыслить и говорить с Андерсом, как делал всегда.
Маг немножко постоял под дверью поместья Хоук. Ему очень хотелось войти и окончательно убедиться в том, что она – там, внутри, живая и счастливая, сидит в кресле и даже не думает умирать. Но время шло, а Андерс все стоял, пока наконец не нашел в себе сил уйти прочь.
Почему-то ему показалось, что нельзя сейчас разговаривать с Хоук. Нельзя. Нельзя повторять ошибки.
В этом смысл, верно? Ты хочешь, чтобы я сделал все правильно?
Андерс вздохнул и покачал головой. Верно, он совсем сходит с ума, он уже сошел с ума – говорит с кем-то, точно уверенный в том, что все это – чьих-то рук дело. И даже верил в то, что сейчас этот кто-то слышит его.
Разве можно слышать мысли?
Разве можно узнать, какое решение будет правильным?
Андерс невидящим взглядом уставился вперед, на расстилающийся под ним Киркволл, на Нижний Город, темное пятно Клоаки, портовые кварталы, а за ними – серо-стальное даже под ярким солнцем Недремлющее Море, над которым клубились тучи. Море казалось таким далеким, таким безмятежным, способным укрыть кого угодно, спрятать в себе, уберечь…
Несколькими часами позже можно было увидеть, как Андерс спешно покидает границы Киркволла. За плечом у него моталась наспех собранная дорожная сумка. Обогнув ворота, маг направился по дороге к Рваному Берегу, подавляя желание обернуться на Город Цепей. Он не успел попрощаться с кем-либо, да и не хотел этого делать. Скажи он кому-нибудь, что уходит – тут же прибежит Хоук и начнет допытываться, зачем он это делает и для чего, вмешается, попробует убедить остаться… Андерс не мог ей объяснить, что им двигало. Не мог же он сказать, что уже третий раз проживает один и тот же день, одни и те же ситуации, точно время раз за разом меняет свой ход по чьей-то злой воле.
Лучше было уйти. К демонам Мередит, к демонам Церковь. В любое другое время Справедливость внутри разъярился бы, но сегодня он молчал, точно его никогда и не было. И Андерс уходил.
Быть может, так будет лучше. Быть может, тогда никто не пострадает.
Но Андерса гнали из города не благие побуждения. Его гнал страх. Чудовищный, почти звериный страх перед тем, что Андерс не мог побороть – перед этим странным одним и тем же днем, что он проживал раз за разом, перед этим жутким роком, пред которым умирал или он сам, или же Хоук. Андерс боялся, смертельно боялся, что ему придется снова пережить этот кошмар – и потому бежал. Быть может, тогда это прекратится.
От Рваного Берега тянуло жаром, точно от гномьих кузней, но маг упрямо шагал по острым камням и горячему песку. Он помнил, что вдали от Киркволла, на линии Рваного Берега, есть тайная пиратская бухточка, окруженная скалами. Там часто бросали якоря пиратские корабли и корабли контрабандистов. Андерс думал, что сможет договориться с кем-нибудь из них и уплывет прочь от Вольной Марки… куда-нибудь.
Быть может, в Антиву. Или в Ферелден, где ждет его орден Стражей. А быть может, в Орлей или Андерфелс. Домой.
И все наладится. Андерсу очень хотелось в это верить.
Совсем рядом шумело море, разбивая пенные волны об острые скалы и обломки сотен кораблей, что напоролись на эти самые проклятые скалы во время многочисленных штормов. Это было тяжелое зрелище. Рваный Берег вообще с трудом можно было назвать жизнерадостным. Как и все, что находилось рядом с Киркволлом. Узкие тропы, покрытые песком и камнями, отвесные обрывы, скалы, холодное море, старые кости и обломки кораблей, торчащие из воды. Однако Хоук любила ходить сюда. У нее было даже свое любимое местечко вдали от города – каменная площадка, со всех сторон окруженная обломками скал и густым кустарником, надежно скрывающим женщину от любопытных глаз. С этой площадки открывался вид на ту часть моря, где не было обломков кораблей – лишь только чистая линия горизонта. После гибели Лиандры Хоук часто приходила на это место. Никто не знал, почему. Быть может, ей хотелось просто побыть одной.
Или она чувствовала себя такой же разбитой, как и все, что было на Рваном Берегу.
Такой же разбитой, каким чувствовал себя сейчас Андерс.
…За шумом прибоя маг не сразу услышал шаги множества ног по скрипучему песку и скрежет металла о металл. Андерс резко обернулся – но недостаточно быстро для того, чтобы увернуться от кулака, облаченного в железную перчатку, ударившего его в лицо.
Маг рухнул на песок, как подкошенный, не успев даже взмахнуть посохом для самозащиты. Храмовники окружили его, точно стая падальщиков.
– Это он? – отрывисто спросил один из них. – Тот самый отступник из Клоаки?
– Да, – уверенно отозвался другой. – Это он – одержимый. Зря ты вышел из своей дыры, маг, – сказал он, переведя взгляд на Андерса. – В городе за тобой охотиться было нельзя. Но раз уж ты один, и без Защитницы…
То ты – легкая мишень.
Глупо было полагать, что за тобой не следили, верно?
Про тебя всегда знали.
И тебе везло. До сегодняшнего (сегодняшнего?) дня.
Андерс не сопротивлялся, когда один из храмовников резким движением вогнал меч ему в грудь. Глупо было сопротивляться. Он один против группы охотников. И никто не придет. И не поможет.
Только Хоук всегда его спасала. Но сегодня – не тот день.
– Ты хочешь сбежать, маг? Ты толкнул Киркволл в пламя разрушения, и подумал, что если уйдешь, то все утихнет само собой?
– Я никуда и ничего не толкал. Все решилось само собой.
– Верно. Но ты причастен ко всему. Как ты можешь уйти, если многое из того, что произошло – сделано твоей рукой?
– Я пытался все исправить.
– Неужели? Это ты называешь «исправить?».
– Чего ты хочешь от меня?
…..
– Отвечай мне! Кто ты? И чего ты хочешь?
– Понимания.
– Что я должен понять?
– Это ты мне скажи.
– Я не хочу обратно! Просто дай мне умереть, дай мне умереть, и пусть все это закончится!
…
– Ты слышишь меня?
….
– Не оставляй меня здесь! Прошу!

Андерс проснулся от того, что яркие солнечные лучи светили прямо в глаза. Первые солнечные лучи спустя нескольких месяцев нескончаемого сезона ливней. Маг нахмурился и перевернулся так, чтобы лицо оказалось в тени. Обычно Андерс любил солнце и теплые, напоенные солнечным светом, дни, но сегодня…
Мы еще не закончили с тобой, маг.
Пока еще – не закончили.