Для Nemhain

[dragonage-ton]

Для:  Nemhain
От: Secret Santa

Название: «Пятнадцать осколков»
Автор:  yisandra
Пейринг: Николас/Джулиан, фем!Николас/фем!Джулиан, Николас/фем!Джулиан, Джулиан/фем!Николас, Мэрик|фем!Николас, Дункан/Фиона, Бреган/Женевьев
Категория: слэш, гет, фемслэш
Жанр: цикл драбблов и мини от юмора и ПВП до драмы и ангста
Рейтинг: от PG до R
Размер: 19 746 слов
Краткое содержание: Зеркало разбилось, и двое людей перед ним отразились в пятнадцати разных мирах.
Предупреждение: мат, гендербендер, инцест, АУ, модерн-АУ, тайм-АУ, космическая АУ, сказочная АУ, мистическая АУ, вампирская АУ, каноничная и неканоничная смерти персонажей, смена расы и биологического вида персонажей, сомнительные половые практики, жестокость к детям и взрослым

- 1 -

Дурная примета
Жанр: драма, missing scene
Предупреждения: слэш, вялая мистика
Размер: 428 слов

* * *
— Надо же, разбилось! — удивленно произнёс Ник, рассматривая блестящие на каменном полу осколки. Зябко поджал пальцы ног. — Странно, я его только задел слегка.
— Выдающаяся способность к разрушению, — прокомментировал Джулиан. В спокойном голосе плыла плохо скрытая теплота. — Самая амбивалентная и самая привлекательная твоя черта.
Он всегда говорит: мы больше всего стремимся к тому, что с наибольшей вероятностью нас разрушит.
Наверное, так и есть. По крайней мере, их никто не заставляет ехать с Женевьев. Они сами решили.
— Моя мамаша считала, если разобьёшь зеркало, тебя будет семь лет несчастья преследовать, — заметил Ник вслух. — Хотя откуда ей знать? У неё-то настоящего зеркала никогда не было, а если б она разбила чьё-то, то уж точно было бы то ещё несчастье... Знаешь, если я сейчас немного потопчусь тут, то завтра никуда не поеду. И ты тоже никуда не поедешь, потому что — да ладно, все уже привыкли, что мы идём в комплекте.
— Я тебе потопчусь, — ласково пригрозил Джулиан. — Сядь на кровать и подбери ноги.
— А ты придёшь ко мне на кровать? — поддразнил Ник, тем не менее послушно садясь.
— Я приду собирать осколки.

Шансов вернуться — никаких. Шансов на успех — почти никаких.
Не сказать, чтобы Ник не хотел жить. Он хотел, и у него была жизнь, может, не лучшая, но ему нравилось. У него было место, где спать, люди, рядом с которыми можно сражаться, враги, которых хорошо убивать — и у него был Джулиан. Иногда он думал, что с радостью провёл бы так вечность. Вечность в зимнем Монтсиммаре, среди Стражей, вечность сражений с порождениями, вечность рядом с Джулианом, в его объятьях.
И был бы счастлив.
Но человек не может жить вечно, с ещё меньшей вероятностью на это может рассчитывать воин, а уж Стражу лучше вообще забыть это слово, как сладкий сон.
Это не о счастье — вся их жизнь, их выбор. Это о "правильно" и "нет".
Ник смотрел, как Джулиан методично собирает осколки в льняную салфетку, и понимал, что лет десять назад даже не подумал бы прислушаться к Женевьев. Тогда он тоже любил жизнь, а ещё больше — себя. Тем ещё засранцем он был, если так вспомнить.
— Знаешь, — произнёс он, взглядом находя в осколках дробящееся отражение Джулиана: синюю котту, тусклую пряжку ремня, мелькающую руку, тёмные глаза. — Я думаю, ты как-то хорошо на меня влияешь. Серьёзно.
Он поймал руку с очередным блестящим осколком. Настойчиво потянул к себе.
— Зеркало, — тихо произнёс Джулиан. — Кто-то из нас наступит на него, забыв, и тогда точно будет несчастье.
Голос Джулиана. Взгляд Джулиана. Его улыбка. Вечность в его объятьях…
Николас приподнялся, коснулся губами тёплых улыбающихся губ. Пробормотал:
— Вертел я это зеркало…

Позже он нашёл лопаткой осколок, но так и не переменил мнения.

Может быть, это случилось намного позже.

* * *

- 2 -
Сломанные вещи
Жанр: повседневность, драма
Предупреждения: modern!AU, гендер-бендер, гет, упоминается жестокое обращение с детьми и взрослыми
Размер: 1641 слово

* * *
Джулия как раз возвращается с утренней пробежки, мечтая только о лёгком контрастном душе и завтраке, когда Фиона буквально выскакивает на неё из кухни.
— Как хорошо, что ты пришла! — выпаливает юница, причём на лице у неё сложное, одновременно агрессивное и виноватое выражение, в глазах — паника, а на блузке — свежая кровь.
"Сейчас она скажет, что кого-то убила, и я должна помочь ей спрятать труп, — с олимпийским спокойствием думает Джулия. — И я помогу. Родственников нельзя бросать в беде. Опять же, у меня есть опыт".
— Разве ты не должна быть на занятиях? — всё-таки спрашивает Джулия, уже понимая, что душ непредсказуемо откладывается.
— В жопу занятия! — нервно отвечает умница, красавица, хорошая студентка. — У меня там парень на кухне, и, кажется, я ему нос сломала!
— Фиона, ну сколько можно, — Джулия утомлённо потирает шею. — Я тебя отправлю к психологу, не дожидаясь, пока то же самое сделает суд, куда очередная твоя жертва всё-таки обратится. Что на этот раз?
— Я не виновата! Я стояла, думала, заехать в магазин до занятий или после, отвлеклась, а он подошёл со спины и тронул за плечо! Ну, я автоматически…
— Почему ты не отвезла его в больницу?
— Ага, он же расскажет, что это я сделала!
— Так, я — в душ. Если хочешь, чтоб парень замолчал навсегда, используй по возможности бесшумные и не слишком грязные методы.
— Джули! У него кровь хлещет и никак не останавливается! — вопит Фиона обиженно, обвиняюще и жалобно. В этом вся Фиона.
— Кто из нас медик — ты или я?
— Я всего-то на втором курсе! Ну Джули, ну ты же хорошая, ну помоги уже!
— Когда-нибудь у меня кончится терпение, и я верну тебя твоей матери, — бормочет Джулия, проходя на кухню. — Это будет счастливый день освобождения, и я обязательно напьюсь, чтоб его отметить…
На кухне сидит незнакомый смуглый паренёк, прижимающий к лицу мокрое от крови кухонное полотенце. По ошалевшим глазам понятно, что Фиона ввела его в прострацию, и он уже не чает выбраться живым.
— Так, юноша, — деловито заговаривает Джулия, забирая у него полотенце. — Дайте я взгляну… Да, придётся ставить на место носовую перегородку. Будет больно. Готовы?
Дункан, перед которым внезапно оказывается замечательно обтянутый потемневшей от пота майкой бюст, осторожно кивает. Обычно он ничего не имеет против упругих женских бюстов и свежего женского пота, но сейчас замечает только качающиеся туда-сюда перед его лицом армейские жетоны и уверенный голос.
— На счёт "три", — предупреждает Джулия. — Раз, два…
Она вправляет перегородку. Дункан сдавленно вопит от неожиданной боли.
— Ну вот, молодец, — Джулия поворачивает его голову за подбородок то в одну сторону, то в другую, придирчиво осматривая. Лезет в морозилку и кидает на колени парню пакет льда. — Умойтесь, и Фиона отвезёт вас в больницу.
— Но Джули…
— Да не надо, мэм…
— Заткнитесь, оба, — командует Джулия, и юнцы машинально повинуются. — Юноша, вам нужен полноценный осмотр, и всё равно я не уверена, что вашей переносице не предстоит обзавестись интересной горбинкой. Фиона, пора бы тебе научиться нести ответственность за свои поступки. Сент-Джеймс, дежурит Эрроу. И не забудь позвонить в универ, — она бросает Фионе ключи от машины и уходит в душ. В этот момент она искренне надеется, что не увидит Фиону хотя бы до вечера, а её жертву — вообще никогда.
* * *
В следующий раз он заявляется через месяц, днём, и долго звонит в дверь, пока Джулия всё-таки не решает открыть.
— Добрый день, мэм. Я — Дункан, — произносит парень, улыбаясь обаятельно, но чуточку неуверенно. — Не знаю, помните ли вы меня…
— Не так уж часто у меня на кухне кто-то истекает кровью. По крайней мере, последние лет пять — нечасто. Фионы нет дома.
— Я знаю, — он мнётся, проникновенно смотрит карими глазами. — Я хотел бы с вами поговорить. Можно?..
Джулия смиряется и впускает его, приглашая устраиваться в гостиной.
— Я должен сразу сказать, что служу в спецкорпусе, как и вы когда-то, — с места в карьер начинает Дункан, устроившись на диване. — Отряд "Страж". Вы сами понимаете, что это такое — полная секретность и никому ничего толком нельзя рассказать.
Джулия кивает. Она ушла со службы, но связи остались, так что слова Дункана для неё не сюрприз — она наводит справки о каждом парне, ошивающемся рядом с Фионой дольше пятнадцати минут.
— Вы немного чересчур юны для этой службы, — замечает она.
— Полностью согласен, — он морщится. — Но у меня был выбор: в тюрьму пожизненно или в отряд. Для тюрьмы я уж точно слишком молод, и я там ничего не забыл. Но речь не о том. Понимаете, мы с Фионой вроде как начали встречаться — ну, то есть, ещё не встречаться, просто общаться. Она злится из-за того, что я ей ничего не рассказываю. Вот я и подумал, может, вы могли бы как-то потихоньку намекнуть? На вас-то подписка о неразглашении распространяется только в общем смысле… и Фиона вам доверяет.
Джулия трёт висок:
— Позвольте мне избежать погружения в мутные болота вашего мыслительного процесса. Предполагается, что я напою в уши моей племяннице, какой вы невероятно тайный агент и спаситель мира, со скрытностью и прочими особенностями которого нужно просто смириться и терпеть?
— Ну, как бы, да, — смело кивает Дункан.
— Сами скажете — ровно столько, сколько позволяет ваша подписка. Посоветуете спросить у меня. Я выслушаю Фиону и, если вы не заврётесь, подтвержу ваши слова. Так же, я должна предупредить вас, что если вы каким-то образом обидите мою племянницу, пожизненное заключение покажется вам желанной мечтой. Мы поняли друг друга?
— Да. И вот о чём ещё я должен спросить: Фиона иногда ведёт себя странно. Слишком агрессивно, резко, и… — он медленно подбирает слова. — Её уже кто-то однажды обидел?
Он напряжён, как будто ожидает нападения, но Джулия не собирается нападать. Она подвигает к себе пепельницу и закуривает.
— Исключительно потому что вы уже месяц общаетесь с моей племянницей, и вместо того чтобы сбежать, ищете пути подхода, я пойду на небольшую откровенность. Для вашего блага, надеюсь, мне не придётся об этом пожалеть. Когда Фионе было одиннадцать, её похитил серийный маньяк. Фиона из, как принято считать, неблагополучной семьи. Отца нет, мать — моя сводная сестра — имеет проблемы с алкоголем. Из-за этого Фиону и выбрали, надо полагать. При этом была упущена маленькая деталь, что объясняется, надо думать, излишней секретностью вокруг проекта "Страж": из-за скверной семейной обстановки, Фиона с ранних лет многовато времени проводит со мной. Я отвратительная родительская фигура и не бог весть какой воспитатель, да и большую часть времени меня вовсе нет с ней рядом, но кое-чему я её учила с тех пор, как она начала воспринимать речь. К счастью для Фионы, похитивший её ублюдок был не из незамысловатых насильников, закапывающих жертву в ближайшем лесу в течение часа после похищения. Он держал девочек в подвале заброшенного дома и постепенно морально ломал, запугивая и унижая. Без этого трахать и убивать их у него не получалось. Фиона сумела освободиться, нанесла своему похитителю тяжкие телесные и позвонила мне с его телефона. К тому моменту она почти неделю как считалась пропавшей без вести, и её не особенно надеялись найти живой. Того ублюдка освидетельствовали, признали невменяемым и приговорили к принудительному лечению. По пути к месту лечения он скончался. От естественных причин, — Джулия лениво стряхивает пепел. — Фиону, естественно, направили к психотерапевту, но она отказалась сотрудничать. Невозможно работать с человеком, который активно сопротивляется. В конце концов, её оставили в покое. Опасности для окружающих она, как правило, не представляет, но на мужчин в личном пространстве до сих пор реагирует нервно. В ближайшее время это не изменится, так что имейте в виду: вы намереваетесь "общаться" с травматиком. Возможно, лучше одуматься, пока не поздно.
— Простите, но мне кажется, уже поздно.
Джулия собирается что-то ответить, и в этот момент оживает входной звонок. Она поднимается и выходит, через пару минут заглядывает в гостиную:
— Прошу прощения, мне нужно отойти ненадолго. Подождите здесь, если хотите.
Дункан кивает, и слушает, как захлопывается входная дверь.
Невозможно противостоять искушению. Он быстро взбегает по лестнице и толкает первую дверь.
У него и в мыслях нет что-то украсть. Этот период его жизни давно позади. Но любопытство не позволяет упустить возможность заглянуть в частную жизнь людей, которые интригуют его и, кажется, уже стали ему небезразличны.
Рассказ Джулии его не удивил — может, где-то глубоко внутри он подсознательно ожидал чего-то подобного. Фиона была неглупой девушкой, очень цельной — у её гипертрофированной реакции на некоторые вещи должно было быть логичное объяснение.
Почему-то он ожидает, что первая комната у лестницы принадлежит Фионе, но нет — это ванная с мелкой холодно-зелёной плиткой и новенькой блестящей стиральной машиной. Вторая комната чётко поделена на зоны — спальную и рабочую, разделённые даже покраской стен и пола. Обстановка здесь очень аскетичная, только над аккуратно заправленной кроватью висит увеличенное фото в рамке: уходящая вдаль бледно-жёлтая степь под закатным солнцем, рассечённая разбитой бетонкой. На комоде лежит армейская аптечка, на рабочем столе слева стоит лампа, справа — стопка журналов, зеркало и письменный прибор. На стене над столом прикоплено несколько старых фотографий, и Дункан подходит посмотреть, хотя уже понимает, что примерно увидит на них. Это ведь, со всей определённостью, не комната Фионы.
На фото Джулия — намного моложе, чем сейчас — и незнакомый белокурый парень примерно её лет. Они в одинаковой форме спецотряда "Страж", с одинаковыми знаками различия. Ни в одной фотографии нет ничего компрометирующего: пара сослуживцев обнимает друг друга за плечи, улыбаясь в камеру, делит бутылку портвейна, треплет за уши полицейскую собаку (хозяин собаки, участник совместной операции, стоит за их спинами), забирается на полуразрушенную стену без страховки…
— Так и думала, что найду вас здесь, — произносит Джулия.
— Он был вашим парнем? — спрашивает Дункан, не понимая, почему ему так тоскливо от чужой скверно сложившейся судьбы.
— Он был почти всем, — спокойно произносит женщина за его спиной. — "Парнем" тоже.
Она подходит неторопливо, и поэтому момент, когда столешница ударяет Дункана в лицо и грудь, становится неожиданностью. Он непроизвольно дёргает рукой, шаря по столу в поисках опоры, и сталкивает на пол зеркало.
Джулия отпускает его.
— Чтобы расставить точки над "и". Я не запрещаю вам ухаживать за моей племянницей. Но и благословения я не даю. И дело не в ней, а в вас — у вас криминальное прошлое, и вы из "Стража". Это кончится бедой, вопрос только в том, как скоро и какой именно. Некоторые вещи нельзя починить. А если я ещё раз увижу, как вы лезете, куда не просят — я вам что-нибудь сломаю. Может быть, руку. Может быть, шею. Мы поняли друг друга?
Дункан осторожно кивает, в последний раз бросает взгляд на светловолосого мужчину, весело улыбающегося вечности, и начинает собирать с ковра осколки.

* * *

- 3 -
Причины жить
Жанр: драма
Предупреждения: лёгкое АУ, гендербендер, гет, беременность, смерть персонажа
Размер: 1870 слов
* * *
Надо полагать, в иной ситуации Мэрик не на шутку заинтересовался бы Фионой — что скрывать, он всегда был неравнодушен к хорошеньким эльфийкам. Но в отряде Серых Стражей оказалась Николь — рослая воительница с весёлой улыбкой, дружелюбная и разговорчивая. При первой встрече она смело и крепко пожала королю руку, и в дальнейшем вела себя так приветливо, словно задалась целью непременно помочь Мэрику почувствовать себя своим среди Стражей.
Несмотря на все очевидные различия, несмотря на то, что она была яркой блондинкой и к тому же орлейкой, Николь чем-то живо напоминала Мэрику Ровен, и это странное, неуловимое сходство заставляло его сердце сжиматься от болезненной нежности.
На подобном фоне у замкнутой нервной эльфийки просто не было шансов.
Джулиан находился рядом с Николь постоянно, и они явно предпочитали общество друг друга, поэтому можно только удивляться, как Мэрик мог не понять, что к чему, даже не заподозрить. Отчего-то он сразу подумал, что Джулиан, верно, родственник Николь или, может, старый друг — уж очень явно было из их поведения давнее-давнее знакомство, и только с Николь молчаливый Джулиан оживлялся; и только он мог парой слов угомонить разошедшуюся Николь — словно старший брат.
А может, свою роль сыграло то, что Мэрик ни разу не видел этих двоих за выражением друг к другу симпатии большей, чем дружеская, и, ненавязчивая ухаживая за Николь, не чувствовал ни её протеста, ни ревности со стороны Джулиана.
Мэрик смотрел, как Николь держит перед бреющимся Джулианом оправленный в кожу осколок зеркала, и дразнится, говоря, что он больше следит за своей внешностью, чем она — за своей — и при всём желании в этом невозможно было найти ничего предосудительного, ни капли эротики.

Он так и заблуждался бы дальше, и кто знает, куда бы их это завело, но Фиона, видимо, устав смотреть на разворачивающиеся события молча, решила открыть ему глаза.
— Они вместе, — значительно произнесла она, отведя его в сторону. — Пара. Любовники. Очень давно — никто не помнит их отдельно друг от друга. И вряд ли что-то или кто-то сможет вбить клин между ними.
Она пытливо заглянула ему в глаза, словно спрашивая: теперь понял?
Мэрик вежливо поблагодарил девушку, но молча позволил себе немного усомнился. Во-первых, она могла попросту заблуждаться, будучи новичком в ордене. Во-вторых, Николь и Джулиан могли оказаться из тех пар, что вовсе не против пригласить в гости третьего. Орлейцы — мастера по разного рода любовным изыскам, а Мэрика уже не пугали никакие постельные эксперименты. В своей жизни он по-настоящему любил — или думал, что любит — только двух женщин, и обе теперь мертвы. Речи о верности и телесной чистоте давно утратили всякий смысл. Возможно, устрой Стражи групповые забавы и позови его присоединиться, он и тогда не нашёл бы причин отказаться, даже участвуй в веселье келлев Кромсай.
После беседы с Фионой, Мэрик начал с особым вниманием наблюдать за Николь, хоть и старался сделать это скрытно. И слежка дала свои плоды — более чем неожиданные.
С удивлением Мэрик обнаружил, что так понравившаяся ему девушка, кажется, серьёзно больна, но считает нужным скрывать это от спутников — знал только Джулиан, помогавший ей маскировать накатывающее время от времени недомогание. И теперь ещё Мэрик.
Признаться, поначалу он решил, что Николь просто-напросто отравилась, и не придал этому значения, но с течением времени понял, что дело куда серьёзнее — в конце концов, он сам провёл изрядную часть жизни в походных условиях, и был отлично знаком со всеми прелестями пищевых отравлений, дизентерии и реакции на незнакомую пищу. И то, что он наблюдал, не было ничем из перечисленного. Откровенно говоря, Мэрик с тревогой думал о том, как обернутся дела, если приступ недомогания скрутит Николь во время сражения. Он не ожидал такой безответственности от опытного воина — о чём она только думала, утаивая болезнь от командора и тем, возможно, подставляя весь отряд? О чём думал Джулиан, помогая ей в этом?
"Ута говорит тебе, что нашим командором движет любовь", — вспомнил он. Жаркие отсветы костра на оживлённом лице белокурой женщины, огоньки, бродящий в хрустале светлых глаз… Спокойное замкнутое лицо темноволосого мужчины за её плечом, тёмные глаза, в которых ничего невозможно прочесть…
Мысль о том, что всё действительно так — безответственно и очень сентиментально — тронула Мэрика. В конце концов, разве он сам не был именно так безответственен и сентиментален не так уж давно? Разве не за это годами корили его Логейн и Ровен?
Ровен…
Мэрик не лгал себе. Сейчас им двигало не благородство, не сентиментальность и, конечно, не жажда приключений. Уйдя в самоубийственный поход, он искал смерти. Это было простым решением, может быть, трусливым — его это мало волновало. Но он не верил, что Николь ищет того же. Она была слишком живой, слишком цельной, слишком довольной своей жизнью и своим спутником.
Он недолго колебался: пойти ли спросить прямо у самой Николь, или же сообщить об обнаруженных фактах Женевьев? Что ж, Мэрик ведь так долго был безответственным идиотом — выбор оказался очевиден.

Они переглянулись, словно в безмолвном разговоре, и Джулиан крепко взял Мэрика за локоть. Негромко сказал:
— Ни к чему ещё кому-то слышать.
Они отошли за поворот подземного коридора. Николь шла молча, её обычно подвижное лицо казалось застывшим.
Мэрик ожидал, что она, как всегда, будет говорить, а её любовник — помалкивать, но тут поначалу вышло наоборот.
— Николь ждёт ребёнка, — вполголоса произнёс Джулиан с непроницаемым видом, но усилившийся орлейский акцент выдавал его волнение.
— Что?! — непроизвольно воскликнул Мэрик, но тут же понизил голос. — Почему… зачем же ты отправилась в этот поход?!
Он обращался к Николь, и та тихо ответила:
— Я не была тогда уверена. Считается, что Серые Стражи теряют фертильность, особенно женщины. Мы, — она взглянула на любовника так, что не было сомнений, имелось в виду "мы с Джулианом". — Оба Стражи и не вчера прошли Посвящение. Только в Ферелдене стало окончательно понятно, что это всё-таки не несвежая еда, а ребёнок, — она слабо и невесело улыбнулась. — Я обдумала всё и решила не сворачивать с пути.
— Женевьев знает?
— Нет, конечно. Командор бы этого так не оставила: может, отослала бы меня назад, а может, велела бы выпить зелье.
Мэрик повернулся к Джулиану, который спокойно наблюдал за разговором.
— Почему ты позволяешь ей так рисковать?
— А как я могу не позволить? Николь сама решает за себя, я могу лишь сопровождать её, когда она пытается пережить свои решения, — по ровному тону было, тем не менее, ясно, что с последним решением возлюбленной он не согласен.
Неожиданно Мэрик почувствовал тёплое прикосновение. Он обернулся и увидел, что это Николь взяла его за руку.
— Не выдавай меня. Мы уже на Тропах, так что это всё равно ничего не изменит, только разозлит командора. Ты ведь понимаешь, как малы наши шансы вернуться на поверхность? Это не худшая смерть, и она суждена всем Стражам, — она вновь обменялась взглядами с Джулианом. — Хоть я и мечтала о другом, я готова.
— Но ты убиваешь не только себя.
— Я никогда не хотела детей, и у меня была безумная и жуткая юность. Это будет не первый ребёнок, матерью которому я не стану — хоть тут и нечем гордиться. И не упрекай меня, Мэрик, — мягко произнесла она, сжав пальцы. — Где твой сын — родившийся, живой, одинокий сын? Почему ты сейчас не с ним?
Он закрыл открытый для возражений рот. Николь покачала головой, повторила:
— Просто не выдавай меня, — и отпустила его руку.

* * *
— Нет! — Николь обнимала мёртвое тело Джулиана, прижимала его голову к своей груди. — Нет, попробуй ещё раз! Он жив! Просто вылечи его!
— Я пытаюсь! — жалобно всхлипывала Фиона. — Пытаюсь!
Даже Мэрик видел, что шея Джулиана сломана, но ему не нужно было задаваться вопросом, как Николь или Фиона могут не замечать этого. Он знал.
— Нет, — ровно произнесла Женевьев, вставая над ними. — Посмотри на него. Он мёртв.
Николь, содрогаясь от гнева и слёз, уложила голову любовника на пол и склонилась, прижавшись грязной щекой к нагруднику с огромной вмятиной. Её дрожащие пальцы касались мёртвого тела, словно надеясь встретить движение, тепло, какие-то признаки жизни — и судорожно отдёргивались, не находя ничего.
Мэрик смотрел, как Женевьев неловко пытается подобрать слова сочувствия, и в нём нарастало чувство протеста. Он с отвращением и болью вспоминал первые дни после смерти Ровен, и то, как его пытались утешить, заставить вернуться к реальности, и как глупо и бессмысленно это было. Он не хотел жить. Он не хотел ни за что отвечать. Он не хотел ничем больше жертвовать — ни ради страны, ни ради сына, ни ради Создателя, ни ради чего.
Только скорбеть, бесконечно оплакивать Ровен и себя — вот чего он хотел. Бесцельное, самоубийственное, сладостное желание.
Он отстранил командора, сел рядом с дрожащей и белой от ярости и горя Николь, схватил её за плечи и встряхнул:
— Джулиана больше нет, но ведь кое-что осталось. Вспомни! — она отчаянно замотала головой, но он не замолчал. — Дать себе погрузиться в боль легче всего, я это знаю, но это его не вернёт. Сделай, что должно, и выберись на поверхность — тогда от него останется хоть что-то. Что-то настоящее, живое, не воспоминания! То, что будет с тобой.
— Я не могу его тут оставить, — сдавленно выговорила Николь. — Я не могу!
— Ты должна. Ты знаешь, чего бы хотел Джулиан. Ты знала это с тех пор как… вы пересекли границу Ферелдена.
— Не говори мне, что я должна!
— Простись с Джулианом, — властно поддержала Мэрика Женевьев. — Но недолго.
Неожиданно Николь поникла. Слёзы вновь заструились по её окровавленному лицу. Мэрик воспользовался случаем, чтобы заставить её подняться и отойти от мёртвого тела. Она сопротивлялась, но не слишком сильно, и даже сама выпустила руку Джулиана, когда удерживать его, не сдвинув с места, стало невозможно. В этот миг из её горла вырвался тихий болезненный вой, сразу оборвавшийся.
Мэрик нашёл взглядом подавленного Дункана и движением подбородка предложил ему скрыться с глаз. Он примерно представлял, что может начаться, если Николь сейчас увидит косвенного виновника гибели её возлюбленного.
Мэрик всё ещё не стремился выбраться из всей этой истории живым, но, кажется, он только что понял, что хочет любой ценой вывести живым кое-кого другого.

* * *
Фиона выскользнула в коридор и шёпотом предупредила:
— Не тревожь её слишком. Я ненадолго. И смотри…
Позволив фразе выразительно и предостерегающе повиснуть в воздухе, магичка удалилась. Мэрик покачал головой, задаваясь вопросом, когда это превратился в гостя на территории собственного дворца, и постучал в дверь.
— Зайди, — глухо донеслось из комнаты.
Николь сидела у окна с книгой на коленях, но не читала.
— Здравствуй, — негромко произнёс Мэрик, прикрывая за собой дверь.
— Здравствуй, — отозвалась женщина, слегка наклонив голову. Её лицо было строго и замкнуто, уголки рта опущены. Мэрик понял, что уже не может вспомнить, когда она в последний раз смеялась.
— Я хочу, чтобы ты знала: я написал письмо в Вейсхаупт, прося отпустить тебя со службы в связи с перенесёнными испытаниями и состоянием здоровья, и сегодня получил ответ. Положительный. Прежде чем ты морально размажешь меня по стенке, выслушай. Я вовсе не пытаюсь говорить тебе, что делать. Я лишь хочу, чтобы ты знала — есть не один путь. Их больше.
— Если я вернусь в орден, то не смогу оставить ребёнка, — отстранённо произнесла Николь, ведя пальцами по краю подоконника. — В том маловероятном случае, если вообще рожу живое и здоровое существо.
Она помолчала, глядя в окно, потом медленно, задумчиво произнесла:
— Мы с Джулианом, бывало, мечтали о том, что будем делать, если доживём до возраста, когда Страж может просить освободить его со службы, чтобы приготовиться к смерти. Мы могли бы уехать в Арбор, жить вдвоём в маленьком домике, любить друг друга и забыть про весь остальной мир. Всё было так тщательно, так хорошо продумано… Мы никогда не верили, что всё получится. Но всё-таки… прекрасная мечта.
— Ты всё ещё можешь уехать туда, — осторожно произнёс Мэрик. — Если захочешь — когда ребёнок станет достаточно большим для путешествий. Или ты можешь остаться.
— В качестве кого? — она невесело улыбнулась тенью прежней своей яркой улыбки.
— В качестве моей гостьи и моего друга, — твёрдо ответил он. — А не хочешь сидеть в четырёх стенах — дело тебе найдётся.
— Я подумаю, Мэрик, — Николь вздохнула. — Я подумаю.

* * *

- 4 -
Бессердечный
Жанр: драма, романс
Предупреждения: вампирское АУ, слэш, лёгкий блад-плей, мозгоёбство, ксенофилия, смерть оригинальных персонажей
Размер: 2758 слов

* * *
Нику тринадцать, когда он впервые встречает Джулиана. К этому моменту он твёрдо уверен, что никогда больше не сможет доверять ни единому живому человеку.
Забегая вперёд, надо заметить, его уверенность близка к пророческой.
Сначала он нагло врёт Джулиану и ищет способ ухватить столько денег или годных для перепродажи вещей, сколько уместится в карманах, и драпануть. Потом он ждёт, когда ему выдвинут условия — ведь ничто хорошее не даётся на халяву.
Ему требуется год, чтобы расслабиться и просто признать: ему несказанно повезло встретить единственного на свете человека, которому не всё равно.
Потом Ник узнаёт, что тот вовсе не человек, но ему уже наплевать.
Люди били его смертным боем и окончательно выгнали на улицу зимой, без гроша в кармане и с тремя классами посредственной окраинной школы в анамнезе. И без шапки. Люди пинали его по почкам, поймав на воровстве. Люди порезали его спьяну в грязном переулке, и ему повезло, что он не сдох тогда — людской-то заслуги в том не было.
На этом фоне Ник не видел ничего плохого в том, чтобы иметь собственную комнату с отдельной ванной и запирающейся дверью в доме чудовища, которое нанимает ему учителей и отсыпает карманные деньги за успехи в учёбе, а в остальное время не лезет в душу.
Иногда это чудовище кого-то убивает и жрёт, но для четырнадцатилетнего Ника в этом нет ничего нового: в его мире все жрут друг друга.

* * *
Нику шестнадцать, когда он впервые осознаёт, что опекун занимает в его сексуальных фантазиях многовато места.
Между ними нет ничего такого, никакой двусмысленности. Ник вообще не уверен, кто он для Джулиана — воспитанник, объект наблюдения, сокровище или домашнее животное. Джулиан никогда не заговаривает с ним первым, но всегда находит время и отвечает на вопросы, если Ник приходит к нему сам. Кажется, будто он получает особое удовольствие от собственной ничем не сдержанной откровенности.
Он показал Нику своё колдовство, и тот так и не смог решить, это было охрененно или просто поразительно пугающе. Однажды Ник попросил разрешения присутствовать на суде, и Джулиан не отказал. В ту ночь слушалось дело о превышении полномочий, и после вынесения приговора Джулиан пробил грудную клетку осуждённого рукой, достал сухое чёрное сердце — или что-то очень похожее — и съел, с улыбкой глядя на свою жертву, пока тот не осыпался тонким серым пеплом. Ник смотрел и думал, какого рода магией было это действо, если учесть, что обычно вампира можно надёжно истребить только солнечным светом или хорошим ударом тяжёлого острого лезвия по шее.
Однажды Ник захотел посмотреть, как Джулиан ест. Тот улыбнулся своей обычной странной, тревожащей улыбкой, не обнажая зубов, и согласился. В ту ночь Ника неоднократно стошнило на ковёр, и он долго потом не мог отделаться от кошмаров и засыпал только при свете.

В доме нет других людей, и, конечно, ходят слухи о той извращённой связи, которая, несомненно, должна быть между Ником и Джулианом. Под этими слухами нет никаких оснований, и Ник на них просто не обращает внимания. Его они не задевают, он понимает, что болтуны завидуют. Да, чёрт побери, он и сам себе иногда завидует и не может поверить, хочется ущипнуть себя: три года назад он воровал и шарился по помойкам, чтоб выжить, а сейчас имеет всё, что только можно хотеть в его возрасте, включая личную массажистку и перспективу на отличный аттестат, с которым можно будет поступать куда душенька пожелает. Кажется, Джулиан вообще ни разу не сказал ему "нет". Его тактика была иной — он давал воспитаннику всё, что тот просил, а потом любовался, как тот давится отхваченным куском. Это сработало — быстро отучило жадничать.

Ник завороженно смотрит на Джулиана, пытаясь понять, что видит, и просчитать свои шансы. У Джулиана серовато-бледная, чуточку восковая холодная кожа, белые слизистые глаз. У Джулиана худое неестественно лёгкое тело и сухие сильные пальцы с острыми наманикюренными когтями. Джулиан улыбается тревожащей, бередящей сердце жестокой улыбкой — не размыкая губ.
Ник думает, какова вероятность, что Джулиан, как всегда, улыбнется и согласится, если просто прийти к нему и предложить заняться сексом. Нику шестнадцать, и он не знает, чего опасается больше — стать объектом насмешки опекуна или вызвать его презрение.
Поэтому он просто ходит следом, тенью присутствуя во всех занятиях Джулиана, смотрит, слушает и лишь иногда, когда они остаются наедине, просит объяснить что-нибудь. Джулиан всегда отвечает кратко и точно, словно забавляясь, ведь это почти никогда не вносит ясности, а потом заводит разговор издалека — иногда от Древнего Рима, иногда от Реконкисты, иногда от войны Севера и Юга, зависит от темы — так что постепенно всё становится более или менее понятно. Иногда Ник с тёплым самовлюблённым чувством думает о том, что Джулиан же тратит на него не только деньги, но и чёртову уйму личного времени. Это что-то да значит.

Нику семнадцать, когда он впервые пробует "кровь" Джулиана — чёрную, густую и вязкую, как смола, субстанцию, горько-сладкую и такую острую, что у Ника опухает язык и долго ещё огнём горит гортань. Джулиан смеётся и обещает: ты привыкнешь.
Он не лжёт и не заблуждается. Вскоре Ник привыкает.

* * *
Люди верят, будто каждый из них может стать вампиром, пройдя более-менее мучительную процедуру инициации. Антинаучные бредни и ничего больше, разумеется. Люди любят думать, что могут получить силу и бессмертие, ничем не жертвуя. Ради этого они бы с готовностью предали свой вид.
Потому что вампиры — не бывшие люди, вкусившие от источника вечной жизни. Они чудовища из доисторических времён, эволюционировавшие вместе с прочими видами, и неплохо приспособившиеся к своему положению. Паразитирующие на человечестве вместо того, чтобы создать и поддерживать собственную культуру.
Ну, то есть какая-то культура у них есть — пыльная и дряхлая, хранящаяся только в мёртвых сердцах старейшин. Ник наблюдает за современными монстрами, развлекающимися и охотящимися на ночных улицах, в клубах и на вечеринках, и думает, что они неприлично очеловечились. Тут он согласен с Джулианом.
Ник смотрит множество фильмов про вампиров, от произведений искусства до откровенного треша, и почти нигде не находит ни крупицы правды. Однажды, когда он пересматривает чёрно-белый немой "Носферату — Симфония ужаса", Джулиан неслышно подходит сзади и опускается на подлокотник.
— Чистая выдумка, — произносит он. — Но забавная. У меня есть небольшая необъяснимая слабость к этой картине.
— Сейчас умеют снимать намного лучше, — Ник нажимает на паузу, невольно поймав комично-смазанный кадр. — Да и страшнее.
— Я видел кое-что из нового, в том числе и образы претендующие на настоящий ночной кошмар. Они просто смехотворны. Первые из нас не были и близко так человекоподобны, как это изображают.
— Первые люди тоже были те ещё уроды. Все приспосабливаются и меняются. Иногда даже к лучшему.
Джулиан беззвучно смеётся и уходит, как он умеет — тихо, стремительно, словно уносящийся в ночь клок тумана на сильном ветру. Ник выключает плеер. У него нет никакого настроения досматривать историю графа Орлока.

Рассматривая схему, изображающую вампира в разрезе, Николас думает, что, может, когда-то они и впрямь произошли от людей или кого-то очень похожего — выкидыш чьего-то злого колдовства или божественная шутка. Уж больно много общего в строении тела — хотя, кое-что, безусловно, никак не могло сформироваться у человека в реально существующих земных условиях.
Ник не может понять, зачем им этот маленький сморщенный орган, расположенный на месте человеческого сердца — только справа, а не слева. Вампиры придают ему огромное значение, хотя он, кажется, вообще никак не используется.
— Может, вы инопланетяне? — спрашивает он как-то, заваливаясь головой на колени читающему сводку происшествий Джулиану.
— Возможно всё, — отвечает тот, меланхолично почёсывая макушку Ника аккуратно подстриженными когтями, способными, при необходимости, пробить тому череп без особых усилий. — Но, полагаю, я бы знал. Так что не рассчитывай на это объяснение слишком сильно.

* * *
Нику восемнадцать, когда он приходит к Джулиану и говорит: чёрт, я без понятия, как это сказать.
Он говорит: мне восемнадцать — на всякий случай, если вдруг тебе не плевать на наши людские законы — то есть, я взрослый.
Он говорит: я от тебя без ума, ну или просто влюблён и жутко тебя хочу, но, в любом случае, я бы без ума от тебя охотно побывал.
Он говорит: давай займёмся сексом, мне бы этого очень хотелось.
Джулиан улыбается и отвечает:
— Боюсь, ты получишь не вполне то, что, как думаешь, хочешь получить. Я, видишь ли, могу испытывать вожделение, но вряд ли в нашем случае стоит ждать эрекции. Все эти забавные человеческие вещи с кровью и пещеристыми телами… Полно, Николас, ты так долго разглядывал медицинские схемы, неужели тебя что-то ещё удивляет?
— А как же вы размножаетесь? — ляпает Ник, краснея от злости. Кажется, всё идёт по наихудшему из возможных сценариев. На схемах он действительно видел весьма неожиданную и странную на вид кость с длинным шипом и прилагающийся к ней обвес из мышц там, где у человека-мужчины в состоянии покоя нет ничего твёрдого.
— Это великая тайна, — интимно понижая голос, отвечает Джулиан. — Если бы ты был женщиной-вампиром, я открыл бы её тебе немедленно и во всех необходимых подробностях.
И, прежде чем Ник успевает в ярости и разочаровании сбежать к себе в комнату, Джулиан берёт его за руку и ласково добавляет:
— Ш-ш-ш, тихо… Разве я сказал "нет"? Всего-то, поскольку ты мужчина и человек, я хочу предложить тебе кое-что другое.
И он берёт его вторую руку.
…Сначала теряется ощущение веса собственного тела, притупляется слух, перед глазами расплываются снежные пятна. Ник слышит только, как глухо и яростно грохочет кровь в ушах, чувствует только настойчивое биение собственного пульса. Как будто он превратился в одно огромное мерно сокращающееся сердце.
Затем ощущения от рецепторов начинают возвращаться, но сам Ник не возвращается к реальности — и понимает это. Понимание, не заслонённое накатывающим эндорфиновым угаром, пронзает его: раньше он только видел, как Джулиан колдует; теперь тот применил свою силу на нём.
Ник не чувствует своего тела, только стремительно нарастающую эйфорию, восторг за пределами гравитации и здравого смысла, острый, болезненный. Разум ускользает, но Ник заставляет себя вспомнить девушку с розовыми кудряшками. Милая, по крайней мере, она казалась такой, пока Джулиан не начал есть. Джулиан не умеет или не считает нужным делать это хоть сколько-то деликатно. После того, как он отпустил девушку, голова с розовыми кудряшками соединялась с телом только лоскутом кожи и, кажется, парой случайно сохранившихся мышц. Визжать она перестала, конечно, намного раньше — примерно тогда же, когда Ника вывернуло на ковёр в первый раз.
Ник с усилием открывает глаза — каждое веко словно весит целую тонну. Он мокрый, как мышь и дрожит, будто в лихорадке; а ещё он в жизни не был так ужасно возбуждён.
Джулиан смотрит на него без улыбки. Чёрные глаза горят на серовато-белом лице: как будто так бывает — чёрный огонь.
— Я лишь взял тебя за руки, — тихо произносит он.
— Т-ты… — выдавливает Ник, но на этом его власть над собственным речевым аппаратом временно исчерпана. — Ты!..
— И показал, что ты можешь иметь со мной, — чуть громче и живее произносит Джулиан. — Какого рода секс. Если тебя это устраивает…
Ник молча стискивает его пальцы.
— Полагаю, это "да", — резюмирует Джулиан и, наконец, улыбается. — Моя спальня там.

* * *
Сердце Николаса бьётся медленно и размеренно. Джулиан прижимается ухом к его груди, чтобы послушать. Его завораживает этот привычный человеческому уху звук.
"Вы просто не можете понять, — говорит он, имея в виду, надо полагать, весь род людской. — Какое это чудо".
Он слушает.
Как оно — слабое, уязвимое — бьётся. Горячее и солёное на вкус. Так хочется взять его в ладони, заслонить, как заслоняют от ветра огонёк свечи.
…Слабое.
Собственное сердце Джулиана справа между рёбер — сухое, горькое, никогда не знавшее ни тепла, ни движения. Бесполезный орган, быть может, вмещающий душу. По крайней мере, так считают.
— Почему они называют тебя Бессердечным? — хрипло спрашивает Ник, мимолётно хмурясь и прикусывая губу, когда коготь неглубоко взрезает его кожу чуть ниже левого соска. — Ты ведь не такой.
— Потому что у меня нет сердца, — отвечает Джулиан, слизывая его горячую кровь с солёной от пота кожи. — Я не знаю жалости, — добавляет он мягким шёлковым тоном.
Ник шипит и непроизвольно дёргается вверх, когда бледный сероватый язык обводит его напряжённый сосок мягким шёлковым прикосновением.
Тоненькая струйка крови прихотливым следом змеи бежит по бурно вздымающимся рёбрам на постель.
— Ну, похоже, это и впрямь так! — выдыхает Ник. — Потому что ты дашь мне состариться раньше, чем кончить!
Джулиан улыбается, размыкает губы и облизывается, скользнув языком по верхнему левому клыку. Чёрная смолообразная капля неохотно выступает, словно подталкиваемая мгновенно затягивающимся порезом. Джулиан демонстративно раскатывает эту каплю по нёбу и спускается вниз, уверенным рывком раздвигает колени Ника и берёт в рот его член.
Ник выгибается, упираясь затылком в скользкую подушку, полными кулаками сгребает простыни, и самозабвенно вопит в экстатическом припадке, ничуть не считаясь с тонкой душевной организацией подслушивающих завистников.

* * *
Ник подтягивается к притолоке своей двери, скрестив лодыжки. Джулиан, как всегда неслышно, подходит со спины и, как всегда, опустив приветствие, произносит:
— Почему бы тебе не спуститься и не потанцевать?
— Сорок один… — считает Ник, мерно подтягиваясь. — Сорок два… А ты пойдёшь со мной, что ли? Прям так?
— С удовольствием схожу.
— Сорок пять… И будешь танцевать?
— Я не танцую.
— Сорок семь… Ага, и не пьёшь вина.
Джулиан фыркает, ждёт, когда Ник доведёт счёт до пятидесяти, и перехватывает его, обняв за рёбра и зафиксировав. Отпусти Ник сейчас притолоку — остался бы висеть в том же положении.
— Ты будешь танцевать, я буду смотреть, — шепчет Джулиан в красное от физических усилий горячее человеческое ухо. — Каждый получит своё.
— А потом я сниму девицу и буду её трахать, а ты будешь смотреть? — зло спрашивает Ник.
Он чувствует ухом вибрацию беззвучного смеха. Затем Джулиан позабавленно произносит:
— Я люблю смотреть. Что в этом неожиданного для тебя, Николас?
— Отпусти, — требует Ник. Джулиан тут же разжимает руки.
Ник выпрямляет ноги и отпускает притолоку. Трёт ухо и поворачивается к Джулиану лицом.
— Лучше отведи меня в Волшебную страну, — с лёгкой настороженностью и вызовом произносит он.
Джулиан совсем не выглядит удивлённым.
— Ну, поскольку ты даже сподобился выучить шумерский эмеги, чтобы читать эти дневники… Пойдём. Я знаю дорогу.
Он привычным жестом берёт Ника за руку и подводит к окну. Касается двумя пальцами губ и быстро, резкими движениями, чертит на стекле сложный символ, наливающийся чёрным огнём.
Джулиан делает шаг, и Ник шагает вместе с ним — в окно.
Цветная завеса дождя расходится, открывая влажный лиловый лес, полный искажённых мерцающих форм. Змея с нежным женским лицом поднимается из травы.
— Из её чешуи выходят неплохие амулеты, — весело говорит Джулиан.

* * *
Нику девятнадцать, и он привязан к ржавому железному стулу в безымянном подвале. Это место чертовски сильно напоминает ему о детстве. Та же вонь.
Зеркальные осколки блестят на полу. Ник видит их левым, незаплывшим глазом.
— Кончить его, да и вся недолга! — горячится самый молодой из охотников. — Вампирья подстилка!
— Не вопи, — одёргивает его старший. — Погляди на него — он же пацан совсем. Вряд ли он вообще понимает, что к чему.
Ник как никогда благодарен своему лицу, всегда помогавшему его выглядеть на пару лет младше реального возраста.
Сейчас, впрочем, половину этого лица он совсем не чувствует — только дёргающую боль в наливающемся синяке. Он молча надеется, что лицевые кости не сломаны.
— Слушай, — обращается к Нику средний охотник, обладатель слегка неопрятных рыжих усов. — Сколько тебе было лет, когда Бессердечный тебе пригрел? Десять? Одиннадцать? Думаешь, ты такой первый? Думаешь, он тебя, я не знаю, любит там, или что? Раз даёт игрушки и кладёт в миску корм, то он хороший, добрый, и о тебе заботится? Да он развлекается просто за твой счёт. Некоторые гигантских муравьёв заводят, некоторые собак, а Бессердечный — человеческих мальчиков, чтоб и развлечься можно было, и схарчить, если понадобится. Никогда не задумывался, откуда у него так рука набита, откуда он знает вообще, что с вами, подзаборышами, делать-то?
Ник осторожно трогает языком шатающийся зуб.
— Ты хоть знаешь, сколько он людей сожрал? — теряет терпение усач.
— Нет, — отвечает Ник. — Я видел один раз его ужин… меня вывернуло наизнанку как носок.
— Представляешь, сколько ему лет, хоть примерно? И человек в полгода, минимум, — со значением произносит усач. — Скумекал?
Ник неохотно кивает.
Джулиан чудовище, питающееся людьми мрачное порождение кошмара из древних времён. Джулиан не человек, и Ник бессилен сделать его таковым. Если он хочет, чтоб они были похожи, ему придётся самому стать чудовищем.

— Прежде чем твои ребята их покрошили, они успели сделать мне заманчивое предложение.
— Стать охотником? — Джулиан передаёт ему пакет со льдом. — Или просто убить меня, воспользовавшись эффектом неожиданности?
— Они пробовали провернуть второе, но я не такой идиот, чтобы подряжаться на самоубийственное задание ради чужих дядей, — мрачно произносит Ник, прижимая пакет к синяку. — Но в их болтовне было своё здравое зерно. И я подумываю принять предложение — хотя самих предлагавших, собственно, уже нет в живых. Мне не на что пожаловаться, ты был добр ко мне, Бессердечный Джулиан. Но что-то всегда было не так для меня. Может, став охотником, я смогу сделать свою жизнь правильной.
— И ты пришёл ко мне и сказал это, чтобы я — что? — ласково спрашивает Джулиан, опускаясь в своё любимое кресло. — Осудил тебя, убил, зловеще хохоча? Этого не будет. Отговорил тебя? Это и впрямь твоя жизнь, только тебе решать, что делать с ней. Может быть, ты слишком долго пытался смотреть на мир моими глазами. Может быть, тебе будет полезно взглянуть на обратную сторону.
— Ты мог бы сказать хоть что-то!
— Я говорю: иди. Меняйся. Если хочешь.
— Когда мы увидимся в следующий раз, возможно, я приду за твоей головой.
Бессердечный улыбается, не размыкая губ.
— Это будет интересно, — говорит он нежно. — Посмотрим. Может быть, мой дом всё ещё будет твоим домом, когда это произойдёт. Может быть, я всё ещё буду рад видеть тебя.

* * *
Николас не лжёт и не заблуждается. Ему двадцать восемь, когда они встречаются снова.
И Джулиан действительно рад его видеть.

* * *

- 5 -
Те самые Серые Стражи
Предупреждения: time!AU (действие перенесено в таймлайн DA:O), гендербендер, фемслэш
Размер: 1105 слов

* * *
— А давай я тебя с нашими познакомлю? — предложил Алистер. — Я так и думал, что на ночь глядя никто вас на болото не погонит, а так хоть посмотришь на других Стражей.
Алим Сурана поколебался, не сказать ли, что жутко хочет спать, потом — не спросить ли, отчего это Алистер не зовёт с собой прочих кандидатов... Но спать ему не хотелось, было любопытно, а прочие кандидаты разбредись по лагерю. Так что Алим только кивнул.
— О, я знаю, с кем тебе познакомлю! — обрадовался Алистер. — Помнишь, я говорил насчёт женщин-Стражей? Короче, это как раз те два украшения Ордена, а какой у них боевой счёт, ты бы знал! Шикарные дамы!

"Шикарные дамы" действительно оказались именно дамами — в том плане, что Алим навскидку оценил из возраст лет в тридцать с небольшим. А судя по состоянию стражнической формы — хоть и весьма ухоженной — ясно было, что они далеко не новички. Тем не менее, вели они себя неожиданно дружелюбно, без следа обычного для более опытных коллег высокомерия.
— Джули и Николь, — представил Алистер. — А это Алим, один из наших рекрутов. Ну, вы помните, Дункан говорил.
Темноволосая Джули с длинной, скрученной в узел косой, улыбнулась и кивнула со своего места, а белокурая Николь подскочила к Алиму и энергично пожала ему руку:
— Точно! Надеюсь, твоё Посвящение пройдёт удачно. Дункан вас в земли Коркари посылает?
— Ага, завтра, — пробормотал Алим, чувствуя себя чуточку неловко. От Николь вкусно пахло костром, мятой листвой, оружейным маслом и немного — потом. Он никогда не думал, что от женщины может пахнуть так — и что это может быть так… здорово.
Дамы переглянулись, Джули чуть наклонила голову, и Николь с широкой улыбкой предложила:
— Ну, садитесь, выпьем, что ли. Расскажем что-нибудь занятное и несекретное, идёт? — она подмигнула.
Алим хотел по привычке сказать, что не пьёт, но потом решил, что новую жизнь нужно начинать с новых привычек, и промолчал.

* * *
Над руинами Остагара сгущалась зябкая темнота.
— Итак, переубедить короля не удалось, — констатировала Джули. Она говорила с отчётливым орлейским акцентом, что в Ферелдене частенько становилось той ещё проблемой, так что обычно темноволосая воительница предпочитала помалкивать. Она и вообще-то была неразговорчива — Николь болтала за двоих.
— Увы, — кратко отозвался Дункан и вручил ей пакет с договорами Серых Стражей. — Я буду на поле вместе с остальными, на тот маловероятный случай, если нам повезёт, и Архидемон появится, — он помолчал и продолжал, указав точку на карте. — Вы будете ждать здесь. Если увидите, что мы проиграли, разворачивайтесь и идите требовать исполнения договоров.
— Может быть, Алистер и Алим будут вместе с нами? — неожиданно спросила Джули. — Они неопытны и их отсутствие на поле боя не будет критичным.
— Я постараюсь убрать их из котла, — кратко ответил Дункан. — Если повезёт, они выживут. Но их жизнь — не ваша забота. Ваша забота — остановить Мор. Если поймёте, что собрать армию достаточно быстро не удастся — отступайте в Монтсиммар или Вейсхаупт. Пока скверна будет пожирать Ферелден, Орден успеет подготовиться. Его величество сам выбрал судьбу для своей страны, нам не под силу что-то изменить в этом. Помните, что вы не герои. Вы Серые Стражи.
— Мы всё сделаем, — сказала Джули.
— Положись на нас, — сказала Николь. — Да присмотрит за тобой Создатель, Дункан.
— Да присмотрит он за каждым из нас, — ответил Дункан.

* * *
— Что значит "тут уже были Серые Стражи, и одеты были точно как вы"? — изумился Алим.
Алистер с надеждой воззрился на храмовника. Тот вздохнул:
— Две женщины. После них ещё из кабака вынесли несколько трупов. Впрочем, лично у меня к вашим девицам претензий нет. Они неплохо помогли с кое-какими мелкими, но неприятными проблемами в округе.
— Когда они покинули Лотеринг? — спросил Алим.
— Вчера утром, кажется. Пошли в сторону Бресилиана, и с ними была одна из наших послушниц.

* * *
— Эльфы, — бормотала Николь, передёргиваясь и всё ускоряя шаг. — Эльфы, эльфы, эльфы! Андрасте ради, надеюсь, в моей жизни больше не будет эльфов! Эти долийцы кого угодно достанут. Джули, плевать на всё — давай лошадей купим, а? Я так больше не могу.
— Будем бросаться в глаза, — предупредила Лелиана, идущая следом на Стражами. — В Ферелдене любой всадник приметен, как дракон на капустном поле.
Николь застонала. Джули похлопала её по плечу и сунула в руку кусочек зачерствевшего сыра. Та благодарно вгрызлась, пробормотала:
— Но только чтоб без эльфов, ладно?
В следующий момент за поворотом раздался заполошный топот, и тут же на дорогу выбежала запыхавшаяся просто одетая женщина.
— Помогите! — завопила она. — На нас напали бандиты! Спасите!
— Ну естественно, — пробурчала Николь, деловито догрызая сыр. — Как же без бандитов. Успокойся, добрая женщина, мы тебе поможем.

* * *
— У них какая-то неадекватная реакция на нас, — тихонько заметил Алим Алистеру, подразумевая обитателей небольшого села, куда они завернули пополнить припасы. — Будь готов драться или драпать.
— Вы надеть что-нибудь кроме формы не пробовали? — ядовито осведомилась Морриган. — Стражи нынче — преступники в бегах, если вы забыли.
— Далеко ещё до этого твоего Редклифа? — тоскливо спросил Алим. — Сил больше нет выносить одновременно Морриган и сопротивление среды. Ну почему я не остался в Башне?

* * *
— Ах, тут уже были Серые Стражи, — протянула Николь. — Всех спасли? Молодцы. Часом, не такой крепкий парень-воин и субтильный эльф-маг? Вот как, очень хорошо... Говорите, девица почти без ничего? Да ладно, как же она не простужается! Тут не Антива, всё-таки! И огромный странный мужик с мрачной рожей и двуручным мечом? И где они, говорите, сейчас? В замке, значит… Ну что, пошли повидаем местный нобилитет! Может, горячая ванна перепадёт, мыло там нормальное, да и умываться перед осколком зеркала я основательно задолбалась. Да, Зевран, спасибо, я знаю, что здесь не Орлей. Так на штурм же! Узнаем, что приготовила нам стерва-судьба!

* * *
— Я одного не понимаю: мы же выступили с разницей в один день, как же вы умудрились так отстать? — Николь разлила вино из запасов эрла по стаканам, перевернула бутылку и немного потрясла, убеждаясь, что та опустела. Взяла любезно поданное Лелианой яблочко. — Мы вон и от эльфов ушли, и с магами успели познакомиться ближе, чем хотелось — да вон, даже логейновы убийцы нас разок нашли, так уж мы засветились…
Один из названных убийц приветливо улыбнулся новым знакомым, удобно устроившись в кресле со стаканом вина.
Алистер и Алим переглянулись, но Морриган не дала им сохранить лицо:
— Эльф оказался не готов шагать весь день, — едко отозвалась она. — Жаловаться начинал ещё до полудня.
— Ну знаете, я не виноват, что раньше мне не доводилось столько ходить! — насупился Алим. — И, кстати, спасибо Морриган, дорогая, я уже намного легче выдерживаю дневной переход!
— Верно: брать на ручки приходится только один раз из двух.
— Но не тебе же! — показал язык маг.
— И на том спасибо! — огрызнулась ведьма.
— Приятно видеть, как отлично вы ладите, — заметила Николь весело. — Но давайте, что ли, допивать и по постелькам, благо сегодня нас всех ждёт чистое постельное бельё в тёплом помещении — это ли не счастье? Лично я намереваюсь заняться на этом белье головокружительным сексом, и то же самое советую всем здесь присутствующим. Помогает от всех болезней и поднимает настроение. Лелиана, ты с нами? Завтра с утра выдвигаемся в этот ваш Денерим, поищем загадочного брата Дженитиви.
Джули молча улыбнулась и отсалютовала стаканом.

* * *