Для Nemhain

[Weisshaupt Fortress]

Для:  Nemhain
Автор:  Irisviel
Название: Монеты
Пейринг: Кайлан/ОЖП, Кайлан/Селина, Кайлан/Анора
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Размер: миди (26122 тыс. знаков с пробелами)
Предупреждение: авторский взгляд на канон и персонажей.
Комментарий автора: Кайлан, который видится автору во всей красе. Заранее извиняюсь перед одариваемым, если наши с ним взгляды расходятся. С новым годом,  Nemhain!))

Женщина упала на колени и, скалясь пожелтевшими зубами, принялась собирать монеты, которые сыпал на пол Кайлан; будто старалась сгрести воедино осколки разбитой гордости — так старательно и невозмутимо она это делала, даже не скрывая своей наготы. Кайлан не был уверен, что зрелище доставляет ему удовольствие, но задумчиво продолжал ссыпать ценные кругляши.
— Господин щедр, — приговаривала женщина, закутывая деньги в свое тряпье. Кайлан не мог оторвать глаз от ее проворных пальцев. Точно веревки, они извивались по полу, с каждым движением загребая монеты, которые исчезали в грязных складках сложенного на коленях женщины платья. Что она будет делать с этими деньгами? — думал Кайлан, невольно отсчитывая
(сорок три медяка, сорок четыре, сорок пять)
поощрение. Он задумался о том, куда уходит его золото где-то на грани интереса, просто чтобы занять чем-то мысли. Ему ничего не стоило узнать, но он не хотел стараться. Усилия, как ему казалось, должны быть направлены в верное русло, а вовсе не тратиться попусту.
Одна монета сверкнула, и весело звеня по дереву, прокатилась на ребре прямо в небольшую щель в половицах. Кайлан сжал ладонь, не давая выпасть оставшимся паре-тройке медяков, стараясь не заглушить отголоски того звука, с которым в старом прогнившем дереве сгинул кругляш. Комната, казалось, все еще гудела, храня воспоминания о потерянных деньгах. Вопреки ожиданиям Кайлана, женщина заметила, как медяк ускользнул, и принялась ковырять щель, в попытках извлечь его.
— Расскажи мне еще, — попросил Кайлан и между его пальцев блеснул серебряный.
— Как пожелаете, господин, — довольно ухмыльнулась женщина, моментально переключила внимание, и ловко ухватив монетку, спрятала ее туда же, куда исчезали медяки. — Король наш, господин, мужчина видный, да и, как вы поняли, даже при живой королеве не прочь повеселиться с другими. Ходят слухи, что мужеством природа его не обделила и ни одна дама, что имела честь с ним возлечь, не может слова недоброго сказать. Он, говорят, искусен в любовных делах и с вниманием относится к женщинам, а им это, в свою очередь, нравится.
— Недавно встретила я на рынке свою родственницу. Родство у нас дальнее, не кровное — она свояченица моего брата — но мы с ней в теплых отношениях. А она большая болтунья, ей только дай рот открыть, так весь день бестолку проболтать может, не отвяжешься. Вот она мне рассказала: сначала о детях своих, нерадивых, что связались с дурной компанией, потом о батюшке, подхватившем непойми какую заразу и не встающем с постели, о муже, который проигрался, да так, что теперь им хлеба купить не на что, а потом и о правителе нашем. Говорит, что доподлинно знает — у властителя новая пассия появилась. Богата, говорит, статна, даже при дворе появляется, королеве в глаза смотреть не боится. Говорила мне эта родственница, что, дескать, та дама настолько смелая, что понесши от короля, не стесняется говорить об этом прямо.

Познакомились Кайлан и Лизбета, что приходится дочерью какому-то захудалому банну, который не сегодня, завтра по миру пойдет, на одном из пышных балов, устроенных королем. В тот день Анора сказалась больной и не явилась сопровождать супруга, чему Кайлан был неприлично рад — последнее время отношения с королевой у него совсем не ладились. То ли ей стало известно обо всех его похождениях, то ли случилось то, чего он уже давно ждал с мрачной обреченностью: Анора сдалась и перестала делать вид, что у них все хорошо. Кайлан изо всех сил старался хоть как-то облегчить ее положение, отдал ей всю власть, которой она так жаждала, скрывал свои интрижки и старательно играл роль любящего мужа на людях. Большего он дать ей не мог. Просто не мог пересилить себя, и, стоило им остаться наедине, становился непростительно холоден и груб. Его тошнило от себя такого, но неизменно, сколько бы он не обещал, что в этот раз все будет по-другому, все равно проваливался в то отвратительное состояние. Ему казалось, что где-то глубоко в душе он все еще любит свою Анору, ту, которую он еще юнцом встретил и которой не мог налюбоваться. Казалось, что часть его не хочет отпускать то, что когда-то между ними было: он все еще не мог долго обходиться без ее общества. Но порой ему было невыносимо даже смотреть на нее.
Кайлан был сыном своего отца: был падок на женщин и приключения. Однако он всегда возвращался к супруге и никогда не воспринимал всерьез свои интрижки. Но беспощадное время шло, год сменялся годом, а Анора все еще не понесла от него. Отсутствие наследника, продолжателя рода, плоти и крови стало проблемой сравнительно недавно: всего полгода назад. И с того момента Кайлан заметил, что меняется. Его отношение к Аноре, к его возлюбленной королеве, которую он когда-то боготворил, превращалось в груз обреченности. Несмотря на то, какой сильной и притягательной личностью он ее видел, как женщина она стала вызывать в нем только отвращение, всем своим видом напоминая, что они все еще не имеют детей. Через силу он приходил в ее покои, пыхтел на ней, стараясь не показать своих чувств, но глубоко в душе ему было просто противно. Что за проклятье она могла на себя навлечь, если Создатель все еще не одарил ее ребенком? А Анора молчала. Молчала, отказывалась поднимать эту тему и делала вид, что у них все замечательно. Кайлан был уверен, что она не могла не заметить изменений в их отношениях, но не мог добиться от нее хоть толики искренности. Идеальная Анора с ее идеальной семьей будто жила в другом мире. Иногда ему казалось, что ей просто настолько хочется быть счастливой, что она закрывает на все глаза. И это злило его еще больше. Играя роль сильной королевы, она только расширяла трещину в их отношениях. И без ее общества Кайлану было на порядок легче.
Бал, который он давал, был приурочен ни к чему. Просто ему захотелось устроить что-нибудь пышное и красивое, в стиле тех орлесианских забав, про которые так вдохновенно рассказывала Селина. Пойло разной степени паршивости и еда на любой вкус. А так же девки и дураки. Тут и там сновали чинные господа, обольстительные дамы и прохвосты, так или иначе проскользнувшие на королевское празднество. Кайлану было плевать. Он еще не выпил столько, чтобы пуститься в пляс или бессмысленные беседы, а настроение с самого утра было отвратительным. Лениво обводя взглядом зал, он и заметил ее. Лизбета не была сказочно красива, да и фигурой пошла больше в батюшку — низкая, коренастая, а почти отсутствующую талию вырисовывали только чрезмерно пышные юбки. Но было в ее взгляде, в ее позе что-то настолько королевское, что сам Кайлан, развалившийся на троне, подобрался и сел прямо. Жадность до власти, которая исходила от Лизбеты была настолько сильна, что, казалось, стоит этот поток направить, и он снесет весь Ферелден с близлежащими Коркари. И настолько это было удивительно и ново, что Кайлан не сдержался и, стащив себя с трона, направился к Лизбете.
До нее все барышни, что приходили в королевские покои были кроткими и обольстительными: будто арлатанские эльфийки, они были нежны и, казалось, что при особом старании сквозь них можно смотреть. Они всегда повиновались каждому слову, жесту, исполняли все желания, и каждая постоянно твердила «да, ваше величество», будто от звучания этого обращения они могли поверить, что ложатся с самим королем. Лизбета была другой. Она заходила к нему, будто это Кайлан, малец с конюшен, ждал появления своей госпожи, и никогда не позволяла ему ложиться на себя. Всегда седлала, точно жеребца и грузно двигалась на нем, упираясь маленькими пухлыми ладошками в королевскую грудь. Потом она позволяла целовать себя и снимать одежды. И Кайлан, точно восторженный мальчишка, у которого только-только начала пробиваться легкая щетина, нетерпеливо сдирал с нее платье и покрывал поцелуями каждый сантиметр мягкого тела. А затем все повторялось вновь.
Во время их короткой связи, она ничего не просила, как делали остальные — ни королевской милости для отца, ни украшений, ни поездок подле Кайлана куда-либо. Она больше слушала его, давала советы, иногда тихо смеялась, стоило ему сказать какую-нибудь шутку. Лизбета была не из тех девиц, что хлебом не корми, дай только пощебетать о чем-то и большую часть времени они молчали. Во время прогулок, ужинов, поездок — тишина стала привычным спутником. Кайлану было легко в обществе Лизбеты: она не судила и все воспринимала как данность. Однажды он спросил ее, что она чувствует по поводу бедственного состояния отца, а Лизбета помолчала и ответила, что Создатель ведет детей своих твердой рукой и негоже ей обдумывать его действия. Возражать Кайлан не стал.
Ее поведение вне спальни сначала смущало его — никак не вязалась та властная женщина с этой кроткой девицей, но потом он начал понимать, что ей большего не надо. Та жажда, которая привлекла его еще на балу, она была другой природы, нежели ему тогда подумалось. Лизбета не хотела управлять всеми, не хотела быть решающим голосом, не хотела короны; ей нужно было только управлять кем-то одним и в определенное время. С каждой их встречей Кайлан позволял все больше: теперь она подчас шлепала его по рукам, стоило ему потянуться к налитым грудям или, вовсе, хватала за запястья и удерживала. Сковывающие его маленькие ладошки Лизбеты, лишенные какой бы то ни было силы и его добровольное подчинение разжигали в нем огонь сильнее, чем гибкая соблазнительность покорных прелестниц. Для него это было в новинку, как заграничная увлекательная игра, а Лизбета с каждым разом хорошела, будто происходящее делало ее счастливее. Кайлану подчас казалось, что именно этого ей не хватало раньше: она расцветала на глазах, ее властность итак заметная прежде, стала идти впереди нее и никак не вязалась с молчаливостью и ненавязчивостью, спина стала ровнее, чем стены, а лицо разгладилось, сделав ее моложе лет на пять. И зачастую Кайлан ловил себя на том, что любуется Лизбетой. Она никогда не была красивой, и раньше в ней притягателен был только взгляд, но после их свиданий она будто светилась изнутри.
Все закончилось так же быстро, как и началось. Слухи не врали, Лизбета понесла от него, но Кайлан узнал об этом слишком поздно, чтобы успеть насладиться мыслью о том, что станет отцом. Всего неделю он просыпался по утрам с улыбкой, благодарил Создателя за то, что у него будет наследник. Лизбету он перевез во дворец, чтобы оградить от всего, что могло бы причинить вред ребенку. Он хотел защитить ее, уберечь, но своей заботой и подверг опасности. Во дворце прознали о том, почему Лизбета переехала не сразу — сначала все шептались, что она просто перебралась поближе к королю, чтобы было проще его обслуживать. А потом слухи разнеслись с такой скоростью, что даже Кайлан удивлялся. До города еще не дошло, но к шестому дню, как он сам узнал, весь дворец был в курсе. Тогда-то вечером и случилась трагедия.
С переездом Лизбеты, Кайлан перестал завтракать и ужинать с Анорой. Не мог спокойно есть, не убедившись, что мать его будущего ребенка имеет все необходимое. Это же время стало самым сложным для обитателей дворца: Кайлан приходил в бешенство от любой мелочи, если она касалась Лизбеты, он выгнал тогда больше слуг, чем за все время своего правления и был уверен, что без его постоянного надзора эти бестолочи ничего не смогут. В тот день было так же: он пришел на ужин, отчитал одного эльфа, посоветовав тому убираться подальше, если жизнь дорога и приступил к еде. Ему сразу же показалось, что с Лизбетой что-то не так, но она отмахнулась, ничего не ответив и продолжив пить воду, так и не притрагиваясь к своей тарелке. А потом пошла кровь. Кайлану казалось, что больше крови он никогда в жизни не видел. Даже из мертвых столько не вытекало. Кровь была повсюду, она лилась на пол, размазывалась под его ступнями, когда он нес Лизбету к лекарям, стекала по его рукам, капала на дорогие штаны. Потом в ней пачкались лекари, маги, которых срочно вызвали во дворец — всех магов, которые только были в округе. Пока Кайлан ждал, сидя у двери, проклиная Создателя и его игры, он смотрел на свои светлые волосы, слипшиеся грязными красными прядями. Кровавые следы цепочкой тянулись по коридору — его следы. Потом, когда он вновь обрел разум, Кайлан думал, что эти следы были единственным, что оставил его ребенок в этом мире. Следы, да засохшие пятна на одежде. С того момента Лизбету он больше не видел, она уехала из дворца, как только немного оправилась и была в состоянии перенести длинную дорогу. За это он был ей благодарен. Сам Кайлан три дня не выходил из ее покоев, а когда вышел, первым делом начал искать виновных. Всем, кто видел его трагедию, он предложил выбор: или они молчат, или он вырывает им языки. Позже он с удивлением слушал, как шепчутся слуги: все были уверены, что он отправил Лизбету в Орлей.


— Да вот только зря, — продолжила женщина, — говорит она о том, что понесла. Наша королева не из робкого десятка, терпеть такого не стала, так что пришлось нашему властителю отправить свою фаворитку в Орлей, чтобы уберечь от королевы. Только вот что дальше там у них случилось, родственница моя не знает, ей под этот рассказ уже домой пора было и она, наскоро попрощавшись, убежала от меня.
Кайлан весь рассказ, смотревший на ту щель, где сгинул медяк, исподлобья глянул на женщину, вырываясь из липкого плена воспоминаний. Ему даже было смешно, что вся эта история только-только просочилась в город, и считается свежим слухом. Хотя о более позднем его увлечении — молодой сестрой из Денеримской церкви — женщина рассказывала так, будто это случилось несколько лет назад. Странная штука — народная молва, подумалось ему.
— Расскажи еще, — попросил Кайлан, выронив серебряный.
— Господин, — женщина подползла и, ловко схватив монету, спрятала ее, — что-то больно вы королем нашим интересуетесь. Не орлейский ли вы шпион случаем?
— Орлейский шпион, — Кайлан едва сдержал хохот, рвущийся из груди. Да, возможно, он и был орлейским шпионом. Особым, привилегированным орлейским шпионом. Таким бы с легкостью его признал Логейн. Да и много кто еще — в королевстве навалом было тех, кому не нравилось его правление. Но только Логейн не боялся говорить вслух то, что хотелось сказать остальным.
— Будь я орлейцем, пошел бы в ваш притон? — вновь посмотрев на ту щель, где весело блестел медяк, спросил Кайлан. — Не лучше ли мне было посетить Жемчужину, где мне бы и информацию точную дали и обслужили по высшему разряду?
— Ваша правда, — легко согласилась женщина. — Знаю я еще кое-что о нашем государе. Поговаривают, что он какие-то темные дела с Орлеем проворачивает. Да только один говорит, что жениться собирается на императрице их, другой — что собирается войной пойти, а третий, так вообще, говорит, что сдаться государь хочет на милость орлейскую, да страну нашу им отдать. Только то, что как-то связан король с их правительницей доподлинно известно. Есть у меня один знакомый, захаживает частенько, да только ко мне, к остальным ходить отказывается. Вот он как-то ехал с Денерима, а по пути встретил всадника, который еле отбился от волков. Лошадь его загрызли, вот мой знакомый и довез всадника до ближайшей деревни. А тот по дороге, чтобы успокоиться эль хлестал. И так напился, что проболтался, мол, везет важное письмо короля императрице. Сказал еще, что частенько туда-сюда мотается с этими письмами, точно влюбленных переписку возит.

Все началось с приписки Кайлана в очередном письме. То скучная была переписка, заурядная, как и у всех венценосных особ: расшаркивания, любезности, да только на бумаге. Сколько раз писал Кайлан Селине о любви своей горячей и сколько раз это было просто буквами, сложившимися в обязательные слова. А потом эта приписка, где он спрашивал про недавно отстроенный дворец в весьма неформальном тоне и все изменилось. С каждым новым письмом, императрица орлейская все больше западала в душу. Писала она легко, слог ее был красив, а почерк хоть и витиеват, но на редкость хорошо читался. Да и отвечала она быстро, будто с охотой. Иногда Кайлану даже казалось, что она не отпускала гонца, пока ответ не напишет, и сразу отправляла письмо. Сам же он сначала тянул до последнего, чтобы ей отвечать, а вскоре начал так же — не отпускать гонца без обратного письма. Иногда и отдохнуть не давал, заставлял в ночь срываться и везти послание, так ему хотелось знать, что будет в ответе. Спустя год после этой невинной приписки, на которую Селина ответила охотно и красноречиво, так, будто старому другу рассказывала про дворец свой новый, Кайлан задумался о том, что ему страстно нравится эта женщина. Настолько, что подчас он, завтракая с Анорой, забывался в своих фантазиях об орлейке и пропускал мимо ушей все, что говорила его королева. Несколько месяцев, в период самого страстного чувства, был он сам не свой. Забыл обо всем: о долге, о женщинах, даже выпивал совсем немного, только чтобы сон крепче был. Жил от письма до письма, думал, как же ему все так устроить, чтобы соединиться с ней, такой далекой и недостижимой. Строил планы, гадал, где будут жить они, если все получится, если он ее добьется и женится. Свыкался с мыслью о том, чтобы покинуть родную страну. Да что там! Был готов покинуть Ферелден и не пожалел бы! Только гордость не давала: я король, думал он, мужчина, не годится мне, словно псу к хозяйке, рваться к ней. Думал еще о том, как народ такую весть встретит: их властитель женился и уезжает к жене жить. Боялся народного осуждения, боялся, что его слабым сочтут, безвольным. А потом плюнул. Да хоть сколько слабым, хоть сколько безвольным, только околдовала его эта женщина и готов он был к ней в любой момент сорваться, стоило бы ей только позвать.
Он писал ей «целую ваши руки» и думал: губы, глаза, шею. Писал ей «восхищен вами», думал: влюблен, очарован. В каждую строчку, в каждое слово он вкладывал иной смысл, чем показалось бы кому другому, прочти он его письмо. И Селина, думалось Кайлану, понимает его. Будто это было что-то только между ними, что-то только их. Она писала ему одно, а он читал совсем другое. Смотрел на ровные строчки и видел то, что скрыто за ними. Часто закрывал глаза, представлял себе, как касается ее нежной ароматной кожи, как оглаживает ее бедра, как целует каждый сантиметр ее ухоженного тела. Забывался порой часами утопая в этом видении. Забывал поесть, поспать, а иногда и вовсе проводил дни в полубреду.
Так прожил он полгода. А потом успокоился. Все так же готов был жениться на Селине, все так же восхищался ей, но уже теплее, спокойнее. Письма его больше не пылали страстью, теперь они были полны нежной дружбы, привязанности. Он научился быть влюбленным и не забываться в этом чувстве. Уже основательно все планировал, без крайностей, продумывал каждую мелочь и не горел больше желанием вот прямо сейчас сорваться и сделать. Хотел, чтобы все было правильно. Гонец больше не сновал без продыху между странами, а письма стали приходить хоть и реже, но так же стабильно. Иногда Кайлан думал, что они как супруги, сначала влюбились, горели, а теперь подуспокоились и просто нежно дружат. Думал так и жалел, что с его супругой так не сложилось.

— Правда, о содержании ничего не сказал, говорит, что читать такие письма — могилу себе рыть. Вот и непонятно, что там у короля с императрицей.
Кайлан усмехнулся. Ничего, подумал он, совсем ничего у короля с императрицей: только письма. Посмотрев на уготовленную для самой лакомой темы монету, он даже затаил дыхание. Не знал, хочет ли он знать, что в народе про это говорят или не хочет. Это была его больная тема, кровавая мозоль, которая никак не начинала заживать.
— Расскажи о королеве, — все-таки попросил Кайлан и протянул золотой.
— Это, господин, длинная тема, — принимая монету, протянула женщина. — У нашего государя не ладится с королевой, это все знают, даже дети. Только вот ходит много слухов, почему у них не ладится. Кто-то говорит, что раз король ей изменяет так много, то и королева его не пускает в свои покои. Кто-то, что бесплодна она, а кто-то, что наши король с королевой никогда и не хотели жениться, но так договорились, вот и мучаются теперь.

После случая с Лизбетой, отношения Аноры и Кайлана совсем испортились. Вернее, больше и не было никаких отношений, был только одержимый жаждой мести Кайлан и Анора, якобы брошенная со всеми государственными тяготами. Конечно, попробуй король вмешаться в ее дела, она всеми правдами и неправдами отваживала бы его от этого. Да он и не пытался, впрочем. Он просто не хотел ее видеть. Смотреть на нее стало еще больнее после того, как у него чуть не родился ребенок, смотреть и понимать, что женщина, на которой он женился, все еще не подарила ему наследника. Он напивался, слонялся по дворцу, стараясь держаться подальше от обычного маршрута Аноры и все больше вяз в своем горе, в болоте, в которое провалился по самые уши после потери ребенка.
В редкие моменты трезвости, он узнавал, как обстоят дела у тех, кто разбирался с причинами выкидыша. Сразу же было выяснено, что блюдо, предназначенное Лизбете было отравлено, да вот только отравителя все никак не могли найти. Все твердили, что понятия не имеют, кто приносил еду в те дни, да и сам Кайлан тоже никак не мог вспомнить лицо той женщины. Помнил только, что это была эльфийка. Но эльфиек на дворец было столько, что жизни не хватит каждую из них расспросить. А с каждым днем шансы найти отравителя все таяли и таяли.
Как-то раз, напившись до такой смелости, что решился на это, Кайлан пришел к Аноре. Жена, она должна утешать мужа, думал тогда он. Убеждал себя, что делает все правильно, что так оно в обычных семьях и случается. Да только сам почти не верил в то, что Анора может быть ему правильной женой. И еще боялся себе признаться, что раз он оказался около дверей в ее покои, значит, ему просто больше некуда пойти. Значит его положение уже настолько отчаянное. Он еще хранил в памяти те прежние их отношения, с нежным доверием, теплой дружбой и яркой любовью. Он хотел своим визитом найти в ней поддержку, найти того потерянного друга, но Анора встретила его холодным отстраненным взглядом. Он закрыл за собой дверь, прошел в комнату и сел на кровать. Помолчали. Кайлану так много хотелось сказать, так многим поделиться. Он даже хотел попытаться вернуть те отношения, которые они потеряли, настолько был пьян, и настолько его обескуражила собственная выходка. Но боялся начать, знал что сейчас, в таком состоянии ничего путного сказать не сможет. Ему нравилось просто сидеть в ее покоях, чувствовать эту давно забытую нежность и молчать, веря, что все еще может наладиться.
Анора не выдержала первой и заговорила. Первую часть того, что она сказала, Кайлан не расслышал, витая где-то в своих мечтах о радужном будущем. Он вернулся в реальность на предложении прогуляться в Жемчужину, если ему так захотелось продолжения банкета. Сначала не понял, что она имела в виду, а потом, будто обиженный ребенок, заплетающимся языком спросил, чего она. Не хотелось ему сейчас ссориться. Не хотелось выяснять отношения, не хотелось вспоминать былые обиды. Хотелось просто немного посидеть здесь, у нее, помечтать и счастливым отправиться спать. Он так давно не был настолько близко от нее, что даже забыл какого это. Анора же начала кричать, расхаживая по комнате. Наверное, отчитывала его за что-то, но Кайлан не вслушивался. Поймал ее, когда она оказалась достаточно близко, притянул к себе и, игнорируя ее попытки вырваться, уткнулся лицом в живот. Она сразу успокоилась, замерла, будто искала в этом жесте какой-то подвох и, не найдя, положила руки ему на голову, поглаживая грязные волосы. Кайлан вдыхал ее запах, такой родной, такой уютный и чувствовал, что засыпает. Возможно, он даже задремал ненадолго, тем более, Анора начала что-то успокаивающе приговаривать, но, как это часто бывает, отчего-то проснулся. Слушал, как звучит ее голос, чувствовал, как каждое слово гудит в ее теле и растворялся в этих ощущениях. Почему он начал вслушиваться в то, что она говорит, он не знал, но вслушавшись, похолодел. Анора приговаривала что-то про то, что ему надо успокоиться, забыть о своей девке и ее выродке и вернуться в реальность. Что не стоят они тех страданий, в которых он сейчас тонет. А Кайлан трезвел с каждым ее словом.
И почему раньше он не подумал об Аноре? Почему предположить не мог, что его королева могла так поступить с Лизбетой? Почему недооценивал свою жену? Это понимание свалилось на него и буквально вдавило в пол. Он не мог пошевелиться, даже вздохнуть не мог, только бешено вращал глазами, пытаясь найти хоть что-то, за что можно уцепиться, чтобы не пропасть совсем. Но как на зло ничего не находилось, ничего, на чем можно было бы сконцентрироваться, за что можно было бы держаться в этом мире.
Проснулся он только поздним утром. Аноры уже не было, а сам он лежал в ее постели раздетый и укрытый. Голова раскалывалась от выпитого, но эту боль заглушала сосущая тоска, всепоглощающей дырой расползавшаяся по душе. Встав, Кайлан отправился к себе. Он не стал ничего говорить Аноре, не стал искать ее. Он сначала помылся, потом отменил все поиски отравителя, а потом сел писать Селине письмо. Настало время исправлять ошибки.

— Только правду-то где выискать, господин? Да и какое нам, простым людям, дело до отношений королевской четы?
Кайлан усмехнулся. И точно. Было видно, что женщина не хочет говорить об этом. Он мог придумать тысячи причин, но все очевидно — она боялась говорить о делах королевы. Да и ему самому уже не сильно-то хотелось слушать. Он сам не знал, зачем пришел сюда, зачем расспрашивал эту женщину. Не знал, почему выбрал именно ее: самую старую, некрасивую и затасканную. Вид ее голой вызывал у него отвращение и жалость, а запах от нее исходил такой, что хотелось расстаться с обедом. Но Кайлан сидел тут до самой последней истории, с силой сжимал приготовленные деньги и погружался в болезненные воспоминания.
— Одевайся, — приказал он женщине и встал. Дождавшись, пока она оденется и перепрячет деньги, он разжал кулак с монетами и те со звоном покатились по полу. Она могла жить на эти деньги
(семь золотых, восемь, девять)
несколько лет, завести хозяйство и больше никогда сюда не возвращаться. Но, выходя из комнаты, а потом и из покосившегося здания, Кайлан почему-то был уверен, что она этого не сделает. Даже не подумает отсюда уйти. Настолько сломанной она ему показалась — неспособной даже мечтать о том, чтобы что-то изменить. Странно то, что еще недавно он смотрел на мир ее глазами, полными отчаяния, боли и мольбы о помощи.

@темы: Анора, Кайлан, Селина, гет, Secret Santa 2012/2013

Comments

[Aihito]

Я не знаю, как заказчик, но мне очень понравилось. Отличный текст! Такая... жесткая Анора и ребячливый Кайлан.
Автор, вы молодец)

[foxy_fellow]

Эхх.. Кайлан, мой золотой мальчик)
Спасибо, уважаемый автор.

[Nemhain]

Заказчик, наконец, смог. Простите великодушно за то, что долго молчала. Мое пребывание в сети было неприлично эпизодическим.

Автор, спасибо вам огромное за чудесный текст и интересное прочтение образа Кайлана. Не везде я согласна, но, как известно, точек зрения много, и ваша - логична и органична). Удовольствие от фика я получила немалое). Отдельная благодарность за такую Анору.